Хранитель историй (СИ)

День десятый: в который каперы встречают нежданного гостя, а Клер обретает долгожданную свободу

Сплюнув себе под ноги Британ Ти, которого все называли Серый Шмыг, высыпал на брусчатку добрую порцию табака. Во рту все еще оставался омерзительный запах мокрой земли.

— Ну, Трутси, получишь ты у меня, мерзкий обманщик! — дополнив свою фразу еще парой крепких ругательств, капер извлек из кармана фляжку и, сделав глоток, довольно поморщился. Неприятный привкус улетучился не оставив и следа.

Последние дни все словно с ума посходили: матроны судачили о конце света, рыбаки шептались, что море спрятало от них всю рыбу, а местная стража поговаривала о Химере, которая тайком пробралась в город и теперь убивает старых каперов почем зря. Серый Шмыг в это не верил, но старался не пропускать ни одной городской сплетни мимо ушей — такой уж он был человек. Именно поэтому он весь день проторчал на Южном базаре, где и прикупил по случаю этот отвратительный во всех отношениях табак.

Правда, гнусный слизняк Трутси уверял его, что товар отменный и завезен с лучших гринзенских плантаций. Мял листья, вдыхал терпкий аромат, расписывал каперу прелести дыма цвета грозовых туч, а в итоге подсунул сушеный сорняк, который не годится даже для отвара.

Капер в очередной раз ругнулся и забил трубку остатками старого табака. Хорошая привычка — всегда иметь про запас, то, без чего не представляешь свою скудную однообразную жизнь.

Оставалось дело за малым — чиркнуть кресалом. Пошарив по карманам, Шмыг так и не обнаружил стальной полоски.

— Что за чертовщина? И куда, спрашиваю я вас, она подевалась? — обратился капер к самому себе, продолжая ощупывать камзол.

— Огонька?.. — внезапно раздался голос в ночи.

Дернувшись, Британ остановил руку на полпути — он все‑таки не душегуб, чтобы налево и направо пользоваться своим острым рыбацким кинжалом.

Медленно приблизившись к каперу, незнакомец протянул два крохотных камня. На его лице возникла вполне добродушная улыбка. И все же Серый Шмыг для начала осторожно осмотрелся по сторонам: узкие улочки квартала были пусты, даже огненные вазы, прикрепленные к стенам и те выпускали остатки красных лепестков. Видимо, городской совет опять пожадничал денег на освещение и Огнивщики не сновали по ночным улицам, пополняя топливо ламп.

Протянув руку, Британ ловко извлек огонь и отдал камни хозяину.

— Только им и спасаюсь… — поблагодарив незнакомца, сразу же добавил капер.

— Да, стужа нынче знатная, — согласился тот.

Налетевший с моря пронизывающий ветерок затушил пару огненных ваз.

— Еще несколько таких дней и я убегу из этой дыры, куда глаза глядят. Но главное ближе к солнцу и дешевому рому, — решив поддержать беседу, высказал свою мечту Шмыг.

Незнакомец молча согласился.

Поежившись, капер сильнее обернул вокруг шеи старый потрепанный шарф, который он пару лет назад сорвал с одного напыщенного эсквайра, сделавшего ему весьма обидное замечание.

— Может быть по стаканчику? — внезапно предположил незнакомец.

Британ самым внимательнейшим образом осмотрел собеседника. Неужели фортуна смахнула со своего изящного плеча немного щедрот на его бедную пиратскую голову?! Незнакомец извлек из‑под длинного плаща полбутылки рома и любезно протянул каперу.

Крыс опешил. Такой удачи сегодня он явно не ожидал. Поганый день, начавшийся с небольшой стычки у Горбатой таверны и продолжившийся обманом торговца, заканчивался совсем на другой ноте.

— Почему бы и нет, — кивнул Шмыг и сделал глоток.

Бутылка тут же перекочевала к собеседнику. Тот повторил движение капера.

— Как в старые добрые времена, — отозвался незнакомец.

— Что? — удивился Британ. Внешность его нового приятеля показалась ему вполне обыденной: привычный старый камзол, хотя на вид из весьма неплохого материала; новехонькая треуголка с яркой золоченой окантовкой и бриджи с высокими сапогами. Только изящная белая рубашка и повязанная на шеи бандана, отличала его от бесчисленных торговцев и более состоятельных эсквайров. Обычно так одевались старосты рыбацких деревушек или прислужники у капитанов северных пределов. Но и здесь существовала небольшая нестыковка. Лицо незнакомца было скрыто длиннющей щетиной, в отличие от бритых физиономий морских стражей.

— Сам‑то откуда? — поинтересовался капер, сделав еще пару глотков.

— Одиночка я, — тут же откликнулся незнакомец, — раньше свой корабль был, а теперь как видишь, сушу топчу.

Услышав такое, Шмыг едва не поперхнулся. Незнакомец мог быть кем угодно — но капитаном?! Представить подобный поворот событий было тяжеловато.

— И какая же ласточка подчинялась твоим рукам?

— Бриг «Бродяга». Наверняка слышал о таком? — совершенно серьезно донеслось в ответ.

Отступив на пару шагов, капер оказался в тени огромного балкона, а его собеседник напротив — вышел из ночной вуали. Бледное лицо старого капитана в свете луны выглядело еще ужаснее, чем могло показаться в начале.

— Мистер Бероуз, — узнал его Шмыг.

Шрам на щеке капитана растянулся, став напоминать надменную улыбку. А плотная повязка, скрывавшая потерянный при абордаже глаз, немного сползла в сторону.

— Рад, что узнал меня, грызун, — раздался властный, слегка хрипловатый голос.

Бутылка выпала из руки и ударившись о брусчатку, покатилась в сторону. Нож лег в руку. Лезвие выдвинулось вперед, уткнувшись в грудь капитана.

— Какой интересный подход к делу, — искренне удивился Бероуз, сделав короткий шажок навстречу каперу. Лезвие пронзило одежду, едва не проникнув в податливую плоть.

Рука Шмыга дрогнула.

— Ну что же ты? А еще трепал языком, что участвовал в штурме форда Па — тита, — усмехнулся капитан.

Лезвие поднялось вверх, медленно устремившись к шее насмешника. Британ попытался проглотить вставший в горле ком. Но нахлынув громадной волной страх, лишил мышцы силы.

Слегка склонив голову, Бероуз лизнул лезвие, на языке возникла кровавая линия.

— Знаешь, что я тебе скажу, Шмыг. Если решил убивать, то не мешкай, иначе, второго шанса может не быть, — сплюнув кровь на башмаки капера, капитан одним движением выбил нож из его руки.

Цепкие костлявые пальцы ухватили пирата за глотку, слегка сдавив кадык. Прижавшись к стене, Шмыг встал на мыски, вытянувшись струной, отчего едва удержал вес собственного тела.

— Если ты помнил меня при жизни, — шипя, будто змей, выдавил из себя капитан, — то не забыл о моей принципиальности…

Шмыг, насколько это было возможно, быстро закивал.

— Так вот, — продолжил капитан. — Мне нужен тот, кто восседает на бочке. Ваш главарь, вожак, погонщик — называй, как хочешь…

Капер безропотно отозвался немым согласием.

— Что ж, славно. Мы, кажется, поняли друг друга.

Хватка слегка ослабла, но Британ все еще ощущал ужасную нехватку воздуха.

— Я проведу, я помогу… — запричитал капер.

— Вот и славно, — согласился капитан, добавив: — Но только не меня, а моего хозяина. Он лично хочет переговорить с ним.

— Вашего… кого… — вопрос застрял в горле Шмыга.

— Будь с ним любезен и не делай всяких глупостей. Он терпеть не может мышиной возни, — предупредил Бероуз.

Британ закивал в два раза интенсивней.

Из‑за спины капитана выплыла огромная мрачная фигура — сущий морской дьявол, как показалось каперу. Широкополая шляпа почти полностью скрывала большое одутловатое лицо, а кривой рот с едва заметным очертанием губ напоминал узкую линию, будто след от глубокого разреза.

— Прошу, сэр, — тут же откликнулся Шмыг, изобразив подобие изящного поклона, но вместо этого, запутавшись в неимоверной последовательности па и собственного страха, едва удержался на ногах.

— Довольно. У меня мало времени, — констатировал хозяин.

— Да, сэр. Я отведу вас прямиком к нашему капитану, — мгновенно исправился Шмыг. В таких ситуациях его инстинкт выживания включался без лишних напоминаний, а девиз — всегда служить самому сильному господину, являлся истинной догмой.

Развернувшись, Британ Ти слегка согнув спину и изобразив на лице изрядную озабоченность, быстро посеменил вниз по улице Понимания, до пересечения с кварталом Везения. Но как бы быстро и изворотливо он не двигался, острый, словно бритва, взгляд ведомого ни на секунду не выпускал его из виду. И медленные шаркающие шаги напоминали монотонное тиканье часов — ни разу не сбавив скорости, Шмыг точно чувствовал — незнакомец не отстает от него ни на дюйм.

Замок поддался не сразу: только путем неимоверно сложных манипуляций девушке удалось подцепить его изнутри и все‑таки открыть злосчастную дверь. Долгожданная свобода пыхнула на Клер зловонием ужасной затхлости и болезни: видимо очередная партия бездомных изволила порадовать королевский приют своим визитом.

Незаметно пробравшись в зал, где орали, смердели и изрыгали всевозможные проклятия бродяги с портовых окраин, девушка все‑таки выбралась на улицу. От порыва свежего морозного воздуха, у нее слегка закружилась голова. Сделав несколько шагов, Клер облокотилась об угол одного из домов и, осмотревшись, незаметно нырнула в густую темноту переулка.

Она понимала, что поступает неправильно. Но ничего не могла с этим поделать. И на душе становилось скверно, когда она представляла, как будет метаться по комнате ее спаситель, рвать на себе волосы. Он опросит всех, кто мог заметить ее побег и в конечном итоге ни с чем выйдет на улицу, погрязнув в бесконечных лабиринтах Прентвиля.

Сейл, неплохой человек, но не более того. И пускай он искренне хочет ей помочь, Клер не собирается подвергать его опасности. Она сама должна нести это бремя, каким бы тяжелым оно не оказалось.

С такими, или почти с такими, мыслями Клер в скором времени окончательно заплутала среди узких улочек Забытого квартала. Бесконечные, похожие друг на дружку, словно братья — близнецы, проулки давили на нее своими массивными балконами, узкими дверьми и мрачными проходами. Клер то и дело застывала под иконой очередной святой, которая скрывалась в каждой каменной арке, повисая над самым проходом. Девушка молилась без остановки, но так и не могла найти спасительного выхода.

Сотни ступенек, узкие закоулки, заканчивающиеся металлическими калитками, ведущими прямиком в очередной тупик — квартал заблудших душ не терпел чужаков, тем более вторгшихся в его владения после захода солнца.

Пустые глазницы распахнутых окон равнодушно взирали на испуганную гостью, не помогая, а только путая ее своим мрачным видом. Несколько раз Клер мерещилось, будто она видит человека. Но когда подходила ближе — оказывалось, что силуэт, это всего лишь городское чучело — излюбленная забава горожан. Либо внезапно возникшая фигура была обычной игрой света и тени.

Мрачное королевство поглощало девушку все сильнее, затягивая ее в самые глубокие пучины каменных лабиринтов.

Отчаявшись, Клер попыталась позвать на помощь, но на ее мольбы так никто не откликнулся: безлюдные улочки издали резкий звук хлопающих ставень и вновь погрузись в безмятежный сон. Отыскать в этом квартале хоть одну живую душу не сумел бы и сам святой Гарибальд — великий следопыт и первооткрыватель новых земель.

Присев на одном из порожков, Клер едва не разревелась от обиды. Обрести свободу и мгновенно потерять ее — невыносимое испытание.

Кутаясь в старый платок, который она прихватила из приюта, пленница кошмарного лабиринта прошла еще пару кварталов, и в итоге, как ей показалось, вернулась в то же самое место, откуда начала свою сотую попытку выбраться из царства одиночества.

Почему так происходит? Что не дает ей выбраться? — Клер не знала. Могла лишь предполагать. И только.

В тот миг, когда бледное блюдце луны выглянуло из‑за крыш домов, девушке почудилось, что именно сейчас произойдет ее последняя встреча с мистером Сквидли. Он в очередной раз предстал перед ней ужасной тенью — высокой, невозмутимой, кровожадно взирающей на свою жертву. Но Клер ошиблась. Это был даже не человек, а старый разодранный в клочья кафтан, навешанный на два деревянных столба.

Следующий обман поджидал Клер за новым поворотом. В самом конце улицы блеснул призрачный свет, словно крохотная свеча, застывшая на высоте пары фунтов над землей. Девушка кинулась к светочу. Но надежда разрушалась в считанные секунды, когда она уткнулась в широкую витрину, за стеклом которой стояло несколько круглых зеркал. По обветшалому виду можно было понять — лавка явно заброшена. Но товар все еще привлекает прохожих, ловя случайный свет в свои объятия и обращая его в странный мираж.

Повезло Клер намного позже — когда последние упования окончательно оставили ее.

Каменные края домов, разойдясь в стороны, подобно раздвижным воротам, наконец, выпустили девушку из своих непроходимых трущоб. Остановившись возле старых рыбацких снастей Клер случайно заметила у мотка рваной сети пушистую спину черного кота, сильно напоминавшего мистера Тита. Недолго думая она устремилась следом за ним.

Взобравшись на высокую лестницу, почти в двести ступеней, она вдохнула полной грудью. Монотонный звук капель ударяющихся о водостоки, сменился протяжным шелестом сотни деревьев. Застыв на месте, девушка долго приходила в себя, представляя, что нарастающий шум взорвет ее изнутри.

Выглянув из‑за угла, Клер облегченно выдохнула. Нет, она вовсе не тронулась рассудком, представив, что очутилась в лесу. Ошибка вышла в другом. Звук исходил не от крон деревьев, а рождался в морской пучине.

И хотя ее усатый спаситель исчез, он сполна исполнил свои функции. Клер наконец выбралась из мрачного лабиринта.

Приятный, слегка солоноватый аромат воды придал ей новых сил. Вступив на песок, Клер сняла обувь и, сделав пару неуверенных шагов, упала. У нее не осталось ни капли сил. Только было уже не важно.

Прижав к груди платок, девушка вгляделась в темно — синильную даль моря. С правого края бухты ей подмигивало яркое око маяка, а почти все пространство берега занимали старые, утлые суденышки, давно потерявшие былой вид, целостность и теперь коротающие свой век на забытом всеми корабельном кладбище.

Пристальный взгляд капитан слегка коснулся незнакомца, которого Шмыг привел в убежище. Убивать гостя было еще рановато. А вот тело Британа Ти уже валялось неподалеку. Капер смог вымолвить всего два слова, перед тем как получил пулю в самое сердце. Не плохой был пират, хотя и изрядно бережен к собственной шкуре. И все же капитан не мог поступить иначе. Ситуация обязывала.

Заряженный пистолет гаркнул молниеносно, сбив с ног Серого Шмыга. В глазах капера застыла обида, и немая просьба пощадить его бедную душу. Вполне понятное желание. Подобную реакцию капитан видывал сотни раз, и на корню давил в себе жалость к предателям. Именно за такую решительность его и ценила команда.

А вот холоднокровный вид, того, кто пришел следом за Шмыгом, напротив, не на шутку насторожил капитана. Незнакомец стоял как постамент, молча взирая на труп провожатого. Неужели не испугался, что тоже может распрощаться с жизнью?

Отложив пистолет в сторону, капитан подал знак, и грузный великан подошел ближе. Но скудный свет масляных ламп, разукрасивших стены черными полосками чадящего дыма, так и не дал возможности рассмотреть незнакомца получше.

Несколько темных фигур двинулись следом, остановившись в паре шагов от гостя. Строго исполнив приказ капитана. Щелкнули затворы пистолетов, и послышался звук извлекаемого оружия. Теперь можно было вести разговор.

Прикурив трубку, капитан облокотился на подлокотник высокого резного кресла. Идеальная, дорогая работа на которой должен был восседать, по меньшей мере губернатор самого Вильма, однако коварная судьба распорядилась иначе. Теперь любимый трофей верой и правдой служил капитану без корабля.

— Зря связался со Шмыгом. Ненадежный был тип, — раздался осторожный голос.

— Он выполнил, что должен был — ни больше не меньше. Если ты решил его судьбу сейчас, стало быть, так тому и быть, — внятно, растягивая каждое слово, ответил незнакомец.

— Вот как, — удивился капитан. — И что же привело тебя ко мне? Неужели разговор?

Из темноты послышалось нервное пыхтение. Каперы не выносили долгих разговоров, предпочитая насладиться короткой расправой с гостем и продолжить беседу за стаканом рома. Но капитан решил иначе.

— Да, именно разговор, — согласился незнакомец.

Несколько новых взводов курка выразили общее мнение каперов.

— Капитан давай вспорем еще кишки!

— Да, пулю в лоб и точка!

Сбивчивые голоса прекратились, когда капитан поднял руку. Но тишина была недолгой, потому что вновь заговорил гость.

— Давай я сам поставлю точку в этом споре, капитан. Послушай того, чье мнение действительно имеет вес в вашем унылом обществе.

В тишине раздались усталые шаги. Очень знакомые шаги. И кашель. Его невозможно было спутать: глубокий, пронизывающий, словно легкие вот — вот собираются вырваться наружу.

— Святые мученики, Квинт ты как раз вовремя, — не скрывая радости, хлопнул по подлокотнику капитан. — Где тебя черти носили?

— Там, где тебе лучше не появляться, — откашлявшись, ответил старик. Его лицо было бледным и измученным, будто он проделал путь пешком от Забытых кварталов до Западных доков.

— А у нас гость, — капитан указал на незнакомца.

— Именно по этой причине я здесь, — мгновенно отреагировал Квинт. — Я уверен: тебе стоит его выслушать.

Капитан мог поклясться, что старик приклонил перед незнакомцем голову.

Подозрение мятежа, из призрачного страха довольно часто посещающего его мысли, приобрело для Ската вполне реальные очертания: сначала Шмыг, теперь Квинт. И если первый случай был весьма предсказуем, то второй — можно было смело отнести к чему‑то из ряда вон выходящему. Чем их подкупил этот мрачный тип похожий на гриндвинских китобоев?

— Надеждой, — внезапно ответил слепец.

— Что? — капитан привстал со своего трона. Сощурившись, он пристально вгляделся в лицо Квинта. Слишком уж необычны были речи его бывшего помощника.

Старик едва заметно улыбнулся, зрячими глазами уставившись на капитана.

— Ты не поверил мне, Скут, а напрасно, — Квинт осклабился. — Мы полезли в погреб, куда нам соваться не следовало. И вот итог. Ты хотел отыскать того, кто погубил команду Бероуза? Кто следовал по пятам Лиджебая? Кто знает тайну острова Грез? Так получай! Он стоит перед тобой. Только учти, правда в твоем случае, будет солоней глотка морской воды.

Скат наблюдал за стариком, машинально обхватив рукоять оружия. Второй пистолет был заряжен и с радостью был готов поработить еще одну человеческую душу. Но что‑то или кто‑то продолжал удерживать капитана от столь опрометчивого поступка.

— Он дело говорит? — Скат обратился к гостю.

— Все до единого слова, капитан, — согласился незнакомец.

— И ты действительно был в ту злополучную ночь на «Бродяге»?

— Верно как день, капитан.

— И знаешь, где сейчас находится сокровище, что заполучил Бероуз в последнем путешествии?

— Так и есть, — без тени сомнения ответил незнакомец.

Придирчивый взгляд Ската обрушился на старика, на лице которого все еще виднелась дурацкая ухмылка. Данный разговор походил больше на цирковой балаган, нежели на пиратскую сходку — и это ужасно раздражало капитана. И с каждой секундой все сильнее.

— Как твое имя, моряк? — вновь обратился он к гостю.

— Сквидли… Мортон Бин… Ли Тон Тирс… Зак Треволи… — с каждым вдохом незнакомец выдавал новое имя, будто выплевывал насмешку над капитаном и окончательное «сэр», лишь разожгло костер ненависти.

— Я не ослышался? Иметь так много имен для одного человека, по меньшей мере, постыдно, если не сказать жестче, — прорычал Скат.

— Вот как? — искренне удивился Сквидли. — Тогда как же на счет вас, сэр… Разве не вас в детстве звали Змеенышем? Помните, когда вы воровали на Гнилой пристани… а всего через пару лет стали именовать — Скобой, когда вы умудрились выпустить дух сразу из трех морских волков в Бухте Анкариес, а еще через пяток лет вы сменили сразу три имени, не оставив от каждого предыдущего и следа. Что вы скажите на это? Не слишком ли много чести на одного захудалого капитана без корабля. Поведайте, как утонул ваш последний бриг? Эта прекрасная жемчужина Нижнего моря. Уж не по вашей ли вине это произошло… Хотя нет, в этом случае по каперскому кодексу вы должны были отправится вместе с ним на дно и почитай уже года три кормить рыб у рифа Эвертонс.

Надо было отметить, что капитан с честью вышел из этой сложной словесной дуэли. Не проронив ни слова, он дослушал пламенную речь до самого конца, лишь недовольно дернув бровью. Но вот только его смертельные раны, полученные в момент сражения с всезнающим противником, оказались куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд.

По мрачному залу пронесся едва различимый шорох, который с каждой новой секундой молчания становился все отчетливее. Гостю удалось‑таки поселить в каперах семя сомнения.

— Уж не знаю, что тебе наплел этот незрячий дурак, — подавленным голосом огрызнулся Скат. — Но это не дает тебе право оскорблять верного Ловца удачи, Сквидли, или как тебя еще…

— Поведать, почему ты сейчас паникуешь, — слова гостя прозвучали не как вопрос, а утверждение. — Потому что каждый из вас чего‑то страшится, будь‑то недоросль или умудренный сединами старец. У каждого из вас существует свой скелет в шкафу. И я без труда могу углядеть в вас эти страхи…

Последняя капля, переполнив чашу терпения, вызвала в капитане только неприятную ноющую боль в области кишечника. Его голова разрывалась от сотни вопросов — и он решил не мешкать. В противном случае, гость мог окончательно запудрить мозги его верной команде.

Пора ставить в этом разговоре жирную точку.

Пистолет рявкнул сторожевым псом и мрак на короткий миг вспыхнул, а после вновь воцарилась тишина. Злая, недобрая тишина, неспособная принести в мир никакого, даже самого маломальского добра.

Капитан ждал, а жертва продолжала стоять на ногах. Кожаная куртка и запахнутый плащ слегка дымились в районе сердца, но Сквидли, казалось, даже не заметил последствие выстрела.

— Бессмысленный поступок, Скут, — заметил Квинт, нарушив напряженное молчание. — Не так ли, хозяин. Мы рассчитывали совсем на другую реакцию.

Осоловелый взгляд капитана пронзил гостя насквозь, но от этого не стал смертоносным и не совершил того, что не удалось сделать свинцу.

— И что ты намерен предпринять дальше? — смахнув с себя дымящийся след выстрела как дорожную пыль, поинтересовался Сквидли.

— Уничтожить почудившийся мне кошмар! — рявкнул капитан, подав сигнал.

Семеро каперов, притаившихся в тени полумрака произнесли свое веское слово: их ружья заговорили одновременно.

Рааааааазззззззззз, — и по залу поползли клубы едкого дыма. Пираты не могли решать проблемы иначе. Переговоры, ультиматумы, послабления, — то были слова незнакомые их скудному языку.

Обнажив длинную трехгранную шпагу, капитан сделал несколько шагов в направлении гостя. Он не терпел подобного поведения раньше, не потерпит и сейчас. Желание схватить наглецов за грудки и лично добить острым уколом в сердце стало для него навязчивой идеей. Только двигала Скатом отнюдь не ненависть, а страх. Безумный страх того, что он и правду столкнулся с чем‑то необъяснимым и могущественным. Тем, что так боятся священники, когда к ним приводят одержимых безумцев; тем, чего мы безумно страшимся, услышав о чумной пятнице; тем, чего мы так опасаемся на смертном одре, и стараемся обойти стороной, украдкой посмотрев в сторону Старого кладбища.

Резкий звон металла о металл в буквальном смысле обезоружил капитана. Искушенный в фехтовании он отчего‑то с необьяснимой легкостью потерял свой очередной трофей — защита противника была подготовлена удачно. Попытавшись мгновенно ретироваться, Скат схватился за эфес, но твердая поступь придавившая шпагу, не дала ему шансов вновь завладеть оружием. А треск ломающегося лезвия разрушил последние надежды.

— Что б тебя черти взяли, — впопыхах ругнулся капитан, отскакивая назад. Руки сами собой нащупали пистолет. На зарядку оружия нужно было всего пару секунд.

Из глубины зала послышались сдавленные стоны, звон металла — кто‑то еще пытался сопротивляться, возможно сделал пару удачных выпадов, скорее всего даже ранил кого‑нибудь из нападавших… Только все это было напрасно. Как можно причинить вред тому, кого не берет свинец?!

— Да кто ты такой?! Треклятый Зиф и вся его сподручная братия! Ответить?!

Теряя одного помощника за другим, капитан продолжал тянуть время. Но его воображаемое судно, уже давно накренилось и дало течь на оба борта.

Пистолет был наготове. Еще миг. Секунда. Один удар сердца.

Дым рассеялся. Гость не пошевелился. Невооруженный, он смиренно держал руки в карманах, и молча наблюдая за происходящим. Его широкополая шляпа, казалось, еще сильнее скрыла огромное лицо, а плащ был похож на боевую кольчугу, которой уже сотню лет не пользовались королевские стражи.

Рядом с Сквидли стояло еще двое. Один — предатель, чья мерзкая улыбка выглядела хуже усмурской пиявки, а второй, с обнаженной саблей, показался капитану невероятно похожим на… Нет, он не мог так сильно заблуждаться!

— Не узнаешь меня, Скат?

Капитан прищурился.

— Не утруждай себя. Мое имя — Бероуз. Капитан Бероуз. Надеюсь, не забыл о таком, жалкий прихлебатель?! Или решил, что если я сгинул в морской бездне, ты волен наложить свои вонючие лапы на мои сокровища. Извратить память обо мне?

— Но так гласит закон, — на выдохе выдавил Скат, начиная медленно сходить с ума.

— Глупое слово- закон, — внезапно вмещался в разговор Сквидли. — Совершенно бесполезное и лишенное всякой силы. Теперь, надеюсь, ты это понимаешь?

Капитан нервно хохотнул и зашелся таким неистовым смехом, что стены заходили ходуном. Откинув оружие в сторону, он долго гоготал, поминутно стирая с лица то слезы, то брызжущие в разные стороны слюни, пока строгий голос Бероуза не остановил это безумие.

— Хватит. Прекрати. Мы здесь не затем, чтобы наблюдать за твоими душевными слабостями и явными признаками слабоумия.

Скат смеялся еще минуту, а потом резко перестал. Опустив голову, он будто малое дитя уставился на гостей, не узнавая никого из присутствующих.

Осторожно приблизившись к капитану, Сквидли взял его за волосы и откинул голову назад. Ската трясло, а изо рта тянулась тонкая струйка слюны.

— Я знаю, что ты слышишь меня, слизняк, — произнес гость. — И мне нужно от тебя лишь одно. Я хочу, что бы твои люди, те, что еще думают, будто вдыхают аромат жизни, нашли мне девушку. Я дам тебе ее портрет. Срок — один день. Больше времени у тебя нет, и не будет.

Рука Сквидли медленно отпустила голову капитана, и тот тут же повалился на пол, словно набитая соломой кукла.

В эту ночь старые доски поскрипывали чаще обычного: Рик насчитал больше ста стенаний, пока свеча успела прогореть всего на дюйм. Вчера звуков было не больше пятидесяти. Однако главное представление ожидалось через полчаса. Закрыв глаза, мальчик попытался заснуть, но вместо этого бесполезно провалялся, ворочаясь, так и не ухватив за хвост пронырливую дрему. Веки жутко чесались и распухли от тяжелой летописной работы, но мальчик старался не обращать на подобные мелочи внимания.

Часы пробили положенное время. Рик по привычке забился в угол и приготовился слушать. Однако дом не ответил мерным храпом трубной печи. Балки и шкафы молчали, словно специально выманивая жертву из убежища, чтобы накинуться на нее сотней ужасных пронизывающих звуков. Но не произошло и этого.

Решив рискнуть, Рик выбрался из комнаты и осторожно, стараясь не нарушать воцарившегося покоя, аккуратно двинулся по коридору, заслонив ладонью крохотное пламя свечи. Добравшись до лестницы, ведущей в гостиную, он не услышал монотонных постукиваний, протяжных охов и резких ударов дверей — дом спал и, по — видимому, не собирался просыпаться.

Вступив на первую ступень Рик вновь замер, прислушался. Легкий скрип половицы не имел к ночному представлению никакого отношения: всего лишь короткий звук, мгновенно растворившийся в ночном мраке зала. Следующий шаг тоже не принес в тишину чего‑то нового. Мир продолжал балансировать на грани, однако не обрушился на юного хозяина треском и воплями. Сегодняшняя ночь была совсем другой. Усыпляющее спокойствие скользило по карнизам, проникая внутрь легким сквозняком и разливаясь по коридорам и комнатам обволакивающей безмятежностью. И ничто не могло разрушить приятного умиротворения.

Спустившись в гостиную, Рик поставил подсвечник на каминную полку и осмотрелся, не узнавая знакомого места. Всего за пару — тройку дней он привык находиться в плену собственных страхов и сомнений, которые этой ночью внезапно расползлись по углам и теперь сами прятались от тусклого светоча.

Вдохнув воздуха долгожданного покоя, Рик впервые улыбнулся — он вспомнил, как они с Клер ночи на пролет просиживали у камина, играя в верю — неверю и как им было здорово, когда они хотя бы ненадолго забывали про отцовские правила.

Почему он раньше не задумывался об этом? С каких пор именно отец стал для него путеводной нитью и единственным ориентиром в жизни?

Удушающий приступ обмана схватил его за плечи и начал медленно подбираться к шее. Очевидная фальшь происходящего заставила юношу задрожать от невыносимой обиды. Откровенный вопрос, вынудив его посмотреть на себя со стороны, откликнулся мучительной болью.

Ни толики правды!

Первое, что захотелось Рику — разбежаться и со всего маху высадить плечом дверь, раз и навсегда покинув этот кошмарный дом, последнее пристанище семейства Джейсонов. Но в следующую секунду часы пробили полночь, и юноша понял — он в гостиной не один.

Фыркнув, кот спрыгнул со шкафа и через пару секунд очутился у ног хозяина. Выгнувшись, Тит замурлыкал, описал восьмерку и, подняв голову, подмигнул Рику. Конечно, данный кошачий жест мог всего лишь померещиться юноше, — но в тот момент он был уверен, что увидел то, что увидел.

В очередной раз многоуважаемый мистер Тит — как стал именовать его Рик с данной минуты — ловко запрыгнул на ступеньку и в один миг оказался на втором этаже. Подхватив свечку, Джейсон — младший последовал за своим проводником.

Несколько раз кот протяжно мяукнул, подавая сигнал, а затем устремился к дальней лестнице, ведущей на чердак.

Вцепившись в деревянную ступеньку, Рик остановился. Сердце билось, словно барабанная дробь и пульсирующая боль пронзила правую руку — то самое место, где еще недавно существовала чернильная отметина.

Та ужасная ночь, наполненная кошмарами, мгновенно напомнила о себе. Все повторялось с поразительной точностью, будто перепутавшиеся дни стали бежать в обратном направлении и решили вновь посетить особняк рода Джейсонов.

Мяуканье раздалось уже под самой крышей.

А что если он помогает мне выбраться? И другого способа просто нет… — успокоил себя Рик, но смелости от этого не прибавилось. Наоборот, все стало слишком очевидно. Парень собирался опять наступить на те же грабли.

Кот нервно заскреб, где‑то у крохотного круглого окна. Затем он замолк. А через пару секунд призыв мистера Тита повторился.

Пытаясь унять дрожь, Рик продолжал топтаться на месте, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Его рука сильно зачесалась, словно на ней вот — вот должна была возникнуть очередная дьявольская метка. Ноги стали ватными — лишая юношу всякой возможности передвигаться.

Сверху что‑то звякнуло, раздался громкий стук, а затем послышался знакомый голос…

Несколько догорающих свечей, огонь которых был не больше семечка, слегка вздрогнули и потухли, когда в полумрак зала ворвалась грузная сгорбленная фигура. Десяток огненных лепестков притаившихся в канделябрах на стенах, сжались, превратившись в искру, но вскоре вновь разгорелись, вырвав из сумерек глубокие налившиеся кровью раны на шеи и щеках вошедшего. Громила, напоминавший гору, поморщился, ощутив неприятное ощущение, которое люди обычно называли болью.

Притронувшись к ране, Сквидли с интересом прислушался к новому, незнакомому ему чувству, разлетевшемуся по телу. Как он не старался, но силы покидали его с невероятной скоростью. Широкие, набухшие язвы стали разрастаться по всему телу, внешне походя на коралловые наросты, покрывающие каменную твердь рифов. Именно таким рифом сейчас и ощущал себя Призрак. Ослабевший и обезоруженный, но не желавший склонять голову.

И если бы еще этот юный сопляк писал быстрее и проникновеннее, все могло сложиться иначе. Но ему было далеко до Лиджебая Джейсона. Тот умел делать это с душой, вкладывая в каждую строчку частичку себя, описывая жизнь так, что никто не смел усомниться в ее реальности.

Сквидли хорошо помнил те времена, когда он впервые вступил на эту грешную землю — тогда он чувствовал в себе целый океан силы. Даже когда Джейсон — старший решил улизнуть от него почив с миром на Старом кладбище, Сквидли питал большие надежды на его потомков. Но время шло, а Призрак лишь слабел. Он словно иссыхал как сушеная рыбешка, покрываясь багряными рытвинами неведомой болезни.

День за днем запасы его сущности иссякали. И хотя Рик продолжал писать, воплощая в жизнь слова Призрака, они не производили необходимого эффекта. Корявые предложения казались принуждением, повинностью, от которой хочется поскорее избавиться, а не перечитывать снова и снова. И в этом таилась главная причина слабости Сквидли.

Призрак с удовольствием сам взялся бы за перо и наверняка смог исправить ситуацию, но его тайная природа не допускала вершить свою собственную судьбу подобным образом. Он много раз пытался творить самостоятельно, но каждый раз у него получалось изобразить лишь две параллельные линии, не больше того. Искусство переносить слова на бумагу — ему было недоступно. Запрет преследовавший его с самого рождения.

Палец разгладил ужасную рытвину язвы, заставив вырваться наружу целую струйку чернильной жидкости, которая быстро растеклась по шее, образовав округлую паутину. Сквидли поморщился, но тут же расхохотался. Боль вызывала у него не озабоченность, а скорее живой интерес к чему‑то новому, неизведанному.

Затем ему вспомнился визит к Скату: в тот вечер Рик работал из рук вон плохо, часто отвлекался, пропускал слова, непростительно обрывал фразы. Именно из‑за этого все пошло не так. Капитан не поверил, повел себя не так как на страницах книги. Он решил бунтовать, стал сопротивляться. И Призраку пришлось призывать плененные души, что потребовало дополнительных усилий.

Сквидли оскалился, будто хищник. Между зубов показались синильные червоточины. Он сплюнул, оставив на дощатом полу грязный след, напоминающий маслянистую лужицу.

— Что скажешь, Лиджебай, переиграл ты меня? Нет, не думаю! Я заставлю твоего сына быть тобой! По крайне мере ненадолго. Мне много не надо. Он окончательно оживит меня, укрепит, предаст сил, а затем пусть отправляется к тебе в гости. Поверь мне… Это произойдет, обязательно произойдет…

Тень на стене, дернулась и, заметавшись из угла в угол, медленно поползла к полу. Приблизившись к неровной полосе, она уткнулась в препятствие, устремилась в обратную сторону, но невидимая клетка оказалась крепче ее бессмысленых потуг.

Сквидли зашелся гоготом.

— Что Отец, нелегко выбраться из моего мешка? Да, из такой ловушки вырваться не так‑то просто. Можешь даже не стараться.

Тень резко остановилась прямо в центре стены, задрожала и стала крутиться, образовав настоящий вихрь.

— Напрасно стараешься… вот вы где у меня…все, все! — кулак Призрака с силой сжался. — Слышишь?! Все до единого, все, кто посмел бросить вызов фортуне. Не по зубам она вам. Не по зубам!

Упершись руками в колени, говоривший закинул голову назад и еще долго не мог остановиться от надрывного смеха.

Тень перестала вращаться и, превратившись в пятно, которое все еще красовалось на полу и напоминало черную метку, вскоре стало бледнеть и растворилась также как ее отражение на стене.

— Я так и думал, что ты опять струсишь, родич!

Коснувшись одной из язв, Сквидли вздрогнул, получив очередную порцию боли. Тонкая струйка чернил окрасила кожу в иссиня — черный цвет.

— Не желаю тебя больше видеть. Пошел прочь, Лиджебай.

Дождавшись пока безсловесный пленник, превратившись в мошкару, приобретет вполне привычное очертание прямых углов и горизонтальных линий столов и стульев, Призрак продолжил размышлять.

Главной причиной того, что Рик не отличался усидчивостью и относился к работе с редкой расхлябанностью Призрак считал Клер. Именно с этой хрупкой девушкой он связал все свои неприятности. И если бы Сквидли знал наперед, что сестра будет будоражить сознание брата, постоянно отвлекая его и требуя спасти ее из пасти мрачных трущоб Прентвиля, то уничтожил бы эту выскочку еще в цветочном магазине. Но тогда она не казалась ему таким сложным соперником. Интересной душонкой со своими страхами и невероятной ненавистью к отцу — да, но только не противником требующим к себе хотя бы маломальского уважения.

Сняв плащ и расстегнув куртку, Сквидли сменил рубашку, отмеченную серыми дырами пуль на новую, белоснежную как январский снег.

Сегодня ему предстояло совершить невозможное. Отступив от правил установленных покровителем, что позволил ему появиться на свет, он должен был продолжить воплощать сюжет. Выправить все свои ошибки.

Выставив ряд свечей у стены, Призрак вгляделся в свое отражение на стене: не совсем четкое, достаточно темное, но весьма похожее на мыс Туресса, тот самый, где он впервые услышал свою судьбу. Тихий, вкрадчивый голос Лиджебая. Юноша и сам не понял, чего пожелал — потому, как мало верил в россказни старика Бероуза.

И на свет появился ОН.

Для Сквидли его тень стала его отражением, ни одно зеркало не отображало огромного одутловатого лица, испещренного полосой длинных, глубоких морщин. Он никогда не скрывал, что ему безумно хотелось взглянуть в озерную гладь и уткнуться взглядом в собственный образ, а не испугано вглядываться в черное размытое пятно, в глубине которого блистали два глаза, похожие на янтарные слезы.

— Что ж, мистер Рик Джейсон, сегодня мы намерены навсегда положить конец вашему бессмысленному страданию, и наставим вас на путь истины. Теперь вы поймете, что от вас требуется, и чем вы должны пожертвовать для достижения моей цели. — Сквидли обращался к темному пятну на стене, но перед собой видел именно юношу, а не своего двойника.

В дверь постучали, заставив тень расплыться по стене, поглотив яркий свет дюжины свечей.

— Что еще?

В дверь заглянул Бероуз. Его глаз едва соприкоснулся со строгим взором Сквидли и слуга, тут же опустив голову, замер в низком поклоне.

— Не тяни, говори… Что стряслось? — прошипел Призрак.

— Пираты славно потрудились, сэр. Они нашли девушку, — стараясь не смотреть на Сквидли, ответил Бероуз.

— Замечательно. Стало быть, я не зря обратился за помощью к нашему новому другу. Где она?

— Она на кладбище забытых кораблей.

— Вот как. Великолепно, лучшего место для кульминации я бы придумать не смог. Это еще раз подтверждает, что моя работа ненапрасна.

— Простите, сэр? — удивился Бероуз, но тут же осекся и затих.

— Ничего страшного, капитан. Пока ты много не понимаешь, но это лишь вопрос времени. Скоро все встанет на свои места, — едва заметно улыбнулся Сквидли.

— Сэр, а как быть с юнгой?

— А что юнга? — на этот раз пришло время удивляться Призраку.

— Но ведь это он припрятал от нас девушку, и пытался освободить Джейсона — младшего…

— Ничего страшного, капитан. В моей новелле тоже должен быть отрицательный герой, — улыбка Сквидли стала шире, но в последний момент исказилась гримасой боли — новые язвы незамедлительно напомнили о себе.