Грузии сыны

Т. Махарадзе ФИЛИПП МАХАРАДЗЕ

Апрель 1893 года. Варшава.

Медленно падает снег. Падает и тает под ногами прохожих, под копытами лошадей… Последний снег. В центре города его убирают, но на окраинах непролазная грязь. Снег здесь черный от копоти.

С дневной смены возвращаются рабочие. Их много. Они идут группами, в одиночку. Мужчины, женщины. Прямо по мостовой. А что? Они привыкли. Здесь никогда не просыхает.

У небольшого склада с романтичным названием «Надежда» остановилась пролетка. В дверях показались четверо. Они вынесли большой ящик, поставили его на заднее сиденье. Один сел рядом. Пролетка тронулась. Трое постояли и разошлись в разные стороны.

Вечером в полицейское управление города Варшавы были направлены трое задержанных, назвавшихся студентами ветеринарного института. Шпик, выследивший их, утверждал, что они занимаются перевозкой нелегальной литературы.

Усталый дежурный записал в книгу фамилии задержанных:

— Антокольский…

— Мирианашвили…

— Махарадзе…

Дежурный промокнул запись и сказал:

— Нехорошо, господа студенты. Плохими делами занимаетесь! Где это видано — против властей идти?! Неужто не понимаете, что скрутят вас, все равно сломают!

Высокий, плечистый студент зло усмехнулся;

— Ничего, мы гибкие: выдержим!

Дежурный покачал головой и задумался: «Вот времена, будь они неладны! Студент поднимает руку на государя! А эти, наверное, марксисты. Самые опасные. Ишь, отбрил: «Гибкие»!.. Как его звать-то? Филипп, кажется. Ну да, Филипп Махарадзе. Из грузин, видать!»

В караульном помещении городовые резались в шашки. Городовые поднимались по лестницам. Городовые сидели на скамье напротив.

Трое молчали, спокойные, неприветливые.

«Крепкий народ», — неожиданно с завистью подумал дежурный.

Темная, сырая камера Александровской крепости в Варшаве.

Сколько людей томилось здесь? Сколько месяцев, лет, жизней проведено на этих нарах? О многом могли бы рассказать серые, холодные стены.

Но они молчат. Ни звука. От тишины чувствуешь себя оглохшим.

Иногда через окошечко в двери подают пищу: кусок черного хлеба и миску баланды.

Филипп Махарадзе утратил ощущение времени. Где друзья? Что с ними? Сколько он сидит здесь: день, неделю? От нервного напряжения, кажется, можно сойти с ума! Можно?

Нет, нельзя!

Он ложится на нары. Единственный собеседник узника — память. Нужно вспомнить все, от самого детства. Тогда легче. И мысль занята.

Он закрывает глаза.

…Горы, горы… Синие. И еще синее небо. И лес по склонам. Внизу равнина. Где-то слева монастырь и кладбище. Село называется Шемокмеди… Детство. Вот в потертой рясе местный священник старый Эсе Махарадзе. О, старый Махарадзе — самый строгий человек в Шемокмеди, но, спросите кого хотите, он и самый уважаемый человек!

Горы, горы…

А вот мать — Мария Гавриловна. Она спускается по тропинке с полной корзиной белья. Много дел у наших матерей…

— Мария, — кричит отец, — пошли ко мне Филиппа!

— Зачем я нужен? — удивляется Филипп.

— Вот что, сын: через два дня ты уезжаешь в Тифлис. Я отдаю тебя в духовную семинарию.

— В семинарию?!.

Спорить бесполезно. Эсе Махарадзе еще и самый непреклонный человек в Шемокмеди.

Семинария… Казенные стены. Казенный воздух. Казенное преподавание: зубрежка, высокомерные, грубые учителя. Затхлый дух поповщины и монашества.

Нет, правду говорят, что ни одно учебное заведение не давало столько атеистов, как духовная семинария!.

За чтение запрещенной литературы исключен способный Сильвестр Джибладзе. Доведенной до отчаяния преследованием тихий мальчик Лагиашвили убивает ректора. Ученики объединяются в подпольные «кружки саморазвития». Там читают книги по истории, астрономии, геологии, естествознанию.

Филипп улыбается: когда ему первый раз сказали, что человек произошел от обезьяны, он решил, что над ним смеются.

Да, многое понял Филипп с той поры, как поступил в семинарию. О многом прочитал, до многого дошел своим умом, а больше всего узнал от окружающих.

Недалеко от семинарии, за Александровским садом была маленькая букинистическая лавочка Захария Чичинадзе. Выходец из крестьян, самоучка, страстный книголюб, он широко распахивал двери своего магазинчика для молодых людей. Соблюдая известные предосторожности, они могли посидеть во внутренней комнатке, поспорить, поговорить, посмотреть редкие книги.

У Захария бывали русские революционеры, сосланные на Кавказ. Они приносили с собой газеты и журналы: «Колокол», «Вперед», «Вестник «Народной воли». Внимательно слушал Филипп Махарадзе рассказы этих людей, прошедших огни и воды.

Однажды в лавочке вполголоса читали речь какого-то рабочего на суде: «Поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда». Эти слова поразили Филиппа. Он шепотом спросил у Захария:

— Кто это?

Захарий усмехнулся:

— Это хороший человек. Большой человек. Звать его Петр Алексеев.

Да, семинария…

В третьем классе Ной Жордания и Киквадзе предложили Филиппу издавать рукописный журнал. Филипп с радостью согласился. Журнал имел успех.

Однажды семинарию посетил сам обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев. Его высокопревосходительство произнес громовую речь: «В бараний рог бунтовщиков! Вон из этих стен всех, кто поднимет руку на святые устои наши!..»

И все-таки рук, поднимающихся на святые устои, становилось все больше.

Особенно запомнилась Филиппу весна 1890 года.

В ответ на грубый произвол и деспотический режим семинаристы объявили забастовку. Несколько дней длилась она и окончилась победой. Не тогда ли понял Филипп большую правду: только борьбой можно изменить жизнь! И пусть победа была недолгой, она стала вехой в его судьбе.

А через полтора года Филипп Махарадзе, Ной Жордания и еще двое окончивших семинарию уехали в Варшаву для поступления в Варшавский ветеринарный институт.

— Арестант! Спишь, что ли?! Марш за мной! — Это кричал коридорный.

Филипп поднялся на нарах.

— Куда?

— Не твое дело, сукин сын! К начальству. Присягу новому царю принимать будете!

13 февраля 1394 года обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев направил генерал-лейтенанту Шереметьеву — главнокомандующему гражданской части на Кавказе — раздраженное письмо.

Его высокопревосходительство сильно беспокоился по поводу все более разрастающегося революционного движения в Грузии.

«Заслуживает внимания, — писал Победоносцев, — посылка грузинских семинаристов в Варшавский ветеринарный институт (издавна служащий очагом возмущения). Имена их: Филипп Махарадзе и другие. Слышно, что они в чем-то попались и были арестованы (должно быть, сведения в департаменте полиции). Молодые люди даровитые и опасные».

Его высокопревосходительство имел основания беспокоиться.

Грузинских студентов встретила глухо бурлящая Варшава. Здесь произвол царских властей чувствовался на каждом шагу. Все было загнано неглубокое подполье. Однако Филипп Махарадзе, хотя и с большим трудом, все же связался с кружком польских товарищей.

В кружке изучались произведения Маркса, Энгельса, Плеханова. Много внимания уделялось современному рабочему движению.

Собирались на квартире у брата и сестры Виткиндов, пили чай, курили, спорили до хрипоты.

Высокий, красивый Антокольский кричал Ною Жордания:

— Это же националистические настроения!

— Чепуха! — невозмутимо отвечал Ной. — А что, по-твоему, социализм?

Филипп, улыбаясь, слушал друзей и думал: «Добьемся! Обязательно добьемся! Как хочется пожить при социализме… ну, хоть немного».

Они очень повзрослели за это время. Филипп написал доклад к десятилетию со дня смерти К. Маркса, несколько раз выступал агитатором у рабочих, где пользовался авторитетом и доверием.

Ной Жордания составил большую «Национал-демократическую программу». Филипп раскритиковал ее, предлагая коренным образом переделать и назвать «социал-демократической».

В 1892 году в Грузии состоялась конференция первой марксистской группы на Кавказе «Месаме-даси», на которой была обсуждена эта программа. Участники конференции, в том числе видный грузинский писатель-революционер Эгнате Ниношвили; Миха Цхакая, Р. Каладзе и другие, поддержали точку зрения Махарадзе.

Варшавский кружок все разрастался. Его участники занимались уже не только изучением марксизма, они значительно расширили свои выступления у рабочих, тайно перевозили марксистскую литературу в Россию, распространяли ее в Польше.

Огромное поле деятельности развернулось перед Филиппом Махарадзе, но после неудачно проведенной операции он был арестован…

Интересная школа открылась на одной из улиц Кутаиса. Внешне это была обыкновенная вечерняя школа для рабочих. Здесь преподавали учителя кутаисских гимназий: Мария Отиевна Вардосанидзе, Наталия Ивановна Кавтарадзе и другие. Существовало официальное школьное расписание. Однако, кроме официальных предметов, учащиеся знакомились с политграмотой, с естественными науками и несколько «своеобразным» преподаванием истории.

Школа пользовалась большой популярностью у кутаисских рабочих.

Однажды вечером к воротам школы подошел человек болезненного вида, одетый в хорошее пальто с барашковым воротником. Он остановил выходящего рабочего и попросил сказать, где он мог бы увидеться с Филиппом Евсеевичем Махарадзе. Рабочий пристально оглядел незнакомца:

— А вам, простите, зачем Филипп Махарадзе?

— Нужно, я его старый друг.

— Гм, что ж, ты — старый друг, а не знаешь, где он живет?

— Я уезжал из Кутаиса, а потом я был болен.

— Хорошо, — сказал рабочий. — Зайдем в школу. Филипп Евсеевич, кажется, там.

— Вот замечательно! — обрадовался незнакомец.

— Вас спрашивают здесь, Филипп Евсеевич! — закричал рабочий еще с порога директорской.

— Кто спрашивает? — Из комнаты вышел Махарадзе.

— Это я, Филипп. Узнаешь?..

— Саша?.. Цулукидзе?!. Боже мой!.. — Филипп Евсеевич обнял незнакомца и увлек за собой.

Рабочий облегченно вздохнул и направился к выходу.

Они беседовали до глубокой ночи.

— Вот так я и жил это время, — рассказывал Махарадзе. — Вышел из Варшавской тюрьмы. Выслали обратно в Грузию. В Тифлисе нашел Миха Цхакая и Сильвестра Джибладзе. Жил нелегально, много ездил. В Кутаисе осел после второго ареста — выслали под гласный надзор. В общем сам понимаешь… Организовали здесь школу для рабочих, пробовали наладить издание газеты — не вышло.

— Я читал твои статьи по литературе, — сказал Цулукидзе. — Поверь мне, это очень интересно. Особенно о грузинском языке и об искусстве.

Филипп Евсеевич смутился.

— Ну что ж, я рад, если тебе понравилось. Как насчет съезда? — перевел он разговор на другую тему.

Уже давно социал-демократические организации Кавказа хотели объединиться в одну. Нужен был съезд.

— Съезд состоится в марте, — сказал Цулукидзе. — Будет большая потасовка…

Он вдруг улыбнулся детской, удивительно приветливой улыбкой.

В середине марта 1903 года нелегально состоялся I Кавказский съезд социал-демократических организаций. На съезде обсуждались вопросы объединения марксистских сил Кавказа и создания Кавказского союза РСДРП. Выявились большие разногласия. Сторонники искровского направления высказались за объединение, но старый варшавский друг Махарадзе — Н. Жордания возглавил направление на «самостоятельное существование». Махарадзе резко выступил против него. Победу одержали «искровцы».

В результате газета «Брдзола» («Борьба»), орган грузинских рабочих, объединилась с армянской газетой «Пролетариат» в одну — «Борьба пролетариата».

В состав Кавказского союзного комитета вошли А. Цулукидзе, М. Цхакая, Ф. Махарадзе, Б. Кнунянц. Комитет предложил Махарадзе переехать в Тифлис и перейти на нелегальное положение.

…Начиналась короткая горная весна. Быстро пробуждался древний грузинский город Кутаис. На вершинах таял снег. Вниз неслись бурные потоки, вливаясь в холодную Риони. Воды реки потемнели.

Кутаис особенно красив весной, когда склоны гор окутаны туманом. Лес кажется синим, и все вокруг приобретает синеватый оттенок. Чем-то сказочным веет от величественных развалин легендарного храма Баграта.

Филипп Евсеевич шел по улице. Только что кончился теплый весенний дождь. У водостоков дети пускали бумажные кораблики. Няньки вынесли младенцев. Пахло талым снегом, землей, водой. Он остановился у ворот. В дом идти не хотелось. Задумался. Жизнь идет. Его сверстники уже стали отцами. Их дети будут жить в лучшую из эпох — эпоху социализма. Но сколько нужно сделать еще для того, чтобы она наступила! Старое не сдается просто так. Вот и весне приходится отвоевывать свое у зимы!

Однако жизнь идет. Весна все равно наступает. Наступит и наше время! Нужно только очень верить!..

У него за спиной приоткрылась дверь. Филипп Евсеевич оглянулся. Дверь захлопнулась. «Что-то не в меру любопытны стали мои соседи, — подумал он. — Пожалуй, пора менять квартиру!»

Он вдохнул еще раз всей грудью весенний воздух и достал ключи…

«Квартирный вопрос» решился неожиданно быстро. Помогла учительница рабочей школы Мария Отиевна Вардосанидзе.

Вскоре Филипп Евсеевич переехал.

Его новая квартирная хозяйка Мария Константиновна Киселева, урожденная Маяковская, оказалась женщиной внимательной и заботливой. Близ Багдади у нее работал брат лесничим. В дом Киселевых часто приезжал племянник Марии Константиновны Володя. Он готовился к поступлению в Кутаисскую гимназию и много занимался с соседкой Махарадзе Ниной Прокофьевной Смольняковой.

Кто мог знать тогда, что Володя Маяковский станет всемирно известным поэтом, а его молодая учительница Нина Прокофьевна гораздо раньше — женой и верным другом Филиппа Махарадзе?!

Кавказский союзный комитет вел большую работу по руководству революцией. На предприятия были выделены агитаторы, в число которых вошли Цулукидзе, Цхакая, Махарадзе, Шаумян, Бочорадзе и другие.

9 января 1905 года в далеком Петербурге царь расстрелял мирную демонстрацию, направлявшуюся с петицией ко дворцу. Чаша терпения переполнилась. По всей Грузии прокатилась волна забастовок протеста. Народ взялся за оружие.

На улицах Тифлиса строились баррикады. В рабочих районах создавались боевые дружины. Начались вооруженные столкновения с полицией.

Махарадзе была поручена работа на Тифлисском железнодорожном узле, где у него давно уже наладились связи с передовыми рабочими, Филипп Евсеевич организовал доставку оружия в город, а также распространение листовок и прокламаций.

17 января Махарадзе арестовали вместе с Цулукидзе и Бочорадзе. Однако растерянная охранка вскоре выпустила их.

Кавказский союзный комитет назначил Махарадзе редактором недавно вышедшего журнала «Могзаури». Скоро журнал завоевал широкую популярность. Здесь печатались статьи К. Маркса, Ф. Энгельса,

В. И. Ленина, Кл. Цеткин, произведения М. Горького. Регулярно появлялись материалы о революционной жизни в стране и политической обстановке на Кавказе.

В период напряженной борьбы большевиков за союз рабочего класса и крестьянства Махарадзе развил в своих работах ленинское положение о ликвидации частной собственности на землю, применительно к условиям Грузии. Он перевел на грузинский язык известную брошюру В. И. Ленина «К деревенской бедноте», которая вскоре стала программой партийной работы в деревне.

В самый разгар революционной борьбы 8 июня 1905 года умер Цулукидзе…

Горько молчал Филипп Махарадзе у могилы друга. Тысячи людей стояли рядом и тоже молчали. С доброй половиной пришедших проводить его в последний путь Саша Цулукидзе был знаком лично.

Человек очень знатного рода, князь, он мог сделать блестящую карьеру, но избрал иную дорогу.

И вот его нет…

Сказаны все речи. Сложены у могилы все венки. В гробовом молчании стоят люди. И вдруг где-то в задних рядах раздается: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…», — и поднимаются головы, и грозные голоса подхватывают песню. Она растет, ширится, вливается в город вместе с огромной демонстрацией. Реют красные флаги с черными траурными лентами…

Да здравствует революция!

В боях пятого года тифлисский пролетариат одержал лишь временную победу. Борьба здесь велась организованно, под руководством Стачечного бюро. Но силы рабочих были еще слабы, и революции пришлось отступить.

Махарадзе арестован. Но вскоре ему удается вырваться на волю, и, уступив настоятельным просьбам друзей, он решает уехать с семьей за границу.

Берлин. Темные высокие здания. Мутная речонка Шпрее…

По вечерам приходят новые, немецкие товарищи. Они очень приветливы, интересуются жизнью в Грузии, приносят книги, газеты.

На родине плохо. Революция разгромлена. Тяжело переживается поражение. Сгибаются самые стойкие. Меньшевики кричат, что не надо было браться за оружие. Партия снова в подполье. Вести из России нерегулярны и противоречивы.

Неизменно веселый Махарадзе помрачнел. Немецкие товарищи понимают своего русского друга. Они стараются как можно внимательнее относиться к нему.

Однажды они привели к Махарадзе красивого черноволосого юношу:

— Ваш соотечественник, товарищ Филипп. Весьма способный молодой человек.

— Очень хорошо, — обрадовался Махарадзе. — Давайте познакомимся: Филипп Евсеевич…

Молодой человек улыбнулся:

— Меня здесь зовут товарищ Георгий. А вообще я — Серго… Серго Орджоникидзе…

Серго стал частым гостем в семье Махарадзе. Филипп Евсеевич и Нина Прокофьевна полюбили этого горячего, порой резкого, но очень жизнерадостного человека. Серго неплохо знал литературу и был приятным собеседником.

— Ну, а теперь давайте почитаем, — говорила иногда Нина Прокофьевна, и Махарадзе, притушив свет, начинал вполголоса читать «Витязя в тигровой шкуре»:

Эти строки нравились всем. Было в них что-то от сегодняшнего времени. Порой они звучали, как слова высокого гимна тому делу, за которое и Серго и Филипп Евсеевич готовы были отдать жизнь.

Берлин… Холодная, мокрая осень… Падают желтые листья.

Филипп Евсеевич без шапки идет по улице. Он очень торопится. Заболела дочь, маленькая Русудан…

— Доктор, она будет жить?

Доктор отводит глаза:

— Положение серьезное. У девочки крупозное воспаление легких…

Еще одна могилка выросла на берлинском кладбище. Филипп Евсеевич уводит домой постаревшую, сгорбившуюся жену.

— Не надо, Нина… — успокаивает он ее, но руки у него дрожат.

Холодная, чужая осень… Накрапывает мелкий, противный дождь… Падают листья…

— Уедем, Филипп, — сквозь слезы шепчет Нина Прокофьевна. — Я не могу здесь больше. Уедем в Россию…

Занесенный снегом полустанок. Поезд стоит почти час. Проверка документов. Маются пассажиры. В вагонах холодно и душно. Три домика, за ними лес, еще дальше холмы, сплошь поросшие кустарником. Зевают проводники.

Родина!

В Тифлисе рядом с церковью на Петхаинском спуске, у древней городской стены некогда стоял маленький дом. Здесь жил священник Поповянц. Морозным январским вечером 1908 года сюда сходились люди, Они шли поодиночке, осторожно, часто оглядываясь по сторонам и стараясь не привлекать к себе внимания. Подходили к дому с внутренней стороны, тихо стучали. Калитку открывал сын Поповянца.

— Проходите, пожалуйста, — вежливо приглашал он, услышав пароль.

Когда пришел последний, Поповянц кивнул сыну. Тот вышел.

Огня не зажигали. Только мерцали огоньки папирос,

— Ну, кажется, можно начинать, товарищи, — сказал кто-то в темноте. — Заседание съезда социал-демократических организаций Закавказья считаю открытым…

Раздался стук в окно. Все насторожились. Стук повторился.

— Спокойно, товарищи, — объявил Поповянц. — Немедленно одевайтесь, это сигнал. Прямо за домом есть подъем на гору. Уходите поодиночке. Торопитесь! В город можно вернуться по Коджорской дороге.

Расходились быстро.

Через пятнадцать минут в дом нагрянула полиция. Командовал молодой пристав.

— Кто был у вас? — налетел он на Поповянца,

— Сегодня никого не было, а вообще к нам много народу заходит, — спокойно ответил Поповянц.

— Перестаньте валять дурака! — закричал пристав и неожиданно спросил: — Вы курите? Нет? Так почему здесь столько окурков?

Поповянц презрительно пожал плечами.

Обыск не дал результатов, но все же отец и сын были арестованы.

В это же время на Вельяминовской улице были задержаны Ясон Джорбенадзе, Федор Каландадзе и Филипп Махарадзе. Все они направлялись к Поповянцу.

Началось следствие.

Махарадзе было предъявлено обвинение в том, что он активно сотрудничал в работе Тифлисского социал-демократического комитета, и в том, что у него в 1905 году жил Георгий Лордкипанидзе, задержанный при выезде из Тифлиса с бомбами. Припомнили, конечно, и работу в Тифлисском стачечном бюро во время декабрьских событий.

Охранка решила окончательно разделаться с арестованными. Их должен был судить военно-полевой суд, однако следствие велось довольно бестолково, не все улики были налицо. В результате Филиппа Махарадзе, как «крайне вредного для общественного блага», выслали этапным порядком в Астраханскую губернию без права возвращения на родину.

Вскоре к нему приехала жена с маленьким сыном Арчилом.

Неприветлив уездный городок Красный Яр. Летом здесь нестерпимо жарко. Зимой холода, бураны. Маленькая церковка, покосившиеся домики, на базарной площади огромная грязная канава. Типичные задворки Российской империи.

Недаром это место выделил государь-император для проживания ссыльнопоселенцев. Привозят их сюда партиями на определенный срок, а по истечении срока состав меняется. Пестро выглядит нынешняя партия: народник, сотрудник «Русского богатства» Петр Голубев, меньшевик Исидор Рамишвили, в прошлом член Государственной думы, большевики — Землячка» Нариманов, Ривкин. А рядом уголовники.

Бывшие «специалисты» по «мокрым делам» с тоски глушат водку. Политические собираются в так называемом клубе, спорят, делятся мнениями, опытом, читают.

Старостой политической колонии был избран Махарадзе.

— Ты знаешь, Нина, — сказал как-то Филипп Евсеевич жене, — кажется, я все больше становлюсь литератором. Взгляни — вот в «Астраханском листке» та статья о Белинском, насчет которой мы говорили. Как они решились напечатать?!

Нина Прокофьевна молча улыбнулась.

— Очень хочется мне написать о нашем Саше Цулукидзе, — задумчиво произнес Филипп Евсеевич. — Скоро пять лет исполнится с его смерти.

— Обязательно нужно написать, — сказала Нина Прокофьевна.

Статья о Цулукидзе была опубликована. Затем появилась его большая статья о Белинском и ряд других.

Оканчивался срок ссылки. Нужно было думать, где жить дальше. Филипп Евсеевич с семьей переехал в Ростов, а затем в маленький шахтерский поселок на рудниках Парамонова в Александровско-Грушевском районе Донбасса, Жизнь шахтеров заинтересовала Махарадзе. Он устроился на работу в библиотеку при школе.

Однажды в библиотеку пришли двое рабочих. Порывшись в подшивках, один из них подошел к Махарадзе:

— Скажите, у вас нет газеты «Правда»?

Филипп Евсеевич пристально оглядел его. Открытое лицо рабочего внушало доверие, однако Махарадзе сказал:

— Нет, такой газеты я не знаю.

— Жалко, — огорченно вздохнул рабочий. — Есть такая газета, называется «Правда». Очень правильно пишется в ней о нашей рабочей жизни.

Филипп Евсеевич про себя улыбнулся, но сказал:

— Я работаю недавно. Если хотите, приходите вечером, поищем вместе в старых подшивках.

Рабочий согласился.

Так начал работать на Парамоновских рудниках маленький марксистский кружок. А вскоре шахтеры объявили одну за другой две забастовки, и администрация забеспокоилась. Стало понятно, что рабочими руководит опытный человек.

За Махарадзе началась слежка. Пока не поздно, надо было выезжать. В 1913 году семья выехала Баку..

…1914 год. Забастовали нефтепромышленные рабочие Баку. Составлены требования. Забастовка хорошо организована. В квартире Махарадзе тайно собирается стачечное бюро: Карташев, Стопани, Стуруа. Колеблются предприниматели. Кажется, победа близка. И вдруг…

Война!

В далеком Петрограде задержан большевик Г. И. Петровский. Случайно в его документах обнаружили бакинский адрес Махарадзе.

Снова арест, высылка в глухое азербайджанское селение Хачмас, где Филиппу Евсеевичу предстояло жить до конца войны…

1916 год. Махарадзе переезжает в Тифлис. Тифлисская организация разгромлена. Почти всю работу нужно налаживать заново. Приходится бороться на два фронта: с царизмом и с меньшевиками…

1917 год. Февраль. Революция!..

Большевики выходят из подполья. Организуется Совет рабочих и солдатских депутатов. Месяц спустя Махарадзе отправляется в Петроград на знаменитую Апрельскую конференцию. Здесь он впервые встретился с Лениным.

После Апрельской конференции произошел окончательный разрыв большевиков и меньшевиков, которые к этому времени под руководством Ноя Жордания выродились в явно контрреволюционную силу.

Положение в Закавказье сложное. Большинство в Советах захватывают меньшевики. Намечается разгром большевистских организаций. Партия снова уходит в подполье.

Несмотря на трудную ситуацию, краевой комитет решил созвать съезд партийных организаций Кавказа. По решению комитета Махарадзе с двумя товарищами летом 1918 года отправился во Владикавказ.

Кавказ в огне гражданской войны. Махарадзе входит в состав владикавказского правительства. Наступает Деникин. 2-я армия окружена, подавлено восстание душетского крестьянства.

По заданию партии Орджоникидзе и Махарадзе уезжают в Чечено-Ингушетию для агитации против наступающих белогвардейцев. Здесь Филипп Евсеевич узнает, что Нина Прокофьевна с детьми и другими семьями выехали из Владикавказа. В дороге чуть было не разыгрывается драма.

Возле Казбеги меньшевистский пост задержал Нину Прокофьевну и детей. Выяснив, что это семья Махарадзе, меньшевистский офицер немедленно направил их обратно во Владикавказ. «Пусть деникинцы изрубят вас на котлеты», — заявил он.

С огромными трудностями Нине Прокофьевне удается прорваться в Тифлис. В апреле 1919 года туда возвратился Филипп Евсеевич, однако они продолжали жить врозь, так как ему приходилось скрываться.

В первых числах мая в Баку состоялась партийная конференция. Махарадзе выступил на ней с докладом о работе крайкома, уделив особое внимание вопросам борьбы против меньшевиков, дашнаков, мусаватистов и организации партизанской войны с белогвардейцами на Северном Кавказе. В Грузии намечалось поднять вооруженное восстание.

В Азербайджан рвался Деникин. Мусаватисты решили отдать Баку. Тогда вспыхнула всеобщая забастовка. Она продолжалась девять дней. Цель была достигнута: Деникин не решился войти в город, однако правительство арестовало много рабочих и партийных активистов.

Члены тифлисской организации возвращались в Грузию с решением начать восстание, но, хорошо организованное в районах Грузии, восстание было приостановлено из-за провала его в Тифлисе. Начались повальные обыски и аресты.

Махарадзе скрывался в доме жены Анастаса Ивановича Микояна. 30 ноября, когда он загримированный вышел на улицу, его схватили народогвардейцы. (Так назывались отряды контрреволюционной милиции.)

Глава меньшевистского правительства Ной Жордания сидел в своем кабинете.

Постучали. Вошел секретарь. Он извинился и доложил, что, как было приказано, наиболее важные преступники доставляются непосредственно в резиденцию правительства. Вот и сейчас отряд народогвардейцев привел только что захваченного большевика Филиппа Махарадзе.

Жордания побледнел. Неужели это Филипп?! Какими бы врагами они ни стали, он не мог встретиться со старым товарищем в такой ситуации.

— Передайте, что я не хочу видеть арестованного, — сказал он и, немного поколебавшись, добавил: — Отправьте его в крепость. Немедленно.

Секретарь вышел.

— До чего ты докатился, Ной! — раздался за дверью голос Махарадзе. — Все равно мы еще встретимся!..

Гражданская война в России подходила к концу. Последние остатки белогвардейщины, несмотря на яростное сопротивление, уничтожались во всех уголках страны.

Многие честные люди, случайно ставшие в ряды врагов советской власти, задумываются о судьбе родины. Одним из таких был член меньшевистского правительства Зори Зорян. Когда ему стало ясно, что меньшевизм изжил себя, как политическое течение, он стал помогать большевикам.

В тюрьме еще томились руководители тифлисской партийной организации: Ф. Махарадзе, Л. Думбадзе, К. Цинцадзе и С. Махарадзе. Оставшиеся на свободе товарищи решили организовать побег. Зори Зорян, предложил укрыть у себя кого-нибудь из участников побега и помочь осуществить его.

Вечером 6 февраля 1920 года заключенных вывели под конвоем из тюрьмы якобы на дополнительный допрос. В назначенном месте их ожидал фаэтон.

Когда все, за исключением Махарадзе, сели, со стороны Тюремных ворот раздался тихий свист. Кучер, поняв сигнал, хлестнул лошадей, фаэтон умчался, и Филипп Евсеевич остался один.

Машинально двинулся он вперед, хотя понимал, что свисток, вероятно, был не случайный. Он шел, не оглядываясь, через весь город. Здесь его многие знали, особенно сыщики и отрядчики, но все же он благополучно добрался по нужному адресу. Только тут он понял, что забыл фамилию человека, который должен был принять его; помнил, что у того есть сын.

Дверь открыла мать жены Зоряна. Махарадзе, небритый, утомленный, в распахнутом пальто и помятой гимнастерке, показался ей подозрительным.

К счастью, вошел мальчик, и Филипп Евсеевич сказал: «Мне нужен отец этого ребенка». Только тогда его пригласили в квартиру.

Понимая неизбежность катастрофы, меньшевистское правительство решило заключить мир с Россией.

В Тифлисе разместилась русская миссия. Большевики вышли из подполья. Коммунистическая организация Грузии была преобразована в Коммунистическую партию Грузии с временным Центральным комитетом, во главе которого встал Ф. Махарадзе. Одновременно ему поручили редактировать новую легальную газету «Коммунист».

Вскоре М. Цхакая, Ф. Махарадзе, С. Тодрия, В. Вашакидзе и другие товарищи выехали в Москву на II конгресс III Интернационала. Здесь, во время работы конгресса, они узнали, что в Грузии снова начались аресты.

За тифлисской квартирой Махарадзе установлена слежка. С большим трудом Нине Прокофьевне удается выполнять иногда партийные поручения. Часто помогают дети. Старший сын Арчил уже настоящий помощник. Младшие тоже приучены к строгой конспирации.

— Тамара, ты помнишь дядю Карагуляна? — спрашивает Нина Прокофьевна.

— Помню, — отвечает семилетняя Тамара.

— Вот тебе записка, спрячь. Отдашь дяде Карагуляну в собственные руки.

Зубной врач Карагулян открыл дверь. Перед ним стояла маленькая девочка.

— Вы мне нужны, — сказала она.

— Пожалуйста, милая, — улыбнулся Карагулян, — проходи.

Девочка прошла в комнату.

— Я знаю, что вы — дядя Карагулян, но все-таки покажите ваш паспорт.

Сдерживая смех, зубной врач подал ей паспорт.

Девочка внимательно прочитала его и вернула вместе с запиской от Нины Прокофьевны.

1921 год. Грузия охвачена восстанием.

Ночью арестовали Нину Прокофьевну. Детей бросили на улице. Квартиру опечатали. Вместе с ней арестованы вдова А. Цулукидзе, Леля Цулукидзе, Мария Орахелашвили, Сусанна Шавердова, другие женщины и около ста мужчин.

В кутаисской тюрьме уже сидели Коста Чхенкели, Сергей Кавтарадзе, Вано Стуруа. Через тюремного врача узнавали они о продвижении Красной Армии.

Вскоре советская власть победила в Грузии.

…Вторую неделю идет поезд. Филипп Евсеевич нервничает: что-то там, на родине?!

Москва провожала снегопадом. Перед отъездом кремлевский курьер принес приглашение от Ленина. Беседа длилась почти час. Филипп Евсеевич получил назначение председателем Революционного комитета Грузии. Владимир Ильич выделил для него специальный вагон, по карте уточнил маршрут.

Удивительный все-таки человек! В такое время, когда всем дорога каждая минута ленинского времени, Владимир Ильич подробно рассказал ему, о трудностях пути, лично снабдил шифром для постоянной информации, справился о жене и детях.

А как он говорил о национальной политике!

Поистине великий человек!..

Вот и Тифлис. Филипп Евсеевич не узнает детей. Озорные, голодные, носятся они по улице, забросив школу, лишь изредка забегая домой, чтобы поделиться политическими новостями. Нина Прокофьевна все еще в Кутаисе…

Начинается новая жизнь.

В качестве председателя ревкома в начале апреля Филипп Евсеевич выехал в районы Грузии.

Меньшевики оставили республике разрушенное хозяйство. В короткий срок нужно было проделать огромную работу. Махарадзе знакомится с положением дел. Народ доверяет ему. Все больше укрепляется его авторитет, завоеванный еще до установления советской власти.

Он выступает в городах и селениях.

— В наших силах сделать жизнь счастливой, — говорит он, — и мы добьемся этого. Однако не нужно приукрашивать действительность. Предстоят большие и серьезные испытания.

Народ всегда должен знать правду. Махарадзе уверен в этом.

Наступила новая эпоха, когда развеялись над головой черные тучи и засияло яркое солнце. Казалось, годы бурь и волнений ушли навсегда. Не нужно опасаться слежки, скрываться от преследований. Как будто бы все это в прошлом, в воспоминаниях. И вдруг на краткое мгновение это прошлое напоминает о себе.

1924 год. Филипп Евсеевич с семьей отдыхает у себя на родине, в селении Шемокмеди.

Летний вечер. Махарадзе сидит на скамеечке в саду. Он задумался. Вся жизнь проходит перед ним: с тех давних дней у Захария Чичинадзе до сегодняшних времен. Вся жизнь, полная поисков, разочарований, удач, смертей и рождений…

Как тяжело было временами! Казалось, что все потеряно. Но нет, весна победила, пришла! Та самая весна, о которой мечтал он, стоя у своего дома в Кутаиси. И надо сделать так, чтоб после нее наступило лето. Вечное лето!..

У ворот раздался конский топот. Несколько всадников, спешившись, вошли во двор. Один из них направился к Махарадзе.

— Филипп Евсеевич, я начальник уездной милиции. Моя фамилия — Соселия. Только что началось восстание меньшевиков. Мы прорвались к вам сквозь отряды восставших. Нужно немедленно уходить. Им известно, что вы находитесь здесь!

— Ясно, — сказал Махарадзе. — Соберите коммунистов. Через двадцать минут мы выходим!..

Разбудили детей. Шли тихо, сперва по кукурузному полю, потом, поднялись в горы. Вдалеке слышались выстрелы.

Маленькая группа скрывалась в горах четыре дня. На пятые сутки Махарадзе с несколькими товарищами решил идти в Батуми. Дорога предстояла трудная, и поэтому семья осталась.

Через неделю восстание было подавлено.

Филипп Евсеевич по-прежнему много работает. Он участвует в работе съездов, читает лекции по истории студентам Тбилисского университета. Справедливо считаясь большим специалистом по сельскому хозяйству, часто выезжает в отдаленные районы Грузии на поля и фермы. Большая работа ведется им в период коллективизации.

В двадцатых годах вышли из печати восемь томов сочинений Махарадзе. Здесь работы по истории, экономике, литературе.

Он пишет монографии по творчеству А. С. Пушкина, М. Горького, Э. Ниношвили. В жизни Филипп Евсеевич остается все тем же простым и трудолюбивым человеком. Народ выбирает его председателем Президиума Верховного Совета Грузии.

На этом посту он и умер в тяжелый первый год Великой Отечественной войны…

В Грузии, недалеко от Батуми, в самом сердце Гурийской горной страны, есть красивый зеленый город. Тихие, тенистые улицы; невысокие, уютные дома в палисадниках. Все производит впечатление чего-то незапятнанно-чистого. Жители любят свой город.

Сюда приезжают люди со всех концов Родины. Народ дал городу имя Махарадзе.

На центральной площади стоит скромный памятник выдающемуся революционеру и общественному деятелю Грузии.

…Около памятника играют дети.