Храни меня

Глава 28

Варден

Роан

Холодная вода хлещет на меня, и я резко просыпаюсь. Голова раскалывается от сильного удара в основание шеи, и я пытаюсь разлепить глаза, отплевываясь от воды. Я перекатываюсь в сидячее положение, даже со связанными за спиной руками, пытаясь сориентироваться в окружающей обстановке.

Судя по запаху ржавчины, я нахожусь в замкнутом пространстве, сделанном из металла. Мое зрение затуманено пульсирующей болью, но я думаю, что нахожусь в грузовом контейнере.

"Ну и как ты догадался?" — спрашивает из темноты скучающий, холодный и безликий голос. Я поворачиваюсь на звук, и щелчок зажигалки освещает лицо Дэниела. Прикурив сигарету, он держит "зиппо" зажженной, отбрасывая от контейнера тревожные, мерцающие тени.

Я сгибаю руки, пытаясь определить, чем они связаны. Стяжки, черт возьми. "Ты был небрежен, убивая Анхеля".

"Он получил то, что заслужил. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не успел сделать ему больно". Он делает тяжелую, злую затяжку. Я чувствую, что он взвинчен и на взводе. Чтобы вести такую сложную двойную жизнь так долго, он должен быть невероятно дотошным и методичным. А такая помеха в его планах, как я, должна его потрясти.

Я кручу головой по кругу. "У тебя было десять лет, чтобы сделать больно. Зачем все это?"

Он делает паузу, словно обдумывая ответ, а затем апатично фыркает. "Наверное, я могу тебе сказать. Ты все равно скоро умрешь". Словно в доказательство того, что я мало чего стою для него, он подходит ближе, чтобы стряхнуть на меня пепел. "Ты сказал про десять лет, значит, ты должен знать о Софии".

"Что она погибла в результате несчастного случая…"

"Нет!" — кричит он и приседает на корточки, чтобы зарычать мне в лицо. "Нет, она была убита. Рафаэлем Кортесом". Он встает и шагает по небольшой ширине контейнера. "Он трахал ее, несмотря на то, что знал ее с детства и был лучшим другом наших покойных родителей. А когда она забеременела от него, он решил, что лучший способ избавиться от своего "secreto vergonzoso" — это разорвать ее на куски".

Я не трачу дыхание на то, чтобы сказать ему, что он ошибается. Он услышал от Хави то же самое, что и я. Он слишком далеко зашел в своем стремлении отомстить. "Почему бы просто не убить его?"

Он насмехается. "Я не хочу его убивать. Я хочу уничтожить его. Разрушить его организацию и уничтожить его наследие. А для этого мне нужны деньги и союзники. Ты не поверишь, сколько денег готовы заплатить люди, чтобы воплотить в жизнь свои самые садистские и развратные фантазии". О, я верю в это. Я видел самые темные стороны человечества, и единственное, что меня удивило, — это то, насколько близко к поверхности оно находится.

"Кстати, об этом". Он бросает окурок в нескольких сантиметрах от меня, размалывая его носком ботинка, и произносит с наигранным волнением: "Шоу вот-вот начнется".

Я пытаюсь поддержать его разговор, пока ищу выход. "Есть гораздо более простые способы завести союзников".

"Союзники — не совсем подходящее слово". Я слышу в его голосе нездоровое удовольствие. Наверняка я первый человек, которому он смог озвучить свои коварные планы. "Потребуется больше времени, чтобы убедить этих людей выбрать мою сторону, а не Рафаэля, когда придет время. Но записи и документы, на которых они пытают, насилуют и убивают?" Он зловеще усмехается. "Это будет весьма убедительно".

"То, что ты делаешь с этими женщинами, в тысячу раз хуже того, что случилось с Софией". Я не скрываю отвращения в своем голосе. Он бессердечный монстр.

Я чувствую, как он вздрагивает, но напускает на себя фальшивую браваду. "Приходится идти на жертвы".

"А как же твои собственные женщины? Чем ты оправдываешь убийство членов своего картеля?" Я знаю, что этот ублюдок не испытывает чувства преданности Кортесу, но эти женщины не были причастны к тому, что случилось с Софией.

"Некоторые из них были шлюхами Рафаэля и их ждала та же участь, что и Софию. Я просто сделал это скорее раньше, чем позже. А остальные? Ну, мне нужно было свежее мясо для охоты. Как я уже сказал, жертвы". Он машет рукой, словно ему скучно.

Он закрывает молнию и совершает первую ошибку, которую я так долго ждал: Поворачивается ко мне спиной. Я вскакиваю на ноги и врезаюсь в него всем телом. Я падаю на него сверху и хватаюсь за грязный пол, ориентируясь в основном на ощупь в темноте, пока не захватываю его голову в замок для ног. Его ноги расползаются и многократно бьют по сайдингу. Я понимаю, что он предупреждает охранников снаружи, и у меня, вероятно, мало времени.

Несмотря на то что ребра все еще ощущаются в боку как раскаленные огненные кочерги, я вкладываю всю свою силу в скручивание, пытаясь сломать ему шею. Он извивается и брыкается, а я пытаюсь использовать его импульс против него, чтобы помочь ему вращаться в противоположных направлениях. Наступает момент, когда его тело расслабляется, и мне кажется, что я почти у цели, но тут меня пронзает ужасная, распирающая боль.

Зрение немного улучшилось, и я едва могу различить причину боли — нож, вонзившийся в мою икру. Мой взгляд останавливается на остром металле, и я быстро отпускаю Дэниела, пытаясь схватить нож своими связанными руками. Он вскакивает на ноги в тот самый момент, когда широкие двери распахиваются, впуская ослепительный солнечный свет.

Я насчитал по меньшей мере четырех человек, вбежавших в контейнер. Возможно, мне не удастся выйти отсюда, но если я смогу достать нож и освободить руки, у меня будет шанс увести с собой хотя бы одного из них.

Трое из них наваливаются на меня, валят на спину и прижимают к полу. Я кричу в агонии, когда лезвие все глубже вонзается в мои мышцы и жестоко выкручивается, а затем вырывается. Двое мужчин поднимают меня на ноги, и по лодыжке стекает горячая, липкая кровь.

Меня тащат, а люди, держащие меня за руки, не очень-то заботятся о том, чтобы я приспособился прыгать на одной ноге. Каждый раз, когда моя раненая нога буксует по земле, жгучая боль пронзает всю конечность. Только когда мы оказываемся на улице, я понимаю, что на охранниках нет черных капюшонов, низко надвинутых на лица. Вместо этого их лица полностью скрыты сплошными черными масками, похожими на маски Гая Фокса.

"Симпатичный костюмчик", — дразню я. Тот, что держит меня за левую руку, отпускает ее, но прежде чем я успеваю среагировать, его локоть врезается мне в нос. От удара у меня заслезились глаза и заныла и без того больная голова. Я облизываю верхнюю губу, вытирая языком медную кровь.

Остаток пути до того места, куда они меня ведут, я молчу, пусть думают, что приручили меня, а я пока понаблюдаю, сколько смогу. Земля представляет собой неожиданную смесь песка и грязи, покрытую тонким, жилистым кустарником и высокими, нестрижеными соснами. Мы проходим мимо еще нескольких грузовых контейнеров, красных и обветренных, и когда в кронах деревьев появляется просвет, я вижу, что нас окружает вода.

Тот факт, что мы находимся на острове, не сулит мне ничего хорошего, но меня успокаивает изоляция. Реджи не сможет найти меня здесь, а я хочу, чтобы она была как можно дальше от этого места.

Деревья расступаются перед открытым песчаным кругом, деревянные трибуны опоясывают его половину, словно амфитеатр. Их заполняют люди в черных масках, и у меня сводит живот, когда я замечаю ряд женщин1.

Они выстроились вдоль одной стороны ямы, одетые в грязно-белые платья, похожие на ночные халаты. Их ноги скованы кандалами и прикреплены к шарам и цепям. Все они выглядят так, будто находятся на разных стадиях жестокого обращения и пренебрежения. Некоторые из них только грязные, но все еще здоровые, с сытыми щеками и небольшими синяками. Другие выглядят так, будто их морили голодом в одном из этих грузовых контейнеров, не видя солнца неделями. Их кожа исхудала и посерела, волосы свалялись и поредели. У всех них порезы и синяки на конечностях и лицах.

При виде их меня бросает в дрожь, а резкие вдохи вырываются через нос. Ощущение бесполезности помощи калечит мои легкие. Меня ведут через яму к двум деревянным сваям, торчащим из земли. С их сторон свисают ржавые цепи. Железные браслеты, прикрепленные к цепям, застегивают вокруг моих запястий, а мои путы разрезают так, что мои руки оказываются вытянутыми между двумя столбами.

В центр круга выходит мужчина в такой же маске, как у всех, но матово-серебристого цвета. По голосу и одежде я узнаю в нем Дэниела. "Добро пожаловать на праздник после охоты. Давайте отпразднуем наши щедроты".

Мужчины на трибунах топают ногами в такт, когда Дэниел приветствует одного из них под кодовым именем Охотник 421. Трусы, прячущиеся за масками и анонимностью. Хуже, чем упиваться развратом, может быть только отсутствие мужественности, чтобы признать это. Только слабые мужчины должны причинять вред и боль женщинам, и только самые слабые должны делать это под маской.

Двое мужчин подталкивают одну из женщин вперед. Я делаю вывод, что мужчины в простой черной одежде — это охранники, а мужчины в таких же масках, но одетые по-разному, — охотники. Один из охранников опускается на колени, чтобы развязать одну из ее лодыжек, но не отпускает ту, к которой прикреплен шар. Он встает и бросает шар в центр круга, а женщина, спотыкаясь, пытается догнать его.

Она стоит подавленная и сломленная, опустив подбородок и едва открыв глаза, а охотник расхаживает перед ней взад-вперед. Он достает из кармана пальто нож, и она вздрагивает, когда он раскрывает его. Мужчины на трибунах прекратили свой топот, и стало достаточно тихо, чтобы я мог слышать ее тихий плач и шум разбивающихся волн вдалеке.

У меня в груди все горит от желания сделать что-то еще, кроме как стоять здесь, бесполезный и немощный. Я вспоминаю слова Реджи, сказанные после нашей встречи со жрицей.

Там не было ни одного огнестрельного ранения. Если они охотятся ради спорта или развлечения, это объясняет выбор оружия с более личным участием, например лука и стрел или удушения.

Я мысленно отмечаю, что ни у кого из охранников я тоже не видел оружия, а Дэниел скорее ударил меня ножом, чем выстрелил…

"Нужно быть большим мужчиной, чтобы сражаться с женщиной в кандалах", — издеваюсь я, и трибуны за моей спиной разражаются ехидными смешками.

Охотник поворачивает голову в сторону своих товарищей, которые теперь смеются над ним, и кричит охраннику, чтобы тот снял наручники с ее второй лодыжки. В ее глаза возвращается жизнь, и они бегают по сторонам, словно она ищет способ сбежать. Ее взгляд останавливается на мне, и я пытаюсь ободряюще, но едва заметно кивнуть ей.

Сердце замирает в предвкушении, когда охранник возвращается на свое место на краю круга. Она похожа на оленя в свете фар, когда замечает расстояние между собой и ближайшим охранником. Давай, давай, ты сможешь это сделать. В моей груди шелестит от волнения, хочется крикнуть ей, чтобы она бежала.

Охотник бросается на нее. Она отпрыгивает в сторону, и он спотыкается, падая на песок.

"Беги!" Приказ вырывается у меня без осознанного решения, но он подстегивает ее к действию, и она бежит прочь. Волнение захлестывает мою кровь, когда я вижу, как летят ее босые ноги и рваное платье развевается за ней.

Все происходит так быстро. Я даже не успеваю разглядеть, кто стрелял, как раздается выстрел, и стая птиц взлетает с окрестных деревьев, взмахивая крыльями.

"Нет!" Я кричу гортанно, мои руки трепещут в цепях.

Пуля попадает ей между лопаток, красное пятно взрывается на белой ткани. Ее колени подкашиваются первыми, и она падает лицом вниз.

"Нет, нет. Черт возьми", — кричу я и вешаю голову. Ее тело неподвижно лежит на лесной подстилке, и это все моя гребаная вина.

Кто-то позади меня окликает меня, чтобы я заткнулся, а затем выбивает мою здоровую ногу из-под меня. Весь мой вес обрушивается на разодранную ногу.

Боль мучительная, но я ее приветствую. Я заслужил ее.

Я не просто подвел ее.

Я убил ее.

Кажется, что время остановилось, но я знаю, что часы идут, по тому, как солнце проходит над головой, а губы женщины становятся пурпурными. После того как они застрелили ее, они протащили ее безжизненное тело через яму, оставляя следы от ее каблуков, и подперли ее об один из столбов, приковывающих меня. В какой-то момент ее тело опрокинулось, и она упала на землю передо мной. Они оставили ее там на некоторое время, ее впалые глаза смотрели на меня, как мосты в подземный мир.

Женщин одну за другой выталкивают в центр, когда очередной охотник сходит с трибуны, чтобы насладиться добычей. В самом начале я могу отключить свои эмоции, отвлечься от мыслей и держать то, чему я являюсь свидетелем, на расстоянии вытянутой руки от своей души.

Я наблюдаю за тем, как женщины подвергаются жестокому обращению всеми мыслимыми способами. Ради спорта. Ради больного удовольствия мужчин. Не в силах сделать ничего, кроме как стоять на цепях и смотреть. Наступает момент, когда моя защита дает трещину, когда щит, который я воздвиг вокруг себя, рассыпается, и все ужасные поступки врываются внутрь, душат мое сердце и разрывают мою человечность.

Каждый раз, когда мне хочется закрыть глаза, отгородиться от всего этого хотя бы на секунду, я не могу этого сделать. От женского крика закладывает уши, когда охотник опускает раскаленное клеймо на ее кожу. Я хочу отвести взгляд. Я не хочу, чтобы эти образы так ярко сочетались с запахом горящей плоти. Но я не могу.

Не смотреть, не быть свидетелем их мучений, когда я так беспомощен, чтобы предложить им избавление, — это похоже на предательство. Они страдают от физической боли. Я должен быть рядом, по крайней мере, чтобы разделить с ними душевную боль.

Подбегает охранник и что-то говорит Дэниелу. Его глаза, темные и жестокие за маской, обращены на меня, и у меня сводит желудок. Он идет ко мне уверенными шагами, и моя кожа покрывается мурашками, чем ближе он подходит.

Я слышу ухмылку в его голосе, когда он наклоняет мою голову. "Тебе стоит обратить на это особое внимание. Только что сообщили, что приезжает Реджи". Я вырываю голову из его рук и рычу. "Тебе лучше приберечь этот бой до ее приезда". Он смеется — ледяной и бессердечный звук.

"Подведи ее поближе", — приказывает он охотнику, который тащит женщину за волосы в нескольких футах от меня. Дэниел снова сжимает мою голову, словно тисками, и заставляет мой взгляд встретиться с ее взглядом. "Посмотри ей в глаза, Фокс. Посмотри ей в глаза, зная, что ты не сможешь ничего сделать, чтобы спасти ее, и ты не сможешь спасти Реджи".

Глаза женщины такие же темно-карие, как у Реджи, и я чувствую, как моя грудь сжимается, когда охотник приставляет лезвие к ее горлу. В ее глазах плавают слезы и решимость. Она готова умереть. Она не просит пощады и не кричит о помощи. Она просто смотрит в мою истекающую кровью душу и не видит ничего, что могло бы ее спасти.

Я никогда не смогу забыть, как ее глаза широко раскрываются от боли, когда нож впервые рассекает ее кожу. Я никогда не смогу простить себя за то, что стоял в стороне, не в силах помочь, пока на ее горле вырезали злую дорожку. На долю секунды я замираю, когда женщина падает, и она превращается в Реджи — золотистая кожа, вороненые волосы, прекрасное чертово сердце. И я наконец ломаюсь.

Я падаю на колени с мучительным воем, мои плечи дергаются от боли, так как цепи едва дают слабину. Мои ребра кричат, а грудь разрывается на части.

Я был сломлен с тех пор, как открыл эту дверь двадцать три года назад. Реджи показала мне, что исцеление возможно. Теперь я сломлен до неузнаваемости. То, что осталось от моего сердца, разбилось на слишком много осколков, чтобы снова стать целым.

1. Human — Rag’n’Bone Man until end of chapter