Грозовая обитель

Глава 16

После обеда Росс удалился в свое жилище каретным сараем, а семья собралась на веранде, чтобы насладиться вечерней прохладой после жаркого дня. За ними сияла залитая светом гостиная, но здесь, на веранде, они сидели в полутьме — тихая, разобщенная группа людей.

Воспользовавшись паузой, Камилла предложила:

— Давайте устроим прием.

Летти выглядела удивленной, но ничего не сказала. Гортензия пробормотала: «Для чего?», а Бут с ленивой насмешкой проговорил: «Почему бы и нет?»

Камилла — быть может, чересчур поспешно — пустилась в объяснения, обращаясь преимущественно к Гортензии:

— Сегодня Нора Редферн рассказала мне, какой образ жизни вели в Грозовой Обители в былые времена. О приемах, которые давал дедушка в дни вашей и тети Летти молодости. Мы могли бы попытаться возобновить традицию и разбудить впавший в спячку дом. Эта веранда достаточно просторна, чтобы устроить танцы…

— Это верно, — неожиданно подтвердила Летти. — Мы часто танцевали на ней в летние вечера. Ты помнишь, Гортензия?

— Я хочу забыть.

— Моя мама обожает вечеринки, — сухо заметил Бут. — Она не раз рассказывала, как блистала на всякого рода приемах. И как ей недостает прежних ощущений.

Гортензия взглянула на него с укором, за которым таилась слепая, безоглядная любовь, и не стала возражать.

Камилла продолжала размышлять вслух о том, они расставят столы на лужайке и развесят японские фонари, как в старые времена. И уж конечно, друзья семьи, люди, знавшие в молодости ее мать, Летти и Гортензию, не откажутся посетить Грозовую Обитель, прихватив с собой выросших за это время детей. Дом теперь прекрасно выглядит, и они, показав его в выгодном свете, вернут имению репутацию веселого, гостеприимного места.

Пока Камилла говорила, кто-то показался из-за угла дома и тенью затерялся среди деревьев. Когда темная фигура приблизилась к крыльцу веранды, обнаружилось, что это Росс. Он обратился к Камилле:

— Когда вы хотели поехать завтра верхом? Я забыл спросить об этом.

На веранде воцарилась такая тишина, словно все затаили дыхание. Камилла невольно отметила судорожное глотательное движение Летти, зловещую неподвижность Гортензии, быстрый, напряженный взгляд Бута.

— Девять утра — удобное для вас время? — сухо осведомилась она.

— К девяти лошади будут здесь, — пообещал Росс и затерялся среди деревьев, удалившись так же тихо, как и пришел.

— Какие лошади? — спросила Гортензия после его ухода.

— Нора Редферн предложила мне покататься завтра на ее Алмазе, а Росс поедет со мной, чтобы ознакомить с местностью.

— Нора Редферн! — воскликнула Гортензия. — Надо позабыть все правила приличия, чтобы завязать дружбу с этой женщиной. Как ты можешь…

Летти соскользнула со своего стула и подошла к Камилле.

— Помнится, ты говорила, что хочешь надеть костюм Алтеи для верховой езды, но я как-то не верила, что это всерьез. Не надо ездить верхом, дорогая. Пожалуйста, не надо.

Камилла бодро улыбнулась.

— Тетя Летти, я понимаю, какие чувства вызывают у тебя теперь лошади, но считаю себя неплохой наездницей. Бут обещал найти для меня верховую лошадь, тогда я смогу ездить каждый день, если погода позволит. А что касается Норы Редферн, то я очень довольна своим сегодняшним визитом и надеюсь, что мы с ней станем друзьями. Не понимаю, почему не могу одолжить у нее лошадь, пока не обзавелась собственной.

Летти положила дрожащую руку на плечо Камиллы.

— Ты не понимаешь, дорогая. Папа сказал, что в Грозовой Обители больше никогда не должно быть лошадей. Он заставил нас поклясться, что мы ни при каких обстоятельствах не сядем в седло.

Она принялась закатывать правый рукав, но Камилла схватила се за руку.

— Не надо, тетя Летти. Я знаю. Произошел несчастный случай, но это не значит, что он обязательно повторится. Я люблю верховую езду и не вижу причин отказывать себе в этом удовольствии.

— Браво! — зааплодировал Бут. — Да здравствуют бесстрашные сердца! Амазонка очень тебе клипу, кузина. Так что надевай ее и поезжай завтра утром верхом, как наметила. И устрой прием. Небольшая разрядка пойдет всем нам на пользу. Без нее мы вполне можем… взорваться.

Летти повернулась и, не говоря ни слова, снова села на стул. В сумерках Камилла не могла разглядеть ее лица, но в неподвижности Летти ей чудилось что-то зловещее, словно тетя из последних сил сдерживала бушевавшие в ней эмоции. Гортензия встала и направилась в гостиную.

— Ну что ж, поезжай, — апатично произнесла она и вошла в дом.

Бут зевнул и прикрыл рот тыльной стороной ладони.

— Эти эмоциональные сцены утомительны, — заметил он. — Особенно когда чувства сдерживаются, не прорываясь наружу. Я бы предпочел слезы, взрыв страстей, безумства и истерики, как в старой доброй мелодраме.

Остававшаяся по-прежнему неподвижной Летти молчала.

— По крайней мере, кузина, ты настояла на своем, — отдал ей должное Бут. — Ничто не помешает тебе завтра поехать верхом. А миссис Редферн проявила подлинное благородство: она не только одолжила тебе свою лошадь, но и предложила в сопровождающие Грейнджера. Должно быть, она вполне уверена в себе.

Разгадать его намек было нетрудно.

— Считаю подобное замечание совершенно неуместным, — взорвалась Камилла.

— Разве? — Насмешливое выражение исчезло с его лица. — Может быть, я пытаюсь предостеречь тебя, пока не поздно.

— Муж миссис Редферн умер около года назад, — напомнила ему Камилла. — А Росс был его другом.

— Чему это может помешать? Одинокая, преисполненная печали женщина и мужчина, друживший с человеком, которого она любила. Я их не осуждаю. Все это достаточно естественно. Чего нельзя сказать о твоем возрастающем интересе Грейнджеру.

— Я могу сама позаботиться о себе и не нуждаюсь в твоих советах, — отрезала Камилла

Летти мягко прокашлялась, но так ничего и не сказала, словно полностью уйдя в себя. Когда Камилла встала, чтобы уйти с веранды, Бут задержал ее легким прикосновением руки и произнес неожиданно нежным голосом:

— Я не уверен, что ты можешь позаботиться о себе, кузина. Но знай: ты всегда можешь положиться на меня, твоего друга.

Камилла была тронута, несмотря на сложность обуревавших ее чувств; одарив своего кузена неопределенной улыбкой, она вошла в дом.

В эту ночь Летти снова играла на арфе.

Камилла прислушивалась к жутковатой музыке, которая пронизывала дом, как в ту ночь, когда умер дедушка Оррин. Может быть, тетя Летти находила в музыке ту самую эмоциональную разрядку, в которой так остро нуждалась? Как иначе могла она ослабить внутреннее напряжение, грозившее разорвать ее на части?

На этот раз ни одна дверь в коридоре не отворилась и никто не поднялся наверх, чтобы положить конец томительному музицированию. Через некоторое время Камилла уснула, а когда проснулась среди ночи, в доме было так тихо, словно заунывные звуки арфы никогда не разносились по его коридорам.

Но теперь, несмотря на тишину, Камилле показалось, будто что-то изменилось в самой атмосфере Грозовой Обители. Звуки арфы навевали печальные думы, но в них не было ничего по-настоящему пугающего. В тишине, воцарившейся в доме теперь — когда сами стены словно застыли, прислушиваясь к молчанию, — чудилось Камилле нечто новое, действительно страшное. Тишину нарушал едва уловимый звук, словно кто-то крадучись пробирался по коридору.

Камилла села, потянулась за спичками и свечой, пламя которой сперва заколыхалось от дуновения ветерка, проникавшего сквозь открытую дверь балкона, затем окрепло, стало устойчивым. Внимание Камиллы сконцентрировалось на двери, выходившей в коридор. Ее спина внезапно покрылась испариной: она не помнила, заперла ли дверь на ночь.

Наконец она заметила, как перламутровая дверная ручка стала поворачиваться — едва-едва почти неуловимо. Словно чья-то невидимая рука мягко, но настойчиво пыталась сдвинуть ее дальше, но замок не пустил и дверь не поддалась. Камилла, как зачарованная, наблюдала, как ручка медленно, мягко возвращается в первоначальное положение. Из-за двери до нее донесся звук, похожий на легкий вздох, затем все затихло.

Камилла соскользнула с кровати, завернувшись в простыню, подошла к двери, приложила к ней ухо, напряженно, всем своим существом прислушиваясь, однако ничто не нарушало мертвую тишину дома. Тот, кто поворачивал ручку, мог сейчас стоять у двери и ждать. Как только она откроет ее — неведомый пришелец окажется в комнате.

Но в обступившей Камиллу тишине не было и намека на чье-то дыхание. Создалось впечатление, что невидимый посетитель уже улизнул, ступая по постеленному в коридоре ковру, поглощавшему звук шагов. Дрожащие пальцы Камиллы не могли двигаться так же мягко. В замке раздался щелчок, и она настежь отворила дверь, силой толкнув ее от себя.

За дверью никого не было, но теперь она явственно расслышала чьи-то шаги у лестницы. Камилла храбро выглянула в коридор — как раз вовремя, чтобы заметить белое пятно развевающейся ночной рубашки на лестничной площадке.

Камилла не долго думая, помчалась босиком к лестнице, взбежала наверх. По коридору перед ней быстро, словно плывя по воздуху, двигалась Летти; она направлялась к чердачной лестнице, держа в одной руке зажженную свечу, при свете которой Камилла увидела, как Летти открыла дверь на лестницу и исчезла за ней.

Сильно встревоженная, Камилла последовала за ней, понимая, что не следует пугать тетю Летти, которая, по-видимому, снова бродила во сне. Ее нужно остановить и, постаравшись не разбудить, уложить в постель. Все это нужно проделать очень осторожно.

Теперь Летти уже взобралась на чердак; она не обернулась, когда там появилась Камилла. Казалось, тетя Летти прекрасно знает, зачем сюда пришла и что собирается делать. Она сразу направилась в маленькую комнатку, где на брусе висело седло Алтеи. Там тетя Летти поставила свечу на полку и взяла в руки сверкающее стремя. Хотя ее глаза были широко раскрыты, Летти, как слепая, водила рукой по коже стремени, пока она нащупала седло. Затем ее рука двинулась к серебряной луке. Она поглаживала эти предметы, как старых знакомых, словно прикосновение к ним вселяло в нее уверенность. Камилла наблюдала за тетей, не зная, что предпринять. Теперь она уже жалела, что не позвала Гортензию, умевшую общаться с сестрой во время ее лунатических припадков. Прежде чем она успела решить, заговорить с тетей или тронуть ее за плечо и повести вниз, Летти снова взяла свечу, прошла мимо Камиллы, не замечая ее, и стала спускаться по лестнице.

Камилла тихо следовала за ней, пока Летти не проскользнула в свою комнату, закрыв за собой дверь. Очевидно, она благополучно вернулась в постель. Потрясенная и озадаченная увиденным, Камилла, оказавшись у себя, вышла на балкон. Свежий и прохладный ночной воздух струился по ее горячим щекам, страх исчез без следа.

Какие тайные мысли и печали поднимали Летти с постели и заставляли бродить во сне? И почему она ходила именно на чердак и трогала сбрую? Камилле снова пришли на память слова дедушки Оррина: «Последи за Летти».

Под балконом Камилле почудилось какое-то движение. Неужели в эту странную ночь кто-то бродит еще и снаружи? Скорее всего, это еловая ветка прошуршала по стене дома. Свет звезд залил серебристой паутиной и Грозовую Обитель, и поверхность реки.

Камилла вспомнила о предстоящей поездке верхом, и к ней вернулись мысли, которые она предпочла бы выкинуть из головы. В особенности задели ее слова Бута о Норе и Россе. Сначала она страшно разозлилась на кузена, но его замечание только подтвердило ее собственную догадку: тех двоих связывают узы более нежные чем дружба.

Бут прав: она должна поостеречься, иначе переменчивые и своенравные чувства не доведут ее до добра.

Камилла легла в постель, но долго не могла уснуть.

Несмотря на тревожную ночь, проснулась она рано. Солнце, поднимавшееся в золотом мареве далеко над Гудзоном, развеяло мрачные предзнаменования. Погода для верховой езды была самая подходящая, поскорее бы вырваться из стен этого дома и затеряться среди полей, холмов и лесов.

К некоторому удивлению Камиллы, тетя Летти спустилась к завтраку, хотя и выглядела подавленной.

— Мне жаль, что я расстроила вас своей затеей с верховой ездой, — сказала Камилла.

Летти принужденно улыбнулась.

— Мои глупые страхи не должны нарушать твоих планов; к тому же сегодня отличный день для прогулки верхом… безопасный. — Летти отвлеклась, чтобы попросить Грейс принести маленький кусочек поджаренного хлеба и чашку

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что сегодня безопасный?

— Нет штормового ветра, — пояснила Летти. — Никогда не отправляйся верхом в преддверии грозы.

Ясно, что тетя вспомнила о лошади, которая сбросила ее сестру, испугавшись грозы. Видимо, Летти одержима этим страхом и разубеждать ее бесполезно.

— Люблю грозу, — призналась Камилла. — Даже когда она застанет меня в пути. Но, конечно, я не поеду верхом, если увижу, что собирается гроза, так что не тревожьтесь понапрасну.

Летти смотрела на племянницу расширившимися, подернутыми туманом глазами.

— Ты так похожа на свою мать. Надеюсь, у тебя нет ощущения родства с грозой, которое испытывала Алтея.

В это утро в Летти вновь пробудились свойства феи. На ее деликатном лице с тонкими чертами играло странное отсутствующее выражение, словно она блуждала во мгле, хотя день был ясным. Чтобы вернуть тетю на землю, Камилла заговорила о саде.

— Сейчас чудесно цветут настурции, — охотно откликнулась Летти. — Возможно, их нельзя отнести к травам, но я их очень люблю: они оживляют сад в течение всего лета. Осенью я использую их семена для маринада.

Тетя села на своего любимого конька, а Камилла, слушая ее вполуха, подумала, что, работая в саду, Летти сама становилась похожей на сияющий цветок, несмотря на скрюченную руку и скрытый под рукавом уродливый шрам выше локтя.

После завтрака Камилла поднялась в свою комнату, чтобы переодеться в амазонку своей матери и надеть ее сапоги. Серая высокая шляпа с развевающейся вуалью казалась необыкновенно элегантной: Камилле нравилось, как она сочетается с вороновым крылом ее волос. Переодевшись, она достала из ящика почерневший хлыст с серебряной рукояткой. Последний мазок, завершающий картину. Сегодня она возьмет его с собой, как это делала ее мать.

Выйдя в коридор, Камилла направилась к лестнице и застала там Гортензию, наливавшую керосин в красную лампу, которую она на блоке спустила для этого вниз. Камилле пришлось подождать, пока тетя подтянет лампу обратно, под шатер лестничной клетки. Гортензия, услышав шаги, оглянулась, сощурив зеленоватые глаза, казавшиеся в это утро особенно ядовитыми.

Когда Камилла проходила мимо, Гортензия задержала ее, взяв за руку.

— Я полагаю, ты слышала игру Летти на арфе сегодня ночью? — шепотом спросила она.

— Да, слышала.

— Тсс! Она ждет тебя внизу, у лестницы. Не хочу, чтобы она поняла, что мы говорим о ней. Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня ночью арфа звучала по твоей вине. Летти играет только тогда, когда чувствует себя расстроенной и несчастной. По отношению к ней ты вела себя бестактно.

Камилла подумала, что не Гортензии упрекать кого бы то ни было в отсутствии такта, но вслух не сказала. К тому же сейчас не время заводить разговор о лунатизме.

— Мы с тетей завтракали вместе, — сообщила она. — Мне показалось, что она чувствовала себя нормально.

— Можно ожидать, что она опять начнет ходить во сне, — настаивала Гортензия. — И в этом тоже будешь виновата ты.

— Мне очень жаль, — проговорила Камилла, намереваясь продолжить свой путь, но в это мгновение Гортензия заметила хлыст.

— Где ты взяла это? — спросила она.

Прежде чем Камилла успела ответить или разгадать ее намерения, Гортензия вцепилась в хлыст. Камилла отпрянула, и тете удалось только выбить его из рук племянницы, он со стуком покатился вниз по лестнице. Гортензия в смятении провожала его взглядом, затем, овладев собой, пожала плечами и пошла к себе в комнату. Камилла стала спускаться вниз и обнаружила, что хлыст подобрала Летти, нервно теребившая прогнившую кожаную петлю на его конце, наблюдая за племянницей.

— Ты чудесно выглядишь, — сказала она Камилле. — Желаю приятной прогулки, дорогая. Уверена, что в это утро все будет хорошо.

— Спасибо, тетя Летти, — поблагодарила Камилла и протянула руку, чтобы взять хлыст.

Но Летти его не отдала.

— Оставь его мне, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты брала хлыст с собой, дорогая.

— Но почему нет?

— Может быть… — Летти колебалась, — может быть, я испытываю к этому хлысту более сентиментальные чувства, чем к другим вещам. Оставь его мне, Камилла.

Изумленная настойчивостью всегда кроткой Летти, Камилла уступила. Тетя приоткрыла дверь, и девушка вышла на крыльцо, озаренное ярким солнечным светом.

— Желаю приятной прогулки, — мягко говорила Летти и закрыла за ней дверь.

Охваченная все возраставшим чувством тревоги, Камилла стояла на крыльце в ожидании Росса. Она услышала ржание коня и через секунду увидела Грейнджера, который ехал верхом на чалой кобыле и вел за собой оседланного и взнузданного Алмаза, любимого коня Норы — серого в яблоках, с длинными ногами и белым алмазом, сияющим на лбу.

— Думаю, вы управитесь с этим парнем, — предположил Росс. — Вообще-то серые лошади считаются неподходящими для дам; согласно распространенному мнению, они обладают переменчивым нравом. Но я считаю подобные представления предрассудками. Нора отлично с ним справляется.

Слова Росса прозвучали как вызов, и Камилле захотелось ею принять. Она протянула Алмазу кусочек сахара, потрепала по шее и немного с ним поговорила. Казалось, конь охотно вступал с ней в контакт, и Камилла, взобравшись на камень, засунула левую ногу в стремя и повернулась так, чтобы было легко перекинуть правое колено через луку бокового дамского седла. Алмаз сделал несколько пробных шажков в сторону, но, ощутив твердость в руках Камиллы, подчинился ее воле. Утвердившись в седле и чувствуя себя победительницей, она улыбнулась Россу.

— Куда бы вы хотели поехать, мисс Кинг? — любезно, но сухо осведомился Росс с видом человека, решившего во что бы то ни стало исполнить свой долг.

Камилла повернула Алмаза от реки и так же сухо ответила:

— Давайте поедем на Грозовую гору. Я давно хотела взобраться на ее вершину. Вы знаете дорогу?

— Конечно. — Он поскакал по подъездному ее пути, всем своим видом показывая, что для него ее пожелание — закон.

Камилла тронула Алмаза шпорой, чтобы взбодрить, и они, держась рядом, проехали мимо каменных львов и оказались за пределами имения.

Воздух был чист и свеж, над ними сияло голубое небо, и недоставало только тепла для полного счастья. Камилла с наслаждением окунулась в полузабытые ощущения: сиденье, возвышающееся над миром, играющая лошадь, послушная ее руке, чувство власти над силой, таящейся в животном.

Они обогнали пожилого фермера, который вез на телеге овощи на рынок, и он посмотрел на них снизу вверх. Вдруг фермер с изумлением уставился на Камиллу, словно узнав ее, и в знак приветствия поднял руку к пряди волос на лбу. Камилла едва сдержала смех. Очевидно, фермер вспомнил Алтею Джадд и при виде ее дочери перенесся на много лет назад.

Камилла пустила Алмаза в легкий галоп. Росс держался рядом, отставая от своей спутницы на длину лошадиного хвоста: он все еще играл роль грума. Но когда они поравнялись с узкой тропой, сворачивавшей влево, на гору, Росс окликнул Камиллу и первым пустился рысью вверх по тропе.