Хулиган. Его тихоня

Глава 11

11.1. Отпор и условие

POV Ксюша

— Я не могу в это поверить. Я не могу в это поверить!

Я прикусила губу, виновато опустив глаза. Мы с родителями находились на кухне, где велся тот самый серьезный разговор. Мама сидела напротив меня, а папа расхаживал по комнате позади нее.

— Как долго ты была вместе с этим парнем? — услышала я вопрос мамы.

Костяшки моих пальцев побелели, когда я сжала сложенные на коленях руки. Я бросила быстрый взгляд на нее. Она была спокойной и собранной, в отличие от моего отца, который был весьма взволнован и напряжен. Мамино лицо было пустым, но глаза, устремленные на меня, были настороженными, очень настороженными.

— Почти два месяца, — ответила я.

— Два месяца?! — выпалил отец. Он остановился и резко повернулся ко мне. — И когда ты собиралась сказать нам, что у тебя появился парень?

— Я пыталась сказать вам вчера за ужином, но я…

— Вчера вечером?! — суровым тоном перебил папа. — Почему ты не сказала нам в те разы, когда мы звонили, чтобы узнать, как ты? Неужели ты надеялась, что мы никогда не узнаем?

— Нет! — воскликнула я. — Просто выслушай меня, я все объясню. Я…

— И насколько хорошо ты его знаешь? — отец вновь оборвал меня. — Ксюша, этот парень выглядит опасным. Сколько ему лет? Двадцать? Двадцать один? У него же даже уже есть татуировки! Почему родители позволили ему это сотворить?

— Толя, успокойся, — вмешалась мама, переведя свой взгляд на отца. — И сядь.

Папа тяжело дышал, глядя в глаза моей матери. Затем он вздохнул, сел рядом с ней и уперся локтями в стол, устало потирая свое лицо.

— Наташ, а если она сейчас заберет документы из универа? — спросила папа у мамы. — Переведется в другой, по закону она имеет право перевестись в другой вуз даже посередине учебного года. Так она окажется подальше от этого парня.

Я почувствовала, как мое тело напряглось и грудь сдавило, а затем я прошептала:

— Что…?

— Не говори ерунды, — парировала мама, нахмурившись. — Она уже привыкла к этому месту, к одногруппникам, преподавателям.

— Мне все равно! — отрезал он. — Привыкнет к другому месту, другим одногруппникам и преподавателям. Может, в новом месте ей даже больше понравится.

В панике у меня участилось сердцебиение.

Нет…

Они не могли вот так вершить мою судьбу.

Нет, нет и еще раз нет.

Я всегда и во всем слушалась родителей, но теперь, когда я наконец-то обрела друга и даже парня, я не собиралась подчиняться.

— Нет!

Слишком поздно я поняла, что выкрикнула свой отказ. Глаза родителей резко метнулись ко мне. Мама нахмурила брови, а папа выглядел ошарашенным. Я судорожно вдохнула. Я не была из тех, кто перечил своим родителям, но пришло время сделать исключение.

— Нет? — спросила мама, сцепив пальцы в замок и оперевшись на них подбородком.

Это был слишком знакомый жест, означавший, что она соизволила уделить мне все свое внимание. Я едва не прикусила язык со страха, но я должна была ответить и заставить их понять меня.

— Я не заберу документы, — тихо сказала я, не сводя глаз с матери. — И я не переведусь в другой вуз, потому что не хочу начинать все сначала, — я перевела взгляд на папу. — Я никогда прежде не жаловалась, но это ужасно, папа. Это ужасно — оставлять друзей и пытаться завести новых, которых в итоге мне также придется оставить и забыть. Сколько раз мы переезжали из-за вашей работы? Сколько раз я меняла школы? Сколько раз, не успев даже привыкнуть, срывалась в другое место? Больше я этого не хочу.

На глаза стали наворачиваться слезы, а в носу — щипать. Я сглотнула огромный ком в горле и продолжила:

— У меня только недавно появился друг. Весь прошлый курс я была сама по себе, одна, как изгой, как отшельник. И ты не представляешь, как это ужасно. Я не хочу переживать это снова.

— Ксень, — выражение лица моего отца стало виноватым. — Ксень, ты должна была нам сказать.

— Я не хотела, чтобы вы чувствовали себя виноватыми за все те многочисленные переезды. Я смирилась с этим, но каждый раз, когда мы переезжали, каждый раз, когда вы оставляли меня одну, чувствовала себя все хуже и хуже. Меня это измотало и уже давно, — я почувствовала, что мои руки начали подрагивать. — Я не хочу больше этого. Я устало от этого.

— Но Ксюша… — мама тяжело вздохнула.

— И он не “этот парень”, — мой голос начал срываться, а слезы было все труднее контролировать. — Его зовут Леша. И я скажу вам прямо сейчас, что он — одна из причин, почему я хочу остаться в этом универе. Папа, ты всегда говорил мне никогда не судить людей, а сам осуждаешь Лешу, даже не попытавшись узнать его, — мои глаза стали поистине умоляющими. — Мам, пап, я редко о чем-то вас прошу. Но, пожалуйста, доверьтесь мне в этом. Пожалуйста. Я уверена в нем…

Папа пытался сохранить суровое выражение лица, но я знала, что мои слезы уже начали топить его лед. Мама же смотрела на меня непроницаемым взглядом, и не было похоже, что она согласиться с моей просьбой. Мое сердце упало куда-то в самый них и я опустила взгляд обратно на свои руки.

Я чувствовала, как мое сердце разрывалось. После всего, через что мы с Лешей прошли, все пошло прахом, потому что мои родители не одобрили наших отношений.

Ну и что мне оставалось делать? Выбирать между родителями и Лешей?

Так не могло быть. Не могло!

Потому что если бы мне пришлось делать выбор, это было бы самым ужасным из того, что мне приходилось делать в своей жизни.

— Ксень, я хочу, чтобы ты подтянула учебу.

Я моргнула и подняла голову.

— Что? — непонимающе переспросила я.

Выражение лица мамы немного смягчилось, когда она заговорила вновь:

— Я сказала, что хочу, чтобы ты основательно взялась за учебу. Ты вполне можешь претендовать на диплом с отличием, если приложишь к этому немного усилий. Если возьмешься за учебу, то я и слова не скажу тебе насчет этих отношений. Но если твои оценки останутся такими же или даже ухудшатся, то я не позволю тебе видеться с этим парнем. Это мое условие.

— Наташа, — начал протестовать отец, но мама подняла руку, призывая его к молчанию.

— И сегодня утром твой папа сказал мне, что ему не понравилась твоя езда на мотоцикле, так что больше никаких мотоциклов.

Мой язык прилип к небу, а сердце учащенно забилось в груди. Я выпрямила на своем месте, а мои глаза расширились.

Мама… давала мне свое благословение на мои отношения с Лешей?

— И еще мы хотим встретиться с ним за ужином завтра вечером.

Отец сгорбился и на его лице отразилось поражения. Потому что в нашем доме слова моей матери были практически законом. Так что у него не было ни малейшего шанса переубедить ее. Вот что значит глава семьи…

Мне же хотелось прыгать от радости. Хотелось закричать во все горло от восторга.

Но я просто кивнула и опустила голову, чтобы скрыть свою восторженную улыбку.

— Спасибо, мама! Я клянусь, что стану учиться усерднее. Спасибо!

— Еще слишком рано для благодарности, — мамины глаза опасно сверкнули. — Если нам с твоим отцом не понравится то, что мы увидим завтра за ужином, то ни о каком продолжении ваших отношений речи идти больше не будет.

Мое счастье вмиг рассеялось. Отец заметно оживился, а я нахмурилась. Его выражение лица стало самодовольным.

Угадайте, кто больше не будет его любящей дочерью?

— Ладно, мам, — согласилась я, неуверенно кивнув.

Мама вздохнула и откинулась на спинку стула, окинув меня пристальным взглядом.

— Хорошо, можешь быть свободна. Когда папа приготовит ужин, я тебя позову.

— Я? — изумленно спросил ее папа.

— Какие-то проблемы? — мама склонила голову набок и вздернула бровь.

Папа мгновенно вскочил на ноги.

— Как насчет тушеной картошки с курицей?

Я встала, когда папа принялся за головку. Поцеловав маму в щеку, я пошла в свою комнату, искренне поблагодарив небеса за решение матери.

Надеюсь, завтра они не обратят внимания на внешность Леши, а увидят хорошего парня, который слишком серьезно относился к их дочери.

И я надеюсь, что они никогда не узнают, кем он был в универе. Потому что, если я и принимала Лешу таким, какой он есть, то родители точно не захотели бы видеть рядом со мной хулигана. Этот секрет я собиралась унести с собой в могилу.

Я закрыла дверь своей комнаты и прислонилась к ней спиной.

Завтра мне придется столкнуться с еще одной серьеной проблемой.

Заставить Лешу вести себя прилично.

11.2. Тот самый ужин

Леша спокойно воспринял приглашение моих родителей на ужин. Он даже не выглядел обеспокоенным.

Хотелось бы и мне иметь такую же уверенность.

Я хотела предупредить его о своих родителях, но не была уверена, что он отнесется к моему предостережению спокойно. Он мог рассердиться за мое сомнение в нем. Поэтому делать я этого не стала, веря в его благоразумие без всяких предупреждений.

Когда на следующее утро Леша приехал за мной, мои родители все еще были в постели. Быть может, они давали мне время побыть с Лешей, а может, просто не хотели видеть его до ужина. В любом случае я была рада этой отсрочке.

Леша, не теряя времени, по приезде в универ стал расспрашивать меня о прошедшем разговоре с родителями. И я вкратце рассказала ему о родительских условиях, умолчав о том, что они хотели, чтобы я забрала документы из университета. Хотя Леша все равно понял, что я что-то от него скрывала, но, к счастью, не стал допытывать.

А когда он узнал о запрете на мотоциклы, то даже глазом не моргнул. Я думала, что эта новость могла расстроить Лешу, но когда он появился после пар и привел меня на парковку, расстроилась только я одна.

— Почему ты остановилась? — спросил Леша, сжав мою ладонь.

— У тебя есть машина? — спросила я, глядя на одинокий блестящий черный автомобиль в нескольких метрах от нас.

— Да. Что не так?

Я смутно припомнила, как он упоминал о своей машине, и тяжело вздохнула, внезапно почувствовав себя расстроенной.

— В чем дело, Ксюш?

— Ни в чем, — покачала я головой. — Все нормально.

Я возобновила свой замерший шаг, но Леша остановил меня, потянув назад.

— Мы не сдвинемся ни на сантиметр, пока ты не скажешь мне, что не так, — бескомпромиссно заявил он.

— Леш, все нормально. Правда, — отозвалась я, начиная сильно краснеть.

— Ксюша.

— Правда, Леш.

— Я же вижу, что это не так, — он нахмурился.

— Ну, Леша…

— Твою мать, Ксюша!

— Просто мне нравилось обнимать тебя, пока мы ехали на мотоцикле! — выпалила я на одном дыхании, а затем вырвала руку из его хватки и быстрым шагом направилась к машине.

Ну почему я выглядела как одержимая парнем малолетняя девчонка?!

Извращенная, одержимая, глупая девчонка!

Я услышала усмешку Леши за спиной и ускорилась, но он быстро настиг меня. Властные руки обхватили меня и крепко прижали к своему телу, а вскоре я почувствовала, как Леша уткнулся лицом мне в шею.

У меня перехватило дыхание.

— Ксюша, хочешь, чтобы я нарушил условие твоей матери? — спросил он, обжигая кожу шеи своим дыханием.

Я даже не ожидала, что он подчинится диктату моей матери, но на деле все оказалось именно так. Кто бы мог подумать, что самый страшный хулиган университета ради отношений со мной станет подчиняться чьим-либо условиям.

— Нет, — прошептала я на выдохе.

— Тогда садись в машину, — он поцеловал меня в шею и сжал меня последний раз в своих объятьях, прежде чем отпустить.

Он открыл дверцу машины для меня и я скользнула внутрь. Я пристегнула ремень безопасности и стала с любопытством изучать автомобиль изнутри, пока Леша огибал его, чтобы добраться до водительской стороны.

Как и его мотоцикл, его машина кричала о дороговизне. И хотя я не разбиралась в машинах, даже не могла отличить одну марку от другой, я точно знала, что это была дорогая машина. Вот только откуда у Леши такие финансовые возможности?

Сев за руль, Леша повернулся ко мне.

— Готова?

Нет, я не была готова, но мне хотелось как можно скорее покончить с этим делом. А потому я уверенно вымолвила:

— Да.

Леша выехал задним ходом с парковки и, вклинившись в поток машин, взял мою руку. Он притянул ее к себе и начал поглаживать мои пальцы, тыльную сторону ладони, запястье и так по кругу, не отрывая своего взгляд от дороги.

Он беспокоился за меня и пытался меня успокоить.

С моих губ сорвался тихий вздох и я отвернулась к окну, пытаясь унять разбушевавшиеся нервы. Если бы только мои родители знали, каким милым и заботливым был Леша, они бы точно не были столь категоричны насчет наших отношений.

После, как мне показалось, самой короткой поездки до моего дома, Леша припарковался прямо напротив моего подъезда. Мое сердце начало бешено колотиться в груди. Еще немного и я могла бы услышать треск собственных ребер.

Я трусливо прикусила нижнюю губу.

— Перестань волноваться, — пробормотал Леша, оттягивая большим пальцем мою нижнюю губу от зубов.

— Ты уверен, что хочешь идти на ужин? — спросила я.

Он обхватил меня обеими руками за шею и притянул к себе, пока наши лица не оказались совсем рядом.

— Да, — пробормотал он. — Перестань уже беспокоиться обо мне.

Как будто я могла…

— Или ты беспокоишься о своем отце?

— Я больше беспокоюсь о том, что о тебе подумает мама, — пробормотала я, старательно не встречаясь с ним взглядом.

Его руки на моей шее дрогнули от моих слов. Я подняла глаза как раз в тот момент, когда он наклонил голову и коснулся губами моих губ. Затем Леша отстранился, вышел из машины и направился к моей двери, пока я беззастенчиво смотрела на его прекрасный профиль.

Я не хотела выходить, и Леша, должно быть, прочитал мои мысли, потому как он тяжело выдохнул, наклонился и буквально вытащил меня на улицу. Он торопливо закрыл дверь и с помощью брелока запер машину, фактически предоставляя меня на растерзание собственной судьбе.

Увидев совсем рядом подъезд, я начала тяжело дышать, как при панической атаке. Леша пытался вести меня вперед, таща за руку, но я упиралась пятками в землю, пытаясь отсрочить неизбежное.

Когда Леша соизволил остановиться, он пронзил меня своим суровым взглядом и спросил:

— Ты хочешь покончить с этим или нет? — раздраженно спросил Леша, прищурив свои серебристо-серые глаза.

— Ну, да… — неуверенно проблеяла я, дёргано кивая.

— Тогда пошли уже. Или ты таким образом напрашиваешься на еще один поцелуй?

— Нет! — громко воскликнула я, отчего его лицо потемнело.

— Тебе бы не помешало, — его лицо начало опускаться ближе к моему. — Ты выглядишь слишком бледной, а поцелуй добавил бы немного румянца твоим щекам.

— Мы опоздаем на ужин, — в панике торопливо прошептала я. — Мама разозлится.

— Тогда пойдем, — твердо произнес он.

Я тут же направилась в сторону дома, чувствуя, как горят мои щеки. Леша усмехнулся, а затем потянул меня за руку, замедляя мой чересчур быстрый шаг. По мере нашего приближения к квартире, я паниковала все больше и больше. Я начала молилась лишь об одном.

Чтобы Леша вел себя прилично или хотя бы просто хорошо.

Я открыла дверь, опережая оглушающую волну страха. И тут же застонала в голос.

За дверью стоял папа, скрестив руки на груди и устремив на нас свой острый взгляд. Его глаза остановились на наших переплетенных руках и опасно сузились.

Он был одет, как обычно, по-домашнему: в черную футболку и шорты, настолько выцветшие и потертые, что я на мгновение задумалась, почему мама до сих пор их не выбросила.

Видимо, он не подумал о том, чтобы одеться по случаю второй встречи с первым парнем своей дочери.

Я затаила дыхание и уже подумала о том, чтобы сбежать вместе с Лешей, пока папа не успел его убить, но тут из кухни появилась мама. Ее глаза окинули представленную картину и уловили мой многозначительный взгляд, которым я коротко указала на отца.

— Ну и что вы там до сих пор стоите? — спросила она, отодвинув папу с нашего пути. — Заходите.

Папа с нескромным ворчанием отошел в сторону, а мама любезно проводила нас с Лешей в гостиную. В отличие от отца, на ней было голубое торжественное платье по случаю знакомства с Лешей. Ее волосы были красиво уложены, а на ее руке красовался недавно подаренный отцом браслет.

— Добрый вечер, Наталья Васильевна, — заговорил Леша. — Спасибо за приглашение.

Я потрясено обернулась к нему. Леша в это время уже пожимал руку моей матери, вызывая у нее тем самым неуверенную улыбку. Я уставилась на него, не мигая.

Вау…

Просто вау…

Алексей Орлов, хулиган с ужасной репутацией, умел быть вежливым.

Обалдеть!

Леша заметил мое потрясенное выражение лица и раздраженно закатил глаза. Он перевел взгляд на моего отца и мое благоговейное восхищение сменилось тревогой, когда Леша направился прямиком к нему.

— Вечер добрый, Анатолий Геннадьевич, — сказал Леша с ноткой насмешки в тоне, которая заставила меня насторожиться. Он поднял руку и слегка наклонил голову в сторону, как будто ему было интересно, пожмет ли руку мой отец.

О Боже…

Он что, пытался спровоцировать моего отца?

Я затаила дыхание, когда папа так крепко сжал руку Лешу, что у него аж побелели пальцы. Но Леша, к моему счастью, даже не поморщился от выходки моего отца.

— Добрый, — процедил папа сквозь зубы, прежде чем разжать руку.

Папа продолжал свирепо смотреть на Лешу, пока мама не пронзила его своим взглядом, который был в тысячу раз свирепее его. Затем он сел в самое дальнее кресло и, как ни в чем не бывало, включил телевизор. Когда он вновь перевел взгляд на Лешу, как будто хотел что-то сказать, я одарила его возмущенным взглядом и он с очередным ворчанием отвернулся к телевизору.

— Ксень, твой папа приготовил ужин, — внезапно заговорила мама. — Но не успел сделать салат. Пожалуйста, сделай его.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.

Неужели мама не заметила жажду крови на лица отца?

Было ли вообще безопасно оставлять Лешу наедине с ним?

Я не сомневалась, что Леша мог постоять за себя в драке, но я была уверена, что он ничего не предпринял бы, если бы мой папа вдруг решил его избить.

Почувствовав мою нерешительность, мама добавила:

— Не переживай, твой отец обещал вести себя наилучшим образом, — заверила она. — Поторопись, Ксень. А я пока закончу накрывать на стол.

Сказав это, она направилась на кухню, не дожидаясь меня. Я же поджала губы и не торопилась покидать Лешу. Я все еще не была уверена, что отец ничего не сделает ему. Даже, несмотря на то что мама, очевидно, заранее поговорила с папой на этот счет, сейчас он подозрительно потирал костяшки пальцев, с враждебным выражением смотря на Лешу.

Я расправила плечи и решительно направилась к нему. Папа взглянул на меня и на его лице на мгновение отразилось чувство вины, а затем оно стало пустым. Наклонившись к его уху, я прошептала так, чтобы Леша не мог расслышать:

— Если ты сделаешь что-нибудь плохое Леше, — начала я. — Я тебе этого не прощу.

— Ты защищаешь этого парня? — спросил он, недовольно нахмурившись. — Он того не стоит.

— Стоит, папа, еще как стоит. И его зовут Леша, — парировала я.

Не обращая внимания на недовольство папы, я вернулась к Леше. Он оторвал взгляд от экрана телевизора и уставился на меня.

— Я только сделаю салат, — тихо сообщила я ему. — Постарайся чувствовать себя как дома.

Его взгляд скользнул в сторону, а затем вернулся ко мне. Я распахнула рот, увидев озорной блеск в его глазах. Прежде чем я успела как-либо отреагировать, он потянулся к моей руке и сжал ее, вызвав этим жестом шипение моего отца.

О Боже…

Он и вправду провоцировал моего отца!

— Со мной все будет в хорошо. Не беспокойся. К тому же, я буду не один, твой отец составит мне компанию, — я услышала, как папа злобно хмыкнул, и трусливо поежилась.

Лешу же, казалось, ничем нельзя было пронять, он без невозмутим и спокоен как скала.

— Просто иди, Ксюша, — сказал он, отпустив мою руку.

Я все еще колебалась. Он выглядел непринужденно, облокотившись на спинку дивана, что должно было заставить меня успокоить. Но краем глаза я замечала, что папа все еще продолжал испепелять Лешу ненавистным взглядом, тем самым не позволяя мне покинуть их.

Леша бросил на меня взгляд, заставивший попятиться на выход из гостиной, и я, наконец, направилась в сторону кухни.

Но не раньше, чем украдкой оглянулась на них, продолжая беспокоиться.

11.3. Разговор с отцом

POV Леша

— Ты выглядишь как парень, повидавший много интересного в жизни. Особенно, что касается внимания разных девиц.

Я оторвал взгляд от футбольного матча, идущего по телевизору, и посмотрел на отца Ксюши. Удивленный тем, с чего именно он завел разговор, я напрягся и сжал кулаки. Я ошибочно полагал, думая, что отец Ксюши будет тактичен в беседе после угрозы Ксюши, которую я все же сумел расслышать, несмотря на ее обратное желание.

Но, похоже, я ошибся.

После своего завуалированного заявления, он еще и соизволил продолжить:

— Но от моей дочери ты ничего не получишь.

— Возможно так и будет, а возможно и нет, Анатолий Геннадьевич, — отозвался я, равнодушно пожав плечами. — Я хорошо отношусь к Ксюше и пока не претендую на подобное “внимание” с ее стороны, но, должен признать, с трудом контролирую свои физиологические потребности и природный инстинкт к деторождению. Мне очень трудно держать руки подальше от нее.

Еще более ненавистное выражение его лица буквально кричало о том, что он был готов и просто жаждал совершить убийство. Я же получил от этого вида некое удовольствие, чего не стал скрывать, открыто оскалившись. А затем я намеренно вернул свое внимание к игре, транслирующийся по телевизору.

Я знал, что должен был относиться к нему с уважением. Как минимум потому что он был отцом Ксюши. И как максимум потому что я должен был постараться получить его согласие на отношения с его дочерью.

Но мне было все равно.

Я слишком рано понял, что взрослым мужчинам нельзя было доверять.

На них нельзя было положиться.

Поэтому меня не волновало, получу ли я когда-нибудь его одобрение на отношения с Ксюшей или нет.

— Я знаю таких парней, как ты, — голос Анатолия Геннадьевича был полон насмешки. — Вам нечего показать другим, кроме своего раздутого самомнения и эго. Вы думаете, что вам есть что показать миру, но вы ошибаетесь. Когда ты получишь высшее, если вообще получишь, то окажешься лишь грязью под ногами у тех, кому действительно есть что показать миру. Ты ничего не можешь сделать для своей жизни, а уж тем более для чужой, для моей дочери.

Его слова вывели меня из себя. Но я тщательно контролировал себя и свои эмоции, не показывая истинную реакцию на эти слова. Я слушал его унизительную речь, даже не глядя на него.

Но кто он, сука, такой, чтобы читать мне нотации?!

— Такие парни, как ты, не встречаются с такими девушками, как моя Ксюша, — продолжал он. — Такие парни, как ты, ищут девушек вроде нее только потому, что им нужен вызов. Потому что хотят чего-то нового, свежего…

Я почувствовал, как выступили ожесточенные углы моей челюсти.

Какого, блять, хрена?!

Что он несет?!

— Если ты разобьешь сердце моей дочери, я разобью тебя.

Я вздрогнул от неожиданного поворота разговора и перевел взгляд к человеку, которого уже и сам хотел разбить. Его взгляд был настолько пристальным и выразительным, что мой гнев стал постепенно утихать.

— Мне плевать, кто ты такой. Плевать, чем занимается твоя семья. Все, что меня волнует — это моя дочь. У меня много денег, много связей, и если ты причинишь вред Ксюше, я сделаю все, чтобы причинить тебе ответный вред. Обидишь мою девочку — и я обижу тебя так, что ты до конца своей жалкой жизни это запомнишь. Ты меня понял?

Анатолий Геннадьевич не сводил глаз с меня, ожидая, когда до меня все же дойдут его слова. Но мне было ровным счетом похуй на его слова. Да и вообще, его угрозы для меня ничего не значили.

Все, о чем я мог думать — этот человек заботился о своей дочери и только. Вот причина всех его угроз. Это было всего лишь беспокойство за родную дочь. На это нельзя было злиться.

Он просто любил Ксюшу, свою единственную дочь.

Он никогда не обидит ее и никому не позволит этого сделать.

А потому сейчас я не чувствовал ничего, кроме облегчения, не было никакой злости. Ксюше повезло с отцом, который основательно окружил ей своей любовью и защитой. Она заслуживала любви. Она заслуживала всего самого лучшего.

И хотя я знал, что ничего не предложил Ксюше, войдя в ее блестящий от чистоты мир, я точно знал, что сделаю все, чтобы не запятнать ее мир своими грязными руками, душой и сердцем.

— Это ваше право, Анатолий Геннадьевич, — тихо сказал я и заметил, как он дернул головой. Я наклонился вперед, уперся локтями в колени, сцепив руки в замок, и продолжил: — Это ваше полное право, как отца Ксюши. Но вы меня не знаете, поэтому я скажу прямо и как есть. Ксюша очень много значит для меня. Больше, чем вы можете себе представить.

— Ты…

— Я не собираюсь отказываться от вашей дочери. Не под какими угрозами и обещаниями расправы, — перебил, зная, что он просто собирался напомнить мне, что я недостаточно хорош для Ксюши, недостоин ее. — Мы знакомы с ней не так давно, но я быстро понял, что она из тех девушек, которых нельзя упускать. Такую, как она, упустит разве что кретин. И я не из тех парней, о которых вы говорили. Я никогда не причиню ей вреда. Можете считать это обещанием, клятвой, чем вам угодно.

Он долго не сводил с меня своего пристального взгляда. Но я видел, как загорелись его глаза. А потому я стал ждать ответа или удара кулаком в лицо.

Но все, что он сделал — это просто кивнул.

— Я не знаю тебя и не знаю, сдержишь ли ты свои слова, правдивы ли они вообще, — заявил отец Ксюши, прежде чем вернуть взгляд к телевизору. — Но посмотрим.

Я долго смотрел на его теперь незаинтересованный профиль, а затем внезапно осознал, что этот разговор вымотал меня.

Если бы Ксюша не нравилась мне так сильно, то я бы уже давно сказал пару ласковых ее отцу и послал бы его на далекие, но такие знакомые три буквы.

В это мгновение в кармане завибрировал телефон. Я вытащил его, взглянул на дисплей и тяжело вздохнул.

— Что? — тут же спросил Анатолий Геннадьевич. — Уже уходишь? Ты где-то нужен?

Мои губы дрогнули от нескрываемой радости, прозвучавшей в его тоне. Отец Ксюши все еще был не в восторге от меня, даже после всех моих заверений.

Не то чтобы мне было до этого дело…

— Нет, — отрезал я, а затем сунул телефон обратно в карман.

— Если дело срочное, то можешь уйти. Насильно здесь тебя никто не держит.

— Это от Ксюши, — отозвался я, оправдываясь.

Анатолий Геннадьевич выпрямился в своем кресло от услышанного.

— Почему она тебе пишет? Что она хочет?

— Что она хочет? Довести себя до белого каления, — прямо ответил я. — Она спрашивает меня, все ли у нас нормально.

— Скажешь ей, что я хорошо с тобой обхожусь, ладно?

Он слишком поздно понял, что только что дал мне повод для ехидства. Я откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди, не сводя глаз с отца Ксюши, который отвернулся, осознав свою ошибку.

— А это разве так? — спросил ухмыльнувшись.

Отец Ксюши стиснул зубы и, оскалившись в притворной улыбке, выдавил из себя:

— Да, это так.

— Вы уверены в этом?

Его глаза налились красным он, а терпение было на грани срыва, когда его голос перешел в зловещий шепот:

— Я же еще не накинулся на тебя с кулаками. А значит, хорошо обхожусь с тобой. Пока что…

И я не смог ничего с собой поделать, громко и заливисто расмеявшись от этого нелепой логики.

— Какой же ты нахал, — услышал я вымученное заявление Анатолия Геннадьевича. — Ну, почему? Почему моя прекрасная девочка выбрала именно тебя?

Я едва не подавился собственным смехом от этого вопроса, затихнув в одно мгновение. Потому что не совсем Ксюша выбрала меня. Это сделал я, но она осталась со мной. Она была моей. И это было все, что имело значение в этот самый момент.

Услышав приближающиеся шаги и повернув голову, я увидел мать Ксюши, направляющуюся к Анатолию Геннадьевич. Я с невольным изумлением наблюдал, как взрослый крупный мужик, только недавно сыпавший угрозами, сглотнул при виде лица своей жены. И я не мог его винить в этом, потому как ее лицо выражало едва подавляемый гнев, и весь он был направлен на мужа.

— Толя.

— Что?

— Ты не собираешься переодеться к ужину? — спросила она обманчиво спокойным голосом.

Ее муж опустил взгляд на свою одежду.

— Зачем? Что не так с тем, что на мне уже надето?

— Надо выглядеть подобающе. У нас гость.

— Правда? — усмехнулся он.

Глаза женщины вспыхнули ярким огнем. Ее руки уперлись в бока, и, должно быть, это была предостерегающая поза, обещающая самые страшные кары мира, потому что ее муж вскочил со своего места и в мгновение ока поскакал на выход из гостиной.

Я изумленно поднял бровь, глядя на его удаляющуюся фигуру.

Мужчина явно боялся собственную жену.

“Я больше беспокоюсь о том, что о тебе подумает мама.”

Меня позабавило, когда Ксюша сказала это. Всю свою жизнь я знал, что женщины были слабее мужчин.

Они были более уязвимы.

Их было легче подавить.

Я знал это. Потому что когда-то был вынужден столкнуться с долбанным доказательством этого дерьма.

Я не стал задерживаться на этих мыслях и, стараясь не обращать внимания на острую боль в груди, перевел взгляд на мать Ксюши, как раз когда та повернулась ко мне. Наши взгляды встретились. И впервые за много лет я настороженно посмотрел на женщину.

Ведь несмотря на стоическое выражение лица, ее глаза были холодными, подобно арктическому холоду.

Она была похожа на ту, с которой шутки будут плохи. А я, в общем-то, и не собирался с ней шутить.

— Леша, — заговорила она, ее голос был так же лишен всякого выражения, как и ее лицо. Мое тело напряглось от подобного обращения. — Могу я попросить тебя об одолжении?