Художник моего тела

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Олин

— Наши дни —

Я постучала.

Это был просто вежливый поступок.

Никакой сумасшедший похититель не скрывался снаружи. Изнутри не доносилось звуков ударов кулаками и проклятий. Обычный, оживленный бирмингемский вечер мог похвастаться типичными фоновыми звуками: курлыканья голубей и уличного движения.

Мой стук остался без ответа.

Мой второй стук тоже был проигнорирован.

Я посмотрела на свой телефон. Девять вечера.

Я потратила больше времени, чем хотела, на новой работе, возвращаясь домой, принимая душ и переодеваясь, потратила больше времени, съев бутерброд и набравшись смелости провести всю ночь с Гилом, пока он бы рисовал меня.

Признаю, что была слаба. Я волочила ноги, ища силы.

И опоздала.

Но Гил должен быть здесь.

Убедившись, что он не написал мне, чтобы я отложила нашу договоренность, я убрала телефон, прежде чем поддалась искушению написать Джастину.

Он мог знать, где Гил… а мог и не знать. В любом случае, я не хотела ввязываться в перепалку, стоя на пороге дома Гила в темноте.

Постучав еще раз, я позвала:

― Есть кто?

Глубокая, темная тишина.

― Гил?

Ничего.

Попробовала дернуть ручку, ожидая, что она откроется.

Этого не произошло.

Я замолчала, закусив губу.

Что мне делать?

Пойти домой? Ждать?

Что, если Джастин был прав?

Что, если Гил не просто пропал… а его забрали?

Мое сердце взорвалось, поглотив этот вопрос и утопив меня в ужасных сценариях. Его внутри, избитого и истекающего кровью. О нем в фургоне, связанном и с кляпом во рту. О его смерти…

― Гил!

Отступив, я осмотрела большой кирпичный склад. Граффити Совершенной лжи не скрывало никаких других входов: ни пожарных лестниц, ни тайных лазов в закоулки. Единственным другим способом была большая роликовая дверь, используемая для грузовиков, которые задним ходом подъезжали и забирали припасы.

Мои мысли становились все более жуткими.

Я не останавливалась подумать. Не говорила себе успокоиться, черт возьми.

Это был Гил.

Это было важно.

Я бы справилась с его характером, если бы он просто передумал и не захотел рисовать меня. Я бы позволила ему выгнать меня, если бы это было то, с чем я могла бы справиться.

Я никогда не смогу забыть, что подвела его, если хоть один из ужасных образов в моей голове окажется правдой.

Моя сумочка соскользнула с плеча, когда я пригнулась и проверила дверь на роликах.

Она немного сдвинулась.

Я замерла.

Я ожидала, что она будет заперта на висячий замок, но либо дверь не была прикована цепью, либо та была ослаблена.

Опустившись на корточки, просунула пальцы под металл и потянула. Она визжала и скрипела, медленно выползая из-под земли.

Большая цепь, звякнувшая у входа для пешеходов, и не позволяла двери подниматься выше полутора футов.

Это был не совсем подходящий метод приветствия, но я никогда не боялась нестандартных входов. Гил приучил меня к тому, что ночью можно ходить туда, где не положено быть. Парк, местный бассейн, даже школа.

Мы ворвались туда однажды вечером, когда мои родители забыли, что я танцевала в школьном зале в роли Красавицы из балетной постановки «Красавица и Чудовище». Они так и не появились, хотя я каждую ночь в течение недели прикалывала приглашения к их подушкам.

Я даже не сказала Гилу, что танцевала в роли Белль, слишком застенчивая, чтобы рассказать ему о представлении. Но каким-то образом он узнал об этом и ждал меня возле моего дома, когда я вернулась домой. Внутри никого не было. Только он, сидящий на крыльце со своей грустной улыбкой и понимающим взглядом.

Я пожала плечами, борясь со слезами. Я так сильно хотела, чтобы мои мама и папа смотрели на меня.

Он посмотрел на мои болтающиеся балетные туфли и все еще накрашенное лицо и крепко обнял меня.

― Ты была потрясающей, сова. Совершенно потрясающей.

Я отстранилась, от шока у меня екнуло сердце.

― Ты видел?

― Я видел.

― Как?

Он поцеловал меня в лоб, взял за руку и повел обратно в школу.

― Я хочу снова понаблюдать за тобой. ― Он убрал пряди волос, выбившиеся из моего пучка. ― Ты сделаешь это для меня? Подаришь мне приватный танец?

Я больше не нуждалась в одобрении или улыбках родителей.

Мне было нужно только его.

Я хотела танцевать для него больше всего на свете.

― Да.

Как только я согласилась, он поднялся по кладовке за спортзалом на крышу, перепрыгнул расстояние до главного здания, проскользнул через люк в научную лабораторию и прошел по темным и пустым коридорам, чтобы открыть для меня главную дверь.

С загадочной ухмылкой Гил привел меня в школьный зал, поднял и поставил на сцену, на которой все еще был задник волшебного замка, где зверь был пойман проклятием, затем приказал мне надеть пуанты и танцевать.

Начнем с того, что я так нервничала, что едва могла ходить, не говоря уже о танцах.

Танец был моим особым местом, моим уязвимым местом.

Но его гордость и привязанность вскоре стали музыкой, в которой я нуждалась, чтобы раствориться в своем искусстве.

Мне не нужны были другие танцоры.

Мне не нужен был парень, который играл Зверя, чтобы держать, крутить и бросать меня.

Мне нужен был только Гил, когда он задержал дыхание, пожирал меня глазами, а после ― когда я тяжело дышала, и мое тело гудело от прилива эндорфинов ― он поднялся по ступенькам, чтобы присоединиться ко мне на сцене.

― Я видел, как ты танцуешь тысячу раз, но это… ты украла мое сердце, О.

Я думала, он поцелует меня.

Надеялась, что он займется со мной любовью.

Верила, что он сделал бы это, учитывая то, как его глаза светились любовью и чистым желанием, запечатлевшимся на его лице.

Я никогда не знала, что у похоти есть узнаваемая маска.

Но это произошло.

Гил надел ее в тот вечер.

Вожделение было таким глубоким и сильным, что ему не нужно было прикасаться ко мне, чтобы мое тело горело, мои соски затвердели, моя сердцевина увлажнилась.

Наши глаза встретились, и звездный свет был нашим единственным освещением, это была лучшая прелюдия, которую я когда-либо испытывала. Единственная прелюдия. Мы были двумя подростками, отчаянно желающими стать взрослыми, жаждущими поделиться не только своими сердцами, но и всем остальным.

Воздух искрился электричеством, когда он выдохнул мое имя. Мои волосы встали дыбом. Мое сердце затрепетало. Мы наткнулись друг на друга, но тут же разбежались, когда в коридоре вспыхнул факел, и ворчливый голос садовника пожаловался на крыс, снующих по углам.

Я покачала головой, прогоняя воспоминания. Мое тело все еще пело с той ночи. Пальцы на ногах все еще болели от пуант. Мое сердце все еще жаждало завладеть сердцем Гила.

Гил всегда обладал такой грубой властью надо мной. Я никогда не могла забыть то, что могло быть между нами, потому что почти ― было невероятно особенным ― реальность этого была бы нашей гибелью.

Поторопись.

Я легла на землю и проскользнула под дверь, волоча за собой сумочку. Тяжелый металл лязгнул и грохнулся, когда я позволила ему упасть на пол, эффективно объявив каждой бутылке со скипидаром и воздушному компрессору, что незнакомец вошел без приглашения.

Найди его.

Оставив сумочку у двери, я встала и отряхнула пыль и грязь.

― Гил?

Мой голос эхом отозвался в комнате без мебели.

Нет ответа.

― Гил, ты в порядке? ― Я сбросила туфли на высоких каблуках и побежала в чулках к его кабинету. Воздух висел тяжелый и неподвижный, словно пытаясь убедить меня, что там никого нет. Но что-то потянуло меня вперед. Молчание было притворным, потому что моя кожа покалывала, как это бывало всякий раз, когда я была в компании Гила.

Он здесь.

Где-то.

Его кабинет был пуст, дверь слегка приоткрыта, когда я протиснулась внутрь, держа плечи расправленными. Несмотря на то, что я уже бывала в его доме раньше, не могла избавиться от ощущения, что мне здесь не рады.

― Ау? ― Мой голос упал до шепота, когда я вошла в его квартиру.

Ничего.

Ни звуков, ни запахов, ни Гила.

Я стояла у дивана, заметив бутылку обезболивающего и стакан воды, которые мы разделили.

Беспорядок не был убран.

Конечно, он бы убрал за собой. Его дом казался опрятным. Его склад был заляпан краской, но его оборудование было чистым и убрано после использования.

― Ты здесь, Гил? ― Я направилась в ванную. Чем дольше я оставалась здесь, тем более неловко мне становилось. О чем я только думала, врываясь к нему домой? Почему я думала, что мне больше повезет найти его, чем Джастина, который был частью его жизни в течение всего прошлого года?

Эго.

Вот что это такое.

Я думала, что найду его, потому что между нами было что-то необъяснимое. Потому что каждое его слово, каким бы резким оно ни было, умоляло меня продолжать возвращаться.

Роспись тропического леса блестела в свете единственной лампы, на этот раз я заметила сову на ветвях папоротника, символ меня ― точно так же, как моя татуировка была символом его.

Гил никогда не забывал меня. Никогда не переставал хотеть меня.

― Гил? ― В моей груди болело, когда я повернулась, осматривая пространство.

Мягкий щелчок открывающейся двери позади меня заставил меня развернуться на сверхскорости.

Моя рука взлетела к горлу, когда Гил, спотыкаясь, вышел из одной из комнат, скрытых в граффити с тропическим лесом, которым я только что восхищалась.

Позади него не горели огни. Я не могла заглянуть в пространство, которое он только что освободил, но слабый запах клубники преследовал его.

Мои внутренности перепутались.

Клубника.

Как вчера в его ванной.

Я попятилась, когда Гил повернулся и закрыл дверь. Он запер ее ключом, который через мгновение исчез у него в кармане. Он не повернулся ко мне лицом, не выказал никаких признаков того, что понял, что я здесь.

Прижавшись лбом к двери, его рука оставалась приклеенной к ручке, как будто он не мог смотреть в лицо жизни за пределами комнаты.

Мое сердце физически болело от желания прикоснуться к нему. Сделать что-нибудь, что угодно, чтобы избавиться от печали, что окутывает его плечи.

Я была в ловушке.

Я нашла его, но не должна была этого видеть.

Я хотела исчезнуть, но если пошевелюсь, он заметит меня.

Я понятия не имела, что делать, поэтому просто стояла. Покраснев и испугавшись, когда он судорожно вдохнул и медленно повернулся.

Ему потребовалось больше времени, чтобы двигаться, чем обычно, его чувства притупились, а реакции ухудшились. Его взгляд остановился на почти пустой бутылке водки на кухонной столешнице. Гил двинулся к ней, его глаза затуманились, а тело расслабилось от выпитого.

Но затем он замер.

Его голова резко повернулась ко мне, губы растянулись в оскале.

― Олин. ― Его глаза метнулись к двери позади него, как будто он испугался того, что я увидела. ― Как долго ты стоишь… там? ― Его голос сочился алкоголем.

Он покачнулся, его лицо затуманилось от ярости.

Из всего того, что могло произойти сегодня вечером, видеть Гила пьяным было самым трудным.

Не потому, что я боялась, что он проявит жестокость и будет угрожать моей безопасности, а из-за многочисленных разговоров при луне, которые мы вели о пьянстве его отца.

Гил был яростно непреклонен, что никогда не будет пить так, как он. Запах и вкус спиртного вызывали у него отвращение. Он никогда не хотел разрушить свою жизнь бутылкой.

И все же семь лет спустя он невнятно бормотал и раскачивался передо мной.

― Гил… что случилось?

Он отшатнулся в сторону, тряся головой, словно пытаясь избавиться от опьянения, в котором плавал.

― Ты не должна быть здесь.

― Ты велел мне прийти, помнишь? Ты собиралась нарисовать меня

― А… ― Его глаза расфокусировались, когда что-то жестокое и разрушительное отразилось на его чертах. Его дыхание было таким беспомощным, что слезы застилали мое зрение. ― Уже слишком поздно.

Я потерла жидкость в своем взгляде.

― Что слишком поздно?

― Все. ― Его лицо пыталось успокоиться на ярости, но просто продолжало таять в горе. Его джинсы и серая толстовка были заляпаны травой и грязью. Участок у его локтя был разорван, а на вырезе виднелась кровь. Зеленая, темно-серая и черная краска покрывала его кожу.

Мне хотелось прикоснуться к нему. Изнемогая от желания успокоить, я бросилась вперед и переплела свои пальцы с его.

Я не могла не прикоснуться к нему. Мне было все равно.

― Гил… что происходит? Где ты был? Ты ранен. Ты грязный.

Выдернув свои пальцы из моих, он простонал:

― Убирайся.

― Я не могу.

― Иди.

― Я остаюсь.

Он прищурился.

― Уходи.

Мы говорили об этом слишком много раз. Я должна уважать его желания. Это было его место. Не было закона о том, чтобы пить в одиночку.

Но…

Но.

― Я не уйду. Что бы ты ни говорил и ни делал, я никуда не уйду. Не сейчас, когда ты в таком состоянии.

― В каком? ― Его глаза впились в мои, ледяная зеленая зима.

Грязный.

Раненый.

― В пьяном.

― Что я делаю или не делаю, это не твое дело.

― Это когда я знаю, что это не ты.

― Ты меня не знаешь. ― Он рванул прочь, направляясь на кухню, когда за ним последовала нить клубничного запаха вместе со следом грязи от его ботинок. ― Если бы ты знала меня, то убежала бы от меня, ― его голос стал хриплым. ― Тебе надо бежать. Пожалуйста, боже. Беги.

Я сжала руки в кулаки и побежала.

― Я не убегаю, Гил. Я собираюсь помочь тебе.

― Ты не можешь.

― Дай мне попробовать.

Он потянулся за бутылкой водки, но я опередила его.

― Не надо. ― Я держала ее на расстоянии вытянутой руки. ― Алкоголь не сможет вылечить твои проблемы.

Его лицо исказилось.

― Но это может заглушить боль.

― Нет, ― печально ответила я. ― Это только усиливает ее, когда он выветрится.

― Отсрочка ― стоит того. ― Гил покачнулся, когда набросился на меня, прижимая меня к кухонной скамье, пытаясь дотянуться до бутылки за моей спиной.

Я резко вздохнула, когда воздух трещал, как всегда, когда мы касались друг друга.

Он напрягся.

Внешний мир исчез.

Его взгляд в мгновение ока переместился с бутылки на мои губы, заключая меня в ад другого типа.

Я перестала дышать, когда его взгляд потемнел, скрывая любые уязвимые места и секреты, превращая его в злого, пьяного незнакомца.

Незнакомец, чьи ноздри раздулись, а руки опустились по обе стороны от моих бедер, поймав меня в ловушку, в то время как его тело неприлично прижималось к моему.

― Гил…

― Не надо. ― Он быстро покачал головой, его губы скривились в гримасе.

Я вздрогнула, когда он наклонил голову и уткнулся носом мне в шею. То, как мы подходили друг другу, то, как он инстинктивно знал, что заставляло меня распасться, говорило о том, что мы делали это тысячу раз. Как будто это было приемлемо, нормально, реально.

Бутылка с грохотом выпала из моих пальцев, ударившись о плитку и расплескав хрустальный ликер у наших ног.

Гил не остановился.

Его пальцы впились в мои бедра, притягивая меня к себе. Его зубы задели мою шею, и мир вспыхнул огнем.

Я застонала, когда он укусил меня.

Я растаяла, когда его язык лизнул мою шею, а его бедра вдавливались в мои.

― Блядь, О… ― Его язык стал его губами, целуя меня, украшая меня укусами и поклонением, пока он прокладывал себе путь от моего горла к ключице. Я вздрогнула, когда Гил обнажил зубы и укусил меня сильнее, заставляя меня таять.

Мои руки погрузились в его волосы, погружаясь глубоко.

Он был не единственным пьяным.

Внезапно в голове у меня все поплыло. Мой разум отключился. Сам мой химический состав одурманил меня.

Я должна оттолкнуть его и убежать.

Должна помнить, что он сделал со мной, когда я была здесь в последний раз.

Должна закричать и сказать ему, чтобы он остановился.

Я не могла остановиться.

Не могла остановить то, о чем так долго мечтала. Даже если это была самая большая ошибка в моей жизни.

Его руки карабкались по моему телу ― тяжелые и опасные. Его прикосновение не было нежным или добрым, когда он провел большими пальцами по моим соскам и захватил мою челюсть обеими руками.

Отстранившись, Гил моргнул затуманенными водкой глазами.

― Скажи мне остановиться.

Я облизнула губы, умоляя здравый смысл ответить ему, но ответила только похоть.

― Я не могу.

Он зажмурился, его лицо превратилось в измученную маску.

― Ты должна. ― Я кивнула в его объятьях.

― Я должна.

― Но… ты этого не сделаешь. ― Его глаза снова встретились с моими, страдание и разбитое сердце смешались в морозной зелени.

― Нет. ― Я вырывалась из его объятий, выгибая подбородок, давая ему полное разрешение поцеловать меня.

Мой пульс стучал в ушах, подстраиваясь под барабанную дробь его пульса на шее. Мы стояли там, разрываясь от химии и утопая в нужде, мы оба были в отчаянии, но так боялись.

Были вещи, которые мы должны были сказать. Правила, которые должны обсудить. Будущее, которое должны защищать.

Но с алкоголем, крадущим его силу, и желанием, крадущим мою, мы оба были разрушены.

― Бля, ― простонал он. Его губы опустились на мои. Внезапно и стремительно, резко и греховно.

Мои глаза закрылись, когда наши губы ударили друг друга, наши тела стали ломаться под голодом, быстро поглощающим нас. Мы играли в опасную игру, когда были моложе. Мы отреклись от самих себя. Влюбились друг в друга и позволили жизни разлучить нас, даже не потакая себе.

Мы собирались заплатить цену этой войны.

Гил вцепился кулаком в мои волосы, дернул мою голову назад, согнув меня до боли, когда поцеловал меня глубоко. Его язык раздвинул мои губы, погружаясь в мой рот, овладевая мной.

Я не могла освободиться.

Моим единственным вариантом было широко раскрыться и позволить его языку овладеть моим. Поцелуй был взрывным, как чистый динамит. Наши языки были спичками, зажигающими огонь, обжигающими каждый нейрон.

Он толкнулся ко мне, вдавливая мою спину в скамью.

Я извивалась, когда мои пальцы вцепились в его затылок, держась и погружаясь глубоко одновременно.

Каждый взмах его языка лизал мой живот. Моя плоть распухла. Моя кровь закипела. Каждая часть меня становилась тяжелой и требовательной.

Гил вполз в меня, почти сломав меня пополам, когда держал меня сзади за шею и целовал так сильно, что я изо всех сил пыталась дышать.

Мне не нужен был кислород.

Я поцеловала его в ответ. Насилие за насилие. Мое тело превратилось в ноющее месиво, дрожащее и больное от невыносимой потребности иметь его внутри себя.

Наша страсть была молниеносной.

Вспышка энергии, которая превратила нас в животных.

Оторвав меня от кухонной скамьи, Гил, спотыкаясь, направился к дивану, держа меня на руках. Он качнулся в сторону, опуская меня на ноги. Мы не добрались до мебели.

Мы обвились друг вокруг друга, балансируя в нашем пьяном, пропитанном похотью мире. Наши губы нашли друг друга в очередном маниакальном поцелуе, от которого мои глаза закатились, а сердце сжалось.

У меня никогда не было такой сумасшедшей связи с кем-то.

Никогда не хотела причинить кому-то боль так сильно, как хотела любить их.

Его пальцы почесали мой затылок, когда он крепко обнял меня и глубоко поцеловал.

Целовал меня и целовал.

Делал это так, как будто компенсируя все те моменты, когда не целовал меня в прошлом.

Мои губы горели. У меня болел язык. И мое тело ревновало.

Оно хотело его везде, а не только на моих губах.

Гил упал на колени.

Секунду я не могла понять, что произошло. Мои губы горели и стали холодными. Но затем из них вырвался громкий стон, когда он нащупал молнию на моей юбке, сорвав ее к моим ногам.

Прохладный воздух лизнул мой пояс с подвязками и чулки. Приняв душ, я надела свежую офисную одежду. Я по глупости не хотела, чтобы он знал, что я была дома, хотя должна была прийти сюда прямо с работы.

Возможно, если бы пришла сюда сразу, он не был бы пьян.

Может быть, если бы я не медлила, то могла бы избавить его от новой боли, которую он испытывал.

Я подвела его.

Гил откинулся на пятки, его глаза были горячими и черными от нескрываемой похоти.

― Ты убиваешь меня, О. ― Его рука дрожала, когда он провел пальцем прямо по моей киске, одетой в нижнее белье. ― Убиваешь меня.

У меня подкосились ноги.

Гил поймал меня, повалил на пол, положил на спину, когда я сбросила юбку с лодыжек.

Он не спрашивал разрешения, когда сбил мое тело и опустился на колени между моих раздвинутых ног. Его челюсть сжалась, когда он стянул мои трусики и бросил их через плечо.

Мои щеки вспыхнули, когда его взгляд остановился на моей наготе. Ту часть меня, которую он никогда не видел, никогда не касался, никогда не пробовал на вкус.

И мне не было стыдно, когда я раздвинула ноги еще шире, выгнув спину, умоляя его закончить то, что он начал.

Его брови сошлись на переносице. Он с трудом сглотнул и покачал головой, словно пытаясь убедить себя, что это не сон. Это было по-настоящему. Так, так реально.

Не говоря ни слова, он склонился надо мной и прильнул ртом к моей разгоряченной киске.

Я потеряла себя.

Моя голова уперлась в пол, когда я извивалась под его языком.

В нем не было ничего медлительного или неуверенного.

Гил лизнул меня так, словно мог проснуться в любую секунду. Он раздвинул мои складки и погрузил свой язык в меня, как будто владел этой частью меня всю свою жизнь.

Каждое нервное окончание воспламенилось. Каждая клеточка выстрелила вниз по моему телу и собралась на моем клиторе. И когда зубы Гила нашли меня, кусая за самую суть с тонко завуалированным наказанием, никакой другой части меня не существовало.

― О боже! ― Я извивалась, когда Гил уткнулся в меня носом. Облизывая и покусывая, дикий звук собственности рокотал в глубине его горла.

Его пальцы пробирались вверх по внутренней стороне моего бедра, находя мой жар, а затем вгоняя один глубоко в меня.

Я выгнулась от пола.

Его свободная рука опустилась на мой живот, прижимая меня, когда его язык закружился, а палец загнул с наслаждением. Стон вырвался из его груди, когда он прикусил мой клитор, вдыхая и посасывая.

Гил не дал мне времени привыкнуть или смириться.

Он просто взял.

― Ты знаешь, как долго я хотел это сделать? ― Его голос был густым и насыщенным, бархатным и гладкий.

Я покрылась мурашками, когда его один палец превратился в два. Оба въехали в меня так далеко, как только могли. Его рука на моем животе переместилась, чтобы зарыться под мою задницу, приподнимая меня, сильнее прижимая мою киску к своему рту. Его язык боролся, чтобы войти в меня, в то время как его пальцы толкались с одержимостью, которая делала все остальное несущественным.

Мое тело откликнулось. Как это могло быть иначе? Мой желудок скрутило, сердце забилось быстрее, и мое ядро пригласило вторжение Гила капельками шелковистого желания.

Мне было все равно, что он был покрыт краской и грязью.

Мне было все равно, что это была ужасная, ужасная идея.

Все, что меня волновало, ― было именно это.

― Так много раз, ― простонал Гил, слизывая мою влагу. Его пальцы продолжали поглаживать, посылая ударные волны через каждую конечность. ― Так много ебаных раз я хотел тебя.

Я задыхалась, когда смесь меня и его слюны щекотала внутреннюю сторону моих бедер.

Я не могла ответить, слишком захваченная его нападением.

― Олин… ― Другой палец присоединился к его двум, растягивая меня, погружаясь глубоко.

Я плакала от блаженства, когда он качал рукой, его зубы наказывали мой клитор. Мое сердце бешено забилось; земля больше не казалась твердой. Все, чего я хотела, ― это упасть в него, на него.

Я хотела его член внутри меня.

Дергая его за плечи, я умоляла:

― Гил… сейчас. Ты мне нужен. Сейчас. ― Его пылающие яростью глаза встретились с моими. Его рот остался на моей киске, его пальцы внутри моего тела. Грязь покрывала его скулу, синяк затенял висок.

Его пристальный взгляд удерживал меня в плену, пока он выгибал пальцы и сильно сосал меня. Болезненное, восхитительное начало оргазма закипело в моем животе.

Я прикусила губу, борясь с этим.

Но Гил беспощадно улыбнулся и вонзил пальцы глубже. Его дыхание было хриплым, когда мы не отрывали друг от друга взгляда. Он выглядел диким и неукротимым, совершенно помешанным на сексе.

И я не могла остановить это.

Я не могла удержаться на острие ножа. Не тогда, когда он смотрел на меня. Не с его прикосновениями внутри меня.

Я сдалась, бросившись головой вперед в рикошетные полосы удовольствия.

Я закричала, когда он разорвал меня на части.

С каждой волной Гил сосал меня все сильнее, толкая пальцы, посылая меня выше, добавляя блаженства. Его сила эхом отдавалась у меня в зубах, лишала зрения и искажала дыхание.

На последнем импульсе освобождения Гил взлетел вверх по моему телу. Его рот блестел от облизывания меня, губы распухли от жара. Он поцеловал меня, с силой ударив головой об пол.

Я поцеловала его в ответ, расслабленная и потерянная, купаясь в толчках.

― Я скучал по тебе, ― Он поцеловал меня глубже. ― Скучал по тебе каждый чертов день.

Мои глаза широко распахнулись.

Я вырвалась из его поцелуя, даже когда его пальцы снова вошли в меня, наказывая сверхчувствительные нервы.

Я всмотрелась в его лицо, но его глаза держали барьеры, удерживая его демонов. Его губы скривились, как будто он не собирался говорить такие уязвимые вещи, пока его пальцы доминировали надо мной.

Гил снова поцеловал меня, его губы сильно сжались, даря чувственную привязанность, наслоенную темными осложнениями.

Он не просто поцеловал меня.

Он влил преданность и горечь в мое горло. Окутал нас историей, даже разбивая вдребезги время, которое нас разделяло.

― Почему ты ушел? ― прошептала я. Вопрос был адресован молодой Олин. Той, которая была так счастлива, а потом так убита горем из-за мальчика, который сказал, что любит ее.

Его прерывистое дыхание заставило мое сердце реветь, и тот же голод, с которым он напал на меня, засел противно и нуждался в моих венах. Не имело значения, почему он ушел. Только то, что он делал.

Старый гнев и агония поднялись, и мои ногти царапнули его спину, схватив край его толстовки и потянув ее вверх по его телу.

Я дрожала от непреодолимой необходимости закончить это. Чтобы Гил был голым и приклеенным ко мне, в то время как он забирал все, что всегда принадлежало ему.

― Убери, ― прошипела я. ― Мне нужно это снять.

Мысли метались в глазах Гила, совершенно запутанные и неразборчивые. Почему я не могу понять его? Почему не могла узнать его секреты, пока он лежал в моих объятиях?

Его пальцы оторвались от моего тела, когда он поднялся на ноги. Гил стоял надо мной, его кровь все еще плавала от алкоголя, его одежда все еще была грязной. Не говоря ни слова, он сорвал с себя толстовку, снял футболку и расстегнул джинсы, одновременно сбрасывая ботинки.

Он не терял времени, сбрасывая предметы, как будто они были помехой, которую он хотел сжечь. Его испачканные краской ботинки застучали по дивану, когда молния расстегнулась, а джинсы сорвались с ног.

Я медленно села, дрожащими пальцами расстегивая блузку.

Я не могла моргнуть, впитывая его.

Прошла целая жизнь, прежде чем я увидела его обнаженную грудь, и с тех пор он изменился. Он покрылся рельефом и тенями, его живот был плоским и красивым. У него было не так уж много волос; просто брызги между грудными мышцами и темная линия, исчезающая в его черных боксерах, но не совершенство его тела очаровало меня.

Все дело в ранах.

Старые шрамы, новые синяки, старые раны и свежие порезы.

Гил выглядел так, словно прошел сквозь время и покинул поле боя. Его глаза соответствовали иллюзии, тяжелые от печали и сложный от раскаяния.

Мое сердце заколотилось, желая защитить его, в то же время желая поклониться ему.

Поднявшись на колени, я потянулась назад и расстегнула лифчик. Гил застонал, когда я отбросила кружево, открываясь ему. Он видел мою грудь. Он нарисовал мои соски и подкрасил мне декольте.

И все же то, как он смотрел на меня, заставляло меня чувствовать себя самым могущественным существом в мире.

Потирая рот, Гил покачал головой, как будто все еще не мог поверить, что это было на самом деле. Его рука опустилась на член. Прикусив губу, он сжал свою эрекцию, гордый и заключенный в нижнее белье.

― Я мечтал об этом, ты знала? Я столько раз мечтал трахнуть тебя.

Я не двигалась, тяжело дыша, когда его большие пальцы зацепились за боксеры и стянули их вниз.

Его рот скривился от сожаления.

― Мне снились кошмары о том, как я теряю тебя… Ненавижу себя за то, что ушел.

Мое тело вспыхнуло горячим желанием.

― Тебе не нужно было уходить.

― Я сделал это. ― Он опустил голову, когда его член вырвался на свободу, твердый и длинный.

― Это не имеет значения. Теперь мы вместе.

― Нас не может быть. ― Его голос дрогнул. ― Я не должен этого делать. У меня, блядь, должно хватить сил не делать этого.

― Может, ты и прав. ― Я сглотнула. ― Но у тебя нет выбора. У нас нет выбора. ― Еще один оргазм закручивался, горячий и влажный, только при виде раздевающегося Гила. Его ненужные боксеры соскользнули до лодыжек, только чтобы быть отброшенными, и чтобы присоединиться к его ботинкам и носкам.

Долгое мгновение он не двигался. Как будто боялся, что я осужу его и не захочу.

Меня охватил ужас, что он остановит это. Что какой бы свободы Гил ни обрел благодаря алкоголю, нам недостаточно, чтобы покончить с этим.

Но затем он сократил расстояние между нами. Два быстрых, решительных шага, даже когда осуждение нарисовало его лицо.

― Черт, я хочу тебя. ― Он наклонился и захватил мои щеки, целуя меня.

Вместо того чтобы принять поцелуй, я оторвала свое лицо. Моя рука дрожала, когда я потянулась к его члену и притянула его ближе.

Гил хмыкнул и наткнулся на меня.

Его рот открылся, чтобы заговорить.

Но было уже слишком поздно.

Его бархатистый жар был спусковым крючком для моего самоконтроля.

Мои губы обхватили его кончик. Я села повыше на колени, сжимая его горячую длину рукой. Мои пальцы сжались крепко и неумолимо, не спрашивая разрешения — точно так же, как он сделал со мной.

Гил владел мной. Попробовал меня на вкус. Контролировал меня.

Теперь моя очередь.

Мои глаза скользили по бороздам и холмам его живота, пока я не встретилась с ним взглядом. Гил вздрогнул, когда я толкнула его в рот. Зимний мороз в его глазах вспыхнул, как лесной пожар, намекая, что то, что я приняла за раздражение и гнев, на самом деле было жестко обузданной потребностью.

Он прятался за железной волей.

Не поддавался побуждениям, которые били его, пытаясь подчинить ― побуждениям между нами. Побуждения, которые всегда были там, несмотря на наш характер.

Я снова погладила его, глубоко посасывая.

Его голова откинулась назад, и его пальцы запутались в моих волосах. Он не просто держал меня крепко, он потянул меня вперед, вдавливая все больше своего члена в мой рот.

Все внутри задрожало. Моя влажность была бы неловкой, если бы я не знала, что Гил хотел меня так же сильно, как я хотела его. Я знала это по напряжению в его мышцах, по стону в груди, по ярости в его пальцах.

Я открылась шире, посасывая его объем. Мой язык скользнул под него, когда мои пальцы обвились вокруг.

Я осмелилась поскрести зубами по чувствительной плоти, проверяя его.

Гил толкнулся в меня, откидывая мое тело назад. Слезы наполнили мои глаза, когда его дикое ворчание заставило мои внутренности сжаться от пустоты.

Сосание его члена заставляло меня чувствовать себя сильной. Но я нуждалась в нем внутри себя. Иначе сойду с ума и никогда больше не смогу функционировать.

Сжав ноги вместе, я покачала головой, когда моя разгоряченная плоть заставила меня застонать. Моя челюсть болела от его размера, слюна стекала из уголка моего рта, когда я продолжала поклоняться ему.

― Блядь… ― Гил толкнулся сильнее, когда отчаянное желание кончить сжало его бедра, и соленый вкус освобождения стал сильнее. Он потянул меня за волосы, его глаза были плотно закрыты, а его член предупреждающе зашевелился.

Я хотела заставить его распадаться. Кончить, чтобы у меня был хоть какой-то шанс понять его. Я ринулась ублажать его, засасывая еще глубже. Крепко сжав губы, поглаживала его, в массировала слюну в его жар.

Гил ахнул, отшатнувшись, когда его задница сжалась под моей свободной рукой.

― Прекрати. Черт. ― Он схватил свой член, прижимая большой палец к кончику, как будто делал все возможное, чтобы предотвратить оргазм.

Его глаза крепко зажмурились, а тело содрогнулось. Он склонился надо мной, тяжело дыша и напряженный.

Я ждала.

Боролась с желанием погладить себя и облегчить пульсирующее второе освобождение. Изо всех сил старалась не быть поглощенной самим образом голого Гила с его членом в руке.

Время странно тикало, мое сердцебиение прерывалось, когда Гил медленно выпрямился и возвышался надо мной. Его лицо было в ярости, глаза сверкали, член торчал из его великолепно поврежденного тела.

Я хотела запечатлеть этот момент. Чтобы запомнить это навсегда.

Потому что кто знает, увижу ли я его когда-нибудь таким снова.

Моя рука сама по себе переместилась между ног. Я застонала, когда коснулась себя, дразня пульсирующую потребность в большем.

Внимание Гила переключилось на мое лицо. Его лоб нахмурился, а грудь поднялась и опустилась.

― Господи, ты действительно хочешь, чтобы я умер.

Я облизнула губы.

― Ты мне нужен.

Наши глаза встретились, и порочность секса сменилась нежностью любви. Гил напрягся. Затем покачал головой. Он выглядел так, словно скорее вырвал бы себе сердце, чем прикоснулся ко мне в гневе.

Но затем тучи снова сгустились, толкая его в темноту, ― место защиты от боли.

Что бы это ни было, это не было занятием любовью.

Здесь было темнее.

Гил проглотил нежные слова и набросился на меня.

― Встань на четвереньки. ― Рухнув на колени, он развернул меня, пока я не уперлась в четыре точки. Он намеренно отвернулся, чтобы не видеть, как мне не все равно. Не нужно было бороться с нескончаемой связью, которую мы разделяли.

Я поняла.

Я согласилась.

Я хотела.

Его руки ласкали мой позвоночник и задницу, массируя меня, раздвигая меня. Его прикосновение скользнуло по моей татуировке и шрамам.

― Эти чертовы чернила. Эти ужасные шрамы. ― Его пьянящий стон заставил меня вздрогнуть, когда он провел носом по моей спине. — Думать о том, что тебе больно… ― Его зубы сжались, заставляя замолчать все, что он хотел сказать.

Его пальцы продолжали гладить мою татуировку, пробегая по совиному оперенью и страусовым перьям. Его прикосновение не было нежным, скорее, как огненное клеймо, сдирающее с меня кожу заживо.

― Ты не в безопасности со мной, ― прошипел он. ― Я подвергаю тебя опасности. ―

Мои зубы оскалились в отчаянии, откидываясь назад в его контроль.

― Мне все равно.

― Мне не все равно.

― Просто закончи это, Гил. ― Стиснув все тело, заставила себя умолять. ― Пожалуйста.

― Скажи мне остановиться. ― Его дыхание обжигало мою спину, когда он встал позади меня. ― Пожалуйста, боже, скажи мне остановиться. ― Его бедра встретились с моими. Его жар обжег меня. Его член прижался к моей заднице, когда он схватил меня за бедра и провел своей длиной по моей щелке. ― Скажи мне. Блядь, скажи мне. ― Я наклонила голову. И вонзила пальцы в пол, качаясь назад в него.

― Не буду.

― У меня нет презерватива

― Я принимаю таблетки. ― Гил выругался себе под нос. ― Я ни с кем не была… очень давно. ― Мое сердце сжалось.

― И я тоже. Я… не буду подвергать тебя риску. ― Его зубы жевали слова, как будто разговор становился все труднее и труднее.

― Я тоже. ― Я снова покачнулась, задыхаясь от искушения, что он так близок к тому, чтобы взять меня.

― Утром ты пожалеешь об этом. ― Он застонал, отстраняясь и выравнивая свой член с моим входом. ― Я пытался предупредить тебя. Жаль, что ты, блядь, не слушала.

Гил сделал выпад.

И вошел в меня.

Он разделил меня надвое, осудил, поглотил, погрузился глубоко, глубоко в меня.

Мои руки подогнулись от всепоглощающей эйфории от того, что Гилберт Кларк ― мальчик, о котором я мечтала, плакала, которого хотела и в котором нуждалась, ― наконец-то заполнил меня, как он был рожден для этого.

Мир вращался вокруг своей оси, смешивая цвета, истекая кровью будущего, швыряя нас вместе.

Гил зарычал, когда отстранился и снова сделал выпад.

― Почему ты должна чувствоваться так хорошо? ― Он загнал себя так глубоко, как только мог. Его голос сменил человеческий на чудовищный. ― Какого хрена тебе понадобилось возвращаться в мою жизнь?

Мой язык был слишком запутан и бесполезен для слов. Я была не более чем грехом и ощущением, оседлав его, искушая, поощряя игнорировать границы и разрывать меня на части.

Мне нужно было, чтобы он трахнул меня.

По-настоящему, агрессивно трахни меня.

Гил отстранился, затем толкнулся в меня так сильно, что я рванулась вперед. Сладкое блаженство от того, что в меня вошел он, расширилось и послало еще один луч к оргазму, нарастающему в моей

― Не могу поверить, что я внутри тебя, ― проворчал Гил. Входя в меня, он задавал карающий темп. Он уничтожил все пространство между нами, его бедра напряглись и ударялись о мои с каждым ударом. ― Не могу поверить, что ты здесь. Со мной.

Мой пульс взлетел ввысь, когда я выгнула спину, давая ему беспрепятственный доступ.

― Бля, не надо. ― Он склонился надо мной, кусая меня за плечо, вонзая в меня каждый дюйм. Разбитое отчаяние в его голосе смешалось с затаенным изумлением. Как будто он провел всю свою жизнь, как и я, пытаясь понять навязчивую связь между нами.

Все прошло мимо подростковой влюбленности. Она выросла, даже находясь в разлуке.

Никакие слова не могли описать нашу странную связь. Никакой здравый смысл не мог понять, почему я чувствовала к нему то, что чувствовала, но хотела, чтобы он использовал меня полностью.

Пальцы Гила скользнули мне между ног.

― Святая матерь… ― простонала я, когда его прикосновение усилило давление внутри, душа меня, причиняя боль, чтобы я отпустила.

Я откинула свою задницу назад, вгоняя его так глубоко, что его кончик ударил меня в шейку, и мы оба застонали, как животные.

Я не узнавала себя.

Не узнавала его.

Все, что я знала, так это то, что должна была прийти. Снова. Сейчас. Немедленно.

Гил схватил меня за бедра, подтягивая выше, чтобы мог толкаться под другим углом. Каждый раз он бил меня самым совершенным, пронзительным образом.

Я вздрогнула, не в силах этого вынести.

― Гил. Боже…

― Не двигайся. ― Он тянул меня назад каждый раз, когда нырял вперед. Нет места. Никакой нежности. ― Я собираюсь трахнуть тебя, ты понимаешь?

Мои глаза закатились от капающей темноты в его тоне.

― Я собираюсь трахнуть тебя, а потом ты выйдешь за эту дверь и никогда не вернешься. ― Кружево алкоголя в его тоне не было невнятным, но добавило жестокости, которая только подлила еще больше огня в мою и без того кровоточащую потребность.

― Это первый и единственный раз. ― Его голос был возбуждающим, когда он склонился надо мной, прижимая меня к полу, в то время как его бедра работали сильно и быстро. ― Единственный. ― Его лоб ударился о мой позвоночник, как будто убеждая себя, что мы можем уйти после этого. ― Только один раз. Вот и все, что может быть.

Его ногти оставили следы на моей плоти, когда он попытался приблизиться. Его собственные слова повергли его в еще большую агрессию.

Я не стала утруждать себя ответом. А сосредоточилась на том, чтобы вцепиться в пол и отдать все, что у меня было.

― Господи Иисусе. ― Гил обхватил рукой мои распущенные волосы, собрав их в беспорядочный хвост. Он врезался в меня, оставаясь верным своему слову использовать меня.

Рывком он дернул мою голову назад, выгибая позвоночник, с ревом погружаясь в меня.

Глубоко.

Жестко.

Зверское обладание.

Я открыла рот, чтобы закричать, но он зажал меня рукой, оседлав, сдерживая мои крики.

― Тихо. Он не должен знать, что ты снова здесь.

Гил сделал быстрый и доминирующий выпад.

Я не знала этого Гила. Никаких следов подростка не существовало. Этот человек был смертельно опасен, и я кончила из-за него. Вышла за пределы человеческой формы и почувствовала его на диком уровне. Не было ни начала, ни конца. Ни выбора, ни вывода. Мой оргазм больше нельзя было отрицать, пробираясь вверх по животу к позвоночнику и зубам. Кружащееся, извивающееся предупреждение было моим единственным намеком, прежде чем я разбилась вдребезги.

Я сгорала от удовольствия.

Погрузилась в пульсацию.

Все мое тело сжалось и растаяло.

Гил последовал за мной.

Его толчки стали неглубокими и быстрыми, погружаясь в меня с целеустремленной целью.

Он кончил с невыносимым шумом душевной боли и страдания, от которого у меня на глазах выступили слезы. Его освобождение длилось некоторое время, обдавая меня жаром.

Его тело дергалось и дергалось, дыхание было коротким и резким.

Медленно наш туман отступил, возвращая нас обратно в жизнь. Мои колени кричали, запястья ревели, а член Гила все еще пульсировал во мне от оргазма.

Кусочек за кусочком, клетка за клеткой, мы возвращались в наши тела, и холод окутал меня, когда Гил вышел и встал.

Он споткнулся, как будто водка в его организме вернулась в полную силу, сделав его пьянее, чем раньше. Он даже не потрудился поднять с пола свою одежду. Просто голый вошел на кухню.

Там Гил рывком открыл шкаф и сорвал с полки стакан. Он налил себе выпить из другой бутылки водки, украденной из кладовки. Только после того, как выпил ликер в горло, он посмотрел на меня, сидящую растрепанную и использованную на его полу.

Наши взгляды встретились.

Наши души попрощались.

Я сдержала слезы, когда он сказал:

― Одевайся. Я провожу тебя.