Логан.
Мне нужно было хоть немного доверять Колину. Он неосознанно глазел на член своего брата, и его не стошнило, когда Кэси рассказала о наших кровных узах. Но, черт, его лицо стало нереального белого оттенка.
Когда я проснулся сегодня утром, я принял внезапное решение встретиться впервые с ним в своем костюме а-ля «в чем мать родила», просто чтобы увидеть его реакцию и узнать, сколько ему известно. Мой поступок не вписывался в рамки, но доказал лишь одно. Он не знал, что мы были братьями.
Что означало, что вера Кэси в него могла и не быть ошибочной. Может, его родители на самом деле не вовлекли его в свое дерьмо.
Два часа спустя она закончила вводить его в курс всего, что мы знали, включая и все секреты, которые она хранила от него годами, так же как и мою связь с подпольными гонками. Она использовала флешку, которую я принес, чтобы показать ему цифровые копии доказательств на ноутбуке. Преступления его семьи, смерть моей матери, доказательство нашего кровного родства. Он отвечал вспышками эмоций. Шок от того, что Кэси утаивала столько от него. Отрицание того, что его семья могла совершить такие преступления. Отвращение, когда он увидел доказательства. А теперь он, казалось, пытался справиться со злостью. Может, у нас было еще нечто общее, чем просто набор ДНК.
Он оттолкнул полупустую тарелку с французским тостом по кухонному островку и впился в нее затуманенным взглядом.
— Нам нужно их убить.
Я кашлянул, прикрывшись рукой и пытаясь подвить улыбку. Разве он не полон сюрпризов? Но Кэси было не до смеха. Она уставилась на него, потом на меня, и снова на него. Она сидела на столе рядом со мной, каскады ее золотых волос спадали до талии. Кэси поставила ноги на сиденье стула и обняла согнутые ноги руками.
Я не мог остановить блуждание своего взгляда по ее джинсам, которые натянулись на ее заднице. Этим я заслужил пронзающий насквозь взгляд от Кэси. Черт. Она явно все еще в ярости от моей нагой прогулки в спальне.
— Ладно, хорошо, — она откинулась назад, обнимая колени и пялясь на куполообразный потолок. — Мы убьем их, а потом что? Что случится с твоим шоу? Твоей карьерой? — Кэси оценила его сердитым взглядом, в котором промелькнуло бессилие. — Ты станешь беглецом. А что насчет денег? У нас есть достаточно, чтобы выжить некоторое время, но когда они закончатся, ты собираешься обслуживать столики в Богом забытом городке где-то в Мексике?
С этого момента они метались между «за» и «против» убийства. Я оставил это им, наслаждаясь наблюдением их взаимодействия, пока убирал со стола и загружал посудомоечную машину. В моих руках было решение их финансовых проблем, но это не успокоит того, что на самом деле грызло ее. Кэси скользнула на мое освободившееся место, чтобы сесть ближе к Колину, протянула руку и сплелась с ним пальцами. Прикосновение было знакомым — такое, которое находит отзыв в дружбе на протяжении всей жизни. Видеть их вместе успокаивало и все объясняло. Безмятежность, которая давала мне причины верить ему после двух часов знакомства. Преданность и верность светилась в его глазах. Глазах, которые следовали за каждым моим движением, когда я оказывался рядом с ней. Если что-то случится с ней из-за меня, он скормит мне мой же член.
Блядь, я уважал это. Я был один всю свою жизнь, за исключением Бенни. Находиться здесь, и есть французские тосты — которые приготовил мой брат — и обсуждать будущее «Тренчент», было чертовски сюрреалистичным. Я хотел, чтобы Колин был в ее жизни. Наших жизнях.
Не расплетая пальцев одной руки, Кэси обвела второй рукой твердые черты его челюсти и надавила на ямочку на подбородке.
— Ты не убийца. Ты — не они. И, Господи, Колин, мы говорим о наших родителях. Нашей семье. Нельзя просто отдать приказ об их казни и уйти, прокручивая это потом снова и снова в своей жизни.
Его взгляд обратился ко мне. Я рассказал ему об убийствах, которые совершал, но на тот момент он уже был переполнен багажом преступлений его семьи. Колин теперь не выказывал мне осуждения.
Может, любопытство?
Сказались ли жизни, которые я отнял, у меня на лице?
Стали ли они тенями в моих глазах? Задумывался ли он о том, что то же самое случится с ним? Если он прольет кровь своей семьи, заберется ли это ему в душу и будет ли преследовать в самых темных уголках, до которых он даже не сможет достать?
Я оправдал каждую смерть, которую принес, но сможет ли Колин сделать то же самое?
Я знал о существовании у меня брата с тех пор, как мне исполнилось тринадцать — с ночи убийства моей матери после того, как я нашел ее дневник. Но я не знал его. Так что за два часа я наблюдал за ним так же, как и он наблюдал за мной, оценивая его и ища сходство.
Он унаследовал внешность матери, итальянская кровь нагло кричала в черном цвете его волос и оливковой коже. Его острые скулы и узкое лицо были более аристократическими. Его прямоугольная челюсть может и напоминала мою, но общие черты его лица — то, как он утонченно держался, его харизма, его замысловатая рубашка и штаны — все это было предназначено для камеры. Не для убийства.
— Она права, Колин, — я взял кофейник и принес его к столу. — У тебя нет мозолей. Нет загрубелых тканей, которые уже никогда не исцелятся. Ты не видел, как в тринадцать лет убивают твою мать. — И не ты спрятался под кроватью, и не сделал ничего, чтобы остановить это. Я наполнил их чашки, подавляя дрожь в моем теле, и поставил кофейник на стол. — Убийство не является частью тебя. Я сам с радостью сделаю работу, но твое согласие на это будет равно тому, будто бы ты сделал это своими руками.
Что-то смягчилось в его глазах. Может, понимание, но я не знал его так хорошо, чтобы быть уверенным наверняка.
Я сел возле Кэси, и моя рука машинально направилась к ее волосам в поисках комфорта между ее прядей. Колин следил взглядом за моими движениями, выражение его лица прочитать было невозможно.
Кэси наклонилась ко мне и опустила руку на бедро, поглаживая кожу моих штанов.
— Мы не станем их убивать.
Колин уставился на окна позади меня. На горизонт? На облака? Кто, блядь, знал? Он держался пальцами за чашку, словно за свою жизнь.
— Если я сдам их копам, мой отец убедится, что я пойду вместе с ними.
Он потер бровь, будто предупреждая головную боль.
— Мы можем бороться против него.
Брови Колина сошлись на переносице, пока он метался взглядом между мной и Кэси.
— Доказательство, которое отец хранит против меня… Оно не куплено.
Тошнота скрутила все внутри меня, и Кэси рядом со мной напряглась.
Он сглотнул, а на лице отразилась боль.
— Ты помнишь Брэда? Артиста из «СоХо»?
Она сжала руку на моем бедре и поморщила нос.
— Старого бойфренда? Около… восьми лет назад?
Прошлой ночью она рассказала мне многое о своей жизни, включая детали отношения к сексу ее и Колина. Как бы тяжело мне не было слушать о любовниках, которых она делила со своим мужем, я был благодарен ей за честность.
Это дало мне новое понимание ее одиночества. Первой мысль было то, что этот Брэд делил постель с Кэси и Колином. Но они женаты только семь лет, и она, казалось, не помнила его.
Колин кивнул в ответ.
— Одной ночью мы подрались, — он перестал качать коленом. — Он ударил меня. Я ударил в ответ. Он ударился головой… — Колин запустил руку в волосы, и колено снова начало покачиваться, пока он пытался посмотреть ей в глаза. — Он ударился головой о стену под странным углом. Я думал, я убил его.
Блядь. Я бы мог посвятить ее в остальное, но Кэси сделала это за меня.
— Ты попросил помощи у Трента, не так ли? Только он тебе не помог, — ее голос стал на тон ниже, а рука без устали скользила по моему бедру. — Он закончил начатое, и использовал это как угрозу против тебя с того дня. Я права?
Он встал и принялся расхаживать по кухне, сплетя пальцы на макушке. Его глаза были похожи на глаза призрака.
— Он появился в моей квартире с мужчиной, которого я никогда прежде не видел. И тогда я понял, что Брэд все еще был жив, — хватаясь руками за гранитную столешницу, Колин уставился за окно расфокусированным взглядом. — Мужчина пристрелил Брэда, как только они вошли. Они избавились от тела. Остальное ты знаешь.
В желудок словно свинца налили. Это было убийство, с которым Колин был безоговорочно связан. Это была его квартира. Его любовник. Но на курок нажал наемный убийца Трента. И, вероятно, есть какое-то купленное доказательство, которое указывало на Колина.
Какого хера Тренту нарываться на проблемы? Я встал и прошел через открытую дверь кухни в гостиную. За окнами солнце освещало красоту города, накрывая своими лучами реку и синеву глубокой воды.
День наполовину закончился, а мое напряжение не спадало. Я хотел, чтобы было принято решение, разработан план, чтобы будущее с моей девочкой могло начаться. Но сначала мне нужно отрезать все обходные пути.
— Как бы сильно твои родители не были обеспокоены тем, чтобы сохранить твою сексуальную жизнь в секрете, новости о том, что любимый комментатор «Тренчент» — гей, будет гораздо хуже.
Сладкий аромат Кэси достиг моего носа прежде, чем ее руки скользнули по моей талии поверх футболки.
— Моей матери не плевать на имидж, но мама Колина презирает то, что ее сын — гей. У каждого из наших родителей свои планы, но Трент жонглирует их требованиями, чтобы оставить их счастливыми и верными. В итоге ему насрать на имя «Тренчент» или тех, кого трахает Колин. Он рискнет скандалом, лишь бы удержать в своих руках власть и тех, кто в ней находится.
Людей, таких как Кэси и Колин, которых он контролировал всю жизнь. Мое тело воспламенилось, а пальцы напряглись. Я хотел выбить из него дерьмо настолько сильно, чтобы он встал на колени, хныча и умоляя прежде, чем я покажу ему власть пятнадцатисантиметрового лезвия. Этого не случится, но у меня осталось еще одна мысль, которой я не поделился.
— «Timex», которые тебе передали в клубе, были от меня.
Кэси обошла вокруг меня. В следующий миг она стояла возле окна, и синева ее глаз метала тысячи вопросов. Блядь, удерживая нижнюю губу зубами и с золотом в ее волосах, которые блестели против яркого неба, и изгибом ее груди в этой узкой футболке, она была прекрасна настолько, что от этого останавливалось сердце. Огонь полыхнул в ее глазах, когда она ткнул пальцем мне в грудь.
— Ты сказал «никакого дерьма между нами», помнишь?
Я не мог сказать, злилась она или дерзила, но по мне прокатилось сладкая волна возбуждения.
— Никакого дерьма между нами, малышка, — я согнул колено и украл быстрый поцелуй. — Мы обменивались часами месяцами. В каждых было сообщение на чипе, внедренном внутрь, — Колин прислонился плечом к стеклу возле нас, с осторожным интересом обратившись ко мне.
— Предполагаю, он не знает, что часы передаешь ты?
Я ухмыльнулся.
— Я связывался с Трентом анонимно, представившись влиятельным членом Чикагского департамента полиции. Он отказывался от моих сообщений некоторое время, пока я не сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться. Все, что ему нужно было делать, это снабжать меня информацией о подпольной гоночной сети.
Трент владел самой крупной мультимедийной компанией в мире, и если кто-то и мог раскопать подпольную сеть, то это был один из его журналистов. Хэл Пинкертон оказался этим журналистом. И где-то по пути Кэси вышла на эту же информацию.
Ее зубы всерьез занялись ее нижней губой, а взгляд направился куда-то вдаль.
— Что Трент получает взамен?
Я провел большим пальцем по ее губам.
— Он предоставляет мне карту гонок, которые, естественно, мне не нужны. Но он думает, что полиция организует рейд и поймает гонщиков. Рейд, который поймает Неуловимого у финишной линии и придержит его достаточно долго, чтобы дать победить засланному человеку.
Ее брови взлетели до небес.
— Святое дерьмо.
Пораженная улыбка тронула ее губы. Кэси припала к моей груди и обернула руки вокруг меня.
— Ты пообещал ему, что полиция накроет гонку в обмен на информацию? — она прикрыла рот рукой. — Чтобы заманить его сделать ставку против тебя?
Колин выровнялся возле окна.
— Мой отец… наш отец находит сеть всей подпольной гонки. Что означает, его ставка должна быть чертовски большим риском с оплатой настолько астрономических размеров, что он не смог отказаться.
Я кивнул.
— Если бы я проиграл гонку, это бы стало самый большим разочарованием в нелегальных играх, — я вытащил кошелек из заднего кармана, вынул долларовую купюру из него, и передал ей. — Он сделал многомиллионную ставку. Деньги уже переведены на личный счет. Он закрыт. Тренту не удастся вернуть их.
Я ответил на их вопросы, но мой взгляд не отрывался от Кэси. Наша немая связь оплетала нас. Я объяснил ей лабиринты криминальных игр в гоночной сети, как в ней могли принять участие лишь приглашенные, и как Трент получил свое приглашение сыграть через Хэла Пинкертона. Сообщение на долларовой купюре прошло через местного букмекера сети — той, которой я пользовался снова и снова.
В итоге, она опустилась на диван и уставилась на количество нолей на купюре.
— Поскольку Департамент полиции Чикаго не станет вмешиваться, не будет никакого рейда. Неуловимый победит, и Трент будет повержен. Или, по крайней мере, немного обеднеет.
Колин присел рядом с ней, а его внимание сосредоточилось на сумме на купюре.
— У моего отца нет такой суммы.
— Значит, будут вовлечены и мои родители тоже, — она сложила доллар, выпуская рваный выдох. — В ход пойдет наше наследство, и мы не увидим ни пенни по тому, как они его тратят.
Колин строго посмотрел на меня, а его глаза метались между мной и Кэси.
— Исходя из этого, как я понимаю твой начальный план — прежде, чем ты встретил Кэси — было получить его ставку, сделать свою, убить их, и после исчезнуть с деньгами, будучи победителем в роли Неуловимого?
— Да. Но мы больше никого не убиваем. Глубоко внутри никто из вас не хочет отдать такой приказ.
Воздух поднимался у меня в груди.
— У меня есть другая идея. Мы все делаем ставку на Неуловимого, проводим гонку, делим выигрыш и сдаем копам твоих родителей. После мы с Кэси исчезаем.
Тревоги скользнула по его лицу.
Кэси наклонила голову набок, наблюдая за ним с похожим выражением лица.
— А что со связью Колина с убийством восьмилетней давности?
— Без денег у Трента не будет и власти, — я скрестил руки на груди и прислонился к окну. — Твои родители будут повержены, и, Колин, ты все равно будешь богат. Если Трент попытается отправить тебя в тюрьму по сфальсифицированным доказательствам, у тебя будут деньги и законное юридическое представление, чтобы бороться против него и его вовлечения. Он не станет ворошить дерьмо. Честно говоря, я не думаю, что он даже попытается прийти за тобой.
Губы Колина дернулись, но лицо Кэси осталось задумчивым.
Я не чувствовал ни возмущения, ни сожаления от того, что оставлял свою месть, потому что смотреть в ее глаза и видеть в них свое будущее, означало для меня больше, чем хвататься за прошлое. Это заставляло мое сердце выпрыгивать из груди тянуться к ней с каждым перекачивающим кровь ударом.
Я сократил расстояние между нами, присел перед ней на колени и приподнял костяшками пальцев ее подбородок.
— Я не шутил, когда сказал о своем выборе. Я отойду от ставки и всего другого, если это будет означать, что ты останешься со мной.
Она взяла мое лицо в ладони и прижалась своей бровью к моей.
Я закрыл глаза, и тишина воцарилась в комнате, наполняя пространство между нами неминуемым решением.
Вещи всегда чувствовались более напряженно в тишине, а все остальные чувства работали сильнее, чтобы воспринять то, что нельзя было услышать.
Когда я поднял голову, то поймал взгляд этих синих глаз, кожа в уголках которых была расслабленной и гладкой.
Вместо сжатой линии ее губы были раскрыты. Чувствуя пульс у себя в горле, я ждал, что она скажет. Она приласкала ладонью мою покрытую щетиной челюсть.
— Гонка двадцать седьмого октября, не так ли? Дата на часах. Завтра.
Я усмехнулся.
— Ему понадобились месяцы, чтобы сделать ставку. Я начинал думать, что он не купится, так что поднажал и выдвинул срок окончания сделки.
— «Время вышло», — промурлыкала Кэси. Она пожевала щеку изнутри и обменялась взглядом с Колином. Они оба повернулись ко мне, улыбаясь. Укол возбуждения прокатился по мне, когда я встал на ноги.
На протяжении следующего часа мы составляли план. Я буду участвовать в гонке и выиграю. А тогда мы с Кэси исчезнем, пока Колин будет сдавать копам улики против Трента и других.
— Что, если ты не выиграешь? — ее поразительные широко распахнутые глаза уставились на меня, будто она представляла ужас от того, что Трент на самом деле может выиграть все деньги, и ущерб, который он может нанести. — Кто будет твоим соперником по гонке?
— Моим соперником по гонке будешь ты.