Оставшись один, первым делом я поклялся себе, что, если в будущем возникнет хоть еще один раз самая незначительная угроза, хоть малюсенький намек на те испытания, которым я подвергался в застенках у Марагура или под килем корабля, я брошу все, наплюю на все свои самые высокие и благородные чувства и побегу. Назад, в Россию, в Москву, в Шевалдышевское подворье, к Шварцу, я даже стану донором и сдам пинту крови на пропитание Развилихина. А что?! Шварц — замечательный человек! Он же сам говорил, что ему не нравится, когда в городе палят из пистолетов все кому не лень! И клянусь вареникомъ моей бабушки, что Шварцу не нравится это больше, чем Мировичу. И черт с нею, с мадемуазель де Шоней!
Правда, сомневаюсь, что мне удалось бы сдержать данное себе слово.
Про Аннет, конечно, в сердцах я нехорошо подумал, но, в конце концов, она сама полезла в эту историю! Уж в чем в чем, а в этом я не сомневался! Не знаю уж почему. Хотя, собственно, а почему не знаю? Знаю. По тому, как мастерски она вела меня от Москвы до одной только ей известного адреса, на каждом шагу устраивая смертельные ловушки, в которые неизменно попадали мои враги, присутствие которых она лишь предполагала, можно было смело сделать вывод, что эта прелестная особа всю жизнь только и занимается тем, что попадает в такие истории.
Я ворочался на шикарной кровати и не мог уснуть. Новые сомнения одолели меня. Ведь Аннет была похищена у меня на глазах. А раз так, то каким же образом она реализовала столь безупречный план?! Не могла же она на каждой остановке отлучаться от своих похитителей, чтобы оставлять сообщения мне и устраивать ловушки моим преследователям, ежели таковые появятся?!
Мильфейъ-пардонъ, граф! А почему это не могла?! Очень даже могла. Выполняя чужие указания. И как это раньше не приходило мне в голову, что весь этот план разработан не ею! А каким-нибудь хмырем наподобие Мировича. А к Аннет приставили какого-нибудь Клавдия Марагура, аристократа этакого, который всюду сопровождал ее и следил, чтобы в точности исполняла данные ей инструкции. И все это они проделали на случай, если я отправлюсь вдогонку, спасать возлюбленную. Но почему было попросту не заманить и меня в ловушку? К примеру, в гости к штабс-капитану Саликову на съедение зимним осам? А потому, ответил я сам себе, как опасались, что нужные им бумаги у меня остались. А почему тогда не захватили меня в плен? А может, сил не было? А то бы и захватили прямо возле дома, если б я стрелять по ним не начал. А о том, чтобы пистолеты оказались под рукой, и заряженными, наверняка Аннет позаботилась.
Так это или не так, я не знал. Но одно знал точно: если это так, то, пользуясь их подсказками, рано или поздно я угожу прямиком в их лапы. А ведь эти ребята, скорее всего, не намного добрее Клавдия Марагура. Сомневаюсь, что они сильно расстроились, случайно подстрелив ни в чем не повинного извозчика. Тут я задумался, не кроется ли в моих предположениях тот самый намек, при котором я поклялся побежать сдавать кровь в пользу Развилихина?!
А еще господин Швабрин. Тоже личность загадочная. Чем меньше будешь знать, тем дольше проживешь, сказал он после того, как своими вопросами довел до кондрашки старика-incroyables, и тут же занялся допросами Жака. Я заподозрил, что Алексей Иванович — мой тайный помощник. Хотя шкипер и говорил, что господин Швабрин путешествует сам по себе, но явно он свел знакомство с Федором задолго до того, как поднялся на борт «Эмералд Джейн». И погибший голодранец был из их компании. Может, спросить его в открытую: нанимала его Аннет де Шоней или нет?
Впрочем, пару часов назад то же самое я думал о старике-incroyables. И спросил его. В открытую. Засим последовавший мезанплацъ[54] мне не очень понравился. Пожалуй, стоит воздержаться от лишних вопросов.
А еще я заметил, что как-то неважно складывалась судьба тех, кто брался помочь мадемуазель де Шоней. Любку задушили. Что случилось со штабс-капитаном Саликовым, сдавшим дом в аренду под улей для зимних ос, оставалось только догадываться. Капитан-поручик Косынкин должен был радоваться, что его самого не скормили громовому ящеру. Голодранец погиб, правда, это уж была моя вина. Но вот шкипер тем, что ходит теперь под себя, уж точно не мне обязан.
Все это наводило на грустные размышления. И я хотел им предаться, но то ли ко мне пожаловал дружище Морфей, то ли под воздействием виски я заснул, так и не дождавшись явления добрейшего из олимпийцев.