Олин
— Наши дни —
Я поймала глаза Джастина, когда снова бросила взгляд на часы на кухне.
1:13 ночи.
А Гила все еще не было.
Я слабо улыбнулась Джастину и поглубже зарылась в одеяло, лежащее на диване. И изо всех сил старалась сосредоточиться на шоу, которое мы притворялись, что смотрим, но не могла перестать волноваться.
Мой телефон лежал рядом со мной. Он молчал и не показывал новых сообщений. Всякий раз, когда я пыталась позвонить Гилу — а я звонила довольно много раз, — ни один из вызовов не был принят.
— Я уверен, что с ним все в порядке, — пробормотал Джастин, его голос был громким для моего перенапряженного слуха.
— Ага.
Я кивнула, проводя рукой по вымытым и высушенным волосам. Мои пижамные штаны и толстовка сохранили тепло и уют после того, как зеленая краска для тела стекла в канализацию.
Принимать душ в комнате Гила без него было неправильно.
Принять душ в том же месте, где он поцеловал меня и не мог остановиться, заставляло мое сердце сжиматься, а беспокойство усиливаться, по мере того как Гил не возвращался домой.
Я скучала по нему.
Он был мне нужен.
Я волновалась.
Я не сказала Джастину, что его забрала полиция. Не сказала ему ничего из этого.
Мы ограничились светской беседой и заняли себя приготовлением тостов с самым необходимым из кухни Гила на ужин — никто из нас не хотел уходить, на тот случай, если Гил вернется.
— Тебе необязательно оставаться. — Я подавила зевок, снова посмотрев на часы.
Джастин вытянул руки над головой, его позвоночник искривился от долгого сидения.
— Если ты в опасности, я не оставлю тебя, пока не вернется Гил.
— Но разве у тебя нет никого, кто бы скучал по тебе дома?
Он тихо вздохнул.
— Нет. К сожалению, уже давно нет.
— Что случилось? — Я покраснела. — Я не хочу лезть не в свое дело…
— Все в порядке. Ее звали Коллин. Мы встречались, но потом она решила, что я ей не нравлюсь настолько, чтобы оставаться рядом, и съехала.
Я ссутулилась от сочувствия.
— Мне жаль.
Он потер лицо обеими руками, а затем усмехнулся.
— Не переживай. Мы не подходили друг другу".
— Я уверена, что ты найдешь кого-то, кто подойдет.
Джастин кивнул.
— Я знаю. Так же, как и ты снова нашла Гила.
Я закуталась в свои одеяла.
— Я не знаю, подходим ли мы друг другу. К тому же, мы снова встретились совершенно случайно.
— Случайность… судьба. — Он пожал плечами. — У случайности много имен. Но это не отменяет того факта, что в вас двоих есть что-то особенное, когда вы вместе.
Некоторое время я молчала. Мои мысли вернулись в прошлое, когда Гил исчез без объяснения причин. Как он обидел меня сильнее, чем кто-либо другой. Как я слепо прощала его за все это.
На прошлой неделе я ходила по собеседованиям в одиночестве. Теперь сгорала от беспокойства, ожидая, как нежеланная жена, мужчину, который сказал, что никогда не будет моим.
Я вздохнула.
— Особенные или нет, но в первый раз ничего не вышло. Нечего и говорить, что второй шанс не закончится тем же.
На мгновение воцарилось молчание, пока Джастин смотрел телевизор.
— Он когда-нибудь говорил тебе, почему ушел?
Каждый мускул застыл от предельного внимания.
— Нет. А ты знаешь, почему?
Неужели я наконец-то получу ответ? Неужели многолетние вопросы будут решены прямо здесь, прямо сейчас?
Джастин грустно улыбнулся.
— Нет.
— Но ты что-то знаешь?
— Не совсем.
— Он ничего не сказал, когда вы начали общаться?
Джастин фыркнул.
— Мы не совсем тусуемся.
— А что вы тогда делаете?
— Я рядом. Вот и все.
— Для чего?
— Для всего, что ему нужно. — Джастин встал. Взяв свой пустой стакан с журнального столика, он пошел наполнить его водой на кухню.
— Он помогает тебе так же? — спросила я.
Звук льющейся воды заполнил пространство, когда Джастин ответил:
— Он прикрывает меня. Да.
— Как ты думаешь, что он скрывает?
Джастин прищурил глаза, возвращаясь к дивану и садясь.
— Не совсем мое дело.
— Но ты задавался этим вопросом.
— Задавался.
— Есть идеи?
Джастин вздохнул.
— Я думаю, ты должна спросить его, если ты…
— Он не скажет мне. Так же, как он не сказал тебе.
— Это правда. — Он отпил воды и поставил стакан на журнальный столик. — Я предполагаю, что это что-то серьезное. Как написал тебе в мессенджере, в его прошлом есть что-то, что испортило его. Он все еще испорчен.
— Испортился в каком смысле?
— В самом худшем из возможных.
Мурашки разбежались по моим рукам.
— И что это значит?
— Это значит заткнуться и перестать обсуждать мои проблемы. — Резкий рык заставил меня повернуть голову к двери.
Гил стоял на пороге, скрестив руки, с убийственным выражением лица.
Джастин вскочил на ноги.
— Эй, приятель. Где, черт возьми, ты был?
Его челюсти были крепко сжаты, пока Гил пытался сдержать усталость и самообладание, чтобы ответить вежливо. Он сдался, его огненно-зеленые глаза встретились с моими.
— Тусовался со старыми друзьями, Олин?
Гнев всколыхнулся, подняв меня на ноги.
— Не смей.
Он закатил глаза и ворвался в кухню.
— Убирайтесь. Вы оба.
Джастин повернулся на месте, преследуя его взглядом.
— Что с тобой случилось? Почему ты такой грязный?
Пока Гил рылся в шкафу, мое внимание больше не было заложником его взгляда, что дало мне возможность изучить его.
На нем все еще была одежда, забрызганная краской с утра, но выглядел он так, словно прополз через живую изгородь, взобрался на гору и пробирался через лес. Грязь заляпала его футболку и джинсы, украсила его руки и ладони, прилипла к его ботинкам, оставляя следы от его шагов.
Меня охватило чувство дежавю.
Гил был таким же грязным в ту ночь, когда мы занимались сексом в первый раз. Он был избит, окровавлен и пьян.
На этот раз он не напился.
Я заговорила слишком быстро, когда Гил нашел то, что хотел, и демонстративно повернулся к нам лицом. Непочатая бутылка водки висела в его кулаке. Со смертоносным видом он отвинтил крышку и глотнул прямо из горла.
Когда Гил откинул голову назад, стали видны невидимые повреждения. Порез прошел по линии челюсти. На ключице расцвел синяк. По линии роста волос запеклась струйка крови.
Черт.
Встав, я бросила одеяло на диван и двинулась к нему.
— Дай мне бутылку, Гил.
Он зарычал, как дикий зверь. Его зубы были острыми и оскаленными. Глаза были дикими и затравленными.
— Уходи, Олин. Я не в настроении для компании.
— Она не может уйти, Кларк, — вмешался Джастин. — Сегодня ее чуть не похитили.
Гил замер.
— Что? — Он посмотрел на меня свирепым взглядом. — Что случилось?
— Он был в моей квартире. Когда я ушла, чтобы приехать сюда, за мной увязался черный фургон. — Холод поселился в моих костях, когда Гил сделал еще один здоровый глоток.
И еще один.
Его тело вибрировало от напряжения, но он не бросился защищать меня и не требовал знать каждую деталь. Он вел себя так, словно ему было все равно.
Как будто его процедура защиты была закончена. Что его потребность во мне исчерпана.
Я изо всех сил старалась сохранить ровный тон и не дрогнуть от внезапной грусти.
— Я пыталась дозвониться до тебя, Гил. Бесчисленное количество раз. Но ты не брал трубку, и мне больше некому было звонить… поэтому я попросила помощи у Джастина.
Он вытер рот тыльной стороной ладони.
— Да, хорошо. Я был не в духе.
— Я знаю. — Я бросила быстрый взгляд на Джастина. — Понимаю, почему ты не мог ответить с самого начала, но тебя не было всю ночь. Где ты был? — Мой голос смягчился от беспокойства. — Я не могла перестать думать о тебе. Я так волновалась.
Я рискнула проявить уязвимость.
Поставила на кон все, чтобы не смотреть на такое равнодушное, ледяное лицо.
Самообладание Гила смешалось с изнеможением, как будто мой знак заботы был слишком сильным. Его позвоночник искривился, и он потер глаза.
Холодность, которую я успела прочитать в его лице, превратилась в жидкое сожаление. Его глаза снова стали огненно-изумрудными, а тело стало мягким и заботливым.
Подойдя ко мне, он взял бутылку водки в одну руку, а другой обхватил мою щеку. Не обращая внимания на Джастина, он притянул меня к себе и поцеловал быстро и глубоко.
Я задохнулась от ласки. Задохнулась от потребности.
Он целовал меня так, словно был в нескольких секундах от того, чтобы убить меня или покончить с собой.
Его язык был приправлен острым алкоголем. Дыхание было слабым. Его энергия иссякла. И не от долгого дня работы над заказами, допросов в полиции и всего остального, чем он занимался, а от чего-то, что пожирало его заживо.
Что-то чудовищное, что истощало его душу, грызло его сердце и оставляло ему лишь остатки сил, чтобы выживать.
У меня дрожали руки от желания обнять его. Чтобы дать ему безопасную гавань, в которой он мог бы отдохнуть.
Но его поцелуй закончился так же быстро, как и начался, а глаза вспыхнули от ярости.
— Я просил тебя держаться подальше. Я умолял тебя. — Гил покачнулся назад и поднес бутылку к губам. Он выпил четыре больших глотка, а затем рассмеялся, холодно и душераздирающе. — Прости меня, Олин. За все. Но мне нужно, чтобы ты ушла. Я… я больше так не могу. Я не знаю, о чем, блядь, думал. — Он прищурил глаза на Джастина. — Береги ее, Миллер. Пожалуйста. — Засунув руку в карман, он подошел к двери, которая всегда была заперта рядом с его спальней, и вставил ключ.
Не сказав больше ни слова, он исчез в тропических лесах граффити и комнатах, полных секретов… вместе с алкоголем.
Дверь захлопнулась окончательно.
Я не шевелилась долгое мгновение.
Мои губы покалывало, а сердце дымилось от каждого слоя боли, которую только что впитал Гилберт. В своем поцелуе он поделился чем-то явно реальным и невыразимо сложным. Своим ртом он приказывал мне уйти, в то время как сам умолял меня остаться.
И теперь я разрывалась между всем этим.
Джастин опустил руку на мое плечо.
— Пошли, О. Давай уйдем.
Я почти сердито отпихнула его.
— Я не могу уйти, Джастин. — Повернувшись к нему лицом, я втянула воздух. Вдох, который мне понадобится для борьбы, которую я собиралась выдержать. — Я никуда не пойду. Не сегодня. — Слезы блестели на моих глазах, руки сжимались в кулаках. — Разве ты не видишь? Разве ты не понимаешь?
Джастин изучал мое лицо.
— Видишь что?
— Он ломается.
— Он хочет побыть один.
— Если я оставлю его одного сейчас, завтра он уже не будет прежним.
Джастин покачал головой.
— Знаю, я сказал, что у вас, ребята, есть что-то особенное, но… О. Сейчас не время пытаться помочь.
— Это идеальное время. Единственное время.
— Он не выйдет из этой комнаты трезвым.
— Я знаю.
— За все время, что я его знаю, он всегда держал эту дверь запертой. — Джастин бросил обеспокоенный взгляд на закрытую дверь. — Я не знаю, что там внутри. И думаю, что ты здесь не для того, чтобы это узнать.
— Я не боюсь его.
— Ты уверена в этом? — Он наклонился ближе. — Это ты спросила меня, способен ли он кого-то убить.
— Это была ошибка.
— Я за то, чтобы вы разобрались между собой, но брось, Олин. Очнись. Только потому, что ты вернулась в его жизнь на несколько дней, ты думаешь, что ты волшебная таблетка, которая его вылечит? — Джастин резко рассмеялся. — Я бы хотел, чтобы все было так просто. Но дело в том, что он не школьный проект, который ты должна исправить. Он не оценит, если ты останешься. И… я не думаю, что это безопасно. Он не убийца, но у него внутри что-то воюет — позволь ему бороться с этим самому.
Я скрестила руки, обняв себя за плечи.
— Да, потому что до сих пор этот метод работал так хорошо.
— Ты этого не знаешь. Он действительно делал что-то, кроме рисования и хандры в последнюю неделю… возможно, он справляется с…
— У него есть я. Вот почему. Я была здесь, помогая ему…
— Отвлекала его, ты имеешь в виду.
— Возможно, но разве это так уж плохо?
Джастин вздохнул, как будто наш спор истощил его.
— Слушай, уже поздно. У нас обоих есть своя жизнь, с которой мы должны разобраться утром. Давай переночуй у меня, где безопасно, и возвращайся завтра… когда он успеет остыть.
— Я не могу уйти.
— Нет, можешь. — Джастин ухмыльнулся почти жестоко. — Он оставил тебя довольно легко, насколько я помню. Ты просто отплатила за услугу.
Мое сердце споткнулось.
Я не ответила. Никогда не опускалась до бессмысленных насмешек или мелких ссор.
— Черт, прости. — Джастин протянул руку в знак извинения. — Я не хотел этого.
— Я знаю. — Моя кожа покрылась мурашками. — Но я думаю, тебе лучше уйти.
— Я не хочу уходить без тебя.
— Но ты уйдешь.
Он уставился на меня, потом на закрытую дверь, прищурил глаза, как будто мог видеть Гила и водку, которую тот сейчас заливал себе в глотку.
— Не делай этого, О.
— Пожалуйста, уходи.
— Мне неудобно оставлять тебя здесь одну с ним в его нынешнем состоянии.
— Это не твоя забота.
— Ты сделала это моей заботой, когда попросила меня о помощи! Я имею в виду, ты сегодня участвовал в погоне! Разве это ничего для тебя не значит? Беспокойся о себе, а не о нем. Если из-за него ты в опасности, то имеет смысл отстраниться от него, пока…
— Джастин… — Я подождала, пока его плечи ссутулятся. — Я ценю все твои советы и то, что ты сделал для меня. Правда, я тебе очень благодарна. И очень рада, что ты вернулся в мою жизнь, и я в большом долгу перед тобой, но… я не собираюсь просить тебя снова. — Гилберт уже однажды оттолкнул меня. Тогда ему это удалось, но в этот раз… он не сможет.
Он вздохнул.
— Что, если его исчезновение связано с тем парнем, который тебя преследует? Что, если этот беспорядок будет только ухудшаться, а Гил не сможет защитить тебя…
— Я не сомневаюсь, что это связано. — Я подняла подбородок. — И именно поэтому я остаюсь. Он слишком долго справлялся с этим в одиночку. Гил может кричать на меня, напиваться, причинять мне боль, снова кричать на меня и называть меня всеми возможными именами, но пока тот не скажет мне, что именно, черт возьми, происходит, я не уйду. Я заслуживаю знать. И должна получить ответы. И он собирается дать их мне. Сегодня вечером.
Наш спор зашел в тупик. Руки Джастина свободно свисали по бокам, его поражение было очевидным.
— Ты никогда не переставала любить его, не так ли?
Я напряглась.
— Что я знаю о любви? Я была подростком. Мы все были такими.
Он одарил меня удручающей улыбкой.
— Ты знала. — Отступив назад, Джастин взял свой черный пиджак с того места, где он бросил его на спинку дивана. — И я знал, даже когда мы встречались. Я надеюсь, что он заслуживает тебя, О. И действительно этого хочу. Надеюсь, что у него есть ответы, которые дадут тебе покой.
— Я тоже.
— Мой телефон всегда будет при мне. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я имею в виду все, что угодно, хорошо?
— Хорошо. — Я улыбнулась, не желая позволять ему уйти злым. — Еще раз спасибо, Джастин. Правда.
— Не за что. — Еще одним мрачным взглядом он отсалютовал мне, как будто я был призвана в бой. — Пожалуйста, будь в безопасности.
Я кивнула.
И Джастин ушел.
Оставил меня наедине с человеком, которому я не нужна.
И все потому, что я приказала ему это сделать.
Мурашки пробежали по моей коже, когда я подошла к закрытой двери. Тихо постучала костяшками пальцев, прижимаясь лбом к неподатливому дереву.
— Он ушел, Гил. Осталась только я.
Ни звука.
Ни шороха.
Ничего.
Я тяжело вздохнула и повернулась, чтобы прислониться к двери. Надо мной сидела сова, а в ручье у моих ног играла выдра. Граффити в тропическом лесу изо всех сил старались подделать ложь под правду… как и художник, который его создал.
— Ты ведь не только сегодня был в полиции?
Я оглядела его гостиную, ища подсказки к темной тайне, окружающей Гилберта Кларка.
Но ничего не было.
Так же, как не было ничего от Гила, забаррикадировавшегося в запертой комнате.
Сползая на пол, я обхватила руками колени.
— Мне кажется, тебе больно, Гил. — Я говорила шепотом. Слишком тихо для его ушей, чтобы он услышал за дверью. И почти слишком низко для моих.
Вместо этого я обратилась к его квартире — к голой кухне и бесплодной гостиной. И попросила тени помочь мне понять.
— Я думаю, ты впутался в нечто гораздо большее, чем ты или я. Думаю, ты очень долго с этим разбирался. Думаю…
Я тяжело сглотнула, когда слезы заблестели и вырвались из-под ресниц, скатываясь по щекам. Ужасное осознание всплыло в сознании. Ужасная связь между прошлым и настоящим.
— Я думаю… ты исчез из школы из-за того, что причиняет тебе боль сейчас. Думаю, ты скрывал секрет все эти годы, и он грызет тебя заживо. Думаю, что ты совсем один и в ловушке. И если я права, то не знаю, как смогу простить тебя за то, что ты не обратился ко мне. За то, что не доверял, что я достаточно сильна, чтобы помочь тебе. Я любила тебя. Я бы пережила с тобой любую бурю.
Мои слезы остановились, и я тоскливо уставилась в потолок.
— Я была рядом с тобой тогда, а ты не хотел меня. Теперь я рядом, и на этот раз… у тебя нет выбора.
Повернувшись, чтобы прижаться горячей, влажной щекой к двери, я сказала достаточно громко, чтобы он услышал.
— Я никуда не уйду, Гил. Не в этот раз. Так что упейся своим страданием, прячься за этой дверью и возьми столько часов, сколько тебе нужно, потому что когда ты выйдешь, ты расскажешь мне. Все.
Я распахнула глаза, когда что-то тяжелое споткнулось об меня.
Полумрак гостиной давал достаточно света, чтобы увидеть, как Гил открывает запертую дверь, спотыкается, пьяный и с мутными глазами, а затем перепрыгивает через меня, пока я лежу на полу.
Гил выругался, извиваясь, чтобы смягчить падение, а затем захрипел, когда твердый пол встретил его жестоким толчком.
Я резко поднялась на ноги и потянулась к его распростертому телу.
— Прости! Я не хотела…
— Убить меня? — В его голосе снова звучали тяжесть алкоголя и расслабленность. Он не был невнятным, но определенно не был трезв.
— Я, наверное, заснула.
Я потерла слипающиеся от сна глаза и посмотрела на часы.
4:56 утра.
Гил был один и пил уже почти четыре часа.
Приподнявшись на коленях, я повернулась, чтобы заглянуть в комнату. Мне хотелось понять, что он прятал внутри, что скрывает, не осталось ли там явной подсказки к тому, что он держал в секрете. Но свет не проникал туда.
Все, что я смогла разглядеть, это еще один матрас с приставным столиком и серебристым абажуром. На кровати что-то громоздилось, словно под одеялами спала безмолвная фигура. Слабый аромат клубники вырвался наружу, обволакивая меня, как веревка.
Мой пульс резко участился, когда я поползла к порогу, полная решимости понять.
Однако Гил опередил меня.
Даже в состоянии алкогольного опьянения он поднялся на нетвердые ноги и захлопнул дверь. Запер ее прежде, чем я успела определить, лежит ли на кровати что-то безобидное или что-то более зловещее.
— Я же сказал тебе… уйти, Олин.
Гил громко фыркнул, его глаза покраснели и опухли. Земля припорошила его одежду, приправляя ее затхлым запахом подлеска и терпкой вечнозеленой травой.
Поднявшись на ноги, я потрогала грязь на его футболке.
— Ты был в лесу?
Он напрягся, затем отмахнулся от моей руки.
— Я был во многих местах.
Пройдя к своей спальне, он не подал виду и проскользнул внутрь.
Он не пригласил меня.
Дал понять, что мне не рады.
Но я все равно пошла за ним.
Ждала, пока он снимал ботинки и стягивал джинсы. Гил не смотрел, затронула ли меня его раздетость. Водочный туман ослепил его, заставив сосредоточиться на одном и только на одном.
Гил покачнулся, пытаясь стянуть джинсы с ног, затем с ворчанием стянул через голову футболку.
В отличие от одежды, его кожа была чистой от крови и грязи. Его мышцы выделялись, казались почти варварскими — как будто тот месяцами не ел нормально, и его тело изо всех сил боролось за сохранение созданной им силы. Бицепсы напряглись, он зарылся лицом в обе руки и застонал, словно пытаясь найти в себе силы продолжать и не позволить своим демонам победить.
Выбравшись из кучи одежды, он пересек маленькую комнату в одних трусах и рухнул лицом вперед на свою кровать на полу. Спина его бугрилась мускулами, когда тот обнимал подушку и поддавался вялости, вызванной алкоголем.
Гил не смотрел на меня.
Не сказал мне уйти или остаться, не показал, что ему не все равно.
Я не знала, что делать.
Потому что готовилась к новой битве. Засыпая, сочиняла сценарии, как дать отпор на неизбежный спор. Но как я могла спорить с человеком, который закрылся и отгородился от меня?
Я стояла как призрак на краю его кровати, изучая его, пока Гил медленно и глубоко дышал. Его руки пульсировали от напряжения, когда он обнимал подушку, словно душил ее, заставляя замолчать, делая все возможное, чтобы успокоить хаос внутри себя.
Внешне он мог казаться спокойным, но его мысли наполняли комнату шумом. Злобным, мстительным, загнанным в ловушку. Шумом, который царапал мою кожу и заставлял меня искать по углам злобного врага.
Все в Гиле говорило о человеке, у которого должно быть все — богатство, слава, талант. Но чего-то в нем не хватало. Чего-то фундаментального, словно у него вырвали душу и оставили лишь пустошь, наполненную тьмой.
Я обняла себя за плечи, когда по мне пробежали очередные мурашки.
Что, черт возьми, было в этой запертой комнате? Был ли там кто-то? С чем он столкнулся, чтобы стать таким несчастным?
Вопросы не давали покоя. Тревога жила в нервных ударах сердца. Я пыталась сформулировать вопрос, который рассказал бы мне все. Чтобы одним махом узнать, что с ним произошло, чтобы облегчить недуг, плотно обхвативший его сердце.
Но Гил справился с тем, что причинило ему боль, своим собственным методом. Пытался заглушить шум, заглушить боль, и на один-единственный вздох он выглядел так, словно выиграл с таким трудом заработанный момент покоя.
Как бы мне ни хотелось знать, я не могла отнять у него этот покой. Не могла просить его вернуться в бурю, которую он нес.
Неважно, что он сделал, от чего убежал или во что был вовлечен, я не могла стать причиной новых мучений.
Не сейчас.
Подойдя к его матрасу, я опустилась на колени и подползла к нему.
Ему не нужны были расспросы. Ему нужна была тишина.
Друг.
Семья.
Он напрягся, когда я легла рядом с ним. Его глаза так и не открылись, а лоб был насуплен и сурово нахмурен. Его рука исчезла под подушкой, сжимая что-то маленькое и пушистое.
Не говоря ни слова, я подтянула край подушки, чтобы посмотреть, что он держит.
Мое сердце стремительно обливалось кровью. Ни жгут, ни повязка не смогли бы остановить кровотечение.
Слезы хлынули из моих глаз, когда его лицо исказилось в муках, он сжимал в кулаке плюшевого совенка.
Сова.
Глупая детская игрушка.
Игрушка с лесными перьями и большими, проникновенными глазами.
Сова… для О.
— Гил…
Оторвав руку от подушки, я прижалась к его щеке. Он вздрогнул, когда я наклонилась, чтобы коснуться его носа своим, наши лица прижались к свежему хлопку, запах алкоголя был непрошеным.
— Что ты скрываешь? — Я застонала, целуя его губы с грустью. — Это убивает тебя, разве ты не видишь? Ты должен кому-то рассказать.
Его кожа стала пепельной, когда он отстранился от моего поцелуя, тряся головой, как будто не мог выдержать этой связи.
Гил лежал на спине с рукой, закинутой на глаза, отгородившись от внешнего мира.
Стирая меня.
Но я не позволила ему.
Склонившись над ним в постели, я обхватила его щеки. Обняла его, укрывая своим телом, и снова поцеловала его. Я целовала его неглубоко и сладко, в то время как слезы капали с моих щек на его, стекая по линии челюсти и вниз по горлу.
Гил дрожал все сильнее с каждым ударом сердца. Его кожа стала ледяной, а в груди снова раздался шум раненой добычи и разъяренного хищника. Он вздрагивал, чем дольше я его целовала, отстраняясь в те места, за которыми я не могла уследить.
Он не отталкивал меня, но секунда за секундой его непреклонное напряжение намекало, что то, что я сверху, не доставляет ему удовольствия. Я чувствовала его нежелание в поцелуях, на которые он отказывался отвечать. Чувствовала это в воздухе, который быстро охлаждал его кожу.
Его дрожь была похожа на дрожь человека, который готов встретиться лицом к лицу с чудовищем, но знает, что в этом случае его ждет смерть.
Оторвав свой рот от его, я села и скатилась с него, смахивая слезы и смятение.
— Прости меня. Я не хотела…
Его челюсть сжалась, и он резко покачал головой.
Гил молчал, как будто слова были слишком тяжелы для него.
— Боже, я… — Я фыркнула и потянулась к его одеялам. — Все, что я хочу сделать, это помочь. Хочу доказать, что ты можешь мне доверять. Хочу, чтобы ты знал, что, несмотря на твои секреты и мой страх перед тем, что ты скрываешь, я не уйду. Мне хочется помочь тебе, Гил, но все, что я делаю, кажется, только ухудшает ситуацию.
Его тело оставалось напряженным и неподвижным.
Я отодвинулась от него подальше, давая ему пространство.
Через несколько секунд после того, как я переместилась, он снова медленно ожил. Его рука соскользнула с глаз, и он моргнул, словно дезориентированный. Как будто не узнавал свою комнату, эту ночь… меня.
Его зеленый взор встретился с моим, и снова это душераздирающее подозрение в глазах ранило меня сильнее, чем любое проклятие или кулак.
Я никогда не видела, чтобы он проявлял свои эмоции в школе. Хотя видела его в крови и синяках, недосыпающим и голодным, но Гил ни разу не выглядел на грани срыва.
Не то что сейчас.
И это лишило меня глупой попытки быть его силой, потому что если Гилберт Кларк — мальчик, который взял на себя ответственность за весь мир, не скуля о несправедливости, — мог выглядеть таким совершенно уничтоженным, значит, что-то серьезно, серьезно не так.
— Это я, Гил. Только я.
Мне так и хотелось протянуть руку и коснуться его, но я сдержалась.
Вздох, который вырвался у него, был болезненным и исходил из его души. Он просвистел в его груди, вырвался из его губ и от облегчения оставил его тело без костей.
Я ждала, что он попросит меня уйти.
Чтобы я послушалась его предыдущих команд.
Вместо этого Гил схватил меня за запястье и потянул вниз рядом с собой. Дрожащими пальцами уложил меня так, чтобы мы лежали лицом друг к другу. Его глаза искали мои, быстро и испытующе. Пальцы ласкали волосы за моим ухом. Он придвинулся ближе и поцеловал меня в лоб с такой сердечной нежностью, что у меня защемило сердце.
Гил все еще молчал, но его прикосновения говорили о многом.
Останься.
Пожалуйста.
Ты нужна мне.
Я кивнула, положив руки на его обнаженную грудь. Трепет его сердца обжег кончики моих пальцев.
Его губы поджались. Его кожа не утратила прежней пепельной бледности. Он глубоко вдохнул и, очень медленно, наклонился, чтобы поцеловать меня.
Сначала наше дыхание соединилось, сплетаясь с нерешительностью и желанием. Затем наши губы встретились, изысканно мягкие и бархатные. Мы оставались в этом пузыре предвкушения целую вечность. Бабочки собирались, желание нарастало, ощущение такого разрывающего поцелуя так отличалось от агрессивного, взрывного возбуждения, которым мы делились раньше.
Это была тонкая и драгоценная бумага. Это были не два взрослых человека, опытных в любовных делах, а два подростка, которые любили друг друга так чертовски долго.
Его рот прошелся над моим, посылая ударные волны по моим губам. Гил не двигался, чтобы усилить давление, а я не хотела разрушать пьянящие чары, которые он на меня наложил.
Никогда еще поцелуй не был способен вызвать дрожь во всем теле.
Никогда еще прикосновения не баловали меня с такой настойчивостью, обещая бесценное вознаграждение, если мы не будем торопиться.
Гид поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ. Никто из нас не настаивал на большем, довольствуясь той нежной свободой, которую мы создали. Наши губы оставались сухими и невинными, прижимаясь друг к другу, добавляя трение и тепло. Мои соски побаливали от желания прикоснуться к ним, его сердцебиение перешло от трепета к ровному стуку о ребра.
И все равно мы не нарушали границ целомудрия. Этот поцелуй был безопасным. Он дал Гилу именно то, чего я так хотела — место безусловного принятия и терпения.
Я вздохнула, растворяясь в его контроле.
В тот момент, когда я предоставила ему полную власть над собой, кончик его языка лизнул мою нижнюю губу. Едва заметно, как эротическая дразнилка.
Я застонала, дрожа. Мое тело расслабилось и обмякло, готовясь к нему и отменяя все остальное. Пальцами искала его грудь; мой рот приоткрылся в приглашении.
Мы зависли на грани простого поцелуя, перерастающего в обжигающий секс.
Гил не был трезв, но он успешно заставил мою голову поплыть от желания, поэтому мы оба были опьянены и находились во власти низменных побуждений.
Однако вместо того чтобы углубить поцелуй, он отстранился с душераздирающим стоном.
— Я не могу. — Его веки закрылись над пылающими зелеными глазами. — Мне жаль.
Я снова задрожала, но на этот раз от волнения.
— Все в порядке. Я не ожидаю…
— Я хочу тебя, О. Хочу тебя так чертовски сильно. — Его глаза снова открылись. — Отвергнуть тебя сегодня вечером… Черт. — Жестокий смех разрушил нашу безопасную тишину. — Отказываться от тебя каждый раз… это разрывает меня на части.
Я замерла. Говорил ли это Гил или водка? Это была голая правда или наглая ложь?
— Тебе не нужно объяснять…
— Ты знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя снова? — Его лоб нахмурился от горя. — Подумал… как я мог думать, что живу, когда у тебя все это время была часть меня? Кусочек, которого мне не хватало и который я никогда не смогу заменить.
Притянув меня к себе, он зарылся лицом в мою шею, не давая мне смотреть на него.
— Я почти упал на колени, когда узнал тебя. Боролся с каждым инстинктом, желая назвать тебя своей.
Я обхватила его руками, крепко обнимая.
— Я чувствовала то же самое. Удар в грудь… как будто я снова ожила и…
— Не говори так.
— Как я могу не говорить, когда ты…
— Ты еще не слышала остального. — Его губы прошлись по моему горлу, скорее угрожая, чем лаская. — Я видел тебя, помнил тебя, хотел тебя, а потом я проклял тебя. Проклял чертову судьбу за то, что она вернула тебя в мою жизнь.
Его слова были скальпелем, глубоко вонзающимся в раны, а голос — ядом, льющимся прямо на раны. Я боролась в его объятиях, пытаясь изучить его черты.
— Что это значит…
— Я ушел по причине, которая больше, чем ты или я. Ушел, потому что у меня не было другого выбора. Долгие годы я выживал без тебя. Врал и заставлял себя верить, что забыл тебя. Но каждый день я видел апельсин, или осьминога, или что-то, начинающееся на «О», и я вспоминал все снова и снова. И ненавидел себя за то, что мне пришлось оставить тебя. Я умолял найти способ все объяснить, чтобы ты поняла, почему я ушел.
— Скажи мне сейчас… ты можешь…
— Нет, не могу. Это проклятие лежит на мне. Я наказан. И заслужил его за то, что сделал.
— Ты не…
— Наказан каждый ебаный день моей жизни, и я не заслуживаю того, чтобы находить маленькие очаги счастья, когда я с тобой. Это несправедливо, что у меня есть ты, когда она… — Он глубоко вдохнул, его дыхание дрожало и было затруднено его грехами. — Когда я увидел тебя снова, то знал, что не смогу устоять перед тобой. Знал, что возьму тебя, трахну и сделаю все возможное, чтобы удержать тебя. И я также знал, что произойдет, если я это сделаю. — Его руки крепко обхватили меня, так крепко, что он почти душил меня. — Мне так жаль, Олин. Прости за прошлое, настоящее и будущее. Мне жаль, что ты влюбилась в меня. Прости, что я влюбился в тебя. И мне жаль, что я был так чертовски слаб, чтобы не оттолкнуть тебя, когда у меня был шанс.
— Гил, отпусти меня. — Я царапала его спину, делая все возможное, чтобы отдышаться и чтобы он перестал нести такое безумие. — Прекрати.
Его руки ослабли, но не настолько, чтобы я могла видеть его глаза. Он фыркнул, зарываясь лицом в мои волосы.
— Ты думаешь, что помогаешь мне… ты делаешь только хуже. Думаешь, что спасаешь меня… ты только топишь себя. Я не в безопасности, О. И говорил тебе об этом. Я пытался заставить тебя понять. — Он тряс меня, как будто это была моя вина. — Ты не в безопасности из-за меня. И даже сейчас, зная то, что я знаю, я слишком чертовски слаб, чтобы оттолкнуть тебя.
Я проигнорировала шепот беспокойства в моем сердце и погладила его по спине.
— Все в порядке. Я поняла…
— Ты ничего не понимаешь.
— Если бы ты перестал говорить так загадочно, я бы…
— Нет. — Он оттолкнул меня, перевернув на другой бок, хотя боролась за то, чтобы оставаться лицом к нему. Как только я легла к нему спиной, он прижал меня к себе, крепко вжимая в свое тело. — Я самый эгоистичный человек на свете, потому что не заслуживаю этого момента с тобой. Не заслуживаю ни одного момента, когда я буду счастлив, в то время как другие… — Он поперхнулся, его голос стал горьким. — Я ненавижу то, что ты в моих объятиях. Ненавижу то, что ты помогла успокоить боль внутри меня. Ненавижу, что я настолько жаден, что продолжаю хотеть большего, хотя знаю, что недостоин. Я сам навлек на себя этот кошмар и не могу от него убежать.
Все его тело содрогнулось от яростной веры в свое признание.
— Но знаешь, что я ненавижу больше всего? Ненавижу то, что другие платят за мои ошибки. Она платит за мои ошибки. И я не могу остановить это. Я ни черта не могу с этим сделать, и меня убивает осознание того, что я подвел ее, подвел стольких людей. Черт!
Я молчала, ожидая, что Гил продолжит открываться, желая, чтобы он заговорил и, надеюсь, избавился от гноящегося внутри него чувства вины.
Но он не продолжал.
Не дышал, не дергался, не прижимал меня ближе.
Как будто он был одержим честностью, и ему дали небольшое окно, в котором тот мог говорить, прежде чем алкоголь лишил его связности и толкнул его лицом в бессознательное состояние.
— Гил… — Я погладила его рукой по животу. — Гил, поговори со мной.
Он не мог заснуть. Не сейчас. Не после стольких запутанных, ужасных признаний.
Признаний, которые не имели смысла и только усугубляли мой глубокий ужас.
Кто была «она»? Любил ли он кого-то другого? Поэтому чувствовал себя виноватым, когда я была в его постели, хотя все это время тот любил другую? Кто расплачивался за его ошибки? Какие ошибки?
— Гил. — Я ущипнула его.
Но это было бесполезно.
Гил очнулся, но больше не желал рассказывать свои секреты.
Его руки обхватили меня крепко и властно. Ноги перекинулись через мои. Наши тела прижались друг к другу с головы до ног.
— Спи, Олин Мосс. Засыпай и забудь все, что я сказал. Забудь обо мне. Забудь о том, что ты когда-либо знала человека, который добровольно подверг тебя опасности только потому, что был слишком слаб, чтобы сказать «нет».
— Какой опасности ты меня подверг?
Он вздохнул. И в этом вздохе было слишком много всего.
Слишком много боли.
Слишком много истории.
Слишком много неизвестного.
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Это насчет убитых девушек? Ты замешан… все-таки?
Гил вздрогнул позади меня.
— Тише. Давай спать.
— Гил…
— Тише. — Он прижался ко мне и позволил алкоголю притупить его чувства.
Может быть, у него и была отдушина от спиртного, чтобы помочь его измученному сердцебиению, но у меня ее не было.
И вместо того чтобы уснуть, мы остались связанными и переплетенными до самого рассвета.
Оба прекрасно понимали, что в темноте что-то произошло.
Что мы разрушили всякую надежду на будущее.
Что все произошло слишком поздно.