Грязная игра

Глава 39

Меч Майкла выскользнул из ножен, и арку залил серебристо-белый свет Амораккиуса. Он ничего не сказал. Ему и не нужно было. Он просто обхватил обеими руками рукоять меча и замер наготове.

Дейрдре и Никодимус немедленно разделились, чтобы вынудить Майкла разделить между ними внимание. Она присела в боевой стойке, в то время как Никодимус лишь нахмурился и затих. Грей бесстрастно рассматривал Майкла, в то время как Анна Вальмон в его захвате совершенно побледнела и замерла. Я почувствовал, как сарделькообразные пальцы дженосквы болезненно напряглись.

— Ну-ну, сэр рыцарь, — сказал Никодимус, голос практически перешел в рычание. — Нам ведь не надо, чтобы всё это переросло во всеобщий хаос, не так ли?

— Я не позволю тебе причинить им вред, — сказал Майкл.

— Опусти меч, — сказал Никодимус, — или я прикажу Грею убить Вальмон.

— Если ты это сделаешь, — спокойно ответил Майкл, — мы с Дрезденом будем биться до смерти.

Я почувствовал, как расширяются мои глаза, и голос мой, должно быть, звучал не так глубоко и уверенно, как обычно, но мне удалось сказать:

— Точно. Мы будем сражаться с тобой. Не между собой. На тот случай, если вдруг ты не понял.

— Насколько ты уверен в своей победе? — спросил Майкл Никодимуса. — Сколько раз за множество столетий Амораккиус срывал твои планы?

— Тебе ни разу не удалось одолеть меня, рыцарь, — сказал Никодимус.

— Всемогущий Господь мне свидетель, и Он благословляет меня, — сказал Майкл. — Если ты причинишь вред этой женщине, я сокрушу тебя.

— Точно, — сказал я. — И я тоже.

Никодимус раздражённо взглянул на меня и вновь обратил своё внимание на Майкла:

— Тебе стоило остаться в своем маленьком домике, спокойно живя на пенсии, — сказал он. — Ты здесь не нужен. Ты меня более не волнуешь. Если ты начнёшь драку здесь, ты больше никогда не увидишь свою семью.

— Вот здесь ты ошибаешься, — слегка улыбнулся Майкл. — С Божьим благословением, это займёт довольно много лет. Но я увижу их вновь.

— Подумай, где ты находишься, сэр рыцарь, — сказал Никодимус, изогнув рот в насмешливой ухмылке. — Подземный мир — это тюрьма для душ. Думаешь, ты настолько хорош, чтобы сбежать отсюда?

— Я не настолько хорош, — тихо сказал Майкл. — Но Господь таков.

Улыбка Никодимуса чем-то очень напоминала акулий оскал.

— Одно из самых больших разочарований в убийстве рыцаря — это то, что ты знаешь, что он или она в итоге не страдают. Но ты в Подземном мире, христианин. Здесь, я думаю, твоя вечность будет чем-то радикально иным, чем тебе было обещано.

— С одной стороны, у меня есть твоё слово, — сказал Майкл. — С другой, у меня есть слово моего Отца. Думаю, я знаю, к чьему голосу мне стоит прислушаться.

— Это земли Смерти, — сказал Никодимус. — Смерть должна быть частью нашего пригласительного билета. Ты столько раз был так близок, чтобы пожертвовать своей жизнью, сэр рыцарь. Может быть, сделаешь так ещё раз, чтобы не заставлять меня убить кого-то другого?

Майкл сузил глаза.

— Я так не думаю, — сказал он. — Никто ни к чему тебя не принуждает, Никодимус, кроме твоих собственных амбиций. Ты можешь выбрать повернуть обратно — а я не позволю тебе уничтожить чью-то жизнь в угоду твоим стремлениям.

— Даже если, сделав это, ты заставишь меня свалить всё на Дрездена и его хозяйку? — поинтересовался Никодимус. — Ты знаешь, каковы будут последствия, если он опозорит Мэб, не сумев исполнить данного ею слова… ты ведь и сам здесь под его честное слово. Если из-за тебя миссия будет сорвана, Дрезден нарушит слово Мэб. Представляю, насколько мучительной будет его смерть.

Одно совершенно ужасное мгновение Майкл молчал.

— Майкл, нет! — сказал я. — Ты уже несешь достаточное бремя.

Он взглянул на меня, в его глазах застыла тревога. Мы и так уже балансировали на довольно шатких моральных принципах, и если мы пойдём дальше, станет только хуже. Отдать свою жизнь за друга вполне подходило под понятие самопожертвования, но сделать это, чтобы один монстр заполучил в руки сверхъестественное оружие невероятной силы — это уже несколько иная ситуация, и не слишком лестная. Особенно для человека, который всеми силами пытался сберечь благодать архангела, трясясь над ней как над бесценным фарфором.

— Подождите! — сказала Ханна Эшер, выходя вперед, поднимая руки ладонями вверх. — Люди, подождите. Сейчас не время начинать враждовать между собой. Мы уже близко. Твоя драгоценная чаша, Никодимус. Двадцать миллионов каждому из нас. Если вы сейчас всё разрушите, никто из нас ничего не получит, кроме того, что застрянет тут. И я как-то не думаю, что клиент будет таким уж добрым и отзывчивым хозяином, учитывая, зачем мы сюда пришли.

Взгляд Никодимуса метнулся к Эшер, и затем обратно к Майклу. Он буравил Рыцаря взглядом довольно долго, потом бросил:

— Дейрдре, на пару слов, — он посмотрел через плечо на Грея и дженоскву, — если они начнут драку, убейте их.

Он отступил от Майкла на шаг и развернулся, спокойным шагом двигаясь к противоположному концу арочного прохода. Дейрдре следовала за ним.

Эшер с резким шипением выдохнула из себя воздух:

— Да что с вами, верующими, такое?

— Имя навроде Ханны Эшер, и ты не еврейка? — спросил я.

— Это другое, — фыркнула она.

Я фыркнул, не сводя глаз с Никодимуса и Дейрдре. Они отошли к концу туннеля, где открывался ещё один участок открытой пещеры, оканчивающийся каменной стеной. В камне были вырезаны очертания арки, но настоящих врат там не было. Сверху нависали тяжёлые тени. Никодимус и его дочь остановились в пяти футах от каменной стены и начали тихо переговариваться.

Я чувствовал, как дженоскву буквально трясёт от жажды насилия. И знал, что стоит мне показать хоть малейший признак сопротивления, и он тут же примется за меня. Может быть, он меня даже не убьёт — тогда ему не вернуться домой — но точно будет счастлив переломать мне несколько ребер, оторвать пару пальцев или, может, выдавить один глаз. Если дела пойдут совсем плохо, может, мне и придётся заплатить эту цену, но в данный момент лучше было не двигаться и внимательно наблюдать.

— Грей, — сказал я. — Я думал, что ты профессионал.

— Так и есть, — спокойно ответил Грей. — Ты ведь знал, что что-то такое произойдёт, чародей, — его пальцы мягко сомкнулись на горле Вальмон, в качестве демонстрации. — Ты действительно хочешь, чтобы всё развалилось прямо сейчас?

Я активно обдумывал это с минуту.

— Пока нет. Послушай, всё, что я делал, я делал для подстраховки, — сказал я, — но он говорит об убийстве одного из нас…

Минуточку.

Если Никодимус выбрал этот момент, чтобы обернуться против нас, вопреки здравому смыслу, тогда какого черта он пытается как-то договориться? Во-первых, нет никакого смысла выступать против меня, особенно до тех пор, пока он нуждается в моей помощи при побеге. Ещё меньше смысла в том, чтобы заварить всё это и потом начать колебаться. Я знал его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не был треплом. Если Никодимус решил, что ему надо кого-то убить, он его убивает, и потом переходит к следующему пункту в своем списке.

Он что-то затевает, никак иначе. Но что?

Никодимус был лжецом, как ни крути.

Это всё спектакль. Обязан быть.

И тут меня озарило, я понял его план: Грей и дженосква схватили нас не потому, что Никодимус собирался напасть на нас и убить. Он затеял это, чтобы заставить Майкла держаться рядом с нами на случай, если ему понадобится вмешаться — вместо того, чтобы вмешиваться где-то в другом месте.

Дейрдре и Никодимус стояли рядом друг с другом, его рука на её плече. Я видел, как девушка в демонической форме смотрит ему в глаза, на её лице застыла неуверенность, и я весь обратился в слух, Прислушиваясь так старательно, как только мог.

— …хотел бы, чтобы был другой путь, — тихо сказал Никодимус. — Но ты единственная, кому я могу доверять.

— Я знаю, отец, — сказала Дейрдре. — Всё в порядке.

— Ты будешь здесь в безопасности от Врага.

Дейрдре вздёрнула подбородок, её глаза были влажными.

— Я выбрала свой путь. Я ни о чём не жалею.

Никодимус наклонился вперед и поцеловал дочь в лоб.

— Я так тобой горжусь.

Слеза скатилась по щеке Дейрдре, когда она улыбнулась, а её демоническая форма таяла, пока не осталась лишь худощавая девушка, глядящая на него снизу вверх.

— Я люблю тебя, отец.

Голос Никодимуса немного дрогнул:

— Я знаю, — очень мягко произнёс он. — В этом и проблема.

И он ударил изогнутым бедуинским кинжалом.

Это был удар под углом, через грудину и прямо в сердце. Дейрдре не отвела взгляд и не пошевелила ни единым мускулом. Лезвие вошло по самую рукоять, и единственной её реакцией был тихий вздох. Затем она придвинулась ближе к Никодимусу и поцеловала его в губы.

Затем её ноги подкосились, и она медленно опустилась на землю. Никодимус опускался вместе с ней, на колени, осторожно её придерживая, украшенная драгоценностями рукоять кинжала резко выделялась на фоне её тела.

— Матерь Божья, — выдохнул Майкл. — Он только что…

Никодимус держал её около двух минут, не двигаясь. Затем, крайне бережно, опустил её тело на пол пещеры и с такой же бережностью вытащил нож. Опустив два пальца в рану, он секунду прощупывал её, а затем вытащил оттуда что-то маленькое, сверкающее и покрытое кровью. Серебряную монету. Он очистил её и кинжал от крови дочери при помощи носового платка. Положил Монету в карман, убрал кинжал в ножны, спокойно поднялся и пошёл обратно ко всем нам. Его лицо было пустым, как пол под его ногами. Все до одного шокированно уставились на него. Даже Грей выглядел удивлённым.

— Матерь Божья! — выдохнул Майкл. — Что ты наделал?

Никодимус посмотрел на Майкла ровным взглядом и заговорил с тихим презрением:

— Неужели ты думаешь, что ты единственным в этом мире был готов умереть за то, во что ты веришь, сэр Рыцарь?

— Но ты… — Майкл выглядел так, словно сдерживал слёзы. — Она просто позволила тебе сделать это. Она же была твоим ребёнком!

— Разве твой драгоценный Господь не попросил того же у Авраама? Разве не позволил он Люциферу уничтожить детей Иова? У меня, по крайней мере, была для этого причина, — он коротко махнул Грею и дженоскве и сказал: — Отпустите их.

Грей отпустил Вальмон сразу же. Дженосква неохотно освободил меня, дав мне напоследок небольшой тычок, который чуть не сбил меня с ног на землю.

Майкл открыл и закрыл рот.

— Я мог бы поговорить с ней, — сказал он.

— Если бы он дал тебе шанс, — сказал я. — В этом и был весь смысл драмы с заложниками. Чтобы убедиться, что бы будешь занят совсем другими делами.

Никодимус холодно на меня посмотрел.

— Он беспокоился, что ты можешь что-нибудь сказать, Майкл. Что в самый последний момент, когда она понимала, что сейчас умрет, её вера могла пошатнуться. Особенно если кто-то вроде тебя мог предложить ей альтернативу.

Никодимус склонил голову ко мне, совсем слегка. Затем сказал:

— Ты ни разу не победил меня, сэр Рыцарь. И никогда не победишь.

— Ты безумен, — тихо и печально сказал Майкл.

Никодимус начал было поворачиваться, но остановился.

— Возможно, — сказал он, отрешённо глядя куда-то вдаль. — Или возможно, я тут единственный, кто не безумен.

Анна Вальмон подошла ко мне и тихо произнесла:

— Смотри.

Я посмотрел.

Труп Дейрдре шевелился.

Нет, не совсем так. Было какое-то движение на трупе, но само тело не двигалось. Но от него стало исходит слабое серебристое свечение. Затем свет сдвинулся и образовал некую фигуру, напоминающую человеческую, которая через мгновение стала полупрозрачной серебристой тенью Дейрдре. Она села, отделившись от трупа, и поднялась на ноги. Повернулась и замерла, хмуро глядя на тело, потом подняла свою руку и посмотрела на неё.

То же серебристое свечение, окружавшее её тело, начало заливать твердое каменное изображение прохода в стене позади неё. Оно распространилось на резьбу по краям, где появился серебристый рычаг, в том же месте, где находились рычаги предыдущих ворот.

Тень Дейрдре обернулась посмотреть на отца, печально улыбнулась, затем отвернулась и пошла к рычагу. Она ухватилась за него призрачными руками и медленно потянула вниз. Свечение в камне усиливалось, становясь всё ярче и ярче, затем всё вокруг залила яркая вспышка света, а исчезнув, забрала с собой тень Дейрдре и камень, оставив на его месте открытый проход.

Из открытой арки прохода лился свет.

Золотой свет.

— Дамы и господа, — спокойно сказал Никодимус, — у нас получилось!