Хардкор

Часть 40 Из ада Звездные Войны

Все, что он чувствовал, — всепоглощающая ярость.

Ксанатос сидел на заснеженной земле, медленно промерзая до костей, глядел в небо и хрипло рычал, как загнанный зверь. В голове было пусто: никаких осознанных мыслей, вообще. Только в груди готовящимся извергнуться вулканом клокотала ненависть… Пока Ксанатос, неудачно вдохнув, не подавился воздухом, закашлявшись, и не заорал что есть сил.

Ненависть и ярость вырвались практически видимой волной: белый снег вмиг рассыпался прозрачной пылью, землю со льдом буквально перепахало, а Ксанатос разрыдался, упав и молотя кулаками по земле. Он захлебывался рыданиями, сипел, хватая воздух пересохшим ртом, пока не затих, пялясь на далекое небо и мерцающие звезды. Ненависть и ярость, когда-то заполнившие его до краев, словно выплеснулись с этой истерикой, оставив его пустым и заторможенным. И только одна мысль билась в мозгу.

Он снова жив.

Ксанатос лежал на снегу, пялясь в никуда, пытаясь осознать тот факт, что все ещё дышит. Или — опять дышит? Мозги работать отказывались, тело казалось тяжёлой колодой, деревянной куклой, в которую кто-то безжалостный запихнул его сознание, и теперь Ксанатос пытался ворочаться, вспоминая, каково это — обладать телом.

То, что прошло прилично времени с тех пор, как он распахнул глаза и сделал первый вдох, стало понятно по брызнувшим на темный небосвод первым лучам солнца. Ксанатос все так же сидел, чувствуя, как его заполняет тихая и безбрежная Тьма, смотрел на карабкающееся вверх светило, не замечая, что снова плачет.

На сей раз от счастья и красоты происходящего.

В конце концов он наскреб в себе силы встать и, покачиваясь, направиться в сторону виднеющегося вдали строения, почти полностью скрытого снегом и льдом. Ему предстояло понять, что же произошло, узнать, где он и когда, и ещё много чего важного.

Но сначала — дойти, не околев по пути.

Пришел в себя он не сразу. Строение оказалось знакомым: одна из его ухоронок, созданных на всякий случай. Пока он вспомнил, что и как открывается, пока открыл… Пришлось спешно вспоминать Тутаминис и срочно учиться применять. Внутрь Ксанатос ввалился невменяемым и не соображающим куском замороженного мяса, только и успел увидеть, как вспыхивают лампы, как подъезжает дроид… дальше все скрыл мрак беспамятства.

Очнулся он предсказуемо на койке под укоризненным взглядом почти разрядившегося меддроида, покрытый холодным липким потом: память проснулась. Ксанатос трясся, и ему все чудилось, что кожа слезает с костей, растворяясь в кислоте, что он кричит от бешенства и слепнет от ненависти, желая разорвать врагов, уничтожить. Что проходят годы, века, а он все бьётся в нескончаемой агонии, пока требования не превратились в мольбы, а мольбы — в отчаянные попытки торговаться.

Жрать хотелось неимоверно, но все, что осталось условно съедобного — закаменевшие батончики пайков, показавшиеся с голодухи амброзией и лучшими деликатесами галактики. Ксанатос жевал, пытался реанимировать древний датапад, с трудом выклянченный у дроида, и понять, что происходит.

Сила его зачем-то воплотила, не сам же он из небытия выкопался? А значит, такой подарок придется отработать: Ксанатос на своей шкуре слишком хорошо прочувствовал, что за все надо платить. И чем придется платить на этот раз, он даже представить не мог — в памяти ничего не сохранилось на этот счет. Следовательно, требуется собрать информацию: где он, когда, а самое главное — зачем.

Догрызя последний паек, Ксанатос напился физраствора из капельницы — воды банально не обнаружилось, — на ходу вспоминая техники чистки организма от токсинов и прочего, встал и пошел искать подсказки, пузырясь каким-то странным энтузиазмом.

Через несколько часов от захлестнувшего его веселья и следа не осталось: Ксанатос пялился на экран включившегося таки датапада, переваривал новости и натурально охреневал от свалившейся на его голову действительности.

Галактика напоминала ему самого себя в последние годы перед самоубийством: полное безумие и совершенно извращённая логика. Республику рвала на части война: глобальная и жестокая. Миры отделялись и присоединялись, джедаи стали генералами, в бой шли клоны и дроиды, а руководство что Республики, что Ордена занималось хрен знает чем. Ксанатос попал на интервью Йоды и заскрипел зубами от бешенства: старый сморчок как нёс ахинею с возвышенным видом, так и продолжал нести. А отдувались другие. Винду остался прежним, как и некоторые другие члены Совета, Ксанатос смотрел и качал головой, а потом на экране появился элегантный рыжеволосый мужчина, и у Ксанатоса едва не отвалилась челюсть от изумления.

Это и есть Оби-Ван?!

Наивная мелочь, пропитанная Светом по самую макушку?!

Его младший брат выглядел настоящим магистром: недостижимым обычными смертными идеалом. Вот только Ксанатос отлично видел сквозь благожелательную джедайскую маску усталость, отчаяние и тоскливую печаль. Казалось, только нечеловеческое упрямство ещё держит Кеноби на ногах: а интервью было старым, полугодовой давности. Ксанатос даже не слушал тот возвышенно-обтекаемый бред, который нес Кеноби, с жадностью вглядываясь в лицо того, кто стал его погибелью.

Его младший брат. Единственный, кого он считал заслуживающим внимания из всей их долбанутой семейки. Равным.

А потом показали свежий репортаж из Сената — и Ксанатоса словно кувалдой по голове ударили. Он смотрел в благообразное лицо того, кто называл его Учеником, и отчётливо понимал, зачем и почему он вновь топчет эту землю.

Гривус с грохотом свалился на землю, успев бросить на Оби-Вана полный шока и неверия взгляд: киборг не ожидал, что его враг, всегда прущий в атаку с сейбером наголо, на этот раз опустится до применения вульгарного бластера. И, естественно, попадет туда, куда целится — в единственное уязвимое место — с одного выстрела.

Оби-Ван разжал руку, бластер упал, джедай тяжело выдохнул и зашагал к поверженному врагу. Один росчерк меча поставил окончательную точку в жизни одержимого местью существа: кто бы что ни говорил, но иногда Кеноби учился на своих ошибках и даже делал выводы. Гривуса он рассек вдоль, так, чтобы с гарантией уничтожить и не дать ни малейшей возможности воскреснуть. А то были прецеденты, не будем тыкать пальцем.

Чувствовал себя джедай отвратительно, не имея даже сил бороться с мыслями, что стоило раньше не изображать из себя дуэлянта, а просто и надёжно убить тварь подручными средствами. Слава Силе, не совсем косорукий, стрелять умеет. Давно надо было, глядишь, и жертв было бы поменьше.

С другой стороны, проклятое воспитание, имидж и прочие вещи, иногда сильно осложняющие жизнь. Сжав зубы, Оби-Ван тряхнул головой, словно пытаясь выбросить из черепной коробки невесть как попавшие туда вредные мысли, оседлал подбежавшего на свист варактила и направился в лагерь, не забыв собрать сейберы — чудовищные трофеи Гривуса. Сердце неожиданно заныло, словно ожила какая-то забытая и давно мёртвая нить Уз, плохое предчувствие буквально сжало желудок так, что чуть не вывернуло наружу давно переваренный скудный завтрак.

Бога прибавила ход, перепрыгивая с кручи на кручу. Оби-Ван несся вперёд, отчаянно надеясь, что хоть в этот раз его дурные предчувствия не оправдаются.

Коди не успел достать комлинк, как аппарат рассыпался мелкой крошкой, а его самого сковало невидимыми путами. Быстрый взгляд показал, что и остальные его vod’e тоже застыли статуями. Лишь выкрученные на максимум микрофоны системы позволили услышать необычайно лёгкие шаги. Кто-то подошёл к нему, сжал плечи и прошептал на ухо:

— Скажите, командир, вас не учили, что разговаривать с подозрительными дядями — опасно для здоровья?

В следующий момент в голову словно воткнули электропосох, и Коди рухнул, дергаясь от боли, на землю, как и остальные члены отряда. Когда он смог собрать себя в кучу и встать, то первым делом попытался найти взглядом незнакомца, устроившего ему и бойцам сеанс пыток, намереваясь убить гада. Сидящий на поваленном дереве молодой мужчина издевательски махнул рукой.

— Не стоит благодарности, командир.

Прежде чем рука Коди сжалась на бластере, незнакомец оскалил белоснежные зубы в том, что должно было изображать улыбку:

— Я понимаю, можно было бы и нежнее, но воспринимайте это так: ваш генерал жив и здоров, а вы не стали марионетками ситха. Все для моего любимого младшего брата.

Незнакомец откинул капюшон черного плаща, и Коди замёрз под взглядом золотых глаз.

— А вот и он… — протянул мужчина, вставая и радушно раскрывая объятия. — Оби, здравствуй! Давно не виделись, брат.

Лицо соскользнувшего с варактила джедая побелело, а рука сама цапнула сейбер, активируя.

— Ксанатос, — полным ужаса голосом прошептал Кеноби. — Как?! Я сам видел, как ты сдох!

Ксанатос рассмеялся:

— Приятно видеть, что меня не забыли! Успокойся, Оби, в этот раз я не по твою душу.

Клоны дружно навели на абсолютно спокойного Ксанатоса оружие, Кеноби сделал осторожный шаг вперёд, с таким заметным опасением, что у Коди скрутило желудок.

— А по чью? Не думал, что кто-то ещё станет достойным того, чтобы ты выкопался из могилы.

— По душу моего Мастера, — Ксанатос плавно подошёл к Кеноби, не обращая внимания на гудящий сейбер, направленный ему в грудь. Кеноби нахмурился, что-то вспоминая, и неожиданно отступил, явно что-то сообразив. — Да, Оби. Тот, кто учил меня и крайне умело свёл с ума. Тот, ради кого я устраивал теракты. Тот, кто является организатором этой дурацкой войны. И тот… кто сделал рабами твоих обожаемых клонов. О, я уже все поправил, можешь не благодарить. В конце концов, игрушки моего младшего брата должны быть… безупречными. Без рабских чипов в голове, пропитанных магией ситхов.

Коди и остальные дернулись, неожиданно понимая, что произошло. Кеноби судорожно огляделся, хлеща во все стороны Силой, проверяя. Все клоны были живы, здоровы и… без изъянов? Сейбер погас, Кеноби сделал шаг вперёд, вглядываясь в глаза того, кто продал его в рабство, избивал, пытал, неоднократно пытался убить. Кто был его старшим братом, оставившим после себя массу проблем, отвратительную память и до сих пор икающиеся последствия своих действий.

Ксанатос стоял спокойно и расслабленно, и золотые глаза были ясными, не похожими на те колодцы, полные кровавого гноя, безумия и ярости. Исчез шрам со щеки, оставив чистую белую кожу — отличительную черту телосианцев. Но самое главное — Сила. Непонятным образом вернувшийся к жизни Падший теперь ощущался монолитом, океаном, полным темной воды и вальяжно плывущих в глубинах чудовищ. Что Вентресс, что Дуку… они все ощущались недоделками по сравнению с Ксанатосом.

Если б не цвет глаз, то его можно было бы принять за мастера-джедая… в богатых черных одеждах. И Оби-Ван был уверен: лезвие висящего на поясе сейбера все такое же алое, как и в его воспоминаниях.

Что страшнее всего, в словах Ксанатоса не было лжи. Совершенно. А значит…

— Кто? — Оби-Ван чувствовал, как стремительно утекает время, и не собирался устраивать дипломатические игрища. Ксанатос расплылся в кошмарной улыбке:

— Оби, Оби… а я-то думал, ты умнее. Кому выгодна война? Чья карьера пошла в рост? Кто всегда в курсе всех событий и планов? Кто владеет всей информацией, которую ему в клювиках — совершенно добровольно и по долгу службы — приносят со всех сторон? Кто может менять планы по своему разумению? Ну же, Оби, не заставляй меня стыдиться.

Оби-Ван сосредоточился, перебирая факты. Простой и логичный вывод был настолько ужасен, что он даже открыл рот, чтобы возразить, но все отрицания увяли под насмешливым взглядом Ксанатоса.

— Ах, Оби, — ядовито протянул ситх. — Только не говори, что ты тоже, как Джинн, закрываешь глаза на неудобную правду, теша себя любовно выпестованными иллюзиями.

— Канцлер, — выдохнул, собравшись с силами, Оби-Ван. — Это канцлер. Но как…

— Он всегда умел прятаться, мой глупый младший брат, — прошипел Ксанатос.

— Но ведь… — беспомощно прошептал Оби-Ван. — Мы ведь все были рядом. Годами. Смотрели.

— Может, вы просто разучились смотреть? — издевательски изогнул бровь Ксанатос. — Предпочли не видеть?

Оби-Ван молча поджал губы, вспоминая, как Совет отрицал существование ситхов. С каким скрипом вообще согласился с идеей, что они есть, что они не вымерли. Да и он сам… с каких пор он стал отворачиваться от правды?

Неожиданная мысль бросила в пот: Энакин. Палпатин годами обхаживал его падавана. А как только началась война… По Узам прокатился колючий шар, и Оби-Ван встряхнулся, превращаясь в высшего генерала и магистра.

— Коди! Мой истребитель!

— Неужели ты думаешь, что полетишь один? — фыркнул Ксанатос. — Добро пожаловать на мою яхту. И вы тоже, — пожал он плечами в ответ на яростный блеск глаз клона.

— Почему? — Оби-Ван вцепился в кресло: яхта стартовала так, что людей чуть не размазало. Ксанатос на миг раздул ноздри, но ответил удивительно спокойно:

— Знаешь, Оби-Ван, я мог бы тебе нести чушь про неисповедимость Силы и прочую благостную муть, но отвечу как есть. У всего на свете имеется цена. И сейчас я выплачиваю свою.

Яхта сделала первый гиперпрыжок, ситх повернул голову и в упор уставился на напряжённо обдумывающего его слова джедая.

— Может, Сила и обеспечивает все, что нужно, как говорил наш мастер, — по тону Ксанатоса сразу становилось ясно, что он думает о Джинне, — вот только обеспечивает она не все, а только то, что ты согласен оплатить. А для этого надо открыть рот и предложить. Ясно? А не молча страдать, надеясь, что кто-то прочитает мысли по твоей высокодуховной роже! — рявкнул Ксанатос, но тут же выдохнул, успокаиваясь: — Все. Потом поговорим.

— Встань на колени, ученик, — страшный как ковровая бомбардировка Палпатин натянул на голову капюшон, пряча покрытое морщинами лицо в его тени. — Имя тебе будет…

— Дарт Идиот, — с ясно слышимой насмешкой произнес чей-то приятный баритон, а в следующий миг обернувшегося Скайуокера снесло тяжеленным креслом, чудом уцелевшим во время боя. Следующее, что увидел контуженный Энакин — начищенный до блеска черный сапог, окованный металлом.

— Ксанатос… — пораженно выдохнул Палпатин, глядя на высокого белокожего брюнета, ещё раз от души пнувшего валяющегося на усыпанном осколками стекла полу Скайуокера. Что самое интересное, спокойно вошедший вслед за Ксанатосом Кеноби даже не дернулся. И не возмутился.

— Приятно видеть, что меня не забыли, — издевательски поклонился Ксанатос. — Хотя с момента нашей последней встречи вы, мой мастер, изрядно подурнели. И поглупели: выкинули одного Избранного, решили заменить другим? Поздравляю. Не того выбрали.

Глаза старого ситха на миг остановились на застывшем статуей Кеноби. Ксанатос хмыкнул.

— Да. Именно так. А сейчас, я бросаю вам вызов, Дарт Сидиус. Пришло время мне стать мастером.

Палпатин зарычал, оскалившись, пытаясь устоять перед накатившим на него штормом, пронизанным алой и голубой молниями.

— Неужели и я был такой истеричной соплей? — брезгливо скривился Ксанатос, наблюдая за истерикой Скайуокера.

— До таких вершин тебе далеко, — осунувшийся Кеноби наблюдал за бесящимся в блокирующих Силу кандалах бывшим падаваном. Стоящие у стен стражи молчали, но и так было понятно, что они обо всем происходящем думают. Хромающий Цин Драллиг брезгливо поморщился. Ему тоже проблем хватало: уцелевшие джедаи подтягивались в Храм, и их надо было встретить, если что, послать группу для помощи, организовать обследование и заселение. А ещё были клоны с прочищенными Ксанатосом головами, которые бдели и охраняли, не давая посторонним подойти к Храму на расстояние выстрела.

Смерть Палпатина объяснили просто: Кеноби с Ксанатосом сочинили и внедрили в массы чудесную историю о коварном отравителе, применившем настолько чудовищный яд, что бедолагу изуродовало до неузнаваемости, вследствии чего он сошел с ума и пошел вразнос, считая себя Императором — файлы о нечистоплотности покойного и противоречащих законам Республики приказах прилагаются. А потом, взбесившись, решил, что он ситх и самоубился об нанятого врагами охотника за головами. Сенаторы уцепились за озвученный Кеноби повод свалить на покойника все, в том числе и свои грехи, с радостью, тем более, что в армии творилось черт знает что, благо хоть приказ об истреблении джедаев дошел не до всех командиров благодаря успевшему связаться с подчинёнными Коди, а планируемый штурм Храма не состоялся.

Кеноби тем временем пахал за почти весь Совет, даже не крякнув под свалившимся на его плечи бременем власти, и Ксанатос крайне органично вписался к нему помощником.

Вернувшегося с Кашиика гроссмейстера — причем Йода явно не торопился — Ксанатос встретил ласково: пинком. Что самое интересное, не промахнулся. Попытка Йоды прекратить не санкционированную им деятельность тоже не увенчалась успехом: благодаря помощи клонов удалось подчистить нужное и добавить недостающее, и Кеноби с Ксанатосом готовы были продолжать в том же духе и дальше. Особенно Кеноби: ему до смерти надоели пустые разговоры, а ковать железо надо, пока оно горячо. Чем он и занимался. Как и все остальные.

И получилось, что Йоду как-то незаметно и очень легко отодвинули в сторону.

Сам Кеноби был в полном ступоре: чипы, клоны, свалившийся ему на помощь Ксанатос, ставший Падшим Энакин, успевший замараться осознанной помощью ситху и убийством члена Совета, к тому же оказавшийся женатым. Визит в Храм родившей Падме доконал свежеиспеченного главу Ордена окончательно.

Падме ни о чем не жалела, не считала себя хоть в чем-то виноватой — хотя брак с падаваном нарушал прорву законов Республики, более того, она даже начала требовать. Ксанатос, сидящий рядом и слушавший экспрессивную речь сенатора, обвиняющей Кеноби в прорве всего, едва не заржал, когда Оби-Ван с каменным лицом неожиданно начал плести словесные ловушки, вытаскивая на свет хранимые хитрожопой набуанкой тайны. В наивность и правильность этой красотки Ксанатос не верил совершенно: спасибо, он и сам планетарный лидер, пусть и в прошлом, и знает царящие в большой политике законы и нравы.

Если Падме думала, что Кеноби по своему обыкновению проглотит требования и промолчит, ее ждал сюрприз: мало того, что джедай включил запись разговора, так ещё и не погнушался отправить ее на Набу, новой королеве, и в Сенат, противникам пользующейся покровительством земляка-канцлера набуанки.

Скандал был громким, тем более теперь, после смерти Палпатина, на его протеже смотрели с огромным подозрением. Карьера сенатора резко закончилась, Падме тут же превратилась в домохозяйку, нянчащую детей, а немного продышавшийся Кеноби взялся за своего падавана.

По поводу Скайуокера мнения разделились: большинство были за казнь, меньшинство — за пожизненное заключение. Ксанатос послушал, подумал, и выдал третий вариант.

— Встань на колени, ученик.

Сцена повторялась: вот только если в первый раз это была трагедия, то сейчас — настоящий кошмар.

Тяжёлая оплеуха отбросила упрямо набычившегося Скайуокера в сторону.

— На колени, — глаза новоявленного учителя сияли расплавленным металлом. — Больше я дважды повторять не буду. И терпеть твое неуважение тоже — я не Оби-Ван, нянькаться с тобой. Или ты, ученик, становишься Учеником в полном смысле этого слова, или я оторву тебе голову.

Попытавшегося возмутиться Энакина снесло Молнией. Ксанатос со скучающим видом активировал сейбер, и Скайуокер тут же встал на колени, покорно склонив голову. Сидящий в комфортабельном кресле и лениво наблюдающий за вербовкой бывшего падавана Кеноби захлопал в ладоши.

— А я-то пытался словами воздействовать… — вздохнул джедай. — Мои соболезнования, Ксанатос. Намучаешься ты ещё с ним.

— Взаимно, Оби, — хмыкнул ситх. — Не думаю. Или это отродье учится — и учится хорошо, — и возвращается под теплый бочок жены… Или он возвращается к ней в маленькой баночке в виде пепла. Одну часть тела пошлю, так уж и быть, в банке со спиртом. На память о славных днях.

Скайуокер побледнел: он уже успел наслушался от окружающих достаточно, чтобы понимать, что это не пустая угроза.

— И учти, ученик, — стальные пальцы сдавили подбородок Энакина, заставив смотреть в глаза мучителя, — если ты думаешь, что тебе поможет твоя дутая слава Избранного — то ты так не думай. Из нас троих Избранным первым назвали меня. А теперь клянись, и вперёд. Мы с моим братом хотим чаю. И хотим мы его прямо сейчас.

Кеноби смотрел, как Энакин, скривившись словно от зубной боли, готовится проводить полную чайную церемонию, принятую в Храме — щадить своего ученика Ксанатос не собирался — и меланхолично размышлял о том, где же он ошибся, что все так повернулось.

Впрочем, пора учиться на своих ошибках. А на чужих — тем более. Если уж Ксанатос научился, то и ему пора.

Ксанатос нежно сдавил Силой горло ученика, указав взглядом на правильные чашки. Ничего, если уж из него выбили дурь, то и из этого чучела выйдет что-то путное при соответствующих усилиях. А там, глядишь, этот первый ученик станет не последним, и вообще, пора подумать о том, чтобы навестить родину. Там много чего интересного есть, в том числе и весьма занятные постройки дореформенных времён.

Плох тот мастер, что не мечтает стать гранд-магистром. А он на скудость фантазии никогда не жаловался.