Грозовая обитель

Глава 13

Как и предсказывал Бут, следующие сеансы оказались более успешными. Не оттого, что Камилла поднялась до уровня требований Бута, а просто потому, что художник больше не давил на свою модель, и это позволило ей держаться более раскованно.

Теперь в детскую часто приходила тетя Летти, чтобы понаблюдать за работой Бута. В результате взаимоотношения между Камиллой и кузеном утратили значительную долю интимности, которая проявлялась ныне только в некоторых случайных взглядах и редких прикосновениях Бута.

Он не возражал против присутствия Летти. Тетя обычно садилась у окна и вышивала; Миньонетта, свернувшись, устраивалась у ее ног; Летти почти не разговаривала и не отвлекала племянника от работы. Не реже чем один раз за утро тетя покидала кресло и, стоя за спиной Бута, изучала картину. Только в эти минуты ее присутствие, кажется, несколько смущало художника.

Однажды Камилле показалось, что он вот-вот выразит недовольство, но Бут оставил раздражение при себе. Скоро Летти вернулась на свое место, словно почувствовав его настроение, и после этого несколько дней не подходила к мольберту.

Однажды утром, когда сеанс закончился рано, Летти пригласила Камиллу в свою комнату.

— Если ты не слишком занята, — сказала она, — то я хочу попросить твоей помощи в деле, которое может тебя заинтересовать.

После случая с отравлением Миньонетты Камилла вела себя скованно, встречаясь с тетей Летти. Она упрекала себя за это, считая свою настороженность неоправданной. Ей не хотелось прислушиваться к наветам Гортензии, и все же случившееся мешало ее сближению с тетей Летти. Не было никаких разумных причин избегать общения с ней, и Камилла обрадовалась возможности установить более тесные взаимоотношения между ними. Тогда она сможет задать ей несколько вопросов, которые продолжали ее тревожить.

Впервые оказавшись в комнате Летти, Камилла с интересом осмотрелась. Над одним из углов второго этажа возвышалась башня, основанием которой служила комната Летти с тянувшимися по кругу окошками. Вся поверхность покатых, разделенных на секторы стен была увешана различными картинками, размещенными так тесно, что между ними только кое-где виднелись полоски обоев песочного цвета.

Летти, опустившись на колени, стала доставать из-под кровати какую-то коробку. Камилла тем временем рассматривала картинки. Больше всего было рисунков и гравюр с видами Гудзона, но попадались и экзотические пейзажи, изображавшие замки и горы, лесные долины и морские заливы.

— Здесь чувствуешь себя как в стране Вальтера Скотта, — заметила Камилла.

Тетя разворачивала коробку, складывая оберточную бумагу на кровать.

— Это она и есть, — отозвалась Летти. — Скромное напоминание о чудесном годе, который в молодости я провела в Шотландии.

— И конечно, встретили в горах молодого человека, которому отдали сердце, как и подобает романтической героине? — спросила Камилла.

Летти улыбнулась, на ее щеках выступил румянец.

— Ах, я встретила там несколько молодых людей и, может быть, действительно отдала сердце одному из них… ненадолго. Но папа этого не одобрил, и мне вскоре пришлось забрать сердце обратно. Как видишь, ничего серьезного. Наверное, я тогда начиталась романов и не могла увлечься мужчинами, встречавшимися в реальной жизни.

Камилла удобно устроилась на кровати Летти, заинтересовавшись этой темой.

— А как насчет тети Гортензии? Почему она не вышла замуж? Неужели в Уэстклифф никогда не приезжали симпатичные молодые люди?

— Как же, приезжали, — призналась Летти. — Одного имени папы было достаточно, чтобы они слетались, как мухи на мед. Но Гортензия обладала несчастным свойством: она желала только того, что уже принадлежало кому-то другому.

— Что вы имеете в виду, тетя?

Взгляд тети был устремлен в прошлое; казалось, она видела перед собой картины минувших дней.

— В Уэстклифф приехал один человек… я помню его, как будто это произошло вчера. Он выглядел так, как, по моим представлениям, должен выглядеть поэт. Он и в самом деле любил стихи; когда он их читал, его голос звучал как горный ручей, переходя от шепота к громовым раскатам.

— Таким был голос моего отца, — вспомнила Камилла. — Я всегда любила слушать стихи в его исполнении.

— Да, ты права. — Серебряные косы Летти склонились над бумажками, которые она доставала из коробки.

Тон, каким это было произнесено, удивил Камиллу.

— Так вот в кого влюбилась Гортензия?

Печальный вздох Летти подтвердил правильность ее предположения.

— Он был школьным учителем?

— Да, дорогая, — ответила Летти. — Я вижу, что ты догадалась. Гортензия влюбилась в твоего отца, ни о ком другом она и слышать не хотела.

— Так вот оно что. — Камилла погрузилась в раздумья. — Моя мама знала об этом?

— Гортензия позаботилась, чтобы о ее чувствах стало известно всем. Боюсь, она вела себя не слишком осмотрительно. Она всегда утверждала, что Джон Кинг женился бы на ней, если бы Алтея его не украла. Конечно, это неправда. Он ни на кого не смотрел, кроме Алтеи. Она всегда была самой красивой — и самой счастливой. У них была любовь с первого взгляда, но, поскольку папа хотел, чтобы Алтея вышла замуж за кого-то другого, им ничего не оставалось, как сбежать. Алтея посвятила меня в свои планы, и я ей тогда помогла. Папа мне этого никогда не простил.

На глазах Летти появились слезы.

— А я ничего не знала, — вздохнула Камилла. — Бедная тетя Гортензия.

— Да, ей приходится нелегко. Стоит сестре взглянуть на тебя — и она словно видит перед собой двух людей, причинивших ей жестокие страдания. Двух людей, которых она так и не простила. Ты должна помочь Гортензии преодолеть эти тягостные чувства, моя дорогая. Будь к ней снисходительней.

Камилла облокотилась на спинку кровати. Она только сейчас начала понимать, чем вызвана острая неприязнь, которую она читала в глазах Гортензии. К ее давним страданиям добавилось еще и оскорбление, нанесенное Оррином Джаддом. оставившим свое состояние дочери Алтеи и Джона Кинга.

— Может быль, тетя Гортензия потому и усыновила Бута, что решила никогда не выходить замуж?

Руки Летти копошились в груде бумаг, наваленных на кровать.

— Все это было так давно. Я… я не помню деталей. Полагаю. Гортензия почувствовала, что в ее жизни образовалась пустота, которую она хотела заполнить… ребенком. Я обрадовалась, когда в доме появился Бут. Он был таким важным, красивым мальчиком. И всегда знал, чего хотел.

— Почему она не усыновила грудного ребенка?

Летти пожала плечами.

— Я помню только, что мальчику было тогда десять лет. Он уже проявил себя как одаренный художник.

— И все же это странно, — упорствовала Камилла. — Если женщина хочет ребенка, она всегда предпочтет воспитывать его с пеленок.

Летти охватило какое-то странное возбуждение. Она попыталась уйти от неприятного для нее разговора.

— Все это дела минувших дней, — проговорила она. — Зачем ворошить прошлое?

— Ради тети Гортензии, — настаивала Камилла. — Мне хочется, чтобы она почувствовала себя счастливой здесь, в Грозовой Обители, а для этого я должна ее лучше узнать.

Летти решила твердо переменить тему.

— Мы достаточно поговорили о прошлом. Я пригласила тебя не за этим. Мне подумалось, что ты получишь удовольствие, помогая мне привести в порядок коллекцию рецептов приготовления трав. Я не могу одна сориентироваться в этой неразберихе.

Летти загребла полную горсть разрозненных листков, на которые были наклеены длинные колонки пожелтевших вырезок, и вывалила ее на колени Камиллы.

— Мне бы хотелось отделить медицинские рецепты от кулинарных, а потом систематизировать и те и другие. Словом, рассортировать их. Ведь сейчас, если я надумаю приготовить, например, мятное желе, мне придется долго рыться в этой кипе бумаг.

Камилла знакомилась с рецептами и все больше увлекалась коллекцией тети.

— Я думаю, — заметила она, — что у вас накопилось достаточно материалов, чтобы написать книгу об использовании трав. Вы уже много лет их выращиваете и изучаете, так что в этом деле вы авторитет. Ваше мнение многих может заинтересовать.

— Ты и правда думаешь, что из этого может выйти какой-то толк? — Глаза Летти засияли.

— Я в этом просто уверена! — Идея все больше нравилась Камилле. — Главное — выработать принципы систематизации и способ подачи материала. Я вам помогу, и мы…

Раздался стук в дверь, и в комнату заглянула Грейс.

— Если позволите, мэм, вам письмо. — Она вручила Камилле голубой конверт.

Когда служанка ушла, Камилла вскрыла конверт и прочла письмо. Скорее это была записка — от Норы Редферн. Не позволит ли мисс Кинг мистеру Грейнджеру сопроводить ее на чай в Голубые Буки на следующей неделе во второй половине дня? Нора желала познакомиться с ней поближе.

Камилла протянула записку Летти.

— Как мило с ее стороны… мне бы хотелось пойти.

Летти прочла записку и неуверенно произнесла:

— Право, не знаю. Как тебе известно, мы не общаемся с соседями из Голубых Буков.

— Какая кошка пробежала между вашими семьями? — спросила Камилла.

— Миссис Ландри, мать Норы, и твой дедушка поссорились много лет назад. Разумеется, мы встали на сторону папы и с тех пор порвали всякие отношения с их семьей.

— Но при чем тут Нора? Она-то в чем виновата? Кажется, Россу она нравится. — Иногда Камилла задумывалась, насколько серьезно увлечен Росс молодой вдовой.

— Мы всегда сожалели об этом. Папа не одобрял его дружбу с Редфернами. В данной ситуации Росс вел себя непростительно.

Никогда тетя Летти прежде не говорила таким безапелляционным тоном. Подобной позиции скорее можно было ожидать от Гортензии.

— Мне бы не хотелось оскорблять ваши чувства, — мягко проговорила Камилла, — но я собираюсь принять приглашение.

В какое-то мгновение Камилле показалось, что Летти выдвинет новое, решающее возражение против ее визита. Но тетя только вздохнула. Она начала собирать бумажки и бросать их обратно в коробку.

— Подождите, — попыталась остановить ее Камилла. — Мы должны поговорить о вашей книге.

Летти покачала головой.

— Я сейчас не в настроении обсуждать этот вопрос, дорогая. Может быть, в другой раз. — Она выглядела очень опечаленной и встревоженной.

— Несколько минут назад вы одобрили мою идею, — напомнила ей Камилла. — Почему же теперь передумали? Неужели из-за того, что я собираюсь навестить Нору Редферн?

Летти запихнула в коробку последний лист и закрыла ее крышкой. Затем подняла голову и посмотрела на Камиллу.

— Ты знаешь, что шепчут обо мне за моей спиной, не так ли? Некоторые говорят, что я чуть ли не отравительница. Если я выпущу книгу о травах, эти слухи всколыхнутся снова.

Тетя выглядела такой потерянной и несчастной, что жалость пересилила тлевшие в мозгу Камиллы сомнения. Летти и так изрядно настрадалась, достаточно вспомнить о ее изуродованной руке.

— Стыдно обращать внимание на подобные сплетни, — заявила Камилла. — Они слишком смехотворны, чтобы относиться к ним всерьез.

На дрожащих губах Летти появилось подобие улыбки.

— Спасибо, моя дорогая.

Тем не менее, она решительно задвинула коробку под кровать, и Камилла поняла, что, по крайней мере, на сегодня эта тема закрыта.

Вернувшись к себе, она села за стол, чтобы ответить на записку Норы Редферн, но не сразу сумела отвлечься от мыслей о Летти. Камилле хотелось — скорее сердцем, чем умом, — вполне довериться тете. Но она не могла выкинуть из головы предостережение деда: «Понаблюдай за Летти» Но было ли это предостережением? Может быть, дедушка имел в виду, чтобы Камилла позаботилась о тете, присмотрела за ней? Наверное, это он и хотел сказать. Но что-то мешало Камилле прийти к окончательному воду о смысле слов деда.

Так ничего и не решив, Камилла отмахнулась от тревожных мыслей, взяла ручку и написала ответ Норе Редферн. В короткой записке она извещала соседку о том, что принимает приглашение. Посетив Голубые Буки, она, по крайней мере, отвлечется от проблем Грозовой Обители.

Вечером Бут сообщил Камилле, что в ближайшее время не намерен продолжать работу над картиной. Что-то у него не заладилось, и будет лучше, если он сделает перерыв. Он решил воспользоваться предложением Камиллы и съездить с матерью в Нью-Йорк. Они отправятся в путь, как только Гортензия закончит последние приготовления. Камилла горячо одобрила их план.

Утром следующего дня — а на этот день и был назначен отъезд Гортензии и Бута — в дверь комнаты Камиллы постучала Грейс. Она сказала, что Бут просит Камиллу уделить ему несколько минут. Он ждет ее в библиотеке.

Камилла поспешила вниз, застав в библиотеке Бута, который беспокойно мерил комнату шагами. Увидев Камиллу, он с облегчением вздохнул

— Слава Богу! Я хотел повидаться с тобой, кузина, пока мама не спустилась вниз.

Бут подошел к двери и тщательно закрыл ее. Камилла с недоумением наблюдала за его действиями. В это утро Бут показался ей еще более красивым, чем всегда; он и одет был более изысканно, чем обычно — черный костюм, серые клетчатые брюки и серые гетры. Высокая шляпа и серые перчатки лежали на столе.

— Мы продолжим работу над картиной, как только я вернусь, — заверил ее Бут. — Я отправляюсь в эту поездку не потому, что утратил интерес к живописи. Все дело в маме.

— Надеюсь, что перемена обстановки пойдет ей на пользу. — Камилла вежливо повторила заученную фразу, не понимая, чего хочет от нее Бут.

— Она едет в Нью-Йорк не ради перемены обстановки. Единственная цель, которую она преследует добиться пересмотра завещания деда. Я подумал, что ты должна об этом знать. Она собирается встретиться с юристом, имеющим больший авторитет, чем мистер Помптон, и посоветоваться с ним.

Камилла мрачно кивнула.

— Разумеется, это ее право. Я не могу осуждать ее за это решение,

— Ты воплощенное благородство, Камилла. Надеюсь, ты поверишь, что я не принимаю участия в этой затее. Честно говоря, я полагаю, что она не имеет шансов на успех. Матери мое мнение известно. Но она не хочет меня слушать.

— Спасибо за сообщение, — растерянно проговорила Камилла.

Он протянул ей руку. Камилла ответила на рукопожатие, но Бут отпустил ее не сразу. Поэтому она с облегчением вздохнула, когда в комнату вплыла Гортензия. Она широко распахнула дверь, выражая этим жестом негодование по поводу того, что нашла ее закрытой.

На Гортензии был нарядный дорожный костюм: розовато-лиловая юбка из тонкого сукна с шелковой отделкой, достающая до локтей накидка из той же материи черного цвета с высоким атласным воротничком и большими пуговицам. В надвинутую на лоб соломенную шляпку с розовой лентой вплетены фиалки. От нее исходил благородный запах экзотических парижских духов.

— Надеюсь, вы хорошо проведете время в Нью-Йорке, — сказала Камилла, не без робости обращаясь к столь величественной особе.

Гортензия в это утро излучала энергию всем своим существом — начиная от фиалок на шляпке и кончая подолом юбки. Она проигнорировала доброе напутствие Камиллы, но кивнула Буту.

— Экипаж уже у дверей, — сообщила она сыну. — Нам следует поторопиться, если мы не хотим опоздать на пароход.

Бут взял со стола шляпу и перчатки, но Гортензия задержалась на пороге.

— Я знаю, что ты с нетерпением ждала такого случая, — обратилась она к Камилле. — Теперь ты сможешь с выгодой для себя воспользоваться моим отсутствием.

— Боюсь, что не понимаю, о чем вы говорите.

— Я имею в виду, что у тебя появилась возможность показать, как ты способна вести домашнее хозяйство. Матильда и Тоби отправились вверх по реке навестить сестру Матильды, у кухарки выходной день, а Летти с помощью Грейс занимается уборкой наверху. Так что весь дом в твоем распоряжении.

Гортензия говорила с Камиллой как важная дама со своей экономкой, но наследница Оррина Джадда только недоуменно пожала плечами. Она прекрасно знала, что хозяйство вела Летти — лишней суеты, не обращая никакого внимания на величественные жесты сестры. И у Камиллы не было никакого желания брать на себя обязанности, с которыми вполне справлялась Летти.

— Я не собираюсь вмешиваться в повседневную хозяйственную рутину, — мягко ответила она тете.

— То-то и оно! Я с самого начала поняла, что ты ничего не смыслишь в домашнем хозяйстве, — заявила Гортензия и презрительно хмыкнула. — Сомневаюсь, сумеешь ли ты испечь хотя бы булку хлеба. Однако на время моего отсутствия дом остается на твоем попечении, так что можешь воспользоваться случаем.

— Благодарю вас, тетя Гортензия. — Камилла с трудом сдержала улыбку.

Гортензия покинула комнату; Бут, оглянувшись на Камиллу, загадочно повел черной бровью и последовал за матерью. Камилла вышла на крыльцо, наблюдая, как Бут помогает Гортензии сесть в экипаж.

— Приятного путешествия! — крикнула она, когда лошадь тронулась с места.

Гортензия продолжала сидеть неподвижно, Но Бут повернул голову и помахал ей рукой. Камилла некоторое время постояла на крыльце, задумчиво глядя им вслед. Ей казалось забавным, она оплачивает поездку, целью которой является попытка отнять у нее все, чем она владела. Возможная утрата состояния не особенно ее тревожила. В крайнем случае, она окажется в таком же положении, как и до поездки в Грозовую Обитель. Она ничего не теряла. Но Камилле трудно было избавиться от чувства горечи, вызванного этими мыслями.

Она прошла несколько шагов по подъездной дороге, повернулась и посмотрела на дом. Его серый фасад четко вырисовывался на фоне горы. Никаких следов разрушения, ни одной некрашенной поверхности, ни одного сломанного ставня. Но и сейчас это дом тайн, заселенный призраками прошлого, но такой уж у него характер. В этом заключался секрет его величия.

Была ли она честна перед собой, когда думала, что готова без особого сожаления расстаться с Грозовой Обителью?

Камилла поднялась на крыльцо, вошла в прихожую. Мраморные руки, как всегда, тянулись к ней, но теперь это был жест приветствия: «Добро пожаловать в Грозовую Обитель». Дом, наконец, признал Камиллу, он был готов подчиниться ей.

Злая воля, откуда бы она ни исходила, казалась посрамленной. Теперь, когда в обители осталась одна Летти, никто более не противился здесь присутствию Камиллы. Когда Гортензия заявила, что оставляет дом в ее распоряжение, в словах тети правды было больше, чем она подозревала.

Острое ощущение покоя и свободы неожиданно пронзило все ее существо. Этот день принадлежал ей, весь, целиком, и она могла его использовать по своему усмотрению. Никто за ней не наблюдает, никто не помешает сделать то, что она захочет. Почему она не подняла перчатку, брошенную Гортензией, и не сказала, что может испечь хлеб не хуже, чем любая домашняя хозяйка?

Хлебница была почти пуста — Камилла заметила это еще утром. Ей несколько раз приходилось наблюдать за Матильдой, когда та пекла хлеб, и она была уверена, что знает, как это делается. Это так забавно — наполнить хлебницу собственноручно испеченным хлебом и тем самым посрамить Гортензию.

Сначала она достала закваску для теста из ящика со льдом. Затем отобрала все необходимые для выпечки хлеба продукты и посуду. Она не хотела работать на кухне. Ей больше нравилась кладовая в подвале, где священнодействовала над своими травами Летти. Это была прохладная, приятная комната, и там находилась удобная доска с мраморным верхом — на ней она и займется кулинарией. Камилла спустилась вниз, не ведая сомнений: в этот день у нее получится все, за что бы она ни взялась.

Вчера тетя Летти варила здесь травяное мыло — то самое, которое показалось Камилле экзотическим предметом роскоши в день ее приезда, но сегодня все было тщательно прибрано и сияло чистотой: Летти не любила беспорядка. Камилла выложила продукты на мраморную доску и жадно принялась за дело. В миску отправился комок запаски, за ним последовали просеянная мука и молоко. Хорошенько перемешав тесто деревянной ложкой с длинной ручкой, Камилла накрыла желтую фаянсовую миску полотенцем, как это проделала Матильда. Теперь тесто должно подняться, и вот тут-то она займется самой приятной частью работы: придаст ему нужную форму.

Чувствуя себя победительницей, Камилла праздно слонялась по кладовой. Она рассматривала аккуратные этикетки на банках и бутылках, написанные рукой тети Летти, иногда снимала с полки тот или иной сосуд, чтобы понюхать содержимое, затем ставила его на место. Подойдя к полке, находившейся за дверью, Камилла за, метила, что банка со смесью майорана и листьев мяты снова заполнена до краев, сняла ее с полки, принюхалась к приятному запаху мяты. Там где во время прошлого посещения кладовой зияло пустое место, теперь стояла бутылка с какой-то светлой жидкостью.

На этикетке значилось «Сок пижмы». Название показалось Камилле знакомым, оно имело характер милой старомодности. Может быть, она читала о пижме в какой-нибудь книге? Камилла сняла бутылку с полки и вытянула пробку. Запах был острым, с терпким смоляным оттенком, и ей тут же припомнился запах чая, которым угостила ее тетя Летти несколько дней назад. Она не могла ошибиться: тот чай отдавал маргаритками, так же, как и этот сок пижмы. Может быть, тетя Летти добавила тогда в чай пижму, поскольку любила экспериментировать с необычными ароматическими добавками.

Камилла поставила бутылку на место и поднялась наверх, чтобы посмотреть, как там продвигается дело с сортировкой постельного белья. Грейс стояла на раскладной лестнице, а Летти подавала ей стопку наволочек, которые нужно было уложить на верхнюю полку. Тетя посмотрела на Камиллу и улыбнулась.

— Гортензия и Бут уже уехали? — спросила она.

Камилла кивнула.

— Бут сказал мне об истинной цели их поездки в Нью-Йорк.

Летти покосилась на Грейс.

— Знаю. Не беспокойся, дорогая. Вряд ли у них что-нибудь получится. Я пыталась отговорить ее, но сестра редко меня слушает. Чем ты сегодня занимаешься?

Камилла не хотела признаваться, что печет хлеб, пока не пришло время выложить готовую булку на стол.

— Да так, слоняюсь по дому. Только что рассматривала этикетки в кладовой. Кстати, для чего используют пижму?

— У меня есть превосходный рецепт пудинга с пижмой, — похвасталась Летти. — Надеюсь как-нибудь тебя угостить им.

— Я заметила бутылку с этикеткой «Сок пижмы», вот и заинтересовалась.

— Верно. Я время от времени выжимаю сок из листьев пижмы. Чтобы получить из них масло, которое используется для приготовления духов, листья приходится перегонять, но для поварских нужд достаточно выжать из них сок. Для приправы годятся и сушеные листья.

Воспоминание о неприятном запахе преследовало Камиллу.

— А в чай ее добавляют?

— Да. — Летти кивнула. — Я часто использую для заварки щепотку сушеных листьев или несколько капель сока.

Камилла еще некоторое время понаблюдала за их работой, но двух пар рук тут было вполне достаточно, и она спустилась вниз, потом вышла во двор и направилась к реке. По противоположном берегу с грохотом двигался железнодорожный состав, и Камилла наблюдала за ним, пока не скрылся из виду за поворотом реки.

Какой позор! Оба берега Гудзона изуродованы шрамами железнодорожных путей. А каким чудесным был, наверное, вид реки, когда на ее берегах располагались лишь живописные деревушки и сонные маленькие города, а сообщение между ними осуществлялось только по воде.

Эти мысли заставили Камиллу вспомнить о Россе с его пресловутым мостом. Он неоднократно возвращался к своей любимой теме, превратившейся для них в яблоко раздора. Правда, приходится признать, что мосты не оставляют на лице земли уродливых шрамов. А красивый мост может даже стать произведением искусства, чего не скажешь о железнодорожном полотне. Тем не менее, она не уступит Россу в этом вопросе, не поддастся на уговоры. Ему не удастся втянуть ее в авантюру.

У подножия холма, сразу же за рельсами, в реку вдавалась береговая коса. Единственное место, где спуск к реке не отделен от суши уродливым стальным барьером. Камилла никогда там не была. Она начала спускаться с крутого берега, притормаживая каблуками, чтобы не заскользить по земле, покрытой сухими листьями. Она хваталась за ветки кустов, боясь разогнаться слишком сильно. Через несколько минут оказалась возле железнодорожного полотна, которого не было видно из дома. Один конец сияющего стального пути терялся в направо Уэстклиффа, другой исчезал из поля зрения за Грозовой горой. Камилла перешла рельсы и, шагая по жесткой траве, вскоре оказалась у огромной ивы, за которой начиналась береговая полоса. Здесь она обнаружила руины старого деревянного дока и небольшого эллинга с давно провалившейся крышей. Ветер с реки доносил соленый запах ила, оставленного на берегу отливом.

Камилла взобралась на полуразвалившийся док и стала его осматривать, обогнув прогнивший эллинг. За ним простирались густые заросли кустарника, тянувшиеся до самого края покрытой галькой прибрежной полосы. Здесь дикая растительность почти полностью поглотила результаты человеческого труда.

Неожиданно она поскользнулась и ухватилась за ветку, чтобы не упасть. Выбравшись на более сухую почву, она заметила какой-то предмет, застрявший в глубине куста. Она с любопытством раздвинула ветки и достала нечто похожее на гибкий прутик, примерно в фут длиной, с потемневшей серебряной ручкой.

Хотя серебро сильно потускнело, Камилла различила на ручке гравировку в форме маленькой хризантемы. Деревянная часть прутика торчала над землей, что уберегло ее от гниения, но отнюдь не от воздействия переменчивых стихий.

Конца прутика свисал насквозь прогнивший кожаный ремешок.

Камилла вдруг поняла, что держит в руках женский хлыст для верховой езды. Кому он принадлежал и как попал в такое неподходящее место? Как бы то ни было, она отнесет свою находку домой, почистит, отполирует серебро. Если после этого хлыст приобретет пристойный вид, она, она, возможно, воспользуется им, когда поедет кататься верхом. Конечно, кто-нибудь из домашних должен знать, чей это хлыст. Может быть, он принадлежал ее матери? Камилла легко могла себе представить Алтею с таким хлыстом в руках, только не потускневшим, а отполированным и сверкающим на солнце.