Игра (СИ)

Глава 8

Осень. Я никогда не любила осень. Она наводила на меня уныние и чувство обреченности. Такое, которое бывает, когда что-то теряешь. Или кого-то.

Я теряла в этой жизни многих. Маму, которую почти не помню. Да простят меня боги, но все эти годы я только то и делала, что гнала от себя те немногие воспоминание о женщине, которая меня родила. Иногда казалось, будто все то, что иногда приходило ко мне во снах, было с другой девочкой. Ту другую обнимали заботливые руки и шептали на ухо слова утешения. Та другая стирала с мокрых щек женщины, черты лица которой стерло время, слезы. Та другая держала за холодную руку посиневший труп своей матери, умоляя ее подняться…

И только осень всегда напоминает мне, что та другая и есть я.

Все эти годы я старалась избавиться от этих воспоминаний. Затолкать их поглубже. Заглушить насущными делами. Но перед образами, которые преследовали меня из года в год, осталась беззащитна. Они всегда приходят в одно и то же время. Будто караулят. Напоминают, как больно может быть.

Я провела пальцем по стеклу, очертив дорожку проложенною капелькой дождя. В детстве мне казалось, что это плачут боги. Я верила, что они смотрят на нас, видят наши беды, боль, страдания. Сочувствуют и оплакивают нашу участь. И обязательно помогут. Стоит только попросить от всего сердца. Как же я была наивна. Нет. Жизнь научила меня, что если боги и существуют, и даже слышат кого-то, то точно не тех, кому это действительно нужно. Они слышат сильных, хитрых, изворотливых, жестоких и самоуверенных. Не стоит падать на колени в Храме, если ты не готов сделать все, чтобы получить желаемое.

— О чем задумалась?

Я отвернулась от унылого пейзажа и подхватила протянутый Лайной бокал с вином.

Вот уже неделю мы жили в королевском дворце. Рассаднике интриг, подлости и предательства. Кто сказал, что если на короля никто не покушается, то этого нет? Очень даже наоборот. Каждый стремиться оказаться поближе к венценосной особе любыми доступными и зачастую нечистыми методами.

— Принесла новости?

— Ничего необычного.

Лайна намазала паштетом кусок хлеба и принялась интенсивно жевать. За эти дни привычный для нас обеих образ жизни был немилосердно истоптан. Мне пригодилось трижды в день спускаться с принцессой к общему столу и делить его с фальшиво улыбающимися лордами и леди. Спорить могу, спрашивая о том, нравиться ли мне во дворце, или о том, подобрала ли я уже платье для представления королю Смелендера, каждая из них готова была разорвать мне горло голыми руками. Лайна же трапезничала на кухне со слугами. Часто тем, что оставалось от королевского стола или и того хуже, похлебкой, которую готовили специально для слуг. И даже не знаю, кто из нас страдал больше.

Несомненно, ко всему прочему в том, что теперь мы были в разных сословиях, плюсов было гораздо больше. К примеру, все новости и сплетни Тилайна узнавала первой. А я второй. Мало кто из тех, в жилах кого текла благородная кровь, обращал внимания на тех, кто находился столь близко. А ведь истинно зря. От поваров, горничных, служанок, пажей, зависит не только удобство высокородных, но и безопасность. Мне ли не знать, как просто с помощью одного пузырька и мешочка золота отправить к, любимому Нейторией, Еаатхару любого в этом дворце. Нет ничего проще. А тайны. Конечно заклинания-ключа от королевской сокровищницы они не знали. Но вот кто в чьей постели ночевал, кто где был, что говорил, что любит пить и как отдыхать. А ведь это для меня важнее того, метко ли тот или другой мужчина стреляет из лука, или как хорошо орудует мечом… А вот то, что маленькая рабыня-южанка, всем сердцем ненавидит некоего герцога Левиэнтара… и кстати я ее понимаю. Этот старый урод, уже не первый год пользует малышку. И если у меня будет время, а старый урод еще останется жив, то уж я постараюсь сделать так, чтобы он даже смотреть перехотел на женщин.

Уф, что-то я раскисла. Наверное, все же мое рабское прошлое дает о себе знать. Это плохо. Это слабость. А слабости, как любит говорить мастер, нас убивают. Как-то не возникло у меня за мою не слишком долгую жизнь повода усомниться в этом утверждении. А если я и пыталась, то одно упоминание о тех, кто уже перешел за черту, тех, кто рос со мной рядом и уходил одна за другой, отрезвляет достаточно. Всегда нужно быть настороже. Всегда.

Подруга запила вином свой поздний ужин. И начала рассказ. Сначала все обо мне. Я должна была знать, что думают обо мне те, кто уже завтра станут единственными соратницами. Что говорят те, чьи слова заслужено или нет, но достигают королевских ушей. И имеют немалый вес. Глупо думать, что только благодаря поручительству лорда де Наахара, я стану одной из самых уважаемых и близких к принцессе, а уже скоро и королеве, фрейлин. К тому же Сельминда все эти дни держалась холодно-вежливо. И даже насторожено. И с этим однозначно нужно что-то делать. Ведь вряд ли кто-то поверит, что она взяла меня с собой исключительно по собственной воле. Итак. Как там моя слава?

Что ж, ничего нового. Сплетни при дворе носились с невероятной скоростью, обрастая при этом неимоверными фактами, как снежный ком, который толкнули с вершины Нихальвах. Говорят, что на эту гору поднимаются один раз, потому что чтобы вернуться назад, нужно прожить еще одну жизнь. Похоже, что чтобы переслушать все слухи о своей, без сомнения коварной и, о боги, корыстной особе, и этого времени не хватит. Мое феерическое появление при дворе в компании самой стервозной и самолюбивой леди, произвело фурор. Еще бы, старуха уже давно заработала себе репутацию затворника. А то, что помнили старожилы этого, без сомнения, прекрасного места никак не вязалось с образом любящей и заботливой тетушки. Странно, но поначалу я этого не заметила. Но стоило поползти первому слуху о том, что герцогиня околдована, как тут же за моей спиной начали звучать обвинения в самых ужасных преступлениях, на которые не все люди то способны.

— А самое, по моему мнению впечатляющее, это то что тебе приписали темную магию. Будто ты призвала призрак покойного графа де Роад и теперь угрожаешь старухе, что натравишь его на нее, едва та откажется от своего завещания, — торжественно закончила подруга и я поморщилась.

— Если бы этим можно было пронять эту клячу, то, поверь, я бы и секунды не сомневалась. Но мастер знает методы, которые действуют безотказно.

Лайна рассмеялась и снова отпила вино.

— Ты права.

Это все конечно ужасно смешно, могло бы быть, если бы не было столь печально. Нужно что-то, что всколыхнуло бы весь двор, выставив меня чуть не посланницей матери в белом балахоне. Демоны, а ведь на ум ничего не приходит, а времени все меньше. Завтра. Уже завтра, невеста отправиться к своему жениху.

Это в Вернарии принято, чтобы жених забирал будущую жену из отцовского дома и вел по венец. В Смелендере все наоборот. Неудивительно, что Сельминда чуть не сорвала горло, ругаясь с родственниками. И уж нужно было слышать, что только не обещал старый король. Да мастер не обманул меня. Ледмарт действительно не был силен. Более того, даже с собственными детьми справиться не мог. Возникал закономерный вопрос, кто же тогда правит? И кажется ответ на него я знала. И я слышала. Нет, не потому, что меня пригласили на семейный скандал. Лайна, как не благородная, напоила привратника и выпытала местонахождение тайных ходов. Правда, не так уж много. Всего три. Но один, о везение, вел в прослушивающую комнатку, прямо к королевскому кабинету. Вот мы туда по очереди и мотались, когда вероятность подслушать что-то стоящее была хоть какая. Впрочем, не знаю о чем говорилось обычно в этих стенах, но сейчас у всех от короля до последней рабыни на языке был только Смелендер.

— Как думаешь, что нам предстоит в Сменледере?

Тилайна тут же посерьезнела и несколько минут молча вертела в руках полупустой бокал.

— Не знаю, Сандра. Но когда я была маленькой, нас отправляли на улицу. Я и еще пятеро мальчишек постарше выходили на рыночную площадь. На меня надевали удивительно красивое платье. Знаешь, мне казалось, что в нем я похожа на куклу. Я так гордилась собой, чувствовала себя необычайно красивой. Так вот. Мы выходили на площадь в самый разгар торговли. И я начинала громко плакать, звать маму или падать в обморок, изображать приступ. Каждый раз я придумывала что-то новое и место всегда было другим, чтобы не нарваться, как говориться. И пока сердобольные прохожие пытались меня успокоить, дозваться стражу или помочь найти родителей, пять мальчуганов ловко срезали их кошельки. Не моя роль была основной, хоть и была на виду, а их.

Я внимательно слушала ее рассказ. Не часто кто-то из нас вспоминал, что с ними было до того, как мы попали в дом мастера, а тем более не рассказывали. И то, что Лайна сейчас мне это говорила, было для меня больше чем важно. Это как прикоснуться к тому, что человек прячет, хранит и чем ни за что не поделиться.

— Так вот, знаешь, что самое печальное в нашем представлении?

— Что?

— То, что мы даже не подозреваем, кто будет срезать кошельки.