Химия чувств

Глава 22 Джилл

Пока я бежала домой, пошел дождь. Закрыв за собой дверь, я пошла прямо к себе в комнату. Точнее, прямо к зеркалу в полный рост. Я смотрела на свое лицо; волосы промокли насквозь, я дрожала и думала о Тристене, которого бросила у двери одного.

Тристен… с Беккой.

Она же говорила, что встречалась с ним летом, она знала, какие девушки «в его вкусе», и ей просто не терпелось рассказать мне что-то о нем.

Я рассматривала собственное отражение, представляя подружку рядом, — и сильно завидовала ей. Ее густым волосам, сверкающим белым зубам, пухлым губам, которые всегда были ярко-красными и блестели. Вполне вероятно, что Тристен целовал Бекку в губы или хотя бы желал этого — не случайно, как произошло между нами на кладбище, а всерьез. Потому что он хотел ее.

Я же по сравнению с ней выглядела серой молью. Мои каштановые волосы казались после дождя совсем безжизненными. Глаза — две грязно-зеленоватые лужицы. Губы бледные. К тому же я слишком худая. Почти такая же костлявая, как и мама. А зачем я купила эту уродливую блузку с белым воротничком? Она такая же безвкусная, как и ее хозяйка.

Я была совершенно уверена, что Тристену снилась Бекка. Да, это были страшные сны. Но в тот вечер я завидовала подружке даже из-за того, что она являлась ему в кошмарах. А я разве когда-нибудь кому-нибудь приснюсь, хоть в приятном сне, хоть в кошмаре?

Я услышала, как с черного входа вошла мама, она вернулась из больницы, я резко выключила свет, и мое отражение исчезло. Мне в это время положено уже быть в постели. Я сняла свою дурацкую блузку, натянула бесформенную майку и спортивные штаны, засунула ящик под кровать и забралась под одеяло, натянув его до подбородка.

Почему некоторые люди буквально светятся, как Бекка? Как им это удается?

Я свернулась калачиком, притворившись, что сплю, и стала ждать, когда мама пойдет наверх.

Но она не шла. Минут через пятнадцать полной тишины мне стало любопытно, что там с ней случилось. Я даже не слышала, чтобы она наливала себе чай или включила телевизор. Я вылезла из-под одеяла, подошла к лестнице и прислушалась. Я начинала волноваться все больше.

— Мам? — крикнула я.

Ответа не последовало, я медленно спустилась по лестнице и вошла в гостиную.

Мама сидела на полу, скрючившись, закрыв лицо руками, плечи сотрясала крупная дрожь — и я все поняла. Не зря я боялась за нее — было видно, что она на самом краю пропасти…

И теперь она в нее провалилась.