Все утро мы провели на ногах, следуя по дороге из желтого кирпича, которая шла через пастбища, луга и сады с широкими приземистыми деревьями, с ветвей которых свисали тяжелые сочные сливы, а я слишком наелась за завтраком, чтобы попробовать их; дорога вела нас через журчащие ручейки и крутые холмы, звала в пышные, полные жизни долины и прочь из них.
Пару раз вдалеке я замечала скопление домиков с круглыми крышами, видимо деревни, но каждый раз, когда они маячили в поле зрения, дорога поворачивала в противоположную сторону. Я уже достаточно познакомилась со Страной Оз, чтобы понимать: это не просто удача — дорога знает, что путники желают остаться незамеченными, и помогает нам.
Та ли это дорога, что когда-то привела Дороти, а потом и меня из Страны жевунов в Изумрудный город? Вопрос, на который сложно дать ответ. У той дороги есть фиксированные начало и конец, но я по своему опыту знала, что в то же время она меняет направление в зависимости от личности путешественника. Мне не один раз уже говорили, что у дороги имеется собственное сознание. Вполне возможно, что Озма призвала ее с помощью Древней магии, и теперь дорога меняет курс, помогая нам найти правильный путь.
Солнце было еще высоко, путь проходил мирно и спокойно, и я даже добилась успеха, пытаясь научить Озму песенке «Девяносто девять бутылок пива на стене»[8]. Единственной проблемой оказалось то, что принцесса не умела правильно считать и упорно путала числа.
Вскоре я сдалась, перестав ее поправлять, и просто позволила петь дальше. Пусть песня теперь стала совершенно бессмысленна, голос Озмы был воистину хорош, и я просто прогнала скопившиеся мысли.
Утренний разговор с Глиндой получился тревожным, хотя, пожалуй, могло быть и хуже. Но чего она хотела от меня? Почему так резко изменила мнение? Должно быть, она обманом пытается подтолкнуть меня… но к чему подтолкнуть?
Вспомнилось, как Лулу в лесу предупреждала, что стоит держать себя в руках. Раз Лулу боится, что Страна Оз меня искажает, означает ли это, что Глинда тоже может так думать? Неужели она навестила нас сегодня утром, так как надеялась использовать это в своих интересах?
Слова Глинды звучали так, словно она не видела в Дороти больше никакой пользы. Что могло повлечь за собой такой раскол между ними всего через пару дней после битвы в Изумрудном городе? Разве что только их союз никогда не был столь крепок, сколь казался. И что же в итоге? По мнению Глинды, раз я из Иных Земель, то теперь, когда ее любимый маленький деспот попал в немилость, смогу стать равноценной заменой?
Печально, что все убеждены, будто у меня огромный потенциал стать злодейкой. Ведь все, что я сделала, — это появилась здесь, оказалась брошенной в темницу Дороти, а потом в точности исполняла приказы Ордена. Боролась за то, что считала правильным. За то, во что верила. А теперь даже такие, как Лулу, — те, кому полагается быть заодно с нами, — из-за этого подозревают меня. Как-то нечестно.
Но поскольку я была в таком хорошем настроении, то не могла долго думать о себе как о бомбе с часовым механизмом, готовой вот-вот рвануть и явить злодея. Да, утро вышло слегка туманным, но с того момента, как мы с Озмой пустились в путь, все наладилось.
Все время, пока мы шли, горы так и маячили вдалеке — целая пасть острых фиолетовых клыков на горизонте, вырастающих все выше и выше, чем ближе мы подходили. Судя по сине-фиолетовому оттенку всего вокруг и по жалким крупицам знаний, оставшимся из курса географии Страны Оз, я была уверена, что это горы Гилликин — мощная гряда, растянувшаяся по всей северной части Страны Оз и отделявшая дикую область от еще более дикой.
Мы не повстречали ни единого монстра с тех самых пор, как покинули джунгли, — не считая Глинду, конечно, — так что, полагаю, пока не ушли далеко от цивилизации. Только я не была уверена, что это продлится долго. Пусть мы еще не пересекли горы, но пейзаж уже начал постепенно изменяться. Когда утро потускнело, переходя в день — как обычно и бывало в Оз, — солнечные поля и рощи сменились мутными топями, усеянными прерывистыми клочками кустов молочая и редкими, чахлыми, измученными деревцами. Солнце исчезло, спряталось за плотной завесой грозовых облаков, погружая все в мрачную серость, лишь слегка разбавленную выцветшим лавандовым оттенком. Окружающая нас местность выглядела так, словно из нее высосали все жизненные силы. Мир потерял краски.
Воздух тоже менялся. Он становился плотным, липким и холодным, пока не начало казаться, будто меня завернули в уже кем-то использованное влажное полотенце, подобное тем, которые мама вечно раскидывала по всему трейлеру.
Озма прекратила петь.
Только дорога, по которой мы шли, делала окружающий нас пейзаж немного живописнее. По контрасту с ним она показалась ярче и теперь, извиваясь, убегала вдаль, уже не просто желтая, а светящаяся золотом.
А потом даже дорога начала меняться в битве с мраком. Утром она была широкой и ровной, но когда местность стала более скалистой, дорога сузилась и принялась беспорядочно извиваться, огибая возникающие то тут, то там препятствия.
Кроме того, хоть и не казалось, что мы поднимаемся, небо стало гораздо ближе. Тучи так низко опустились над нашими головами, что можно было потянуться и коснуться их. А потом тянуться и вовсе не понадобилось: дорога резко вильнула в сторону, уводя нас в коридор из огромных валунов, такой узкий, что едва удавалось поднять руки, и я увидела, как перед нами облака опускаются прямо до кирпичей дороги, целиком поглощая ее.
У самого края тумана сидела худая женщина, облаченная в длинный плащ с капюшоном из полуночно-синих перьев с золотистыми кончиками. Кожа ее была гладкая и чистая, без единой морщинки, но в глазах отражалась мудрость и проницательность. Женщина одновременно казалась удивительно юной и невероятно старой. Увидев, что мы приближаемся, она испустила долгий прерывистый вопль, который эхом отразился от скал и разнесся по округе хором голосов, словно кричала не она одна, а человек двадцать. А потом женщина начала преображаться. Она раскинула руки, и накидка превратилась в пару огромных крыльев; нос и рот слились воедино и вытянулись в длинный тонкий клюв. И вот преградившее нам путь создание было уже не женщиной, а гигантской птицей.
Я отступила на шаг. Это существо — кем бы оно ни оказалось, — кажется, не собиралось атаковать, но было в нем нечто пугающее, а прошлая моя встреча с гигантскими птицами окончилась не особо весело.
— Эми Гамм, — проговорила птица свистящим голосом, добрым, но немного грубым. — Многие месяцы я ждала здесь того дня, когда ты придешь. Вижу, твоя трансформация уже началась. Спрашиваю тебя: когда объявишь свое настоящее имя?
Что-то в сказанных словах всколыхнуло самые глубины памяти, и я вдруг поняла, что это за существо. Не Рух. А та самая птица, которую Нокс вырезал на рукояти клинка, птица, которая напоминала ему меня тем, как превращается в себя настоящую. Та самая птица, которая проходит вместе со мной каждое сражение.
— Да, — сказала она, тихонько смеясь над моей реакцией. — Я — Магрил. Вижу, ты знаешь меня. Как и я тебя. Как я всегда тебя знала, еще задолго до того, как ты попала в это место.
Плечи мои напряглись.
— Как… — хотела я задать вопрос.
— Подобные мне не связывают себя с понятием «как», — заявила Магрил. — Мы — создания магии и превращения. Мы просим лишь одного: отыскать истинную форму. Я свою нашла. Тебе же это еще предстоит. Но путь уже начался.
В голове вертелось так много вопросов, что я не представляла, с какого начать. Ни один не могла сформулировать правильно.
— Понимаю, — сказала птица, хотя я не промолвила ни слова. — Но будь осторожна. Я — страж Тумана сомнений. Хорошо подумай, прежде чем войти. Лишь те сумеют миновать его, чья вера непреклонна. Многие потерпели поражение. Ты не обязана. Даю тебе выбор: если решишь повернуть назад, я отправлю тебя обратно домой.
— Домой? — переспросила я.
— Да, мне это под силу.
— Но… — начала было я и замолчала. Я не знала, где мой дом. Канзас? «Пыльные акры»? Даже когда я жила там, то не считала это место домом, а теперь оно кажется таким далеким, словно из сказки.
Глаза Магрил будто смотрели в самую душу.
— Я не могу поведать, где твой дом, — прошептала птица. — Это ты должна понять сама. Я могу лишь предложить выбор. Ты продолжишь путь? Или вернешься туда, где тебе и место?
— Я… — хотела уже сказать я и поняла, что на самом деле выбора у меня нет. — Здесь мое место, — тихо проговорила я в ответ. К лучшему или к худшему, но это была правда.
Магрил распушила перья.
— Как пожелаешь, — возвестила птица. — А я должна вас покинуть. Но дам тебе последний совет: чтобы пройти через туман, нужно искренне желать стать самой собой.
И, не дождавшись ответа, Магрил взлетела, взмывая в белое пространство над нами. Я посмотрела на Озму, та в ответ моргнула и неуверенно скривила губы. Я взяла принцессу за руку, успокаивающе сжимая ладонь, но не уверена, успокаивала я ее или себя.
— Кто ты? — спросила меня Озма.
Очередной вопрос, ответить на который я не могу. Но и не должна. Все, что от меня требуется сейчас, — это идти вперед. Так что я сделала глубокий вздох и вместе с Озмой шагнула в туман.
Оказывается, непроглядная чернота — не самое страшное в этом мире. Яркий, слепяще-белый свет, который заставляет задуматься, не стер ли кто-то весь мир вокруг, может быть гораздо страшнее. В таком месте мы и оказались. Туман, в который я шагнула, был столь плотным, что я не видела даже собственной вытянутой руки. Я пошевелила пальцами, стараясь удостовериться, что они еще на месте. Что ж, я их чувствую, и это уже хорошо. В другой руке я до сих пор сжимала ладонь Озмы — гораздо сильнее, чем прежде. Но когда обернулась, желая увидеть ее реакцию на происходящее, не смогла разглядеть, словно ее тоже здесь не было.
Единственное, что я вообще могла различить, — это дорога, и даже она казалась лишь тусклым, призрачным следом. Так видишь яркое пятно, после того как сначала долго смотришь на лампочку, а потом резко отводишь взгляд. И все же она была здесь: бледная и узкая, тянущаяся куда-то наверх и исчезающая в пустоте.
Из-за пелены густого тумана невозможно было сказать, что находится по обеим сторонам дороги. Может, мы в тысяче футах над землей, и только облака отделяют нас от душераздирающего падения навстречу своей кончине? Или мы, даже того не подозревая, прогуливаемся по спокойному лугу? Все, что мне было дано, — шагать вперед и стараться не терять веры, что мы сможем преодолеть это испытание.
Вера. Все знают, она должна быть у каждого, но на самом деле очень легко отчаяться, когда понимаешь, что рассчитывать больше не на что.
Туман начинал влиять на меня. Мы шли уже примерно пять минут, когда у самого уха раздался тихий зловещий шепот. У меня душа ушла в пятки. Голос был скользкий и неуловимый, словно у рептилии, и не мужской, и не женский. Он прозвучал так близко, что я чувствовала, как чужое дыхание щекочет ухо.
— Сдавайся, — говорил голос. — Ты слаба. Ты ни за что не справишься. Никогда не будешь готова. Не станешь достаточно сильна или храбра. Не стоило даже пытаться. Не стоило вообще приходить сюда.
Я вздрогнула и постаралась вспомнить предупреждение гигантской птицы. Это Туман сомнений. Существо, говорящее со мной, скорее всего, даже не настоящее — лишь магический обман, играющий на моей неуверенности и страхах. Если я позволю какому-то жалкому призрачному обидчику победить меня, то вообще не буду иметь права здесь находиться. Я сильнее этого. Нужно просто не обращать внимания.
Следующий голос я узнала, хоть и не ожидала услышать его здесь. Это была Мэдисон Пендлтон, которая превращала мою жизнь в ад с тех самых пор, как ушел отец; которая настроила против меня всех друзей, просто так, удовольствия ради, и подстроила, чтобы меня выгнали из школы — в тот самый день, когда торнадо перенесло меня в Страну Оз.
— Гляньте, кто тут у нас, — заявила она.
Один только звук ее голоса вызвал чувство, которое, как я считала, было навеки позабыто, — дикую смесь ярости и бессилия. То ужасное ощущение, что, как бы упорно ты ни старался, но делаешь все только хуже, а лучший вариант — взять и сдаться.
— Простушка Эми. Ты ни капли не изменилась, да? Все такое же бесполезное ничтожество, тупая нищебродка. Я не портила твой день рождения. Никто все равно не собирался на него приходить. И что это на тебе надето?
— Вали к черту, Мэдисон, — пробурчала я, не особо впечатленная речью. Честно говоря, в реальной жизни Мэдисон обычно была куда острее на язык, чем здесь. Сейчас я поняла, как стала далека от тех дней, когда она могла испортить мне настроение, просто оскорбив меня.
Теперь я не та девочка. Больше не жертва. Но стоило только выбросить ее из головы, как голос Мэдисон плавно сменился на голос Нокса:
— Итак, я слышал, ты в меня втрескалась, да? Да ладно тебе! Слушай, мы поцеловались, но я надеюсь, ты поняла все правильно. Я распознаю ничтожество с первого взгляда и предпочитаю не тратить на него время.
Другой голос подхватил его — моей мамы:
— Дети — всего лишь вампиреныши, высасывающие из тебя всю жизнь. Если бы у меня не было тебя, Эми, я бы, наверное, никогда не начала пить. Это ты довела меня до такого состояния. Из-за тебя папа бросил нас. Ты выгнала меня в ту ужасную бурю. Разрушила мою жизнь, а потом просто сбежала. Ты когда-нибудь задумывалась, что мне пришлось пережить из-за тебя?
А затем раздался голос из таких давних времен, что я даже удивилась, каким знакомым он кажется. Мужской голос.
— Лучшее, что я сделал в своей жизни, — это ушел от вас, — сказал отец. В отличие от всех остальных голосов он не был мстительным или злым, а звучал именно так, как я помнила: спокойно и добродушно. — Знаешь, теперь я счастлив. У меня новая жизнь. Новая семья. Я все сделал правильно.
— Нет! — закричала я ему. — Ты лжешь!
Но не слышала собственных слов, потому что они внезапно потонули в гвалте множества голосов, кричащих на меня. Их было так много, что невозможно было узнать всех. Глинда, Момби, Лулу, Индиго — все они напоминали, как сильно я облажалась. Будто в том старом шоу «Вот это твоя жизнь», только моя версия называется «Вот почему ты отстой».
— Заткнитесь! — завизжала я, отпуская руку Озмы, чтобы зажать уши, и останавливаясь. — Оставьте меня! Вы врете!
Я кричала так громко, что заболело горло, но все равно едва себя слышала — мой голос потонул в пустоте. Зато другие голоса стали только громче, превратившись теперь в невидимый хор, от которого трещал череп.
Эгоистичная стерва. Неудачница. Лузер. Даже когда ты побеждаешь, ты проигрываешь.
Никто не хочет приходить к тебе на день рождения. Парень? Да кто вообще может в тебя влюбиться? В кого можешь влюбиться ты?
Ты умеешь только убивать. И даже этого ты не смогла сделать. Провалилась. Снова. И так же опростоволосишься в следующий раз.
Ты слабачка. Здесь тебе не место, тебе нигде не место.
Сердце мое бешено колотилось; дыхание было прерывистым. Я упала на колени и сделала пару глубоких вдохов, крепко зажмурившись и закусив губу, стараясь удержать гнев и отчаяние. Во рту появился привкус крови. «Это все не на самом деле. Не на самом деле», — твердила я сама себе. Так и было. И голоса ошибались. Они оказались правы, но не во всем. Потому что мне плевать, что думает обо мне Мэдисон Пендлтон. Потому что я знаю, сколько всего сделала для матери, помню все жертвы, на которые пошла ради нее. И что это она бросила меня, а никак не иначе. Потому что папу и вовсе нельзя назвать отцом.
— Кто ты? — спросила Озма за мгновение до того, как мы ступили в туман. Тогда я проигнорировала вопрос, но теперь понимала: она пыталась помочь. Неважно, что думает или не думает обо мне Нокс. Важно только то, чтобы я сама знала, кто я такая.
А я знала. Как бы я ни изменилась с тех пор, как попала в Страну Оз, я остаюсь все тем же человеком, которым была в Канзасе. Да, может, в то время я была тиха и застенчива, была девушкой, которая изо всех сил старалась не высовываться, чтобы просто прожить очередной день. Но даже тогда я не позволяла другим втаптывать себя в грязь. Даже в дни, когда не знала, что такое хук левой, я всегда находила способы бороться за то, во что верила.
Никогда не была эгоисткой или предательницей: больше думала о маме, а не о себе и всегда принимала на себя гнев Мэдисон Пендлтон лишь потому, что замечала, как она задирает кого-то более слабого. Я никогда не сдавалась, даже когда это казалось самым удачным решением проблемы.
Пребывание в Стране Оз не изменило меня, а просто сделало сильней. Теперь я могу победить в любой битве. У меня есть клинок, который разрежет все, что угодно, если пожелаю. И я знаю это.
Я медленно открыла глаза. Туман вокруг, казалось, слегка рассеялся. Не уверена, может, все это было лишь моим воображением, но в Стране Оз воображение и реальность — почти одно и то же. Даже не сжимая в ладони руку Озмы и не видя ее сквозь туман, я знала, что она стоит рядом. Знала, что это именно она в своей глупой и абсурдной манере помогла мне справиться. Что же Туман сомнений показал ей?
— Кто следующий? — крикнула я в пустоту. — Есть здесь еще призраки?
Ответ не заставил себя ждать, и я даже пожалела, что не промолчала. Свой козырь Туман оставил под конец. Дороти. Я не просто услышала ее голос. Она была здесь во плоти, парила в паре футов над дорогой, прямо у меня на пути, надменная и властная. Ее красные туфли потрескивали от обилия магии.
Сперва она меня словно бы не замечала, зато потом, когда все же приметила, лицо ее смягчилось, приобретая обезоруживающе доброе выражение, граничащее с сочувствием. Вместо того чтобы обвинять, кричать или рассказывать, какая я неудачница, она улыбалась.
— Я знала, что ты скоро придешь сюда, — возвестила Дороти. — Страшила не верил, но я сказала, что ты слишком умна, чтобы поверить Фантомам. Они лжецы. Иллюзии. Я определенно знаю тебя лучше, чем они. Видишь ли, мы с тобой похожи.
— Да, мне упорно продолжают это твердить, — согласилась я.
Я медленно двинулась к ней, не уверенная, что делать дальше. Дороти не особо отличалась от предыдущих, за тем исключением, что была видима. Но если она — плод моего воображения, тогда исчезнет ли, если не стану обращать внимания, или нам все равно придется сражаться?
Она ведь действительно плод моего воображения, да?
— Ой, да ладно тебе, — Дороти пожала плечами. — Не надо так. Мы два сапога пара. Две старые добрые фермерские девчонки, которых занесло так далеко от дома. Мы же практически сестры.
— Во-первых, — бросила я, все еще наступая на свою якобы воображаемую противницу, — единственное, что я знаю о фермах: они воняют, когда проносишься мимо по автостраде. Во-вторых, у меня нет сестры. А если бы была, притом хоть капельку похожая на тебя, я бы придушила ее еще в колыбельке.
— Дома такое назвали бы находчивостью, — заявила она, указав в мою сторону пальчиком с ярко-красным ногтем. — А мне нравятся находчивые девчонки. Я сама находчивая, в конце-то концов. Давай со мной. Знаешь, одной так одиноко у власти. А еще управлять этим местом так утомительно. Зато вместе мы сможем сделать эту дыру совершенно иной. Местом, в котором действительно стоит жить, а в процессе еще и повеселимся.
Я швырнула огненный шар, целя ей прямо в грудь. Как я и предполагала, снаряд прошел сквозь Дороти, но зато его хватило, чтобы разозлить ее: улыбка померкла.
— Замечательно, — раздраженно возмутилась она. — Я и не ожидала ничего другого. Может, только надеялась. Давай продолжай драться, если хочешь. Словно это что-то изменит. Если считаешь, что правда приносишь пользу, подумай как следует. Хотя ты все равно не понимаешь, что делаешь, я угадала? Ты даже не подозреваешь об этом, пока кто-нибудь другой не решит за тебя. А знаешь что? Ни одна из колдуний, приказывающих тебе, тоже ни черта не знает. Каждый твой правильный ход делает меня лишь сильнее.
— Да? Может, проверим? — с наигранной уверенностью поинтересовалась я.
— А знаешь почему? Потому что ты никогда меня не убьешь, и чем упорней стараешься, тем ближе подбираешься к тому, чтобы стать как я. Уже скоро ты будешь обивать мои пороги и умолять освободить трон. Ты знаешь, что я права. Это написано у тебя на лице.
«Когда объявишь свое имя», — были слова Магрила. И я вдруг поняла. Дороти с Глиндой думают, что хорошо меня знают. Считают, что я такая же, какой когда-то была Дороти: добрая маленькая девочка, жившая в степи, которая даже не представляла, что может быть злой. Но ей понадобился лишь небольшой толчок — скромная приманка, парочка пустых обещаний, — чтобы стать такой.
— Может, ты и права, — проговорила я. — Кажется, все остальные думают так же. Но между нами есть одно серьезное отличие.
— Какое же? — сладко пропела Дороти.
— Я знаю, кто я такая, — сказала я в ответ. Думала, что говорила тихо, но когда слова слетели с губ, они совсем не были тихи, а прозвучали так гулко, словно я прошептала их в микрофон.
Дороти попятилась. Я чувствовала, как клинку не терпится появиться, но заставила его оставаться на месте, просто чтобы доказать самой себе: он мне не нужен. Это всего лишь нож. Да, в нем, конечно, есть парочка магических прибамбасов, не говоря уже о прекрасном, вырезанном вручную Магриле на рукояти, но я сильна не из-за него. Это клинок имеет силу благодаря мне.
Поэтому, вместо того чтобы призвать его, я призвала себя. Подумала о своих былых сомнениях, о моментах, когда проглатывала унижения, поданные на блюде мамочкой, Мэдисон Пендлтон и Дороти. Нет больше этих дней.
— Я знаю, кто я такая, — повторила я вновь, на этот раз куда уверенней, с каждым словом призывая всю силу, ярость и — о да! — зло, расцветавшие в душе с самого детства. — И я готова за это бороться.
Руки задрожали, и я сжала кулаки, а потом протянула их вперед, сводя вместе под грохот грома — разряд черной молнии ударил с небес, рассекая туман. Все погрузилось во тьму, а потом она медленно рассеялась. Исчезли туман, и голоса, и Дороти, а я вновь могла видеть. Я прошла испытание.
Мы с Озмой стояли на узком галечном пляже в бухте среди гор, куда привела нас дорога. Обернувшись, я увидела, что она, извиваясь, тянется наверх сквозь узкую щель в хребте скалистых гор, таких высоких, что, запрокидывая голову, я едва видела вершины. Перед нами раскинулась стеклянная гладь большого озера, а за ним, на другой стороне — нереально было сказать, насколько далеко, — были еще горы, даже выше тех, которые мы только что миновали.
Протянувшись по берегу к самой кромке воды, дорога постепенно исчезла, пока от нее не осталось лишь несколько разрозненных, покрытых илом желтоватых кирпичей. Между ними у берега нашлось маленькое деревянное каноэ, такое потрепанное временем, ветром и дождем, что, казалось, развалится от малейшего прикосновения. Рядом с ним возвышалась воткнутая в илистый берег табличка. «Этот путь ведет к Острову потерянных вещей», — гласила она.
Остров потерянных вещей. Звучит чуть лучше, чем Туман сомнений. Если честно, то в этом названии скрыты хоть какие-то возможности. Я пнула борт каноэ, с удивлением обнаружив, что оно весьма прочное. Когда мы с Озмой обменялись взглядами, я почувствовала, что думаем мы об одном и том же.
Если мы направляемся на Остров потерянных вещей, то нам нужно найти нечто пропавшее? Или мы тоже потерялись? Нет. Впервые за все время у меня появилось ощущение, что я нашла себя.