Хрупкий разум. Нейропсихолог о том, какие сбои происходят в мозге и как это меняет личность человека

Сверхъестественные события, фантастические истории о невероятных существах и паранормальные явления являются частью истории всех цивилизаций и культур. Очевидно, что все эти рассказы являются частью культуры. Возможно, многие из рассказанных событий – всего лишь фантазии или способ инсценировать аллегорию. Но есть что-то любопытное в их форме: все они похожи друг на друга. Некоторые из них могут быть рассказами о ком-то, кто пережил особый опыт в то время, когда не было рационального объяснения. Возможно, именно поэтому все они стали легендами. Возможно также, что они все еще происходят, но теперь можем объяснить их по-другому.

Когда я был ребенком, в доме было много журналов, посвященных различным темам, связанным с паранормальными явлениями. Мой отец был и остается большим поклонником этого мира, и все это возбуждало во мне огромное любопытство. Со временем в какой-то момент меня поразило постоянное сходство многих из этих переживаний.

В прототипическом изображении сущностей, контакта с загробной жизнью и видения призраков обычно описываются сцены, где человек чувствует человеческое присутствие, которого не может видеть, но может даже замечать его дыхание. У призраков обычно нет лица, а во многих случаях у них нет рук или ног, они плавают в воздухе, покрыты белой тканью или носят одежду прошлых времен. В дьявольских владениях появляются невозможные диалекты, ненормальные позы, непристойное поведение, оскорбления или пена у рта. В мистическом опыте, в контакте с божественным царит безмерный покой, воспринимаются запахи, благоухания и ощущения, а тело принимает ту позу экстаза, которую так часто изображают во многих произведениях искусства.

Астральные путешествия, когда «душа» покидает физическое тело, обычно происходят ночью во время сна и включают видение себя с потолка, вдали от тела, ощущение спокойствия и умиротворения. Живые мертвецы – это существа с характерной походкой, ненормальными движениями, отсутствием физической боли, членовредительством и агрессивностью.

В большинстве случаев, когда мы говорим о таких переживаниях, как видение призраков, астральные путешествия, ощущение присутствия или экстаз, они обычно случаются с одним человеком, а не с группой. Неужели все, кто решил придумать историю, представляли ее одинаково? Есть ли «избранные», у которых действительно был такой опыт, и реальны ли они? Произошло ли что-то в мозгу этих людей, в их процессах, что вызвало подобные переживания?

Одна из вещей, которая когда-то увлекла меня в изучении последствий разрушений мозга и человеческого разума, заключалась в том, что возникло ощущение, что, возможно, именно из-за понимания синдромов его дисфункции многие из этих впечатляющих событий можно объяснить. В тот день я решил с любопытством человека, который не верит, но хочет верить, исследовать переживания, которые не могли объяснить дисфункцией нейронов. На сегодняшний день я ничего не нашел. И как иллюстрирует картина Франсиско Гойи: «Сон разума рождает чудовищ».

Когда определенное событие или болезнь нарушают разум, часть процессов, управляющих разумом, изменяется. Именно тогда разум засыпает и, помимо типичных симптомов, которые можно бы приписать мозговой недостаточности – таких как расстройство речи или памяти – может проявиться бесконечное множество других проявлений, которые иногда принимают вид всех этих сверхъестественных переживаний. Попытка понять механизмы, которые их создают, есть не что иное, как попытка понять, что происходит с этим мозгом.

Глава 1. Человек, который боялся спать

Некоторое время назад я встретил Марко, мужчину восьмидесяти лет, который уже десять лет живет с болезнью Паркинсона. Хотя изначально фармацевтические методы лечения способствовали максимальной минимизации всех его симптомов, со временем неумолимое течение нейродегенеративного процесса существенно отразилось на его когнитивных способностях и психическом состоянии.

При болезни Паркинсона у значительной части пациентов развиваются постепенные когнитивные изменения, которые первоначально вызывают небольшие проблемы, но позже мы называем их умеренными когнитивными нарушениями и в конечном итоге они перерастают в деменцию. Они не являются заболеваниями – это синдромы, которые можно обнаружить в контексте любого процесса, затронувшего мозг человека. Под умеренными когнитивными нарушениями понимаем такое состояние, при котором с помощью тестов можно определить изменения когнитивных функций в различных областях, но человек способен управлять собой или жить независимо. Напротив, деменция определяется как последовательность ряда когнитивных изменений, тяжесть которых делает невозможным независимость человека. Обычно умеренные когнитивные нарушения являются прелюдией к будущей деменции. Особенно часто это встречается на фоне преимущественно амнестических форм умеренных когнитивных нарушений, то есть с явным нарушением памяти. При их появлении велика вероятность того, что со временем разовьется болезнь Альцгеймера.

Но при болезни Паркинсона течение когнитивных нарушений и способ их прогрессирования у пациентов сильно различаются и не у всех есть умеренные когнитивные нарушения и деменция.

Марко был юристом и после выхода на пенсию посвятил большую часть свободного времени чтению и искусству. Сейчас очевидно, что у него развились множественные признаки умеренных когнитивных нарушений и он, полностью осознавая происходящее, испытывал огромное разочарование и дискомфорт. Кроме того, у меня появилось сильное беспокойство. Его движения не были нормальными, благодаря тому исключительному эффекту, который часто оказывают лекарства, используемые для лечения болезни Паркинсона. В глаза бросались тремор рук, «застывшая» походка мелкими шагами, заметная неустойчивость и бедная мимика. Он больше не мог этого скрывать, и это вызывало у него огромную тревогу и заставляло оставаться взаперти дома гораздо дольше, чем ему хотелось бы.

Но потом в ответах на вопросы о причинах этой тревоги, он упомянул о чем-то очень интересном, что с ним происходило:

– Доктор, мне трудно спать.

– Как ты думаешь, почему тебе трудно спать, Марко? Это из-за беспокойства? Это потому, что не можешь перестать думать о том, как сильно тебя тяготит болезнь Паркинсона?

– Нет, доктор, это потому, что я боюсь спать.

– Ого… и что тебя так пугает, когда речь заходит о сне? Неспособность проснуться?

– Нет, доктор, это именно пробуждение. Я боюсь проснуться.

Нередко у некоторых людей с тревогой в рамках каких-то иррациональных представлений развивается неконтролируемый страх, подпитываемый возможностью уснуть и не проснуться, умереть. Но Марко боялся совершенно противоположного.

– И почему боишься проснуться, Марко? Что происходит, когда просыпаешься?

– Это не Паркинсон, это что-то другое, это что-то плохое, что приземляется на меня и парализует. Когда просыпаюсь, чувствую это в комнате, вижу как тень и это меня парализует, не могу пошевелиться. Хочется кричать и бороться, чтобы заставить его уйти, но не могу пошевелиться. Затем эта тень падает мне на грудь, сдавливает ее и становится трудно дышать. Это всего лишь тень, но она имеет человеческую форму. Я не вижу его лица, но знаю, что это что-то плохое. Потом оно исчезает и я могу двигаться. Это пугает.

Действительно, опыт, описанный Марко, ужасен, по крайней мере, так говорят миллионы людей, переживших его в какой-то момент. Это сонный паралич.

Хотя очевидно, что сонный паралич возникает во время перехода от бодрствования ко сну или наоборот. Во время этих кратковременных эпизодов человек чувствует себя бодрствующим и полностью осознает, что происходит вокруг него, но не может пошевелиться, он полностью парализован. Сонный паралич является частью того, что называют расстройствами сна или парасомниями, и, возможно, имеет некоторую связь с отказом определенных механизмов, которые управляют оптимальным или нормальным функционированием фазы быстрого сна.

У меня был подобный опыт во время пандемии. Помню, что долго не ложился спать и почувствовал сильное ощущение «вращения». Мое тело буквально вращалось на кровати. Это ощущение было настолько сильным, что я почувствовал тошноту, типичную для головокружения. Затем попытался перекинуть руку через край кровати, стараясь «остановить свое тело и это вращение», но не смог пошевелить рукой. В течение следующих нескольких секунд обнаружил, что не могу двигаться и говорить. Я помню, как испугался, а потом подумал, что это либо сонный паралич, либо инсульт. Очевидно, это было первое.

Пробуждение парализованным само по себе может быть пугающим опытом, но в контексте сонного паралича может возникнуть другое явление. Этот феномен заключается в ощущении, что в комнате злое существо наблюдает за нами. Оно может принимать гораздо более сложные нюансы, превращаясь в человеческие формы, обычно носящие одежду из других времен, превращенных в животных, тени или дьявольских существ.

Во время этого галлюцинаторного опыта ужасают не только образы и паралич – они обычно сопровождаются чувством стеснения в груди, которое многие люди испытывают так, как будто на них сверху упало злое существо. Именно эту сцену прекрасно проиллюстрировал Генри Фюзели в своей картине «Кошмар».

Любопытно, что практически во всех известных языках есть слово, обозначающее дьявольскую сущность, мужчину или женщину, появляющуюся ночью, во время сна, парализующую или даже вступающую в сношения с человеком, который их видит.

На санскрите слово Māra относится к глаголу или действию «забрать жизнь» и обозначает целую серию демонов. От этого слова происходит Mare, что на древнеанглийском языке относилось к инкубам, которые, как считалось, появлялись ночью, чтобы парализовать своих жертв, пока они спали. Эти ночные mare произошли от слова nightmare, что в переводе с английского означает «ночной кошмар». Но, как я уже сказал, во всех культурах есть определенные слова, некоторые из них произошли от Māra и хотя они звучат по-разному, но относятся к одному и тому же явлению.

• В США и Канаде он известен как Old-hag – сверхъестественное существо, которое появляется, когда спим, и парализует нас. Обычно он невидим, но когда становится видимым, его часто можно увидеть сидящим на груди жертвы.

• В Турции – Karabasa. Это существо, которое появляется ночью, удерживает свою жертву и не позволяет ей двигаться и дышать.

• В Китае – Pinyin. Буквально это означает «призрак, прижимающий ваше тело в постели».

• В Монголии – Kara Darhu. Буквально это означает «темное олицетворение, которое сжимает вас».

• В Тибете – Dip-non. Это означает «угнетенный тенью».

• В Нигерии – Ogun-oru. Это дух, который появляется ночью, поселяется на теле и вселяется в него.

• В Греции – Varypnas. Это призрачное существо, которое пытается украсть речь своей жертвы или сидит на ней, чтобы задушить, пока она спит.

• В Каталонии – Pesanta. Это гигантская собака или кошка, которая ночью пробирается в спальню, садится людям на грудь, душит их и вызывает кошмары.

• На Сардинии – Ammuttadori. Это демоническое существо, которое по ночам садится на грудь своей жертвы, чтобы задушить ее, душит и иногда царапает кожу.

Итак, существует огромный список слов, которые относятся либо к дьявольскому существу, либо к подобному опыту.

Через несколько недель после того как Марко рассказал причину своих страхов, одна женщина рассказала нечто похожее. Она, также страдающая болезнью Паркинсона, ночью в постели заметила, как кто-то лежал рядом и положил руку ей на грудь, обездвижив ее и затруднив дыхание. Она не могла его видеть, но чувствовала, как вес этого невидимого тела опускался на другую сторону кровати, она могла чувствовать его присутствие и руку на груди.

Очевидно: ни одно дьявольское существо никогда не заходило в комнату Марко и комнату этой дамы. Но для них эти тени и это угнетение были так же реальны, как и страх, который они внушали.

Когда мы сидим перед пациентами, то видим то, что ищем, и, очевидно, ищем только то, что умеем искать. Если мы не знаем о существовании чего-либо, то не можем это искать и, следовательно, не можем увидеть. Только наблюдая с любопытством, наивностью и большой жаждой знаний, можем столкнуться с такими историями, которые сопровождают нас с тех пор, как мы стали такими, какие есть.

Глава 2. Doppelgänger (двойник)

Во многих литературных произведениях и фильмах упоминается двойник самого себя, обычно злое существо, противоположное человеку. Это «Doppelgänger», слово немецкого происхождения, обозначающее двойника, проявляющегося как темная сторона личности. Этимологически слово происходит от «doppel» (двойной) и «gänger» (проходящий), тот, кто идет рядом, как описал немецкий писатель Иоганн Пауль Фридрих Рихтер, более известный как Жан Поль, в своем романе «Цветы, плоды и шипы, или Брачная жизнь, смерть и свадьба адвоката бедных Зибенкейза».

Когда мы впервые встретились, Адриану было двадцать девять лет. Он не очень высокого роста, плотного телосложения, с большими глазами, такими же, как и его улыбка. В его генах заложена мутация, которую он унаследовал от отца.

Гены человека содержат коды – это программы, которые используются для создания белков, чьи разнообразные функции необходимы для того, чтобы тело и разум были именно такими, какие есть. Иногда в кодах возникают небольшие погрешности, которые не вызывают никаких проблем, но, к сожалению, во многих случаях последствия этих ошибок разрушительны.

Проблемные гены Адриан унаследовал от отца, который, в свою очередь, получил их от матери, которая должна была унаследовать либо от своего отца, либо от матери. Отец Адриана в то время жил прикованным к постели, хотя вряд ли можно сказать «жил». Примерно в возрасте сорока пяти лет в характере отца Адриана начал происходить ряд прогрессивных изменений. Это был спокойный, терпеливый и дружелюбный человек, который постепенно превратился во вспыльчивого, агрессивного и нетерпеливого. Позже он начал ходить нетвердой походкой, которая любому напоминала бы походку пьяного. В это время он корчил рожицы и делал резкие, неконтролируемые движения всем телом. Мало-помалу каждая его часть управлялась неконтролируемой последовательностью ненормальных движений. Время шло, и слабоумие охватило его, бесконечное количество бессмысленных жестов превратилось в покой, неподвижность, зафиксированные позы. Теперь немой, неспособный общаться с миром, который больше не мог понять, он оставался прикованным к постели. Отец Адриана, как и его бабушка, болел болезнью Хантингтона. Разрушительное генетическое заболевание, которому я посвятил практически всю профессиональную жизнь.

В случае болезни Хантингтона каждый потомок человека, являющегося носителем генетической мутации, может получить ее с вероятностью 50 %, независимо от пола носителя и его детей. В отличие от других нейродегенеративных процессов, болезнь начинается в молодом возрасте, иногда даже у детей. Для нее характерна весьма разнообразная совокупность прогрессирующих симптомов психиатрического и когнитивного типа и двигательных расстройств, среди которых чаще всего выделяются непроизвольные движения, похожие на бессмысленный танец. Из-за этого сходства движения называют corea, от греческого слова «khoreia» (χορεία), что буквально означает «танец». Генетическое заболевание, передающееся из поколения в поколение внутри семьи и разрушающее все, имеет катастрофические последствия для всех, кто ему подвержен. Они растут со страхом нести мутацию, как яд в крови, не зная, перестанут ли завтра быть тем, кем были.

Адриан унаследовал мутацию от отца и, следовательно, в любой момент мог заболеть той же болезнью, от которой страдало поколение за поколением. Знание генетической причины заболевания позволяет провести процедуру, чтобы узнать, является ли здоровый человек носителем мутации, которая приведет к заболеванию в будущем. Окончательное решение о желании знать или нет принадлежит людям, находящимся в группе риска.

Адриан решил, что, пока он здоров, хочет прожить свою жизнь абсолютно нормально, но он также хочет быть участником изучения этой болезни и поиска возможных решений. Вот почему мы встретились: он хотел принять участие в одном из исследовательских проектов, которые проводили в больнице. Он проявлял чрезвычайно зрелое и смелое отношение ко всему, что было связано с пониманием жизни и грядущей болезни. Адриан работал с детьми с проблемами нервно-психического развития, ему нравились боевые искусства, у него была партнерша, с которой он жил, у него была дочка, которая родилась в предыдущих отношениях. Адриан был совершенно в порядке.

На следующий год Адриан вернулся и рассказал, что было немало семейных проблем и это стало огромным стрессом. Это действительно были «серьезные» проблемы, связанные с опекой над дочерью партнерши и чередой крайне неприятных ситуаций. Поэтому он чувствовал себя грустным, подавленным, более тревожным и пессимистично настроенным.

Но он предпочел не начинать никакого лечения, зная, что все наладится. Действительно, исчезли неприятные ситуации, но не их дискомфорт. Адриан вернулся в отчаянии и разбитый на тысячу частей. У него развились раздражительность и агрессивность, которые было трудно контролировать – настолько трудно, что он даже боялся причинить вред детям. Его разум был наполнен сценами насилия, а также необузданного гнева. У Адриана было ощущение, что его что-то уводит, и он, очевидно, знал, что, скорее всего, виноваты гены, но не было аномальных движений и с когнитивными способностями все было в порядке. Адриан также знал, что во многих случаях первые признаки заболевания появляются в виде проблем с поведением или психическим здоровьем за много лет до того, как приходят аномальные движения.

Очевидно, что перед лицом столь сложных симптомов Адриан начал принимать лекарства, направленные на уменьшение гнева и агрессивности для защиты окружающих и самого себя. Насилия стало меньше, но не печали. Когда он вернулся, просил помощи из страха навредить себе, покончить с собой.

Обнаружение того, что этот нейродегенеративный процесс неизбежно станет частью жизни, иногда может уничтожить любой проблеск надежды и вместе с ним или из-за него стать одной из основных причин смерти.

Нам удалось изменить этот путь, и Адриан постепенно отказался от этих идей. Но потом появились какие-то чувства, которых никогда не было раньше.

Сначала были ощущения присутствия. Адриан объяснил, что часто замечал кого-то позади себя, это физическое чувство, которое заставляло обернуться и посмотреть, но всегда обнаруживал, что никого нет. Это явление называется «галлюцинациями присутствия» и часто встречается у людей с болезнью Паркинсона. В них, как увидим позже, может происходить бесконечное множество сложных чувственных переживаний, заслуживающих отдельной главы.

– Что ты заметил, Адриан? Чувствуешь ли ты человека? Знаешь, кто это?

– Это присутствие сопровождает меня, оно, словно призрак, шло рядом, но прямо за моим плечом. Это не что-то неприятное, меня это не пугает, мне кажется любопытным… может быть, я уже схожу с ума.

Несколько недель спустя с Адрианом произошло еще нечто странное. Не раз у него возникало ощущение, что он находится в другом месте, вдали от своего физического тела. Он видел мир своими глазами, его глаза были там, где было его тело, но у него было ощущение, что он отделен от него. Позже это ощущение трансформировалось в гораздо более сложное переживание, но также не вызывающее никакого страха. На этот раз ночью несколько раз у него возникало такое же ощущение пребывания в другом месте, помимо физического тела, но теперь он мог видеть это. Его тело было инертным, оно спало, лежало на кровати, и он мог видеть себя там внизу, как будто плывущим по потолку. Это было статичное изображение, в котором не было никакого контроля или взаимодействия. Потом ощущение исчезало и снова видел мир с того места, где на самом деле находился, лежа в постели.

Прошло три месяца, как Адриан рассказал об этом, до момента, когда он вернулся в полном отчаянии. Его беспокойство было крайним. Что произошло на этот раз?

– Иногда, когда я занимаюсь сексом со своей девушкой, вдруг «он» меня выбрасывает, выводит из тела. Потом я снова вижу себя сверху, с потолка, как тогда, когда видел себя спящим. Но теперь парень внизу ссорится с моей девушкой, и я ничего не могу поделать, чтобы это остановить.

А я добавил:

– Итак, Адриан, кто такой «он»? Кто тебя выгоняет?

– Он – это я, Саул, но он – это не я! Я смотрю на него с тех пор со стороны, и он плохо себя ведет, он агрессивен по отношению к ней!

Во время этих переживаний Адриан мог видеть со стороны, как его физическое тело стало сознательным, которое стало сексуально жестоким по отношению к его девушке. И это насилие было настоящим, поскольку, когда он «вернулся», обнаружил, что девушка толкает его, при этом крича: «Но что ты делаешь?!»

Адриан столкнулся со своим Doppelgänger, плохим и неконтролируемым двойником. Например, как-то в метро, когда показывал эрекцию девушкам, которые, видимо, смотрели на него с отвращением, когда он смог вернуться назад в свое тело.

Это был жестокий опыт, о котором я никогда раньше не слышал. По какой-то причине болезнь начала повреждать целый ряд структур, которые не являются теми, что обычно поражаются на самых начальных стадиях заболевания. По этой причине у Адриана наблюдались чрезвычайно нетипичные и впечатляющие симптомы как форма проявления его болезни.

Эти переживания, когда видим себя сверху, созерцающим спящее тело в постели, называются autoscopias, и, возможно, именно при определенных формах эпилепсии встречаются чаще всего. В отличие от аутоскопии, где человек видит и узнает себя, когда чувствует себя вне тела, которое находится в постели, в heautoscopias – дублировании самого себя – человек видит себя чужим. Возможно, именно поэтому люди, у которых развиваются явления геаутоскопии, которые видят свои Doppelgänger, всегда говорят о них в третьем лице: «другой, тот, кто меня выбрасывает».

Во время первой встречи мы с Адрианом провели тест, с помощью которого можно количественно оценить метаболизм глюкозы в мозге или то, как мозг функционирует, используя глюкозу. Теперь, в контексте этой впечатляющей симптоматики, повторили то же исследование и смогли проверить, как за короткий период времени изменился целый ряд областей мозга, играющих важную роль в обеспечении осознания того места, в котором находимся.

Такого случая, как у Адриана, я никогда не видел и, возможно, никогда больше не увижу. Его история еще раз показала, что стереотипы или обобщения относительно прототипического проявления болезней иногда являются всего лишь обобщениями, и что они могут стать столь же сложными и капризными, как и процесс, происходящий в основе.

Нейродегенеративные заболевания по определению не статичны, они прогрессируют. То, что в один день преобладает, со временем меняет свой вид или перестает существовать, уступая место другому симптому. Это, несомненно, имеет ужасные последствия, поскольку эти заболевания всегда ухудшаются. Но иногда смена одного симптома другим приносит облегчение; иногда страдания, которые мучают, исчезают, уступая место чему-то новому, возможно, худшему для других, но не для тех, кто это пережил.

После нескольких месяцев погружения в хаос у Адриана начали развиваться ярко выраженные психотические симптомы. Он не мог выйти на улицу без наушников, чтобы скрыть голоса, которые не мог перестать слышать. И он не мог выйти, не закрыв часть лица черным капюшоном, с помощью которого старался избежать встречи с бесконечными взглядами всех тех незнакомцев, которые, как казалось, наблюдали за ним. Все это прошло, и Doppelgänger исчез, чтобы никогда не вернуться. Большую часть явных психотических симптомов, которые проявлялись, можно было контролировать с помощью лекарств, но за это пришлось заплатить определенную цену. Адриан уже не был тем живым и жизнерадостным человеком, который когда-то пришел полный энергии, желая справиться с болезнью. Его отец умер, и Адриан ничего не почувствовал. Он перестал работать и тоже ничего не чувствовал. Его болезнь уже дала о себе знать и навсегда изменила того, кем когда-то был Адриан.

Глава 3. Призраки и катастрофы

Есть редкие состояния, которые никогда не должны оставаться незамеченными, ведь какими бы нетипичными ни были, они существуют, а это означает, что есть те, кто страдает от них. Недооценка возможности того, что вы столкнулись с чем-то абсолютно невероятным, никогда не должна быть причиной медицинских ошибок.

Тереза была сравнительно молодой женщиной, шестидесяти трех лет, когда пришла на консультацию в сопровождении дочери. Как и в других случаях, у Терезы не было никакой истории болезни. В глазах дочери были страх и удивление. Объяснения, которые им дали, не убедили ее, и она, знавшая маму много лет, была уверена, что происходит что-то нехорошее.

Двумя месяцами ранее они обратились в отделение неотложной помощи, когда у Терезы внезапно, почти за одну ночь, начались странные переживания, некоторые из которых будут знакомы читателям. Тереза всегда была тревожной женщиной, по крайней мере, она так себя определяла, но не могла вспомнить то, что привело ее в больницу.

Дочь попыталась подвести итог:

– Пару дней она была более беспокойной, чем обычно, и злилась на что-либо. Именно тогда она была дезориентирована, как будто не знала, где находится.

Что могло означать «дезориентирована» в словах дочери? Иногда важно приложить усилия, чтобы вникнуть в точный смысл, который может скрываться за словами, которыми родственники или пациенты пытаются описать произошедшее. В конце концов, медицинская или научная терминология не входит в набор слов, которые обычно используют люди. Поэтому они нередко используют понятия иначе, чем медики. Я смог понять, что дезориентация, о которой они говорили, была редупликативной парамнезией ее дома. Тереза была убеждена, что дом кто-то построил и украсил таким же образом, чтобы убедить ее, что она дома. Но Тереза знала, что это не ее жилище. Как и следовало ожидать, Тереза стала чрезвычайно нервной и раздражительной. Когда мозг пытается осмыслить то, что чувствует, он иногда находит объяснения, которые могут показаться абсурдными. Со стороны все считают, что если бы вы попали в подобную ситуацию, то быстро поняли, что происходит что-то серьезное.

Дело в том, что этого практически никогда не бывает. Как я уже сказал, сон порождает чудовищ разума именно потому, что разума нет. Без причины объяснения становятся двусмысленными или надуманными. Поэтому Тереза не могла видеть, что с ней что-то происходит, и могла только верить, что семья хочет ей навредить.

На фоне всего этого волнения и «дезориентации» дочь отвезла Терезу в больницу и потребовала, чтобы ее срочно осмотрели специалисты-психиатры. Они сделали компьютерную томографию мозга. На снимках были видны немногочисленные поражения сосудистой природы. Это лакунарный инфаркт, тип ишемического инсульта, оставляющий небольшие повреждения размером не более 15 миллиметров. По какой-то причине этот небольшой инфаркт занял неопределенную область лобной доли Терезы. Крайне маловероятно, что это поражение было причиной развившихся симптомов, но медицинский персонал предположил, что на самом деле должно было быть больше сосудистых поражений, которые не были заметны на компьютерной томографии, и, следовательно, Тереза имела начальные симптомы какого-либо сосудистого заболевания. Они были не правы.

Когда я встретил Терезу, она не считала, что у нее развились соответствующие когнитивные проблемы. Часто, когда у человека наблюдаются значительные когнитивные изменения, вторичные по отношению к процессу, повредившему его мозг, он либо преуменьшает их, либо просто не распознает. Этот феномен не является «отрицанием» или ложью, это симптом – потеря осознания собственного дефицита, то, что называют анозогнозией, когда, несмотря на субъективное впечатление «все хорошо» пациента, наблюдаем бесконечное количество аномалий. Правда ли, что у нее не было когнитивных проблем или это была анозогнозия?

На самом деле не это волновало Терезу и ее дочь больше всего. Они были обеспокоены тем, что их дом по-прежнему оставался странным местом, но еще больше их тревожило то, что в течение нескольких недель Тереза видела своих родителей, сидящих на диване. Они были неподвижны, инертны, молчали, и это явно были они. Проблема в том, что родители Терезы давно умерли.

– Я вижу призраков, доктор. Я вижу, что мои родители сидят на диване. Они находятся здесь, ничего не делая, не разговаривая, не глядя друг на друга. Но они мертвы уже много лет, доктор!

И дело было не только в ее родителях:

– Кроме того, доктор, я вижу других людей. Не знаю, кто они, потому что у них нет лица. У них также нет ни рук, ни ног, они покрыты белой тканью и появляются в любом углу дома, проходя сквозь стены.

Существуют различные нейродегенеративные процессы, которые могут быть связаны с этим типом симптомов. Проблема в случае Терезы в том, что, по словам дочери и ее самой, все это произошло очень быстро и резко ухудшалось. Теперь дело было не только в призраках и этом странном доме. Тереза чувствовала себя медленнее, особенно на одной стороне тела, она постоянно спотыкалась и несколько раз падала. Кроме того, хотя и не особенно сознавала этого, речь ее была странная, плохо артикулированная и со странным акцентом.

Я уже рассказывал, насколько часто в семьях во многих случаях нормализуются те небольшие и коварные, но прогрессивные и неудержимые изменения, которые сопровождают естественное течение нейродегенеративного процесса. В результате многие семьи говорят о «недавних порах», хотя на самом деле речь идет о месяцах или даже годах. Особенно важно изучить этот вопрос.

Медленно прогрессирующие последствия процесса сильно отличаются от того, что появляется внезапно или прогрессирует слишком быстро. Вот почему мы настаиваем и пытаемся вернуться к многочисленным ситуациям из прошлого, но в случае с Терезой все указывало на то, что это началось совсем недавно и в последние недели стало намного хуже.

Я видел, что она была откровенно не на своем месте и ее способность усваивать информацию была очень слабой не только из-за того, что она мало училась, но и из-за того, что она не знала, где ее хранить или как будто ей некуда ее положить, все исчезало из ее памяти в течение нескольких минут. Ее непосредственная память, например, способность повторять возрастающую последовательность чисел или даже мысленно манипулировать порядком чисел, остались нетронутыми. Если бы я сказал: «Пять, восемь, четыре», она могла бы это повторить. Если бы добавил еще цифры: «Шесть, четыре, два, девять», она повторила бы. Если бы попросил назвать последовательность «пять, четыре, один, девять» в обратном порядке, она могла ответить: «Девять, один, четыре, пять». Она была совершенно неспособна выполнять какие-либо математические операции ни на бумаге, ни по памяти. Было ли это просто или сложно, было ли это «100 минус 7» или «сколько яиц осталось у Сусаны, если было 12, а она отдала 3?» Она не могла этого сделать.

Я попросил ее скопировать одну из тех явно сложных фигур, которые часто используем в нейропсихологическом обследовании. Форма рисунка, который она скопировала, была похож на оригинальную модель, но детали отсутствовали, как будто она не видела полной картины. Более того, она потратила более двенадцати минут на создание рисунка, который должна была сделать менее чем за две.

Глядя на ее глаза во время выполнения задания, создавалось впечатление, что она не смогла правильно отсканировать весь рисунок. На самом деле глаза выполняли спонтанно странные движения, особенно одно из них, похожее на косоглазие левого глаза.

Я показывал ей разные объекты, наложенные друг на друга. Обычно пациенты, у которых возникают проблемы, связанные со зрительной обработкой объектов, не могут правильно воспринимать и различать наложенные друг на друга фигуры, что приводит к возникновению форм визуальной агнозии, определяющих различные виды затруднений в распознавании этих объектов. Но Тереза без труда их узнала. С другой стороны, она не могла определить местонахождение объекта в пространстве, находится ли он в том же положении, выше или ниже. Она также не могла распознать ориентацию определенных фигур или линий. У нее не было трудностей ни с имитацией определенных жестов, которые я делал руками, ни с выполнением определенных жестов, таких как приветствие солдата, или последовательность действий, которыми изображали бы зажигание свечи спичкой. У нее также не было проблем назвать или найти название тех или иных предметов, которые я показывал, но, с другой стороны, чем сложнее или реже было слово, тем труднее ей было артикулировать.

Наконец, когда попросил соединить в линию разные числа в порядке возрастания, распределенные по листу бумаги, она запуталась, пытаясь найти число, следующее за предыдущим, несмотря на то, что они лежали перед ней. Опять же, как мы уже видели во время копирования фигуры, казалось, что способ, которым она просканировала содержимое этого листа, не удался.

В целом, многие из симптомов или трудностей Терезы могли быть связаны с различными общими нейродегенеративными процессами, но то, как они появились, какие были первыми и как быстро прогрессировали, не могли возникнуть при обычном заболевании.

Вся эта совокупность проявлений свидетельствовала о том, что по какой-то причине некоторые области мозга, особенно отвечающие за зрительные и пространственные процессы, были повреждены и быстро прогрессировали. Этим, возможно, и объясняется зрительный, галлюцинаторный и фантасмагорический характер первых симптомов, точно так же, как это могло бы объяснить огромную трудность в выполнении арифметических действий, расположения предметов в пространстве или зрительного отслеживания сцены.

Было очевидно, что проблема Терезы не имела ничего общего с тем небольшим сосудистым поражением, которое увидели на компьютерной томографии, но также было очевидно, с моей точки зрения, что у Терезы не было болезни Альцгеймера или деменции с тельцами Леви. Учитывая всю эту историю, набор симптомов и скорость прогрессирования, я понял, в чем может заключаться проблема Терезы. Это название, которое пугает всех, кто занимается этим типом болезней.

Мы запланировали визит в неврологию на следующую неделю, но до этого Терезу ждали в другом центре. Когда ее дочь усомнилась в первоначальном диагнозе, она обратилась за вторым мнением во многие центры. Их пригласили на прием в другой медцентр Барселоны, известный благодаря опыту лечения нейродегенеративных заболеваний. Визит к нам уже был запланирован и было бы полезно получить второе мнение или даже собрать дополнительную информацию.

Я удивился, когда через несколько дней позвонила дочь Терезы и заявила, что ничего не понимает:

– Доктор, нам сказали, что мама наверняка больна болезнью Альцгеймера. Также сказали, что это объясняется не галлюцинациями, а именно потому, что у нее болезнь Альцгеймера и память подводит, она живет прошлым и поэтому считает, что видит своих родителей или другой дом.

Я не из тех, кто любит создавать противоречия или подвергать сомнению мнение других, тем более коллег. Но то, что сказала дочь Терезы, показалось одной из самых глупых вещей, которые когда-либо слышал за всю карьеру. Может быть, то страшное сложное слово, которое эхом отдавалось в моей голове, не было диагнозом Терезы, но, без всякого сомнения, у нее не было болезни Альцгеймера.

Через девять дней Тереза снова посетила нас. На этот раз у нее была консультация невролога с доктором Кулисевским, которого я считаю не только одним из самых блестящих умов в мире неврологии, но и своим наставником. Доктор Кулисевский очень дотошен в своих обследованиях и обычно уделяет столько времени, сколько нужно, чтобы выявить все, что позволяет найти окончательную причину проблемы. Поэтому был удивлен, когда через пять минут после начала визита Терезы он постучал в дверь моего кабинета и попросил пойти с ним.

Там сидели Тереза и ее дочь. На этот раз страх был не только в глазах дочери. Выражение, близкое к ужасу, которое показалось мне отвратительно знакомым, хотя я видел его только один раз в своей жизни, залило лицо Терезы.

Тогда ко мне обратился доктор:

– Смотри, Саул, у нее явная неустойчивость походки, атаксия, она не может ходить, поставив одну ногу перед другой, не может указать пальцем на мой палец, а затем дотронуться до носа, в глазах появляются навязчивые движения и у нее миоклонии, много миоклоний.

Доктор попросил Терезу вытянуть руки ладонями вниз и развести пальцы. Сотня маленьких толчков задвигала ее пальцы и руки.

Итак, перед нами был человек, у которого развилось быстро прогрессирующее заболевание, которое дебютировало в виде многочисленных видений паранормальных явлений, включая видение своих умерших родителей и безликих призраков, проходящих сквозь стены. Позже добавились и другие проблемы работы областей мозга, тесно связанных со зрительной и пространственной обработкой. Наконец, у нее нарушилась походка и координация, и все это произошло в течение примерно четырех месяцев. Было только два объяснения тому, что происходило с Терезой, и одно являлось самой ужасной из катастроф. Если это подтвердится, никто не сможет ничего для нее сделать.

Мы дали направление для обращения в специализированный центр, где ее можно будет госпитализировать и провести ряд анализов, которые облегчили бы определение ее проблемы. Исследование МРТ само по себе было показательным и, к сожалению, подтвердило то двойное название, которое после первого посещения я услышал внутри себя.

МРТ Терезы показала множественные гиперинтенсивные поражения, которые особенно занимали большие задние области мозга, но также затрагивали несколько областей коры и различные подкорковые структуры. Эти гиперинтенсивности, их форма и распределение, те самые «корковые ребра» (обозначены на рисунке) весьма характерны для определенного типа заболевания. Терезе ужасно не повезло: она страдала от очень редкого и быстро прогрессирующего нейродегенеративного заболевания. Настолько редкого, что обычно встречается не более чем у одного человека на миллион жителей. Тереза страдала спорадической формой болезни Крейцфельдта – Якоба.

Это заболевание является частью того, что называют прионными заболеваниями и быстропрогрессирующей деменцией. К сожалению, оно всегда приводит к летальному исходу, наступающему в очень короткий период времени. Болезнь Крейцфельдта – Якоба стала широко известна несколько лет назад после вспышки «коровьего бешенства» в Великобритании в результате потребления зараженной говядины, которое привело к заметному увеличению заболеваемости. Прионные заболевания заразны, поэтому контакт с кровью больного может заразить другого. Несмотря на это, происходит очень мало случаев в результате передачи от больного человека здоровому. В других случаях они вызваны наличием генетической мутации и, наконец, большинство случаев носят спорадический характер, они просто происходят в результате самого ужасного невезения.

В случае Терезы болезнь изначально затронула целый ряд областей мозга, которые играют важную роль во всем, что связано с обработкой визуальных и пространственных данных. Именно эта форма проявления заболевания является одной из наиболее атипичных и называется вариантом Гейденгайна болезни Крейцфельдта – Якоба.

Я прекрасно помню, когда Тереза спросила о том, что с ней происходит и выздоровеет ли она. Она сделала это с таким ужасом на лице, который я уже видел много лет назад, когда столкнулся с первым и единственным до этого случаем Крейцфельдта – Якоба. Мышечные сокращения, связанные с болезнью, заставляют лицо пострадавшего принимать выражение страха. Мне кажется, что, возможно, что-то внутри человека уже знает, что происходит нечто ужасное.

Когда пациент, не знающий, что он страдает одним из самых ужасных заболеваний, существующих на свете, со страхом спрашивает о том, что с ним происходит, и, выдавив улыбку, добавляет: «Меня собираются вылечить, да?», мир ломается пополам. Они этого не знают, но речь идет о периоде в несколько недель или месяцев непрерывного ухудшения вплоть до смерти.

Я понимаю, что в такое время нет смысла говорить абсолютную правду. Это время придет, но не тогда. Полагаю, что во всех случаях, связанных с уходом за страдающими людьми, случаются вещи, о которых не рассказывают учебники. Многие из них возникают спонтанно не потому, что мы нейропсихологи, врачи, медсестры или ассистенты, а потому, что мы люди.

Когда Тереза задала вопрос, единственное, что я смог сделать – это встать перед ней на колени и погладить ее руки, в это же время с улыбкой на лице, чувствуя себя подлым лжецом, я сказал ей, чтобы она была спокойна и что мы сделаем для нее все возможное. Я знал, что это невозможно: ни мы, ни кто-либо другой не сможет сделать ничего, чтобы ужасно быстрый нейродегенеративный процесс закончился в ближайшие недели с человеком перед нами. Так и произошло.

В тот же день я вернулся домой потрясенный и ужасно рассерженный. Потрясен, так как снова столкнулся с этой болезнью и этим выражением страха. Ужасно злился на то, что не понимал, как и почему кто-то, очевидно, эксперт в области нейродегенеративных заболеваний, мог спутать болезнь Терезы с болезнью Альцгеймера. Мне просто хотелось думать, что никаких корыстных интересов не было и речь не шла о том, чтобы продолжать раздувать число людей с диагнозом «болезнь Альцгеймера», чтобы увеличить количество участников клинических исследований этого заболевания. Но в глубине души было трудно найти другое объяснение, поскольку подойти к диагнозу Терезы было так же просто, как выслушать ее с дочерью и правильно обследовать.

Спасибо, где бы ты ни была, Тереза, за блестящий урок.

Глава 4. Другие истории о духах и призраках

Как я уже объяснял ранее, при болезни Паркинсона часто можно обнаружить, что у пациентов развиваются все виды зрительных галлюцинаций. Нейронный процесс смерти, возникающий при болезни Паркинсона, неотделим от присутствия аномальной формы белка альфа-синуклеина, который образует то, что называют тельцами Леви. На протяжении нейродегенеративного процесса, сопровождающего болезнь Паркинсона, они откладываются в разных местах в мозге, мешая его работе и вызывая различные симптомы.

Еще существует заболевание, похожее на болезнь Паркинсона, при котором наличие телец Леви с самого начала поражает многочисленные и обширные области мозга, особенно поражая лобные и задние области. Оно характеризуется состоянием деменции, которое позже сопровождается симптомами, подобными болезни Паркинсона, и называется деменцией с тельцами Леви.

В обоих состояниях, возможно, идет процесс повреждения, который может похожим образом нарушать некоторые цепи мозга, развитие зрительных галлюцинаций является частью обычного симптомокомплекса.

Прототипически наиболее частая феноменология галлюцинаций, которую обнаруживаем у этого типа больных, варьируется от незначительных и плохо структурированных форм до наиболее сложных и оживленных. К малым галлюцинациям относятся ощущения присутствия, обычно сзади или сбоку, видение бесформенных теней на периферии поля зрения, искажение форм и парейдолии. В качестве сложных галлюцинаций могут выступать животные, предметы, люди, толпы, чудовища, фантастические существа и так далее. Эти явления, когда дебютируют в форме незначительных или менее сложных галлюцинаций, признаются нереальными с точки зрения тех, кто их проживает, но часто, по мере усложнения, пациент теряет осознание нереальности и пытается интегрировать их в свой мир.

Удивительно, но во многих случаях галлюцинации не вызывают большого дискомфорта или стресса у тех, у кого они есть. Все же странно, что тот, кто постоянно замечает сопровождающее их присутствие, не чувствует себя обеспокоенным этим ощущением. Несмотря на это, верно и то, что во многих случаях, когда галлюцинации приняли чрезвычайно сложный характер, осознание того, что они собой представляют, может быть и чрезвычайно тревожным.

Позволю себе роскошь не ссылаться на конкретный случай, а, скорее, обратиться к некоторым из многочисленных галлюцинаторных переживаний, которые удалось обнаружить у многих пациентов, страдающих болезнью Паркинсона или деменцией с тельцами Леви. Учитывая их повторяющийся и межкультурный характер, можно подумать, что, возможно, содержание этих галлюцинаций подпитывается культурными элементами, которые нас окружают, и поэтому они приобретают сходные формы независимо от того, у кого и где они происходят. Но на самом деле предпочитаю думать, что верно обратное и коллективное воображение питалось опытом, рассказанным людьми, страдающими этим типом заболевания, когда никто не обладал знаниями, чтобы дать рациональное объяснение этому явлению.

Как бы то ни было, все они, по моему мнению, представляют собой увлекательный музей всего необычного, которое способен вызвать отказавший мозг. И вот, чтобы проиллюстрировать все это в виде «небольшого сборника» увлекательных историй о галлюцинациях, хотелось бы перечислить несколько случаев, которые удивили.

Однажды женщина лет шестидесяти пяти, страдающая болезнью Паркинсона, рассказала, что, когда она посмотрела в зеркало, в нем появилось отражение ее матери, которая умерла некоторое время назад. Когда спросил о ее сходстве с матерью, она сказала: «Представь, я похожа на своего отца и совсем не похожа на мать и все же смотрю на себя, а по ту сторону зеркала появляется она». Эта же женщина увидела в каплях воды, лившейся из крана в ванной, лица людей.

Мужчина, работавший пекарем в известном монастыре Каталонии и страдавший когнитивными нарушениями, связанными с болезнью Паркинсона, рассказал, как однажды, находясь дома один, увидел свиту из двенадцати монахов без ног или лица, идущих через сад, которые вошли в его дом и, не говоря ни слова, сели за обеденный стол. С замешательством больной расставил тарелки с едой для каждого из внезапно исчезнувших монахов.

Сравнительно молодой человек, страдавший генетической формой болезни Паркинсона, часто видел смерть, бродящую по его дому с черной джеллабой и огромной косой. Более того, позже его дом наполнился прыгающими маленькими гномами.

Другой мужчина, также страдавший болезнью Паркинсона, и у которого развились серьезные когнитивные нарушения, был постоянно встревожен, потому что каждый день, когда он смотрел на незаправленные простыни или лежащую на полу одежду, видел трупы убитых, залитые кровью. На нескольких листах бумаги, которые держал приклеенными в разных углах дома, он написал записку: «Это галлюцинации, никто не умер, можете быть спокойны, тогда они исчезнут».

У многих людей, страдающих болезнью Паркинсона, в качестве первого проявления незначительной зрительной галлюцинации наблюдаются периодические явления парейдолии.

Куда бы они ни посмотрели, видят лица или животных. Они видят их на земле, в листьях деревьев, в пятнах на одежде… Любопытно, что во многих случаях мы не можем их увидеть, но когда просим пациентов показать, где они их видят, действительно начинаете воспринимать лицо. Как будто часть болезни высвобождает форму воображения, которая позволяет им с легкостью создавать зрительные иллюзии.

Галлюцинации присутствия также чрезвычайно распространены. Во многих случаях пациенты объясняют, что замечают за собой присутствие человека. Иногда они интерпретируют это так, будто их сопровождает ангел. В других случаях присутствие ощущается не сзади, а в каком-то углу комнаты. Это ощущение, что дома есть кто-то еще, называется иллюзией фантомной границы, и его часто обнаруживают у людей, страдающих деменцией с тельцами Леви.

Однажды мужчина, также страдающий болезнью Паркинсона, рассказал, что, находясь в душе, увидел человеческий силуэт, четко расположенный за занавеской. Когда он убрал ее, никого не было, а когда зашторил обратно, силуэт появился снова.

Относительно молодая женщина, также страдающая болезнью Паркинсона и потерявшая сына в результате несчастного случая несколькими годами ранее, рассказала об одном из самых сложных галлюцинаторных переживаний, которые когда-либо могла объяснить.

По ее собственным словам: «Я шла по улице и прошла перед баром Цюриха, рядом с площадью Каталонии в Барселоне. Затем посмотрела на ветви деревьев и увидела, что там, наверху, сидит, смотрит на меня и смеется, мой сын. Он ничего не делал, был спокоен, просто смотрел на меня. Любопытно то, что тот образ сына на ветке я увидела не своими глазами, а как будто сидела за столиком в цюрихском баре и оттуда видела себя в нескольких метрах впереди, смотрящей на ветки деревьев, где увидела сына».

Галлюцинации, несмотря на преимущественно зрительный характер, иногда сопровождаются переживаниями, связанными с другими сенсорными модальностями, такими как осязание. Некоторые пациенты выполняют повторяющиеся движения пальцев, напоминающие бесцельные двигательные стереотипы. Если спросите, они скажут, что пытаются удалить нити, которые видят и чувствуют, обвивающие их пальцы. В других случаях нюансы мультисенсорного опыта еще более сложны. Однажды пациент несколько месяцев жил с галлюцинациями ребенка, который был у него на плече и трогал его лицо, уши и рот. Мужчина, помимо того, что видел ребенка, чувствовал, как эти маленькие ручки растягивали ему уши, губы или терли глаза.

В нашем мозгу есть области, специализирующиеся на определенных точных процессах. Так обстоит дело, например, с веретенообразной извилиной – областью, повреждение которой приводит к типу зрительной агнозии, называемому прозопагнозия, когда человек способен узнать любой объект, но не может узнавать человеческое лицо.

Я помню нескольких пациентов, тоже с болезнью Паркинсона, которые, глядя на людей на улице, могли видеть их руки, тело, ноги, одежду, но когда смотрели на свое лицо, видели гладкую кожу без глаз, носа, рта и черт.

Обычно галлюцинаторные явления проявляются в виде элементов, появляющихся в контексте, в котором находится пациент. Например, если подумаем о собаке, пациент может увидеть собаку, проходящую через столовую его дома. Иногда бывает, что галлюцинация полностью изменяет всю среду, в которую погружен пациент. Этот тип называют педункулярным галлюцинозом. Я помню случай деменции с тельцами Леви, когда пациент каждый день испытывал серьезные проблемы. Он сидел и смотрел телевизор, а потом, испугавшись, в какой-то момент говорил жене: «Что же нам теперь делать! Как мы собираемся выбраться отсюда? Как вернуться домой?» Он внезапно погрузился в телепрограмму, которую смотрел. Если он смотрел игровое шоу, то внезапно оказывался внутри него, и окружение было таким же, как на экране телевизора. Точно так же другой пациент с деменцией с тельцами Леви рассказал, как был удивлен, прогуливаясь по площади в Барселоне и увидев, как она преобразилась и стала такой, как много лет назад. Постройки были другими, люди одеты в старинные костюмы и появились конные экипажи.

Хотя галлюцинации имеют зрительный характер, возможно, механизм развития этих явлений связан не столько с разложением зрительной системы, сколько с дисфункцией различных систем внимания. Фактически мы смогли экспериментально подтвердить, что, если извне манипулируем тем, как определенные ощущения достигают мозга, можем вызвать галлюцинации присутствия, а когда сети, поддерживающие различные типы внимания, выходят из строя, возникают зрительные галлюцинации. Эта идея сетей внимания мне особенно интересна. Возможно, это не объясняет весь механизм, но объясняет его часть, по крайней мере, то, что связано с развитием менее сложных форм галлюцинаций.

Когда сосредотачиваем внимание на чем-то интересном, направляем когнитивные ресурсы на что-то конкретное, например, на чтение этого текста, мы используем систему внимания, которая поддерживается, благодаря согласованной совместной активации набора структур, составляющих дорсальную сеть внимания. Эта сеть позволяет задействовать тот тип внимания, с помощью которого можем получить доступ к значению того, что наблюдаем. Благодаря этому, когда видим эти слова, можем расшифровать и понять их так же, как, когда при виде проезжающей машины знаем, что это машина.

Я уже говорил о том, насколько враждебной была среда, в которой развивалось человечество, и о том, насколько актуальной была разработка стратегий, гарантирующих выживание в ней. Будучи способными обрабатывать только один тип стимула и концентрировать внимание на одном объекте, люди были бы чрезвычайно уязвимы для нападения любого хищника, находящегося за пределами поля зрения или внимания. По этой причине есть альтернативный ресурс, который остается активным, пока используем вентральную сеть внимания.

Этот альтернативный ресурс состоит из набора структур, которые, в свою очередь, образуют систему, которую называют вентральной сетью внимания. В отличие от дорсальной сети, вентральная система не способна понять смысл того, что обрабатывает, она просто сохраняет бдительность. Если обнаружит что-то, что имеет для нее значение, это заставит непроизвольно переориентироваться на соответствующий элемент с целью его оценки. Но, чтобы не терять времени, прежде чем дорсальная система сможет отреагировать на событие и идентифицировать его, вентральная система уже запустит ряд процессов, которые приведут к безопасному поведению. Например, всем удавалось увернуться от удара об открытую дверь чулана, край книжной полки или ветку куста. Сделали это слишком быстро, даже не понимая, чего избегаем. Сделали это, потому что вентральная сеть внимания обработала этот элемент.

Наконец, у людей есть еще один тип внимания – тот, который направляем на свое внутреннее, интимную жизнь, идеи или ощущения. Когда находимся в относительном покое и не сосредотачиваемся на том, что происходит снаружи, а медитируем внутренне, и дорсальная, и вентральная сети внимания деактивируются и уступают место другому набору структур, составляющих то, что называют нейронной сетью по умолчанию. Она никогда не работает в унисон с дорсальной или вентральной сетями. Система внимания не позволяет одновременно обращать внимание на то, что снаружи и внутри – на самом деле поочередно активируем одну сеть и другую. Нейронная сеть по умолчанию участвует как в доступе к смыслу и приобретенным знаниям, с помощью которых можем реконструировать воспоминания, так и в построении фантастических миров, которые только мы способны создать с помощью воображения. Эта связь между сетью, обращенной внутрь, и двумя сетями, обращенными вовне, является естественным способом функционирования.

Несколько лет назад две разные исследовательские группы, включая нашу, смогли продемонстрировать, что у пациентов с болезнью Паркинсона и зрительными галлюцинациями эта система сетей внимания функционирует аномально. Данные визуализации, которые удалось получить, показали, что в некоторых случаях пациенты не активируют дорсальную сеть внимания для обработки, внимания и придания смысла миру, который видят. Напротив, создается впечатление, что они используют вентральную сеть для выполнения работы, для которой она не предназначена, поскольку через нее мы не можем получить доступ к смыслу того, что видим. Более того, когда это происходит, наблюдается диалог, который должен быть невозможен, между этой вентральной сетью внимания и нейронной сетью по умолчанию, которая должна быть абсолютно неактивной. Кажется, что один из основных механизмов появления визуальных сцен, которые внезапно исчезают, может иметь прямое отношение к тому, как примитивная система внимания питает их слепоту, неспособность к восприятию и выделению чего-то значимого, из фантастического мира, который живет внутри каждого.

Параллельно с этим, когда пытаемся разработать модели для понимания конструкции галлюцинаций, необходимо учитывать еще один процесс, связанный с тем, как конструируем реальность, которую мы чувствуем и воспринимаем. Внешний мир чрезвычайно сложен с точки зрения стимулов и деталей.

Это среда, которую невозможно полностью обработать, и, по сути, мы лишь конструируем наиболее вероятный сценарий. В каком-то смысле, подобно вероятностному механизму, мозг предвосхищает внешнюю реальность, чтобы облегчить ее обработку и понимание. Не проведя глубокого анализа, он использует предварительные знания для реконструкции реальности.

Пример этого явления видим в эффекте плацебо, когда вещество без какого-либо активного ингредиента оказывает воздействие на организм, например, уменьшая боль или улучшая настроение. Это физиологически проверяемое явление во многом является следствием того, как эта система реконструкции реальности использует такие элементы, как ожидания или предварительные знания, чтобы придать смысл тому, что чувствуем.

Эта идея дает концептуальную модель, которую следует учитывать при объяснении галлюцинаций. В определенном смысле правдоподобно думать, что часть феномена кроется в провале или несостоятельности этой системы реконструкции реальности. Таким образом, когда мельком видим куртку на вешалке, эта система использует предварительные знания, чтобы быстро сделать вывод, что это куртка. Но если бы эта система потерпела неудачу и в процессе придания значения воспринимаемому отобрала другие элементы знания, что бы мы увидели?

Глава 5. Мой личный «Ганнибал Лектер»

Убийцы, насильники, люди, творящие зло, те монстры, которых хотели бы видеть только в фильмах, к сожалению, являются частью реальности. Все случаи говорят о чрезвычайно разнородной группе индивидов, для которых существует бесконечное количество условий, стоящих за их поведением. В этих случаях нет ничего сверхъестественного, они являются повседневной реальностью мира, в котором живем, но иногда то, как и почему они произошли, сопровождается ореолом тайны.

Когда я еще был стажером, вокруг человека, совершившего что-то ужасное, произошла одна из самых гротескных ситуаций, которые когда-либо видел в практике. В то время я жил рядом с нейропсихологом, который занимался обследованиями в больнице. На этот раз это был мужчина, которого держали в изоляции в отделении неотложной психиатрической помощи. Единственное, что знали о нем, это то, что он пытался убить жену и был престижным судмедэкспертом на пенсии. Именно тогда подумал: «Ганнибал Лектер!» – тот элегантный и встревоженный персонаж, которого сыграл в фильме «Молчание ягнят» Энтони Хопкинс.

Доступ в отделение неотложной психиатрической помощи не похож на доступ в любое другое отделение. По понятным причинам существуют дополнительные меры безопасности. Не потому, что люди, страдающие психическими заболеваниями, опасны для других, а именно потому, что они пытаются защитить себя от некоторых ужасных поступков, которые могли бы совершить по отношению к себе. Поэтому доступ ограничен и возможен только с помощью кода на клавиатуре, расположенной рядом с дверью. Со стороны то, что происходит внутри, всегда шокирует. Вид, который принимают некоторые психические заболевания, неприятен, тем более, когда знаешь, что за этими медленными шагами, инертными телами, смехом без причины, гримасами или повторяющимися жестами есть такой же человек, как ты.

Это был мужчина средних лет. Не помню его имени, но можем звать его Мартин. Мы оказались лицом к лицу в комнате, лишенной всего: только стол, два стула и жуткий белый свет. Он ждал меня, спокойно сидя по другую сторону стола в элегантном шелковом халате винного цвета. Всегда буду помнить, насколько смущающим и трудным был тот первый контакт и его первые слова:

– Итак, молодой нейропсихолог? И что ты думаешь? Что со мной делать? Может, пройти МРТ или сделаете полное нейропсихологическое обследование? Ты, правда, думаешь, что я сумасшедший?

Я не знал, что ответить. Мне удалось только посмотреть на него и подумать, что ничто в его внешности и поведении не соответствует тому, что можно ожидать увидеть в больном человеке. Но в тот день, когда полиция вошла в его дом, все было по-другому, и сомневаюсь, что у офицеров тогда сложилось хорошее впечатление. Они нашли его обнаженным, мочащимся на стены коридора, когда шел с ножом в руке.

Вот уже несколько месяцев как у него развился явный бред. Его жена тоже была врачом, кардиологом. Дома были медицинские инструменты, типичные для кардиологов, и в некоторых случаях она приносила устройства для мониторинга под названием «холтер» – систему, которая позволяет записывать сердечные ритмы человека в течение двадцати четырех часов подряд.

Возможно, странные идеи Мартина возникли некоторое время назад. Он был убежден, что жена торговала наркотиками и была членом преступной группировки, связанной с мафией. Он заявил, что ей неоднократно звонили и навещали странные персонажи, входившие в эту преступную сеть. В какой-то момент, разбирая холтеровские устройства, он обнаружил, что она «хранит внутри наркотики». Он знал, что рано или поздно это узнали бы все. Ему пришлось убить ее, чтобы защитить себя.

Обычно мы обнаруживаем бредовые мысли в контексте психотических эпизодов. Они могут возникать как форма проявления психического заболевания, такого как шизофрения, но также можем обнаружить их, связанными с токсическими процессами, злоупотреблением наркотиками и множественными заболеваниями головного мозга. В бреду человек может сконструировать целый ряд тщательно продуманных и сложных идей, которые явно невозможны или абсурдны в глазах других, но являются самой абсолютной истиной для тех, кто их переживает. Частью этих идей является убежденность в том, что кто-то следит за ними; что другие могут получить доступ к их мыслям и контролировать их; у них есть скрытые микрофоны, чтобы шпионить за ними; они способны видеть и понимать скрытые сообщения, которые никто другой не может найти, и так далее.

К счастью, планы, спланированные разумом Мартина, провалились, и покушение на его жену закончилось всего лишь множественными порезами, не приведшими к летальному исходу. Но задолго до того, как произошел этот неприятный эпизод и полиция обнаружила бродящего по дому обнаженным приличного коронера, в образе жизни и поведении Мартина медленно менялись многие вещи, которые его семья называла «сбивающим с толку поведением».

Доктор Мартин был элегантным, чистоплотным, аккуратным и чрезвычайно образованным человеком, который вскоре после выхода на пенсию стал более раздражительным и менее тщательным в вопросах личной гигиены. Как и во многих случаях, его жена думала, что за этими изменениями стоит выход на пенсию. В конце концов, Мартин посвятил всю жизнь работе и без нее ему особо нечем было заняться. Но со временем прибавилось большое нетерпение. Это спокойствие, которое всегда отличало его, совершенно исчезло, и теперь он не мог смириться с необходимостью ждать. К этому добавлялось то, что он часто отвечал неприятно или даже обращался к людям, которых не знал, но которые беспокоили его, в высокомерной, вызывающей или агрессивной манере. Теперь Мартин практически никогда не хотел мыться, злился на все и пил алкоголь, как никогда раньше.

Но эта проклятая необходимость свести к минимуму очевидное, возможно, с единственным желанием защититься или защитить себя от реальности, продолжала служить оправданием поведения Мартина. Эти оправдания, возможно, успокоили его семью, но потом началось самое сбивающее с толку и странное поведение. Мартин начал пить огромное количество воды в любое время, сколько мог. Он наполнял рот настолько, что не мог удержаться от того, чтобы не сплевывать, крича, а затем пить снова и снова. Иногда, особенно ночью, его находили ходящим на четвереньках по дому или катающимся по кровати, тяжело дыша, пьющим воду, а между глотками он утверждал, что мертв.

Очевидно, что когда поведение Мартина достигло такого уровня, жена захотела отвезти его к врачу, но он отказался. Кто станет сомневаться в состоянии доктора Мартина, если он чувствует себя прекрасно и утверждает, что все лгут, когда рассказывают о его поступках?

И вот мы стояли лицом друг к другу. Он смотрел на меня спокойно и безмятежно, передавая спокойствие, которое было полностью отключено от реальности. Абсолютно патологическое спокойствие, которого не было бы ни у кого, если бы они оказались заперты в психиатрической больнице за попытку кого-то убить. Но Мартина это не волновало.

Мартин не был Ганнибалом Лектером, он не был убийцей или кем-то, кто хотел бы причинить кому-то вред.

Все проведенные исследования и последующие наблюдения показали, что он страдал поведенческим вариантом лобно-височной деменции. При нем возникают прогрессирующая дисфункция и атрофия, которая обычно затрагивает разные области лобной доли, особенно ту область, которую называем из-за ее расположения вентромедиальной. Она играет весьма важную роль в поддержании волевого и социального поведения, сопереживания, самоконтроля и самоуправления; это заболевание связывает прогрессивные поведенческие изменения в характере, настроении и манере общения и сопереживания, которые легко можно поначалу путать с другими нарушениями. В одних случаях преобладают апатия, социальная замкнутость и эмоциональное уплощение, в других – расторможенность, раздражительность, потеря эмпатии, повторяющееся и стереотипное двигательное поведение или явные изменения в пищевом поведении.

Как бы то ни было, катастрофа такого масштаба, куда затянула болезнь Мартина, никогда не достигается в одночасье. Это всегда медленные изменения, которые приобретают множество нюансов, определяющие некоторые из наиболее неприятных и распространенных моделей поведения, которые, к сожалению, есть во многих отношениях. Это изменения в личности индивида, которые одни опошляют, а другие даже оправдывают, и которые переносятся со всей покорностью, болью и молчанием в мире. Тишина стыда, желание помешать людям узнать, что происходит за закрытыми дверями дома, желание не дать миру узнать, каков сегодня человек, которого они знали вчера: «Нет, женщина, то, что с ним происходит, нормально в его возрасте, и вы всю жизнь вместе! Не реагируйте слишком остро!»

Очевидно, что, может быть, и на самом деле существует бесконечное количество факторов, помимо нейродегенеративного заболевания, которые стоят за поведенческими изменениями, как у Мартина. Насколько известно, в злодеяниях и актах насилия и жестокости, которые ежедневно наводняют экраны, нет ни лобно-височной деменции, ни нейродегенеративного заболевания. Исходя из обязанности и ответственности, пытаясь понять и объяснить механизмы, лежащие в основе всех форм человеческого поведения, нужно учитывать все, что так или иначе может стоять за этим поведением.

Поэтому, несмотря на то, что усилия должны быть сосредоточены на жертвах и профилактике, предположение о возможности наличия психических или нейродегенеративных заболеваний в некоторых из этих случаев являются ничем иным, как предположением о реальности. Это то, что должны сделать, чтобы разгадать то, что еще мы не можем расшифровать полностью, а также предвидеть и предотвратить возможные разрушительные последствия для человека и его окружения. Без этого вряд ли мы сможем продвинуться вперед и избежать ненужных и неоправданных страданий в одиночестве тех, кто с ними живет.