Химия чувств

Глава 28 Джилл

— Калий, — пробормотал Тристен. Голова его лежала на левой руке а правой он писал — крупно, с нажимом. — Калий.

— Что? — спросила я, отвлекаясь от расшифровки своей части записей доктора Джекила. Мы с Тристеном сидели рядом, перед лежавшим на стопке книг фонариком. — Что ты сказал?

— Калий, — пробурчал Тристен, не поднимая головы с руки. Он бросил ручку и пульнул по направлению ко мне скрепку, которой он взламывал замки. — Сделай одолжение. Проверь, есть ли он еще в шкафчике. По-моему, его немного оставалось, а для этого рецепта потребуется существенное количество, если я не ошибся в записях.

— Но я не умею замки взламывать, — сказала и не стала брать скрепку. В нашей маленькой команде официальный взломщик — Тристен. Не я.

— Это просто. — Тристен снова принялся писать, добавив раздраженно: — Просто суешь скрепку в замок и вертишь там, пока не откроется. Не высшая математика.

Мне не понравилось, что он вдруг начал командовать мной, но я все же взяла скрепку. Тристен весь вечер был в плохом настроении, так что очень не хотелось спорить с ним и дальше.

— Ладно.

Я пошла к шкафу, в котором хранились препараты, вставила скрепку в замочную скважину и принялась вертеть ее там, как делал на моих глазах Тристен. Через несколько секунд дверка открылась. Я повернулась к нему, чтобы похвастаться своей маленькой победой, но вся его поза говорила о том, что ему на самом деле все равно.

— Калия полно, — сказала я, закрывая дверцу шкафа.

Тристен не ответил, я села обратно на стул и коснулась его плеча: — Тристен, его много.

Ничего не отвечая, он продолжал писать, быстро и резко водя рукой по тетради.

— Что такое? — спросила я, не зная, радоваться или тревожиться. — Нашел что-нибудь?

Он покачал головой, не отрываясь от тетради.

— Нет, — пробурчал он. — Наоборот.

— В каком смысле?

— Джилл, это не химия, — резко ответил Тристен и ударил ручкой о стол. Он распрямился и схватился руками за голову. — Это… это… книга какая-то кулинарная. Только сотню гребаных лет назад написанная!

— Тристен! — строго сказала я. — Прекрати! — Это вылетело у меня на автомате, и я тут же съежилась. На Тристена никто никогда не рявкал, что уж говорить про меня. — Извини.

— Нет, нет, ты извини. — Тристен вздохнул, словно его плохое настроение нашло выход. Он потер руками лицо. — Джилл, я просто понять не могу. Похоже на то, что доктор Джекил экспериментировал в первую очередь с тем, что можно найти на кухне. За исключением фосфора и лития он в основном возился с уксусами и прочими слабыми кислотами и распространенными основами. Тут нет никаких элементов, которые могли бы преобразить душу человеческую временно или навсегда.

Чем дольше мы с Тристеном работали над этим проектом, тем больше я забывала о том, что мы преследуем не только мои интересы. Если не принимать во внимание сегодняшней его вспышки, во время нашего сотрудничества я обращала внимание на то, что Тристен очень внимателен ко мне и добр, а когда он улыбался, вообще невозможно было поверить, что у него в глубине души таился какой-то монстр, зверь, как он его называл. Но этот приступ гнева резко напомнил мне, что у него есть свои виды на этот проект. И о том, что он грозился сделать, если нам не удастся получить раствор, который его «излечит».

— Мы же еще до конца не дошли, — напомнила ему я, внезапно разволновавшись за него. — Еще осталось несколько страниц. Может, найдем еще чего.

— Нет, Джилл. — Тристен покачал годовой. Он некоторое время угрюмо помолчал, а потом уставился вдаль и забормотал: — Чего-то не хватает. Чего-то…

— Давай двигаться дальше, — предложила я.

— Да, наверное, — согласился он, но надежды в его голосе я не уловила. Но тем не менее он вырвал из тетради несколько страниц и вручил мне очередную пачку старых записей. — Вот. Проверишь, правильно ли я переписал. Может, я что пропустил или не так понял.

— Конечно, — согласилась я и наклонилась, чтобы разглядеть записи при таком слабом свете. Почерк доктора Джекила разобрать было нелегко, к тому же чернила за сто лет выцвели.

Тристен схватился за край моего стула и придвинул ближе к свету и к самому себе, так что теперь мы чуть не касались друг друга. Он наклонился к своей тетради, а я смотрела на его профиль. Прямой нос, полная нижняя губа, как и у отца, умный, но тревожный взгляд…

Он искоса посмотрел на меня и вдруг улыбнулся — впервые за весь вечер.

— Что? — спросил он, и брови его взлетели вверх. — Собираешься снова ругать меня за мои приступы? Это мешает тебе работать?

Нет, ругать его я не собиралась. Хотя мешал работать мне сам Тристен. Я даже не осознала, что так долго смотрела на него.

— Я… я просто…

— Что такое, Джилл? — принялся расспрашивать он, в глазах его светилось озорство. — О чем же ты думаешь, что творится в твоей такой таинственной и прекрасной голове?

— Э… — Я заметила, что улыбка стала постепенно исчезать с лица Тристена. Он снова становился серьезным. Но серьезным по-другому. В его глазах все так же играло легкое любопытство, и казалось, что его вся эта ситуация как-то забавляет.

Я от такого внимания раскраснелась. Неужели голова может быть «прекрасной»? Значит, привлекательной? Нет, Тристен меня привлекательной не считал.

Но этот его взгляд… У меня нет совсем никакого опыта с парнями, но тут почти показалось…

— Скажи мне, Джилл, — настаивал он, а расстояние между нами все меньше и меньше… Может, он наклонился ко мне поближе? Я почти чувствовала его дыхание на своей щеке. Я вдыхала его такой знакомый аромат. От Тристена всегда пахло свежестью, будто он только что принял душ. Чистотой и мужественностью. А его глаза…

— Так что же творится внутри твоей милой головки? — повторил он свой вопрос.

Милая. Прекрасная. Но не я, а моя голова.

Как бы оценила такой комплимент по-настоящему прекрасная девушка, например Бекка? Рассмеялась бы?

Возможно.

И вдруг у меня возникло такое ощущение, будто она тут, рядом с нами, встряхивает блестящими каштановыми волосами. Бекка точно привлекала ребят. Наверняка и Тристена тоже…

— Ничего, — сказала я, отведя взгляд и принявшись перекладывать бумаги на столе, хотя в этом не было никакой нужды. — Думаю, что работать надо. Мне не стоит слишком долго задерживаться. Мама может проснуться и начать искать меня.

— Да, — согласился Тристен, откашлялся и немного отодвинулся от меня, на пару-тройку сантиметров. И добавил вдруг таким холодным голосом, словно мы всего лишь деловые партнеры, хотя так оно и было на самом деле: — Как она?

— Почти всегда под воздействием успокоительных, — ответила я, складывая бумаги ровной стопкой. Я отважилась посмотреть на Тристена: — Твой отец всегда использует эту методику?

— Я не особо в курсе, как отец лечит, — сказал он. — Но насколько я понимаю, в этом как раз и заключается первичная стадия лечения — «стабилизация», как он ее называет, — пациентам действительно в это время прописывается много успокоительных. Делается это для того, чтобы человек не навредил себе, пока гениальный доктор Хайд будет копаться в его душе, чтобы найти более подходящее и действенное решение,

Я планировала спросить Тристена, сколько длится этот этап «стабилизации», но меня удивил сарказм, с которым он рассказывал о работе отца.

— Ты разве не считаешь его гением? Ты же говорил, что он лучший?

Тристен криво улыбнулся и вернулся к записям:

— Да, Джилл, он, наверное, гений. Он сам точно в этом уверен.

Я решила закрыть эту тему и просто радоваться тому факту, что мою маму лечит один из лучших психиатров. К тому же его методика позволяет мне по вечерам ходить в лабораторию, а еще он не спешил выписывать нам новые счета, они и без того постоянно прибывали. Я складывала их в коробке на кухне в порядке срочности.

Какое-то время мы с Тристеном работали в тишине, слышно было лишь поскрипывание его ручки и шелест старых листов, которые я время от времени переворачивала, проверяя записи Тристена.

Представив, как кто-нибудь мог бы взять эту кислоту в рот, я тяжело сглотнула. Неужели кто-то из моих родственников это пил? И неужели Тристен последует его примеру?

Я двинулась дальше.

Да, доктор Джекил использовал много простых ингредиентов. Но и опасные составляющие там тоже были.

— А твоя мама все еще несет эту чушь? — внезапно заговорил Тристен, прервав мои беспокойные мысли о том, что он вот так однажды возьмет и выпьет какую-нибудь смертоносную смесь, a потом будет корчиться в агонии… Я покачала головой.

— Чушь? — спросила я. — Какую чушь?

— Про «окровавленный список». В «отделении». Она бормотала что-то про это, когда я ее переноси.

— Нет, — сказала я. — Какое-то время она повторяла это как мантру… про «измененные соли». Но лекарство, думаю, подействовало…

— Джилл?

Я подняла глаза и увидела, как пристально он на меня смотрит, на лице у него было такое удивление, будто я сказала что-то очень необычное.

— Что?

— Что ты только что сказала?

— Лекарство подействовало…

— Нет, раньше. Про соли.

— Мама постоянно бормотала что-то про «измененные соли». Ты должен помнить.

— Нет. Я не все расслышал из того, что она говорила.

— Она бредила про список измененных солей в отделении, — сказала я, не понимая, с чего вдруг его заинтересовал мамин бред. — Ты что на меня так смотришь?

— Джилл, книга. Книга…

— Какая книга? — Я совсем перестала его понимать.

— Черт! — пробормотал он, вставая со стула и протягивая руку за сумкой, потом принялся рыться в ней. — Черт!

— Что за книга, Тристен?

— «Джекил и Хайд», — нервно ответил он, вытаскивая ее из сумки. Я узнала первое издание этого романа, подаренное ему дедом. Тристен уселся обратно на стул и стал будто чужой. Он говорил сам с собой и был явно взволнован. И бледен, — Как я мог забыть про «измененную соль»? Дед говорил мне — прочти книгу. «Если и есть шанс на спасение, то ключ к нему ты найдешь в романе».

Но Тристен так и не открыл извлеченную из сумки книгу. Он бросил ее на стол, словно она была в чем-то виновата, и закрыл лицо руками:

— Черт! Как все херово!

В этот раз я не стала отчитывать его за ругательство. Его отчаяние было настолько очевидным, что я рискнула положить руку ему на плечо. Я почувствовала, что мышцы его напряжены.

— Тристен? В чем дело?

Он поднял на меня совершенно несчастные глаза, и я пожалела, что не могу отважиться на большее, взять его за руку, например. Он пугал меня.

— Джилл, — простонал он, — это все бессмысленно. Этот эксперимент меня не излечит.

От неожиданности у меня дрогнуло сердце. Он же говорил, что в таком случае покончит с собой. Независимо от того, верила ли я в то, что в нем живет чудовище, нам стоило хотя бы попробовать…

— Но почему? — спросила я. Во рту у меня пересохло.

Тристен взял книгу и принялся нервно ее перелистывать. Он дошел почти до конца романа.

— Слушай, — сказал он и принялся читать: — «Запасы соли, не возобновлявшиеся со времени первого опыта, начали иссякать. Я послал купить ее и смешал питье; жидкость закипела, цвет переменился, но второй перемены не последовало; я выпил, но состав не подействовал… Я приказывал обшарить все аптеки Лондона, но тщетно, и теперь я не сомневаюсь, что в той соли, которой я пользовался, была какая-то примесь и что именно эта неведомая примесь придавала силу питью». — Тристен с громким хлопком закрыл книгу. — Джекил пытался воссоздать препарат, чтобы навсегда уничтожить Хайда, но понял, что изначально ему попалась соль с примесью. Так что повторить опыт не удастся. Именно поэтому он сам не смог избавиться от Хайда. Об этом говорится вскользь… — Он показал на коробку. — Но это означает, что для меня наши с тобой эксперименты лишены смысла. — Тристен снова закрыл лицо руками, голос его звучал приглушенно. — Как я мог об этом забыть? Я, наверное, слишком обрадовался тому, что точная формула вообще существует… какой я дебил. Все это бессмысленно.

— Тристен, нет, — сказала я. и в голосе моем прозвучало больше уверенности, чем я на самом деле испытывала. — Мы найдем решение. Перечитай тот абзац еще раз, может, ты что-то не так понял…

— Нет, все так. — Он уронил руки на стол и замолчал, глядя куда-то вдаль

Я снова потянулась к нему, но он казался таким отчужденным, что я опустила руку.

Но всего лишь несколько секунд спустя Тристен сам повернулся ком мне, схватил за запястье и крепко сжал.

— Джилл, — начал он, и я заметила, что его карие глаза снова заблестели — словно у безумного, как тогда у мамы. — Список измененных солей… его последний список?

— Да?

— А что, если… что, если и твой отец работал над этим препаратом? — предположил мой напарник. — Мне показалось, что замок на ящике слишком уж легко поддался. Что, если твоя мать незадолго до его смерти увидела какой-то составленный им список?..

— Но зачем ему это было нужно? — смущенно произнесла я. Тристен хватался за последнюю соломинку. — Почему бы папа стал работать над этим?

— Не знаю, — признался Тристен. Взгляд его затуманился. — Может быть…

Я подождала, но он, похоже, решил не высказывать своих мыслей, только добавил:

— Кто знает? Но это довольно странное совпадение, согласна?

— Да, но… — В некотором роде совпадение было — в книге описывалась соль с примесью, и моя мама говорила о солях, — но звучало это как-то уж слишком неправдоподобно. — Ты, наверное, зря так обрадовался, — постаралась предостеречь его я.

— Возможно. — Тристен сжал мою руку — вероятно слишком заинтересовался, несмотря на мое предупреждение. — Надо найти этот список, — сказал он. — Найти это «отделение». — Он посмотрел мне в глаза и потряс мою руку. — Спроси маму, помнит ли она, о чем говорила.

Я отрицательно покачала головой:

— Нет.

Тристен выпустил мою руку, не веря своим ушам:

— Джилл, для меня это вопрос жизни и смерти.

Я потерла запястье в том месте, где он за него схватился, меня начало подташнивать.

— Тристен, мне не придется спрашивать, потому что я сама знаю.

Если этот список измененных солей вообще существовал, я знала, где его искать.

Но я в это страшное место совершенно не хотела идти.

Хотя это и было рядом. Прямо на нашем заднем дворе.