Игры Проклятых

Глава 20. Без тени сомнений

Он прибыл под покровом тьмы, когда людские тени сливались с ночными призрачными силуэтами в единую монотонную бездну, когда властвовали дремучий мрак и безмятежная мгла — его вечные друзья и соратники. Он безликой, незаметной для глаза тенью проник в кабинет некроманта и замер над остывшим камином. Кроме него самого в комнате было двое — человек, укутанный в черный плащ и скрывший лицо в тени капюшона, и лич, одетый в багряную бархатную мантию советника Гильдии.

Клавдий невольно вслушался в их разговор. Речь шла о неизбежной войне. С недавних пор обсуждения боевой тактики и стратегии, а также интриг и заговоров стали для правой руки Перворожденного нормой, поэтому он, сам того не желая, сосредоточенно вслушивался в каждое слово. Мудрый слушает — слушает, чтобы знать и заставить полученные знания работать на себя.

Но удивили его речи не о войне, а о некоем зелье, способном разрушить магию Хозяина. Жаль, разговор вскользь коснулся этой темы и убежал ко все тем же военным дискуссиям.

Вскоре человек в черном ушел, оставив Аргануса в одиночестве. Клавдий еще несколько минут просидел на камине за спиной некроманта, после чего, обратившись, чтобы не привлекать внимания, в серую дымку, проскользил к окну и, отыграв спектакль своего появления, предстал пред Д’Эвизвилом.

— Приветствую, учитель! — Батури, гордо выпрямив грудь, прошествовал через кабинет и уселся в кресло напротив лича.

— Здравствуй, Клавдий, — качнул головой некромант в небрежном поклоне. Вампир ответил тем же. — С какими делами пожаловал? — перешел к делу Арганус.

— К’йен спрашивает: когда понадобятся услуги Ордена?

— Не прикидывайся обычным посланником. С этим вопросом К’йен прислал бы другого, — у тебя ко мне иное дело. Выкладывай.

Догадливость Аргануса даже не поразила Батури, который за долгие годы уже изучил своего учителя. Клавдий появился в Бленхайме, чтобы выведать то, чем занимается Арганус, выяснить, когда, как и какими силами лич собирается начать войну, по возможности пересчитать магов, рыцарей и воинов. Ничего из этого Клавдий не мог раскрыть перед учителем и Хозяином, но отговариваться как-то надо…

— За помощь в путче я хочу получить свободу.

— Нет, — коротко ответил некромант.

— Но…

— Никаких «но», — обрубил Арганус. — Не будь глупцом: мне нужен помощник, приближенный к главе Ордена, и лишаться его я не собираюсь. А теперь рассказывай, что К’йен собирается предпринимать после бунта?

— Он не посвящает меня в свои планы, — попытался увильнуть Клавдий, зная наперед, что это ему не удастся.

— Рассказывай, что видел и слышал. И о том, до чего додумался, видя и слыша. — Арганус понимал, что Батури, будучи его рабом, не может лгать — К’йен и вправду не говорил с Клавдием о делах. Но Батури не слеп, а посему видит то, чем занимается К’йен, и не глуп, поэтому может дойти до каких-то выводов и своим умом.

— К’йен готовится к войне, — отрапортовал Клавдий, выгадывая время для размышлений.

— Как готовится? — подтолкнул лич.

— Он уже собрал вокруг себя всех Высших, сплотил их — кого силой, кого хитростью. Орден силен, как в былые времена, и может выставить почти полсотни магов.

— Это все? — Арганус впился взглядом в ученика, словно удав, гипнотизирующий свою добычу. Этот взгляд был силен, и сила его необъятна. Казалось, лич при помощи одного взгляда сможет двигать горы и осушать моря.

— Нет, не все, — выдавил из себя Батури. — Каждому советнику Ордена выделена земля с людьми, которых можно, а далее — нужно обратить в вампиров. Когда начнется война, ни тебе, ни Фомору будет не до людей. К’йен получит ту силу, в которой нуждается Орден, и попрекнуть его в нарушении законов будет некому, да и самих законов уже не станет — анархия захлестнет Хельхейм.

— Кого он будет поддерживать?

— Орден не примет участия в войне. На бунте его роль закончится. Он станет камнем, который обрушит лавину, но не покатится с гор вместе с селем — К’йен не позволит.

— Ничего неожиданного, — вынес вердикт Арганус, отпуская ученика из оков своего взгляда. — К’йен хочет урвать свой кусок власти и примкнуть к победителю. Только такой номер у него не выйдет — я не позволю. Так ему и передай. А еще скажи, чтобы свою свору через десять дней пригнал в Бленхайм. Время для войны пришло. А теперь иди. — Арганус повелительно махнул рукой, и Клавдию ничего не осталось, как выполнять приказ.

— До встречи, учитель, — выплюнул Батури и немедля выпорхнул в окно.

После разговора с Арганусом он чувствовал себя так, будто его изнасиловали, причем насильником был барон, воспользовавшийся правом «первой ночи». Лич умел поставить нерадивых на место. Раб — он и есть раб. Шпион — он и есть шпион. А Батури еще и изменник…

За минувшие три года лаборатория преобразилась. Свечи никуда не исчезли, стеллажи с книгами и препаратами тоже, но в углу залы, где раньше размещался только платяной шкаф, появились кровать и небольшое кресло для чтения. Чтобы добиться большего уюта, Сандро перетянул полки с ингредиентами для зелий широкими драпри, которые при необходимости можно было раскрыть при помощи специальных подвязок. Мозаичный пол теперь был устлан коврами, раздобытыми в кладовой Аргануса. У лича было нелегко выпросить половики, но юный некромант аргументировал свои желания тем, что кладка изображала сражение между альвами и некромантами в Фангорском лесу, которое хоть и обернулось для альвов поражением, но позже именно с этим лесом и было связано уничтожение Трисмегистова воинства.

Против таких доводов Арганус не устоял и сам пожелал скрыть за ткаными полотнами место, поносившее славу Хельхейма.

Но на этом преображение лабораторной залы не закончилось…

Однажды, обсуждая с Трисмегистом прошлое некромантов, а в частности замок Первейшего, Сандро узнал, что Бленхайм изобилует потайными ходами и внутризамковыми лабиринтами, словно издырявленный сыр. Мудрый наставник посвятил своего ученика в тонкости разоблачения этих лазов. Самым простым и верным способом найти тайный проход было — ориентироваться на сквозняки. «Ветер — лучший помощник» — сказал тогда Трисмегист. Даже если тайник находится в стене, есть узкие, невидимые для глаза щели, в которые просачивается воздух. По ним и можно найти проход. Другим вариантом был поиск «различий». Если механизм открывался с помощью определенной кнопки, то оная кнопка всегда чище, а иногда — отполирована частыми прикосновениями до блеска, и отличить ее от других предметов или же камней стены не составляет труда. Еще одной возможностью было «простучать», но с этим способом все было не так просто. Во-первых, не всегда легко отличить пустой звук от монолитного, для этого нужны неплохой слух и опыт, во-вторых, не всем каменщикам и зодчим было по плечу избежать «пустышек» в стенах и перекрытиях, поэтому иногда возможные тайники оказывались лишь воздушными пузырями.

Сандро сразу же поспешил проверить полученные знания на практике и, к удивлению Трисмегиста, показал неплохой результат. Простучав, прощупав, вникнув в перемещение воздуха, юный некромант смог проделать неплохой воздухоотвод, доставший до самой поверхности, а «чтобы не пропадать добру», выложил камин.

Первый опыт оказался превосходным: дым легко уходил из лаборатории, не скапливаясь в помещении. Камин же стал более прогрессивным и удобным заменителем для железной парилки, на которой раньше варил зелья Сандро, а ко всему прочему оказался приятной декорацией для помещения. Некогда пугающая и ужасная на вид лаборатория стала на удивление обжитой и уютной. Не каждый бы теперь поверил, что это жилище ужасного алхимика. Но не каждый и знал, что ужасный алхимик еще и некромант, правда, лишь наполовину, а ко всему прочему еще и вполне добродушный друид, хотя и друид неполноценный. Что ж, Сандро всегда был не таким, как другие. И эта непохожесть была его силой, но и слабостью…

Сандро ненавидел быть слабым. Это чувство появилось не так давно, но теперь уже казалось, что оно было всегда — просто замечать его раньше не было желания или сил. Теперь он не был слабым — по крайней мере, хотел себя в этом убедить. И убедил. А не это ли проявление силы?

А еще… Еще Сандро ненавидел огонь, пожравший детство, любовь, мечты и… мать.

Ненавидел, но все больше времени проводил у камина. Трисмегист считал, что надо «убивать страхи». И дабы избавиться от боязни, которая нет-нет, но напоминала о себе, дух друида заставлял ученика привыкать к стихии огня, стихии хоть и разрушительной, но не менее важной, чем другие. Сандро привык к пламени, немногим позже научился управлять им, а при необходимости — черпать из него силу.

— Надо бежать сейчас, — твердо выговорил Сандро. Его решение, быть может, и поспешное, казалось единственно верным. Три года назад он думал так же, но послушал наставника и остался в Бленхайме. Теперь кроткая рыжеволосая Энин превратилась в черную пантеру, с ее красотой могла сравниться лишь жизнь, но с коварством — лишь смерть. Арганус умел воспитывать… и ломать он умел. И еще не известно, что у него получалось лучше…

Столько всего изменилось за три года, столько еще изменится в недалеком будущем.

А ведь все могло сложиться иначе, если бы Сандро настоял на своем и сбежал, прихватив с собой двух сестер. Но судьба устами Трисмегиста распорядилась иначе…

— Нельзя, — отрезал друид. Юноше все чаще думалось, что дух будто специально опровергает суждения ученика и советует с точностью до наоборот, а Трисмегист это лишь подтверждал: — Если тремя годами раньше Арганус только созывал в Бленхайм своих слуг и это — уже тогда — было опасным, то сейчас о побеге не стоит и мыслить. Тебя схватят раньше, чем ты покинешь земли Д’Эвизвила.

— У меня не осталось другого выбора. Не убегу сейчас — не убегу никогда. Никто не спустит глаз с командующего армией, пусть и той армией, которую ведут на убой.

— Вот именно — на убой. Когда ситуация выйдет из-под контроля, никому не будет и дела до полководца. Армия погибнет. А кому нужен генерал, если нет его войск? О тебе забудут сразу же после поражения.

— Да, так оно и есть, но кто тогда позаботиться об Энин?

Энин… Трисмегист никогда не был в восторге от Энин. Сперва Альберту казалось, что она мешает воплощению его планов, чуть позже — что плохо влияет на Сандро и разрушает мальчика изнутри одним своим существованием, превращает его из многообещающего ученика в слабовольную марионетку. Так оно и было, но это свойство любви: ведь светлое чувство не всегда созидает, иногда оно — воплощение хаоса. Любовь способна разрушить не только человека, но и страну, империю, мир.

Да, любовь иногда не спасает, а топит мир, топит его в крови и войнах. Трэя после десяти лет войн и хаоса пала, и все из-за украденной королевы Элейи;

Атлантия погрузилась под воду из-за любви великана Треглодэна к русалке Изаэль, а вместе с Атланией канула в лето целая цивилизация… Любовь — дело опасное. Надо было спасать мальчишку.

— Энин уже нет, — как можно учтивее выговорил Трисмегист. — Ее нет с тех самых пор, как она шагнула на путь Тьмы.

— Я на него шагнул гораздо раньше.

— Ты ошибаешься, — опроверг Трисмегист. — Тебя пытались наставить на путь Тьмы, но ты всегда умело с него сворачивал. Твой разум творил темные ритуалы, но в сердце ни на миг не угасал Свет. Энин же бросилась во Тьму, словно она — единственное спасение. Ты делал то, что делал, только потому, что так требовали чужие желания, Энин все решает по собственной воле.

— Никто не может залезть в чужую шкуру и сказать, чего хочет ее хозяин, — сказал, как отрезал, Сандро, после чего продолжил уже более спокойным, размеренным голосом, словно он был наставником, а не учеником: — Альберт, ты считаешь, что я прыгну в омут любви с головой, но ты ошибаешься. Даже не ошибаешься, а путаешь меня прошлого со мной настоящим. Раньше бы я в ущерб делам насущным, поискам спасения и свободы — как для себя, так и для самой Энин — побежал с ней в Неметон или повел смотреть на «дракона». Сейчас я бы добился расположения девушки иначе. А вместе с тем — вытащил ее из Бленхайма и разом позабыл об Арганусе и рабстве. Сделал же я все не так, как требовал здравый рассудок. Но если б я знал, куда упаду, то постелил на то место перину. Сейчас — прежде, чем начать игру — я обдумываю на шаг вперед, я научился рассчитывать и рассуждать здраво даже в сердечных делах.

Альберт, — не успокаивался Сандро. — Ты думаешь, я не вижу перемен, которые произошли с Энин? Думаешь, не замечаю, что для нее магическая сила — светлая, темная — не важно! — стоит дороже, чем жизнь сестры и собственная душа? У нее есть цель — сломить всех или быть сломленной. И она не остановится, пока не достигнет либо первого, либо второго. Я же хочу дать ей третий вариант — свободу без боя. Этот бой приму я.

— Ты все еще мальчишка, — обреченно выдохнул Трисмегист. — Быть может, умный, быть может, расчетливый и способный обдумывать на шаг вперед, но — мальчишка.

Что стоят твои слова, пока ты раб? Что ты можешь противопоставить Арганусу, пока не примешь зелье «разрыва»? Ничего. А если примешь сейчас — опять ничего. Энин и не поверит твоим словам, хоть они трижды будут правильными и правдивыми. Ты для нее еще больший враг, чем Д’Эвизвил. И пока будет так, ты ничего не сможешь изменить.

— И что ты посоветуешь?

— Ждать.

— Ждать чего? — Сандро резко забросил в камин несколько поленьев, не обращая внимания на то, что огонь и без того вырывался из каменной пасти неистовым пламенем. Огонь недовольно сощурился, запрыгал, замерцал и замер. Застыл, словно кто-то остановил ток времени. Сандро не обратил на это никакого внимания — ведь все его мысли были далеки от лаборатории с ее самодельным камином. Юноша продолжил свои причитания: — Кого мне ждать?

— Возможно, меня? — поинтересовался незнакомый ласкающий, словно дюжина куртизанок, голос.

— Возможно, — холодно ответил Сандро, даже не удостоив незваного гостя своим взглядом. Юный некромант был растерян, но умело скрывал эмоции. Неизвестный не должен знать его слабостей. — Но сперва вам надо назваться.

— Я Клавдий Батури Савильйен де Медичи, — нарочито важно заговорил Клавдий, принимая игру, — лорд Фригоя, хранитель седьмой королевской печати, советников ордена Тени, генерал восточного гарнизона Стигии. — После короткой паузы вампир добавил: — С кем имею честь говорить?

— Мое имя Сандро Гайер, ранее — крестьянин в седьмом колене, ныне и восьмой год как — адепт темной магии, — представился Сандро, все так же сидя спиной к гостю.

— Весьма рад знакомству. Чем обязан вашему визиту в мою скромную обитель в столь поздний час?

— Не посмотришь в лицо лорду?

— Вы хотели сказать: вампиру. Все ваши титулы пусты так же, как и мое прошлое.

Сейчас вы такой же лорд, как я — крестьянин.

— Язык, как у гадюки! — усмехнулся Клавдий. — Арганус умеет подбирать учеников.

— Вы не ответили на мой вопрос, — стоял на своем Сандро.

— Я пришел полюбоваться на ученика Аргануса, — с запозданием ответил Клавдий, но на этом не остановился. — Смею заметить, жилище достойно добротной хозяйки, но не скрупулезного адепта Тьмы. — Новое убранство лаборатории и впрямь озадачило Батури. Ковры и драпри явно говорили о том, что Арганус размяк и позволяет своим студиозам с каждым годом все больше чудачеств.

— Извините, но я не привык жить в гробу и излишней кротостью не страдаю. — В ситуациях, когда Сандро чувствовал неуверенность, он всегда начинал язвить. И сколько бы ни пытался Альберт отучить своего воспитанника от этого, Сандро продолжал в подобные моменты выпаливать колкость за колкостью.

— Вижу, вы не знаток приличных манер… — Батури начала нравиться беседа.

— У вас хорошее зрение, лорд, — подтвердил Сандро. — Но я бы предпочел перейти к делу. Думаю, лицезрение полулича — не единственная цель вашего визита.

— Полулича? — заинтересовался Клавдий. А ведь и впрямь ходили слухи, что новый ученик Аргануса мертв лишь наполовину. Батури как-то забыл об этом, а со спины было и не разобрать, как выглядит студиоз. — Я так и не добился вашего взгляда, почтенный.

— Хватит игр. — Сандро устал от светских бесед. Он резко обернулся, вставая на ноги, и сдернул с лица капюшон: — Доволен? — Сандро и не заметил, как перешел с гостем на «ты», но играть роль воркующих ни о чем придворных голубков уже порядком поднадоело.

— Сударь, вам не хватает красных светящихся глаз! — с воодушевлением выпалил вампир. — Будь у вас эта мелочь, вами с легкостью можно было бы пугать детей.

— Можно и сейчас, — подхватил Сандро, — но пока пугают кровососами.

— Это поправимо, — оскалился, показывая клыки, Клавдий.

— Незваный гость хуже горгоротца, — выдохнул Сандро.

— Но лучше десятка стигийцев.

— Пошли его к Одноглазому, — посоветовал в голове голос Трисмегиста.

— С удовольствием, — вырвалось у Сандро прежде, чем он успел сообразить, что вампир слышит его, но не друида.

— С удовольствием — что? — не понял Клавдий.

— Укорочу тебе клыки.

— У вас, уважаемый, будет такая возможность, — обнадежил Батури. — Но сейчас у меня нет желания портить отношения с вашим Хозяином.

— С нашим общим Хозяином, — заметил Сандро. — Или ты думаешь, что кроме тебя и Аргануса об этом не знает никто? Ты ошибаешься. Вопрос в другом: что будет, когда К’йен узнает, какую змею пригрел под боком?

— Боюсь, это пустые угрозы, друг мой, — пожал плечами вампир. — Арганус не позволит открывать секретов, которые сам же и держит в тайне. Но ему будет интересно узнать, что за ищейка выведала его секрет и бросается им направо-налево.

— Повторяй за мной, — велел голос, звучавший лишь в сознании юного некроманта: — Уж не та ли это ищейка, что намедни сидела над камином? — спросил Трисмегист, и Сандро немедля повторил вопрос, чем немало озадачил собеседника.

— Паршивец! — непонятно чему обрадовался вампир. — Думаю, из тебя получится неплохой союзник.

— Смотря что даст мне этот союз, — заинтересовался Сандро.

— Все зависит от того, что тебе от него надо.

— Покровительство и защита для двух девушек, — взял Сандро быка за рога.

— И всего-то? — удивился лорд уже несуществующего феода.

— Двух рабынь Аргануса, — уточнил юный заговорщик, в корне меняя суть дела.

— Боюсь, при всем моем желании это неосуществимо.

— И не думай об этом! — посоветовал Трисмегист, уже сейчас догадываясь, какую глупость решил совершить его воспитанник.

— Я дам тебе свободу в обмен на клятву помочь мне, — не последовал мудрому совету Сандро. Насчет вампира у него были свои планы.

— Клянусь, — берясь рукой за остывшее сердце, поклялся лорд. Подумаешь, одним обетом больше, одним меньше… это не изменит извечного клятвопреступника.

— Не все так просто, — огорчил некромант. — Ты скрепишь клятву печатью Эльтона.

Но и это еще не все. За свободу ты отдашь мне Смерть Каэля.

— Откуда тебе известно о реликвиях? — ужаснулся Клавдий.

— У Лазаря была хорошая библиотека, пока несчастный не сгорел вместе с ней.

Каждый трактат попадал к Арганусу и, проходя через его руки, оседал в этом скромном книгохранилище. — Сандро провел рукой, указывая на скрытые полотнами стеллажи, но Батури не надо было отодвигать занавесы, чтобы вспомнить неисчислимое множество арганусовских книг.

— Из тебя и впрямь получится неплохой союзник, — задумчиво протянул Клавдий. — Будь по-твоему. Но на печати поклянемся оба.

— Договорились, — протянул руку Сандро, после чего вампир скрепил сделку рукопожатием. Теперь можно было не бояться за судьбы сестер: главное, чтобы вампиру удалось исполнить задуманное. В том, что он приложит к этому все свои усилия, сомневаться не приходилось — клеймо Эльтона свое дело знает и карает клятвопреступников не плетью, но смертью.

— Я вернусь за «свободой» через десять дней. К этому времени сюда прибудут все советники Гильдии, чтобы поучаствовать в «собачьих боях», но вместо развлечения получат смерть.

— Ты — свободу, а я — армию, — закончил перечисления Сандро. — Начинаются смутные времена, но без разрушения старого новое не создается. Надеюсь, общими усилиями мы добьемся того, чего каждый желает.

— Надеюсь, — скрепил сделку словом Клавдий. После чего отсалютовал и направился прочь из Бленхайма и его лаборатории.

К рассвету К’йен узнает о многом, но не обо всем. Иначе Батури не получит ни свободы, ни власти.