— Джилл, я на работу, — сказала мама, заглядывая ко мне в комнату. — Слишком долго не рисуй, ладно?
— Хорошо, — пообещала я, глядя на часы. Где-то через полчаса придет Тристен. — Я скоро закончу.
Мама зашла в комнату, подошла к мольберту и посмотрела сначала на картину, потом на меня. И очень удивилась:
— Я думала, что тебе его уже сдавать со дня на день.
— Успею, — сказала я с уверенностью, которой на самом деле не было.
— Глаза тут не помешают, — сострила мама и усмехнулась. Мне показалось, что она решила меня укорить, но все же обрадовалась ее искренней улыбке.
— Я хоть раз тебя подвела? — спросила я, стараясь не чувствовать себя виноватой. Мама бы весьма расстроилась, узнав о моих планах на вечер. Но мы с Тристеном должны были быть вместе. Я снова посмотрела на часы: — Тебе, наверное, уже пора, нет?
— Пора, — согласилась мама и поцеловала меня в щеку. — Счастливо.
Я буду счастлива. Однозначно.
— И тебе всего хорошего.
Я осталась в комнате одна и внимательно прислушивалась: мама надела куртку, взяла ключи, а когда за ней закрылась задняя дверь, я бросила свой рисунок — слишком уж нервничала.
Готова ли я?
В зеркале было видно мое отражение. Хорошо ли я выгляжу?
Я выпрямила спину и посмотрела на себя в профиль, потом направилась к комоду — за черным лифчиком, в нем я действительно выгляжу лучше, соблазнительней. Но коснувшись пальцами его шелковистой ткани, я заколебалась. Не я его выбрала, не я украла …
И я запихнула лифчик подальше — нет, не он нужен для той ночи, о которой я так мечтала. Это же олицетворение того же самого зла, что и раствор, спрятанный где-то рядом.
Мне ничего этого не нужно, верно?
Правда, пузырек можно переложить поближе, в тумбочку, на случаи, если я буду слишком нервничать…
Я уже потянулась было к зелью, как вдруг услышала стук в дверь. Я отдернула руку, испугавшись собственных мыслей. Пришел Тристен. Ему явно не по душе придется новость о том, что я украла раствор… да еще и попробовала его.
Я резко закрыла ящик, метнулась вниз по лестнице и поспешно распахнула дверь:
— Тристен…
Но это оказался не он.