Хулиган. Его тихоня

Глава 17

17.1. Когда терпение лопнуло

POV Ксюша

— Какое выбрать?

Читая свою книгу, я даже не обращала внимания на суетящуюся в комнате двоюродную сестру. Я сидела в удобном кресле, укутавшись в теплый плед, и читала новую книгу, которую купила как раз для чтения в предновогодние дни.

— Ксю, ты меня слышишь? Что мне выбрать? — настойчиво требовала ответа Марина.

— С каких пор тебя волнует мое мнение? — невозмутимо парировала я, не поднимая на нее своих глаз.

Я услышала ее громкий вздох, а затем приближающиеся шаги. Когда книгу вырвали из моих рук, я подняла глаза и едва не зарычала на сестру. Пока роман летел на мою аккуратно застеленную кровать, я думала только об одном — что за дурацкая привычка отбирать книгу для привлечения внимания?!

Не обращая внимания на мое возмущение, Марина показала мне два своих платья.

— Как ты думаешь, мне стоит надеть это платье? — она поднесла к себе одно платье, у которого, похоже, не было спины, а затем поднесла другое, с довольно глубоким декольте и минимальной длиной подола. — Или это?

— Кажется, еще вчера ты говорила, что у меня нет вкуса, — парировала я, скрестив руки на груди.

— Ну да, говорила.

— Так почему же ты просишь у меня совета? — спросила я недоверчиво.

— Ксю, ты не так меня поняла, — отозвалась она, фыркнув. — Я собиралась выбрать то платье, которое ты не выберешь.

Я закрыла глаза, прикусила губу и сжала кулаки. У моих двоюродных сестер был непревзойденный талант — выводить меня из себя. Порою даже Леша не мог добиться такого эффекта, как они.

— Федя прибьет тебя, если ты в новогоднюю ночь предстанешь за семейным столом в любом из этих платьев, — отозвалась я сдержанным тоном. — А дядя за такую выходку, возможно, оставит тебя под домашний арест навсегда.

Она нахмурилась, как будто эта мысль не пришла ей в голову до моих слов.

— Ну блин. Никто в этой семье не ценит мое чувство стиля.

Да уж, вот это чувство стиля… В шестнадцать лет выставлять всё напоказ, начиная с груди и заканчивая задницей.

Уже завтра канун Нового года, а потому все принялись за неторопливую подготовку к празднику. Бабушка и тетя — начали готовить праздничное меню. Мама пыталась им помогать, старательно не прикасаясь к еде, дабы не испортить ее. Мужская половина дома принялась за другую часть подготовки — поиск в кладовке огромного раскладного стола для всей нашей большой семьи, покупку салюта и тому подобное. Марина с яркой паникой бегала по дому, выбирая наряд, как будто Новый год наступал не завтра, а уже через пятнадцать минут. А вот Карину, в отличие от ее близняшки, нигде не было видно. Я же засела в комнате с книгой, а Федя закрылся в комнате с приставкой.

Встав и пройдя мимо сестры, я вернула себе книгу, а Марина, последовав за мной, швырнула оба платья на кровать и артистично схватилась за голову.

— Мне нечего надеть, — начала она ныть, смотря на потрясающие, по ее мнению, платья.

— Я уверена, ты что-нибудь придумаешь.

— Как же, придумаешь тут…

Когда я вернулась в свое кресло и укуталась в кокон из пледа, на подлокотник присела Марина. Я тяжело вздохнула, захлопнула книгу, не успев прочитать и слова, и пристально уставилась на нее.

— Тебе что, заняться больше нечем? — наконец спросила я.

— Мне скучно, — угрюмо призналась она. — Карина в последние дни только и делает, что думает о Жене. Она уже второй час разговаривает с ним по телефону, а Федя все еще игнорирует меня. Что мне еще делать, как не донимать тебя?

— Это ведь была ее идея — удалить игровой аккаунт Феди, не так ли?

Она поджала губы и опустила взгляд, что и послужило неким ответом на вопрос. Марина не была плохой. Она была просто последователем своей сестры, которая была более жестокой и агрессивной, будучи лидером в их дуэте. У Марины не было другого выбора, кроме как поддержать свою близняшку.

Мне хотелось посоветовать ей, перестать подражать сестре и быть собой, быть более сильной и уметь давать отпор. Но поскольку я сама была слабачкой, то давать подобный совет была не в праве.

— Ты сказала ему, что сожалеешь? — спросила я и Марина натянуто кивнула. — И что он сказал?

— Он ничего не сказал, — угрюмо пробормотала она. — Он просто посмотрел на меня и ушел, — она подняла на меня свои раскатившиеся глаза. — Мы часто делали ему всякие гадости, но он всегда сразу же прощал нас. Но сейчас прошло уже несколько недель, а он по-прежнему обижен на нас. Я думаю, теперь он нас точно ненавидит.

— Он не ненавидит вас, — попыталась я утешить ее.

— Ненавидит, — настаивала она.

— Но он же подготовил для вас подарки на Новый год, — отозвалась я и тут же прикусила губу, потому что подобная новость должна была держаться в секрете.

— Подготовил, да, знаю, но какие! — она возмущенно усмехнулась. — Мне сертификат в пиццерию! Это что вообще за подарок такой на Новый год? Тем более что пиццу я не люблю. Он точно меня ненавидит.

— Откуда ты знаешь про сертификат?

— Ксю, я слишком любопытная для того, чтобы ждать до Новогодней ночи. Я нашла в его комнате сертификат на мое имя еще до того, как мы приехали к бабушке с дедушкой. И, кстати, о подарке Карины мне тоже известно.

Пока я думала о том, как можно не любить пиццу и как поступить, Марина совсем сникла.

— Это его маленькая месть за вашу с Кариной выходку. Не всегда же вам над ним издеваться, он тоже может, — попыталась я объяснить Марине, что ее дела не так уж и плохи. — Но то, что он все же сделает тебе подарок, хоть и такой — говорит о том, что он тебя не ненавидит. Тебе еще повезло, потому что Карине он подготовил билет в театр на ее любимую постановку, на которую она не сможет попасть из-за домашнего ареста. А ты можешь хотя бы пиццу задать доставкой и поесть.

Она недовольно закатила глаза и смерила меня своим грозным взглядом.

— Бесит твой оптимизм, — процедила она. — Видимо твой парень тоже его недолюбливает, раз не звонит тебе.

— Откуда ты знаешь, что он мне не звонит? — спросила я полушепотом.

Глаза Марины расширились, как будто она проговорилась о том, о чем не должна была. Она в один миг стала такой встревоженной, что даже соскочила с моего кресла.

— Знаешь что? Мне уже не так скучно. Спасибо, Ксю, я пойду.

Молниеносно схватив ее за руку и не позволив сбежать, я угрожающе прошипела:

— Марина…

— Карина вчера копалась в твоем телефоне. Она хотела найти фотку твоего парня, — на духу выложила она, заставив меня раздосадована закрыть глаза. А затем она аккуратно спросила: — Вы что, расстались?

— Это не твое дело, — пробормотала я, отпуская ее руку.

— Если хочешь, я могу дать тебе совет по поводу отношений, — предложила она.

Я разразилась громким смехом от этого предложения. Шестнадцатилетняя двоюродная сестра, у которой еще даже не было парня, предлагала дать мне совет по делам любовным. Ха!

Хотя, у нее, может, и были бы отношения, если бы не Карина, которая всегда и во всем должна была быть первой. Именно по этой дурацкой причине Марина никак не могла завести отношения раньше своей сестры, дабы не накликать на себя ее агрессию и гнев.

Марина нахмурилась, прекрасно понимая, к чему склонились мои мысли, и поджала губы.

— Почему бы тебе не пойти и не найти Федю? — предложила я, силой начав выталкивать ее из комнаты. — Скажи ему, чтобы он простил тебя, потому что я так сказала.

— С чего ты взяла, что он тебя послушает?

— Потому что я его не злю, в отличие от тебя и Карины. И еще потому что он меня любит, — я вытолкнула сестру за дверь и напоследок добавила: — И после Нового года можешь потратить свой сертификат на него. Думаю, он оценит твою жертву и точно простит. Только обязательно закажи мясную.

Я быстро захлопнула дверь прямо перед ее носом, прежде чем она успела возразить или попытаться прошмыгнуть обратно в комнату. Свободно вздохнув, я вернулась на свое место и вновь взялась за книгу.

Но мне никак не удавалось сосредоточиться на ней.

Вместо того чтобы читать страницу, на которой я находилась, я смотрела на свой телефон, лежащий экраном верх на кровати.

Неужели Леша действительно не собирался мне звонить?

Ни на мои звонки, ни на сообщения он не отвечал. Сам же он никаких попыток связаться со мной не предпринимал.

Может, у него телефон сломался? Или он его потеряли? Но неужели, в таком случае, он не мог найти способа связаться со мной и сообщить об этом, чтобы освободить меня от постоянных назойливых мыслей?

И я вдруг поняла, что за эти дни тишины очень сильно устала искать ему оправдания.

Подойдя к кровати, я схватила свой телефон и стала набирать ему сообщение.

“Привет!”

Нет, слишком банально и недостаточно эмоционально.

“Дорогой Леша.”

О Господи, нет! Такое чувство, как будто я пишу официальное письмо.

“Леша, люб…”

Нет, точно нет.

После нескольких мгновений, проведенных, глядя на экран с пустой строкой, я наконец остановилась на его имени. Просто имени. Без каких-либо приветствий.

“Леша. Почему ты мне не перезваниваешь и не пишешь?”

Так, довольно неплохое начало.

“Это потому, что ты законченный садист?”

Что..?

“Ты намеренно причиняешь мне боль, да? Ты наконец-то понял, что я влюбилась в тебя, и пытаешься использовать мои чувства против меня? Но у тебя ничего не выйдет, бесчувственный идиот! Я заставлю тебя полюбить меня, и если я буду страдать с тобой и дальше, то и тебя постигнет та же участь!”

Я набирала сообщение с таким остервенением, что чуть бездумно не нажала “Отправить”. Благо вовремя опомнилась.

О Боже…

Я быстро стерла набранные символы, а затем ненавистно швырнула телефон в сторону и упала на смятую постель, уставившись в потолок.

Только когда я почувствовала слезы на своем лице, поняла, что начала плакать. Из-за него…

17.2. Теплый разговор

— Федя, а ну иди сюда!

— Нет, я сказал!

Уперевшись руками в подоконник, я смотрела, как под окнами на улице резвились близнецы, пытаясь зажать своего брата, чтобы сделать с ним селфи. Видимо, после моего наставления Марина все же решилась подойти к брату, потому как, по всей видимости, Федя простил их. Раз уж их выпустили на улицу, после нескольких недель строгого заточения дома — они точно добились великодушного прощения брата за их непростительный проступок.

Я сжала кулон, подаренный Лешей, и разочарование обрушилось на меня мощной волной, от которой я несколько раз моргнула, чтобы избавиться от накатившей на глаза соленой влаги.

Я не собиралась снова плакать из-за него.

А потому, заперевшись в комнате и сославшись на головную боль, я весь день провела в комнате, желая скрыть от всех свои покрасневшие глаза. Папа сразу же начал беспокоиться и без устали интересоваться моим самочувствием. Бабушка оставила рядом с моей кроватью мои любимые оладушки со сметаной. Федя просто сходил с ума, пытаясь выведать настоящую причину моего состояния. А близняшки, на удивление, не пытались довести меня до ручки из обычной вредности.

А что было бы, если бы я сказала, что плакала из-за Леши…

Даже думать об этом было страшно…

Мои мысли были прерваны скрипом открывшейся двери.

— Ксень, можно?

Я перевернулась на другую сторону и положила щеку на сложенные руки. Мама стояла в дверях и сочувствующим взглядом смотрела на меня, будто бы понимала, в чем было дело.

Слабо улыбнувшись, я отозвалась:

— Входи, мам.

Мама, не отрывая от меня глаз, аккуратно закрывала за собой дверь, подошла к моей кровати и опустилась на краешек.

— Все в порядке? — тихо спросила она.

Я знала, что рано или поздно она придет. В отличие от остальных членов моей семьи, она просто давала мне время побыть наедине с собой, прежде чем прийти и поговорить о том, что меня беспокоит. Она всегда давала мне личное пространство, будучи самым понимающим человеком, которого я только знала.

Сейчас мамины глаза были полны беспокойства. А я тщательно обдумывала свой ответ. Не хотелось бы, чтобы мама подумала, что я несчастна из-за того, что была с ними, а не с Лешей. И не хотелось бы, чтобы она думала, что я была несчастна из-за Леши.

Сделав глубокий вздох, я сказала ей:

— Я просто устала, мама.

Она подняла руку и легонько погладила меня по волосам.

— Это из-за Леши?

Я шумно выдохнула, будучи расстроенной проницательностью мамы.

— Я знаю, ты сказала, что не хочешь, чтобы мы задавали вопросы о нем, и я это уважаю твое желание, — продолжила она. — Я знаю, что ты умная и самостоятельная девочка. И я знаю, что ты уверенна в своих действиях, милая. Но, Ксень, мне нужно знать, что у тебя сейчас с ним действительно все в порядке. Ты можешь мне рассказать правду.

Я медленно поднялась и села на постели, отводя взгляд в сторону.

— Да, мама, все в порядке.

— Ты любишь его?

— Я-я… — покраснев, я начала заикаться. — Я думаю, что иду к этому. Я знаю, ты считаешь, что я слишком молода для этого и наивна, но вы ведь с папой тоже начали встречаться в университете.

Ее брови от изумления взмыли вверх.

— А ты знаешь, почему я начала встречаться с твоим папой, в то время, когда совершенно не хотела отношений, а хотела учиться? Потому что он был таким настойчивым, что мне пришлось согласиться.

Ну, Леша тоже вынудил меня вступить в отношения с ним. Так что, думаю, у них с папой было кое-что общее.

Посмотрев на маму, я поняла, что мы так давно не разговаривали. Так по-настоящему.

По правде говоря, сколько я ни говорила себе, что не против работы родителей, на самом деле это было не так. Но я не хотела быть той, кто мешал бы им заниматься тем, что они любят. Раньше мне было достаточно знать, что они будут рядом, если я буду в них нуждаться. Но позже я обнаружила, что мне их очень не хватало. Больше всего я скучала по таким разговорам с мамой.

Потому что она была не просто моей мамой.

Она была моей лучшей подругой.

— Если честно, я еще многого не знаю о нем, мама, — я опустила взгляд и стала теребить рукава своей толстовки. — Мы с Лешей еще только начинаем узнавать друг друга. Но мне нравится, что он заставляет меня чувствовать себя такой.

— Какой?

— Счастливой, — пролепетала я, хотя Леша в этот самый момент делал совершенно обратное. Однако воспоминания нахлынули на меня, заставив понять, что чудесных моментов с ним было больше, чем несчастливых. Я подняла глаза и искренне продолжила: — Я так с ним счастлива, мама. Я знаю, что он тебе не нравится, что ты не хочешь его для меня, особенно папа. Но он нравится мне. И я надеюсь, что он когда-нибудь понравится и тебе.

Она просто улыбнулась, ничего не сказав. Мы обе уставились в окно, за которым начало торопливо светать.

Через некоторое время я нарушила молчание:

— Мама?

— Да, Ксень? — отозвалась она, повернувшись лицом ко мне.

— Как ты думаешь, Леша когда-нибудь понравится папе?

Она с секунду смотрела на меня, прежде чем вынесла словесный приговор, когда дался мне с трудом:

— Нет.

Однако мама на этом не закончила.

— Но не из-за того, о чем ты думаешь. Просто… ты его дочь, Ксень. Его единственная дочь. Ты так быстро выросла и скоро можешь уехать от нас, даже выйти замуж, обзавестись собственной семьей. Удели ему немного внимания. Быть отцом нелегко. Особенно теперь, когда у тебя появился парень.

У меня защемило в груди и я прикусила губу. Я не подумала об этом. Моя голова была так сильно занята Лешей, что я совсем не подумала о чувствах отца.

— Ты права, мама, — я виновато склонила голову. — Мне очень жаль. Я обязательно заглажу свою вину перед ним. Но, — я бросила на нее недовольный взгляд, — если быть честной, то меня раздражает, когда он обращается со мной так, будто я все еще маленькая девочка.

— Ты всегда будешь его маленькой девочкой, независимо от того, сколько тебе лет, — ответила она. — Вспомни хотя бы ту книгу, которую он подарил тебе последний раз — детское фэнтези. Он всерьез думал, что тебе понравиться. Он не может смириться с тем фактом, что ты выросла.

— Да, кажется… — согласилась я неуверенно.

Мама поцеловала меня в лоб и поднялась на ноги:

— Просто не дави на него и не обижайся, — все еще улыбаясь, отозвалась она. — И спускайся к ужину, хорошо?

— Обязательно, мам, — ответила я с улыбкой.

Когда дверь закрылась, я упала на подушку, но в этот раз смотрела не в потолок, а в окно. Там на вечернем небосводе начали проявляться первые звезды, напоминая мне о первом свидании с Лешей, когда мы сидели в парке на лавочке.

Если бы я могла, я бы все отдала, чтобы узнать, что сейчас творилось в голове у Леши. Я знала, что я была ему небезразлична.

Может быть, он и ранил меня, но делал это непреднамеренно, учитывая тот факт, кем он был — холодным, закрытым хулиганом.

Но я все равно хотела быть с ним. Даже если это будет больно.

Я знала, что будет больно.

Мои мысли прервал звонок моего телефона.

17.3. День перед Новым годом

POV Леша

Я вышел из своей спальни, неся на кухню пустую коробку из-под пиццы, и замер, когда увидев Громова, сидящего на диване в гостиной.

Ну какого черта он все еще был здесь?!

Продолжив идти в сторону кухни, боковым зрением я кое-что заметил. Снова замерев, мой взгляд остановился на телефоне в руках Дани. Я бесшумно подошел к нему и навис над ничего не подозревающим другом.

— Какого хрена ты делаешь с моим телефоном?

Громов подорвался с дивана и быстро развернулся, заведя руки за спину в неумелой попытке спрятать от меня телефон.

— Л-леха, — заикаясь, пробормотал Даня, который никогда раньше не страдал подобным недугом. — Я не слышал, как ты подошел.

Я скрестил руки на груди, глядя на своего лучшего друга, и повторил вопрос:

— Что ты делал с моим телефоном?

— Я… Э-эм…

— Ну?! — рявкнул я нетерпеливо.

— Ладно, ты меня спалил, — он вытащил руки из-за спины и показал мне телефон, на экране которого мужик трахал женщину сзади. — Я смотрел порнуху.

— Смотри ее на своем телефоне, придурок, — огрызнулся я, выхватывая телефон из его рук.

Громов как ни в чем не бывало сел обратно на диван и включил телевизор.

— У твоего телефона экран больше.

— Купи себе новый, если что-то не устраивает, — пробормотал я, выключая порнуху, а следом и сам телефон. — И какого хрена ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть со своей девушкой?

Даня бросил на меня недовольный взгляд через плечо и процедил сквозь зубы:

— У меня нет девушки.

— Да-да, конечно…

— А вот у тебя она есть, — парировал он. — Но почему-то ты ей за столько дней даже ни разу не написал и не ответил.

Я ударил Громова пустой коробкой по голове.

— Хватит рыться в моих вещах!

— Мне было скучно, — пытался оправдаться Даня, потирая голову после удара.

Мне хотелось вновь ударить его коробкой. И я бы сделал это, если бы на журнальном столике не завибрировал его телефон.

Прежде чем я успел увидеть, кто ему звонил, Громов схватил телефон и торопливо сунул его в карман.

— Я сейчас вернусь, — сказал он и выхватил у меня из рук коробку из-под пиццы. — Давай я выброшу ее за тебя, раз уж ты, похоже, не в состоянии сделать это сам.

Я нахмурился, со странного поведения друга. Но я слишком хорошо его знал, чтобы не догнать, что с ним творилось.

И сейчас он однозначно что-то замышлял.

Пока я огибал диван и устраивался поудобнее, мои мысли были заняты подозрительным поведением Громова. С тех пор как я вернулся, Даня стал постоянным гостем в моем доме. Даня и раньше ночевал у меня, а теперь он и вовсе фактически здесь прописался. Ему оставалось разве что вещи свои сюда перевезти.

Из-за его проклятого любопытства и опеки с ним было невыносимо находиться рядом. А сваливать он, кажется, не собирался.

И я знал, почему Даня не хотел возвращаться домой.

Из-за меня.

Потому что Даня не хотел выпускать меня из виду.

Потому что он боялся, что со мной снова могло что-нибудь случится.

Я знал, что друг винил себя за то, что его не было рядом, когда это случилось. За то, что он не заметил знаков. За то, что забыл, что значили для меня эти праздники.

А потому, как бы Громов сильно ни раздражал меня, я старательно не подавал виду.

Даня просто был моим лучшим другом, который отправился бы за мной хоть на край света. Хотя я и не считал, что заслуживал его…

Два дня назад, когда я вернулся домой из той адской дыры, в которой оказался из-за отца, Громов уже ждал меня.

— Где ты был?

Мои руки замерли, так и не схватив сумку с заднего сиденья машины. Повернув шею, я увидел стоящего на крыльце друга, лицо которого полыхало от гнева. Не обращая на него внимания, я взял свою спортивную сумку, захлопнул дверь тачки и, прихрамывая, направился к дому.

Я услышал, как Громов смачно, но тихо выругался, а затем он встал прямо передо мной.

— Орлов, где ты, блять, был?! — потребовал он ответа, голосом дрожащим от ярости.

Я устало посмотрел на своего друга, подняв левую бровь.

— Ты что, моя нянька?

— Леха…

— Отвали, Громов. Я устал.

Но когда он отваливал, не получив желаемого? Таких случаев было не так уж и много на моей памяти. И сегодняшний точно не пополнит этот скромный список.

— Ты не отвечал на мои сообщения! Ты не отвечал на мои звонки!

— Насколько я помню, Ксюша была моей девушкой, — выпалил я. — А не ты.

— Последний раз, когда ты точно так же пропал из виду, мы тебя едва не потеряли! — горячо возразил он.

— Отвали от меня, Громов.

Я наблюдал за тем, как менялось выражение его лица от настигнувшей боли.

— Нет, — Громов ткнул в меня побелевшим от напряжения пальцем. Его голос стал грубым от эмоций. — Больше я тебя не оставлю.

Неприятная тяжесть осела у меня на дне желудка, пройдя тяжелый путь через глотку, разрывая ее к чертям.

Громов все помнил.

И я тоже. Все те случаи, когда я с трудом возвращался в жизнь.

В такие моменты, как сейчас, я хотел побыть один, но Громов был иного мнения.

И даже если меня бесила его прилипчивость и напористость, то он все равно был хорошим другом, в отличие от меня.

Даня был рядом со мной большую часть моей жизни. Он был рядом даже в самые дерьмовые моменты. И мне следовало радоваться, что у меня был такой друг.

Когда все бросили меня, он был единственным, кто остался в моей паршивой жизни.

Даже когда я стал тем, кем был сейчас, когда встал на путь крови и насилия, Даня прикрывал мою спину и оказывал непоколебимую поддержку.

— Дань, со мной все нормально, — негромко сказал я. — Я не наделал глупостей, я просто…

Облегчение, промелькнувшее на лице друга даже с моих незаконченных слов, заставило меня почувствовать себя еще хуже. Мы зашли в дом, где Громов с протяжным выдохом взъерошил пальцами свои волосы, оперевшись о стену.

Чувство вины взялось за меня с новой силой.

Кинув сумку на пол, сняв куртку и разувшись, я принялся разминать затекшие ноги, чувствуя острую боль в ступнях.

— Так где ты был? — повторил свой вопрос Даня уже более спокойным тоном. — Влад себе места не находит. Думает, что ты пропал из-за того, что он наговорил тебе у Черепа.

— Я был в больнице, — ответил я, понимая, что Даня заслуживает знать правду.

— Что? Почему? — встревоженно отозвался друг.

— Порезал ноги о стекло. Мне нужно было наложить швы.

Даня пристально уставился на меня, а затем его осенило:

— Он приходил, да?

Я ничего не ответил, но это и не было нужно.

— Но ты ведь не лежал в больнице два дня только из-за швов?

Нет, и будь моя воля я бы там не задержался и на час.

Но Дане и здесь не требовался ответ. Потому он знал, в чем было дело. Он знал, что бывало со мной.

— Ну, по крайней мере, сейчас с тобой все в порядке, — продолжил он. — Ладно, отдохни. Ты хреново выглядишь.

Даня оттолкнулся от стены и нагнулся к полу, поднимая мою сумку и унося ее в спальню. Я последовал за другом. Когда я наконец дохромал до спальни, Громов уже сидел на моей кровати. В его руках была бутылка воды и блистер таблеток, которые я принимал в этот период года по предписанию врача. Они сдерживали мой покалеченный разум от дурных мыслей, которыми я стал страдать после смерти матери.

Встретившись с ним взглядом, я не знал, что сказать.

Я слишком хреново себя чувствовал для бесед по душам.

Взяв таблетки из рук друга, я уставился на них ненавистным взглядом. Я ненавидел их всей своей черствой душой. Но Даня заставил меня принять их. Он знал, что могло быть со мной в противном случае. И он точно не хотел этого допускать.

— Лех, ты так и не передумал насчет завтра?

Слова Громова заставили меня вернуться в реальность.

— Нет, — ответил я, опускаясь на кровать рядом с ним.

— Давай мы к тебе присоединимся? — предложил Даня. — Соберемся у Черепа и отпразднуем по-человечески. Никого лишнего — только ты, я, Череп и… Кстати о Владосе. Он хочет увидеться с тобой.

— Перебьется. Я пока не в форме, чтобы с ним увидеться. Боюсь из-за швов сплошать и не втащить ему как следует.

— Два придурка, — пробормотал себе под нос Громов.

— Это я то придурок?! Этот урод уже который раз поднимает тему, в которую ему не стоит совать свой поломанный нос! Еще раз он заговорит о Ксюше — и я его убью нахрен!

— Ладно-ладно, остынь, — осадил меня друг. — Завтра Новый год, Лех. И ты бы мог перестать быть мудаком для своих друзей, то есть меня, Черепа и даже Влада, каким бы уродом он ни был.

— А когда ты мне сделаешь подарок и перестанешь быть надоедливым мудаком? — парировал я.

— Серьезно, Лех, — Громов повернулся ко мне лицом. — Давай соберемся все вместе завтра вечером? Не будешь же ты тухнуть здесь в круглом одиночестве.

— Нет, Дань, — пробормотал я, отводя взгляд. — Не хочу. Тем более ты знаешь где я буду и с кем.

— Ну, ты же можешь после приехать к нам, чтобы отпраздновать твой…

— Я не хочу ничего праздновать, — решительно перебил я.

— Ладно, — Даня недовольно нахмурился, но отступил.

Когда Громов начал подниматься, чтобы оставить меня одного, я с запозданием заметил, во что он был одет.

— Это моя одежда?

Даня опустил глаза, а затем поднял голову с подрагивающей улыбкой.

— Мне больше нечего было надеть.

— Клянусь, если ты напялил мои трусы, то я тебя…

— Тогда я пойду, а еще лучше побегу, — пробормотал Даня, понимая, что ему следовало спасать свою жизнь.

Когда я замахнулся для удара, Громов с необычайной прыткостью отскочил от меня и выбежал из моей спальни.

17.4. Долгожданное воссоединение

Было уже поздно, почти полночь. И было очень холодно. Ярко светила луна. То и дело поодаль вспыхивали фейерверки, выпущенные нетерпеливыми празднователями Нового года, живущими в частных домах неподалеку.

Я не видел ни фейерверков, ни луны. Я не чувствовал холода, проникающего под кожу. Я не слышал ликующего шума людей средь абсолютной тишины.

Я лишь смотрел на могилу перед собой.

“Орлова Мария Олеговна

6 мая 1985 — 31 декабря 2015

Помним, любим, скорбим”

Втянув в легкие морозный воздух, я рухнул на колени, не отрывая взгляда от эпитафии.

— Мама, — прошептал я, прижимая руки к ноющей груди. — Мама…

С надгробия был стряхнут снег, словно кто-то уже приходил сюда до меня.

Я стиснул зубы, потому что знал, кто это был. А осознание того, что он посетил могилу моей матери, заставляло меня возненавидеть его еще больше.

Отец слишком поздно спохватился, желая загладить свою вину перед ней.

Он опоздал…

Я положил на могильную плиту алые розы, перевязанные такой же алой лентой. Розы были ее любимыми цветами. Она обожала их и обязательно украшала ими все комнаты в нашем доме. Именно поэтому я сделал татуировку с ними, вбив черные чернила под кожу, в напоминание о матери.

Воздух стал еще более холодным, обжигающим. Пальцы онемели, лицо стало щипать от холода. Я не знал, как долго пробыл здесь. Да и неважно было. Я просто продолжал стоять на коленях, как делал каждый год в один и тот же день, глядя на могилу матери, снова и снова переживая боль ее потери.

А затем я неожиданно услышал ее голос, мягкий, мелодичный, а после и вовсе почувствовал ее.

— Леша.

Я спал. А иначе как это было возможно?

Чья-то рука мягко легла на мое плечо и я машинально повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

Я точно спал.

Мои глаза медленно переместились с маленькой ладони на лицо девушки, которую я никак не ожидал здесь увидеть.

Ксюша.

Ее взгляд остановился на надгробии моей матери. Затем он скользнул ко мне и я с удивлением увидел, что в ее прекрасных небесно-голубых глазах стояли слезы. Ксюша медленно села рядом со мной, аккуратно расправив подол белого платья, выглядывающего из-под куртки.

Все это было не по-настоящему.

Это никак не могло быть реальностью.

Я мог поверить в действие таблеток, но не в реальность происходящего…

Но когда ее теплая рука нашла мою, я понял, что она была настоящей. Это не иллюзия моего больного разума, это все было взаправду. Она переплела свои пальцы с моими и сжала мою ладонь.

— Здравствуйте, Мария Олеговна. Я Ксюша, девушка Леши.

Мой взгляд поднялся к ее лицу. Это было неожиданно, как удар тупым предметом по голове, но, черт возьми, как это могло быть так больно и приятно одновременно?

— Возможно… я не самая лучшая девушка, потому как обычно на меня не обращают внимания и порою мне проще закрыться в одиночестве с книгой, чем выйти к людям, но зато я умею готовить и хорошо справляюсь с домашними делами. И я обещаю хорошо заботиться о вашем сыне. Я очень рада, что он есть в моей жизни.

Уголок моих губ приподнялся, когда боль внутри меня стала медленно утихать.

— Иногда ваш сын может быть очень страшным.

Я поднял глаза к ночному небу и вздохнул. Ксюша взглянула на меня, и даже в темноте, боковым зрением, я увидел, как она покраснела.

— Но он также может быть и очень милым.

— Ты уже закончила рассказывать моей матери о моих прекрасных качествах? — наконец произнес я в отчаянии.

Ксюше хватило наглости бросить на меня неодобрительный взгляд.

— Тише, Леша. Я разговариваю с твоей мамой.

Я горько усмехнулся и лишь тихонько покачал головой.

— Так что, вы можете не беспокоиться. Я обещаю позаботиться о вашем сыне. Я всегда буду с ним.

Всегда.

На этот раз я почувствовал себя так, словно кто-то ударил меня ногой поддых. Дышать было трудно, но не от боли, а от лавины обрушившихся на меня эмоций.

Ксюша поднялась и отряхнулась от снега. Я настороженно следил за ней, не зная, что будет дальше. Сейчас я вообще ни черта не знал и не понимал.

— Пойдем, Леша, — Ксюша протянула мне руку. — Давай уведем тебя отсюда.

Я закрыл глаза, не веря в происходящее. А когда отрыл, то все осталось на своих местах.

Может быть, это все же был сон?

Но я взял Ксюшу за руку и позволил ей вести себя, направляя через темный лабиринт кладбища. Одетая в белое платье, хоть и спрятанное под черной курткой, она была похожа на ангела в ночи, пришедшего спасти меня. Мой ангел, мой свет, мое всё…

Может, я умер и просто не понял этого?

Когда мы добрались до выхода, я убедился, что не умер. Потому что на месте, где я припарковал свою машину, теперь стояла совсем другая. Машина, принадлежащая Громову.

Теперь понятно было, как Ксюша попала сюда.

Вот почему Даня взял мой телефон. Мой лучший друг за моей собственной спиной спланировал подобное. И теперь я точно не знал, что чувствовать и думать. Стоило ли мне придушить Громова за то, что он позволил Ксюше увидеть меня в столь поганом состоянии, или поблагодарить его за то, что он прислал ее ко мне, раньше меня осознав, как сильно я в ней нуждался?

Я закрыл глаза и раздраженно выдохнул. Когда я открыл их, Ксюша смотрела на меня с обеспокоенным выражением лица. Она вздрогнула, когда наши взгляды встретились, и выпустила мою руку.

— Чуть не забыла, у меня для тебя кое-что есть, — задыхаясь, выпалила она и бросилась к машине.

Я попытался последовать за ней, но она подняла ладонь, останавливая меня, когда я был уже в нескольких шагах от нее.

— Подожди, — попросила она, продолжая копошиться с чем-то на заднем сиденье. — Пожалуйста, подожди.

Раздраженный тем, что Ксюша имела свободный доступ к тачке моего друга, я слишком быстро потерял терпение.

— Чего ждать то? — огрызнулся я уже через мгновение.

А затем небо посветлело.

Фейерверк осветил темноту, рассыпаясь яркими искрами по небу и оглушая своим залпом. На мгновение я растерялся, потому как кому бы в голову взбрело пускать салют на кладбище. А затем меня осенило.

Я нашел вдали темный силуэт, в котором узнал своего друга. Громов помахал мне рукой, прыгнул в мою машину и, как удачно справившийся со своей задачей организатор этого мероприятия, помчал вдаль.

Мы остались с Ксюшей вдвоем стоять под яркими залпами фейерверка.

Посмотрев на время, я понял, что наступило первое января.

Новый год и…

— С днем рождения, Леша.

Моя голова дернулась, а глаза расширились, когда я посмотрел на Ксюшу. Все тело напряглось, а сознание помутилось.

Ксюша подошла ко мне, держа в руках небольшой торт с горящими свечами. Ее улыбка была сладкой, такой милой и красивой…

Она остановилась передо мной, и все, что я мог делать — это смотреть.

— Леша, задуй свечи, — мягко попросила она. — И не забудь загадать желание.

Мой взгляд упал на торт. Последний раз я ел праздничный торт на день рождения, когда была жива мама. Больше я никогда не хотел праздновать свой день рождения по двум причинам. Первая — этот праздник был омрачен трагедией и я всегда отдавал приоритет скорби по матери, нежели глупым празднования своего дня рождения. Вторая — я знал, что единственное, что я мог загадать, никогда не сбудется.

— Леш?

Я поднял взгляд. Улыбка Ксюши померкла, когда она взглянула на меня. Я крепко зажмурил глаза, отгоняя гнетущие мысли.

Открыв их, я наклонился вперед и задул свечи. Затем взял торт, подошел к машине и положил его на заднее сиденье.

А после я повернулся к Ксюше.

Фейерверки продолжали взрываться над нашими головами, когда я резко обхватил талию Ксюши, отчего ее руки рефлекторно поднялись к моей груди, и притянул ее к себе. Другой рукой я принялся гладить ее шелковистые распущенные волосы. А затем я накрыл ее губы своими.

Ксюша удивленно вскрикнула, а уже вскоре сама прижалась ко мне сильнее и углубила и без того глубокий поцелуй. Ее руки заскользили по моей груди, обвились вокруг шеи, зарылись в моих волосах. Я прижал ее спиной к машине и дернул замок ее куртки, желая прижаться телом к ее мягким изгибам без посторонних преград.

Когда я почувствовал, что начинал овладевать ею, когда понял, что терял контроль, я остановился.

Оторвав свои губы от ее, я уткнулся лицом в ее шею. Мои руки сильнее сжались на ее талии. И я знал, что был груб с ней, но она не жаловалась. Она никогда не жаловалась. Вместо этого она прижалась ко мне так крепко, словно пыталась вобрать в себя всю мою боль.

И если бы она могла, то обязательно сделала бы это, даже не задумавшись.

Но это было бремя, которое я никогда бы ей не отдал.

Жизнь была так чертовски жестока со мной.

Она отняла у меня мать самым ужасным образом.

Но затем подарила мне Ксюшу.

И я знал, что мама, где бы она сейчас ни была, приложила к этому свою любящую руку.

В этот день рождения, я впервые за последние девять лет загадал другое желание — не потерял еще и Ксюшу.

— С днем рождения, Леша, — прошептала она мне на ухо с мучительной нежностью. — И с Новым годом.