Имперский престол

Глава 1

Глава 1

Москва

17 мая 1609 год. Утро.

Я сидел и смотрел в распахнутое окно. Свежесть по-летнему теплого дождя была приятной, но все равно навевала уныние. Больше двух недель я находился в напряжении. Теперь, когда оно спало, болезни отступили, пришла грустная пустота.

У каждого человека есть минуты, когда он слаб. Даже сильные личности, а я себя слабым не считаю, могут быть уязвимы. Однако, всему окружению лидера будет казаться, что он не бывает слабым, так как эти моменты слабости очень коротки, не заметны другим.

Вот сделай то, что считаешь чуть ли не героическим, правильным, мужественным, а тебя не оценят, напротив, обвинят в глупости и объявят ненужным. Так и я, ухаживал за женой, а она не оценила поступка.

— Жопорукие, — пробурчал я, когда стекло чуть не выпало из рамы из-за небольшого дуновения ветра.

Штапики были прибиты из рук вон плохо, держали стекло очень слабо. Может потому, что стекольное полотно было обрезано неровно, или что мелкие гвозди, до того мало где используемые, никудышние. Вот так, с такой критикой, можно относиться к тому, что я находился в светлой, кажущейся еще более просторной комнате с остекленными окнами. А можно и по-другому. Ого! Это же первые прозрачные стекольные окна в мире и я это принес в мир! Я на этом заработаю большие деньги и смогу перевооружить всю армию [даже в Древнем Риме были стеклянные окна, но они были дутыми и слишком толстыми, а в этом веке только начнут производить толстостенные круглые окна]!

Так что речь идет о том, как относиться к жизни и на что обращать внимание. Если есть достижения, то стоит их ценить. А они, достижения, есть.

Я остановил Смуту, укрепил, а, местами, возвеличил престол Российской империи! Выиграл одну войну с Речью Посполитой, а сейчас веду еще одну, вполне удачную. Разгромил ногайскую Орду, создал условия для междоусобной грызни в Крыму. Я налаживаю отношения с Персами и товары по Волжскому пути, более безопасному, чем ранее, идут в русские города. Есть стекольное производство, оружие начинаем сами изготавливать. Как минимум, вернули объем пушечного производства. Работают многие мануфактуры, есть газета и проводится идеологическая работа. И прочее, прочее, чего и близко не было в той истории, которую я учил в школе.

— Все, достаточно ныть! — сказал я сам себе, решительно встал и пошел на выход из комнаты.

Два дня назад сняли карантин, все, кто был в Кремле, это вместе с Ксенией четверо зараженных, выжили. Я не знаю, почему именно так произошло, может, потому, что витаминов ели больше или молитвы помогли, в свойство которых я все больше верю, становясь истинно верующим человеком. Уход ли особый? Мази, на основе календулы, которым смазывали оспины. Но есть свершившийся факт — в Кремле все выжили, а на карантине в Троице-Сергиевой лавре три умерших, включая личного духовника Ксении.

Дети не заболели вовсе, заразилась прислуга Ксении, ну, и она сама. Хуже всего было жене. Опасаюсь того, что последствия болезни супруги еще не раз мне скажутся. Дело в том, что лицо Ксении серьезно покрылось оспинами, которые и сейчас не думают сходить.

— Ты еще здесь? — с негодованием в голосе, спросила Ксения, входя в свою же комнату.

— Ксения, не срывай на мне злобу! — отвечал я, попробовал обнять жену, но был одернут.

Ксения, брезгливо дернув плечом, куда легла моя рука, вырвалась и отошла в угол комнаты. Она стала там, как затравленный зверь тяжело дыша и, словно, готовясь накинутся на врага. Я для нее сейчас враг.

— Да, какого хрена! Я в чем виноват? Зачем губишь нашу жизнь и семью? — зло сказал я, чуть ли ни сплюнул, махнул рукой и пошел прочь.

Когда появились сведения, что в Троице-Сергиевой лавре, где в этот момент молилась Ксения, началась эпидемия оспы, моментально установили карантин. В лавру приехали пятнадцать врачей, что меня изрядно порадовало. Не боятся наши новоиспеченные лекари, готовы они пожертвовать собой, жаль, что один лекарь скончался от оспы.

Ксения еще до известий об эпидемии приехала в Кремль. Она чувствовала недомогания и потому еще до выявления диагноза, вводились карантинные меры. Вся женская половина была оцеплена и никто оттуда не выходил и не заходил во внутрь, лишь передавалась еда. Между собой каждая комната была также изолирована. Кто в тот момент, когда выявилось недомогание царевны, в какой комнате находился, там и остался.

Я, конечно, рисковал собой, не без этого, находился в одной комнате с женой, но я не контактировал с ней, а мое, условно, спальное место было огорожено ширмой. Понятно, что меры безопасности так себе, но я не заболел. Лечение было во многом импровизацией. Лечить неизлечимую болезнь — вообще оксюморон. Но принимались меры по укреплению организма. Ксению заставляли употреблять витаминизированные продукты, поддерживали ей высокий гемоглобин гречкой и говяжьей печенью, которую она, уверен, еще не скоро сможет есть, так как насытилась надолго. Оспины мазали календулой и соком куриной слепоты, получалось, что их слегка выжигали.

Мое участие во всем этом заключалось, скорее, в добром слове жене и волшебном пинке всем причастным к процессу выздоровления. И что я получаю? Недовольство от жены и упреки. Ладно, пусть перебесится.

— Акинфий! — звал я своего помощника, который показал себя большим молодцом и смог закрыть немало вопросов и проблем, которые возникали в связи с моим отсутствием.

Он смело общался с боярами, выслушивая от тех, порой, весьма оскорбительные речи. Он доставлял мне послания, корреспонденцию. Смог сохранить в тайне мой неоднозначный, а, скорее, глупый поступок от многих. Все челобитники разворачивались под разными историями-предлогами. И пусть по Москве понеслись слухи, а Захарий Петрович Ляпунов не успевал отслеживать сплетников, в целом, справились и паники в стольном граде не случилось. В этом весьма помогла газета «Правда», вышедшая с заголовками и статьями, что, мол, все в порядке, царь жив. Лишь царица слегка приболела.

— Государь-император, чего изволите? — как обычно, из ниоткуда, материализовался помощник.

— Что нового по расследованию? — спросил я, не уточняя по какому именно, так как это было само собой разумеющееся.

— Другой день уже Захарий Петрович самолично просит прибыть, — отвечал Акинфий, семеня следом за мной.

Я шел широким шагом, быстро, решительно направляясь, в сторону своего кабинета.

Могло складываться впечатление, что я убегаю от проблем, и это так и было. Я не просто оказался раздосадованным реакцией Ксении, но и обижен на нее. Балконов тут нет, падать на меня не чему, но хотелось бы, что все поступки были оценены. Однако, убегая от одних проблем, я врываюсь, словно ледокол на северном морском пути, в ворох иных важных и сложных вопросов.

— Кто из бояр в Москве? — спросил я на ходу.

— Князь Пожарский завтра-послезавтра прибудет. Головины с англичанами и голландцами прибыли, — докладывал Акинфий.

— Первым зови Захария Ляпунова. После обеда жду к себе англичан. На завтра давай Тохтамыша, — тут я задумался. — И сразу Сагайдачного, токмо не вместе, но они должны друг друга увидеть.

Я накидывал задачи Акинфию и определял свой график на ближайшие дни. Предстоит провести немало встреч и переговоров. Встречи с англичанами больше приятные, так как там речь пойдет об увеличении объемов товарооборота и перспектив использования Риги, как русского порта.

— Акишка, доклады от Скопина-Шуйского пришли? — спросил я.

— Да, Государь, — отвечал Акинфий, посмотрел на меня, вспомнил, продолжил. — Привез Хворостинин Юрий Дмитриевич. Это сеунч, государь-император.

Сеунч — важная составляющая военных традиций Руси. Радостная весть о победе. Тот, кто приносит добрые вести о великих свершениях, должен быть поощрен. То, что Скопин прислал Хворостинина, это хорошо. А ведь мог пожадничать и оставить себе, ограничившись письменным докладом. А мне нужно придумать, что именно даровать Юрию Дмитриевичу Хворостинину.

Скопин начал компанию резво, бьет ляха и там, и сям. Как бы это ни странно звучало, в подобном подходе и крылась ошибка. Головной воевода, даже существенно уступающим в численности отрядам поляков, дает полноценное сражение, где артиллерия отрабатывает на полную мощность. Расходы ядер, дроби, пороха, колоссальны настолько, что, несмотря на накопленные на складах запасы, уже сейчас приходится экономить.

А нынче, подойдя к Вильно, и сходу взяв небольшие укрепления на подходе к столице Великого княжества Литовского, началась осада большого города. Вильно больше, многолюднее, чем многие русские города, там узкие улочки и много каменных строений. Взятие штурмом такого города возможно и я знаю, что сейчас Скопин готовится именно с мясному штурму. Но при наших больших потерях военная компания может войти в затяжную фазу и превратится в войну ресурсов. Мы потеряем динамику и это может грозить переходом к инициативой к врагу. Подобное было уже в Ливонскую войну Ивана Грозного, моего, получается, официального отца. И в таком противостоянии выиграть можно, в долгую. Однако, затяжной конфликт с Польшей вынудит, пока не так, чтобы решительную Швецию вступить в войну.

Отпив ячменного напитка, напоминавшего дешевый растворимый кофе из будущего, я зарылся в бумагах. Пока прибудет Захарий, надеялся посмотреть и проанализировать отчет Луки.

— Что было бы, если они работали в экселе и пауэр поинте? — причитал я, вникая в огромное количество цифири и исчислений.

Радовало, конечно, что отчетная документация от ведомства Луки приходит такая скрупулёзная, сам настаивал на подобном. Но я и не подозревал, что породил бюрократически-статистического монстра. К такому подходу приложил руку даже сам Иоганн Кеплер, который перепроверял расчеты и подсказывал математические методы вычисления и площади и составлял уравнения. Великий ученые стал своего рода программистом, который создал программу для мозга Луки, ну а тот теперь пользуется «программным обеспечением».

— Вот же паразиты… — усмехался я, когда только окинул взглядом отчет. — Не на то я учился…

Не знаю, как в будущем получали образование студенты-экономисты, но, уверен, что подобный отчет, если туда добавить графики, мог стать вполне сносной дипломной работой.

А насколько я, государь-император, должен быть в теме, если для работы с сельским хозяйством уже используются математические методы анализа и прогнозирования? Думаю, что быть в курсе, в общих чертах, для меня достаточно. Вполне хватит изучения информации после слов «выводы» или «итого».

Итого… Посевная шла в полном разгаре. Перспективы вырисовывались вполне радужные. Был проведен анализ того, как родили культуры на разных почвах. Так, под Суздалем и Ростовом урожайность ржи и ячменя была на процентов двадцать-тридцать больше, чем, к примеру, под Москвой. При этом, в ряде поместий, которые были в государственной, моей, собственности, проводились одинаковые мероприятия, такие же, что и в других регионах. Имелся вывод, суть которого в том, что нечего засорять черноземы Суздаля, Ростова и частью Владимира-на-Клязьме, всякой огородниной из «колумбового списка». Так что картошки там не будет, как и других овощей, но этот регион станет исключительно житницей для центрально-европейской части России.

В то же время эксперименты с посадкой кукурузы севернее Белгорода дали понять, что это дело не имеет перспектив, если только не использовать исключительно для корма животных. Прорастало семян вдвое меньше посаженного, вырастали какие-то кусты, чаще всего вовсе без початков. И почему в покинутом мной мире кукуруза выращивалась повсеместно? Селекция, не иначе, как она на то повлияла.

С подсолнухом так же проблемы. Нет, он растет, более-менее, под Астраханью. Посадили эту культуру и чуть севернее. Но… это красиво и пока не так продуктивно, как ожидалось. Семечки есть, но очень мелкие, хотя, как уверял отчет, прошлогодняя семечка была на семь-десять процентов больше и маслянистее годом раньше.

И тут скроется вопрос… А не накручивают ли мне лапшу за оттопыренные уши? Как они подсчитали в процентах увеличение семечки? Да и маслянистость не так легко определить. Там нужно было бы провести немалое количество экспериментов. Между тем, если в прошлом году подсолнечным маслом был обеспечен Кремль и Патриархия, в эту осень, если все будет так, или рядом с тем, как описано в отчете, часть масла можно продавать в войска и пробовать реализовывать на внутреннем рынке. Пусть малой, пробной партией, но и так можно понять уровень спроса у населения на такую «алию», как многие называют любое жидкое масло.

— Государь-император, прибыл Захарий Петрович Ляпунов. Пусчать? — мой мысленный поток прервал Акинфий.

— Пускай! — ответил я, складывая разложенные листы бумаги.

А бумага стала немного, но лучше. До тонких белоснежных листов из будущего далеко, но вполне добротная и не настолько уже и толстая, плотная. Другие листы бумаги берешь в руки и понимаешь, что из одного листа можно было сделать три.

— Государь-император! — Ляпунов зашел в мой кабинет и склонился в поклоне.

— Садись! Докладывай! — я резко сменил настрой на деловой, даже строгий.

По мне нанесли удар, это уже очевидно. При том действовали жестко, не взирая на ситуацию, что многотысячная Москва и ее окрестности могли подвергнуться эпидемии оспы.

Нет, у меня над головой нимб не светится, так же, если считаю нужным, применяю и грязные методы достижения целей. Вот только, никогда в моих целях не значился удар по религии. Ударили же по Троице-Сергиевой лавре В этом мире религия — очень мягкое место любого народа, это душа, самобытность этноса или народности. Если бы мы начали убивать католических ксензов в Речи Посполитой, то война приобрела бы более угрожающий оттенок и те шляхтичи, кто до сих пор сидят в своих малоземельных фольварках, стали с остервенением резать православных.

Я ждал, пока Ляпунов разложит бумаги. Обычно он обходился «книжицей» — блокнотом. Однако, сегодня, видимо, хотел подкреплять свои слова документами.

— Сие допросные листы, государь-император, — пояснил мне Ляпунов.

— Ответь! Иезуиты, али венецианцы? — нетерпеливо задал я вопрос.

— Амросий из Монемвасии. Это он подстроил. Сам же злодей и преставился от оспы, — отвечал Захарий.

— Это тот, что прибыл еще при Годунове? В свите метрополита Иерея? — уточнил я.

— Да, государь-император, — ответил Ляпунов и чуть понурил голову.

— Ты очи не прячь! — грозно потребовал я. — Почему не отработали всех церковников, что некогда прибыли с константинопольским патриархом? Уже был один среди них, что пробовал меня извести. Есть еще те, кто с того времени сели на кормление в России?

Я не кричал, но и такой мой строгий тон мог казаться чуть ли не зловещим. Это от тех людей, что часто кричат и требуют, можно ожидать подобного и при других разговорах. А вот в этом случае, все происходило на контрасте. Ранее я чаще всего говорил с Ляпуновым спокойным, выверенным тоном. Так что понятна была его реакция, когда Захарий стал прятать глаза.

Вообще, получалось так, что с тем константинопольским патриархом, благодаря визиту которого и получилось создать Московскую Патриархию, прибыло весьма немалое количество всякого рода священников. Понятное дело, их тут облагодетельствовали по полной программе «все включено». Почему и не жить! Многие, но далеко не все, после уехали. Причиной бегства стала смена власти и начало Смутного времени. И вот уже два человека, которые готовили диверсии, оказывались из той свиты.

Церковь очень удачная среда для развития шпионской сети. Я, даже как государь-император, имею пока не так, чтобы сильно много возможностей влезать в дела церковные. Поставить в разработку кого из священников, означал очередной, если не конфликт, то сложный разговор с Гермогеном. Его я не подозревал. Наш патриарх не может быть замешан в шпионских делах. При всех прочих, все-таки Гермоген в достаточной мере патриотичен, тем более сейчас, когда готовился Московский Вселенский Православный Собор. Для Гермогена величие России заключалось именно в том, что такой Собор стал вообще возможен. А тут эпидемия. Да патриархи, которые уже должны были выехать в Москву, развернуться на полпути, если бы болезнь распространялась. А еще это сильный и репутационный удар и идеологический. Всегда можно сказать, что Господь не позволил схизматам, то есть православным, принимать какие бы то ни было решения.

— Государь-император, царица не была целью, — после заминки, Ляпунов все-таки начал доклад. — Из допросных листов выходит, что Амвросий сильно переживал из-за будущего Собора. В разговорах он говорил о том, что Московский Собор не может быть признан, а только Константинопольский, случившийся не так давно.

— Османский след? — удивился я.

— Прорабатываем, но скорее иезуиты, — отвечал Ляпунов, пододвигая мне допросные листы и тыча пальцем в нужные места, где было подтверждение слов Захария.

Я так же не особо верил в то, что в деле виднеются османские уши. Еще недавно мы были неинтересны Блистательной Порте. То, что в Москве появились некоторые купцы, вероятно, связанные с османами, знали, контролировали их. Наблюдали и за тем, как они проявляют повышенный интерес ко многим сферам нашей жизни. Но пока эти люди не стали высматривать производства или не появляться в военных городках, пусть смотрят. Султан не может не интересоваться тем, что происходит в государстве, с которым он только что успел повоевать, даже если и всего одним полком.

Что же касается венецианцев, то они, как и в иной истории, проявляют весьма недурственные навыки в диверсионной работе. В другой реальности, когда французам удалось бы выкрасть некоторых мурановских мастеров-зеркальщиков, венецианцы быстро лишили беглецов жизни. Правда, те успели передать тайны своего мастерства, но все равно, факт — предатели убиты.

Тут, в этом времени, когда уже ползли по Европе слухи, что русские много чего стеклянного наизобретали, мы ожидали промышленный шпионаж. Ловили уже англичан, пробовали что-то и голландцы, но их быстро развернули с направления на Гусь. Поймали и немцев из московской немецкой слободы, которых наняли венецианцы. Целью пойманных немчин была даже не информация, а прямое убийство Якобелло Боровье, однорукого венецианца, который работает на меня. «Гаднольеры» посчитали, что именно он и стал причиной рождения в России стекольного производства.

— Отвечать станем? — спросил я Захария на предмет ответа Венеции.

— Как повелишь, государь, — отвечал Ляпунов.

Я не совсем правильно выразился, так как в вопросе «ответки», я двумя руками «за». Вот только что там, с нашими возможностями?

— Ты это сделаешь? Есть возможности? — поправил я свой вопрос.

— Сжечь? — уточнил Ляпунов.

— Да, но чтобы ничего не показывало на Россию, чужими руками. Можно французами или другими немцами, — сказал я и перешел к другой теме.

Меня сейчас сильно заботило юго-западное направление. Крымское ханство и Османская империя — вот вероятная головная боль. Почему после того, как Крым потерял много воинов в междоусобице, к которой и мы приложили руки, или после разгрома ногайцев, которые не влились в ханство, как это было в иной истории, вообще о нем говорить? Да потому, что сейчас не понятно, как себя поведут османы.

Более интенсивная международная торговля позволяла, кроме очевидных экономических выгод, еще и узнавать многие важные подробности о случившихся событий. Вот пример… Восстание джелали в османской Анатолии подавлено, курдов присмирили. Что в таком случае нужно думать? Конечно же, что османы освободили свои силы и сейчас способны в более активной внешней политике. Значит, можно ожидать даже атаки.

Такие умозаключения можно сделать, если руководствоваться лишь общими сведениями. Вот только нам стали доступны некоторые подробности. Первое, восстание в Анатолии потушили в большей степени, значит есть еще и малая степень, которая диктует необходимость держать в регионе значительные силы.

Второе, подавление восстания отнюдь не было победоносным шествием, впереди с флагом османской династии. Были бои, кровопролитные, нападения из засад, выстрелы в городских кварталах. Из этого следует, что те войска, которые даже можно выводить из ранее бунтарской Анатолии, требуют пополнений, масштабной перегруппировки. А это год.

Было и третье, о чем сообщил Ляпунов.

— Великий визирь Куюджу Мурад-паша, при скоплении людей, по возвращению из Анатолии, сказал, что настала пора воевать персов, чтобы вернуть все то, что Аббас забрал в последней войне [очередной османо-персидский конфликт в РИ состоялся в 1610 году, не принес существенных результатов, в том числе и из-за неподготовленности османской армии, но Аббас начал выплачивать ежегодную дань османам шелком].

— А вот это важно, — я даже подобрался. — На нас не идут? Зело хорошо, кабы на Персов пошли. Ты тогда еще больше поторгуем.

Я знал, что по вопросам геополитики мне лучше обращаться к главе Приказа Иноземных дел, Головину, но не удержался от вопросов. Ляпунов пока не так, чтобы хорошо понимал в хитросплетениях международной политики, но информацию добывать научился, или подобрал таких людей, которые это могут делать. Впрочем, если бы я не получал сведения обо всем, что нужно, то следовало распустить ведомство Захария Петровича, так как оно сжирало очень немалые средства. Благо, Ляпунов не сильно ворует, пока не оброс землями, но все равно тратит много.

— Не могу сказать, государь-император. Нужно дождаться возвращения нашего посольства, — ответил Ляпунов.

Да, посольство. Его можно было назвать «посольством смертников», так как после случившегося у Перекопа, когда османский полк был атакован, моих людей могут незатейливо убить. Отправлять в Константинополь посольство было более чем рискованным мероприятием, но нужным. Нельзя нам влезать в войну с османами. Пока нельзя. Тут бы с поляками справиться. Нужно чуть умаслить султана и набирающую силу его «ночную кукушку» Кесем. Подарки были знатными, с мехами, хрусталем, с лучшими зеркалами.

Риск был большой. Если посольство вырежут, то я обязан объявлять войну, чтобы сохранить лицо и уважение к себе и с своей державе. Но и тут есть некоторые соображения. В иной истории Сагайдачный взял Требзон, другие города. А что, если в этом варианте замахнуться и на большее? Бить по всем причерноморским городам? А еще воевать с османами рядом с персами. Такая получится прокси-война.

— Будь на стороже! К каждому мастеру-стекольщику или оружейнику приставь человека в охранение! И думай об ответе Венеции! После того, как мы открыто начнем торговать всеми запасами зеркал и иного ценного товара, они пуще прежнего захотят поквитаться, — встав с места, я заканчивал встречу.

Нет, было еще немало вопросов, которые можно обсуждать, но я спешил на тренировку. Более двух недель почти безделья не то, чтобы сильно расслабили, располнели меня, но очень хотелось сбросить лишнюю энергию. Ксения от меня шарахается, ну а состояние организма не настолько критическое, чтобы ловить какую служку и задирать ей подол. Так что тренировка, после обед, ну и англичан встречать.

Теперь на территории Кремля уже не так часто можно услышать звон стали, звуки борьбы, громкие выкрики инструкторов. Настолько была налажена работа по подготовке телохранителей, что пришлось организовывать отдельные две учебные роты, которые тренируются на базе Преображенского полка. Там и полоса препятствий и чучела для отработки ударов и уколов, полигон, спортивные площадки с брусьями и перекладинами, деревянные штанги и гантели, и много чего для кроссфита. Далеко не все после попадают в царские телохранители. Многие уходят в гвардейские части, организовывая там диверсионные группы.

В Кремле похожее оборудование тоже есть, но сейчас телохранители приходят сюда не тренироваться, а выполнять непосредственные функции. Но разве кто-нибудь откажет императору в спарринге и тренировке?

Мои навыки владения шпагой уже вполне себе неплохи. Чуть ранее я вообще думал, что стал мастером, пока не привели одного испанца, спустившего меня с небес на землю. Его «дестреза» оказалась сильнее и ловчее моей. Хотя, кое чем интересным я и этого мастера смог удивить. Ножевой бой имеет немало элементов, которые с небольшой доработкой можно использовать и при фехтовании. Ну а уклоны, реакция, чувство оружия — это очень немало для первоначального освоения шпаги.

А вот с саблей у меня не получается. Нет, я ею владею на более высоком уровне, чем и большинство телохранителей, но не нравится мне сабельный бой. Когда даже с большим упорством делаешь то, что тебе не нравится, ты станешь «уверенным пользователем», но никогда мастером.

На обед Ксения не пришла. Я звал. В корне не понимал, что происходит. Как мне сообщали, она, после того, как болезнь отступила, даже не изъявила желание видеть детей. А Ванька спрашивал о мамке. Надеюсь, что жена перебесится и мне не придется обращать внимание еще и на устройство семейной жизни.

Ну остались на лице оспины, сейчас они смотрятся ужасно, не без этого, но после должны немного сойти. Шрамы останутся, но незначительные. Да и вообще, я, к примеру, от того, как выглядит Ксения, отвращения не чувствую, так… легкий дискомфорт, с которым, впрочем, борюсь. Нужно поговорить с Гермогеном, чтобы прислал царице какого толкового духовника в замен тому, что умер, заразившись оспой одновременно с Ксенией. И не до этого мне вовсе, дел накопилось не много, а очень много. Так что забыть обо всем лишнем и встречать англичан.