Я проснулась среди ночи, почувствовала, что кто-то обнимает меня за талию, и не на шутку испугалась. Последнее, что я помню, это рассказ Бекки о том, что она переспала с Тристеном, значит, это не мог быть он…
Набравшись смелости, я перевернулась на другой бок и увидела, что рядом лежит именно он. Между нами… что-то произошло после того, как я переменилась? Если да, то получается, что я сама себя обокрала. Хотя я его больше не любила. Не любила…
— Тристен. — Я потрясла его за плечо. — Проснись.
Он открыл глаза и напрягся:
— Джилл?
Я поняла, что он не уверен, меня видит перед собой или чудовище.
— Это я, просто я.
Он расслабился и крепче прижал меня к себе, ничего не говоря. Я не пыталась отстраниться, и через некоторое время он прошептал:
— Джилл, где раствор? У тебя еще осталось?
— Нет, — заверила его я. — Больше нет.
— Если остался, лучше скажи, — упорствовал он. — Его действие непредсказуемо. Так в романе говорилось. Сейчас он выветривается сам по себе, а если в следующий раз этого не произойдет? Если он кончится и ты не сможешь снова превратиться в себя?
— Точно не осталось, — настойчиво повторила я.
Потом я расплакалась и прижалась к его груди, и, хотя я рассчитывала на его поддержку и очевидно было, что я ему небезразлична, я все же вылила на него все, что накипело:
— Тристен, как я тебя ненавижу.
Он не разжал объятий, но я почувствовала, что он резко вдохнул, и тут же поняла — слово не воробей. Я продолжала плакать, а он гладил меня, но его прикосновения казались какими-то другими.
Внизу скрипнула ступенька — кто-то поднялся на заднее крыльцо. Мы с Тристеном должны были бы перепугаться, независимо от того, кто пришел — его монстр-отец или моя мама, которая вот-вот застанет нас вместе в постели, — но у нас не было сил на то, чтобы бояться. Мы так и остались лежать, дверь открылась, и в кухне, а затем и на лестнице раздались легкие мамины шаги — она направлялась в свою комнату.
— Я не спал с Беккой, — прошептал Тристен, когда за мамой закрылась дверь. — Она тебе наврала.
И мне вдруг захотелось, чтобы в дом вошел отец Тристена. Я бы встала между ними и приняла ожидаемый им удар на себя. Мне все равно казалось, что в меня вонзили нож и что я умирала.
Лживая Бекка, мы дружили с ней с детского сада! Надо было спросить обо всем у Тристена. Ему я могла верить.
А я… в конечном итоге оказалось, что все испортила я сама. Сказанного уже не воротишь.
Тристен, как я тебя ненавижу.
Он поднялся и свесил ноги с кровати:
— Я пойду. Мне хотелось умолять его остаться, но я понимала, что это бесполезно.
— Хорошо.
Он сидел и завязывал шнурки. и
— Сегодня вечером презентация, — напомнил он. В его голосе нельзя было уловить обиду. Но говорил он отстраненно и думал только о деле. — После школы выезжаем.
— Тристен, ты не обязан мне помогать.
Он встал:
— У нас был уговор, а я человек чести.
Я не поняла, хотел ли он меня задеть или просто констатировал факт о самом себе, но мне было больно, и, когда он ушел, я свернулась калачиком и проревела до самого утра.
Мне так и не удалось узнать, что в эту ночь натворило мое альтер эго, но, посмотрев через некоторое время в зеркало, я увидела в ушах дырочки, которых раньше не было. Надеюсь, больше ничего страшного не случилось.