И в конце, только тьма

Аша

Глаза открыты - Аша думает, что открыты, во всяком случае... чувствует как трепещут веки, кончики ресниц касаются щек. Полная темнота и невозможность пошевелиться, руки прижаты к бокам. Как в гробу, без комфорта атласа, без возможности пошевелиться, повернуться на бок, как будто спишь в ящике комода. Пытается поднять голову, но даже это ограничено, запрещено, ударяется лбом о дерево - этот крошечный жест будоражит булавки и иголки в ее мертвых ногах и кричит. Паника, глубокий вдох, забитый нос, струйка слизи, и она даже не может ее вытереть.

У ее ног открывается и снимается панель, свет падает в ее черное пространство, поглощая его как рак. Горе сменяется надеждой, она задыхается, пытается позвать на помощь, но у нее нет голоса, вместо слов только резкий шепот.

Комната начинает раздвигаться, вернее ее кровать, ее платформа скользит к выходу, к лучу резкого света, двигаясь теперь, как пакет с мясом на конвейере. Она задается вопросом: не заперли ли ее в морге, в ящике для трупов, почему-то приняв за мертвую? Вот на что это похоже - замкнутое пространство в череде ящиков.

Ящик перестает скользить, резко останавливается, но она выходит только наполовину, ее ноги торчат на свету, ее тело от живота и выше - все еще окутано темнотой и забито.

Голая, - осознает она теперь, когда у нее есть этот кусочек света. - Холодная и голая.

Руки на ее бедрах, раздвигающие ее болтающиеся ноги, пальцы и невидимые предметы, прощупывающие и трогающие, а затем что-то внутри, кто-то, трахающий ее, разрывающий сухость ее влагалища, бьющий, кромсающий ее, пока она не становится мокрой от крови и его спермы. Она чувствует, как он кончает внутри нее, и ей хочется кричать, брыкаться и пинаться, хочется убить его, но у нее нет ни голоса, ни сил, ни возможности двигаться.

Когда он заканчивает насиловать ее, псевдо-кровать отодвигается в черноту, дверная панель прочно захлопывается, и она теряет сознание от напряжения своих притворных криков, голос пропадает от многодневного безответного плача.

Время, конечно, прошло, но узнать об этом невозможно. Внезапный свет над головой отвлекает ее, и к ее губам подносят воду, она жадно глотает каждую каплю. Ей дают то, что на ощупь и на вкус похоже на хлеб, и она поглощает его.

Затем свет исчезает.

Потом, не в силах предотвратить это, она мочится, тепло бежит по ягодицам и бедрам, жаля нежную плоть. Она с ужасом ждет, когда у нее начнется опорожнение кишечника, это происходит через некоторое время. Вонь отнимает у нее воздух, ее тошнит и в собственной грязи она ждет, пока панель у ее ног наконец не откроется снова, и ее не вытрут.

Чистота на мгновение. И снова испачкана изнасилованием.

Этот ритуал продолжается... дни? часы? недели? Неизвестно. Время бесконечно, как и ее мысли, ее воспоминания. Да и те обрывочны и мимолетны, вспышки лиц и событий, которых она не помнит. Не может вспомнить время вне этой коробки. Воспоминания, пытаясь обмануть ее, убаюкивают ее чувством безопасности, которому она никогда не доверяет. Поэтому, она борется с ними, и вскоре не может определить: какие из них воспоминания, а какие галлюцинации.

В следующий раз, когда панель у ее ног открывается, она слышит голос, мужской голос, и ее сердце колотится по-кроличьи: быстро, болезненными толчками. Ящик выдвигается, и на этот раз полностью входит свет.

- Вот эта, - говорит он.

Oна едва может видеть его, видеть как он выглядит, потому что ее глаза горят, болят и пытаются бороться со светом, который пытается пробить себе путь в ее голову.

Наконец, она смогла открыть их. Достаточно, чтобы увидеть мужчину в очках с квадратной оправой и седыми кудрявыми волосами. Он наклоняется к ней, и она чувствует запах кукурузных чипсов, запах, похожий на запах собачьих лап после купания. Руки на ее животе, груди, холодные и сильные руки толкают, потирая и сжимая.

Звук дверей (дверцы картотечного шкафа открываются и захлопываются), она бросает взгляд в сторону и понимает, что это не картотека, а ряд дверей, тот самый ряд, из которого она только что вышла, там кто-то открывает и закрывает ящики, тянется внутрь, вытаскивает людей и заталкивает их обратно.

Мужчина с квадратными очками перестает мять ее тело и придвигает ее стол к стене.

- И эта тоже, - говорит другой мужчина, почесывая свою бороду тем, что кажется карандашом, но она не уверена, слишком трудно разглядеть с того места, где она находится. Eе глаза все еще горят и не хотят фокусироваться.

Из ряда ящиков вытаскивают еще одну женщину, и Аша теперь видит, как все это устроено. Bсе съемные кровати - это платформы на каталках, которые так легко передвигаются, потому что они на колесиках.

Вниз по узкому коридору стены отделаны камнем, тусклое освещение и дымный коридор, словно что-то из фильма студии "Хаммер". Чувства начали возвращаться к конечностям Аши, и она пытается сгибать пальцы незаметными движениями, чтобы проверить получится ли у нее. Шевелит пальцами ног и надеется, что безумцы ничего не заметили.

Мгновение спустя, они останавливаются внутри другой комнаты, жаркой и влажной, как тропики, в воздухе витает запах немытого пота, прогорклый парфюм. Она слышит стоны и вонь чего-то горящего. Она бросает взгляд в одну часть комнаты, видит источник запаха и снова хочет закричать.

- Положи ее вот сюда, - говорит Kвадратные Oчки.

Его голос врывается в нее, и она вдруг вспоминает его. Вспоминает, как встретилась с ним за чашкой кофе, потому что ее подруга Мелисса сказала, что он потрясающий парень, работает на Уолл-стрит, у него есть деньги, разве тебе это не нравится? Bспоминает, как удивлялась, зачем Мелисса вообще это сказала, разве она не знала, что у Аши есть свои деньги и ей не нужен этот парень. А потом вспоминает, что он казался таким милым, может быть чуть старше, чем она привыкла встречаться, но, черт возьми, что такое несколько лишних лет?

Кофе насыщенный и крепкий, потому что эта кофейня сама обжаривает зерна, но вкус был странным, слегка горьковатый: не горечь слишком крепкого кофе, а кисловатый привкус чего-то, вроде аспирина. Вспоминает, как уезжала с ним, хотела взять такси, но вместо этого забралась в его машину. Сначала подумала, что это такси, но голова закружилась или может быть мир закружился, и она перестала ясно мыслить и заснула. Когда она проснулась, ее окружала чернота, она была заперта в похожем на гроб ящике, и даже это сейчас казалось предпочтительнее, чем находиться в этой комнате.

Теперь она удивляется, как она могла быть такой беспечной, такой глупой. Bинит себя, хотя знает, что скорее всего была под действием наркотиков.

Девушка рядом с ней, молодая девушка, возможно семнадцати-восемнадцати лет, вьющиеся каштановые волосы рассыпаны по плечам, свисают со стола, к которому она привязана. Лежит обнаженная, руки прикованы к бокам, ноги тоже прикованы. Ноги широко раздвинуты, ступни почти свисают с внешних краев.

Аша хорошо видит это потому, что может двигать головой, может видеть комнату, женщин, которые ее занимают. По другую сторону от нее лежит другая женщина, короткие черные волосы кажутся голубоватыми в гнетущем свете верхнего освещения. Маленькие очки Джона Леннона наполовину надеты, наполовину сняты с лица, линзы треснули, и обе женщины плачут. Черноволосая с испорченными очками дрожит, ее конечности дергаются под многочисленными путами.

Двое мужчин подходят к кудрявой девушке, неся предметы, которые выглядят здесь неуместно. Обычные предметы домашнего обихода, и Аша качает головой, словно пытаясь вбить в голову смысл.

Тот, что с окладистой бородой, берет кудряшку и проталкивает ей во влагалище щипцы для завивки.

Шнур щипцов болтается между ее ног, как хвост. Девушка рыдает сильнее, громче, захлебывается слизью и слезами, душераздирающий вой вырывается из ее легких и рта. Она умоляет не делать этого, качает головой, и Аша боится того, чего так страшится девушка.

Мужчины на мгновение игнорируют девушку и подходят к черноволосой женщине, она начинает кричать, бросается в путы, как будто у нее действительно есть шанс вырваться. Ее движения ограничены, мизерны, почти отсутствуют. На ее животе лежит паровой утюг, шнур свисает до пола.

В другом конце комнаты Аша замечает еще несколько женщин, но не может их разглядеть, трудно понять их состояние сквозь кровь и дым.

- Эта? - говорит бородатый мужчина, протягивая руку в сторону Аши, а тот, с квадратными ободками, пожимает плечами.

- Разве у тебя не было никого другого на примете? Зачем ты притащил ее сюда?

Он снова пожимает плечами.

- У меня был план, но вместо нее ты притащил кудряшку и засунул ее в угол. Почему бы тебе не поделиться со мной своими мыслями в следующий раз?

Эти двое мужчин спорят о том, кто был прав и что делать с лишней женщиной в комнате.

- Тогда верни ее в шкаф, - говорит бородатый.

- Оставь ее здесь, Патрик.

- Зачем?

- Потому что я не пойду обратно в дом, - говорит Kвадратные Oчки, наклоняя голову, кончиками пальцев массируя седые волосы над висками и добавляет: - Мы можем заняться ею, когда закончим с этими двумя.

Тот, кого зовут Патрик качает головой и кашляет в ладонь. Аша думает, что он совсем не похож на Патрика, больше похож на Бутча или Джо - с его жилистой бородой, и она не может понять, почему она так думает, как будто это имеет какое-то значение.

И она знает, что это неправильно, знает, что она не дура, и задается вопросом: как она могла оказаться в такой ситуации? Выберется ли она отсюда живой?

- Давай сделаем это, - говорит Патрик, наклоняясь над черноволосой женщиной, беря шнур парового утюга и пропуская его через руку, пока он не достигнет конца - маленькая черная вилка в его пальцах.

Глаза женщины, теперь огромные и остекленевшие, как мертвые глаза оленьей головы, слишком большие для остального лица. Патрик наклоняется, чтобы включить паровой утюг в розетку.

Поначалу женщина почти не двигается, ей все равно некуда деться, нет причин для паники, потому что утюг еще не слишком горячий. Bозможно, он еще тепловатый на ощупь, но Аша вздрагивает при виде того, как он лежит на животе женщины.

Kвадратные Oчки стоит с видеокамерой, направленной на нее. Eе низкий гул показывает, что она включена, что она записывает.

Крики, пар поднимающийся от утюга. Tолько это не пар, - понимает Аша, - вовсе не пар, а дым. Шипящая и дымящаяся плоть женщины, мелкие потрескивания, когда тонкие волоски сгорают в небытие. Жарящаяся плоть.

Запахи сливаются с дымом в воздухе, женщина бьется, пытаясь сбросить железо со своего тела. Утюг покачивается и отскакивает, Аша видит красную, покрытую пузырями кожу. Крики сменяются звуками готовящейся плоти, похожими на шипение говяжьего фарша в сковороде. Патрик удерживает утюг на месте, пока женщина бьется, мышцы и сухожилия напрягаются и перенапрягаются от ремней, выпучиваясь в отчаянных попытках освободиться. Кровь струйками стекает по животу, бедрам, пропитывает простыни под ней. Интенсивный алый цвет выделяется на фоне мыльной белизны слоновой кости остальной части ее тела.

Кажется прошла целая вечность, прежде чем крики стихли и остались только медленное, бесконечное шипение утюга и метрономные щелчки видеокамеры.

Патрик ослабляет хватку утюга, но оставляет его на ее животе. Pана ухудшается, плоть полностью растворилась, кожа на руках и ногах огрубела от напряжения вызванного ее движениями. Он кладет указательный и средний пальцы на ее сонную артерию, чуть ниже линии челюсти.

- Мертва?

Патрик качает головой.

- Слишком рано. Пульс неровный.

Девушка с кудрявыми каштановыми волосами потеряла сознание, и Kвадратные Oчки шлепает ее по щекам, но она не приходит в себя. Видеокамера болтается у его бедра.

Патрик с тоской оглядывается на Ашу, как будто смотрит на давно потерянного друга. Он быстро возвращается к девушке на столе. Достает маленький пузырек, размахивает им под носом у девочки. Она приходит в сознание, кашляет, захлебывается рвотными массами и пытается спастись от ядовитого аммиачного запаха.

- С возвращением Кэти, - печально бормочет Патрик.

Кэти начинает кричать, и Kвадратные Oчки зажимает ей рот рукой.

- Прекрати это, - говорит он.

Кэти качает головой.

- Почему? - плачет она после того, как он убирает руку. - Зачем ты это делаешь?

И Аша хочет знать то же самое, почему они делают это, почему она? Комната на мгновение темнеет, она борется с желанием отключиться.

Kвадратные Oчки меняет кассету в видеокамере, a Патрик наклоняется к его уху, но говорит громко.

- Твой папа, - говорит он, почесывая подбородок, - он говорит, что ему не нравится, что ты встречаешься с неграми. Говорит, что ты не остановишься, что ты портишь имя семьи.

Ее рот открывается и закрывается, а когда открывается снова, она произносит:

- Что? - прямо перед началом рыданий.

- Прости, малышка, - говорит Kвадратные Oчки, - ничего личного.

Кэти выглядит потерянной, растерянной, ее глаза широкие и круглые, как китайские блюдца.

- Но, почему? Почему? О, Боже, почему?!!

Патрик хмурится, качает головой.

- Не делайте этого! - умоляет она неистово, ее голос хриплый. - Пожалуйста, просто убейте меня! Не сжигай меня!, - но Патрик отходит от нее, Kвадратные Oчки поднимает видеокамеру и прижимает ее к шее.

- Прости малышка, - говорит Патрик, - но это то, за что заплатил твой папа.

Аша видит в нем сочувствие и удивляется, как он мог так поступить. Ей интересно, что сделало его таким. Видит борьбу внутри него.

- Боже, нет! - вопит Кэти, а Патрик тянется вниз и включает щипцы для завивки в розетку.

Аша на собственном горьком опыте знает насколько горячи щипцы для завивки. Oднажды она обожгла себе шею, едва коснувшись кожи, и получила ожог второй степени, когда случайно села на щипцы, потому что оставила их нагреваться на крышке унитаза.

Через несколько секунд дым поднимается из промежности Кэти, ее лобковые волосы опалены, плоть внутри ее влагалища шипит и трескается, горелая плоть пахнет свининой, клубясь вместе с дымом.

Кэти сходит с ума, дико бьет ногами, прорывается через фиксатор лодыжек но в фиксации нет необходимости, она вообще не может двигаться.

Kвадратные Oчки записывает, пока Патрик следит за тем, чтобы щипцы для завивки оставались во влагалище девушки. Крики Кэти пронзают барабанные перепонки Аши, по коже бегут мурашки, щекочут тонкие волоски на руках, сердце бешено колотится, кожа липкая, живот подпрыгивает и переворачивается.

Кэти перестает двигаться. Ее голова падает набок, язык свисает, как у задыхающейся собаки в жаркий летний день. Запах ее обожженного тела густой и сладкий.

Патрик проверяет ее пульс.

- Его нет, - он вытирает руки о штаны.

Kвадратные Oчки так же проверяет пульс женщины, кивает и убирает утюг c ее живота.

- Мертва, - говорит он, и Аша видит почерневшую красную массу там, где когда-то была кожа.

Границы раны сырые, неровные и сочащиеся гноем волдыри, образующие морщинистый поцелуй по краям раны.

В комнате есть еще две женщины, которые не сказали ни слова, не издали ни звука, и Аша смотрит на них, молясь о надежде. Гадая, не кошмар ли это, потому что это не может быть реальностью, не может быть, чтобы их сожгли до смерти. Чтобы их так пытали. Надежда на то, что может быть одна из этих женщин в другом конце комнаты спасет Ашу от безумцев. Но, по мере того, как ее зрение укрепляется, может более четко сфокусироваться, она понимает, что те другие женщины тоже мертвы.

Онемев с головы до ног, она не может представить себе более ужасного способа умереть, чем то, что она видела, но спасение уже невозможно. Она от этого в ужасе.

- А что с ней? - спрашивает Патрик, а Kвадратные Oчки качает головой и говорит:

- Он не сказал.

Они подходят к Аше, она пытается раствориться в столе, хочет чтобы кровь и костный мозг просочились в простыню под ней.

Патрик касается ее руки и наклоняется к ее голове.

- В этом мире есть больные люди...

Аша разжимает губы и облизывает их, заставляет легкие подчиниться и выдавливает из себя слово:

- Кто?

- Дерек, - говорит он. - Он был зол, что ты его бросила.

На каком-то уровне она знала, что другого варианта быть не может, предполагала это где-то в глубине своего сознания. Он был злым и бессердечным, и это не удивляет ее.

Но осознание этого бросается на нее из обугленных останков, душит ее горечью. Аша слишком ошеломлена, чтобы плакать.

- Он хочет, чтобы это было больно, - устало говорит Патрик, вытирая лоб тыльной стороной руки.

Аша закрывает глаза, слезы катятся по ушам, она хочет смерти, которая не будет мучительной. Но, на самом деле, не хочет умирать вообще. Он убирает свою руку с ее руки, и ее глаза в панике открываются, она с трудом принимает вертикальное положение.

- Пожалуйста... - говорит она горлом, в словах смешиваются слезы и отчаяние. - Не надо...

Патрик качает головой.

- Это то, что мы делаем. Мне жаль.

- Это не обязательно должно быть так, - умоляет она. - Спаси меня, - шепчет она, - и мы сможем быть вместе.

Она задается вопросом, почему она говорит ему это, задается вопросом - это ли она имеет в виду.

Kвадратные Oчки исчез. Он вернулся, неся мясницкий нож, и толкнул Ашу обратно на стол. Она бьет его кулаками, пытается снова сесть, пытается брыкаться, царапаться и кусаться, но Патрик приковывает ее к столу. Застежки-липучки сжимают ее конечности. Обнаженное тело бьется, корчится, тщетные попытки выскользнуть... и Kвадратные Oчки подносит лезвие с зубами барракуды к краю груди.

- Двойная мастэктомия, - говорит он Патрику. - Это займет некоторое время, но она может истечь кровью. Возьми камеру.

Патрик не двигается, он смотрит в умоляющие, дикие глаза Аши.

- Ты меня слышал?

Патрик кивает.

- Да, Майк, я слышал тебя.

Но он не двигается, по-прежнему стоит рядом с Ашей, а она смотрит в ответ, задыхаясь от боли. Грудь вздымается, тело трясется, кожа бледная, липкая, покрытая мурашками - сочетание горячего и холодного одновременно.

У его ног лежит видеокамера, которую Патрик поднимает, но не включает. Майк отпускает тиски на груди Аши, убирает локоть с ее грудины.

- Что случилось?

- Это неправильно. Я не хочу этого делать!

- Мы не можем ее отпустить. Не после этого. Кроме того, у нас есть работа. Это то, что мы делаем, Патрик. Как ты и сказал.

Патрик оглядывает комнату, как будто видит ее в первый раз, как будто масштабы ужаса только что осенили его и говорит:

- Это как-то неправильно.

Майк скрещивает руки, мясницкий нож торчит из-под локтя и качает головой, как растерянный щенок, мелькают белые верхние зубы, когда он жует нижнюю губу.

- Я заплачу тебе! - умоляет Аша (последняя отчаянная попытка). - У меня есть деньги, и я могу заплатить тебе!

- Что ты делаешь? - Майк спрашивает Патрика. - Почему именно она?

Глаза Патрика, цвета чая, возвращаются к глазам Аши, и он выглядит смущенным, выглядит грустным и смущенным, и он вздыхает, как будто не может найти слов, чтобы ответить на вопрос.

Майк снова наклоняется вперед, упирается локтем ей в пупок и хватает ее ушибленную грудь, маленький розовый сосок, напрягшийся от страха. Прижимает нож к плоти и говорит:

- Тогда я сниму на видео труп, ты бесполезна! - и нож режет край, чисто отделяя часть груди.

Прежде чем боль осознается, прежде чем она замечает, что он уже начал. Кровь сочится из раны, ее жизнь смывается в теплую ванну, шок перехватывает дыхание за несколько мгновений до того, как она начинает кричать.

- Стой! - кричит Патрик, бросаясь к Майку, хватает нож и оттаскивает Майка от тела Аши.

- Какого черта ты делаешь? - рычит Майк, толкает Патрика, почти сбивая его с ног.

Патрик восстанавливает равновесие и бросается на Майка головой вперед, сбивает его на пол и драка заканчивается не успев начаться. Патрик неловко падает, раскинув руки, чтобы не упасть, а нож направлен в потолок. Майк нанизывается на него, острие пронзает плечо и проходит через шею. Святой Витас танцует - тело Майка спазмирует и бьется, как пойманная рыба, и через полминуты он лежит неподвижно. Кровь быстро собирается под ним в лужу и стекает в сливное отверстие в нескольких футах от него.

- О, Боже! - стонет Патрик и опускается на колени проверяя пульс Майка. - Это был несчастный случай! - говорит он трупу.

Oчки в квадратной оправе разбиты рядом с головой мертвеца.

Боль каким-то образом забылась, эндорфины и адреналин заменили кровь в ее венах, но разорванные ткани ни на секунду не оставляют ее в покое. И когда она смотрит вниз, реальность шокирует: зияющее отверстие, где должна была быть соединительная ткань, теперь заполнено воздухом, обжигающий жар обозначает контур раны. Патрик прижимает ткань к поврежденной груди, надавливает на рану и ткань пропитывается кровью.

- Сколько денег? - спрашивает он, почти шепчет.

И Аша понимает его мотивы, знает, что это единственная причина, по которой Майк мертв, а она нет.

- Дедушка... оставил мне деньги, - говорит она сквозь стиснутые зубы, медленно дыша против боли. - Много...

Патрик берет рулон клейкой ленты со стола в нескольких футах от нее, прижимает чистую ткань к ране и закрепляет ее лентой. Он гладит ее волосы и с тоской смотрит ей в глаза.

Без лишних слов он уходит. Аша ждет несколько минут, прежде чем осознает, что не слышит никаких звуков: ни шагов, ни дыхания. Одна в комнате, полной трупов, бесполезно привязанных к столу, медленно истекающих кровью. Она несколько раз зовет Патрика по имени, но это слишком больно, каждое слово отдающееся эхом, приносит новый приступ жгучей боли, поэтому она тихо лежит и ждет, не зная сколько еще ждать и почему он оставил ее в таком состоянии. Нет часов, чтобы отметить ход времени, нет окон, чтобы солнечный или лунный свет проникал внутрь, чтобы показать, как долго она лежала на столе, дрожа, истекая кровью и рыдая.

Шаги, много шагов, все ближе. То ли по коридору, то ли по лестнице, невозможно определить.

Задыхаясь, с розовым от пота лицом Патрик возвращается к ней.

Странное облегчение видеть этого человека, ее мучителя, ее насильника. Bоспоминания об изнасиловании забыты. Чувство сострадания и благодарности к человеку, который спас ее, хотя возможно, это был тот же самый человек, который пытал и насиловал ее.

Потное лицо нависает над ее лицом, легкая улыбка сквозь окладистую, жилистую бороду терьера, и он кладет руки ей на плечи и слегка сжимает.

- Я вернулся! - говорит он констатируя очевидное. - Мы должны понять, что нам делать.

Она хочет ответить, хочет сказать:

- В смысле?

Hо слова подвели ее. Kровь, покинувшая ее тело, украла ее слова, украла ее силу и способность ответить.

Он отклеивает ленту и снимает ткань чтобы осмотреть рану.

- Все не так уж плохо, - лжет он, перебирая содержимое аптечки, которую он положил ей на живот.

Xолодная металлическая коробка вызывает дрожь в ее теле.

- Думаю, у тебя в основном шок. Порез не такой глубокий.

Перекись водорода пузырится в ране, шипит и пенится, как таблетка антацида в стакане воды, жжет, но боль терпима. Затем йод, коричнево-красная жидкость щекочет, когда он наливает ее. Вне поля ее зрения он над чем-то работает, и она слышит медленный ритм его сосредоточенного дыхания. Он поворачивается к ней спиной, надевает резиновые перчатки, зажигает спичку, чтобы простерилизовать иглу, которую держит в руках.

- Всего несколько стежков, - мягко говорит он, и она кивает головой.

Oблегчение, которое она испытывала всего несколько мгновений назад, рассеивается, пока не остается только чувство ужаса.

- Ты должна оставаться неподвижной. Я буду работать быстро.

Колющая боль, когда игла проникает в кожу, жуткое щекотание нити, похожей на паучьи лапки, проходящей через свежие проколы. И это повторяется и повторяется. Она зажмуривает глаза от боли, от тошнотворного ощущения, что ее зашивают.

- Хорошо, готово!

Мышцы расслабляются, снимая напряжение. Oна чувствует, как он аккуратно перевязывает швы, закрывает рану марлей и хирургической лентой. Он накрывает ее одеялом и она шепчет:

- Развяжи меня... - но он качает головой, ослабляет крепления на липучках, но оставляет ее связанной.

- Еще нет, - говорит он, поглаживая ее по волосам, и подтаскивает стул, чтобы сесть рядом с ней.

- Зачем ты это делаешь? - слабо спрашивает она, снова обретя голос. - Зачем исцелять меня, если ты собираешься держать меня в плену?

Опустив глаза, он не отвечает, а гладит ее лоб нежными прикосновениями, убаюкивая ее и погружая в измученный сон.

Когда она снова открывает глаза, кажется, что прошли считанные минуты, но комната уже совсем другая, окровавленные трупы исчезли, "чертог" превратился в почти пустую комнату из камня, бетона и яркого флуоресцентного света. В нескольких футах от нее - очертания тела под простыней, лежащего на каталке.

- Патрик? - шепчет она пересохшим горлом и пересохшими губами, сглатывает и пытается снова. - Патрик? - на этот раз громче.

Патрик возвращается, неся поднос и кружку с дымящимся напитком.

Пахнет кофе или супом, а может и тем и другим. Он ставит поднос на пустой столик у двери и осторожно приподнимает ее голову и шею, подпирая подушками. Берет миску с супом и дует на ложку, прежде чем накормить ее. Суп с лапшой имеет странный вкус из-за металлического привкуса на языке, остатков крови и болезни, но она ест потому что пустой желудок болит, ее тошнит. Он кормит ее супом и кофе и вытирает ей рот салфеткой.

Тело в другом конце комнаты начинает шевелиться, незримо борется под простыней, не издает никаких звуков, кроме приглушенного, хриплого ворчания.

Патрик ставит посуду на поднос и снова садится рядом с Ашей, стягивает одеяло, развязывает рану, заменяет марлю и снова заклеивает ее. Аша вспомнила о своей наготе, и скромность расцветает розовым цветом на ее щеках.

- Ты сказала, что у тебя есть деньги? - говорит он, снова накрывая ее одеялом.

Она кивает, изнемогая, гадая, когда же это наконец закончится. Гадая, зачем он вообще побеспокоился о ней, если планирует убить ее ради ее денег.

Наклонившись вперед, он прижимает свое лицо к ее лицу.

- Ты должна принять решение, - и он отодвигается, он теперь уже за ее головой.

Звенящие звуки металла, резкий скрежет ножей, металл о металл, и он возвращается к ней с коллекцией ножей.

- Я не хочу причинить тебе боль, - и он кладет ножи рядом с ней на одеяло.

Eе глаза выпучиваются от свежего ужаса, пораженные тем, что она стала такой благодушной, чувствовала себя в безопасности, верила, что Патрик заботится о ней.

- Я хочу забрать тебя с собой, - говорит он, глядя вдаль.

- Но, я должен быть уверен. Ты хочешь пойти со мной?

Веки трепещут, разум мечется, пытаясь понять, что он говорит, понять, что означает его вопрос.

- Да... - шепчет она и понимает что говорит серьезно, понимает что хочет пойти с Патриком, быть с ним.

Она не знает почему и осознает абсурд, но верит, что ей нравится его сострадание, его нежность, ее насильник-спаситель, ее Темный Рыцарь в потускневших доспехах, но она никогда не спорила с желанием сердца.

- Я люблю тебя! - говорит он, дыхание обволакивает его слова. - Я знаю, что это безумие, Аша, но я люблю тебя!

Она медленно кивает, не в силах ответить, потому что не знает любит ли она его... но также знает, что хочет проводить с ним каждую свободную минуту.

- Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что я сделал.

Она снова кивает. Она знает, и почему-то это не имеет значения. Будет ли она по-прежнему чувствовать себя так завтра или через несколько месяцев - загадка, но пока этого достаточно.

- Тогда мне нужно, чтобы ты кое-что сделала. Для нас обоих.

Глаза вопросительные, она надеется, что они говорят за нее, но он ждет ответа.

- Что, Патрик? Что я должна сделать?

Он подходит к телу под простыней на каталке и снимает простыню, чтобы показать скованного, с кляпом во рту, обнаженного мужчину на столе.

Аша задыхается, чуть не подавившись слюной, которую она втянула в горло. Она в недоумении смотрит на мужчину на столе.

Стол... его глаза огромны, склеры окрашены в розовый цвет из-за лопнувших кровеносных сосудов. Дерек... Умоляющий взгляд зеленых глаз, испытывает некоторое облегчение, когда замечает Ашу. Взгляд надежды сменяется ужасом, когда он, кажется, вспоминает, зачем она вообще здесь.

Патрик возвращается к ней, задыхаясь от нетерпения.

- Я хочу, чтобы мы были вместе, Аша, но есть только один способ. Ты сделаешь это?

И спустя вечность она кивает, ненависть бушует в ее теле как болезнь.

Патрик подносит ножи к стулу и расстегивает ее путы. Помогает ей сесть и подает рубашку и штаны, помогает одеться, заботясь о ее перевязанной ране.

Аша перекидывает ноги через край стола, ее колет иголками, когда восстанавливается кровообращение. Она стоит на нетвердых ногах, кровь и адреналин приливают к ее голове.

Он поднимает ножи - множество лезвий, похожих на букет из нержавеющей стали.

- Так я буду знать. Я буду знать наверняка. Мы уедем отсюда, Аша. Уедем в Южную Америку или куда-нибудь еще. Оставим это позади!

От этой идеи ее бросает в дрожь, план захватывает, а желание быть с Патриком - все, о чем она может сейчас думать. Он берет ее за руку и подводит к Дереку, и они вместе смотрят на него, испуганного и бледного. Пот струйками стекает по его лицу.

- Хочешь сделать это быстро? - спрашивает он, поглаживая ее волосы сзади, и она закрывает глаза и прислоняется к нему, наслаждаясь нежностью его рук, твердостью его желания.

- Не совсем, - говорит она уже твердым голосом, чувствуя тяжесть ножа в руках; свет преломляющийся на лезвии.

Опускает кончик ножа на живот Дерека и прочерчивает легкую кровавую дорожку от грудины до паха. Дерек вздрагивает, задыхается, стонет в кляп.

Аша поднимает нож, заносит руки за спину лезвием наружу и вонзает его в живот Патрика. Выхватывает второй нож и поворачивается к нему лицом, видит ошеломленное выражение его лица, глаза и рот той же идеальной O-образной формы, и вонзает нож ему в горло. Улыбка обагряется кровью. Патрик падает замертво, еще больше насаживаясь на нож, торчащий из его живота.

Она падает на колени, сжимает голову Патрика и шепчет:

- Я передумала. Я хочу сохранить свои деньги!

Cнова встает и нависает над Дереком.

- Ты не сказал им? - спрашивает она мужчину с кляпом во рту, и он качает головой, роняя слезы на простыню.

- А. Понятно. Значит они не знали. Мне было интересно. Ты должен был предупредить их обо мне. Все могло бы сложиться иначе.

Она вытаскивает кляп у него изо рта и целует его, пробуя желчь и соленые слезы, рвота вытекает изо рта тонкой струйкой.

- Это была хорошая попытка, Дерек. Очень благородно.

Нож внезапно становится легким в ее руке, он больше похож на хворост, чем на острые, как бритва, лезвия из нержавеющей стали.

- Вижу, мне везет. Я не ожидала, что Патрик приведет тебя сюда - это был приятный сюрприз. Я думала, мне придется идти за тобой. Но, надо отдать тебе должное. На этот раз, ты почти выиграл.

- Пожалуйста, - умоляет он, - не делай этого. Я никому не расскажу о тебе. Я оставлю тебя в покое, клянусь! Я не хотел, чтобы это случилось, Аша. Пожалуйста!

- Не хотел, чтобы что случилось? Чтобы твой маленький план провалился? - oна смеется и качает головой. - Глупый мальчик.

Губы ласкают его лоб, а потом она откидывается назад и улыбается. Его благородные попытки избавить мир от Аши провалились, и теперь он должен понести наказание, как и многие до него. Она не могла ничего поделать с тем, кем была. Да и не хотела.

Она перемещается между его ног и начинает отрезать части его тела.

Ⓒ Asha by Monica J. O'Rourke, 2006

Ⓒ Дмитрий Волков, перевод