Проснулся я от качки. Вышел из каюты. Тяжелые, низкие облака затянули небо. Шел мокрый снег, море немного штормило. Я обошел злополучный ящик и увидел господина Швабрина в плаще шкипера.
— У вас хороший сон, — сказал он. — Уже полдень.
По палубе шлялись шкипер с помощником и боцманом. Возле грот-мачты что-то делал чернокожий матрос.
А хатифнаттов не было!
— Они исчезли?! Покинули корабль?! — воскликнул я.
— Мы тоже так подумали, — ответил Алексей Иванович, повернулся и, указав на чернокожего, добавил. — Этот арап даже за штурвал схватился.
Приглядевшись к африканцу, я понял, что он составил компанию высшему командованию корабля.
— Хатифнатты здесь, они сделались невидимыми, — произнес господин Швабрин.
— Оригинальный способ укрыться от непогоды, — заметил я.
— С вашего позволения, теперь я воспользуюсь кроватью шкипера, — произнес господин Швабрин.
— Я буду счастлив, если вам удастся отдохнуть, — ответил я.
Он ушел на корму, а я спустился на нижнюю палубу и заглянул в камбуз.
— Сэр, вы пропустили завтрак, — сообщил мне кок.
— Верно, — подтвердил я. — Но неужели мы не исправим случившееся?!
— Я оставил для вас кусок свинины и немного картошки, — сказал он. — Присаживайтесь, сэр, за стол.
Кок выставил оловянную миску, положил в нее четыре неочищенных картофелины и кусок свинины.
— Ну, что, у зверья наверху теперь больше места? — спросил я, вонзая зубы в мясо.
— Ага, — кивнул кок.
— А что, картошку-то почистить некому было?!
— А я специально ее не чищу, только мою, — сообщил кок. — В картофельной кожуре самая польза! Уж поверьте мне, сэр! Лучшее средство от цинги. Еще ж неизвестно, сколько плавать придется с этими бестиями!
— Да уж, — только и молвил я.
— Угу, сэр, — откликнулся кок.
— А где мосье Дюпар и мадемуазель Мадлен? — поинтересовался я.
— Они наверху в каюте клоуна, — ответил он.
Картошка и свинина были холодными и малоаппетитными.
Из-за продолжавшейся качки меня немного мутило, отчего усиливался голод. Море сыграло со мною шутку. Оно успокоилось как раз к тому моменту, как я покончил с едой. С учетом того, что морской болезнью я не страдал, шутка получилась не слишком злой. Я поблагодарил кока, похвалил свинину и отправился на верхнюю палубу.
Пока я предавался чревоугодию, погода сменилась. Солнце стояло высоко и припекало от души. Ни облачка не осталось в синем небе. При ярком свете блестели еще не высохшие доски под ногами. По кораблю бродили хатифнатты, вновь обретшие видимость. Матросы драили палубу и разгоняли лужи в тех местах, где просели доски и скопилась влага. Федор присматривал за ними, заменив господина Швабрина. Шкипера, его помощника, боцмана и чернокожего бедолагу я не заметил.
Я отдал ставший ненужным плащ одному из матросов и прошел в носовую часть, стараясь не сталкиваться с хатифнаттами. Впрочем, белесые существа по-прежнему не обращали на людей внимания, а столкнувшись с кем-либо в узком проходе, учтиво поворачивались боком, так, чтобы обоим было сподручно пройти. Я так и не слышал, чтобы они издавали какие-либо звуки, и то, как они общались между собой, оставалось загадкой.
В каюте старика-incroyables я застал Жака и мосье Дюпара. Они беседовали, развалившись в гамаках, но умолкли при моем появлении. В ногах шельмы Лепо лежал тот самый жирный абрикосовый кот, которого каналья таскал за собой от самого Санкт-Петербурга. Французишка вытянул руку и чесал животное за ушами. Абрикос блаженно мурчал. А когда за моей спиной скрипнула дверь, кот приоткрыл глаза и посмотрел на меня снисходительно, словно каналья Лепо перешел к нему на службу, а я один об этом не знаю. Если это так, то котяра допустил серьезную промашку. Он, верно, не знает, что прислуге платится жалованье. И тем более не подозревает, что пойдет на воротник или муфту, как только каналья останется без гроша в кармане.
— Как ваше самочувствие, сударь? — спросил корриган.
Он выбрался из гамака.
— Благодарю вас, чувствую себя превосходно. И, мосье Дюпар, — я покосился на Жака, который даже не соизволил встать, когда я вошел. — Мосье Дюпар, я ваш должник. Я обязан вам своим спасением и обязан тем более, что по моей вине вы были вынуждены отправиться в это путешествие. Видит Бог, я сожалею, что так вышло… По отношению ко мне вы поступили в высшей степени благородно, хотя… я и не заслужил этого.
— Да что вы, что вы, сударь! — замахал руками корриган. — На самом деле все мы обязаны своим спасением господину Швабрину.
— Что верно, то верно, — согласился я.
— А меня-то, сударррь мой, ни за что-с вы обидели-с! — подал голос Лепо.
— А ты помалкивай! — разозлился я. — А то ишь, вырядился в мумию и ходил тут, кривлялся!
— А что же я мог-с поделать, сударррь вы мой?! — воскликнул каналья. — Я же связан-с был!
— Мог боднуть этого клоуна так, чтоб он за борт улетел! — ответил я.
— Так это-с вы, сударррь вы мой, чуть что, кулаки пускаете-с в ход! А я человек-с исключительно-с миролюбивый-с!
— Скотина ты, вот ты кто! — рявкнул я.
— Господа, господа! — вмешался мосье Дюпар. — Граф, давайте пожмем друг другу руки и посчитаем все конфликты исчерпанными.
— С вами с превеликим удовольствием, — ответил я и протянул корригану руку.
Его ладошка утонула в моей ладони.
— А где мадемуазель Мадлен? — спросил я.
— Мадлен в соседней каюте. Она присматривает за стариком, — сообщил мосье Дюпар.
— Я хочу поговорить с нею. А вы зря здесь сидите. Выходите на свежий воздух, там прекрасная погода.
Я перешел в соседнюю каюту. Старик-incroyables лежал на полу, на специально устроенном ложе. Эльфийка стояла на коленях рядом с ним и протирала его лоб влажной тряпочкой. Заметив меня, старик нечленораздельно замычал и начал бешено вращать глазами. Девушка обернулась, наши взгляды встретились.
— Мадемуазель, — произнес я. — Мне необходимо поговорить с вами.
— Я сейчас выйду, — ответила эльфийка. — Пожалуйста, уйдите. Этому человеку нельзя сейчас волноваться. Его самочувствие может ухудшиться, и он умрет.
Я подчинился ее просьбе и вышел из каюты.
В ту же минуту один из матросов заорал истошным голосом:
— Земля! Прямо по курсу — земля! Мы плывем к земле!
Все высыпали на палубу. Матросы прыгали от счастья, смеялись и громко кричали. А ведь несколько часов назад они убивали друг друга. Похоже, теперь они искренне радовались тому, что господин Швабрин вовремя остановил бесчинства и удержал их от преступлений.
Рядом со мною приплясывали французишка и мосье Дюпар. Лепо держал на руках Абрикоса. Он тормошил кота, надеясь поделиться с флегматичным животным радостью. Абрикос презрительно урчал; кот наивно полагал, что ему бы обеспечивали комфорт при любом повороте событий.
Мадлен оставила больного старика и вышла из каюты.
— Что случилось? — спросила она.
— Мы приближаемся к земле! Земля прямо по курсу! — закричал корриган. — Руна Футарка не подвела нас.
— Хорошо, — ответила девушка.
Я прикоснулся к ее плечу. Эльфийка обернулась.
— Мадемуазель, я хотел извиниться перед вами за причиненные несчастья. Ни в коем случае не отрицаю своей вины, но поверьте, что лишь по трагическому недоразумению я дал повод полицеймейстерам изгнать вас из Москвы.
— Да разве это несчастье?! — вскинула брови девушка. — Пожалуйста, больше не бейте Жака.
Она отвернулась и отошла от меня.
Не бейте Жака! Пожалуйста! А сама-то, помнится, не отказала себе в удовольствии дать ему пощечину!
— Да здравствует мистер Швабрин! — вдруг закричали матросы.
Я обернулся и увидел Алексея Ивановича. Он добродушно улыбался, рассматривая землю, и приговаривал:
— Что вы, господа, что вы! На все воля Божья.
Однако ему не удалось отсидеться за спиной Главного Повара. Кто-то бросил клич, толпа подхватила господина Швабрина и начала подкидывать в воздух. Федор бегал вокруг, опасаясь, что Алексея Ивановича случайно выбросят за борт.
Наконец бурное веселье закончилось. Господина Швабрина поставили на ноги, Федор вздохнул с облегчением, стало тихо. И тогда откуда-то с небес раздался голос:
— Мы не можем причалить к берегу.
Все мы задрали головы и увидели старого плотника, находившегося на грота-марсе.[55]
— Мы не можем причалить к берегу, — повторил он.