Прячась от разбушевавшейся непогоды, сегодня лишь самые отчаянные завсегдатаи местных забегаловок осмеливались переступить порог «Адмирала Тревли». В этот вечер на улице Забытья царило странное напряжение.
Небольшая таверна, стоявшая в самом центре мрачного квартала с наступлением ночи, пыхтела и фырчала не хуже фабричных машин старика Ридли. У дверей было многолюдно, и только ленивый прохожий мог не заметить злобных взглядов постоянных посетителей питейного заведения. Выброшенные безжалостной волной на берег одиночества и обреченности, бывшие слуги короля, быстро потерялись в недрах витиеватой городской жизни. Все чем привыкли дышать каперы, было в море, а здесь, на берегу, они выглядели хуже рыбешек, которые беспомощно ловили ртом чуждый им воздух. Вечные пилигримы каменной крепости — вот в кого превратились некогда безжалостные повелители морей. Нынче они могли рассчитывать лишь на скромные подачки и стакан рома, выпрошенный в долг у придирчивого хозяина. Окончательно потеряв всякую цель в жизни, многие из них так и не сумели подняться с колен.
Водоворот алкоголя и скромных утех с дешевыми шлюхами, уже не приносили должной радости. И теперь только смерть могла вырвать их из этой безликой картины существования. Мало кто из каперов доживал свой короткий век в покое и, встречая владыку с трезубцем в руке, с почтением приклонял перед ним голову, уходя в вечное плаванье. Гораздо чаще смерть представала перед каперами совсем в ином обличие. Случайный спор, дуэль на заднем дворе или простое неудачное падение — являлись одним из частых исходов. Хотя порой до честно схватки дело так и не доходило. Нож из‑под тешка и жизнь бесстрашных моряков обрывалась без всяких разговоров. Сталь выявляла победителя в любом споре. Именно такой закон был главным в прокуренных залах «Адмирала Тревли».
Очередной короткий морской тост, заставил зал взорваться радостным свистом и громогласным «Ейо — хо — хо — рсеее!» Кружки столкнулись пузатыми боками. Ром лился рекой.
Дверь со скрипом отварилась. На пороге словно, чудище из непроглядной пучины табачного дыма, возник старый моряк. Слегка прихрамывая, он прошел внутрь и остановился. Прищуренный взгляд пробежался по присутствующим. Кто‑то вжал голову в плечи, а кто‑то неуверенно поздоровался и мгновенно отвернувшись, избежал встречной любезности. Многие знали, что старик слеп как крот, и все же мало кто из них осмеливался заглянуть в его мутно — белесые зеницы. Прозорливый Квинт знал все наперед и не любил пустой болтовни.
Старик удовлетворенно крякнул, раскурил трубку и уселся за крайний столик слева.
— Ну что скажите, ребятки? — обратился он к двум здоровякам напротив.
Кларк шмыгнув носом, зло ударил кулаком по столу и залпом осушил наполненную до краев кружку.
— Пусто как в погребе у старины Рикси, — ответил за него Луджи. — Нам удалось припереть к стенке даже громилу Скота. Ну того самого, что лишился ноги в сражении на Гильм — Гольце.
— И каков результат? — поинтересовался слепой.
Кларк вновь зло саданул по столешнице. А Луджи озвучил его недовольства:
— Ничего, Квинт. Ровным счетом ничего. Каждый, кто хоть что‑то слышал о капитане Бероузе, называл свою версию гибели. И ни в одной из них нет и капли схожести. И мое мнение: все они бесполезные выдумки.
— Так много предположений? — удивился старик.
Подтверждая слова приятеля, Кларк взвыл. Скулы заходили ходуном, а здоровые лапища затряслись, готовые нанести новый удар по твердой поверхности стола.
— Мы перетряхнули трактир вверх дном, но кроме пустой болтовни, так толком ничего и не разузнали, — пояснил Луджи.
Старик задумчиво помял переносицу. Пустой взгляд уставился на каперов. Сразу на обоих, словно Квинт даже лишившись зрения, продолжал видеть их насквозь.
— И какая же история показалась вам самой невероятной?
— Да это все бабушкины сказки! — попытался отмахнуться Луджи. Но крепкая, хотя и довольно сухая на вид рука старика крепко обхватила его запястье. Здоровяк дернулся, но не смог пошевелиться.
— Я не стану повторять свой вопрос, сынок. Лишь попрошу: ответь… Иначе я переломлю твою толстую мачту пополам.
Капер вытаращил глаза, но не посмел осушаться. Молва о невероятной силе Прозорливого Квинта, видимо оказалась чистой правдой.
— Брось, дружище, мы все понимаем, — засуетился Кларк и обратился уже к своему приятелю: — Давай, Луджи, не взбрыкивай. Отвечай все как есть. Вспомни того рыбака, что был размером с гору Жут. Кажется, его история показалась нам самой диковиной!
Квинт удовлетворенно кивнул и, кажется, даже улыбнулся. Только сильно морщинистое лицо так и не отразило чувство радости.
— Да. Все верно говоришь, Кларк. Все так и было. Тот мистер точно не от мира сего. Будто одичавший странник он оказался весьма неразговорчив. Только когда он услышал имя капитана, нам удалось вытянуть из него хотя бы пару слов, — быстро заговорил Луджи.
Он сидел на самом видном месте, словно специально пытался привлечь чужое внимание. Моряки назвали бы такое место бочкой, в которой устроился наблюдатель. Но Кларк и его приятель, засорив свой разум всевозможными историями о капитане брига «Бродяга» не размышляли на подобные темы. За сегодняшний день они выслушали, по меньшей мере, тридцать версий о героической гибели одноглазого Бероуза и уже собирались вернуться в квартал Отрешенных, чтобы пропустить по бутылочке рома, когда натолкнулись на наблюдавшего за ними незнакомца. Словно опытный рыбак, он не торопился подсекать попавшуюся на крючок наживку. Подождав пока каперы, разберутся со своими делами, он буквально налетел на них, словно на внезапно возникший риф. Кружки, разбившись вдребезги, стали отправной точкой того самого разговора, который теперь услышал Квинт.
— Извини, приятель. Не усмотрел, — устало произнес Луджи, похлопав незнакомца по плечу. Еле ворочая языком, капер предположил, что, произнеся такое количество слов в один день, он, скорее всего, сломал его пополам. Поэтому он приветливо улыбнулся и уже направился к выходу. В тот момент ему ответили.
— Ну что вы, тут явно и моя вина, — отреагировал наблюдатель.
— Все верно, — поддержал его Кларк.
— Бывает и хуже…будь проклята ….терра Ле Фора, — раздалось в ответ.
Луджи замер. Прислушался. Последние слова показались ему знакомыми.
Тем временем наблюдатель уже суетился возле своего стола, заваленного всевозможной снедью.
— Эй, мистер, — окликнул его Луджи.
— К вашим услугам, — незамедлительно отреагировал тот, словно ждал этого обращения.
— Ты что? — удивился Кларк.
— Не мешай, — цыкнул Луджи.
Они незамедлительно оказались возле стола наблюдателя. Церемониться каперы не собирались.
— Вы что‑то сказали, мистер. Ваши последние слова? — поинтересовался Луджи.
— Да, безусловно сказал…Впрочем, это всего лишь старые воспоминания. Они, знаете ли, хуже шума волн, всегда возникают в голове нежданно — негаданно.
— Откуда вам известен этот девиз? — спросил Луджи.
Уголки губ поползли вверх, и наблюдатель покачал головой.
— Нет, это не девиз. Это поговорка. Так выражался мой бывший капитан. Бероуз. Разве вы не слыхали о нем?
Уже через минуту они поднимали кружки, весело чокаясь под неунимающийся гомон «Адмирала Тревли».
— Слишком удивительная история, чтобы назвать ее случайной, — заключил Квинт, перебив рассказчика.
Тот согласился, не став спорить. Боль в руке все еще напоминала о недавнем захвате.
— Он представился? Как его звали? — поинтересовался старик.
Кларк кивнул:
— Он назвал себя Сквидли. Лорт Сквидли.
— Ты служил под началом Бероуза? Того самого, что плавал на «Бродяге»?
— Прямо в точку, приятель, — согласился наблюдатель.
— И долго? — уточнил Кларк.
— Почти всю жизнь. Бриг стал для меня домом, а каждое путешествие наполняло мою душу неистовой надеждой, как ветер паруса.
— Но только, не последнее, — уточнил Луджи.
— Верно, — заметно нахмурившись, ответил мистер Сквидли. Его словно окатили ледяной водой, возвратив к тем забытым воспоминаниям, которые висели над ним надгробной плитой. Умерев навсегда, они медленно напомнили о себе протяжной болью.
— Попытка поймать фортуну за хвост, стала ошибкой… Смертельной ошибкой для каждого, кто встал рядом со мной плечом к плечу, — последние слова бывший капер «Бродяги» произнес почти шепотом.
Над столом повисла тишина.
Следующий тост был за тех, кто навсегда сгинул в темной морской пучине.
Недолгий час впитал в себя множество фраз, понятных только истинному морскому волку, побывавшему не в одном походе к опасным берегам. Они ярко жестикулировали, иногда смеялись, иногда грустили, поднимая кружку за кружкой. Наконец, неспешный разговор плавно подобрался к бригу «Бродяга», который только — только собирался отправиться в долгий и полный опасности путь забвения.
— Расскажи, Лорт, как это было? — вкрадчиво попросил Луджи.
Сквидли долго молчал, поигрывая столовым ножом. За короткую минуту на столешнице возникло еще десяток зарубок, затем нож перекочевал на другую половину стола, воткнувшись в мясистую рульку.
— То была не самая лучшая затея сэра Бероуза, — произнес Скивдли и замолчал. Немного помедлил, и выдавил из себя еще одну скромную фразу: — Я присоединился к команде лишь на Стороге… Отличное место, чтобы плюнуть на все и, послав к глубинным Нимфам, отправиться на поиски Фортуны. Забавно, не правда ли?! Еще с утра ты радуешься жизни, являясь всего лишь крохотной частичкой всего сущего, а к середине дня узнаешь, что мир гораздо меньше чем ты предполагал…
— Ты о чем, дружище? — заплетающимся языком поинтересовался Кларк. К тому времени спиртное уже дало в голову и стало кружить его разрозненные мысли.
Сквидли вынырнул из воспоминаний и хмыкнул:
— Не бери в голову, моряк. Я немного забылся. Давай лучше выпьем!
Кружки взлетели вверх. Случайно Луджи заметил на руке наблюдателя обширные язвы, затянувшиеся тонкой коркой.
— Эй, дружище! Ты случаем не прокаженный?! — Капер вскочил с места и, откинув в сторону бочку, на которой сидел, отпрянул назад. Кларк повторил поведение приятеля.
Собеседник от души расхохотался.
— Трусливые крысы! Вы как я посмотрю, пугаетесь любого шуршания!
— Да я шесть абордажей прошел, — с обидой в голосе ответил Луджи.
— Верно, мы в рукопашном бою частенько рвали пасти, — поддержал его Кларк.
— Только одно дело враг, а то эта неведомая зараза! Я чумные столбы частенько видал. Эти болезни народ тысячами выкашивает! Говори, живо, что с рукой?! — засуетился его приятель.
Однако, заметив спокойствие на лице Сквидли, Кларк, немного осмелев, возвратился на своем место. А затем обнадеживающе обратился уже к Луджи:
— Брось, он слишком спокоен для прокаженного. Будь в нем хоть толика болезни, стражи не пустили бы его даже на берег. И давно бы замуровали в Башню Салли или подвесили на дыбе!
— Или упекли в подвалы старика Мора! — поддержал его Кларк.
Сквидли выжидающе молчал, а когда каперы закончили говорить и их короткие смешки стихли, произнес:
— На корабле, капитан — бог! И если бы вы оказались на «Бродяге», то за такие слова, я бы припас бы вам одно очень интересное наказание… Я протянул бы вас под килем, и точка…
Каперы переглянулись. В их глазах застыло странное сомнение: толи их собеседник отпустил неудачную шутку, толи говорит на полном серьезе. Если истиной было второе — то можно было дать руку на отсечение, улучив удобный случай, он неприменно совершит задуманное. Кодекс каперов, ни при каких обстоятельствах, не позволял бросать слов на ветер.
— Хватит ссориться. Давайте лучше выпьем, — внезапно подняв кружку, Кларк разрушил опасное напряжение.
— За мою шутку! — вставил Сквидли и от души рассмеялся.
Два недоумевающих взгляды уставились на моряка. И хотя вскоре, они вновь продолжали непринужденную беседу, каждый из каперов ощутил возникшее у них чувство облегчение. Они были рады услышать эти слова. Потому как даже самые храбрые морские волки с трудом могли бы выдержать ледяного и в чем‑то безумного взгляда мистера, который называл себя Лорт Сквидли.
Позже, Луджи отметил, что такие же ощущения возникали у него, когда на них с приятелем взирал слепой Квинт. Его белесые глаза, как у жареной рыбы, ужасали одним своим видом. Старый пират смотрел не поверх, а вглубь, выворачивая любого собеседника наизнанку, словно он был настоящим морским демоном Требос. И от такого сравнения — мороз бежал по коже.
— Скажи, Лорт. Вы все‑таки нашли фортуну или ваше путешествие завершилось у берегов пустынного острова, на котором многие из вас и отдали жизнь дьяволу? — вернув разговор в нужное русло, спросил Кларк и тут же добавил: — Вот мистер Бипс, служака с торгового судна, говорил что именно так оно и было… Но в чем же тогда истина, я тебя спрашиваю? В чем?
Слегка сощурившись, Сквидли долго не отвечал, а потом тихо произнес:
— Истина слишком глупа, чтобы ставить ее во главу этой истории. Все решил скорее случай. Он собрал всех нас вместе. У каждой идеальной истории есть начало, но нет, и не может быть конца. Идеальная история она как горизонт. Ты стремишься к его розовым границам, силишься перешагнуть рубеж, достигнуть предела, а когда оказываешься на краю мира, в том самом месте, где история должна закончиться: и не важно, хорошо или плохо, тебя охватывает тоска. Я ненавижу такие истории. Поэтому история «Бродяги» продолжается. Как бы нелепо это не звучало. Я не хочу отпускать от себя Бероуза и его настырных каперов. Я не желаю расстаться с тем, кто заварил эту кашу.
— О чем ты толкуешь, приятель?! ТЫ явно слетел с катушек! — не сдержался от высказывания Луджи.
В ответ рассказчик осклабился, будто лесной хищник.
— Команда капитана Бероуза цела. Она вот здесь, — Сквидли указал себе на голову, — вся без остатка. Они со мной и готовы сами поведать о своей печальной участи. Если есть желание их услышать, не сомневаюсь, вы сделаете это. В противном случае не стоит ворошить прошлое. Что можно отыскать в сырой земле воспоминаний — лишь пару обглоданных скелетов, да и те вряд ли откроют вам правду. Только посмеются, клацнув гнилыми зубами…
Кларк не упустил ни одного слова. А когда в голове возник легкий шепот незнакомых ему голосов он и вовсе уверовал в их правдивость. Но рассказывать об этом Луджи не имело никакого смысла. Приятель посчитал бы его еще одним безумцем, на кого распространилось заболевание мистера Сквидли.
— Что же было дальше, — спросил старик, вырвавшись из плена описаной пиратами встречи. Луджи не сомневался, Квинт видел этот разговор вживую. К Демонам всю эту прозорливость! — но порой, каперу казалось, что приятель их капитан сущий морской Дин, способный по запаху отыскать добычу и принести ее в острых зубах хозяину.
— Потом, Сквидли откланялся, нацепив на голову свою огромную широкополую шляпу рыбака, и ушел, — ответил за приятеля Кларк.
— Вот так вот просто: взял и ушел? — искренне удивился старик.
Каперы одновременно кивнули. Добавить им больше было нечего.
Место встречи было выбрано абсолютно случайно. Тот, кто называл себя Сейл Рикс и кого каперы нарекли — Шельмой, а Джейсон — младший окрестил — Морским Скитальцем, боялся опоздать, но оказался у дверей «Адмирала Тривли» минут за тридцать до намеченного появления Рика. Отыскав его сестру и устроив ее в приюте тетушки Мет, Скиталец был уверен лишь в одном: мистеру Сквидли понабиться еще пара дней, чтобы добраться до семьи Джейсонов.
Потоптавшись у дверей, он скрылся в полумраке ближайшей подворотни, и стал внимательно наблюдать за посетителями таверны. Многие казались ему знакомыми, многие лишь отдаленно напоминали каперов «Бродяги», но сердце подсказывало, что тревожиться в этот вечер Сейлу не придется.
Несколько невысоких жилистых рабочих с верфи Дутли, немного покачиваясь от большого количества выпитого, поскандалили со смуглыми купцами с островов Триглис — бин. Но драка так и не состоялось — ситуацию спасла грешница, одетая в достаточно фривольное платье, которое как нельзя лучше подчеркивало ее огромную грудь. Наградив забияк заразительным смехом, она быстро сговорилась о цене, и конфликт окончился едва успев начаться.
Прислонившись к стене, Сейл задумчиво уставился на пустую улицу Ремесленников — младший — Джейсон опаздывал. Скиталец знал, что юноша получил его записку; знал, что тот жаждет дослушать историю «Бродяги» до конца. И догадывался, что талант его отца рано или поздно проявится и у наследника Лиджебая, а потому, очень боялся не успеть помешать этому.
Время неумолимо отчитывало драгоценные минуты.
С моря опять подул пронизывающий ветер Сти, который до этой поры встречался только в Ледяном море. Береговой колокол возвестил о штормовом предупреждении.
В подворотне возник и исчез черный, словно смоль, кот. Из глубины города донеслись тревожные крики. Холод, наполнивший Прентвиль до краев, вновь потревожил вконец окоченевших жителей. Многолюдные улочки быстро пустели, оставляя после себя неприятный привкус покоренности перед жуткой стихией.
Рик все еще задерживался.
Что‑то не так! Хитроумный план Скитальца трещал по швам. Еще не зная почему, он внезапно почувствовал свое поражение. И в следующий миг его опасения подтвердились.
Любой житель Прентвиля принял бы этого человека за рыбака из городка Литви, или одиноких восточных поселений, приютившихся у острых скал Мон — парта. Бросив быстрый взгляд на короткую куртку, широкополую шляпу и заправленные в высокие сапоги потрепанные, свободные штаны, кто‑то даже смог бы разглядеть в незнакомце — боцмана с торговых судов тружеников — титлов, торговавших душистым табаком и острыми специями — и сопутствующий запах был тому лишним подтверждением. Но и одни, и другие: оказались бы не правы. Желавший оставаться в тени человек, не обременял себя выбором изысканных нарядов, подчеркивающих его высокий статус. Он был далек от подобных проблем. А людские заботы и мысли интересовали его еще меньше.
Скиталец сразу узнал Призрака. Иначе назвать грузного, мрачного мужчину в широкополой шляпе он просто не осмелился.
Уверенной поступью тот приближался к таверне «Адмирала Тревли». Шляпа медленно поворачивалась то вправо, то влево — Призрак внимательно следил за каждым прохожим, не упуская из вида ни одной мелочи.
Прижавшись к стене, Скиталец попытался, как можно сильнее скрыться за занавесом мрака, ощутив отчаянное биение собственного сердца: такое громкое, что его набат слышен даже на берегах далекой Цицильи.
Остановившись у входа в таверну, Призрак вытряхнул трубку и, немного потоптавшись на месте, исчез в толпе бывших моряков. Только сейчас Скиталец, наконец, догадался, что привело Сквидли к «Адмиралу Травли».
Все дело было в сыне Лиджебая Джейсона. Именно он стал глазами и ушами Призрака.
И получалось: Скиталец не успел предотвратить неизбежное.
Скивдли получил власть над юношей, стал сильнее, окреп и приобрел новую человеческую оболочку. И убеждать себя в обратном — не имело никакого смысла. Скиталец чувствовал это собственной кожей. Призрак, который двадцать лет назад явился к ним на «Бродягу» стал не просто проклятием для всех членов команды, он предопределил судьбу каждого, кто выжил в ту ужасную ночь, когда корабль достиг берегов Турлеско. И никакие заклятия и молитвы не могли избавить выживших каперов от новой встречи с Призраком.
И эта встреча для них должна была стать последней.
Случайные прохожие забредали в таверну частенько, но в основном здесь кутили постоянные клиенты, которых знал весь город: попрошайки, носильщики, реже мастеровые и торговцы. Именно с их легкой руки городские новости приобретали статус сплетни и разлетались по Прентвилю, быстрее звонкого горна форта Мантаса.
К чужакам завсегдатаи относились по — разному: кто не обращал внимания — слишком уж много путешественников забредало в ремесленный квартал; а иные наоборот, страстно следили за каждым, не упуская ни одного нового лица — ведь любой незнакомец мог стать для них началом очередной, новой сплетни.
Но сегодня все вышло иначе. И появление человека в потрепанном рыбацком наряде не заметил никто. Он просочился среди широких столов, опустошенных бочек и широких спин моряков, как острый нож сквозь масло. Даже самый рьяный пустослов Рупс Карги и тот равнодушно отнесся к незнакомцу, бросив в его сторону один единственный взгляд. Обычно он любил оглядывать гостей с ног до головы, делал определенные смелые выводы, добавлял немного лжи, и словно истинный кулинар преподносил выдуманную историю о незнакомце, не хуже нового душистого блюда. В этот самый момент сплетня и начинала самостоятельную жизнь, со временем обрастая все новыми подробностями. И вскоре уже сам Рупс не мог вспомнить — он ли сочинил эдакую глупость или автором был его брат близнец Квинс, который тоже умел выдумывать новости получше местных газетных писак и даже приучил к данному занятию старшего сына.
На это раз пустослов уже выстроил в голове удивительную историю, как старый рыбак, потерявшись в море, причалил к Прентвелю, совершенно позабыв: из каких он краев, и как попал в неизвестный ему город.
Сплетня родилась неслучайно: немного рассеянный, но при этом весьма проницательный взгляд здоровяка облаченного в широкополую шляпу и парусиновую куртку, был чужим, словно он и вправду заплутал, не только в пространстве, но и во времени.
Мысленно повторив эту историю еще раз, Рупс уже смаковал ее, представляя, тот приятный момент, когда поведает слух о странном рыбаке своим многочисленным приятелям. Отвлеченно зевнув, он налил себе еще рома, а когда повернул голову, очень удивился — незнакомец сидел напротив и немигающим взглядом изучал его сухое морщинистое лицо.
— Очень интересная мысль. Даже не думал, что в голове такого жалкого человека как ты, могут возникать подобные шедевры глупости, — произнес гость. Сняв шляпу, он наспех разгладил длинные, местами поредевшие волосы и небрежно кинул свой головной убор на край стола.
— Простите мистер, но я не звал вас на беседу. И уж тем более я вряд ли похож на милосердного монаха, желающего бесплатно накормить первого встречного.
Рупсу явно не понравилась выходка незнакомца. Бесцеремонные поступки здесь случались частенько, но касались исключительно прислуги и хозяина питейного заведения. А тот фортель, что продемонстрировал гость, напомнил пьяные выходки пиратов, которые давно присмирели под пристальным оком жесткой власти местного бургомистра.
— Идите прочь, мистер. Не вынуждайте меня принимать крайние меры, — грозно сдвинув брови, продолжил сплетник. Среди местных посетителей он пользовался уважением и в споре с чужаком, мог рассчитывать на определенную поддержку, от чего и позволил себе повысить голос.
В ответ на это, гость повел себя еще более непредсказумо. Уголки его рта подались вверх, и на лице возникло некое подобие улыбки. Немного подождав, он одарил Рупса одобрительным взглядом и произнес:
— Молоть всякую чушь тебе удается весьма неплохо, словобрех — люди верят тебе. А вот извергать страх, у не получается — слишком ты труслив для словесного абордажа. И сколько ты не желал стать чуточку смелее, у тебя так ничего и не вышло.
Собеседник открыл рот, но так и застыл на месте. Прозорливый незнакомец оказался прав абсолютно во всем, от первого до последнего слова. Читая Рупса Карги, как открытую книгу, он знал про него все наперед. И даже сейчас, когда возмущение переполнило словоплета до кроев, он так и не решился ничего возразить. Он пытался взбунтоваться, накинуться на незнакомца с кулаками, отстоять свою поруганную честь, но вместо этого внезапно поник и опустил глаза не в силах даже чуточку оправдаться.
Гость победно кивнул.
— Все так и есть, Рупс. Я нигде не ошибся, ведь верно? Ты разносишь по городу сплетни, как дикая чума разносит пыльцу болезни по проклятым городам. Но тебе не дано открыто вступить в дуэль с собственной трусостью.
Словоплет коротко кивнув в ответ. Его любимое оружие было обезврежено, так и не сделав ни одного залпа.
Попав в некую зависимость от рыбака, Рупс окончательно перестал сопротивляться дикой мощи слов, сковавших его по рукам и ногам. Теперь он лишь молча внимал, готовый согласиться с любой фразой — все это говорилось только про него и никого другого.
И вот когда он ожидал услышать очередное откровение, незнакомец опять удивил его:
— Скажи, как ты это делаешь?
— Простите? Что я делаю? — удивился сплетник. А следующий вопрос не просто застал его врасплох, а раздавил своей прямолинейностью.
— Как ты выдумываешь все эти истории? Про моряка подхватившего любовную болезнь и наградившего ею свою жену. Про героя Торской войны способного грудью остановить пушечный выстрел. Как?
Лицо гостя изменилось. Утеряв некую твердость, оно словно размякло, подавшись какой‑то неведомой силе. Незнакомец не шутил, пытаясь еще больше покорить и без того плененного человека. Он действительно ждал ответа. И от этого самого ответа зависло многое.
Именно такие мысли возникли у Рупси, когда он пытался ответить на странный вопрос. Всевозможные варианты хаотично крутились в его голове, превращаясь в глупые обрывки бессвязных фраз. Впервые в жизни словполет не знал, что сказать. Его дыхание участилось, а к горлу подступил удушающий страх. С помощью, каких слов, объяснить незнакомцу полет мысли и живые картинки, рождающиеся в его голове. Как они возникают? Возможно, их приносит морской бриз, доставая из тайников подводного повелителя, а может — это всего — навсего очередная фантазия, не имеющаяся под собой никакой правды.
Лицо гостя застыло, медленно покрываясь серой пеленой печали. Ему стало все ясно.
— Скажи, Лиджебай тоже не знал секрета? Его мысли, так же как и твои, возникали из ниоткуда?
— Но с чего вы реши… — поразился Рупси.
Незнакомец знаком остановил его. Достав трубку, он раскурил ее, заставив сизый дымок взвиться над столом. В нос словоплета ударил резкий и достаточно горьковатый запах, окончательно задурманивший голову.
— Я тоже умею сочинять неплохие истории, — немного задумавшись, признался рыбак. — Но, к сожалению, от меня скрыта красота букв. Ты ведь знаешь, как это бывает? По глазам вижу, что знаешь. Переносить мысли на бумагу требует высокого мастерства, верно?
Повесив голову, словоплет кивнул. Ответный вопрос был произнесен скорее от отчаянья, а не из‑за интереса.
— Зачем вы спрашиваете? Вам и так известны мои мысли и моя жизнь. К чему эти терзания? Я ведь не самый достойный собеседник. Не благородный эсквайр или капитан шлюпа. И мне уж точно далековато до напыщенного сэра, поверьте. Но у меня тоже есть уважение. И будь вы хоть морским дьяволом, я не позволю мучить меня почем зря. Да, я не посещал воскресных школ и не пел в хорах Лотсии, но всю свою сознательную жизнь я мечтал постигнуть искусства письма. Год за годом. Все деньги, что приплывали ко мне в руки, уходили на бесконечные занятия. Плата учителям была велика, однако я не скупился, представляя как однажды смогу перенести свои мысли на бумагу. Также как мистер Лиджебай, да упокоит его душу всемогущий господь. — Рупси осенил себя знаком спасителя: сперва, коснувшись указательным пальцем лба, затем уст и в последнюю очередь груди. На лице застыла опустошенность. Ему больше нечего было сказать гостю.
Незнакомец задумчиво покачал головой, что‑то прикидывая в уме, и выпустил очередную порцию ядовитого дыма.
— Значит, никакой связи не существует: Лиджебай заворожил тебя своим умением письма. Он учил тебя?
— Нет, — коротко ответил словополет, — он боялся прикасаться к бумаге. Говорил, что на ней лежит особое проклятие, которое будет преследовать его всю жизнь.
— И ваши редкие встречи заканчивались долгими беседами о морских приключениях, — докончил за него гость.
Рупси в очередной раз согласился. Не было смысла спорить с тем, кто умеет копаться в твоих мыслях не хуже грешного рудокопа.
— Скажи, а рассказывал ли он тебе о путешествии к острову Грез?
Глаза словоплета вспыхнули и тут же потухли. Столько лет он хранил в себе истории своего знакомого Лиджебая Джейсона, терзаясь сомнениями — и вот теперь, когда память покойного капера вновь ожила, он окончательно растерялся.
Короткий кивок. Ослушавшись всех предупреждений рассказчика, он не мог больше держать в себе колющегося, словно еж, секрета.
Когда он закончил говорить, незнакомец выпустил последнюю струйку дыма и удовлетворенно улыбнулся. Будто томительная исповедь отцу Маркусу, разговор очистил сердце Рупси. Отклонившись, он молча выслушал короткий ответ гостя. Приблизившись к уху, тот открыл рот — серой пыльцой оттуда вырвался сгусток, сильно напоминающий крохотного мохнатого паучка. Проникнув внутрь, он незамедлительно принялся за работу.
Охнув, Рупси расширил глаза. Хотел возмутиться, закричать. Не успел. Его разум поработило неведомое существо, частичка таинственного гостя, сидящего напротив. Жизнь словополета незаметно таила как сизый дымок над столом. Горький запах неведомых трав медленно распространялся по таверне, пытаясь просочиться в каждую щелочку, каждый закуток огромного зала.
В жизни Рик часто ловил себя на мысли, что не может однозначно ответить: нравиться ему чтение или нет. Когда ему навязывали ту или иную книгу — он злился, вежливо отказываясь от приятного время препровождения; но выдавались дни, когда замысловатый сюжет какого‑нибудь старого повествования так сильно увлекал юного мечтателя, что тот терял счет дням и приходил в себя только когда переворачивал последний лист. Теперь чтение стало для него настоящей работой: кропотливой и требующей полной самоотдачи. Времени для страха и сомнений не осталось вовсе. Отец требовал от него новых рассказов, историй, описаний, словно лишившись памяти, родитель разом пытался восполнить знания, полученные в течение всей жизни. И Рик читал, а после говорил — без остановки, тщательно произнося каждое слово, стараясь не упустить ни единой детали.
Теперь домашняя библиотека принимала юношу благодушно, лаская дуновением нежного ветерка, словно он оказался на морском берегу. По сути, так все и происходило. Погружаясь в указанные отцом книги, он полностью переносился в атмосферу захватывающих событий. История за историей. Юноша не знал устали, и строчки запоминались с феноменальной легкостью, не требуя повторного чтения.
Последние пару дней все шло как по маслу, пока дело не дошло до пауков. Услышав название книги, которую он должен был найти и прочитать, Рик сначала поморщился, а потом почувствовал нервную дрожь. Однако мистер Лиджебай был не приклонен.
Очертив круг обязанностей, он создал для сына новые правила, границы, сроки, условия. Рик покорно кивнул, поймав себя на мысли, что ему нравится жизнь в заточении, под присмотром родителя. Отец больше не ругал его понапрасну — говорил коротко, емко, а зачастую просто молчал внимательно наблюдая. Правила стали возникать реже. И чаще родитель говорил о семье, что было для Рика невиданным откровением. Оживляя в его памяти давно забытые воспоминания, мистер Лиджебай словно пытался докопаться до какой‑то, одному ему известной истины. Задавая кучу странных и непонятных Рику вопросов, он не требовал мгновенного ответа, как это было раньше.
Открыв намеченную для прочтения книгу, юноша впервые в жизни серьезно задумался о смерти. Изображенный на первой странице череп подтолкнул его к осознанию неминуемого конца каждого кто радостно входит в этот бренный мир.
Призрак отца явился вечером, покачиваясь, он застыл возле окна. Дождавшись пока сын устроится за столом и откроет книгу в кожаном переплете на новой странице, мистер Лиджебай немного сгорбившись и растопырив пальцы, проплыл к двери, напомнив Рику того самого паука, что так хищно взирал с обложки прочитанной им недавно книги.
— Пожалуй, продолжим… — тихий голос вкрадчиво наполил кабинет.
Юноша напрягся. Плотный туман, возникший у самых ног, стал быстро распространяться по комнате. Оглянувшись, Рик быстро взглянул на улицу: широкая каменная мостовая, серые стены соседних домов, окна которые уже скрылись за плотными ставнями, пара спешащих по делам горожан — ночной дымки не было и следа.
Пелена заволокла кабинет. В нос ударил незнакомый аромат травяной горечи смешанной с табачным дымом, а вскоре к ним добавился солоноватый привкус моря. Рик ощутил легкое головокружение. Такого с ним раньше никогда не было. Призрак отца вздрогнул и повернувшись к нему лицом, заговорил.
— Представь таверну, многолюдные компании моряков, измученных рьяными ветрами и ядреным солнцем. Их лица обветренные, худые, зыркают по сторонам выцветшими, почти бесцветными глазами. Многие из них курят, другие пьют до беспамятства. В таком состоянии они не замечают никого вокруг… Их разговоры масляные и тусклые как свет вечерних фонарей у пристани. Вероятно, многие из них уже позабыли те славные времена, когда служили храбрым капитанам, избороздившим четыре части света в поисках сокровищ. Умение бывших каперов уже не такое искусное и сабли в руках потеряли былую опаность…
Не следя за страницей, Рик монотонно окунал перо в чернильницу, выводя на девственном листе очередное слово. В голове яркой вспышкой возникла таверна, заполненная морскими волками, поджарые фигуры которых растворялись в непроницаемом табачном дыме и тяжелом полумраке зала. Несколько вытянутых чадящих ламп в виде маяков внезапно потеряли пламя, как говаривали в таких случаях. Огонь в стеклянной колбе стал не больше наперстка, будто трусливый страж, испугавшийся внезапного гостя, покинул свой пост.
Собеседник мистера Сквидли стал напоминать восковую фигуру, похожую на те воинственные образы, которыми раньше так любили украшать корму корабля отчаянные головорезы. Серая кожа, распухшие от напряжения жилы, черные с кроваво — красной поволокой глаза, застывший на лице ужас — так мог выглядеть только мертвец. Жуткое зрелище, к сожалению, не интересовало завсегдатаев таверны- у них были дела поважнее. Пропустив очередную кружку рома, они углубились в собственные воспоминания, которые шипящей морской волной нахлынули на них с новой силой.
Наслаждаясь получившимся творением, мистер Сквидли уже собирался уходить, когда две пары крепких рук взяли его в тиски, лишив всякого движения.
— Произнесешь хоть слово — вырежем язык и скормим его чайкам. — Второй нападавший подтвердил слова протяжным бурчанием.
— Надеюсь, уважаемые джентльмены не станут осуществлять свои угрозы на глазах у сотни свидетелей. Морской народ очень зорок, мало ли чего усмотрит, — толи предупредил, толи поиздевался Сквидли. Ответ последовал незамедлительно. Мощный тычок в спину сбил его с ног.
Они провели моряка через весь зал, не забыв немного скрутить руки, чтобы возникла ноющая боль. Сквидли только недовольно фыркнул — подобная игра начинала ему нравиться.
Как он и предполагал, никто из посетителей таверны не обратил на троицу никакого внимания. Сюжет выдался на удивление хороший, плотный с нарастающей интригой — как он и любил.
Чтобы подбавить масла в огонь, Сквидли задел ногой стул, на котором восседал пузатый пиринейский торговец с широкой седеющей бородой. Тяжело дыша, тот что‑то буркнул себе под нос, и с трудом втянув тяжелый воздух таверны, встал на ноги.
— Редкоеее прояяявление нэ вежливостиии, — рявкнул он, обращаясь к кому‑то за спиной Сквидли.
— Плыви к себе в Пиринею, иновер! — раздалось в ответ. Мощный удар кулака сшиб здоровяка с ног, да так лихо, что тот мгновенно затих, лишившись чувств.
Отметив неслыханную прыть его пленителей, Сквидли решил удержаться от новых провокаций.
Поднявшись по лестнице, его втолкнули вглубь длинного, плохо освещенного коридора — пара почти потухших факелов, были не в счет. Все развивалось в нужном направлении.
На встречу попались несколько разнузданных моряков в мундирах торговой гильдии Пареи. Произнеся несколько нечленораздельных фраз, они растворились в полумраке, оставив после себя лишь приятный аромат дорогого вина. Что поделать: эти черноволосые эстеты отвергали само слово «ром», за что и получали в награду от местных моряков, весьма обидные прозвища.
— Заходи, не стесняйся, — донеслось из‑за спины.
— Мертвецам это ни к чему, — пошутил второй голос.
Сквидли затолкнули в небольшую комнатку и с силой прижали к стене.
— Башкой не верти, а то неровен час, она слетит с твоих плеч как тыква, — судя по интонации, это произнес второй.
А первый, тем временем копошился неподалеку. Через пару секунд комнату осветил свет дюжин толстых свечей. Сквидли развернули на месте и, прижав к стене уже спиной, наставительно произнесли:
— Запомни, мистер: шутники долго не живут.
Сквидли не стал спорить с этим утверждением.
Затянув сильнее веревку и убедившись, что бежать пленному некуда, Луджи отошел в сторону и стал наблюдать. Возле двери, перекрыв путь к отступлению — притаился Кларк; за столом выставив перед собой массивный подсвечник, сидел слепой Квинт. Совершенно бесполезный для него источник света был некой приманкой, словно две шестерки при игре в кости. Если противник вздумает его обмануть, старик покажет ему, что совершенно не нуждается в свечах. Потушив их одну за другой, он предоставит жертве последний шанс на спасение. Поселив в ее сердце ужас, он подберет ключики к любому пленнику. Никто из смертных, как бы не хорохорился, не сможет противостоять темноте. Только она может внушать неописуемый страх, после которого пойдешь на что угодно — да хоть на сделку с самим дьяволом — лишь бы больше не попадать в кошмарную страну мрака. Квинт знал об этом не понаслышке.
Он и сам когда‑то оказался в той самой стране — когда, лишившись зрения, навсегда распрощался с миром красок и света. Первые недели Квинт готов был отдать собственную душу только бы вернуть себе самое драгоценное на свете — собственные глаза. Но никакие бесценные лекарства и снадобья, ни заговоры и шаманские танцы, не смогли заставить капера вновь увидеть солнечный свет. Только яркая вспышка взрыва, случившаяся в момент морского сражения при Альватосе, стала его единственным цветным воспоминанием, часто являвшимся ему в ночных кошмарах.
— Стало быть, ты лично знал капитана Бероуза? — немного расслабив мышцы, старик откинулся назад, изобразив на лице внимательный взгляд. Незнакомец, попавший к нему в лапы, и не думал сопротивляться, вел себя сдержано, ни капли эмоций.
— Имел такой знакомство, не скрою, — согласился моряк.
— Мистер…Сквидли, если не ошибаюсь? — уточнил старик и, уловив кивок, продолжил: — Мои ребята сообщили мне о вашей беседе, — он указал на Луджи и Кларка. — Только вот вопрос: много ли в ней правды?
Гость улыбнулся, всем видом выказывая безразличие к услышаному. Но Квинта это не волновало.
— Хорошо, тогда спрошу иначе: была ли в ваших словах, хоть капля лжи, мистер? И прошу вас, повремените с ответом, тщательным образом взвести свои слова, так как именно от них, зависит ваша жизнь. Нет, нет, не подумайте, я нисколько не пугаю вас, Лорт. Я всего лишь хочу напомнить вам о серьезности нашей беседы…
Ощутив реакцию моряка, старик отметил для себя, что у рыбака полностью отсутствуют какие‑либо эмоции. И не прав был тот, кто утверждал, что нельзя почувствовать страх в абсолютной тишине. Очень даже можно — и отыскать кошку в темной комнате. По крайне мере Квинту это было под силу.
Но на этот раз удивительный дар слепца дал осечку. Он не уловил ровным счетом ничего, словно собеседник был глух как пробка и не слышал ни единого слова угроз. Не поверив собственным ощущениям, Квинт приложил ладонь к уху, желая все‑таки добиться ответа.
— Могу поручиться за каждое сказанное мной слово, — коротко произнес Сквидли и замолчал.
Опять — ни страха, ни волнения. Смутившись, Квинт наморщил лоб. Тягостное предчувствие обмана и неуверенности в собственных силах смешались в голове старика в одно большое варево, которое должно было вот — вот закипеть. Гость оказался не так прост, как могло показаться на первый взгляд: держался излишне уверенно, не боясь острых фраз и не желая оправдаться, выторговав собственную жизнь. В какой‑то момент Квинту даже почудилось, что рыбаку этот разговор нужен гораздо больше, чем самому каперу. Но мысль исчезла так же внезапно, как и появилась.
Старик не очень‑то верил в запредельные силы человека. Каждый чего‑то боится — и эта жестокая истина. Иначе и быть не может: если ты, конечно, не страдаешь слабоумием или излишней самоуверенностью. Ни на первого, ни на второго гость не смахивал.
— Тогда прошу, напомни еще раз, как произошла ваша встреча с капитаном. Он подобрал тебя на…
— Меня подобрали на Стороге, в паре миль от берега. Мой корабль потерпел бедствие, и я был вынужден просить помощи у проходящего мимо брига. Им оказался «Бродяга».
— Незатейливая история, — заметил старик.
— Все самые удивительные и невероятные приключения начинаются подобным образом, — не согласился Сквидли.
Старик недоверчиво нахмурился:
— Возможно. — Почесав бороду, Квинт вытянул руку, прикоснувшись к пламени свечи. Тепло мгновенно лизнуло ладонь, обдав жаром грубую кожу. Привычное ощущение.
«Стало быть, никакого обмана. Чувства, осязание в норме, — заключил старик. — Тогда в чем же дело? Неужели гость и впрямь не приклонен, будто скала?»
Квинт продолжал сомневаться. Слишком уж невероятно звучало это смелое, но не лишенное смысла предположение.
— Корабль держал путь к острову Грез, а точнее к мысу Туресса. Довольно опасный путь, не находишь? Туда вообще мало кто отваживался плавать даже в мои времена. Вот я и задаюсь вопросом: зачем подбирать терпящего бедствия моряка и тащить его за собой на поиски фортуны? Разве капитан «Бродяги» страдал излишней добродетелью… Не думаю. Бероуз был не таким. Вот и ответь мне, где же я тогда ошибся?
Гость хмыкнул и, пожав плечами, сказал:
— Ты ошибся лишь в одном, слепец. В ту самую пору, когда я взобрался на борт «Бродяги», они плыли не к мысу Туресса, а от него. Они возвращались домой, старик.
Колоссальным усилием Квинт заставил себя воздержаться от лишних слов. Сказать, что он был поражен, значит не сказать ничего. Квинт выбрал неверный путь. Пытался расставить силки, и сам угодил в подготовленный собеседником капкан.
Загадочная история гибели «Бродяги» обросла еще одной сомнительной подробностью, автором которой стал неказистый рыбак, мистер Лорт Сквидли.
Очередные противоречия.
Решив, что в скором времени обязательно встретится с бывшим юнгой «Бродяги», — единственным кто может пролить свет, на престранную тень этой истории — капер продолжил расспросы:
— На каком корабле ты служил до того рокового дня?
Глаза Сквидли сузились, словно он пытался предугадать слова Квинта.
— Я мог бы солгать, но не стану этого делать. Данный эпизод навсегда стерся из моей памяти. Как говорят в таких случаях — меня поразил Амнезива болезнь.
Старик недовольно сжал губы в линию. Другого ответа он и не ожидал. В очередной раз, обратившись к собственным ощущениям, Квинт впервые почувствовал легкую толику лжи. Получалось, что правдивости в словах Сквидли не больше, чем в фальшивых медяках изготавливаемых Тощим Гвилом.
Следующая догадка оказалась еще отчетливее: собеседник не испытывает страха перед Квинтом, потому как безумно уверен в собственных силах. Ему плевать на вопросы и на ответы, вылетающие из его рта. Он ведет свою — одному ему понятную — игру.
— Тогда объясни мне вот какую вещь, Сквидли, — выдержав пауз, изрек старик: — Как вышло, что почти вся команда «Бродяги» пропала без вести, а ты, дьявол тебя побери, все еще ходишь по этой грешной земле?!
— Два связанных между собой вопроса, — невозмутимо заметил гость.
До последней минуты словесная дуэль со слепым капером умиляла Сквидли, но теперь все изменилось. Старик переступил границу запретного, где не имелось ни одного лживого ответа, и впереди маячили лишь массивные гранитные надгробия.
Сплюнув под ноги, Лорт решил не терять драгоценного времени. Вкрадчиво произнес:
— На корабле был бунт. Нам удалось его подавить, но результат оказался плачевным — погибла почти треть команды, включая самого капитана.
Брови старика поползли вверх. Не смог удержаться — поддался эмоциям, раскрыл себя.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что подобное произошло из‑за дележки сокровища, которое отыскал Бероуз на острове Грез?
— Именно так.
Квинт осекся и замолчал.
Свечи почти догорели, а старик так и не осмелился продолжить беседу. Уставившись белыми глазами в поверхность стола, он тихо барабанил по поверхности, погрязнув в собственных мыслях. Стук напоминал знакомую каждому пирату песню о таинственных сокровищах и потраченных понапрасну жизнях, которые уже невозможно вернуть.
«Открой правду! Дай ответ!»
Пытаясь пробиться сквозь мощную защиту, Квинт, мысленно обратился к пленнику. Но рыбак укрылся за мощной стеной защиты. Он и впрямь обладал исключительными способностями. Только Квинт не терял надежды. Прислушиваясь к малейшему колебанию звуков, старик уже чувствовал — он плывет в верном направлении, и попутный ветер нарастает с каждой секундой.
Мысленно рисуя лицо Сквидли, капер, словно искусный художник отражал на нем все морщины, шрамы, впадины и острые углы широких скул. Ощущая его тяжелое дыхание, старик прикасался к памяти своего странного оппонента, пытаясь достигнуть самых глубин чужого сознания.
Живые картинки пришли сами собой: свободный и мощный бриз разрывает крутую волну, команда радостно вскидывает руки вверх, звучат выстрелы, пираты ликуют — они достигли цели; мир тускнеет и озаряется через пару секунд сотней горящих факелов, они словно огненный змей сползаются с горы. Квинт без труда узнает бухту Турлеско, вблизи Прентвиля. «Бродяга» со скрежетом натыкается на мель и замирает. Человеческий гул, весьма обеспокоенный, заполняет ночной берег. Корабль кренится на правый борт. Только теперь в нем не чувствуется былой мощи и красоты. Паруса разорваны, от мачт остались лишь крохотные остовы, из трюма смердит так, что старик затыкает нос. Он чувствует запах смерти.
Наблюдая за Квинтом, Сквидли постепенно растекается в веселой ухмылке. Он рад, что не покинул комнаты раньше времени. Великолепная сцена станет его шедевром. Старый капер узнает истину и умирает! — что может быть прекраснее такого сюжетного хода.
Только сама смерть!
— Это ты поднял бунт. Ты предал капитана. И сокровище Бероуза в твоих руках!
— Да. Ты почти во всем прав, старик! Но узнать истины не под силу даже тебе…
Первым не выдержал Луджи: быстрый выдох сменился стоном, который венчал резкий хруст. За своим приятелем последовал Кларк. Привыкшие действовать резко, грубо презирая всяческую болтовню и сопливые рассуждения, каперы не рассчитывали на сопротивление со стороны Сквидли. Острый нож, направленный под ребра рыбака уткнулся в стену, а пистолет так и не успел выстрелить. Молниеносное движение плененного поставило жирную точку в этом откровенном разговоре. Жизнь каперов оборвалась.
Старик слышал все, а в голове возникали короткие образы смертельных конвульсий — он ничем не мог помочь своим собратьям.
Когда Сквидли закончил, на его лице сияло удовлетворение. Потерев ладони, будто скульптор после тяжелой работы, он посмотрел на замершие тела каперов. Раскинув руки в неестественных позах, те напоминали корни лесных исполинов, выпирающих из земли и цепляющихся за ноги заплутавших путников.
У Квинта оставался последний шанс. Одно короткое мгновение — он еще мог успеть совершить невозможное, задуть свечи и в полной темноте, ориентируясь на звук, выстрелить. Пистолет грел ладонь, и старый капер знал: этого преимущества ему хватит с лихвой.
Он может выиграть схватку. Но что потом? Откроет ли свой секрет перед тенью смерти мистер Сквидли? Покажет ли тайник с сокровищем острова Грез? — Квинт сильно сомневался. Смерть рыбака не решала абсолютно ничего. Или сказать больше — была совершенно бесполезна.
Секундное колебание, опутав капера, вынудило его помедлить. Тем временем, приблизившись к столу, Сквидли склонился перед стариком.
— Желаешь получить свою мечту? Поверить моим словам? Поймать свою фортуну, слепец? Что ж я дарую тебе великую милость. Пуская твой путь, озаряет Большая звезда. Око крайнего мира!
Квинт затаил дыхание. Слова моряка ворвались в его грудь морозным ветром, от которого кровь стынет в жилах.
— Может быть, я раскрою тебе глаза на истину…
Рука капера вздрогнула, и пистолет с шумом брякнулся об пол. Квинт попытался что‑то сказать, но вместо слов вырвался лишь протяжный выдох. Никогда в жизни он не ощущал себя таким беспомощным. Несколько раз моргнув, старик успел различить среди звездного неба крохотный лучик света. Удивительно яркое солнце, раздирая пустоту ночи, стало расти с невероятной скоростью.
Сначала Квинт решил, что он ошибается и его чувства ложны, однако следующий удар сердца расставил все на свои места. То был не обман и не морок. Ночное небо расступилось, свет стал ярче. Капер замер не в силах оторвать взгляд от свечей. За многие годы тьмы, старик вновь прозрел. Сомнение, страх, смятенье — Квинт не мог найти объяснения своим слабостям. Он был растоптан внезапным поражением.
С кем он решил тягаться? Действительно слепец!
Сквидли переиграл его по всем статям, сделав своим верным псом. Кинув словно подачку удивительный дар, который мгновенно излечил капера, рыбак исполнил сокровенную мечту того, кто никогда не умел мечтать.
— Я не верю. Не может быть. Вижу, раздери меня буря. Вижу!
Взгляд Квинта уткнулся в темные одежды рыбака. Подняв голову, старик встретился с сияющим лицом Сквидли.
— Ты, — дрожащими губами произнес капер.
— Я, — согласился моряк.
Он больше не скрывал своей тайны. И хотя последние дни управления людьми давались ему тяжело, он тратил силу открыто, не экономя ни капли.
Последний раз взглянув на непередаваемую красоту огня догорающей свечи, Квинт опустил голову и затих. Не оставив ему шанса, жизнь мгновенно покинула тело старого капера.
Сквидли провел ладонью по лицу пирата, попытавшись закрыть темные, словно смоль глаза, но взгляд не скрылся под вуалью век. Посмотрев на свою изьеденную экземами руку, рыбак разочаровано охнул. Сцена признания, роковая развязка и познание истины пришлись ему по вкусу, однако он так и не смог получить главного — болезнь продолжала мучить его эфемерное тело.
Немного помедлив, Призрак зло сплюнул и незамедлительно покинул временное пристанище каперов.