Бут Хендрикс шагнул вперед, чтобы поприветствовать Камиллу. Для Росса у него нашелся только небрежный кивок, зато для нее — ласково протянутая рука и сияющая улыбка, в которой сквозило изумление.
— Кузина Камилла! — воскликнул он, и его смуглое лицо просветлело от наплыва теплых чувств. Затем он повернулся к ее спутнику. — Так вы вернулись? Мы решили, что вы успеете только на следующий рейс. Подвезти вас до дома?
Росс Грейнджер покачал головой.
— Спасибо, не надо, — столь же холодно ответил он. Эти двое явно не испытывали друг к другу взаимной симпатии. — У меня есть дело в деревне. А потом я дойду пешком, как обычно. — Он попрощался с Камиллой, дотронувшись до козырька кепи, и затерялся в толпе.
Бут проводил его взглядом.
— Помптон устроил для тебя совместную поездку с Грейнджером? — спросил он.
— Нет, — покачала головой Камилла. — Я встретила его случайно уже на борту. Он не знал, что дедушка заболел.
Ее кузен отмахнулся от мыслей о Грейнджере.
— Это неважно. Важен приятный сюрприз — твое прибытие. Хотя должен предупредить: твой приезд вызовет шок у некоторых членов семейства. Моя мама заявила, что история повторяется. Полагаю, тебе известно, как ты похожа на свою мать?
Откровенное восхищение, читавшееся в его глазах, показалось Камилле особенно лестным и утешительным после колких замечаний и нескрываемо критического отношения к ней Росса Грейнджера.
— Я рада, что похожа на нее, — доверительно призналась она.
Бут окликнул кучера, тот приложил руку к козырьку, и экипаж, поджидавший их на узкой немощеной дороге, подъехал поближе. Бут подал наверх чемодан, помог Камилле взобраться на подножку, затем расположился на сиденье рядом с ней. Кучер прищелкнул поводьями, и они тронулись с места, двигаясь по главной улице деревни.
— Мы теперь экономим на всем и не держим собственных лошадей. — Бут проговорил это легкомысленным тоном, но в его голосе слышалась затаенная боль. — В Уэстклиффе небогатый выбор наемных экипажей. Боюсь, мы покажемся тебе во многих отношениях провинциальными и неуклюжими. У этой деревни мало общего с тем веселым городом, откуда ты приехала.
— Я вела там не особенно веселую жизнь, — заметила она. — И очень волнуюсь: ведь мне предстоит увидеть дом, в котором выросла моя мать. Как здоровье дедушки?
Бут Хендрикс пожал плечами.
— Моего присутствия у его постели не потребовалось. Думаю, он выживет. Что удивительно, принимая во внимание его возраст. Твой приезд пойдет ему на пользу.
— Надеюсь на это, — сказала Камилла. Ей хотелось выразить словами хотя бы частичку охватившего ее радостного возбуждения, и она, немного робея, добавила. — Два дня назад я и не мечтала о приезде сюда. Я выросла с таким чувством, словно у меня не было настоящей семьи. Но теперь сгораю от нетерпения в ожидании того момента, когда увижусь с дедушкой и тетями. Хочу задать тысячу вопросов и…
Сидевший с ней рядом Бут мягко накрыл ее руку своей, жестом прерывая ее на полуслове.
— Мне понятны твои чувства. Но, может быть, небольшое предостережение будет в данном случае нелишним. Грозовую Обитель нельзя назвать счастливым домом. Это место, где не рекомендуется задавать слишком много вопросов. Именно поэтому все мы несколько обеспокоены твоим приездом. Моя мать и тетя Летти не желают, чтобы горести прежних дней всплыли на поверхность: они считают, что не следует бередить старые раны. В их жизни и так было немало страданий. Осмелюсь дать всего лишь один совет, кузина: не горячись. Не задавай слишком много вопросов… по крайней мере, на первых порах.
Камилла чувствовала себя несколько подавленной, но могла только кивать в знак согласия. Затем она стала молча смотреть на дорогу, и ее снова охватило смутное беспокойство, усиливавшееся по мере приближения к дому.
Слева от них тянулся берег реки, справа возвышались поросшие лесом холмы, впереди вонзалась в небо тупая каменистая вершина Грозовой горы, но дом у ее подножия скрывался за густыми деревьями. В этот холодный апрельский день казалось, что весна еще далеко, почки на ветвях едва набухли.
Дорога отклонилась от берега, огибая частные владения вокруг Голубых Буков; крыша мансарды особняка виднелась в просветах между деревьями. Теперь дорога шла в гору, лошадь замедлила шаг, конская упряжь поскрипывала от натяжения. Показалась живая неподстриженная изгородь из бирючины; голые метлы ее ветвей достигли непомерной высоты, надежно прикрывая собственность Джаддов. Снова пошел дождь.
— Сейчас мы проезжаем мимо дома, хотя его отсюда не видно, — сообщил кузине Бут. — Подъездная дорога подведена с южной стороны.
Скоро экипаж поравнялся с просветом в живой изгороди и остановился перед некогда красивыми железными воротами, за которыми открылась широкая подъездная дорога. Кучер спрыгнул на землю и открыл ворота, которые уже давно пора было заново покрасить в черный цвет. С обеих сторон на каменных столбах сидели угрюмые львы. У одного был отбит кончик хвоста, второй лишился обоих ушей. Сразу за воротами располагалась большая конюшня, ныне заброшенная, с пустыми стойлами.
Дорога с обеих сторон мало-помалу зарастала сорной травой. Вокруг хищно теснился лес, еще голый, черный и отпугивающий; ветки деревьев поскрипывали под напором косого дождя. По мере приближения к дому атмосфера становилась все более гнетущей, и Камилла почувствовала, что теряет последние остатки энтузиазма.
— Хорошо, что мы уже подъезжаем, — заметил Бут. — Небольшое удовольствие — мокнуть в экипаже с дырявым верхом.
Дом уже нависал над ними, огромный и серый, смутно проступая сквозь дождевую мглу. Кучер натянул поводья, Бут спрыгнул и протянул руки, чтобы помочь Камилле сойти вниз.
— Добро пожаловать в Грозовую Обитель, — церемонно произнес он. — Перед вами совершенно фантастический образец деревянной готики. У Оррина Джадда хватало средств, чтобы строить из кирпича, но он решил показать, какие чудеса можно сотворить из лесоматериалов.
Выходя из экипажа, Камилла задержалась на подножке и рассматривала дом, пока Бут расплачивался с кучером и доставал ее чемодан. Здание было расположено под прямым углом к реке, фасадом к югу; в противоположную от берега сторону тянулась одноэтажная пристройка.
Свет горел в окнах верхнего этажа и пробивался сквозь веерообразное окно над тяжелой дверью из стекла и кованого железа. Никто не вышел встречать гостью, и, когда стук копыт замер среди деревьев, Камилле показалось, что просторный шатер тишины раскинулся над домом, рекой и горой. На девушку, привыкшую к шуму большого города, подобная тишина производила гнетущее, почти жуткое впечатление. Она обрадовалась, когда Бут подвел ее к двери парадного входа. Там он достал огромный ключ и с улыбкой показал его кузине.
— Здесь у нас все рассчитано на внешний эффект, а не на удобства. Дедушка Оррин выписал эту дверь из Нового Орлеана; она такая тяжелая, что открывать ее лучше вдвоем.
Скрежет металла разорвал тишину, Бут немного приоткрыл дверь, и они оказались в прихожей, мало отличавшейся от той, которая мерещилась Камилле в детских грезах. Большое квадратное помещение со светлым паркетным полом и лепниной в виде узорчатых розеток на потолке. Здесь отсутствовала мебель, все убранство ограничивалось парой ковровых дорожек; справа и слева было по двери, прямо вела большая арка. Старыми знакомыми показались Камилле курьезные приспособления для освещения: по обе стороны прихожей, а также по бокам арки из стен торчали мраморные руки с зажатыми в них факелами, пламя которых имитировалось горящими свечами под стеклянными колпаками.
— Вижу, тебе устроили восторженный прием, — нарушил молчание Бут. — Что ж, крепись, я предупреждал.
Арка являлась, по существу, дверным проемом, за которым виднелась лестничная клетка, обшитая панелями тикового дерева с замысловато-резным узором. Из высокого окна, расположенного за восьмиугольной лестницей, и еще откуда-то сверху на ступеньки падал свет. Когда Камилла вслед за Бутом миновала арку, с лестницы сбежала служанка в униформе и присела в реверансе.
— Это мисс Камилла, Грейс, — обратился к ней Бут. — Проводи, пожалуйста, нашу гостью наверх, в ее комнату.
Грейс сделала еще один реверанс.
— Если вам угодно, мэм, — сказала она, указывая рукой на лестницу.
Бут дал девушке чемодан Камиллы.
— Увидимся за ужином, кузина.
Неожиданно для себя она почувствовала облегчение, расставшись с новоявленным родственником, и приготовилась начать путешествие в неизведанный мир материнского дома. Правда, отсутствие какого бы то ни было приветствия со стороны тетушек полностью охладило ее пыл. По крайней мере, Бут был настроен дружелюбно, но это почему-то не утешало Камиллу, и, когда кузен скрылся за одной из выходивших в прихожую дверей, ей ничего не оставалось, как последовать за Грейс.
Лестница была холодной и продувалась сквозняками, что было некстати, поскольку Камилла и без того продрогла. На втором этаже Грейс остановилась, и Камилла, нагнав ее, увидела, что свет, падавший на ступеньки сверху, излучала керосиновая лампа в ярко-красном резном корпусе, подвешенная к потолку лестничного колодца. Восьмиугольный шахтный ствол лестницы составлял сердцевину дома; два коридора ответвлялись от него в разные стороны на втором и на третьем этажах. Грейс повела гостью в то крыло второго этажа, которое тянулось к реке.
— Мистер Джадд распорядился поселить вас в старой комнате мисс Алтеи, — едва слышно прошептала служанка. Затем, рассматривая Камиллу скорее как равную себе заговорщицу, чем как госпожу, добавила; — Мисс Гортензии это не совсем понравилось, но она не смеет возражать открыто, когда старику… то есть когда мистеру Джадду что-нибудь втемяшится в голову. Это очень милая комната, мэм. Ее не открывали уже много лет, так что нам пришлось попотеть, чтобы успеть убраться в ней к вашему приезду.
Дойдя почти до самого конца коридора, Грейс повернула эмалевую дверную ручку и открыла дверь в комнату, где призывно и весело полыхал в камине огонь, предлагая противоядие от холодного дождливого сумрака. Служанка поставила на пол чемодан, подбежала к громоздкой позолоченной кровати, чтобы разгладить складку на одеяле, смахнула воображаемую пыль с двустворчатого туалетного столика из красного дерева. Затем кивнула головой в сторону кувшина с водой и таза, стоявших на столике с мраморным верхом.
— Вода еще горячая, мэм. Я принесла ее как раз перед вашим приездом. Подумала, что вам захочется как следует умыться с дороги. Ужин в семь тридцать. Поторопитесь, мэм. Мисс Гортензия не любит, когда ее заставляют ждать. Она начинает от этого нервничать.
Девушка наблюдала за Камиллой, ожидая, Что та как-то отзовется на ее тонкие намеки. Однако гостья не обратила на них внимания, Желая, чтобы служанка поскорее ушла. Камилла находилась в комнате своей матери, и ей захотеть освоиться в ней, узнать ее всю целиком, до мельчайших деталей. Этого нельзя было сделать под взглядом постороннего человека.
— Когда я увижу своего дедушку? — спросила она.
Грейс покачала головой.
— Мне об этом ничего не говорили, мэм. Хотя я знаю, что мистер Джадд спрашивал о вас. Мне сказала об этом сиделка.
Сделав очередной неуклюжий реверанс, служанка вышла.
Оставшись одна, Камилла смогла пристально, не спеша осмотреть очень приятную комнату, которая некогда принадлежала Алтее Джадд. Каминная доска из розового мрамора над бойко потрескивающим огнем украшена лепным узором в виде листьев розы; на ней тикали позолоченные и покрытые эмалью французские часы. Мягкий ворсистый ковер почти такого же золотистого оттенка, как и покрывало на кровати, светло-серые обои с золотистым цветочным узором. Маленький, серый с позолотой, письменный столик с соответствующим стулом; вероятно, сидя за ним, ее мать, любившая вечеринки, писала многочисленные приглашения. Уютный шезлонг с розовой обивкой приглашал к мечтательным раздумьям. Тяжелые парчовые портьеры, выцветшие и немного потрепанные, занавешивали высокие окна и застекленные французские двери. Потолок был необычайно высоким, в центре красовалась лепная розетка, к которой была подвешена хрустальная французская люстра.
Камилла подошла к одной из дверей, открыла ее и оказалась на маленьком балконе, выходившем к реке. Усилившийся ветер обрушил на нее россыпь дождевых капель, но Камилла постояла там некоторое время, пытаясь разглядеть реку с той довольно высокой точки обзора, какую предлагала Грозовая Обитель. Однако дождь и сумерки сильно затрудняли задачу; она закрыла дверь и поторопилась вернуться к теплу камина. Возможно, завтра день будет ясным и ей удастся насладиться великолепным видом на Гудзон со своего балкона.
Вода в кувшине, как и обещала Грейс, была горячей; накинутое на его крышку полотенце сохранило тепло. Камилла с наслаждением принялась мыться. Светло-зеленый кусок мыла в футляре, имевшем форму лепестка розы, источал тонкий и нежный запах. Не странно ли обнаружить подобную роскошь в столь отдаленном месте? Хотя, имея деньги, все можно заказать из Нью-Йорка, или Парижа, или Лондона, если на то пошло. И при этом Джадды экономили на экипаже, не держали собственных лошадей…
Надев чистую английскую блузку с длинным рукавом и свежую, хотя и чуть помятую, синюю юбку, Камилла расположилась в шезлонге и стала ждать, когда дедушка позовет ее к себе.
Она расслабилась, наслаждаясь пульсирующим жаром камина, и начала припоминать то немногое, что знала о тете Гортензии, старшей из трех сестер. По рассказам матери Камилла составила себе представление о женщине с неукротимым нравом и непомерным тщеславием. Между старей и младшей сестрами не было взаимной любви. Однажды, когда Камилле было не более семи ее мать вскользь заметила, что Гортензия всю жизнь страдала от неразделенной любви к самой себе. Эти слова сохранились в памяти Камиллы, хотя они и имели для нее очень мало смысла тогда и оставались непонятными теперь.
Легкий стук в дверь вернул ее к действительности; Камилла подбежала к двери и открыла ее. Она с первого взгляда поняла, что хрупкая седая женщина, стоявшая на пороге, не могла быть Гортензией.
— Вы… тетя Летти, не так ли?
Лицо женщины, бледное, с прекрасной кожей, напоминавшей тончайший фарфор, вдруг напряглось и покрылось сетью мелких морщин, словно посетительница готова была разразиться слезами. Она держала в руках маленький лакированный поднос с чайником и чашками. Слишком растроганная, чтобы говорить, она молча передала поднос Камилле. Та мягко ввела женщину в комнату и закрыла за ней дверь.