Хождение от Байкала до Амура

ГЛАВА 6 ОТ БАЙКАЛА ДО САХАЛИНА

На всем этом огромном протяжении неутомимые русские географы, геологи, гидрографы, ботаники, зоологи проводили кипучую деятельность. Инициатором исследований выступала местная администрация, проводившая землемерные работы, заботившаяся о лучших путях сообщения между отдаленнейшими местами своих обширных губерний и уездов; исследования были нужны и промышленникам, искавшим сфер приложения своих капиталов в просыпающейся Сибири; таежные реки, речки и тропы, перевалы через высочайшие хребты были известны золотоискателям, по путям которых тронулись геологи — разведчики недр; военные и классные топографы и геодезисты штаба управления войск при генерал-губернаторе Восточной Сибири с мензулой и кипрегелем забирались в самые недоступные места — снимали великую Сибирь на планы и карты; особую активность проявляло Русское географическое общество и его филиалы в Сибири — лучшие специалисты совершили в эти годы выдающиеся путешествия по Сибири и Дальнему Востоку.

Пути многих из них пересекали трассу БАМа, тысячи не оставили по себе памяти. Именно их трудам, их неуемной энергии и научному подвигу обязаны мы теперь не так уж малыми, известными с детства, устоявшимися сведениями о прекрасной стране к востоку от Байкала. В некоторых случаях и сейчас эти сведения являются чуть ли не единственными источниками знаний о труднодоступных участках трассы.

Нельзя вспомнить о всех, кому выпала судьба побывать в те годы в местах, где сейчас идет великая стройка, но без некоторых из множества путешественников, промышленников, золотоискателей, военных топографов в нашей книге не обойтись. Проследим за ними в хронологическом порядке, независимо от района их деятельности.

Начать нужно с Забайкальской экспедиции 1849–1852 годов под начальством Н. X. Ахте. Область исследовательских работ этой экспедиции огромна: от Байкала до Станового хребта, а к северу — до Верхоянского.

Астрономические определения производились вокруг Байкала и в Забайкалье. На основании этих определений топограф С. В. Крутиков составил первую карту в крупном масштабе на Забайкалье в 1852 году, которая, к сожалению, так и не была опубликована, и первую карту Байкала, основанную на астрономических определениях.

Много и с пользой поработали горные инженеры Н. Г. Меглицкий и М. И. Кованько, получившие обширный материал о геологическом строении Забайкалья. Они впервые поставили вопрос о геологической зависимости впадины Байкала, Яблонового хребта и бассейна реки Лены. Кроме этого, они собрали значительный материал об орографии, климате и растительности страны, лежащей к востоку от реки Олекмы. Они и сейчас лежат неопубликованными, эти материалы, в Центральном государственном историческом архиве СССР… Это была вторая после Георги гипотеза о происхождении Байкала с Ангарой.

В 1853–1855 годах Сибирский отдел Русского географического общества на средства золотопромышленника С. Ф. Соловьева организовал экспедицию для изучения бассейнов рек Вилюя и Оленека.

Участники экспедиции описали и положили на карту. неизвестный до того район Средне-Сибирского плоскогорья. Карта и результаты исследований помещены в отчете Р. К. Маака «Вилюйский округ Якутской области», опубликованном в 1883–1887 годах.

Важным событием, происходившим в эти же годы, стала Сибирская экспедиция, которую П. П. Семенов-Тян-Шанский назвал Великой Сибирской экспедицией. Она была организована Русским географическим обществом. В ее состав входили офицеры Межевого корпуса А. Ф. Усольцев, Д. П. Рашков, И. С. Крыжин, Смирягин и поручик Генерального штаба Р. В. Орлов.

Они произвели астрономические наблюдения и съемку в Восточном. Саяне, в Забайкалье между Леной и Яблоновым хребтом, на Ангаре и Олекме, на Амуре и на Сахалине, куда отправился Д. П. Рашков. В 1856 году поручик А. Ф. Усольцев снял маршрут от Усть-Стрелки через верховья Амазара и Ольдоя на Гилюй и по нему и Зее до устья этой реки. В том же году Р. В. Орловым снят маршрут от устья реки Черной и далее через верховья Тунгира и Нюкжи на Ольдой и по нему до впадения в Амур. В 1858 году А. Ф. Усольцев снял маршрут от станицы Иннокентьевской вдоль реки Бурей и по южным склонам гор на нижнюю часть реки Селемджи, а по ней и Зее — до устья.

Все эти работы позволили составить весьма подробную и точную по тем временам карту южной части Восточной Сибири, основанную на более чем ста астрономических пунктах. И до сего времени изыскатели и проектировщики вспоминают добрым словом эту карту, вспоминают съемку Арсения Федоровича Усольцева, который затем возглавил Сибирский отдел Русского географического общества.

Большая Сибирская экспедиция продолжила исследования в 1859–1862 годах в восточном секторе Сибири, на Дальнем Востоке. Возглавил отряд Ф. Б. Шмидт. Участники экспедиции действовали самостоятельно, но по единому плану, который предусматривал исследование в первую очередь Приамурья и Сахалина. Для нас представляют интерес маршруты самого Фридриха Богдановича Шмидта, так как они непосредственно связаны с трассой БАМа в восточной ее части.

В 1860 году Шмидт из Благовещенска совершил путешествие-плавание до Николаевска: сначала на санях, а затем, после того, как вскрылся Амур — на лодке. Во второй раз маршрут Шмидта пересекся с трассой БАМа после того как основная программа работы была выполнена: Шмидт решил исследовать реки Амгунь и Бурею, использовав для этого их как маршруты возвращения в Иркутск и в Петербург.

19 мая 1862 года Шмидт и член экспедиции Г. В. Шебунин вышли из Николаевска и направились вверх по Амгуни. Их сопровождал казак Яков Бубякин и четыре якута. Путь был тяжелым, все время тянули лодки бечевой. С Амгуни перешли на Немилен, откуда поднялись на перевал Буреинского хребта и вышли в бассейн реки Бурей. Шебунин все время проводил съемку маршрута, а Шмидт занимался геологическими и ботаническими исследованиями. «Моя экспедиция вверх по Амгуни и вниз по Бурее, кроме геологического, имела и большой ботанический интерес, так как мне удалось собрать на упомянутом перевале альпийскую флору южного отрога Станового хребта и наблюдать потом постепенный переход ее в известную уже раньше мне флору верхнего и среднего Амура», — писал Шмидт.

Экспедиция проходила по труднодоступным местам. До конца ее у Шмидта и Шебунина не хватило продуктов. Истощенные и изможденные, 12 августа они прибыли в Благовещенск, откуда после встречи с Гленом все отправились в Иркутск.

Итоги экспедиции были обработаны Шмидтом и Гленом и составили вторую часть «Трудов Сибирской экспедиции Императорского Русского Географического общества. Физический отдел», вышедшую в свет в 1868 году. Шмидт писал в отчете, что «труды экспедиции относятся преимущественно к геологии, растительной географии, топографии, этнографии и отчасти зоологии, входившей более специально в круг занятий прежних исследователей Амурского края».

Из путешествий географа и революционера П. А. Кропоткина мы остановимся на Олекминско-Витимской экспедиции, совершенной в 1866 году совместно с И. С. Поляковым.

Экспедиция намечалась от устья реки Ныгры, где был расположен Тихоно-Задонский прииск. Чтобы добраться туда, Кропоткин проделал путь по Лене до села Крестовского, а затем до названного прииска на вьючных лошадях. Путь проходил через Патомское нагорье — так назвал его Кропоткин по имени самой большой реки Большой Патом, пересекающей это нагорье. 250 верст потребовалось пройти по этому нагорью, чтобы добраться до Тихоно-Задонского прииска.

В письмах к брату Александру путешественник писал отсюда об условиях труда рабочих на приисках. 17 июня он написал: «А нужно видеть работы. Поляков видел рабочего в шурфе, на четверть в воде неподвижно стоящего, в то время как другие отливали воду; не сразу понял, что это человек, — и это хоть летом, но на высоте 3000 футов, под широтой 59 градусов, в Азии; следовательно, можешь себе представить, как холодно бывает к вечеру. Сегодня множество сиплых рабочих после 4-дневных дождей… И если не выработает урок — сейчас вычет. 3 человека должны вырубить кайлом и ломом и накласть 62 тележки, а 4-й увезти их. Якуты, как более слабое племя, не в состоянии этого сделать…»

Некоторое время ушло на отдых и сборы в ответственное путешествие. Кроме снаряжения, которым больше занимался Чистохин, следовало расспросным путем узнать как можно больше о стране, через которую придется идти. Один из эвенков принес Кропоткину карту, нарисованную им на бересте. Судя по тому, как правильно на ней были изображены места, через которые уже прошли, Кропоткин доверился ей и не ошибся. Именно по ней он и наметил путь вверх по Витиму к устью реки Муи.

2 июля 1866 года Кропоткин со спутниками вышел в экспедицию и направился к Витиму. Сначала вьючная тропа, которая привела путешественников к берегу реки Малый Чепко, затем по приметам проводников да ориентируясь по берестяной карте. По пути Поляков был занят, пожалуй, больше других — много встречалось всякой дичи; не уставая трудился топограф Машинский.

10 июля вышли к Витиму, а 15-го числа переправились через него в районе Парамского большого порога. Отсюда начался подъем на Северо-Муйский хребет, отсюда путешественники двинулись к реке Муе. Сначала пришлось преодолеть Дюлюн-Уранский хребет с бесчисленным количеством отрогов. О трудности перехода по этой горной стране Кропоткин написал: «Вообще вся эта местность, весь этот перевал через Северо-Муйский хребет в высшей степени неудобопроходим. Когда тунгусы на Муе спросили меня, какою же падью поднялись мы на хребет, и я рассказал им, какою именно (падь Янгуды. — А. А.), — то удивлению их не было конца. «Мы тут и на оленях теперь не ходим», — сказал мне один старик, бывший за 10 лет тому назад вожаком у г. Усольцева и вполне достойный доверия».

Трехдневный перевал через Северо-Муйский хребет стоил путешественникам четырех лошадей. Утешались только тем, что самая трудная дорога, по словам проводников, позади. На устье реки Муи пришли 26 июля. В этот же день Кропоткин написал брату: «Здесь, на Муе, такие несметные силы комаров, что до сумасшествия (временного, утешься) можно дойти, и тебя 30 раз вспомнишь с твоими проклятиями лету. Жара более 22 градусов, дымокур в палатке, следовательно, угар — мерзость порядочная. Два дня ничего не в состоянии был сделать, подумать не в силах, в жаре среди мошки дураком валяешься, весь мокрый; ждем не дождемся второй половины августа».

Несколько дней, проведенных здесь, Кропоткин все-таки использовал для описания долины реки Муи, для приведения в порядок своих мыслей и впечатлений о пройденной горной стране. Эти впечатления Кропоткин обобщил тогда в таком виде: «Само собою, нет никакой надежды на то, чтобы когда-нибудь в Олекминско-Витимской горной стране было прочное, значительное хлебопахотное население, но могут со временем быть 2, 3 пункта, где поселятся якуты, и эти пункты могут служить пристанищем для поисковых партий и погонщиков скота. Не знаю, насколько возможны поселения вверх по Муе, но полагаю, что и там найдутся места, которые могут быть сделаны годными для хлебопашества, так как характер долины Муи верст на 100 вверх остается такой же, как и на устье. Может статься, — что и по Витиму найдутся места довольно пригодные для хлебопашества в малых размерах, по крайней мере настолько пригодна и сама долина Лены».

Очень интересно читать теперь эти строки, когда в долине Муи ведутся интенсивные работы по прокладке Байкало-Амурской магистрали, когда тут осуществляются грандиозные планы освоения труднопроходимой Олекминско-Витимской горной страны.

31 июля экспедиция начала подъем на Южно-Муйский хребет. Следует сказать, что оба эти названия — Северо-Муйский и Южно-Муйский хребты — были даны П. А. Кропоткиным. Поднявшись на хребет, путешественники любовались величественной картиной окружающей природы. Кропоткин дал превосходное описание открывшейся перед путешественниками панорамы. Вот оно.

«Мы рассмотрим теперь, в каком виде представляется эта северная окраина плоскогория в том месте, где мы ее пересекли. Выше сказано уже, какой ряд крутых, безлесных скал, с резкими трехгранными отрогами и бороздами, сплотившихся в недоступную и труднопроходимую стену, представляется глазу, если смотреть из долины Муи к северу, на Северо-Муйский хребет.

Совершенно иной вид представляется в этом месте, если смотреть на другой хребет, который возвышается верстах в двадцати от русла Муи, на правом ее берегу, и тянется затем в том же направлении на восточном берегу Витима, ограничивая с юга широкую продольную долину Куанды и верхнего течения Чары, лежащие на продолжении долины Муи. Только тогда, когда луч зрения направлен на верхние части долины Куанды, т. е. под острым углом к линии простирания хребта, в нем видны в отдалении высокие гольцы, в начале августа н. с. (нового стиля. — А. А.) еще покрытые снегами.

Но если смотреть на хребет, стоя к нему лицом, то глаз видит только массивные, округленные, лесистые возвышенности, сплотившиеся друг около друга и друг за другом массивною стеною. Оне падают к долине Муи настолько полого, что не образуют осыпей, и всплошь порастают лесом, а у подошвы еще более пологими болотистыми откосами переходят в горизонтальные площади береговой равнины. При этом возвышенности, непосредственно представляющиеся наблюдателю, стоящему в долине Муи, и не высоки; они далеко не достигают пределов вертикального распространения древесной растительности.

Наконец, вершины их не вырезываются теми остроконечными формами, которые свойственны горам северного хребта, а принимают более округленные, волнистые очертания; те же волнистые формы принимают и скаты гор, как резкая противуположность глубоким бороздам и острым каменистым ребрам Северо-Муйского хребта, не представляя, таким образом, ни резких очертаний, ни серых, каменистых осыпей, ни глубоких, узких борозд на скатах, лишенных в течение почти целого дня игры теней и красок, покрытых хвойными лесами, темный тон которых усиливается отсутствием непосредственного освещения, — Южно-Муйский хребет теряет всякую образность, лишается всего того, что придает рельефность виду всякого хребта. Глаз невольно переносится на Северо-Муйский хребет; и путем повторения еще более усиливается впечатление этой массы скал одного хребта, в ущерб впечатлению безобразных лесистых возвышенностей другого».

С Южно-Муйского хребта путешественники спустились на Витимское плоскогорье, вышли на реку Ципа и ее приток Ципикан, затем пересекли реки Малый и Большой Амалат, Джилинду и Мангой и вышли к Чите — конечной цели своего трудного и крайне интересного и очень полезного в научном отношении путешествия.

Научное значение Олекминско-Витимской экспедиции трудно переоценить. Кропоткину удалось разработать и впервые представить очень сложную орографию этой горной страны; Машинский составил ее карту, а Поляков дал превосходный очерк фауны. Работа Кропоткина «Об орографии Восточной Сибири» была долгое время настольной книгой геологов и географов, изучавших этот край. Полезны труды этой экспедиции и сейчас, при строительстве БАМа.

Годом раньше Кропоткина в Олекминско-Витимской тайге работала Витимская экспедиция под начальством геолога Иннокентия Александровича Лопатина.

Переправившись через Байкал (а вышла экспедиция из Иркутска), путешественники 18 мая 1865 года отправились из Баргузина к устью реки Аргада, затем вверх по ней к перевалу на Витим. «Вершина Аргады была неприступна для прохода лошадьми, а потому на перевальный хребет экспедиция поднялась с большим затруднением с вершины Аргуткана, притока Аргады. На верхних склонах хребта виднелся один только стланик, кустарничный кедровник, а самая вершина была обнажена; следующие горы, составляющие перевальный хребет, имели вид холмов, на которых не было растительности, а в лощинах даже лежал глубокий снег».

С большими трудностями преодолели путешественники перевал и спустились до озер реки Джилинды, а затем по их стоку до вершины реки Витимкана, которая, соединившись с рекой Чиной, образует уже реку Витим. Повсюду по притокам Витимкана они встречали золотые россыпи, часто попадались старатели, бродяги, искатели счастья. Но были уже и прииски.

В течение всего лета, с 25 июня и до начала октября, Лопатин со своими спутниками исследовал верховья реки Витим, переходя от левых притоков к правым. Он заходил во все притоки Витима и производил топографическую съемку и геологическое обследование. Перейдя затем через хребты на речку Алянгу, Лопатин возвратился долиной Витима к устью Джилинды, где оставил топографа для подробных инструментальных съемок, а сам перешел на Малый Амалат, откуда перебрался по реке Аунику на Ципикан. 12 сентября он прибыл на озеро Баунт и уж оттуда через восемь суток перекочевал снова к Витиму. Тут он сделал экскурсии по рекам Бугарикту и Ципе, а потом возвратился в Баргузин 23 октября.

Сведения, которые привез из экспедиции Лопатин, состояли в геологическом описании посещенных мест, топографической съемке и общем естественном описании Витимского нагорья. Семенов-Тян-Шанский на основании донесений Лопатина так написал об итогах географических путешествий Лопатина: «Из исследований Лопатина оказалось, что вершины р. Витима занимают большую часть Баргузинского округа и протекают по сплошной возвышенности, имеющей от 3 до 5 тысяч фут высоты над уровнем моря. Окраина этой возвышенности, — называемая Байкальскими горами, покрыта снегом до конца мая. Вообще вся сплошная Витимская возвышенность имеет столь холодный климат, что только в течение летнего одного месяца не бывает там заморозков или не падает инеев. Земля на глубине 1–2 аршин там весьма замерзшая». Отсюда делается вывод, что Витимское нагорье «более благоприятствует скотоводческой жизни, чем хлебопашеству, которого опыты уже были сделаны золотодобытчиками, но хлеб замерзал».

Экспедиция собрала богатые географические и зоологические материалы, произвела ряд барометрических определений высот и съемку всего маршрута, на основе которого впоследствии была составлена двадцативерстная карта маршрута. Лопатина особенно привлекала проблема современного оледенения, в то время как Кропоткин искал следы древнего оледенения. Таким образом, исследования обоих ученых взаимно дополняли друг друга.

Вторая половина XIX века связана с двумя замечательными исследователями Байкала и Забайкалья: Александром Лаврентьевичем Чекановским и Иваном Дементьевичем Черским. Оба они были сосланы в Сибирь за участие в польском восстании 1863 года. В Сибири с помощью ученых Сибирского отдела Русского географического общества они с успехом сумели применить свои знания.

Чекановский начал свои геологические исследования в 1868 году и вел их до 1876 года. Район его работ простирается от Предбайкалья, Забайкалья до Крайнего Севера. Он работал в бассейнах рек Нижней Тунгуски, Оленека и Яны. В 1868–1870 годах Чекановский подробно изучал геологическое строение Иркутской губернии и написал работу «Геологические исследования в Иркутской губернии», получившую высокую оценку Географического общества и Международной географической выставки в Париже в 1875 году.

Геологические исследования Чекановского внесли много нового в знания о тектонике Прибайкалья. Сам Чекановский писал А. Ф. Усольцеву 28 декабря 1872 года из Култука: «Смею надеяться, что труд мой показывает, что по двум главным, мне представляется, вопросам — хребет Байкальский и угленосная формация — исследование приняло факты, которые более или менее изменяют прежнее о них мнение и что результаты исследований угленосной толщи могут служить некоторым основанием для практических в ней предприятий». Добавим к этому, что исследования Чекановского помогли ему создать общую картину орографии Прибайкалья.

Но все же самим озером Байкал больше всех занимался И. Д. Черский — замечательный самоучка, геолог и географ. В течение пяти лет он сначала один, а затем с женой М. П. Черской на лодке объехал весь Байкал, углубляясь в стороны от озера. За 1877–1881 годы, исследуя побережье Байкала, Черский прошел 3375 верст. Основные выводы из своих исследований Черский опубликовал в ряде статей, которые составили затем целый том «Записок Восточно-Сибирского отдела. Русского географического общества».

Огромной заслугой Черского является составление подробной геологической карты береговой полосы Байкала в масштабе 10 верст в дюйме. Он выдвинул свою теорию происхождения озера-моря, заявив, что Байкал «результат медленных и постепенных преобразований, действовавших с тех пор (от вод досилурийского океана. — А. А.) непрерывно до настоящего времени, ежеминутно прибавляя что-либо новое на пути к современным особенностям бассейна».

Большой след оставил Черский и в географии Восточной Сибири. Последнее свое путешествие он совершил с женой в 1891–1892 годах из Иркутска в Якутск, оттуда достиг через Верхоянский хребет реки Колымы. Зиму семья Черских (а с ними был и 12-летний сын Александр) провела в Верхнеколымске, а весной Черский начал свое путешествие к устью Колымы, во время которого скончался. Географическое общество за его исследования трижды награждало Черского: малой серебряной (1876), малой золотой (1878) и медалью Литке (1886). Его именем назван хребет в Восточной Сибири. Исследования Черского составили целую эпоху в геологическом и географическом исследовании Восточной Сибири и, в частности, во всестороннем изучении озера Байкал и прилегающих к нему земель, которые непосредственно связаны в настоящее время со строительством Байкало-Амурской магистрали.

Изучением Байкала занимались В. И. Дыбовский и Б. Годлевский, также сосланные сюда по делу польского восстания 1863 года. С 1871 по 1876 год они изучали фауну Прибайкалья, Байкала, Амурской области и Приморья (Уссури и озера Ханка). Они установили, что в Байкале имеются виды животных и рыб, присущие лишь этому озеру, в том числе рыб до 20 видов. Они определили его глубину — 1373 метра (против истока Ангары).

В 1889–1892 годах знаменитый Владимир Афанасьевич Обручев изучил Прибайкалье, верхнее течение Лены и остров Ольхон на Байкале. В 1890 году он исследовал Олекминско-Витимскую горную страну, ее западную часть в бассейнах рек Бодайбо, Тахтыги и Ныгри. Его исследования подтвердили в какой-то степени представления П. А. Кропоткина о прерывистости хребтов, об отсутствии сплошных и длинных водораздельных горных хребтов и цепей. Он много путешествовал вблизи Витима от Лены до реки Бодайбо и нашел, что наиболее высокой частью района оказалась горная цепь между притоками Витима, Вачи и Большого Патома. Обручев назвал ее Лено-Витимским водоразделом, а всему междуречью предложил дать имя Кропоткина. Результаты своих исследований Обручев изложил в статье «Геологическое исследование Олекминско-Витимской горной страны и ее золотоносных россыпей в 1890 г.» (1891 г.).

Исследования района золотых приисков между Олекмой и Витимом Обручев продолжал в 1891 и в 1892 годах. Его сопровождал А. И. Кириллов, который собирал зоологические и ботанические коллекции. В эти же годы В. А. Обручев путешествовал по Ольхонским горам и Приморскому хребту и в результате пришел к выводу об ошибочности теории Черского о происхождении котловины Байкала. С тех пор установилась окончательная точка зрения Обручева о сбросовом, провальном происхождении озера-моря. Она поддерживается и сейчас советскими учеными.

В последующие годы Обручев снова занимался горногеологическими работами в Забайкалье в связи со строительством Транссибирской магистрали на участке от Байкала до Читы, а его помощники — от Читы до слияния рек Шилки и Аргуни. Так продолжалось до 1898 года, а с 1900 года он снова в Сибири, на сей раз начальником Ленской геологической партии, производившей съемку Ленского золотоносного района — съемку реки Бодайбо.

В. А. Обручев сделал очень много для географии и геологии Сибири и тех мест, по которым прокладывается сейчас трасса БАМа. Особый интерес для изучения географии Сибири имеет его книга «Мои путешествия по. Сибири», вышедшая в издательстве «Наука» в 1963 году.

Очерк изучения Предбайкалья и Забайкалья в эти годы будет неполным, если не упомянуть гидрографических исследований Ф. К. Дриженко, которые проводились на самом Байкале с 1897 по 1903 год специально созданной под его руководством экспедицией опять-таки в связи со строительством Транссибирской магистрали. В результате работ экспедиции были изданы в 1908 году «Физико-географический очерк», лоция и «Атлас Байкала».

После работ Амурской экспедиции под начальством Г. И. Невельского и последовавшего за этим возвращения Приамурья, Приморья и Сахалина к России существенно изменилось положение в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. И тут развернулись широкие географические и другие исследования. Они преследовали одну цель: изучение исконно русских территорий. Одной из первых стала в этом отношении экспедиция, вошедшая в историю под названием Уссурийской экспедиции, начальником которой стал Константин Фаддеевич Будогосский.

Уссурийская экспедиция произвела съемку пограничной территории на всем протяжении от устья Уссури до озера Ханка и далее к устью реки Тюмень-ула на границе с Кореей. Деятельность экспедиции подготовила все условия для заключения Пекинского договора 1860 года, которым была окончательно установлена русско-китайская граница, существующая и поныне. Необходимо отметить, что в общих чертах описание реки Уссури было сделано М. И. Венюковым незадолго до Уссурийской экспедиции.

Будогосский отметил общие черты реки Уссури: «Левый берег Уссури с незначительными исключениями луговой, поэтому менее интересен, нежели правый, который по свойству грунта земли богат растительностью и весьма удобен для земледелия… Уссури на всем течении от устья реки Сунгача вниз так глубока, что на ней ходить могут речные пароходы всяких размеров. Ширина ея от 100 сажен в верхней части (около устья реки Сунгача) в средней части доходит иногда до 600 сажен».

Множество сведений о Приморье дала экспедиция Александра Федоровича Будищева — «Партия для описания лесов Приморской области», в составе которой было всего три топографа. Но и с такими малыми силами исследователи описали и нанесли на карту огромные площади от Хабаровска до низовьев Амура, между Амуром на всем этом протяжении до побережья Японского моря и особенно по берегу Татарского пролива в районе, Советской Гавани (бывшая Императорская гавань), а также по берегам рек Хунгари, Уссури, Тумнин.

Поскольку нас интересует все, что относится к истории тех мест, где проходит БАМ, приведем описание места, где заканчивается железнодорожная магистраль, — описание залива Советская Гавань и залива Ванина, тогда еще называвшегося заливом Уй. Описания эти относятся к 1859–1864 годам, когда работала экспедиция.

«Императорский залив состоит из 3-х больших бухт, названных русскими Крестовою, Константиновскою, Отмелою (в настоящее время залив Хаджи, Константиновский и бухта Северная. — А. А.). Кроме того, 2 малые бухты в Крестовой бухте предположено назвать Иртыш и Паллада, в воспоминание 2-х судов русских, из которых один фрегат Паллада здесь затоплен, а другой транспорт Иртыш терпел здесь большие лишения» (эти названия также не прижились. — А. А.).

А вот что о заливе Уй — заливе Ванина: «И здесь также морские берега представляют весьма плотную растительность. Лиственницы и ели здесь тонкоствольны, низкорослы, кривого роста, страдая от сильных морских ветров и от навала снега, которого здесь выпадает ужасное количество — до 6 фут».

Это вполне объяснимо, так как залив Ванина открыт для морских ветров, а залив Советская Гавань — хорошо укрытый водоем. Поэтому по берегам его растут высокие ели, пихты, лиственницы, белые, желтые и черные березы, а также осина и ольха. Будищев пишет, что «здешний климат и местоположение очень благоприятствуют росту леса до 250 лет и более».

Примерно в эти же годы вела свои исследования на Сахалине экспедиция Ф. Б. Шмидта, участник которой А. Д. Брылкин писал о тех местах, куда сейчас подходит паром из Ванина, продолжающий БАМ на Сахалине: «С радостью вышел я на берег и с восхищением смотрел на сочную высокую траву, цветущие кусты и на горы, покрытые хорошим хвойным лесом». Есть в его записках и интересное упоминание, относящееся к 1860 году, о следах первого на Южном Сахалине поста — Муравьевского, основанного в 1853 году: «Редко можно встретить местность живописнее Анивы; мы целыми днями бродили по окрестностям, любуясь видами и отыскивая следы прежнего русского поста, но, к сожалению, уцелела только могила матроса, заросшая бурьяном, и она одна напоминает о смелом предприятии г. Невельского».

Знаменитый русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский начал свои географические исследования, принесшие ему всемирную славу, именно на Дальнем Востоке. В 1867–1869 годах он совершил путешествие по Уссурийскому краю, проплыв по Амуру до устья Уссури, по самой Уссури, побывал в только что основанном Владивостоке, обошел побережье до бухты Ольга, затем прошел перевал через Сихотэ-Алинь и прибыл в станицу Буссе, откуда начал свой путь по Уссури.

Прежде чем попасть на Уссури, Пржевальский побывал в Забайкалье и путешествовал по Амуру. И вот его впечатления. От Забайкалья: «Местность на всем вышеозначенном протяжении (от Байкала до Сретенска. — А. А.) носит вообще гористый характер, то дикий и угрюмый там, где горы покрыты дремучими, преимущественно хвойными лесами, то более смягченный там, где расстилаются безлесные, степные пространства. Последние преобладают в восточной части Забайкалья по Ингоде, Аргуни и, наконец, по Шилке, образовавшейся из слияния этих двух рек».

По Амуру было уже налажено судоходство, которое ведет свое начало от первого сплава, когда по Амуру спустился первый пароход «Аргунь» в 1854 году. Пржевальский сообщает, что в его время на Амуре плавало 12 казенных и 5 частных пароходов, да еще имелось 4 парохода телеграфного ведомства и 3 инженерного, итого 24 парохода. Но многие пароходы не соблюдали установленного расписания. И в этом отношении Пржевальскому повезло. Пароход вскоре после выхода налетел на мель, и путешественник с единственным своим спутником Николаем Ягу-новым поплыл дальше на лодке. Он был очень доволен этим. Ночевали на берегу, и эти ночи были самыми лучшими для Пржевальского. «Остановишься, бывало, в таком лесу, прислушаешься — и ни малейший звук не нарушает тишины. Разве только изредка стукнет дятел или прожужжит насекомое и улетит бог знает куда. Столетние деревья угрюмо смотрят кругом, густое мелколесье и гниющие пни затрудняют путь на каждом шагу и дают живо чувствовать, что находишься в лесах девственных, до которых еще не коснулась рука человека».

Но не только на среднем и верхнем Амуре да на Уссури и в Уссурийском крае побывал Пржевальский в это свое путешествие. Недавно в Николаевске-на-Амуре установлена на одном из старых домов мемориальная доска, из которой явствует, что Пржевальский целых полгода провел в первенце русских городов на нижнем Амуре. Амур пройден Пржевальским из конца в конец.

Побережье Татарского пролива и северной части Японского моря не оставалось без внимания русских ученых, топографов и гидрографов. Первые работы военных топографов на побережье Японского моря, и в частности залива Петра Великого, относятся к 1859 году, когда Василий Матвеевич Бабкин поднял вопрос о систематической съемке и промере Амурского залива, залива Петра Великого и всего побережья Японского моря в русских границах.

В 1859 году военные топографы произвели первую съемку береговой черты залива Петра Великого. В 1865–1868 годах много поработали по съемке побережья топографы во главе с сотником Белкиным. Вместе с Павловичем ему удалось снять более 1500 верст берега мензульной съемкой в масштабе 1 верста в дюйме. Планшеты этой съемки охватили все побережье от залива Петра Великого до устья реки Амур, включая и Сахалин. В результате таких усилий были составлены новые карты на Татарский пролив и Сахалин.

Всего одно лето длилась экспедиция Иркутского отделения Генерального штаба под руководством подполковника корпуса топографов Логгина Андреевича Большева, а оставила заметный след в истории географических названий на побережье, оставила след и в истории Байкало-Амурской магистрали.

Генерал-губернатор Восточной Сибири Платон Александрович Фредерикс и начальник штаба Восточно-Сибирского военного округа генерал-майор Николай Николаевич Мосолов, отправляя эту экспедицию, имели в виду подробную топографическую съемку побережья от залива Ольги до Императорской гавани, связав ее хронометрически с планшетами сотника Белкина на побережье Татарского пролива на материке и на Сахалине.

Ход экспедиции в общих чертах был таков. 19 апреля 1874 года она выехала из Иркутска, в Сретенске участники поместились на пароход «Ингода». Однако через четыре дня пароход затонул недалеко от станицы Ермаковой. Через несколько дней удалось попасть на другой пароход и с ним добраться до самого озера Ханка. Затем где пешком, где на лошадях, где на пароходе участники экспедиции в начале июня добрались до Владивостока.

Дальнейший план был таков. На шхуне «Восток» участники экспедиции будут высажены в тех участках побережья, каковые им надлежало снимать. После чего Большев отправлялся в Николаевск и в Дуэ на Сахалин для астрономических определений и геодезических связей материка с островом.

20 июня шхуна вышла в море, чтобы развезти всех топографов по своим местам. А после этого Большев благополучно исполнил свою часть исследований — астрономическую. Пополнить запасы продовольствия оставленных на берегу партий и групп Большее не имел никакой возможности, в связи с чем участники этих партий терпели большие трудности: у многих вскоре кончился запас хлеба, и они существовали лишь благодаря помощи местных жителей, преимущественно орочей, нивхов и отчасти удэгейцев.

Объем работы, проведенной экспедицией Л. А. Большева, включал в себя съемку береговой черты от залива Пластун до залива Чихачева с захватом трехверстной прибрежной полосы и производство промеров в бухтах и заливах, а также вблизи мысов.

С экспедицией Л. А. Большева связано название порта Ванино. В. К. Ванину досталось снимать район Императорской гавани с ее окрестностями. И в их числе залив Уй, лежащий к северу от гавани. Этот залив после съемки, произведенной Ваниным в 1874 году, стал называться его именем, а от залива название перешло и к современному порту — конечному пункту БАМа.

А вот что представляла собой Советская Гавань сто лет тому назад по описанию Л. А. Большева: «Императорская гавань хотя известна была и прежде, но берега ее не были точно изображены на картах. Это лучшая здесь якорная стоянка. Если бы она не замерзала зимою и лежала в более приветливых берегах и на торговом пути, то могла бы иметь блестящую будущность. Берега бухты настолько приглубы, что у них могут останавливаться самые большие суда; местность же, окружающая бухту, имеет дикий и печальный вид. В Императорской гавани расположен наш военный пост, состоящий из 16 человек команды при унтер-офицере. Помещаются эти люди в деревянной казарме, построенной морским ведомством».

Захотелось побольше узнать о Василии Ванине.

Удалось разыскать его послужной список, из которого выяснилось, что Ванин служил до 1900 года, дослужился до полковника, затем вышел в отставку и поселился в Казани. Дальнейшие следы его теряются в 1912 году. У него были сыновья Климент, Петр, Николай и Василий и дочери Ольга и Антонина. Сын Василий учился в Казанском университете и был исключен из него за революционную деятельность. Пока все мои усилия разыскать потомков В. К. Ванина, а у них — его фотографию не привели ни к чему. Наверное, после выхода этой книги кто-нибудь из знающих семью В. К. Ванина сообщит нам об этом. А может быть, книга попадется на глаза и самим потомкам «крестного отца» конечного пункта Байкало-Амурской магистрали.

Многие исследования велись в восточной части Сибири и на Дальнем Востоке в связи с проектированием и строительством Сибирской железнодорожной магистрали. Вдоль всей линии предпринималось военным министерством производство топографических съемок на 100–300 километров в обе стороны; геологический комитет направил В. А. Обручева для геологических исследований. А Главное гидрографическое управление организовало специальную гидрографическую экспедицию под начальством Ф. Ф. Дриженко, которая выше упоминалась. Еще в 1893 году была составлена «Карта губерний и областей Российской империи, по которой пролегает Сибирская железная дорога». С 90-х годов были организованы метеорологические наблюдения на Байкале, но к востоку от него до самого Приморья по параллели Байкало-Амурской магистрали производились лишь эпизодические наблюдения. По линии же Сибирской магистрали метеорологические наблюдения приняли систематический характер.

Нам осталось рассказать совсем немного о тех, кто побывал на дальневосточном участке сегодняшней трассы БАМа до Великой Октябрьской социалистической революции.

Крупнейший русский советский ученый, президент Академии наук Владимир Леонтьевич Комаров с 1895 года и до конца своих дней интересовался Дальним Востоком и исследовал его преимущественно с ботанической стороны. Исследования Дальнего Востока Комаров начал путешествием в 1895 году от Хабаровска до Благовещенска и далее по Уссури. Зимой он обработал материалы в Благовещенске, и в 1896 году вышла в свет его работа «Условия колонизации Амура», в которой наряду со статистическими данными о населении Амура проанализированы климатические особенности, орография в пределах Амурской области. Экспедиции Комарова не касались непосредственно районов БАМа, но имели и имеют значение для всего Дальнего Востока. В 1896–1897 годах он исследует Маньчжурию, в результате чего были написаны три превосходных тома «Флора Маньчжурии». С 1908 года Комаров исследует Камчатку и пишет затем три тома «Флора полуострова Камчатка». После камчатских путешествий Комаров в 1913 году совершил путешествие в Южно-Уссурийский край.

«При изучении растительности он всегда интересовался экологическими условиями ее обитания. Для этого ему нужно было знать метеорологические условия, почвы и рельеф, который в Сибири играет особенно важную роль в формировании растительных группировок. Все эти наблюдения позволили накопить огромный материал, который дал возможность В. Л. Комарову сформулировать интереснейшие выводы о происхождении и условиях распространения растительности и формирования современной флоры Сибири и Азии в целом».

О талантливом писателе, неутомимом путешественнике, географе и этнографе Владимире Клавдиевиче Арсеньеве вряд ли нужно говорить много. Всему миру известны его многочисленные путешествия по Приморью и еще более его чудесные книги. Арсеньев начал исследования Дальнего Востока в 1900 году и продолжал их до своей смерти, до 1930 года.

Во время своих путешествий Арсеньев не раз пересекал хребет Сихотэ-Алинь и в южной его части, и в северной. Для нас представляет особый интерес его третье путешествие в 1908–1910 годах, во время которого он проложил маршрут от реки Амура по реке Хунгари, затем по притоку Тумнина Мули и самой реке Тумнин к поселку Датта и оттуда к бухте Ванина и заливу Советская Гавань. Экспедиция была очень тяжелой. В невероятных условиях голода был пересечен Сихотэ-Алинь: 21 сутки длилась вынужденная голодовка, начавшаяся из-за того, что все запасы и оружие погибли, когда лодка разбилась о камни. По приказу Арсеньева была убита его любимая собака Альпа. И это спасло участников экспедиции, так как дало возможность дотянуть до встречи с отрядом стрелков под начальством Т. А. Николаева, отправившихся морем в Императорскую гавань и ожидавших там путешественников. Николаев поспешил навстречу отряду и успел вовремя.

Нашел Николаев Арсеньева 27 августа, и вот что по этому поводу было записано в отчете Приамурского отдела Русского географического общества, которое снарядило экспедицию: «На людей было страшно смотреть. Это были настоящие скелеты, только обтянутые кожей. Некоторые были еще в силах подняться, остальные же лежали на земле без движения. Когда стали подходить лодки, силы оставили и Арсеньева. В эту минуту он почувствовал, что не может стоять на ногах, и лег на землю. Опоздай Николаев еще суток на двое-трое, и, вероятно, у Арсеньева трех четвертей людей недосчитались бы живыми».

Из Императорской гавани Арсеньев направился на юг, к Самарге, по ней вверх на перевал Сихотэ-Алинь, пересек долину реки Хор и параллельный ей горный хребет и вышел на Амур. Отсюда по системе других рек Арсеньев возвратился на перевал Сихотэ-Алиня, через который вышел к реке Коппи. По этой реке он спустился до берега Татарского пролива и по побережью дошел до залива Чихачева, побывал на озере Кизи, открыл в северной части Сихотэ-Алиня новый перевал, названный именем Русского географического общества. Он впервые после Будищева обстоятельно исследовал реки, стекающие в. море и к Амуру с Сихотэ-Алиня. В зиму 1909–1910 годов Арсеньев совершил свой беспримерный переход из Советской Гавани через перевал на реку Хунгари до села Вознесенское на Амуре.

«На всем пути, составившем несколько тысяч километров (Сихотэ-Алинь был пересечен семь раз. — А. А.), велись маршрутные съемки. Произведено астрономическое определение тридцати трех пунктов, что позволило потом исправить географическую карту области. Была измерена высота горных хребтов и перевалов. Собран большой геологический, ботанический и этнографический материал. Описаны памятники, оставленные древнейшими племенами, и произведены раскопки старинных укреплений и двух стоянок каменного века на берегу озера близ реки Соена: найдены каменные топоры, копья, стрелы, скребки, кухонные остатки. Был также составлен орочский и удэхейский словарь».

Труды Арсеньева открыли много нового в природе Дальнего Востока: была до мельчайших подробностей изучена гидрографическая сеть Сихотэ-Алиня, нарисована картина орографии Приморья и Уссурийского края, дана блестящая характеристика населения этих районов. Наконец, многочисленные читатели его сочинении познакомились с замечательным следопытом Дереу Узала. Книги Арсеньева и по сие время с огромным удовольствием читают миллионы советских и зарубежных читателей. Когда советские люди строили конечный участок БАМа Комсомольск — Советская Гавань, они не раз вспоминали Арсеньева, который за три десятка лет до них искал тут дорогу через Сихотэ-Алинь.

Сразу после революции Арсеньев предпринял путешествие на Камчатку, в 1921 году побывал в Гижиге. В 1925 году Арсеньев присутствовал на 200-летнем юбилее Академии наук в Ленинграде. А в 1926–1927 годах, уже пожилым человеком, совершил исключительно трудный переход с котомкой за плечами по маршруту Хабаровск — Советская Гавань. Перед самой кончиной Арсеньев возглавил комплексную экспедицию по изучению Дальневосточного края. Будущее, о котором мечтал замечательный путешественник, стало настоящим советского Дальнего Востока. И советские люди никогда не забудут чудесного певца дальневосточной тайги и ее обитателей, талантливого ученого и выдающегося путешественника.

Конечно, были и другие путешественники и ученые, которые побывали на трассе БАМа в дореволюционные годы. Мы попытались вспомнить тех, исследования которых оказали существенное влияние на изучение района Байкало-Амурской магистрали. А сколько было безвестных добытчиков, искателей золота и женьшеня, сколько разыгралось трагедий в этих местах! Не счесть их всех и не рассказать обо всех. Ясно одно, что русские люди на протяжении трех столетий изучали и обживали Сибирь и Дальний Восток.