Логан.
Это и было изнанкой мести? Какую цену мне придется заплатить за все плохое, что произошло со мной и такими как я? Когда мои руки запятнались кровью, а первую свою жертву я бросил в мусоросжигательную печь, я знал, что это будет мне чего-то стоить.
Стоя под прикрытием за добрых восемь блоков от «Тренчент Медиа», я наблюдал, как через улицу Колин Андерсон обнимал свою жену. Именно тогда я ощутил, как чувство вины сжало мою грудь. Это было невыносимо.
Дрожь в ее плечах, когда она вцепилась в мужа, была слишком явственна. Руками она так крепко обвила его шею, будто Кэси упадет, если он ее отпустит.
Толпа прохожих растекалась вокруг них. Колин сказал ей что-то на ухо. Ее пальцы скользнули к его ладоням, и она покивала у него на шее.
Было тяжело смотреть на это и невозможно отвернуться. Каковы бы ни были причины ее секса со мной, она любила его. Это было слишком.
Я потер грудь, пытаясь стереть негодование. Я чувствовал презрение к Колину за то, что она принадлежала ему. Я чувствовал презрение к тому, что причинял ей боль. Но больше всего презрения я испытывал к себе. Оно было чужой, неожиданной эмоцией, и я, блядь, ненавидел ее. Голос разума говорил мне, что все, касающееся нее, было подстроено — от ее сдержанной позы до сексуальных как ад каблуков. В конце концов, она была протеже Трента.
Но ее кипящее «Блядь, да я ненавижу тебя», которое она бросила ему, кольнуло мою грудь сомнением. Трент владел ею, а это было глубже, чем ее жажда денег и власти. Она вообще когда-нибудь хотела эти вещи?
Когда Трент включил видео, я изо всех сил пытался не плюнуть, не бичевать себя за драму, которую я так высококлассно сыграл, предав ее. Она высоко держала подбородок, не закрывала глаз и не плакала, ударяя меня в лицо безмолвием.
Я коснулся скулы, проследив пальцами отек. Кожа под прикосновением сжалась от боли, но этого не было достаточно.
Ей стоило отфутболить мои яйца с такой силой, чтобы они оказались на уровне живота, и высмеять мое поведение в постели. Ей стоило пригрозить моей жизни с ядом в глазах. Вот чего я ожидал. Это бы я выдержал.
Все, что угодно, было бы легче, чем безмолвие, одинокая боль, которая разбивала ее на кусочки под внешней бравадой.
Посреди потока машин, стоя возле шикарного черного лимузина и успокаивая свою жену, Колин поднял свои глаза и устремил их прямо на меня. Я отклонился от здания, выравниваясь в полный рост и пялясь на него в ответ.
Он не узнал бы, кто я, не смог бы различить меня в десятках других прохожих между нами. И все равно он смотрел на меня с волнительным пониманием, и этот взгляд превращался в вечность.
Слишком долгий, чтобы быть мимолетным. Слишком устремленный, чтобы быть случайным.
Он знал.
Знал, кем я был? Знал, что я трахал его жену?
Что бы он ни знал, он не обрадуется знакомству с наручниками. Я разжал кулаки. Мышцы воспламенялись и горели, готовые к мерзкой схватке.
Я не знал, что шокировало меня больше. Тот факт, что он выделил меня из толпы, или вид его спины, когда он отвернулся от меня со своей женой в объятьях и усадил ее в лимузин.
Я резко и быстро заморгал, когда лимузин покатился вперед и влился в поток траффика. Какого хера? Я потер шею под удушающим воротником рубашки. Мне все это привиделось?
Пожалуй, да, потому что если бы я был ее мужем, я бы избил ее любовника просто на тротуаре, пока он не испустит свой последний выдох.
Когда я пошел назад к Тренчент Тауэр, меня начинали одолевать сомнения. Пока я сидел на диване в офисе Трента — моем офисе — меня мучило нечто, касающееся Колина Андерсона.
Что он сделал, что его жена изменила ему? Не то, чтобы я собираюсь его винить, но почему Трент покрывает его в убийстве? Было ли это пустой угрозой или у него на самом деле были настоящие доказательства?
Это стало достаточно сильным аргументом, чтобы убедить Кэси остаться и докладывать напрямую мне. Что работало мне на руку. Она была нужна мне в штате, чтобы я мог проследить за ее деятельностью. Съемочная группа Трента копошилась вокруг меня. Трент ушел до конца дня, и он явно не собирался оставлять меня наедине со своим оборудованием. Моя обезьяноподобная нянька, которую я видел вчера, стояла в двери, наблюдая за каждым моим движением. Он отступил в сторону, когда парень помоложе вкатил карт, загруженный компьютерным оборудованием Трента.
Когда я отдал Тренту видео, я видел, как он скопировал файл с флешки на свой ноутбук. Но я зашифровал бомбу в файле. Через двадцать минут вирус активировался и уничтожил каждую копию этого файла, который, кроме прочего, надежно спрятан у меня на складе.
Запись секса Кэси была единственной вещью, о которой ей не стоило волноваться, и одной из многих причин, по которой я хотел поговорить с ней, когда она убежала.
Я сжал переносицу. Господи, моя голова была забита столькими вопросами без ответов.
Когда я без приглашения вошел в офис Трента сегодня утром, он, поприветствовав меня рукопожатием и скользкой улыбкой на лице, сказал:
— Дайте мне видео.
Конечно же, Холден связался с ним, но откуда он узнал, что мне удалось подстроить ловушку? Но что беспокоило меня больше всего, это сцена в ванной. Не только напряжение между ним и Кэси заставило меня заскрипеть зубами. Это то, как они стояли возле друг друга — его тело было слишком близко возле нее, как для свекра. Он домогался ее? Он прикасался к ней? Пытался изнасиловать?
Руки тряслись, а в ушах гудело. Если он, блядь, хоть пальцем коснется ее, я просто-напросто убью его. И сделаю это медленно и мучительно.
Первые два дня в должности генерального директора «Тренчент Медиа» я провел, перебирая бумажное дерьмо между презентационными встречами с главами департаментов. Кэси не вернулась на работу после того, как ушла с Колином, и в пятницу утром она позвонила, сказав, что заболела. GPS-трекер, который я установил на лобовом стекле ее байка, превратил меня в сталкера. Она брала его в четверг и в пятницу. Приложение на планшете показало, что она выжимала по максимуму из своего байка в округе за городом. Две ночи я, словно одержимый, наблюдал за тем, как красная точка двигалась на карте.
Как и сейчас, распластавшись на диване в игровой зоне Бенни, я не мог заставить себя отвернуться. Я чувствовал успокоение от знания того, что она ездит на байке, а это было лучше, если бы она сидела дома со своим мужем.
Мне до боли хотелось прыгнуть на мотоцикл, выследить ее и потребовать ответов. Черт, у меня даже был ключ к ее дому. Я мог вломиться к ней и вытрясти из нее правду.
Я натянул воротник футболки, когда почувствовал, как в горле образовывается узел.
Именно поэтому я не мог оторвать свою задницу от дивана. Мне нужно было остыть ровно так же, как и ей нужно было зализать свои раны. Я дам нам обоим время до понедельника. Еще два дня.
Бенни растянулась возле меня с ноутбуком на животе, пока выискивала информацию о Кэси во внутренней сети «Тренчент».
Используя аналог моего профиля с высшим уровнем допуска, она запустила «ищеек» на серверы и рабочие столы, которые связаны с сетью, одновременно блокируя следы своего поиска. Эти сетевые ловушки были хакерством низшего уровня, простым способом для мониторинга онлайн активности Кэси, и я был чертовски удивлен, когда спустя час она сказала мне, что кое-что нашла.
Она наклонилась вперед, и накрутила на палец одну из голубых косичек у себя на голове.
— Дженна Грир.
Я еще не встречался с Дженной, но уже знал, кем она была.
— Административный помощник Кэси.
Она указала на активный логин в компьютере.
— Ага, и она каждый день получает зашифрованные файлы и пересылает их Кэси.
Я запустил руку в волосы, неспособный отвести взгляд от двигающейся точки на планшете.
— Какие файлы?
— Не знаю. Они зашифрованы.
И ей нужен был личный ключ, чтобы открыть их. Приложение на планшете издало сигнал, и точка устремилась на север. Скорость Кэси достигала 288 километров в час. Мое сердце разогналось, когда я представил ее в серебристой коже, с косой, спускавшейся по ее спине, пока она рисковала своей гребанной безопасностью на такой скорости. Я хотел, чтоб она оседлала меня, наклонилась вперед и вздернула передо мной попкой или чтобы ее бедра обхватывали меня с такой силой, будто от этого зависела ее жизнь.
Бенни наклонилась через мое плечо:
— Сколько ни пялься на эту точку, а сиськи и задница на ней не появятся, — она постучала по своему подбородку. — Хотя я могла бы сменить модификацию для этого. Только подумай: GPS-навигатор с рентгеновским видением, сексуальной аватаркой голой женщины и голосом, который можно услышать лишь в спальне, — она откинула голову назад и воспроизвела смехотворно низкий стон: — Давай жестче, малыш. Да, прямо там. Давай жестче.
Я тяжело выдохнул и выключил планшет.
— Дженна отправляет Кэси зашифрованные файлы. И…?
Она закатила свои зеленые глаза и вернулась к ноутбуку.
— Я проверила активность на сервере. Единственные другие пользователи — Хэл Пинкертон и Трент Андерсон. Хэл бросает файлы. Дженна и Трент их забирают.
Кто, мать вашу, такой Хэл Пинкертон?
На протяжении следующих двух часов мы взламывали личные и общественные записи. Хэл был репортером в «Тренчент Медиа» под руководством Кэси. Он платил налоги на спортивный мотоцикл Hayabusa sportbike, а два месяца назад его отца выпустили из тюрьмы из-за юридической формальности.
Но самое интересное открытие: мы выследили его по ай-пи в подпольной гоночной сети. Подвиг, который Бенни смогла совершить благодаря тому, что создала платформу.
У Хэла Пинкертона был допуск к сети, которую ФБР хотела прикрыть, а «Тренчент Таймс» — раскрыть. Что меня смутило, так это то, что и Кэси, и Трент были зарегистрированы на одном и том же сервере. Они работали вместе? Или один выслеживал другого? Или это было простым совпадением?
Следующим вечером я гонял с толстым американцем, который называл себя Слиминатор. Перед, во время и после того, как я надрал ему зад, ее серебристый Дукатти мелькал на переднем плане моих мыслей.
Но когда я пересек финишную линию, я не искал ее. Мое внимание одержимо сосредоточилось на красной точке, мигающей на краю моего визора.
Она была в двадцати семи километрах от меня.
Я объехал город по кругу, чтобы сбросить хвосты, которые могли последовать за мной, что я и делал после каждой гонки.
Потом я последовал за ней.
Это было импульсивно и бесперспективно. В костюме Неуловимого я не мог задать ей вопросы, от которых все внутри меня гнило. И загадка вокруг нее и Хэла Пинкертона увеличила необходимость моей анонимности.
Последнее, что мне было нужно, это связь должности генерального директора «Тренчент Медиа» с Неуловимым.
Это не остановило меня от того, чтобы выжать газ и погнать за мигающей красной точкой. Я просто буду следовать за ней некоторое время, и, может, мне удастся уловить в поле зрения ее серебристый байк.
Я поймал ее на Роджерс Авеню. Ее задний габарит светил красным, словно маяк на фоне черного неба. Было за полночь, и минимум траффика заставляло меня оставаться позади. Когда она замедлилась на тихой улице, я подъехал к обочине под мостом и включил визор ночного видения. Она остановилась на красный свет через полкилометра впереди.
Наклон ее тела вперед, изгиб ее талии, мышцы ее задницы, обтянутые серебристой кожей, белокурая коса, спускавшаяся по линии позвоночника. Мои губы знали каждый изгиб этого позвоночника. Мои ладони покалывало от воспоминаний о ее попке.
Ее задыхающиеся звуки, медовый запах, и то, как она касалась языком своих зубов, когда улыбалась — я запомнил все это. Каждую очаровывающую деталь.
Но все это недоступно.
Недосягаемо.
Принадлежит другому мужчине. Мужу.
Ироническая сентиментальность, учитывая то, что я сделал бы все, в частности убил бы, чтобы отомстить. И все равно мысль о том, чтобы украсть женщину другого мужчины вызывала во мне тошноту. Я всегда верил в то, что цель оправдывает средства.
Но я не собирался задумываться о средствах. Моя жажда ее тела была отвлечением. В этом я не нуждался.
Отвлечение, которое я мог оставить.
Светофор загорелся зеленым, но вместо того, чтобы покатиться вперед, она развернулась на 180 градусов и поехала в мою сторону.
Блядь, я не удивлен, что она увидела меня. Тяжело пропустить другой единственный байк на дороге. Мне не следовало ехать за ней. Стоит мне всего лишь произнести знакомое слово или шевельнуться знакомым образом, и она свяжет мою личность с мужчиной, который провел часы в ее теле.
Пульс ускорился. Я мог сорваться с места и оторваться от нее через пять блоков.
Подожми хвост. Защити свою задницу. Беги.
Так же, как и в ночь, когда я встретил ее.
Мои внутренности восстали против этой идеи, странный импульс подогрел мои вены, шипя от желания бороться.
Бороться за нее.
Глубоко внутри я знал, что из этого ничего не выйдет. Но я не мог принять этого. Не мог вынести боль, которая появлялась при этом.
Я убрал руки с руля, расслабил их на бедрах, и отсчитывал ее приближение быстрыми вдохами.
Она остановила свой байк на обочине возле меня. Мы находились друг напротив друга, наши ноги были в миллиметрах, и мы терпеливо ждали. Выражения наших лиц были надежно скрыты под визорами. Никаких ожиданий. Просто наблюдение.
Я выключил двигатель, она сделала тоже самое. Грохот машины раздался вдалеке, но эта широкая Роджерс Авеню под бетонными арками подвесного железнодорожного моста принадлежала нам.
Ее шлем наклонился вниз, когда она стала водить указательным пальцем по крышке бензобака.
— У тебя есть ключ от моей квартиры, а ты меня преследуешь? — она посмотрела вверх. — Мне стоит переживать?
— Я не принесу вреда.
Она прыснула со смеху.
— Слыша, как ты говоришь это своим проклятым голосом… — она откашлялась. — Хорошая попытка.
О, если бы она сейчас видела мою бровь. Бесспорно, она соответствовала изгибу моих губ.
— Тебя не было на гонках сегодня.
Ее шлем дернулся в сторону.
— Теперь скучаешь по мне, не правда ли?
Я бы сказал ей прекратить, но да, я, блядь, скучал по ней. Так сильно, что протянул руку и опустил на ее неугомонные пальцы на бензобаке.
Она отдернула их, отпрянув от меня всем телом. Напряжение сковало ее спину, когда она наклонилась вперед и ухватилась за рукояти руля. Смотря перед собой, она потянулась к зажиганию.
Я сжал руки. Господи, это я сделал с ней такое. Вся эта херня сделала ее раздражительной, уничтожила способность доверять, а обычный жар, который был между нами, исчез. Если она и лелеяла хоть какие-нибудь чувства к Неуловимому, они были глубоко похоронены под ее болью.
— Останься, — я скрестил руки на груди, запирая ладони в ловушке. — Я буду держать руки при себе.
Проходящие секунды напоминали вечность. В голове зарождалось давление, мое тело пульсировало от жажды сказать ей, кем я был и почему я сделал с ней то, что сделал.
Но я не мог рисковать. Трент контролировал ее угрозами, что означало, что она могла выдать ему любую информацию, которую я мог ей раскрыть.
Ничего из этого не имело значения. Не в этот момент.
Сейчас я был простым мужчиной, который хотел находиться рядом с ней.
— Расскажи мне что-нибудь, — она повернулась, чтоб посмотреть на меня, но все еще была готова сорваться с места. — Что-нибудь личное.
Это была тихая просьба, если не учитывать, как ее передали. Она не молила. Скорее пыталась наладить связь, которой у нас не было прежде.
Мои колени расслабились на байке, пальцы разогнулись под кожей перчаток. Я хотел этой связи. Я хотел, чтоб она была настоящей.
Я и решил поделиться с ней самой сокровенной, глубоко похороненной мыслью, которую даже я сам иногда боюсь произнести вслух.
— Я очень зол на свою мать.
Слова срикошетили в моей голове, вибрируя в теле с тембром модифицированного голоса. Она выровняла спину и сложила руки на бедрах. Ее молчание успокаивало, странным образом подначивая к разговору.
Я провел ботинком по бетону между нашими байками.
— Я не имею права. Я знаю это. Она оставила меня не по своему желанию. Не по ее вине у меня нет семьи. Но она все равно ушла. Оставила меня ни с чем. Только со злостью, — в моей груди появилось напряжение, а руки сжались над животом. Разозленные тринадцатилетние парни в детском доме для мальчиков редко заводят друзей. Мне интересно, почему Бенни удалось увидеть во мне друга.
— Хммм… Это извинение за то, каким хером ты был тогда ночью?
Я сожалел о каждой гребанной вещи, которую я сделал с ней.
— Ага, — я так сильно хотел разжать руки и притянуть ее к себе, но я сказал ей, что не стану ее трогать. — Твоя очередь. Что-то личное.
Ее шлем откинулся назад, пялясь на бетонные опоры моста над нами.
— Я ненавижу туфли на высоких шпильках. Ненавижу то, как они заставляют меня чувствовать себя. Ненавижу все, что с ними связано.
Да ладно? Я бросил взгляд на ее черные берцы, обдумывая этот ответ. Я ожидал, что она скажет что-нибудь о своей испорченной матери, но каким-то образом ее ответ казался более интимным и откровенным, чем то, что она могла рассказать о своей семье. Я видел, как она скользила по клубу, высокая и уверенная. Ее сексуальные высокие шпильки казались дополнением к ее подчиняющей ауре и красоте. Я предположил, что она выбрала их, потому что любила эффект, который они оказывали на тех, кто смотрел на нее.
Они явно оказали эффект на меня на танцполе.
— И змей, — ее голос принял оттенок строгости, и визор устремился вниз на ее руки. — Я ненавижу змей.
У меня было очень плохое предчувствие того, что это была метафора.
Она обращалась к Неуловимому или к мужчине, который украл ее работу самым подлым образом?
Пытаясь не подавиться слюной при глотке, я бережно выбирал слова:
— Такую змею, которая оставляет красивую женщину неудовлетворенной в лифте?
Она фыркнула.
— Нет, я не о тебе. Я думала о бесхребетной змее, с которой я работаю. Такой, которая выглядит прекрасным созданием, когда ты на нее смотришь, и выпускает клыки, как только ты отворачиваешься к ней спиной, — ее шлем устремился в сторону, глядя на дорогу. — Никогда не доверяй чему-то, что полностью и живьем заглатывает свою жертву.
Тяжело игнорировать такой прямой удар. Я перестал дышать, потому что воздух обжог мне горло. Но я проглотил его, почувствовав укол в груди. Бог свидетель, я это заслужил.
Она резко набрала воздуха в легкие.
— Это только что натолкнуло меня на идею, — закатив рукав, она посмотрела на часы. — Мне нужно ехать.
Почему я чувствовал себя так, будто только что упустил важную деталь?
Она включила зажигание, качнулась вперед и посмотрела на меня через плечо.
— Увидимся, Неуловимый.
После он рванула вперед, оставив меня в облаке выхлопных газов и смятения.
До тех пор, пока я не вошел в офис в понедельник утром.