Имперский престол

Глава 13

Глава 13

Эрзерум

20 июля 1610 год.

Егор Иванович Игнатов уже слышал, что начался бой, там, на русских позициях, стреляли пушки. Хладнокровный в бою, сейчас полковник нервничал. Он знал, на что способны его воины. Эти стрелки могут остановить не полк, больше, сильно больше врага. Они в состоянии выбить обслугу у пушек, проникнуть в логово врага и перестрелять там всех быстро, так, что никто не успеет и схватиться за оружие. Все стрелки умеют разбирать цели и редко, когда несколько пуль попадают в одного врага, потому они эффективны не залпами, они индивидуально хороши.

И вот там идет бой, а он сидит тут и рефлексирует. Но приказ есть приказ.

— Разведка прибыла? — спросил Игнатов у своего заместителя.

— Нет, твое высокоблагородие, — отвечал согласно последнему войсковому Уставу ротмистр Акоп Мирзоян.

— Акоп Вазгенович, ты это прекращай! В бою по позывному можешь обращаться. Лешим и зови, если работаем в группе, ну или полковником, если я командую ротой, — сказал Егор.

Не то, чтобы ему не было приятно, когда называют уважительно и по Уставу, или Егор Иванович был таким бунтарем, который идет против правил. Нет, просто в бою, как уже убедился Игнатов, важно быстро и эффективно донести информацию. А у него в двух ротах стрелков, часть которых, осталась инструкторами в Преображенском, целый интернационал. Есть цесарцы, литвины, армяне, два кабардинца, донцы, кассимовцы, да кого только нет, чтобы разбавить русское большинство.

— Стрела с красной лентой, — сказал Ротмистр Мирзоян, указывая на небо.

— Ну, наконец-то, заждались уже гостей. Командуй, Акоп, — сказал полковник Игнатов и отправился на свой наблюдательный пункт.

Вперед выдвинулась разведывательная группа, которая пробежала примерно с версту, а после упала в траву и начала двигаться по-пластунски. По тому, что разведчики стали передвигаться скрытно, стало понятно, откуда именно идет враг.

К тому ущелью, где занял оборону Игнатов, вело две дороги. Одна была более прямой и далеко просматриваемой, вторая как бы выныривала из-за горы. И, как стало теперь понятно, именно оттуда идет неприятель. Данное направление рассматривалось как маловероятное для нападения османов. Дороги горные, с постоянным подъемом, с узкими местами, где и телега не каждая протесниться. Так что, если кто и пройдет, то это будет человек или выносливый конь. Ну, а тянуть сюда артиллерию глупо или вообще невозможно. А еще развернуться здесь негде, и даже небольшой отряд русских или персов может долго сдерживать оборону. Фермопильское ущелье, не дать, ни взять.

Этого не могли не понимать османы. Однако, видимо, решили проверить направление. В случае того, если бы здесь не оказалось русских или персов, удар с этого направления даже всего одного полка мог сильно изменить соотношение сил, да и стать, в целом, ключевым при прорыве обороны русского заслона.

Игнатов смотрел в свой оптический прицел, но не увидел никого. Тогда он решил сменить позицию и взобраться выше на соседнюю гору. Сделать это он предполагал не один, а с группой. Впрочем, быстро передумал. Егор иногда, но все еще забывался, что он командир, а не индивидуальный боец. И отвечает за всех вверенных ему воинов, а не за отдельную группу и, тем более, лишь за себя.

— Акоп Вазгенович, сделай это, зайди повыше и оттуда можете контролировать все ущелье. Три десятка по центру и по десятку с двух гор, и этого будет достаточно с учетом казаков, — менял конфигурацию обороны Игнатов. — Предупреди казачков, чтобы не лезли, я подам им знак и попробую отогнать неприятеля в правую сторону, где нет ям для коней. Вот там казачки и порезвятся. Было бы только с кем. Думаю я, что силы здесь у нас избыточные.

Через пятнадцать минут появились всадники, группа тяжеловооруженных конных появилась в начале ущелья. Игнатов всмотрелся в прицел и увидел там сипахов. Из-за поворота выходили всадники, числом явно не меньше, чем алай [алай — полк]. На лице Игнатова проступило удивление. Затащить по такой дороге тяжелую конницу — риск, и очень большой. Ну дошли, к примеру. А как воевать? Кони — они не двужильные, требуют отдыха чаще, чем человек.

— А, нет, не такие они глупцы, — сказал Игнатов, всматриваясь в прицел.

Невооруженным взглядом было бы сложно рассмотреть даже с возвышенности, что происходит в трех верстах. Ну, да, есть какие-то смазанные силуэты, то ли конницы, то ли еще кого, но разобрать без оптики, кто именно пожаловал, было невозможно. Между тем, сипахи спешились. В седельных сумках у них обнаружилось зерно, которым они стали подкармливать лошадей. Коням дадут отдохнуть, подкормят, а после сил животных явно должно будет хватить на одну атаку, даже с учетом потраченных усилий на подъем в гору.

Вдали отдыхали также и пехотинцы. Егор не был большим специалистом по османской армии, но янычар, среди прочих пеших осман, определить мог.

Игнатов задумался.

— А позовите-ка мне казацкого полковника! — сказал Егор, не обращаясь к кому-то конкретному, но точно зная, что его приказ будет исполнен.

Через пятнадцать минут хмурый, с седеющими усами, немного грузный казак стоял перед полковником Игнатовым.

— Не хмурься, казак, одно дело делаем, — сказал Игнатов, не совсем правильно расценив выражение лица Тимофея Рязанова, который уже давно ходит с угрюмым ликом и на то есть причины.

— Да, я и не хмурюсь. Но ты, полковник, казачкам не оставил места отличиться. Станичники пришли хабару набрать. А с кого они что снимут и где коней возьмут, если так вот простоят всю войну? — объяснил свое настроение казацкий полковник Рязанов.

— Посмотри сюда, казак, — Игнатов протянул свою винтовку и указал на оптический прицел. — После скажи, что ты видишь.

Казацкий полковник Рязанов не сразу понял, куда смотреть и как смотреть. Подобную диковинку он видел в первый раз, но что такое зрительная труба знал. Была такая у атамана Ивана Мартыновича Заруцкого.

— Ух ты ж! А мне Степан говорит, что конные там, а я смотрю и не верю. А тута он как, все в бронях, — казацкий полковник отложил винтовку с прицелом и посмотрел на Игнатова, — Ну, твое высокоблагородие, позвал же для чего-то, так предлагай!

— Это добре, что ты, казак, новый Устав знаешь, но в бою обращайся ко мне «Леший», так лучше. А то мы с тобой вдвоем полковники, и, где какой можем и не разобраться, — Игнатов усмехнулся. — А предлагаю я тебе то, кабы ты пощипал тех конных, да янычар, что рядом с ними. Как, кони выдюжат, коли подойти с двух верст? Выстрелить из пистолетов и уйти. Вот тебе, казак, и добыча. Разобьем, так две с трех долей твои, одну долю заберу себе.

— Ох, Леший, шкуру делишь зверя не стрелянного, — Рязанов по-отечески покачал головой, словно разговаривает с неразумным сыном. — Пощипать можем. Кони наши добрыя, два, а то и три боя за раз выдюжат. А задумку твою я понял. Ты выманить хочешь турку, а тут их расстрелять. Коней только не побей, а то и твою долю не отдам, там кони добрые, они казаку за всяко нужны.

Через пятнадцать минут пять сотен казаков цепью по два всадника шли вдоль южной горы. Именно так они могли подобраться чуть ближе к все еще отдыхающим туркам, а коней пустить вскачь только за полторы версты до османов. Игнатов еще раз проверил все лежки своих стрелков, убедился, что они заняли грамотные позиции. Потребовал в очередной раз проверить количество и наличие пуль с нарезами, как в карманах, так и ящиках. И только тогда начал наблюдать за разворачивающимися действиями.

Когда послышались многочисленные залпы русских пушек, в той стороне, где держал оборону воевода Волынский, казаки полковника Рязанова пустили своих коней в галоп и сначала тихо, а после, когда были обнаружены османами, с криками и улюлюканьем, словно татары какие, станичники быстро приближались к элитным османским воинам.

* * *

Аскер Мехмед Ага не видел никакой опасности и считал, что полк янычар контролирует все пространство вокруг. Потому, для него было неожиданным, когда вдруг обнаружилась казацкая лавина, надвигающаяся на неподготовленных к бою сипахов. Да, и янычары не все были готовы дать отпор наглым казакам.

— Выстроиться в линию, быстрее заряжайте ружья! — кричал ага [командир].

И без того янычары понимали всю важность и необходимость скоростного заряжания своего оружия. Легче оказалось приготовиться к бою немногочисленным лучникам. Именно стрелы сразили первых двух казаков, скачущих в безумную атаку.

Аскер Мехмед на отдыхе снял свой тяжелый доспех и теперь не тратил времени на то, чтобы вновь в него облачиться. Сорокапятилетний опытнейший воин лихо вскочил в седло и призвал всех сипахов, которые уже восседали на конях, пойти в атаку, пусть всадников оказалось и мало.

Что двигало Аскер Мехмедом совершить столь необдуманный поступок, он уже никогда не скажет. Возможно, командир просто не увидел, что из всех трех сотен всадников лишь чуть более пяти десятков были в седлах, когда их повел в атаку Аскер Мехмед.

Османский военачальник смог уловить своим зрением пролетающую недалеко от него стрелу, которая устремилась навстречу казакам.

Говорят, что, если слышишь пулю, то это не твоя пуля, свою, которая прервет твою жизнь, услышать невозможно. Аскер Мехмед увидел стрелу, но пулю не услышал.

** *

Тимофей Рязанов вел свой полк в лихую атаку. Он был впереди всех. И даже те лихие казаки, которые могли обогнать полковника, не делали этого. Все уважали пожилого казака и отдавали должное его умению и удаче. Удачливостью Рязанов всегда славился.

Но удача в бою решила получить компенсацию здоровьем казака. Сначала казацкий полковник ощутил недомогание. Он никак не мог выспаться, его движения становились медлительными и начинала болеть голова. После он понял, что не те ощущения он называл болью, а боль — это когда мужественный человек падал наземь и корчился, издавая не крик, а непонятные нечленораздельные звуки, — вот она БОЛЬ. Такие боли стали приходить все чаще и чаще. Рязанов терпел. Можно терпеть день, два, особо сильные люди и больше вытерпят, но не постоянно. Казак устал терпеть и не видеть возможности избавиться от болей. Он молился, он пил травы, ходил тайком к бабке-шептунье, которую все ведьмой считали. Ничего не помогло, потому скоро казак начал искал смерти.

Лихость полковника и его отвага даже не граничили с безумием, они были по своей сути безумными. Но в тех двух битвах, в которых участвовал Рязанов, что были после начала головных болей, казака не взяла ни пуля, ни сабля. А убиваться самому — есть грех великий, даже, если подставиться под саблю врага.

И вот сейчас казацкий полковник, возглавляя казацкую лавину, мчался на врага. Вот уже он направил свой пистоль в сторону выезжающего навстречу казакам османского командира.

Аскер Мехмед Ага не услышал пули казака Рязанова, которая пробила командиру сипахов череп и свалила с седла, прерывая жизнь опытного воина. Однако, если с пулей и действует то, что ее не увидишь, то казак Рязанов успел не только увидеть стрелу, летящую ему в непокрытую голову, он успел усмехнуться и даже промелькнула мысль благодарности Богу за избавление.

Смерть двух командиров не повлияла особым образом на ситуацию. Казаки пронеслись мимо исполчавшихся турок, разряжая свои пистоли. Турки не остались в долгу и успели, пусть и не все, но выстрелить вдогонку казакам.

А сменивший командира Аслан Алимбек повел сипахов вслед убегающим русским наглецам.

*………….*………….*

Игнатов был доволен. Османы-таки ломанулись вперед. А чего им не рвануть за казаками, если впереди почти что и не было преград? Небольшие локальные укрепления, да и только. При этом не было видно ни одного защитника, пушек тоже не было. Османы даже приостановились перед такой преградой и послали вперед сотню своих воинов. И в этих всадников никто не стрелял. Лишь только десяток коней покалечились, попав в ямы. Но османские воины видели, где именно проходили казаки, так что быстро смекнули, что там нет никаких ям.

А вот казаки остановились и готовились к новой конной атаке. Сипахи, видимо решили, что сейчас будет та самая честная, классическая рубка на встречных и тут тяжелая конница должна бить легкую казацкую, пусть казаков и несколько больше сипахов.

Подтянулись и янычары, которые выстроились в линию и приготовились идти вперед.

Первый выстрел был за Игнатовым, именно он начинал отстрел врага. И этот выстрел прозвучал ровно тогда, как сипахи пришли в движение и уже были в пятидесяти шагах от первого флеша.

— Сразу после выстрелов поджигай! — приказал Игнатов одному из воинов.

— Тыщь! — прозвучал выстрел и началась работа.

Новая пуля отлично входила в ствол, заряжание было более быстрее, чем с простыми пищалями, даже с новыми кремневым замком. А еще эти пули очень кучно ложились. Сто тридцать метких выстрелов и почти сотня воинов османов уже ранены, либо убиты. Быстрая перезарядка при панике и недоумении врага и вновь выстрелы. Еще, еще.

Вот и янычары оживились и подошли чуть ближе. Эти, считающиеся лучшими, воины не видели врага и ориентировались на пороховые облачка, которые подымались из-за кустов, камней, земляных укреплений. Янычары стреляли «в ту степь», лишь в надежде кого-то достать. Но как достать того, кто уже сменил позицию? После трех выстрелов все стрелки меняли места своих лежек и смещались на три-четыре шага в сторону.

Казаки начали разгон и Игнатов прокричал, что теперь цель — янычары. С дезорганизованными сипахами, которые уже потеряли более ста всадников, казаки должны справиться.

— Бах! Ба-бах! — оглушительный гром закладывал уши.

Войсковой розмысл Димитрий Розум явно перестарался с зарядами. Взрывы были такими мощными, что содрогнулись горы и с вершин посыпались камни. Несколько больших камней прилетели и на позиции русских стрелков, ранив двоих человек и убив одного. Но больше пострадали, конечно враги, так как заряды были заложены рядом с местом, где были османские воины. Янычары потеряли четверть от своего полка, пусть часть этих потерь — это результат метких выстрелов стрелков.

В это же время казаки, разрядив свои пистолеты, сблизились с сипахами и завязался бой. Даже в явном меньшинстве, османские всадники оказались кусачей добычей, но тут определяющее слово «добычей».

— Вперед! — выкрикнул полковник Игнатов и шесть десятков стрелков, вооружившись двумя пистолетами, саблями или шпагами, кто чем ловчее орудовал, рванули на растерянных янычар.

Эту атаку активно поддерживали оставшиеся стрелки, которые быстро выбивали уже не командиров, их у османских воинов не осталось, а тех, кто пытался хоть как организовать своих товарищей. Было бы ошибкой дать противнику опомниться, только неорганизованность и напор, нельзя допустить даже сбивание врага в мелкие группы. Важно было, что взрывы, прозвучавшие рядом с янычарами не только убили многих, но большое количество врага оглушили. Даже легкие контузии сильно подрывали боевые возможности славных османских воинов, которые здесь и сейчас лишались статуса «лучших воинов» Европы.

Поддержали стрелков и казаки, которые уже смели сипахов. Янычары, было дело побежали, почти всех бегунов доставали пули стрелков, но лишь до тех пор, пока казаки не устремились в погоню. Мешать станичникам заниматься любимым делом? Зачем?

— Полковник, что дальше? — спросил Акоп Мирзоян.

— Ну ты быстрый! — усмехнулся Игнатов, смахивая пот со лба. — Врага разбили, нужно осмотреться. Послать разведку на ту дорогу, откуда пришли турки…

— Сам, ты, Леший, не хочешь сходить? — спросил армянин, пристально посмотрев в глаза своему командиру.

Егор задумался. Хотелось, ой как же хотелось! Но… А почему это «но»? Вполне нужно разведать обстановку и устроить засаду на османов в месте, откуда они пришли. Это же разумно? Так и должен поступать командир. Теперь враг не станет бросаться в атаку в этом месте, где нашли свой последний путь два полка лучших османских воинов.

— Пойду, ты за старшего, Акоп, — принял решение Егор.

— Твое высокоблагородие, я же не то хотел. Я хотел… — начал было возмущаться ротмистр, но, встретив серьезный и решительный взгляд от Игнатова, поник. — Выполню!

Уже через полчаса, в сопровождении казаков, которые отправились скорее не для того, чтобы проводить полковника и его десяток, а чтобы проверить трофеи, Егор вышел к той самой дороге.

— Я осмотрюсь. Держите окрест все места! — приказал Игнатов и стал взбираться на гору.

На вершину полковник не залез, не получилось бы с винтовкой, но и с того места, где находился Игнатов, было все очень даже хорошо видно.

На русских позициях идет бой. Янычары уже подошли вплотную и даже пытаются закрепиться на двух русских укреплениях. Защитники контратакуют, по пока не особо успешно. Но это, как понимал Егор и должно было предполагаться, не собирался же Волынский выстоять малым числом против огромного войска османов. Наверное, персы изготавливаются ударить и погнать османов. А так, жарко там, но русские стоят.

— Что за скоморох? — сказал Егор, доворачивая винтовку чуть в сторону, к тылу османских войск.

В этот момент не Егор держал в руках винтовку и всматривался в оптический прибор, это некие непонятные силы, не давали Игнатову смотреть в другую сторону.

— Это опасно! — сказал сам себе командир стрелков. — Это не разумно.

Он все говорил и говорил, но сам себя не желал слушать.

— Выдвигаемся! — наконец, принял решение Егор Иванович Игнатов. — Но сперва быстро к остальной роте и всех сюда звать. Застрелим тут кое-кого глупого.

Глупым Куюджу Мурата-пашу назвать было точно нельзя, а вот беспечность он проявил. Ставка османского визиря стояла в шагах четырёхстах от леса, что раскинулся на склоне горы. Никто не стреляет с такого расстояния, никто не умеет оптических приборов для стрельбы. Никто… кроме нас.

— Никто, кроме нас! — пришла в голову Игнатова странная фраза, озвучить которую ну очень хотелось.

*…………*…………*

— Бах-ба-бах! — звуки взрывов в стороне, там, где сейчас воевал Игнатов, были слышны даже тут, на русских позициях.

Эти взрывы были различимы в череде выстрелов, раздающихся с русских позиций. Между тем, уже стреляло все, что только могло стрелять. Уже мелкие отряды османов смогли просочиться в стороне от русских укреплений, взобраться на отвесному склону и зайти русским в тыл.

Но тут размялся атаман Заруцкий. Это избиение османов было сродни, как спортсмен разминается перед тренировкой. И теперь Иван Мартынович только и жаждал, что полноценной тренировки, а его все никак не привлекают.

Волынский и рад был использовать казаков, но кроме как спешить станичников и поставить их на участки, где русские полки потеряли больше всего воинов. Государь бы в таком случае сказал, что это «как забить гвоздь микроскопом» — можно, но лучше же делать это молотком. Именно эти казаки — отличные конники, которые используют пики и умельцы в конной рубке. Но вот держать оборону и стрелять залпами, они плохо обучены. Лишь только при опасности прорыва казаки, как опытные индивидуальные рубаки, могут пригодиться.

— Узнайте мне, что так взрывалось! — выкрикнул Волынский, всматриваясь в зрительную трубу в том направлении, откуда прозвучал взрыв. — Если нет сигнала и посыльного, значит Игнатов воюет. Нужны подробности. Если оттуда идет большое войско османов, нужно будет отходить.

Гора закрывала обзор.

Как только убыл один вестовой, отправленный узнать об обстановке у полковника Игнатова, прибыл тот, что должен был разузнать о происходящем у персов. Непонятная суета в стане персов продолжалась.

— Говори! — повелел Волынский, смахивая обильно текущий со лба пот.

Тучи ходили кругами, словно в них скрывались боги-олимпийцы и смеялись над воюющими людишками, но парило сильно. Так всегда бывало перед дождем, который все-таки должен был начаться.

— Убит шах Аббас, — сообщил вестовой.

— Что??? — Волынский чуть не упал, эта новость чуть ли не физически лягнула воеводу.

Повторять сказанное вестовой не стал, Федор Коломейцев, ближний помощник воеводы оттянул того в сторону и стал расспрашивать, пока Степан Иванович Волынский судорожно соображал.

— И что дальше мне делать? — спрашивал сам себя Волынский, и сразу задал вопрос громче. — Кто сейчас управляет персидским войском?

Отвечал уже Коломейцев:

— Боярин-воевода. Нет там порядку. Аббас имел у себя военачальников, но никого не выделял, сам принимал решения. Оттого нынче они и не понимают, что делать и кого слушать. Того и гляди, начнут свару меж собой. Одни отправились ловить убивца. Причем одного чуть ли не всей конницей. А я так думаю, что под этим предлогом, бегут персы.

— Этого только нам и не хватало! — воскликнул Волынский. — А кто убил Аббаса? Турки?

— Да, говорят, что они. Один ушел, за ним отправили нынче пять полков конницы, — сообщал Федор Коломийцев. — Убивец был обряжен в турецкую одежу, но за чем-то поджег себе лик.

И тут Волынский вспомнил того «турка с рязанским лицом». Сколько же странностей во всем этом! И Татищев уехал спешно и вот смерть Аббаса, а до того только и разговоры о том, что России не по пути с этим шахом. Не был Волынский глупым человеком, чтобы не суметь сопоставить все имеющиеся факты. Но, что радовало Степана Ивановича, так это слова Михаила Игнатьевича Татищева.

— Продержитесь до вечера… Только до вечера, — задумчиво процитировал русского дипломата, воевода Волынский.

— Боярин-воевода, янычары на приступ пошли! — нарушая субординацию, за что может быть и наказан, выкрикнул один из вестовых.

Отвлечение на ситуацию со смертью шаха и уход в свои мысли, не позволили Волынскому дать четкие приказы войскам и пусть русские пушкари проявили инициативу и стали спешно готовить свои орудия на дальнюю картечь, некоторое время было уже упущено.

Эта атака была более чем серьезной, многоуровневой. Впереди шли не янычары, а перегруппированные азапы. Шли еще какие-то воины, определить принадлежность которых было сложно. Все они выступали щитом для янычар.

— Пусть бьют всем, что есть! — сказал Волынский.

Вот теперь уже сдерживаться смысла не было. К краю оборонительных сооружений подошла и вторая линия стрельцов. Теперь воины распределяются таким образом, чтобы организовать постоянную стрельбу. Первые разряжаются, после вторая линия бьет, третья. Все выдерживают некоторое время, стараясь целиться и предоставляя возможность своим боевым товарищам перезарядиться.

— Бах-ба-бах! — прозвучал залп первого десятка пушек, за ним выстрелили и остальные орудия.

Первый ряд легкой османской пехоты смело. Эти воины, уже ходившие в безрезультативную атаку, было дело, дрогнули, но янычары, подпирающие «свой щит», не дали шансов азапам на бегство.

Османы, приблизившись на шагов шестьсот, побежали, плохо, что вперед, на русские позиции. У части воинов были мостки, у других фашины, эта волна атакующих явно рассчитывала не только дойти до рва, но и закидать его ветками для переправы.

Прозвучали первые залпы стрельцов, но это мало принесло результата. Явно далеко еще находились османы. Второй залп был произведен так же почти в пустую и только третья линия стрелков смогла немного проредить атакующих.

— Бах-ба-бах! — русские пушкари показывали образцовую работу.

Важно было не только научить пушкарей быстро работать, но еще делать это в условиях боя, когда не менее двадцати тысяч вражеских воинов стремительно наступали. И тут сыграл опыт русско-польской войны.

— Передайте Заруцкому, чтобы спешил две тысячи казаков, что рубиться добре умеют, — приказал Волынский. — Пошлите к персам, пусть пришлют своих рубак. Уговаривайте, угрожайте, но чтобы не менее пяти тысяч персов были здесь. Мы падем, из перережут, как кур, не посмотрят, что много!

Справиться с этой задачей вызвался Федор Коломийцев. Нехотя, но Волынский отправил именно его, перед этим перекрестив помощника и троекратно расцеловав.

Воевода уже видел, что рубки не избежать. Отступать враг не будет. В эту атаку брошены большие силы, враг подводит свои полевые орудия и собирается применить их при штурме. Отвлекаться на контрбатарейную борьбу нельзя. Сейчас каждое русское орудие важно для отражения приступа и уничтожения османской пехоты.

Тем временем, передние ряды турецкой пехоты уже начали разбирать рогатки. Эта задача оказалась не такой и легкой. Они были вкопаны, нужно было примерить недюжинные усилия, чтобы выдергивать, или рубить такие преграды. А еще все рогатки были обвязаны веревками, нетолстыми канатами. Эту веревку легко разрубить, если положить под ее дерево, или камень, но на весу сложно. Два, три, пять раз нужно рубануть, чтобы веревка была разрублена.

Это все время, которое работало только на русских. Все стреляло, стволы русских пушек накалились, но на это мало обращали внимание. И то, что пушки поливали водой для охлаждения, уже не помогало. И вот результат — один ствол разорвало и трое пушкарей, бывших рядом, получили ранения, не дающие шансов выжить.

Османы бежали, но отдельные отряды останавливались, быстро выставляли свои ружья подпорки и разряжали их в сторону русских защитников. От такого, скорее, беспокоящегося огня в русском стане были ранения, смерти. Немного, но тела русских стрельцов уже лежали на укреплениях, усложняя организацию беспрерывной стрельбы.

— Поджигайте! — сказал Волынский.

И три воина из розмысловой роты побежали в сторону, где располагались концы пропитанной горючей смесью веревки.

Воевода понимал, что, вероятно, поспешил взорвать заложенные бочки с порохом, но он увидел, как две таких бочки были найдены противников и там перерубили трут. Враг понял, что такие заряды на поле боя имеются и будут теперь искать остальные. Так что лучше сейчас взорвать бочки.

— Янычары ускорились! — выкрикнул еще один вестовой.

«После боя, буду воспитывать», — подумал воевода и не стал указывать воину на то, что занимается не своим делом.

Тем временем янычары, действительно, ускорились. Встав на расстоянии чуть меньше, чем сто шагов до русских укреплений, лучшие османские воины разрядили свои ружья, демонстрируя высокий уровень подготовки. Впервые русские стрельцы получили существенный урон. А в это время иные османские воины, обнажив ятаганы, со скоростью спринтеров бежали к русским укреплениям.

Янычары не стали устраивать дуэль и соревнования в быстроте перезарядки огнестрельного оружия, а, оставив ружья, сделали рывок вперед, догоняя своих побратимов.

— Бах-ба-бах! — прозвучали слаженные пушечные выстрелы.

Два десятка русских орудий ожидали именно этого рывка, зарядив пушки ближним дробом. Такой обстрел наступающих мог бы смести немалое количество янычар, если бы не поредевший, но еще существующий их живой щит.

— Ба-ба-бах! — прозвучали, наконец, взрывы заложенных зарядов.

Немало было тех, кого оглушило, много было и погибших. Кого иного такие взрывы могли смутить и подвигнуть к бегству, но не этих воинов. Янычары могут бунтовать, выказывать недовольство султану, они много чего могут, но чему их не учат, так это отступать.

Часть рогаток противнику растаскивать было не нужно, появились такие места, где можно, ступая по трупам, перепрыгнуть преграду, что и делалось.

Русские уже убили почти вдвое больше противников, чем было самих защитников, но османов было сильно много.

Услышав какие-то воинственные крики сзади себя, которые чуть ли не перекрикивали звуки боя, Волынский посмотрел за спину. Шли казаки. Не менее, чем половину воинов, с собой во главе, вел Заруцкий. Он, может быть и всех забрал бы, но османские отряды продолжались лезть на гору, стараясь обойти сбоку русские позиции и сконцентрировать сколько-нибудь сил для удара в тыл. Вот с такими отрядами и разбирались оставшиеся станичники.

— Давай, Иван Мартынович, с Богом! — сказал Волынский, но Заруцкий его уже не слышал, казаки выдвинулись вперед.

Янычары лезли по отвесному склону вала, получая удары примкнутыми к ружьям штыками. Часто эти ружья падали вместе с османскими воинами, но все чаще случалось так, что падали и русские воины.

Бой шел на гребне вала. Казаки Заруцкого не уступали в индивидуальном мастерстве янычарам, почти что. Размен, бывший вначале в пользу казаков, с прибытием все большего количества элитных османских воинов, стал склоняться в сторону турок.

— Бах-ба-бах! — выстрелили русские пушки, целясь уже практически по своим же укреплениям.

Мелкие ручейки крови, стекающие по склону вала сперва успевали впитаться в песок, но ручьи становились все более полноводными и алый песок стал смываться, образуя мелкие оползни. Русская, армянская, османская, кровь имели один цвет, они смешивались и не происходило никаких химических реакций, так как люди разнятся лишь в малом, но кровь у всех одинакова. И кровь играла на пользу русским, янычары скользили, падали, карабкались вверх на карачках, но все равно двигались вперед.

Небесный гром прогремел буднично, незаметно. Предшествующие ему молнии так же не нашли своего зрителя. Но вот резко начавшийся дождь заметили все. И это было бы на руку именно русским, так как взбираться на вал стало еще более сложно, вот только османский визирь отправил вперед свои последние резервы, ставя не все, но многое на продолжение приступа. Штурм продолжался, а русские уставали биться. И свежие силы, как небезосновательно посчитал визирь, помогут сломить оборону.

Волынский когда-то слышал, что, если командующий взялся за оружие, то на поле боя дело дрянь. Так вот, он взялся за оружие. Мало того, два пистолета воевод разрядил и не абы куда, а в прорвавшуюся группу янычар, которые, под прикрытием своих соплеменников нацелились именно на Волынского.

В самый кульминационный момент, когда русских уже оттеснили с вала, были захвачены двадцать три русских орудий и поражение стало весьма возможным, пришла помощь от персов. Три тысячи персидских пехотинцев сразу же вошли в бой и свежая сила позволила начать контратаку. Янычары держались стойко, иные османские пехотинцы так же рвались в бой, воодушевленные, что начало получаться и бой идет уже на укреплениях.

Но…

— Они уходят? — спросил Заруцкий, поскальзываясь на мокрой земле, которая была суглинистой и сейчас сравнима со льдом, в той части, что без навыка скольжения оставаться на ногах крайне сложно.

Волынский так же всматривался в происходящее и не верил тому, что происходит. Вот сейчас турки были уже на укреплениях, им оставался еще один шаг и все, укрепления взяты. Может они посчитали, что потери столь ужасающие, что продолжать войну нет смысла? Вряд ли. Тогда что спасло русских воинов?

*……………*………….*

Полковник Игнатов не мог просто так сидеть и ничего не делать. Где-то там умирали русские воины. А он тут, на отдыхе. Но нарушить приказ никак нельзя. Нарушить нельзя, но приказ был держать оборону. Место четко не определено, как и тактика исполнения приказа. Это, как и все остальное — на усмотрение Егора Ивановича Игнатова. Следовательно…

— Ванька, беги, сколько мочи и веди всех сюда, да от казаков старшину. Быстро! — приказал Игнатов Иоганну Миллеру, как ни странно, но русскому порутчику и командиру десятка стрелков.

Игнатов лично провел разведку и определил, что здесь и сейчас он может сделать очень много, возможно даже то, что повлияет на исход сражения.

Внизу горы, на которой сейчас находился Егор, раскинулся лагерь османов. Притом, что именно рядом с этой горой и располагался командный пункт, на котором, судя по всему, находился и командующий османскими войсками визирь Куюджу Мурат-паша. Пятьсот-шестьсот шагов от высших турков-офицеров можно устроить даже не лежку, а целый укрепрайон. Там много камней, серьезная возвышенность, восходящая под углом в градусов тридцать пять. И пусть внизу есть растительность, открытого пространства перед горой немало. Укрыться османам, если они попробуют сковырнуть русских стрелков с позиций на гребне горы, будет не просто. А потому можно держать оборону и отстреливать врага

Игнатов задумал начать стрелять по османам с тех позиций, но предварительно заложить бочонки с порохом, на случай, если османы массово попрут в гору мстить за своего военачальника, убить которого стало идеей-фикс для Егора. Почему-то ему казалось, что таким образом, лишь одним выстрелом, он поможет добиться полной победы над османском войском.

Полковник не прекращал наблюдать за османским военачальником ни на минуту. Игнатов боялся, что главный в этом месте осман уйдет. Вот буквально сместиться визирь шагов на пятьдесят-шестьдесят и задача сильно усложниться.

— Леший? — то ли обратился, то ли спросил Акоп Мирзоян, прибывший первым.

Он почти не участвовал в последнем бое, на участке его ответственности сипахи с янычарами не захаживали, так что русский армянин жаждал отличиться.

— Ты уже посмотрел? — спросил полковник.

— Да, — с горящими глазами выпалил ротмистр. — Это же визирь. Мы его можем убить. И при этом уйти. Но ты же уйти не захочешь?

— Ты все правильно понял. Мы можем уйти, особенно, если у дороги нас будут ждать кони и мы взорвем порох на склоне вон там, — Игнатов указал на место, где выступали скалистые породы. — Если взорвать заряды и рядом с тем местом отстреливать османов, то мы можем обрушить камнепад на турок, а сами уйдем.

Иван Кузьмич Вашихин присоединился к обсуждению через пять минут. А уже через десять минут Игнатов закруглил все разговоры.

— Мы не сомневаемся, уже сколько привели слов в пользу решения. Пять минут только себе и доказываем, что все это можно сделать. Так давайте делом займемся! — сказал Игнатов и все стрелки стали готовиться в предстоящему сражению.

Договорились и с казаками, чтобы они взяли коней и оставили их рядом с горой, но со стороны Эрзерума. Кроме того, за станичниками была задача следить, чтобы никто иной не подкрался к роте стрелков.

Скоро стрелки заняли позиции среди камней на склонах, оборудовали себе места для складирования пуль, подкопали землю малыми лопатами, которых было по три в каждом десятке. Все было готово, при этом рекордно быстро.

— Дай мне это сделать! — попросил Мирзоян. — Твое высокобл… Леший, но ты же знаешь, что я лучше стреляю, дай мне право сделать первый выстрел, я убью визиря!

Акоп Вазгенович, действительно, был лучшим стрелком. В соревнованиях в Преображенском Игнатов проиграл армянину и с немалым разрывом. Тогда Егор взял третье место. Так что правильнее было доверить первый выстрел именно Мирзояну.

— Ваша! — обратился Егор к ротмистру Вашихину по позывному. — Мы приблизимся, но потом придется бежать. На тебе наше прикрытие.

Через десять минут Игнатов с десятком, Мирзоян с другим десятком стрелков, взяли на прицелы османский командный состав. Расстояние было чуть более четырехсот шагов, а от ближайших османских воинов не более ста шагов. Но было принято решение, не бахвалится, а стрелять с расстояния гарантированного поражения, потому и максимально приблизились. То количество воинов, что сейчас было рядом с русскими стрелками не превышало пятисот воинов и то большинством конные, на которых в гору не заедешь. Потому шансы удрать, при том под прикрытием роты стрелков, были осязаемые.

Два русских воина переглянулись… Один воин был наполовину то ли татарин, то ли нагаец, второй и вовсе армянином. Но они — русские. И один русский кивнул другому.

Прошло еще тридцать секунд, когда Акоп Мирзоян перестал водить стволом винтовки, замер, набрал воздуха и плавно отжал жесткий спусковой крючок.

Голова визиря Куюджу Мурата-паши разорвалась, словно спелый арбуз. Разлетающиеся осколки черепной коробки османского военачальника успели проделать царапину на щеке его заместителя, когда и он был сражен, правда в живот. Это Игнатов не захотел рисковать и целится в голову, туловище всяко мишень удобнее.

— Мудрейшего убили! — раздался истошный крик одного из слуг визиря.

Состоялись еще почти два десятка выстрелов и почти все попали в цель. Не успевшие осознать, что происходит и что уже произошло, османы не менее двух минут ничего организованного осуществить не смогли. За это время двадцать лучших стрелков в мире уничтожили три десятка врагов, почти что весь командный состав, кроме только что командиров нескольких турецких дивизий, которые сейчас уже почти прорвали оборону русских и находились в атакующих порядках своих войск.

Как только полковник Игнатов понял, что турки приходят в себя и уже раздаются приказы отдельным группам османских воинов, Егор приказал уходить.

Первые десять стрелков убегали в сторону позиций стрелковой роты, когда другие десять стреляли. Потом менялись. Пусть перезарядка и была уже достаточно быстрым делом, но не настолько, чтобы сразу же стрелять, поэтому, как только стало понятно, что турки догоняют, все стрелки ускорились, не думая перезаряжаться, и продемонстрировали отличные физические данные. Через триста метров по преследователям открыли огонь залегающие на склоне русские воины.

— Турки сошли с ума! — говорил ротмистр Вашихин, когда наблюдал, как ползут османы вверх по склону, не считаясь ни с какими потерями.

Уже сто, двести человек расстреляли, но османские воины, видимо одурманенные жаждой мести, стремились добраться хоть до одного русского. Уже шел дождь и склон стал невыносимо скользким, но османов это не останавливало.

— Это они что решили, чтобы у нас пули закончились, а после ятаганами взять? — скорее всего сам себе сказал Игнатов.

У каждого бойца было перед боем сто пуль с нарезами. Это количество боеприпаса считалось избыточным, так, на всякий случай брали. Сейчас Игнатов так не считал, напротив, он уже стал бояться, что не хватит боеприпаса. И чего раньше: пуль или пороха — вопрос.

— Господи-Вседержитель! — воскликнул Егор, когда быстро весь склон заполонялся османскими воинами.

Их, янычар, спешившихся сипахов, акынджи, было более тысячи.

— Гранаты товьсь! — скомандовал Егор Игнатов и тихо добавим. — Вот и их испытаем.

Гранат было мало, у каждого воина только по одной, и это было еще одно новшество, которое нужно было испытать в бою. И вот он, случай. Сейчас воины достают гранату, чиркают трут и чуть выжидают. Почти сорок секунд прогорает фитиль, но нужно самому воину смотреть, все по разному и технология изготовления не отработана. А такое большое время горения фитиля было связано с тем, что воины не обучены метанию гранат и уже были несчастные случаи.

— Кидай! — прокричал Игнатов и сам запустил свой кругляш в сторону врага.

Хорошо, что русские находились выше по склону, иначе получилось бы самоубийство. Один воин выронил гранату и та быстро скатилась, потому не было жертв, но горе-метатель получил серьезную контузию.

Более ста гранат разрывались, унося с собой и жизни людей и желание противника продолжать сопротивление. Осколки не всегда разили, но было и такое, что от неожиданности или легкой контузии, османский воин спотыкался и кубарем сваливался вниз. И в это время стрелок уже целился в того, кто остался на ногах.

Штурм горы был отбит и Игнатов в оптический прицел видел, что собирается еще не менее двух тысяч османов для нового штурма. В этот момент предательская мысль посетила полковника, но он ее отмел. Две тысячи реально отбить, тем более, что еще не было взрыва каменистой породы и камнепада.

Прошли пятнадцать минут, а штурма все нет и нет, полчаса. Игнатов даже ощутил чувство голода, отходя от боя. Он бы и поспал. И вот…

— Братцы! Гусария наша, русская! Но откуда? — кричал, словно ребенок Игнатов, а ему вторили стрелки, которые были с оптическими прицелами.

Уже скоро на склоне горы послышалось громогласное «Ура!», когда стало понятно, что пришла подмога, наша, русская. А еще персы, наконец вступили в бой. И османы бегут, сломя голову, спотыкаясь и калечась.

— Ваша, беги к нашим казачкам, скажи, что могут начинать резвиться. Турка побежал, а казаки дюже добре умеют их ловить, не мне ли знать об этом, — сказал Егор, облокачиваясь о камень и ловя лицом капли дождя.

А в это время воевода Андрей Андреевич Телятевский с дипломатом Михаилом Игнатьевичем Татищевым и молодым парнем, но уже персидским шахом Мухаммадом Бакер Мирзой, будущим шахом Мухаммадом, стояли на гребне оборонительного вала и с разными чувствами: от восхищения до отвращения, обозревали картину Апокалипсиса… Нет, они смотрели на подвиг русского корпуса, который не пропустил врага, уничтожив более тридцати тысяч османов.

Был ранен Волынский. Ранение было не в бою, воевода поскользнулся и неудачно упал, сломав ногу и ударившись головой. Был ранен и Заруцкий, который уже взял за правила: ни одного сражения, без ранения. Но в этот раз ятаган янычара разрезал бедро казака. Если правильно обработать и зашить, так ничего страшного и нет. А лекари в корпусе были.

Два дня русская и персидская конницы соревновались, кто больше найдет османских беглецов, а потом комендант Эрзерума вынес ключи от крепости и попросился в подданство нового персидского шаха, благо командир эрзерумского гарнизона был курдом по национальности, пусть и вспомнил он об этом только при сдаче города.

Еще впереди подписание союзного договора, разделение сфер влияния с регионе, договор о беспошлинной торговли и много того, чего не могло быть при шахе Аббасе. Так что жертва Якова Корастылева не была напрасной. Россия получит увеличение торговли и сегодня русское войско сильно ослабило одного из стратегических противников Российской империи — Османское государство.