Императрица Орхидея

5

После заката солнца нас всех распустили по домам, причем каждую девушку несли в паланкине в сопровождении целого отряда евнухов. В качестве дара меня одели в золотую одежду. Главный евнух сказал моей матери, что вплоть до императорской свадебной церемонии я должна оставаться дома и никуда не выходить.

Вместе со мной домой прибыли императорские дары, предназначенные моему отцу, матери, сестре и брату. Отцу подарили набор из восьми церемониальных украшений для придворной мандаринской шляпы. Каждое украшение состояло из полого фарфорового цилиндра, в который вставлялось павлинье перо. На верху цилиндра было кольцо, за которое он прикреплялся к шляпе. Этот дар должен был перейти к моему брату.

Мать получила специальный лакированный жуи с магическим рисунком. Сверху были изображены три небесные богини, дарующие спокойствие, здоровье и долголетие. В центре — летучая мышь, несущая в лапах каменный колокольчик и двойную рыбу, обозначающую изобилие. В самом низу, на ножке, — розы и хризантемы, символизирующие процветание.

Ронг вручили потрясающую резную шкатулку-амулет из сандалового дерева с несколькими нефритовыми фигурками внутри. Гуй Сян получил набор финифтевых стенных крючков, украшенных головами дракона. На них он мог повесить все, что угодно: зеркало, сумку, печатку, оружие или кошелек.

Согласно расчетам придворного астролога я должна была войти в Запретный город в определенный день и час. Когда этот момент наступит, императорские курьеры меня известят. Главный евнух дал моей семье целый ворох наставлений по поводу соблюдения придворных ритуалов и правил этикета. Он терпеливо, по нескольку раз, повторял с нами все мельчайшие детали. Гуй Сян должен был занять место умершего отца. Для Ронг на этот день из дворца пришлют специальное платье. Матери даровали десять тысяч таэлей на обустройство дома. Глядя на эти деньги, мать едва не потеряла дар речи. И тут же начала бояться грабителей. Она распорядилась постоянно держать окна и двери запертыми. Однако главный евнух Сым ее успокоил, сказал, что теперь ее дом надежно охраняется.

— Внутрь не пролетит даже муха, госпожа, — сказал он.

Я спросила его, имею ли я право навестить друзей. Мне очень хотелось попрощаться с Большой Сестрицей Фэнн.

— Нет, — последовал ответ.

Я очень расстроилась. Потом попросила Ронг вернуть Фэнн одолженное у нее платье, а заодно и три сотни таэлей в качестве прощального подарка. Ронг мигом выполнила мою просьбу и вернулась с благословением Большой Сестрицы Фэнн.

Много дней подряд мать и Ронг ходили по лавкам и покупали всякую всячину, а мы с Гуй Сяном чистили и украшали дом. Для тяжелой работы мы наняли рабочих. В доме перекрыли крышу, починили старые стены, вставили новые окна и укрепили сломанный косяк двери. Дядюшка воспользовался случаем и заказал новую дверь из красного дерева, искусно украшенную резным изображением бога денег. Мы переставили старую мебель и покрасили стены. У нас работали лучшие плотники и художники города. Каждый из них считал работу в нашем доме великой честью. Наличники окон и дверей они покрыли изысканным резным орнаментом, имитирующим императорский стиль. Особые мастера сделали для нас алтарные столы с курильницами ладана и скамейки. Иногда им приходилось работать тончайшими инструментами, напоминающими зубочистки и булавки.

Когда все было готово, в дом пришел с инспекцией главный евнух Сым. Он молча, без всяких замечаний, оглядел дом, и выражение его лица было непроницаемым. Но на следующий день он явился снова, а вместе с ним — группа рабочих. Они перевернули все вверх дном, считая, что нужно начинать с нуля. Крышу, стены, окна, даже дядюшкину новую дверь — все надо было переделать заново.

— Если ваша дверь будет смотреть в неправильную сторону, то постановление о браке вашей дочери выпущено не будет, — сказал он матери и дядюшке. Те разнервничались и начали просить у него совета.

— Как вы думаете, в каком направлении вам следует преклонять колени, чтобы благодарить Его Величество? — спросил главный евнух, а затем сам же ответил на свой вопрос. — На север! Потому что император всегда сидит лицом на юг.

Семья проследила за его взглядом, а затем ходила за ним по пятам, пока он указывал нам пальцем на все неполадки.

— Эта краска неправильная. — Он описал в воздухе круг рукой. — Вместо холодного бежевого цвета здесь должен быть теплый бежевый. Его Величество любит радостные тона

— Но Орхидея нам рассказывала, что Его Величество сам не прибудет в наш дом! — робко возразила мать. — Может быть, Орхидея ошиблась?

Евнух покачал головой:

— Вы должны понять, что теперь вы уже перестали быть теми, чем были прежде. Вы стали частью Его Величества, и поэтому представляете в городе его эстетические вкусы и принципы. То, что вы сделали со своим домом, может дурно повлиять на образ Сына Неба! Если разрешить вам делать все, что вам вздумается, то не сносить мне моей головы. Посмотрите на эти занавеси! Они из хлопка! Разве я не говорил вам, что хлопок — простонародный материал, а для императорской семьи подходит только шелк? Неужели мои слова просвистели сквозь ваши уши, как ветер? Дешевка принесет вашей дочери несчастливую судьбу!

Уступая моим настойчивым просьбам, главный евнух разрешил мне покинуть дом на то время, пока императорские мастеровые будут производить в нем полное переустройство. Мать повела нас в самые престижные пекинские чайные дома в дорогом торговом районе Ван-Фу-Чжин и впервые в жизни вела себя как богатая дама. Она щедро раздавала чаевые носильщикам, официантам, поварам, слугам. Владельцы чайных домов собственноручно подносили к нашему столу лучшие вина. Мне было радостно смотреть на мать. Мое избрание императорской женой прекрасно повлияло на ее здоровье. Она хорошо выглядела, все время пребывала в приподнятом настроении. Мы веселились и праздновали. Я не чувствовала особых причин для гордости, потому что все сложилось благодаря моей внешности, что вряд ли можно было считать моей личной заслугой. Но все же мои усилия тут тоже сыграли свою роль, и к своим заслугам я не в последнюю степень причисляла мужество. Стоило мне проявить малодушие или повести себя неподобающим образом и столь редкая возможность в моей жизни была бы упущена

Мать волновалась, смогут ли все вновь избранные императорские жены и наложницы мирно ужиться в Запретном городе. Мне не хотелось ее расстраивать, и поэтому я сказала, что мы все уже подружились. Я описала ей красоту Нюгуру, ее великолепные аристократические манеры и образованность. Про госпожу Юн я не знала, что сказать, и поэтому тоже сконцентрировалась на ее красоте. Сравнивая ее с госпожой Ли, я постаралась выделить особенности их характеров. Юн была очень смелой и мало заботилась о мнении других, а Ли, наоборот, была застенчивой и все время сомневалась в своих достоинствах.

Когда речь зашла о самой юной из избранниц императора, о леди Сю, которая заплакала во время церемонии избрания, Ронг почувствовала уколы зависти. Чувствительная природа Сю требовала нежного обращения и постоянной заботы. Она была сиротой, удочеренной своим дядей в возрасте пяти лет, и, казалось, с тех пор так и осталась навсегда грустной и испуганной. Великая императрица послала к ней докторов, и те нашли у нее некоторое расстройство ума. Она, не переставая, плакала далее после того, как официально была избрана. Евнухи прозвали ее Плакучей Ивой. Великая императрица проявила беспокойство по поводу качества яиц, которые она снесет.

— Без качественных яиц не будет и титула, — объявила она всем нам.

Если Сю себя в ближайшее время не пересилит, то, по словам Ее Величества, она будет разжалована и отправлена домой.

— Бедный ребенок, — вздохнула мать.

После этого я перешла к рассказу о госпоже Мэй и госпоже Юй. Они казались близнецами. Обе не отличались особенно красотой, зато обладали крепким телосложением, и благодаря этому стали любимицами великой императрицы. Груди их по величине можно было сравнить с дынями, а задницы — с умывальными тазами. Они превосходно умели льстить и постоянно увивались вокруг Нюгуру, как собачки. Веселые и оживленные перед великой императрицей, наедине друг с другом они становились молчаливыми и апатичными. К тому же они не любили ни читать, ни рисовать, ни вышивать. Главной их заботой всегда было собственное тело и красивая одежда.

— А какова из себя великая императрица? — расспрашивали меня мать и сестра. — Так ли она прекрасна и элегантна, как на портретах, которые мы видели?

— Наверно, в молодости она действительно была красавицей, — уклончиво ответила я. — Но сегодня я бы сказала, что надетое на ней платье гораздо красивее ее лица.

— А какова она в обращении? — продолжали расспрашивать меня. — Чего она ждет от всех вас?

— Это трудный вопрос С одной стороны, она ждет от нас, чтобы мы соблюдали все дворцовые правила. «Члены императорской семьи, — передразнила я великую императрицу, — являются примером нравственности для всего государства. Ваша чистота должна соответствовать заветам наших предков. Если я поймаю вас за чтением книг непристойного содержания, то отдам палачу, и он вас повесит, как многих других до вас». Но, с другой стороны, великая императрица надеется, что мы будем как можно чаще иметь близость с императором Сянь. Она объявила, что ее расположение к нам будет напрямую зависеть от количества произведенных нами чад. От императора ждут, что он переплюнет в этом смысле как своего отца, так и деда. Прапрадед Сянь Фэна, император Кан Си, имел пятьдесят пять детей, а дед, император Чен Лун, — двадцать семь.

— Вряд ли это станет проблемой, — подал голос Гуй Сян, забрасывая в рот горсть жареных орешков. — Его Величество имеет в своем распоряжении более трех тысяч наложниц Могу поклясться, что он даже не всех успевает «осчастливить».

— Да, но тут есть препятствия, — возразила я, вспоминая, что в Книге регистрации императорской плодовитости, своеобразном дневнике, который вел главный евнух Сым и куда он записывал все спальные деяния Его Величества, эти деяния были весьма скудными. Великая императрица даже обвиняла императора в том, что он «намеренно и без всякого проку растрачивает драконово семя». И все потому, что император предпочитал любить одну-единственную наложницу и забывал о своей обязанности распределять семя среди всех, то есть каждую ночь спать с новой женщиной. Великая императрица весьма зло отзывалась о прошлых наложницах императора, которые проявляли к нему слишком сильную привязанность. Она называла их «испорченными девками» и, не колеблясь ни минуты, строго наказывала.

Я рассказала матери, что великая императрица специально повела нас в Зал наказаний, где я впервые увидела знаменитую когда-то красавицу госпожу Фэй. Долгое время та была любимой наложницей императора Дао Гуана, и вот теперь она жила в огромном кувшине. Оказалось, что у госпожи Фэй отрублены все конечности. Глядя на нее, я едва не упала в обморок

— Госпожа Фэй обвиняется в том, что она решила полностью завладеть императором, — холодно пояснила великая императрица. — Но ей не удалось никого обмануть, кроме самой себя!

Ее оставили в живых только в назидание другим.

Я никогда не забуду тот ужас, который я испытала при виде госпожи Фэй. Ее голова опиралась на край кувшина, лицо было грязное, с подбородка капала зеленая слизь.

Мать схватила меня за плечи и встряхнула;

— Обещай мне, Орхидея, что ты всегда будешь осторожной и мудрой.

Я обещала.

— А как же все остальные тысячи избранных красавиц? — спросил Гуй Сян. — Кто может запретить императору овладеть любой женщиной во дворце, если вдруг у него возникнет такое желание? Кажется, он может «осчастливить» по своей прихоти даже поломойку.

— Ему действительно позволено все, однако мать не поощряет его к близости с дворцовыми поломойками, — сдержанно ответила я.

— Почему Его Величество захочет возиться со служанками, когда в его распоряжении столько прекрасных жен и наложниц? — обратилась к матери Ронг.

— Могу сказать только одно, — ответила мать, — что императора может сильно расстраивать, что он не имеет права по собственному желанию каждую ночь спать с любимой женщиной.

Некоторое время мы молчали.

— Очевидно, Его Величество просто ненавидит тех женщин, которых навязывает ему мать и евнухи, — продолжала мать. — И чувствует себя боровом, которого насильно тащат на случку.

— Орхидея, а как ты собираешься себя вести? — спросила Ронг. — Ведь если ты будешь соблюдать все правила, то можешь вообще никогда не дождаться императорского благорасположения, а если попытаешься проявить инициативу и Его Величество тебя заметит, то великая императрица отрубит тебе конечности.

— Знаете что? Пойдемте в Храм милосердия и посоветуемся с духом твоего отца, — предложила мать.

Чтобы добраться до храма на вершине Гусиной горы, нам пришлось подняться по лестнице в несколько сотен ступенек. Мы зажгли благовония и сделали щедрое пожертвование. Но дух отца ничего мне не посоветовал. Я затрепетала и поняла, что мне придется действовать на свой страх и риск.

Могила отца находилась на склоне горы, обращенном к северо-западной части Пекина. Она поросла травой по колено. Сторожем на кладбище служил старик, который постоянно курил глиняную трубку. По поводу разбойников он нас заверил, чтобы мы не беспокоились.

— Покойников в этих местах знают по их долгам, — сказал он, но тут же посоветовал: — Если же вы хотите оказать ему уважение, то купите место на кладбище выше по склону, там, где больше солнца.

Я дала старику пятьдесят таэлей и попросила присмотреть, чтобы тело моего отца не выкопали и не растерзали дикие собаки, которые иногда раскапывают могилы в поисках корма. Старик был так потрясен моей щедростью, что выронил изо рта трубку.

В один из дней из дворца в огромных коробках прибыли подарки. Они заняли в доме практически все свободное пространство и, кроме того, все столы и кровати. Негде было даже спать и есть. А подарки все продолжали прибывать. На следующее утро на нашем дворе разгрузили шесть монгольских лошадей, которые привезли картины, статуи, старинные произведения искусства, рулоны шелка и сучжоуские вышитые изделия. Одновременно мне вручили разные украшения из золота и драгоценных камней, а также множество пар обуви. Матери подарили золотой чайный сервиз, серебряные кастрюли и медные умывальники.

Соседям приказали сдать нам свои дома под склады. Вокруг нашего дома в земле были вырыты огромные погреба, в которые складывалось мясо и овощи для предстоящего праздничного угощения. Для этих же целей были заказаны сотни кувшинов столетнего вина, а также восемьдесят ягнят, шестьдесят поросят и две сотни кур и уток. Праздник должен был состояться через несколько дней. Евнух-распорядитель, который отвечал за этот праздник, пригласил на него тысячу человек, и среди них — разных сановников, министров, дворцовых чиновников и императорских родственников. Каждому гостю предлагалось двадцать перемен блюд, и угощение длилось три дня.

Во время праздника я чувствовала себя отвратительно. Через стену я слышала пение, смех и пьяные крики веселящихся людей, но самой мне было запрещено появляться на людях. Мне было запрещено даже выходить на дневной свет. Я сидела взаперти в одной из комнат, украшенной красными и золотыми лентами. По всей комнате были развешаны сухие тыквы с нарисованными на них детскими головками. Мне было приказано постоянно смотреть на эти головки, что якобы должно было усилить мою плодовитость. Мать приносила мне еду и воду, а сестра заходила иногда составить мне компанию. Брата евнух-распорядитель взял в оборот и учил его выполнять все обязанности отца. В назначенный день он должен был проводить меня до дворца. Каждые шесть часов от императора приезжал гонец, который оповещал нас обо всем, что происходило в Запретном городе.

Лишь много позже мне стало известно, что Нюгуру была избрана не только благодаря великой императрице, но и — не в меньшей степени — благодаря другим членам императорской семьи. Решение о том, что она станет императрицей, было принято год тому назад. Чтобы прийти к окончательному согласию, двору потребовалось восемь месяцев. Дары, полученные кланом Нюгуру, в пять раз превышали то, что получили мы, остальные императорские жены. Нюгуру должна была войти в Запретный город через центральные ворота, в то время как мы — через боковые.

Много лет спустя люди начнут говорить, что я ревновала к Нюгуру. Но вначале ничего подобного не было. В то время меня захлестывали совсем другие чувства, я просто радовалась своей удаче. Главное, что я никак не могла забыть, как рои мух слетались на гроб моего отца и как моя мать вынуждена была продать свои последние украшения. Кроме того, я не могла забыть, что меня обручили с кузеном Пином. Поэтому за все произошедшие со мной перемены я не уставала благодарить Небо.

Сидя взаперти в красной с золотом комнате, я размышляла о том, как сложится мое будущее. Что значит быть четвертой женой императора Сянь Фэна? По этому поводу меня мучили тысячи вопросов. И главный из них: какой он, император Сянь Фэн? В качестве жениха и невесты мы с ним не перемолвились ни единым словом.

Я мечтала о том, чтобы стать фавориткой Его Величества. Но в то же время была уверена, что точно такую же мечту вынашивают все остальные императорские жены и наложницы. Можно ли решить этот вопрос полюбовно? И реально ли, чтобы Его Величество распределил между нами свою божественную сущность поровну?

Детские и юношеские годы, проведенные в доме Ехонала, очень мало подготовили меня к решению подобных вопросов. У отца не было наложниц

— Он не может себе их позволить, — как-то пошутила мать.

Но, по существу отцу они не были нужны, потому что он целиком был предан матери. Я привыкла думать, что так и должно быть: семью составляют влюбленные друг в друга мужчина и женщина, а также их дети. Неважно, сколько страданий им приходится испытать вместе: счастье — само обладание друг другом. Таковы были сюжеты моих любимых опер. Их персонажи долго мучились, но потом в их жизни все заканчивалось счастливо. И я лелеяла точно такие же надежды — до тех пор, пока перед моими глазами не замаячил кузен Пин. От ужаса я не знала, куда деваться, и моя жизнь заскользила, как по арбузной кожуре, я понятия не имела, куда она меня заведет. Мне оставалось только прилагать усилия к тому, чтобы сохранять равновесие.

Большая Сестрица Фэнн не уставала повторять, что в реальной жизни брак — это торг, в котором женщина пытается заполучить себе покупателя побогаче. И как во всякой торговле, зайца с белкой здесь невозможно спутать — цена говорит обо всем.

Я научилась различать желаемое и действительное в день смерти моего отца, когда его бывшие друзья пришли к нам требовать свои долги. Кое-чему я научилась и от дядюшки. Однажды мать мне сказала такую фразу «Тому, кто хочет пройти под низким карнизом, надо научиться наклонять голову, иначе можно расшибить лоб». А Большая Сестрица Фэнн говорила еще определеннее: «Возвышенные мечтания не принесли мне в жизни никакой пользы. Разве существует на белом свете хоть одна мать, которая хочет продать своего ребенка? И тем не менее многие матери их продают».

Дядюшка пришел меня навестить вместе с кузеном Пином, и им пришлось опуститься передо мной на колени. Когда дядюшка назвал меня Ваше Величество, Пин засмеялся.

— Папа, это же Орхидея! — сказал он, но не успел докончить фразы, как евнух-распорядитель стегнул его кнутом по лицу.

Дядюшка понял, что теперь уже поздно восстанавливать наши отношения. Он проявлял уважение и хотел извлечь для себя пользу из сложившейся ситуации. Он слишком быстро забыл о том, как относился ко мне всего несколько месяцев назад. И это было с его стороны недальновидно, потому что вначале я собиралась ему помочь.

Как только дядюшка с Пином удалились, в комнату скользнула моя сестра. После разных обиняков она наконец высказалась определенно:

— Орхидея, если ты сможешь мне помочь, то я хотела бы выйти замуж за принца или министра двора.

Я пообещала ей смотреть в оба. Она обняла меня и заплакала. Наше расставание тяжелее досталось ей, чем мне.

Двадцать шестого июня 1852 года было объявлено счастливым днем для бракосочетания Его Величества императора Сянь Фэна. Накануне вечером Гуй Сян прошелся по пекинским улицам и был потрясен увиденным.

— Везде уже началось празднование, — рассказывал мой брат. — Каждая семья вывесила на дверях своего дома большой церемониальный фонарь. С крыш стреляют огненными хлопушками Весь народ одет по-праздничному, в красные и зеленые одежды. Главные улицы украшены фонарями на целые мили. Везде развешаны плакаты со счастливыми пожеланиями вроде: «Желаем, чтобы императорский союз длился вечно!».

В Запретном городе празднование началось на закате. У ворот были постелены красные ковры для приема невест и гостей. От Ворот зенита и до Дворца высшей гармонии, от Дворца небесной чистоты и до Дворца вселенской полноты — везде были развешаны сотни тысяч красных шелковых фонариков На них изображались звезды и боевые секиры. Также повсюду виднелись шелковые зонтики абрикосового цвета, на которых были вышиты цветы лотоса. Все колонны и балки во дворцах были обернуты красным шелком с вышитым иероглифом «счастье».

Еще утром в Зале небесной чистоты были расставлены столы, на которых лежала Книга регистрации императорских браков. Здесь же располагались два императорских оркестра — один у восточной стены, другой у западной Со всех стен свешивались церемониальные флаги. От Ворот вечной гармонии и до Ворот зенита — на расстоянии примерно в три мили — стояли приготовленные двадцать восемь паланкинов, которые должны были доставить во дворец невест. Я никогда в жизни не видела таких больших паланкинов. У того, который приехал за мной, с трех сторон были сделаны окошки. Он был целиком обит красным шелком и заткан иероглифом «счастье». Крыша его была отделана золотой бахромой. На ней помещались две платформы. На одной из них стояли два золотых павлина, и каждый держал в клюве по кисточке — символу высшей власти, ума и доблести. На второй — четыре золотых феникса— символы красоты и женственности. В центре крыши был укреплен шар гармонии — символ союза и бесконечности. Мой выезд сопровождали сто евнухов, восемьдесят придворных дам и две тысячи солдат почетного караула.

Я встала до рассвета и была несказанно удивлена тем, что в комнате уже множество народа. Мать стояла на коленях напротив моей кровати. Рядом с ней выстроились восемь женщин. Об их приходе я была предупреждена заранее. Это были мэнфу — представительницы аристократических семейств, жены самых известных и выдающихся государственных деятелей. Они пришли по просьбе императора Сянь Фэна, чтобы помочь мне одеться перед свадебной церемонией.

Я попыталась сделать веселое лицо, но слезы закапали у меня из глаз.

Мэнфу начали молить меня сказать, чем я так расстроена. Я ответила:

— Мне трудно встать, пока моя мать стоит на коленях.

— Орхидея, ты должна привыкать к этикету, — сказала мать. — Теперь ты госпожа Ехонала. И твоя мать почитает за честь быть твоей служанкой

— Вашему Величеству пора принимать ванну, — напомнила одна из мэнфу.

— Госпожа Ехонала, могу ли я подняться? — спросила мать.

— Да! Очень тебя прошу! — закричала я и спрыгнула с кровати.

Мать поднималась с колен очень медленно. Я видела, что у нее сильно болят ноги. Дамы резво бросились в соседнюю комнату и начали готовить для меня ванну. Эта ванна представляла собой огромную бочку, заранее принесенную сюда евнухом-распорядителем. Мать задернула занавески и опустила в бочку палец, чтобы проверить температуру воды.

Мэнфу собирались меня раздеть. Я оттолкнула, чтобы раздеться самостоятельно. На это мать заметила:

— Помни, если ты будешь затруднять себя какой-нибудь работой, то это будет сочтено умалением достоинства Его Величества

— Я начну соблюдать все правила, когда прибуду во дворец.

Но меня уже не слушали: мэнфу меня раздели, потом, попросив разрешения, с достоинством удалились.

Мать взялась меня намыливать. Это было самое долгое мытье в моей жизни. По ее прикосновениям можно было догадаться: она уверена, что мы общаемся так близко последний раз в жизни.

Я изучала ее лицо: оно было бледнее редьки, в уголках глаз — морщинки. Мне так хотелось выскочить из ванны и крепко ее обнять! Мне хотелось ей сказать: мама, я никуда не уезжаю!

Мне хотелось, чтобы она поняла, что без нее у меня не будет счастья.

Но я не проронила ни слова. Я боялась ее разочаровать, потому что для нее теперь я воплощала мечту своего отца и восстанавливала честь всего рода Ехонала. Накануне вечером евнух-распорядитель ознакомил меня со всеми действующими во время церемонии правилами. После вступления в Запретный город мне будет запрещено навещать свою мать. А ей дадут такую возможность только в случае крайней нужды, да и то после письменного обращения в Управление двора и получения оттуда заверенного разрешения. Министр двора должен будет сперва удостовериться, что дело действительно имеет крайнюю важность, и только после этого выдаст разрешение. При мысли о том, насколько я буду оторвана от своей семьи, мне стало страшно, и я снова заплакала.

— Голову выше, Орхидея! — Мать достала полотенце и начала меня вытирать. — Если ты будешь так плакать, то тебя сочтут недостойной твоего нового звания.

Я обняла ее за шею мокрыми руками

— Пусть твое здоровье поскорее поправится! — сказала я.

— Да, да! — заулыбалась мать. — Древо моего долголетия этой ночью пустило росток!

В комнату вошла Ронг. На ней было светло-зеленое шелковое платье, все в золотых бабочках. Она встала на колени, поклонилась мне до земли и произнесла с явным удовольствием:

— Я очень горжусь тем, что стала родственницей императора

Но я ничего не успела ей ответить, потому что евнух-распорядитель снаружи провозгласил:

— Явился князь Гуй Сян, чтобы засвидетельствовать почтение госпоже Ехонала!

— Пусть войдет. — На этот раз нужные слова соскользнули с моего языка без всяких затруднений.

Брат вошел в комнату

— Орхид... то есть госпожа.. Госпожа Ехонала, им... то есть Его Величество император Сянь Фэн...

— Сперва ты должен пасть на колени, — поправила его мать.

Гуй Сян неуклюже попытался встать на колени. При этом он зацепился за полу своего платья и упал. Мы с Ронг начали хихикать.

Гуй Сян постарался исправить ситуацию и выполнить необходимые поклоны. У него получилось очень забавно и неуклюже. После всех поклонов он сложил руки поверх живота, как будто страдая желудком.

Потом он сказал:

— Около часа назад Его Величество закончил утренний туалет и сел в свой драконий паланкин.

—А как выглядит его паланкин? — с любопытством спросила Ронг.

— Шелковый балдахин, который поддерживают девять драконов. Его Величество отправился во Дворец щедрости, чтобы повидаться с великой императрицей. Сейчас он, должно быть, закончил церемонию в Зале высшей гармонии и проверяет Книгу регистрации императорских браков. После этого он будет получать поздравления от своих министров. А потом..

Тут в небе раздался громкий шум

— Свадебная церемония началась! — закричал Гуй Сян. — Очевидно, Его Величество только что поставил свою подпись в Книге регистрации. Сейчас он должен отдать приказ своему почетному караулу, чтобы те доставили во дворец императорских невест!

В утреннем свете я выглядела как цветущий пионовый куст. Мое платье переливалось всеми оттенками красного и сверкало блестками желтого, кремового, светло-лавандового и голубого цвета. Оно состояло из восьми слоев шелка и было расшито весенними цветами, реально существующими в природе и воображаемыми. Кроме того, оно было расшито золотыми и серебряными нитями и украшено огромными розетками из драгоценных камней. Я в жизни своей не носила ничего более прекрасного и в то же время более неудобного. К тому же это платье было очень тяжелым.

Мои волосы, зачесанные наверх, были украшены жемчугом, нефритом, кораллами и бриллиантами. Спереди прическу венчали три только что сорванных розовых пиона Я все время боялась, что они упадут и испортят мне туалет. Поэтому я не смела пошевелиться, и шея у меня очень скоро затекла и разболелась. Евнухи сновали взад-вперед и вполголоса переговаривались между собой. Словно на сцене, все были одеты и двигались согласно строгим, хотя и мало кому понятным предписаниям

Мать все время хватала евнуха-распорядителя за рукава и спрашивала, не случилось ли чего плохого. Тому это в конце концов надоело, и он подослал к ней своих помощников, совсем юных мальчишек, чтобы те ее развлекали. Они усадили ее в кресло и попросили не доставлять никому хлопот.

В нашей гостиной все блестело. Посередине нее стоял церемониальный стол, сделанный специально для того, чтобы на нем лежала Книга регистрации и высеченная из камня императорская печать. В соседних комнатах тоже были приготовлены столы для благовоний. Пространство перед ними было устлано коврами, на которые я должна была преклонить колени, когда получу брачное постановление. По периметру ковров стояли евнухи в ярко-желтых халатах. Я чувствовала себя уже совершенно измученной, но евнух-распорядитель сказал, что до начала церемонии пройдет еще очень много времени.

Так пролетело два часа. Наконец я услышала топот копыт, и восемь благородных дам срочно кинулись поправлять мой макияж. Они опрыскали меня сильно пахнущими духами, расправили одежду и помогли подняться со стула. Я чувствовала себя так, словно все мои суставы заржавели.

Улица была заполнена императорскими гвардейцами и евнухами. Ожидающий у дверей Гуй Сян встретил посланника Его Величества. Стоя на коленях, он произнес наше родовое имя и прочитал наизусть короткую приветственную речь. Затем он стукнулся три раза лбом о пол и сделал девять поклонов. Через минуту я услышала, как императорский посланник произносит мое имя. Благородные дамы, как по команде, выстроились в два ряда. Я вышла из комнаты и по этому живому коридору медленно двинулась к церемониальному столу.

Передо мной стоял сильно накрашенный евнух с кроличьим лицом. Это и был посланник императора, одетый в сверкающее желтое платье. На его шляпе красовалось павлинье перо и красный бриллиант. Он избегал глядеть мне в глаза. После трех глубоких поклонов он «пригласил в дом» три предмета. Первый из них — небольшой ящичек, из которого евнух достал свиток желтого шелка. Это и было постановление. Второй — Книга регистрации императорских браков, а третий — высеченная из камня печать с моим именем и титулом.

Следуя за евнухом, я провела перед столами весь положенный ритуал. Я кланялась и стукалась лбом об пол столько раз, что у меня начала кружиться голова. Мне стало казаться, что с меня вот-вот начнут спадать украшения. После этого я принимала благословения от своей семьи.

Мать подошла первой, за ней Ронг, затем дядюшка и кузен Пин. Они встали на колени и поклонились посланнику и мне. Мать так сильно дрожала, что из ее прически выскользнула одна из шпилек.

— Держи, — быстро сказала я, подхватив шпильку на лету.

Евнухи пронесли Книгу регистрации и резную печать над столом с благовониями. Казалось, они сгибались под непомерной тяжестью этих предметов.

Согласно инструкции по этикету, я сбросила с головы шелковую накидку и поклонилась и книге, и печати. После этого, оставаясь коленопреклоненной, я повернулась лицом на север.

Посланник развернул свиток и начал читать постановление. У него был звучный, красивый голос, но я не могла понять ни слова. Только через некоторое время я поняла, что он читает на двух языках — маньчжурском и мандаринском, причем в стилизованной под старину манере. Когда-то отец мне говорил, что, работая в своем кабинете, он часто пропускает маньчжурские части докладов и сразу же приступает к китайскому тексту, чтобы сэкономить время.

Изнемогая под тяжестью своего туалета, я казалась себе улиткой, которая несет на спине свой домик. Пока продолжалось чтение, я потихоньку оглядывалась кругом. Коридор был забит гвардейцами. У входа на террасу стояли наготове два паланкина. Почему два? — подумала я. Разве из нашего дома во дворец понесут не только меня?

Но вот посланник кончил читать, и я поняла, для чего был предназначен второй паланкин. Евнухи снова сложили постановление, Книгу регистрации и резную печать в коробки, а затем «пригласили» эти предметы «сесть» во второй паланкин. Посланник объяснил, что отныне эти предметы считаются частью меня самой.

— Дорогу императорскому фениксу! — провозгласил посланник, и по его знаку моя семья в последний раз упала на колени.

Я заметила, что макияж у матери размазался, но она, уже не думая о том, как выглядит, утирала платком обильно текущие слезы.

В это время заиграл оркестр. Звук китайских труб был так громок, что у меня заложило уши. Впереди меня двигалась группа евнухов, которые стреляли в разные стороны хлопушками. Я шагала по ковру из кусочков красной бумаги, соломы, зеленых бобов и разноцветных сушеных фруктов. Я старалась прямо держать шею, чтобы с головы не упало ни одно украшение.

Меня бережно усадили в паланкин, и я еще больше почувствовала себя улиткой. Носильщики рьяно взялись за поручни, едва не выронив меня.

За воротами пришли в движение всадники. Знаменосцы несли флаги с изображением драконов и желтые зонтики. Среди всадников были и женщины, одетые в маньчжурские боевые костюмы XVI века. К их седлам была приторочена кухонная утварь, с которой свешивались желтые ленты.

Впереди всадников двигалось стадо животных, выкрашенных красной краской. Казалось, что это течет кровавая река. Приглядевшись повнимательнее, я разглядела среди них баранов и гусей. Мне объяснили, что эти животные символизируют долгосрочную удачу, а красный цвет — вкус к жизни.

Я опустила занавески, чтобы никто не видел моих слез. Надо было готовиться к долгой разлуке со своей семьей. Все случилось так, как хотела моя мать, пыталась убедить я саму себя. Мне вспомнилось одно стихотворение, которое она читала мне в детстве:

Воистину, память о нас наполняла меня счастьем. Мои воспоминания — вот все, что я уносила с собой из дома. Когда паланкин начал двигаться ровнее, я слегка отдернула занавеску и выглянула на улицу. Родные уже исчезли из поля зрения. Вместо них перед глазами столбом стояла пыль и сплошной стеной двигались одетые в парадную форму гвардейцы.

Внезапно я увидела Гуй Сяна. Он все еще стоял на коленях и лбом касался земли. У меня упало сердце, и я вскрикнула, словно китайская лютня, расколовшаяся прямо во время исполнения веселой мелодии.