Глава 1 6 . Сердце кузнеца
Грохот огромного экскаватора, вгрызающегося в развороченную гору, был отдаленно похож на рев дракона. Массивные зубья ковша безжалостно впивались в черный монолит, кромсая его, отрывая куски каменной плоти. Осколки исчезали, проваливаясь в нутро широченного горла, дробились и отправлялись в глубины неповоротливого корпуса, откуда их уносила куда-то вдаль серебристая лента конвейера. Кажется, я видел нечто похожее, только тогда он летал. Точно! Голова мусорного дракона — часть одного из этих копателей.
«Куда дальше?» — Мистра, словно пытаясь перекричать окружающий нас грохот, непроизвольно повысила тональность своего ментального посыла, хотя я и так ее бы непременно услышал.
Отведя взгляд от огромной землеройки, я лишь пожал плечами:
— Не знаю.
Шесть часов, примерно столько мы с напарницей уже блуждали по Кузням, так и не сумев приблизиться ни на шаг к тому, кто ими владеет и управляет. Пара стычек с надзирателями не в счет, как и схватка со слишком внимательным колдуном, сумевшим нас засечь, когда мы пробирались к очередной трубе-переходу, ведущей на следующий уровень. Огненный шар принял на себя Щит Рассвета, а ответный телекинетический удар Мистры снес местному служаке голову, расплескав мозги на стену.
— Нужно что-то менять в подходе, если предыдущий не приносит результата. Может, начать все крушить, например, взорвать пару таких малышей? — я кивнул в сторону ближайшего землеройного комплекса, продолжавшего грызть гору, утопая в клубах тяжелой каменной пыли. — Потом можем вернуться в предыдущую комнату. Помнишь те трубы, тянувшиеся вдоль стен, возле которых вился белоснежный пар? Они явно что-то охлаждают, и, скорее всего, важное и большое, учитывая их размеры и количество. Такая поломка не должна пройти мимо хозяина Кузен. Как и те, кто ее совершил. Если он не хочет с нами встречаться, значит, вынудим его к этому. Будем здесь все ломать и крушить.
— А если он именно этого и ждет? — задумавшись над моими словами, с сомнением предположила фата. — Гость до тех пор в доме гость, пока не нападает на хозяина и его имущество. Гефест обещал помощь и защиту тем, кто обратится с просьбой к нему, держа табличку-клятву в руках. Сам он свое слово нарушить не может, но что будет, если мы первые нападем на него?
— Аргумент… — тяжело вздохнул я. — Тогда что нам делать? — спросил, уныло разглядывая точку, в которой таяла, уползая на другой уровень, серебристая линия ленты. Ждал, вдруг еще какая идея придет в голову, но особо на это не рассчитывал — мы и так уже перебрали за прошедшие часы все возможные варианты.
— Я не знаю, Рэн, — устало пожала плечами Мистра. — У меня нет пока никаких идей. Но разрушение давай оставим на самый крайний случай, когда поймем, что другого выхода нет. Мне кажется, Он все время испытывает нас, проверяет, достойны мы встретиться с ним или нет.
Кивнув, я несколько минут молча стоял, покачиваясь на носках, обдумывая, что делать дальше, но так ничего и не решил. Этот бесконечный, бессмысленный забег уже успел изрядно надоесть. Так хотелось домой, прочь от смрада Бездны, каждая лишняя минута здесь, буквально в двух шагах от выхода, тянулась словно год, требуя что-то срочно делать… Все-таки я надеялся, что в этот раз будет проще, и ведь все основания для этого были! Обещание бога, одного из тех, про кого я привык думать лишь с почтением. А тут вместо высшей сущности встретил мелкого трусливого говнюка, прячущегося от нас, не желая выполнять данное когда-то слово. Неудивительно, что его отправили в Бездну: видно, что заслужил. На душе даже как-то гадко стало. Тоже мне, бог, да еще и кузнец! Ему, скорее, нужно было стать покровителем воров или мелких мошенников, но никак не созидателем и творцом.
— Ладно, все это пустое. Нужно идти, а раз не знаем куда, будем двигаться вперед. Куда-то же тащит лента-транспортер свой добытый груз?
Мистра без лишних слов пошла рядом, едва я определился с направлением. Хорошая бы напарница вышла, чем-то она мне неуловимо напоминает Нию. Этой своей готовностью подчиняться в ситуациях, где ей не хватает своего опыта и знаний, и в то же время уверенностью в тех вопросах, где она сильна, и решительностью в отстаивании того, что считает правильным. Соскучился я по сестренке, по всем им… Так, стоп, это сейчас лишнее и мешает.
Шум внезапно заработавшего второго копателя заставил в унисон дрожать внутренности, возросший грохот привычно ударил по ушам, но к нему мы уже привыкли. Здесь повсюду что-то грохочет, шипит, стучит, лязгает, сами Кузни, словно единый живой организм, не замирающий ни на миг… Идти приходилось осторожно. Под ноги постоянно попадались обломки камней, разлетевшихся от скал, расколотых экскаватором-крушителем, а бесконечный шум не позволял ориентироваться на слух, поэтому надо было постоянно крутить головой, чтобы не пропустить приближение кого-то или чего-то.
Шагах в сорока от ленты мы заметили рабочих-чернышей, слепленных из «живого» угля. Те, стоя вдоль транспортера, возвращали на него ссыпающуюся породу. Но надзирателей почему-то видно не было. Даже странно. Обычно рабочих никогда не оставляли одних без присмотра, иначе те сразу теряли мотивацию что-либо делать и просто застывали, бездельничая. Это хорошо было заметно по кучкам осыпавшейся породы в начале ленты, кое-где они уже даже выросли вровень с нею. Что ж, так даже легче: не надо скрываться и прятаться, можно просто идти. Горе-работники, как правило, не реагировали ни на что, не касающееся их прямых обязанностей, да и те исполняли лишь под ударами кнутов.
Узкая тропинка петляла вдоль линии конвейера и каменных куч, следящий артефакт, последний из тех, что остался после штурма Акш’дхара, невидимым парил впереди. В надежде, что творение Великого Механика сможет заметить путь там, где мы его упустим, я рискнул выпустить хрустальный шар из сумки, раз Гефест все равно уже в курсе нашего присутствия. Но, несмотря на полумеханическую природу артефакта, Бездна потихоньку брала свое: передаваемое изображение то появлялось, то исчезало, то сам артефакт начинал внезапно дергаться из стороны в сторону или просто зависал на месте, не реагируя ни на какие команды. Но лучше так, чем вообще ничего. Единственные, кто представлял для нас угрозу, это краснорожие. Но они достаточно редкие твари, контролирующие лишь самые важные и опасные участки Кузниц.
Мы шли вдоль заброшенного транспортера уже минут десять, когда впереди раздался радостный визг, а затем громкие щелчки кнутов. Летающее око в очередной раз зависло, не показывая ничего кроме ряби.
— Надзиратели, — шепнула Мистра, отходя поближе к стойке транспортера и насыпавшейся с него куче.
Я подтверждающе кивнул, шагнув следом за ней. Маскировочные плащи укрыли нас обоих, быстро мимикрируя под окружающие предметы. С горгульями за время путешествия мы сталкивались уже не раз. Примитивные создания, практически не обладающие никакими магическими способностями, кроме возможности летать. Из оружия в основном кнуты, которыми они подгоняют угольных бедолаг. Угрозы не несут, но, если заметят, могут атаковать, а мы старались избегать ненужных схваток. Проще переждать, пока они пролетят мимо, и просто продолжить свой путь дальше.
А вот и они. Сразу трое. Понятно теперь, почему весь производственный процесс у чернышей застыл и обломки породы усеивают пространство вокруг конвейерной ленты. Только вот надзиратели были слишком увлечены, чтобы контролировать рабочих. Они охотились. А их жертва, жалобно скуля, пыталась убежать, скрыться от своих мучителей. Даже не сразу получилось ее разглядеть: плохое освещение скрадывало все, и вначале я подумал, что это игра тени и света… Но нет, в нашу сторону, спасаясь от горгулий, бежало небольшое существо, едва достававшее мне до пояса, притом явно не демонической природы.
Нелепо хромая при каждом шаге, что-то плотно прижимая к себе, оно пыталось оторваться от своих мучителей, с улюлюканьем и повизгиванием стегавших его, стремясь попасть точно по небольшому горбу, торчавшему из спины. Время от времени карлик швырял куски породы в горгулий, пытаясь их отпугнуть, но… эти нелепые попытки отпора лишь еще больше веселили преследователей, разжигая азарт. Твари кружились вокруг несчастного, то отставая, то догоняя, время от времени по очереди нанося удары кнутами, оставлявшими красные полосы на теле горбуна. Алая кровь щедро лилась на черные камни. Беглец петлял меж каменных куч, торчавших повсюду, в надежде спрятаться, но ему не давали. Каждая такая попытка пресекалась внеочередными ударами кнута: жертву продолжали гнать четко вдоль серебристой ленты, возможно, уже не в первый раз…
Несчастный потерял уже почти все свои силы, его шатало из стороны в сторону, он то и дело спотыкался, подволакивал левую ногу и громко хрипел при каждом вдохе. Карлик еле держался, но все рано не сдавался, упрямо двигаясь вперед, пока одна из горгулий ловким ударом кнута не подсекла ему ноги, сбив на землю. Больше возможности бежать у него не было. Надзирательницы подлетели ближе, все втроем закружившись над бедолагой, оттягивая момент окончания незапланированного развлечения…
— Они его убьют! — шепнула Мистра, нахмурившись.
Им наскучила игра. Кнуты подняты в когтистых руках, твари верещат, наслаждаясь моментом. Несчастный горбун свернулся в калачик, тихо поскуливая от боли, готовый принять свою судьбу. Летающие кинжалы оказались в моих руках спустя миг после того, как я принял решение, но фата оказалась быстрее. Воздушный поток тараном обрушился на парящих тварей, бросая их на камни и ломая тонкие крылья, затем вновь вздернул вверх, чтобы опять уронить вниз. Веер в руках Мистры ярко светился, являя свою силу, а та небрежными движениями кисти продолжала раз за разом бросать на камни надсмотрщиц, пока от тех не остались лишь кровавые ошметки, превратившиеся в угольную крошку, небрежно отброшенную потоком воздуха в темноту разрушаемого осколка.
— Мне хотелось проверить его в бою, — отчужденным голосом сказала напарница, с щелчком складывая костяные пластины артефакта.
Я молча кивнул, убирая свое оружие в ножны, и, откинув плащ, пошел в сторону спасенного, неподвижно лежащего на земле.
— Он сильно пострадал, — девушка склонилась над исхлестанным уродцем и провела, не дотрагиваясь, рукой. — Большие поверхностные повреждения и серьезная кровопотеря. Долго не протянет.
Вздохнув, призвал Книгу и начал пролистывать разделы. Почти все пустые, лишь погасшие карты с редкими вкраплениями активных. Рука ненадолго замерла над Большим исцелением, но потом сжалась в кулак — я отозвал Книгу. Попробую сначала зельями. Пробежав пальцами по кармашкам пояса, полез в сумку. Что у нас тут? Для внешней обработки ран, пойдет. Тело горбуна, распростертое на земле, трясло мелкой дрожью, поэтому он даже не заметил, когда маслянистая, слегка светящаяся жидкость, вылилась на спину. Немного подождать. Раны довольно быстро перестали кровоточить, и боль должна была начать утихать.
— Эй, — нагнувшись, я осторожно коснулся беглеца, заставив его нервно вздрогнуть и открыть глаза.
Он испуганно посмотрел на нас, продолжая тихо поскуливать и что-то плотно прижимать к себе.
— Я Рэн, — указал на себя рукой, — это Мистра, моя спутница, — та кивнула, с интересом рассматривая того, с кем нас столкнула судьба. — Ты понимаешь нас? Как тебя зовут?
Горбун, привстав, настороженно взглянул на нас, затем огляделся по сторонам и злобно зашипел, увидев остатки горгулий, размазанных по земле. Под успокаивающие слова фаты вновь глянул на нас и, словно что-то для себя решив, тихо произнес, ткнув себя грязным пальцем в грудь:
— Улла.
— Рад знакомству, Улла, — ответил я, изучая несчастного. Кровь больше не течет, раны постепенно затягиваются, притом гораздо быстрее, чем можно было бы ожидать от довольно слабенького расходника.
«Между прочим, это было последнее лечебное зелье из имевшихся у нас, — недовольно буркнула Тайвари. — И стоило его тратить так неразумно?»
«Оно для нас бы ничего не решило. Те раны, что способно затянуть это зелье, я смогу пережить, просто немного выждав, пока регенерация Игрока сделает свое дело. А ему оно, возможно, спасло жизнь», — ответил я недовольному симбионту.
«Всем не помочь. Ты в Бездне, — в ответ фыркнула та. — А что будет, если этих несчастных окажутся тысячи? Что тогда ты будешь делать?»
«Тогда и буду решать», — ответил я, обрывая разговор. Тай слишком помешалась на нашем выживании.
— Вставай, — я протянул руку карлику, и тот, неожиданно сильно ее сжав, осторожно поднялся на ноги.
— Продолжим наш путь? — спросил я у Мистры, стоявшей рядом. Девушка, молча кивнув, развернулась вдоль убегающей ленты и неспешно пошла вперед.
Я хотел шагнуть следом, но увидел, как горбун, наконец разжав свои руки, начал что-то торопливо есть. Приглядевшись, опознал позеленевший от времени сухарь, который тощий карлик жадно жевал, с трудом отламывая окаменевший хлеб зубами.
— Постой, — приоткрыв сумку, запустил руку в карман с припасами, достал лепешку с мясом и протянул Улле. — Возьми. Это вкусно.
Человечек, вздрогнув, с недоверием посмотрел на меня, на лепешку, принюхался, шумно втягивая в себя воздух, затем в ответ протянул свой обгрызенный сухарь мне.
— Не нужно, — качнул я головой, и горбун, явно поняв, взял предложенное и набросился на еду, давясь и тяжело сглатывая.
— Рэн, нам пора идти, — устало сказала Мистра.
Чтобы чем-то себя занять, девушка вновь достала золотую табличку, прикоснувшись к слепку личности и памяти того, чье лицо было отчеканено на обороте. Снова тишина. Сущность Гефеста была везде и нигде, она чувствовала какие-то уплотнения на территории Кузниц, словно куски личности, сфокусированные в отдельных местах, или просто точки интереса безумного бога. Если бы удалось понять, что именно привлекает его внимание, может, тогда они смогли б наконец найти лукавого должника.
Ее мысли прервал радостный вопль горбуна. Нетерпеливо подпрыгивая на месте, он тыкал в ее сторону рукой и шумно кричал:
— Эст! Эст! Эст!!!
— Улла, — удивленно спросила она, — ты знаешь, кто это?
Тот восторженно закивал головой, продолжая выкрикивать одно и то же слово:
— Эст! Эст!
Ментальный фон у карлика был настолько искренним, счастливым и чистым, что она ни на секунду не засомневалась в его словах. Горбун был уверен, что знает того, кто отчеканен на металле, и где его найти. Ни сомнений, ни лукавства. Человечек, подпрыгивавший в паре шагов от нее, был слишком прост, даже примитивен, чтобы пытаться ее обмануть.
— Улла, а ты можешь нас к нему отвести? — вкрадчиво спросила девушка, от волнения задержав дыхание. Кажется, даже сердце перестало стучать в груди в ожидании ответа.
И когда спасенный снова, радостно закивав, начал выкрикивать «Эст!», она почувствовала, как огромный камень упал у нее с плеч.
Карлик, радостно заухав, куда-то целенаправленно направился, пройдя под транспортером, и призывно махнув им рукой с той стороны, зовя за собой.
— Ты думаешь, это разумно, довериться ему? — я с сомнением кивнул в сторону столь быстро ожившего горбуна, споро ковыляющего куда-то во тьму осколка. — Он хоть понимает, о чем ты его попросила и к кому мы хотим попасть?
— Ну, это лучше, чем продолжать и дальше блуждать по Кузням без четко выверенного плана и цели, — ответила фата, пожав плечами. — Улла не глуп, его интеллект пусть и не слишком развит, но выдает вполне осмысленные образы и логические цепочки. Он искренне хочет нам помочь и уверен, что знает, где найти того, кого мы ищем. Учитывая то, что он в этих местах живет, скорее всего, не один год и как-то умудряется выживать, я думаю, ему можно довериться. Во всяком случае, этот план ничем не хуже твоего предложения просто крушить все встреченное на пути, надеясь хоть так привлечь внимание Гефеста и заставить его встретиться с нами. В любом случае мы всегда сможем вернуться к нему, если и в этот раз ничего не выйдет.
Обдумав услышанное, неопределенно пожал плечами. Во всяком случае, в этом хотя бы логика есть, как бы безумно это ни звучало. Может, действительно, чтобы найти одного безумца, нужен другой?
Идти пришлось долго. Нелепая фигурка Уллы то появлялась, то исчезала, петляя меж каменных куч, пока наконец не замерла возле одной из них. Быстрым движением горбун откинул ткань, искусно покрытую серой крошкой, и за ней показался проход, ведущий в уже до боли знакомую нам серебристую трубу с дверями-проходами. Горбун вновь радостно заухал и шагнул вперед, быстро направившись к противоположному концу. Нам с фатой лишь оставалось следовать за ним.
Улла пробежал мимо бо́льшей части дверей и замер возле пустого участка стены, поджидая нас, а дождавшись, когда мы подойдем ближе, вцепился обеими руками в серебристый металл и… начал его рвать. Просто пальцами. Неожиданно сильные руки вздулись буграми вен, листы обшивки со скрипом неспешно поддавались, закручиваясь лепестками в разные стороны. Недолгое пыхтение — и показалась черная дыра, куда карлик и нырнул, призывно махнув нам рукой.
Мистра, не раздумывая, последовала за ним, опередив даже меня, шагнувшего было к дыре, чтобы как всегда первым разведать новое место. Мне оставалось лишь молча следовать за нетерпеливой девчонкой.
Просторный зал с сотнями экранов, закрывшими собой все стены, огромный пульт с тысячами кнопок, подковой расположившийся в центре, меж его перемигивающихся огоньками крыльев — широкий круглый стол с девятью одинаковыми стульями и небольшим стеклянным колоколом в центре. Возле него Улла и замер.
— Ну что, привел?
Голос разнесся по всему залу, заставив нас с Мистрой насторожено замереть.
— И они, по-твоему, оказались достойны?
Голос вновь прогремел, отражаясь эхом от стен, а я увидел, наконец, кто с нами говорит: возле огромного пульта стояло небольшое кресло на колесиках, и в нем в неприметном сером комбинезоне сидел коротышка, отдаленно похожий на карлика, приведшего нас сюда. Тот же горб, те же голубые глаза, только более осмысленный взгляд и очки на носу со множеством сменных линз, отличавшими двух коротышек.
Улла, услышав вопрос, радостно закивал.
— До…ны. Мило…ны!!!
Ему явно тяжело давались сложные слова.
— Милосердны, говоришь.
Карлик в комбинезоне лишь теперь посмотрел на нас. Сменил линзу в очках, затем вторую.
— Какие интересные гости у нас. Пять, а то и шесть тысяч лет таких не бывало.
— Полагаю, это принадлежит вам, — фата, смело шагнув вперед, протянула золотистую табличку старшему карлику.
Тот осторожно подхватил ее из рук девушки, заинтересованно осмотрел.
— Мне, — ответил задумчиво он. — Я — Грэм, часть того, кого вы ищете. Только вот от меня уже мало что осталось.
— Вы поможете нам? — умоляюще попросила Мистра. Голос невольно дрогнул, выдавая вернувшийся страх.
— Смотря в чем, дитя, — протянул… фрагмент бога? — Я сейчас совсем не тот, каким был, давая это обещание. И все же я попытаюсь вам помочь, слово нужно держать. Да и Улле вы понравились.
— Для чего была нужна та схватка у входа? И зачем было нас гонять по всем Кузням? — вмешался в разговор я, раздраженный подозрением на очередную попытку увильнуть от исполнения обязательства.
— Мне хотелось на вас посмотреть, — карлик в очках встал и направился к столу, возле которого замер Улла. — Испытать вас, понять, кто вы есть. Гости весьма редко ко мне приходят, а незваные — почти никогда. Ваш бой с Горгонзолом продемонстрировал мне и вашу храбрость, и вашу силу, и ваше умение пользоваться умом. Трюк с использованием теней был весьма хорош, не ожидал. А самое главное — он показал ваше желание встретиться со мной. Дальше я проверял уже ваше терпение и упорство. Если бы не вмешательство Уллы, вы бы у меня еще пару суток блуждали по Кузням.
— Великий, прости, что побеспокоили тебя, — я почтительно склонил голову, стремясь смягчить непроизвольную дерзость первых слов. Испытывать кандидатов на высочайшую милость вполне в духе богов, значит, дело было не в желании уклониться от выплаты долга. — Мы просим тебя помочь нам вернуться домой в Радугу миров.
— Домой, — Грэм осторожно провел по золотистой пластине кончиками пальцев, — это трудно… И все же, — решившись, он ударил по стеклянному колоколу.
Звон разнесся по комнате управления, и пространство вокруг внезапно ожило и начало меняться. Зал с бесконечными экранами мониторов, пульт с разноцветной перемигивающейся лавиной кнопок — все это ушло, сдвинулось в пол и потолок, беззвучно слившись с ними, не оставив даже щелки, сами стены поплыли. Вместо них нас окружала древняя величественная пещера, абсолютно пустая, лишь стол по центру, да девять огромных зеркал на стенах. В шести из них горело, бушуя, бордовое пламя, и лишь три смотрели на нас черными провалами пустоты. И из одного из них спустя несколько секунд томительного ожидания, будто в обычную дверь, шагнул еще один горбун в промасленном рабочем комбинезоне с ящиком инструментов руках.
— Зачем звал? — недовольно буркнул он. — У меня на третьем горизонте прорыв, насосы не справляются, того и гляди печи зальет. Потом не расхлебаемся.
— Замолчи, Руз, — небрежно махнул рукой Грэм, усевшись в одно из кресел, стоящих вокруг стола. — Посмотри, — он указал на врученную ему фатой табличку.
Карлик-рабочий насторожено подошел к столу и заворожено уставился на полоску золотистого металла, лежащую возле колокола.
— Это… — растерянно протянул он.
— Эст! — радостно крикнул Улла, начавший прыгать вокруг стола, не в силах сдерживать эмоции, бушующие в нем.
— Это мы, — протирая линзы очков, подтвердил Грэм. — Точнее то, кем мы были до разделения.
— Ты думаешь, пора? — с сомнением протянул Руз.
— Нас уже почти нет, — ответил его собеседник, пожав плечами. — Скоро не станет вовсе. Нас осталось трое от всего Совета. Ты, я да Улла, почти утративший разум, вот и все. Матрица памяти хотя бы позволит вспомнить, с чего все началось, почему я здесь, за что наказан и когда закончится моя кара. Даже если это будет стоить мне жизни, я хочу это знать, пока окончательно не исчез.
Грэм ненадолго замолчал, тяжело дыша.
— Пора все, наконец, закончить, чтобы суметь что-то начать.
Больше ничего не говоря, он положил свою ладонь на золотую пластину и закрыл глаза. Горбун в ремонтном костюме тяжело вздохнул, повел разновеликими плечами…
— Может, оно и к лучшему, — задумчиво произнес он, и так же опустил ладонь на золотистый металл.
Последним за стол сел Улла. Неожиданно посерьезнев, он посмотрел на нас с Мистрой вполне осознано и подмигнул. В этот миг его взгляд приобрел какую-то внутреннюю мудрость и теплоту… «Все-то ты понимал, — внезапно понял я. — Может, даже больше, чем все остальные». Его ладонь легла поверх двух других, веки опустились, скрыв блеск глаз.
Несколько секунд ничего не происходило, затем три тела, замерших вокруг стола, начали неярко светиться, их очертания стали расплываться, исчезая, словно невидимый ластик неторопливо стирал их из реальности… Пока все трое окончательно не пропали, и мы с Мистрой не остались вдвоем в пустом зале.
— Ты хоть что-то поняла из того, что произошло? — тихо спросил я у спутницы, замершей рядом.
— Не все, — ответила та, глубоко вдохнула и целеустремленно подошла к столу, проведя ладонью по его поверхности. Словно что-то подтвердив для себя, она взглянула на меня: — Та пластина, что ты мне передал… Это было не просто материальное подтверждение клятвы, данной богом, и отсылкой к тому, кто ее произнес. Она несла в себе полноценный слепок личности и исчерпывающую копию памяти. Я не смогла до конца просканировать ее, только верхние слои: там стояла очень мощная защита, матрица могла раскрыться лишь в руках того, кто ее создал. Гефест, видимо, вполне обосновано опасался того, что может утратить себя, свою суть, знания, память, а Гермес после попадания сюда должен был ему помочь в восстановлении, после чего эти двое, видимо, планировали побег. Но что-то пошло не так…
— А эти трое… — протянул я, кивнув на опустевшие стулья.
— Части его личности, — ответила фата. — Гефест, похоже, в попытке сохранить свое сознание, разделил его на девять частей, которые могли действовать вполне самостоятельно. Только из-за воздействия Бездны часть из них, — она указала на багряные зеркала, — утратили разум, и уже не могут взаимодействовать с остальными.
— Все это здорово, — буркнул я, выслушав Мистру, — но для нас не меняет ничего. Куда делся этот… разделенный? И кто теперь выполнит данное им слово?
— Видимо, я, — раздалось за спиной.
Резко обернувшись, увидел у дальней стены высокую фигуру, которая едва заметно светилась. Массивные руки, перевитые связками мышц, ноги-колонны, вызывавшие легкую тряску при каждом шаге. Едва заметная хромота все же была видна, как и горб за спиной, заставлявший Гефеста слегка сутулиться.
Тяжело ступая, он прошел в центр зала, резкий взмах руки — и стулья, стоящие вокруг круглого стола, разлетаются на сотни мелких фрагментов, чтобы спустя пару секунд слиться в единое кресло-трон, на который здоровяк со вздохом облегчения и опустился.
— Может, попросите что-то иное? — глухо произнес он, опустив голову. — Я не уверен в том, что смогу вам помочь.
— Почему, Великий? — спросил я, осторожно сделав пару шагов вперед и ненавязчиво прикрывая собой девушку.
— Потому что меня почти нет, воин, — ответил бог-кузнец, подняв на меня больной взгляд. Его бочкообразная грудь тяжело вздымалась, а руки вяло лежали на подлокотниках. — То, что ты видишь перед собой, даже не тень прежнего меня, а жалкие ошметки. Те куцые осколки, что доживали свой век в Кузнях, оказались не в силах выдержать даже лишь отблеск памяти того, кем я когда-то был. А теперь посмотри, кем я стал…
Слабое шевеление пальцев. Рамы, расставленные вдоль стен, начинают быстро сдвигаться, сливаясь в одну, и всю стену напротив нас занимает гигантское потухшее зеркало. Небрежный кивок — и оно превращается в окно. За ним —открывшийся нам панорамный вид на вулкан, в центре которого на просторном острове установлена огромная наковальня. Вокруг бушует пламя, смог, дым, а возле нее — хозяин кузни, дикий и яростный, под стать окружающему, что-то ожесточено кует. Всклоченная борода, кожаный фартук на голом торсе, множество ожогов и язв, покрывающие открытую кожу, рот, раскрытый в беззвучном крике, а в глазах плещется абсолютное безумие и то пламя, что я видел в шести бордовых зеркалах.
— Вход в Реку мертвых располагается под наковальней, это единственный проход, который так и не смогли найти после поражения старых богов. Все остальные запечатаны и больше недоступны для смертных.
Безумный гигант продолжал что-то яростно ковать, гневно ревя. Молот раз за разом падал вниз, высекая искры. Кажется, я понял, что за грохот застал нас с Мистрой врасплох, чуть не убив по прибытии сюда.
— Может, вы поищите какой-то иной путь? — тихо попросил сидящий на троне Гефест. — Я смогу щедро вас отблагодарить: сокровища, артефакты, тайные знания и магия… Я многое сумел собрать и узнать за тысячелетия заточения в Бездне.
— Великий, — я качнул головой, с трудом подбирая слова. Обида буквально душила, не давая говорить. — Мы пришли сюда за помощью, а не магическими безделушками. Ни знания, ни магия нам ни к чему, если мы завтра умрем. А так и будет, если останемся в Бездне. Мы устали и просто хотим домой. И просим исполнить свое обещание. Выполните свое слово, вы же Бог…
— Не называй его так! — резкий голос Мистры неожиданно прервал мою речь. — Он уже давно не бог и теперь не вправе так называться. Ни чести, ни величия, лишь жалкий отголосок памяти, не имеющий даже тени былой власти и высших сил.
— Да как ты смеешь, смертная?!! — Гефест, яростно взревев, ударом кулака разнес на куски ближайшую к нему часть стола. — Я бог! Был, есть и буду! Мне поклонялись миллионы, храмы в честь меня воздвигали смертные по всей вселенной, тысячи ремесленников, кузнецов, скульпторов и мастеровых умоляли меня о вдохновении. Я был…
— Был, — снова едко оборвала поток самовосхваления Мистра, — здесь ключевое слово — был. А теперь посмотри на то, что ты есть! Бог лгунов, покровитель попрошаек. Тебе не противно от себя самого, Великий? — язвительно усмехнулась она. — Хотя сомневаюсь, что даже нищие захотели бы видеть тебя своим покровителем, потому что ты жалок.
Гефест с каждым ее словом распалялся все сильнее, его ноздри широко раздувались, глаза покраснели, вены проступили темными жилами и нервно пульсировали. Я, подняв к груди руку со щитом, шагнул вперед, оттесняя назад фату, готовый действовать в любой миг.
— Ты забываешься, дева. Может, я уже не тот, кем был прежде, но все еще могу прихлопнуть пару назойливых букашек, слишком много возомнивших о себе! — рык, но уже более сдержанный, кузнец явно пытался взять себя в руки, борясь с яростью, столь похожей на ту, что бесновалась в кольце огня на стене.
— И в этом величие того, кто был когда-то богом? — с грустной улыбкой гораздо тише уточнила Мистра, упорно выходя у меня из-за спины. — Убить может даже примитивный зверь, или какой-нибудь минотавр, или гоблин. А вот сможешь ли ты не отнять жизнь, а ее подарить, можешь ли ты создавать? — И, с сочувствием глядя, как хозяин Кузен опустил голову, тихо закончила: — Мы оба знаем ответ. Мне жаль тебя, Гефест. Боги для нас, смертных, не просто владыки, это духовный ориентир, то, к чему нужно и должно стремиться. Вы — великие, мудрые, всемогущие. Там, в небесах, присматриваете за нами, неразумными, ведете по морю жизни, делясь мудростью и опытом. Вы — наш маяк, указывающий путь. Ты же тоже когда-то таким был, — фата стремительно пересекла зал и, встав на колено перед Гефестом, обхватила его огромную лапищу своими узкими ладошками. — Вспомни, прошу тебя! Я немного заглянула в твою память, бог-кузнец, но так и не нашла одного: за что ты был наказан и сослан в Тартар? Расскажи мне!
Тишина, и только отблески пламени с вершины вулкана разбрасывают оранжевые блики по старой пещере. Гефест неохотно заговорил:
— Все как всегда, дитя. Борьба за власть, заговор, бунт против старших богов и потом расплата за него же. Меня отправили в Тартар, так эта обитель раньше называлась, в место мук и искупления. А теперь, после поглощения Бездной, просто мук и окончательной гибели.
— Ты снова обманываешь нас, — Мистра с печалью качнула головой. — Зачем? Тебя ведь уже все равно почти что нет. Три осколка былой сути не в силах удержать в себе полную матрицу твоей личности, я уже чувствую, как она начинает распадаться. День, два, может месяц, вряд ли год, и ты начнешь снова забывать то, кем был, чего хотел, к чему стремился. За что несешь кару и когда ее избудешь. Сажи правду, Гефест, ведь кроме тебя и нас ее все равно никто не услышит.
Мистра, словно опытный дирижер, вела свою игру, меняя тон, мимику, движения тела. Где-то надавить, где-то ослабить. Главное — не допустить ошибку. Хвала Хаосу, Рэн ни во что не вмешивается, наблюдая со стороны. Главное, не дать Гефесту спрятаться, закрыться, упиваясь своими страданиями, она должна вытащить из глубин памяти бывшего бога прежнюю личность. Заставить его вспомнить былое величие. Провокация, вспыхнувший гнев, что роднит его с отколовшимися частями… тут приходится идти по самой грани, напрягая до предела всю силу фаты, которой явно не хватает: один неверный шаг, да даже не шаг — вдох, — и безумие поглотит остатки бога целиком… Но Гефест, будто чувствуя помощь, и сам, зачерпнув сил с вершины вулкана, борется с накатившим гневом. Хотя опять пытается улизнуть, увернуться от неприятных воспоминаний, отталкивая их… Она, словно скрипач, играет на душевных струнах. И обращение к прошлому должно ей помочь. Ну же, говори, только не замыкайся!
— Я любил ее, — слова с глухим рокотом, словно валуны, скатившиеся со склона горы, прозвучали в тишине. — Я любил ее как никого и никогда в этом мире, она для меня была всем: моим мирозданием, жизнью, луной и звездами, потому что без нее все стало бессмысленно и пусто. Она меня не любила никогда. И все же я втайне надеялся и верил, что придет этот миг, и она меня полюбит и станет моей. И он пришел. По поручению старших богов я должен был сотворить невозможное: выковать неразрушимую клетку, создать оковы для зверя Бездны, а в награду я мог получить практически все что угодно. И я попросил ее: по воле старших богов мы стали супругами, но она меня так и не смогла полюбить, я мог ею лишь обладать… А потом она мне изменила. С жалким ничтожным фавном, мелким лесным полубожком. И я ее убил… Как видишь, дитя, мы слишком мало отличаемся от вас.
Гефест поднял голову и посмотрел на девушку, присевшую перед ним на колени и доверчиво положившую голову на его шершавую ладонь.
— Не было никакого суда, боги могут безнаказанно убивать друг друга. Я сам, добровольно, спустился сюда, став себе судьей и палачом. А потом начал строить ее.
Окно мигнуло, и панорама на стене сменилась, вместо сердца кузен Шалвахора мы увидели странную конструкцию, уходящую в алые небеса. Огромный стальной столб, медленно крутящийся вокруг своей оси. Из него росли сотни металлических игл, торчащих в разных направлениях, к ним были приварены какие-то приборы, сверху нагромождались металлические короба, грубо слепленные один с другим. От них тянулись тонкие мостки-переходы, торчали тарелки антенн, какие-то раструбы, повсюду сновали рабочие, чем-то активно занимаясь. Одни что-то приколачивали и приваривали, другие, наоборот, что-то разбирали.
— Я все эти годы строил это. Машину бога. То, что должно было позволить мне вернуть к жизни ее. Там, в Радуге миров, мне никто бы не позволил подобным заниматься. Смерть бога окончательна. Погибнув, он растворяется в мироздании, в своем аспекте, возвращая полученную при слиянии с ним силу. Но здесь, вдали от глаз старших богов, я надеялся создать то, что позволило бы мне немного, самую малость, но изменить установленный миропорядок.
— Разве это возможно? — удивленно вырвалось из меня, хотя все это время я старательно молчал, чтобы не мешать фате.
— Разумеется, нет, — со вздохом ответил Гефест, осторожно проведя рукой по волосам Мистры. — Теперь, когда разум ко мне вернулся, я это отчетливо понимаю. А ведь ради этого убожества я пожертвовал всем, — он болезненно скривился. — Не стал вмешиваться, когда Бездна присосалась к Радуге миров и демоны, набрав силу, устроили набег, убили богов Тартара и открыли для себя путь к захвату наших миров. Потом я вновь переступил через себя и начал заключать сделки, чтобы строить это, — он махнул в сторону горы хлама за окном. — Я стал создавать оружие, потому что мне были нужны материалы, источники силы, кристаллы душ, рабы и те, кто потом будет за ними присматривать. И чем дальше, тем больше. А Бездна потихоньку брала свое. Память уходила, в итоге последние трое моих осколков уже даже не помнили той, из-за кого все началось, для чего вообще Машина строилась, — он махнул в сторону башни так, будто хотел ее стереть. — Я забыл почти все, — он со стоном обхватил свою большую голову руками. — Простите меня, дети, я столько всего натворил…
— Тогда исправь, что можешь, — Мистра осторожно погладила кузнеца по колену. — Помоги нам, выполни свое обещание и открой путь к Реке мертвых.
— Хорошо, — расстроенный бог тяжело качнул головой, затем грузно встал. — Давно пора со всем этим покончить. Устал я от всего.
Ударом могучей ладони обломанный стол отброшен в сторону, а под его основанием нашелся тяжелый бронзовый люк с круглым кольцом, вставленным в центр. Гефест ухватился за него двумя ручищами и, громко сопя, потянул к себе. По бронзовому боку пробежала, загораясь и тут же затухая, череда светящихся рун. Гигант продолжал тянуть кольцо к себе, пока не раздался громкий щелчок, а люк натужно откинулся в сторону, открыв небольшую металлическую платформу.
— Идите сюда, — наступив на нее и значительно уменьшившись в росте, хозяин Кузен призывно махнул рукой, подзывая нас к себе.
Мистра, а следом и я осторожно взошли на странное сооружение, встав в центре. Из площадки по кругу выдвинулись поручни, и почти сразу пол под нами рухнул вертикально вниз. Громко скрипя и трясясь, платформа неслась сквозь узкую металлическую трубу, высекая собой сотни искр, то и дело соприкасаясь со стенами. Девушка, испуганно взвизгнув, прижалась ко мне, и я, не опуская щита, свободной рукой обнял ее, крепко прижав к себе. А бог-кузнец, глубоко погрузившись в свои нерадостные мысли, продолжал отстранено стоять, не обращая внимания ни на колючие, жалящие искры, ни на подозрительные звуки, обещавшие, что все развалится к демонам вот прямо сейчас. И лишь скрип тормозов, со скрежетом начавших замедлять наше безумное падение, словно пробудив, заставил создателя этих мест задумчиво оглядеться по сторонам.
Платформа, повизгивая и постанывая, наконец замерла, тяжело колыхнувшись возле узкого туннеля, куда, согнувши плечи, шагнул тяжелой поступью вернувший себе память бог. Громко топая, он нетерпеливо шел вперед. Крохотные лампы-светильники загорались под потолком, подсвечивая дорогу, приведшую к массивной круглой двери из красного металла, покрытой по кругу сложной вязью символов. Диски-циферблаты, какие-то табло, десятки замочных скважин покрывали всю ее поверхность. Дверь одним своим видом внушала почтение, напоминая хранилище банкира-параноика. Гефест, не замедляя шага, ухватил своей лапищей одну из крутилок на сейфе и, поднатужившись, выдрал ее напрочь. За ней открылась круглая пластина с символом ладони в центре, к ней-то и прижал Гефест свою пятерню. И громко крикнул в пустоту:
— Афродита!
— «Имя любимой откроет проход», — прошептала Мистра, наблюдая за происходящим.
Дверь со скрежетом откликнулась на слово, произнесенное создателем. Несокрушимый металл, закаленный в крови своего творца, по-человечески застонав, стал рассеиваться, исчезая. Крохотные нити крови, несущие в себе силу того, кто их сотворил, алыми потоками влились в своего истинного владельца, заставив его ярко засиять. Тот замер, впитывая оставленную самому себе силу, ту, что он мечтал использовать, идя по этой дороге вместе с ней. Не судьба…
Небольшой, но уютный зал, похожий на кузнечную мастерскую. Гефест с грустью провел рукой по наковальне, стоящей в центре. Меха, молот, щипцы — все удостоились его мимолетного касания, его старые друзья, когда-то выкованные им лично…
— Я не смогу поднять наковальню в жерле вулкана, открывая вам проход. Он, тот, кем я по большей части стал, этого не позволит, а я слишком слаб, чтобы с ним бороться. Но я смогу разрушить ее. У вас будет совсем немного времени, чтобы успеть проскочить в проход. Так что не мешкайте. Великая наковальня — это центр всего, сердце Кузен, после ее разрушения здесь все начнет разваливаться и падать, пожираемое пламенем Бездны.
Гефест тяжело замолчал, затем, подняв глаза, посмотрел на нас с Мистрой.
— Я могу чем-то еще вам помочь?
Задумавшись, я пожал плечами, после чего, увидев искренне желание поддержать, решился:
— Мне бы какое-нибудь оружие не помешало. После встречи с твоим привратником, Великий, у меня почти ничего не осталось, чем можно сражаться.
Гефест рассеяно кивнул, потом обвел взглядом кузню, многочисленные полки, уставленные банками и ящичками, запыленные инструменты, сложенные в углу, куски руды и заготовленные болванки, разбросанные повсюду. Затем отрицательно качнул головой.
— Не успею, ничего достойного уже времени сковать нет. Хотя… — он вновь взглянул на меня, а потом на сумку на моем боку. — А чем тебе Сокрушающий Преграды плох?
Я непонимающе посмотрел на бога-кузнеца, не сразу вспомнив о про́клятом клинке в сумке.
— Великий, его же использовать нельзя! — открыв защищенный карман, осторожно вынул сверток. Освещенное отцом Игнациусом церковное знамя еще держалось, но флер злой силы уже начал потихоньку просачиваться наружу. — Меч осквернен и убьет любого, кто возьмет его в руки. На нем проклятье и следящая метка Исшахара.
— И что?
Гефест подошел ближе, небрежно подхватив сверток, положил его на наковальню и сбросил ткань, укрывавшую меч. Узкое длинное лезвие, бегущее от рукояти, постепенно расширялось к середине и вновь становилось уже к острию. Ухоженное, хотя и есть несколько старательно зашлифованных зазубрин, выглядит вполне безобидно. Но стоило кузнецу щелкнуть по кончику ногтями, вызвав хрипловатый неблагозвучный звон, как меч полностью покрыло нечто похожее на ярко-красную плесень, которая, извиваясь и шевелясь, расползлась по клинку, не давая толком рассмотреть металл. Гефест, увидев это, гневно хекнул, раздув ноздри.
— Тяжело, я с таким справиться не сумею, — он медленно провел рукой над оружием, проверяя свои первоначальные выводы. — Силен Исшахар. Постарался, чтобы этим оружием не смог больше воспользоваться никто, кроме него самого или тех, кто ему служит. Столько силы, такой клинок и так испорчен! — он сокрушено качнул головой.
Чуть опустив голову и хмуро глядя исподлобья в одному ему видимую даль, словно молодой бычок на незваную тварь из леса, бог-творец только что копытом не бил от негодования.
— Так не пойдет! Все равно все, что я с таким старанием собирал еще там, дома, пропадет, усиливая Бездну…
Оставив оружие на наковальне, он решительно шагнул к одному из стеллажей. Небрежно отодвинутый в сторону, тот открыл спрятанный за ним тайник: узкую каменную нишу, перегороженную серой, под цвет стен, дверцей. Одно движение ключа, невесть откуда взявшегося в руках Гефеста, и хозяин закапывается в глубины сейфа, чтобы показаться оттуда с небольшим стеклянным светильником, внутри которого извивался, танцуя, белоснежный язычок огня.
— Пламя Олимпа, — с трепетом произнес Гефест, с любовью глядя на извивающийся лепесток пламени. — Дети, вы лицезреете перед собой то, что не видело большинство современных небожителей. Это изначальный огонь, тот самый, из которого родилось все пламя во вселенной, весь огонь, что существует ныне в Радуге миров, является отблесками, отголосками того изначального. Это великая сила, которую украл мой друг, даровав его смертным и понеся за это суровое наказание. Один из лепестков того изначального огня он подарил мне. Эта сила не должна пропасть напрасно.
Открыв стекло фонаря, он взял в руки крохотный огонек, радостно затрепыхавшийся в его аккуратных пальцах, меняя и преобразуя фигуру бога-кузнеца, наполняя его почти забытым величием и силой. Пара шагов вперед к наковальне и лежащему на ней клинку, лишь на миг задержавшись возле смертных.
Гефест осторожно прикоснулся к Мистре зажатым в горсти огоньком:
— Я благословляю тебя, дитя, живи долго и счастливо. Спасибо, что напомнила мне о том, кем я был. Возьми на память, — он достал из кармана фартука небольшую металлическую шкатулку, обильно украшенную цветами. — Я ковал ларец в подарок ей, пусть теперь послужит тебе. А это для воина-защитника, — он осторожно прикоснулся к моему лбу. — Олимпийским огнем я завершаю твою печать, благословляя и наделяя ее силой изначального огня.
Пламя, на мгновение прильнув, потоком силы устремилось внутрь и сквозь, прошивая тело и разум. Меня выбило в пустоту Возвышения. Печать стихий, дарованная великими духами, кружась, наполнялась, становясь единой. Силы стихий сплетались, растворяясь друг в друге. Земля, Воздух, Пламя с Водой смешивались, переплетались, трансформируясь в нечто единое и завершенное. Я, упав на колени, буквально выпал из реальности, сотрясаемый потоками сил, и не видел, как Гефест шагнул дальше.
Крохотный огонек, сверкающий у него в руках, уменьшился наполовину, но его силы хватит на задуманное. Пламя перетекло на оружие, лежащее на наковальне. Скверна, охватившая лезвие, содрогаясь, задергалась, темнея и замирая, а он, подхватив тяжелый молот, с размаху ударил по клинку. Металл зазвенел, тонко задрожав. Черные хлопья скверны частично осыпались, опав, а он, вновь подняв инструмент, снова ударил, изгоняя зло и очищая оружие.
— Ринору, Сокрушающий Преграды, такое имя дал создавший тебя, и ты вновь станешь тем, чем и был когда-то задуман! Ринору Возрожденный, я подарю тебе силу изначального огня!
Пламя Олимпа с гулом вспыхивало под ударами молота, впитываясь в металл, становясь с ним единым целым, наполняя клинок силой, освобождая его от пут проклятья, сковавших и изменивших его суть. Вплетаясь в покрывающие сталь узоры, оно незаметно меняло первоначальный облик меча, делая его более хищным, более завершенным. Идеальным. А Гефест, ликуя, продолжал свой труд. Как же руки соскучились по привычной работе! Творить, создавать нечто великое, радоваться, глядя как меч, пробуждаясь и наполняясь силой, начинает сверкать в своем отточенном великолепии. Желчь великого дракона, шипя, льется на клинок, закаляя и очищая лезвие. Сердце каменного элементаля, кровь саламандры, еще раз пройтись молотом, усиливая кромку. Меч создал великий кузнец, не уступающий ему мастерством. Клинок был рожден в кузницах Асгарда, в этом он готов был поклясться всем, что у него есть и что от него осталось. Видимо, к демонам оружие попало после падения Небесного Града, и было одним из потерянных сокровищ ассов. Даже удивительно, как подобное могло очутиться в руках мальчишки. Ну вот и все… Молоко единорога льется голубой струей вниз, остужая лезвие и закрепляя наложенные на него чары, новые и пробужденные после изгнания скверны, черной копотью осевшей вокруг наковальни.
— Подойди, — властный взмах натруженной руки вырвал меня из того буйства стихий, что устроил в моей душе Гефест легким касанием изначального огня. Все еще стоя на коленях, я с трудом сфокусировал взгляд на окружающем. Похоже, таинство созидания уже завершилось, хотя бурлящие отголоски силы все еще наполняли небольшую кузню, пьяня и вызывая желание действовать.
Встав не без помощи Мистры, я подошел к наковальне.
— Возьмись за рукоять, — приказал бог-кузнец, любуясь на уже частично и свое творение. И после того, как моя рука легла на еще теплую рукоять, громко произнес: — НИ СИЛОЙ, НИ ОБМАНОМ ЭТОТ КЛИНОК У ТЕБЯ ЗАБРАТЬ НЕЛЬЗЯ! ТАКОВА МОЯ ВОЛЯ! ТАКОВО МОЕ СЛОВО! И ничто не изменит его. Лишь по доброй воле, сам, ты сможешь передать оружие тому, кого сочтешь достойным. Да будет так отныне и навсегда! — казалось, сам мир застыл на мгновение, вслушиваясь в отзвуки божественной воли. А затем обыденность вернулась, как и вековая усталость на чело добровольного узника Бездны. — Слово сказано, дело сделано, чем мог я вам помог, а теперь прощайте, дети, и будьте счастливы.
Гефест неожиданно сгреб нас двоих, крепко обняв.
— Как все начнется, не теряйте времени и бегите со всех ног. Зеркало, — он показал на медный диск, висящий на стене, — покажет вам, что происходит. Та дверь, — он махнул на проступивший в противоположной стене проход, — ведет наружу. Удачи вам!
После чего бог-кузнец, широко расправив плечи, решительно зашагал назад.
Мы, ошарашенные, молча проводили его взглядом, запоздало, зато искренне крикнув в спину:
— Спасибо за все!
«Рэн, — голос Тайвари, неожиданно четко раздавшийся в голове, заставил вздрогнуть. — Ты чего стоишь? Сейчас каждая секунда на вес золота. Собирай все, что видишь вокруг. Все ингредиенты, компоненты, инструмент и материалы — все, что использовал раньше бог, это, скорее всего, уникально или как минимум безумно редко. Он наверняка применял самое сильное из существовавшего, что только смог заполучить».
«Тай, как-то неудобно», — неуверенно буркнул я, оглядываясь по сторонам на многочисленные стеллажи вдоль стен со всевозможными банками и коробками.
«Ему это все уже точно не понадобится, — отрезала помощница. — Ты же слышал его слова про разрушение Кузен и нежелание дарить собранное Бездне. Сам понимаешь — он уже никогда не вернется. Не брать ему более молот в руки. А нам понадобятся любые ресурсы для выживания и победы. Да и его творения так будут жить дальше в память о нем».
Ненадолго замолкнув, Тай продолжила уже совсем другим, немного скованным голосом:
«Кстати, не забудь заглянуть в ту нишу, он ее забыл закрыть, да и инструменты с наковальней постарайся прихватить тоже. Должны же мы вынести хоть что-то из Бездны кроме горечи и страха», — последнее она пробурчала явно для себя, я еле ее расслышал.
Гефест
Из него получился хреновый бог, даже само это слово по отношению к нему звучало как насмешка. Он не был готов к силе, неожиданно свалившейся на него. Все они оказались тогда не готовы.
Мир в начале времен был прекрасен и юн. Вселенная, словно новорожденный ребенок, еще только росла и формировалась, и те, кто обрел власть над ней, были ей подстать. Мирозданье не терпит пустоты, аспекты призвали свои первые воплощения, не дожидаясь, когда те будут полностью готовы. В итоге слишком много в народившихся богах осталось от смертных, все эти страсти, желания, сила, что бурлила, будоража разум и кровь, заставляя делать глупости. Поклонение смертных, безграничное могущество, когда буквально все подвластно твоей воле, одни возможности, не несущие за собой видимых правил и обязанностей…
Кто-то развлекался во всю со смертными, соблазняя женщин и дев то в образе лебедя, то быка, кто-то — войнами и творением новых видов. Они карали, миловали, выдумывали экзотические наказания для смертных, вызвавших их гнев, и затем, забавляясь, все вместе смотрели, как те страдают, пытаясь нести наложенную кару, порой несправедливую. Интриги, ссоры, войны между собой руками смертных… Но были ли они по-настоящему богами? Как хорошо сказала та девчонка, духовным маяком для других, тем, к чему нужно стремиться? Он знал ответ. Нет. Они были недостойны ни той силы, ни той власти, что на них свалились. Всё, чему они в итоге могли научить — лишь тому, как внезапно обретенная сила меняет и извращает разумных.
Потрескавшиеся от жара ступени ведут его наверх, давая подумать и вспомнить. Память крохотным ручейком уже начинает ускользать, время уходит. Но его хватит для недолгой прогулки. Образы друзей составили ему компанию на истертых ступенях, лики тех, по-настоящему Великих, кто похитил первозданный огонь, подарив его силу смертным. Тех, кто не боялся идти против воли старших богов, оспаривая их желание творить над подвластными людьми все, что ни пожелают. Зародивших тот незримый бунт, лишь истоки которого он застал, в последствии сокрушивший и обрушивший Олимп. Он помнил те битвы, что сотрясали небо, и то оружие, что он создал и втайне передал бунтарям, желающим иного. Оружие, способное убивать богов.
И одно из них оказалось в его руках, когда он увидел ее в чужих объятиях, воплотившуюся в образе смертной. Боль запоздало и остро кольнула грудь, но не замедлила его шаг. Пора все закончить, он и так слишком многое натворил. Нелепый конструкт, рвущийся в алые небеса, был достойным памятником его гордыне. И на это убожество он потратил тысячелетия! Гефест разочарованно качнул головой: воистину только больной разум мог предположить, что подобное в принципе может работать. Он даже видел, как безумие постепенно овладевало им, как изначальная симметрия башни Машины богов искривлялась, утрачивая всякий смысл. Хорошо, что он так и не смог ее завершить! Даже страшно представить, как бы такое могло извратить его воскрешенную возлюбленную. Что вообще появилось бы в итоге, порожденное безумием Бездны и безответной страсти…
Пришел. Ноги вынесли его на самую вершину вулкана, в недрах которого и скрывался тот, что некогда был им. Шаг вперед, и тело падает вниз, шелестит воздух, на миг опьяняя и кружа. Касание пальцев, щелчок застежки на груди, и за спиной раскрываются бронзовые крылья, позволившие тихо спланировать вниз, коснувшись затылка задремавшего гиганта. Рука проваливается, уходя вглубь. Он осторожно разгребает слипшиеся сальные волосы, касается пульсирующей жилки, растворяясь, сливаясь, становясь единым с телом, что некогда принадлежало ему.
Скинув дрему, безумный бог внезапно раскрыл глаза. Он любил спать, лишь во сне находя покой и отдых от бесконечно терзавших его ярости и боли. Он был зол. Гнев всегда переполнял его, и лишь работа приносила успокоение, утомляя тело настолько, что, выложившись, он мог хоть ненадолго забыться. Внезапное пробуждение вызвало у него особо яркий приступ гнева. Который он и выплеснул, схватив тяжелый молот и отчаянно ударив по заготовке, лежащей на наковальне.
Удары следовали один за одним, их сила лишь росла с каждым мигом. Те стопоры, что раньше ограничивали его, сдерживая ярость и гнев, внезапно пропали, позволив кипящей в нем ненависти расти и множиться. Он бил, и сотрясались горы, он бил — и трещины бежали по земле, его удары раскалывали материю и плоть, звуковые волны, разлетаясь, дробили реальность, разнося на куски обитателей Кузен. А его ярость и гнев лишь множились, боль, копившаяся в нем веками, наконец, нашла выход. Подземные уровни начали обрушиваться вниз, лопались трубы-переходы, взрывались печи и падали лифты, по наковальне змеились и росли трещины, даже орихалк, из которого она была выкована, оказался не способен выдержать давление божественного гнева.
Сначала откололся один край, затем второй, дольше всего продержалась сердцевина — наиболее прочная часть. Но затем, с громким звоном, на две половины раскололась и она, выпустив из себя заточенное тысячи лет назад сверкающее ядро нерожденной звезды. Гордо сверкая и переливаясь, она выплыла из груды металлических осколков. На секунду замерев перед хозяином Кузен, звезда неспешно полетела вверх, провожаемая взглядом бога-кузнеца. Его сила, его пламя — он до конца выжег из себя все, выжал до последней капли то, что делало его богом. Теперь он больше не желал ничего кроме сна и покоя.
Материя вокруг содрогалась, трещины ползли по подрагивавшему островку. Стены вулкана давно обрушились вниз, как и лава, державшая на плаву наковальню. Он рассеянным взглядом обвел пространство вокруг, прощаясь, и заметил, как по земле, перепрыгивая трещины и валуны, к еле заметной точке прохода несется белоснежный лев, несущий на спине девушку, изо всех сил вцепившуюся в его гриву.
Выдохнув, он сгреб остатки наковальни, открыв крохотную арку перехода. Успели. Он улыбнулся, провожая их взглядом. Ассирэй, гигантским прыжком преодолев остаток пути, нырнул в арку и скрылся в ней. Теперь окончательно все. Он неспешно присел, откинувшись спиной на остатки вулкана. Как же хорошо… Боль наконец-то ушла, то бушующее пламя, пожиравшее его разум, утихло тоже, сгорев вместе с выплеснутой им силой. Теперь он может немного отдохнуть и поспать, он снова хочет увидеть добрые сны.
Друзья мы все очень старались работая над этой главой, что бы ее написать и выложить в срок. Мне как Автору интересно узнать как она получилась, буду рад узнать ваше мнение о написанном. Заранее спасибо всем кто не полениться оставить свой комментарий. Ваш Автор.