Имперский престол

Глава 17

Глава 17

Москва

23 июня 1611 года

Наконец, я уже могу сказать, что мой дворец достроен. Не только все помещения готовы, но даже сад преобразился и сейчас он, может и лучший в Европе. До Версаля еще полвека и то, будет ли начат в этой исторической реальности тот самый сверхдорогой долгострой, большой вопрос. Так что России есть чем нынче гордиться и в области архитектуры и вообще нового подхода к строительству.

Много денег ушло на дворец, очень много. Были моменты, когда я уже хотел пересматривать проект для его удешевления. Однако, подумал о том, что правители уходят, оставляя лишь о себе память и некие образы. Эта память сильна, когда монарх оставляет немало вещественных ценностей после себя. Дворец — это для потомков серьезный туристический объект, который принесет немало денег. Так что вот вам, потомки, подарочек!

Положительное от строительства было еще то, что в ходе его образовались профессиональные артели, способные строить сложные здания и сооружения. И сейчас строятся сразу четыре здания в Москве: академии, военной академии, публичной библиотеки и царского музея. Будем просвещаться, ну и учиться.

Я планирую еще отдельное здание Боярской Думы, где будут проходить и Земские Соборы. А то нынешний Собор, проходящий прямо сейчас в Москве, доставил немало неудобств при подготовке. В Москве сейчас просто не хватало мест, куда расселить делегатов с регионов. И это несмотря на то, что количество гостиных дворов возросло за последние три года в четыре раза.

Да, я оформил окончательно административную реформу. Теперь каждые четыре года будут проводиться Земские Соборы. Их полномочия невелики и превращать этот орган в постоянно действующий, да и с возможностями принятия серьезных решений я не буду. Главные решения для этого времени это избрание царя, объявление войны и мира. И это решать будет только государь, то есть я и мои потомки.

Однако, на Земских Соборах будут зачитаны пожелания от народа, коли такие будут. Все делегаты, их число было не более пятисот, имеют возможность подать мне проект закона. Для этого нужно предложить свой закон вначале всем делегатам Собора. Если он наберет хотя бы половину голосов одобрения, тогда я и выслушаю.

Но не только мне будут озвучивать свои желания представители воеводств. Земский Собор — это еще и мое обращение к народу.

Однако, одной из главных задач такого периодически собираемого государственного института, — выслушать итоги четырехлетнего развития и наметить план новой пятилетки. Должны заслушаться результаты по всем регионам, которые уже четко разделены на воеводства, сродни с губерниями, потому на Соборе обязан присутствовать товарищ воеводы и отчитаться и передо мной и перед людьми, что сделано в регионе хорошего и что планируется на следующий год. Думаю, чтобы не опозориться на всерусском собрании, воеводы, будут хоть что-то, но делать полезного. А тут, на площадке большого мероприятия, товарищи воевод, или вторые воеводы, будут делиться своим опытом.

Есть еще одно дно у Земского Собора. Я так думаю, что он некоторым образом выступает противовесом Боярской Думе и, не только ослабляет царскую власть, но позволяет мне, с опорой на народ, несколько увереннее себя ощущать. В этом времени народ не покорное стадо, может и показать свою силу. Так что горячие головы, будь они в России, остерегутся делать перевороты и всякие подобные пакости без одобрения Земского Собора. Ну а моя задача, чтобы эти соборы были полностью лояльны императорской власти.

Да, есть риск, что может когда-нибудь в будущем произойти то, что было или будет в Англии, когда парламент начнет войну с королем, или во Франции во время французской революции. В этих двух событиях именно парламенты стран сыграли важную роль.

Однако, я думаю, что если в стране назрели кризисные явления, то будет парламент, или такая форма народовластия, как Земский Собор, или их не будет, все одно бунты произойдут. Кондратий Булавин, Емельян Пугачев, Стенька Разин, да и первая русская революция — тогда не было парламентов, а не народные войны или массовые протесты были.

Так что, нет, не боюсь я Земского Собора, напротив, немного свободы на местах не помешает, так и управлять сподручнее, да и местным чуть больше видно, что именно нужно для их региона. Вот и будут выборные земства.

Ну а чтобы не было гражданских войн, нужно мне и моим приемникам более качественнее продумывать политику.

Слава Богу, скорее всего, мы минуем Церковный Раскол. Все-таки открытие Главной Православной Академии, под нужды которой был отдан весь Кремль, сильно помогло. Тут и гордость за державу и за свою, русскую церковь, тут и понимание, что у нас будут закладываться основы унификации православия для всех патриархий. Ну и отлично работает Козьма Минин в тандеме с патриархом Гермогеном. Два златоуста объединились и это такой пропагандистский пресс, что не проникнуться только слепо-глухо-немые.

Сейчас преспокойно говориться о том, что правильнее креститься тремя перстами. Но нет принуждения делать это. Я повелел использовать только мягкие формы распространения новых правил и исключительную веротерпимость. Вполне даже батюшка в церкви может осенить и себя и прихожан двумя перстами. Да, подобное адептам «троеперстия» не нравится, но тут и моя государева воля прозвучала.

Что касается проблем, по типу тех, что имели место в иной реальности, когда готовы были умирать за буквы в именах и названия, то тут и я и Гермоген сошлись в том, что нечего привносить греческое звучание. Пусть будет «Ерусалим», как и «Исус», но разве они с дополнительной буквой впереди перестанут таковыми являться? Так что добиваемся компромисса, приводим книги в нужный вид, издаем небывалое количество церковной литературы.

А еще, я на том настоял, что в ГВА, то есть в академии, будут учиться не только будущие священники или уже настоящие. Одно отделение будет отдано и для мирян.

И только вчера я, так сказать, перерезал ленточку новому и считай единственному высшему учебному заведению всего православного мира. С первого сентября там будут учиться сто двадцать человек, из которых приезжих только семнадцать, а остальные русские. Ну да иностранцы еще оценят и приедут. Тем более, что на Православном Соборе было принято решение, что никто более не может получать образование в католических учебных заведениях.

Вчера открывал академию и Земский Собор, сегодня Московскую ярмарку и вот, сейчас должен принимать послов.

Впервые в истории я вручал верительные грамоты, с разрешениями для послов осуществлять работу на территории Российской империи. Так же послам вручены своего рода «методички». Там прописано, что они могут делать на территории моей страны, ну а что под запретом. К примеру, появляться в закрытых городах, прежде всего в Гусе, им нельзя. Так же нечего им делать в Туле, где основные оружейные производства.

Пробовали возмущаться. Особенно Джон Мерик уповал на то, что он, якобы «почти русский», ему можно. Сделал англичанин попытку на дурня, не прокатило.

Но был еще один важнейший нюанс при вручении верительных грамот… Шведы. Да, я так же в шоке, что теперь есть и шведский посол в Российской империи. Ладно это, но удивительно, кто именно стал послом — Якоб Пунтоссон Делагарди. При том, что этот шведский генерал все еще числится нашим почетным пленником и пребывает в Ярославле.

И это еще не все удивительное. Прибыл сам шведский король, ломая все регламенты и долго подгоняемую программу мероприятий. Так что пришлось встречать рыжего мальчика, выказывать ему свое уважение.

— Мой венценосный брат! — я первым приветствовал своего шведского коллегу.

— Я рад встретиться с русским императором, — отвечал Густав Адольф. — Прошу простить за такой поспешный визит, но я посчитал, что нам, двум монархам нужно встретиться, чтобы урегулировать все сложности между нашими странами.

Когда шведский король пересекал границу всего с двумя ротами рейтаров, вестовой из Выборга загнал три коня, пока несся в Москву, чтобы предупредить меня о важном госте. Из Москвы сразу же отправились люди в Ригу, чтобы оттуда плыть в Стокгольм и встретиться с агентами, узнать, что же произошло. А так же всячески пытались притормозить движение шведского короля, когда то новгородский воевода, после тверской, все старались оказать гостеприимство.

Каприз короля-подростка заставил Россию потратить не менее восьми сотен рублей, чтобы узнать подноготную непрогнозируемого визита Густава Адольфа. В Швеции уже есть наши люди, которые собирают всю возможную информацию по потенциальному противнику. Почему потенциальному? Да у нас, считай война, так как шведы делали попытку прощупать русскую оборону на границе.

Дело в том, что в импульсивном поступке короля замешана Браге… Да, именно так звучит фамилия этой девушки, ровесницы Густава Адольфа. Вот только имя никак не у нашей, уже русской умницы Софиа, а Эбба. Король влюбился, он требовал, чтобы именно Эбба Магнусдоттер Браге стала его женой. Но королева-мать, резко против. Густав Адольф пытался заручиться поддержкой ригсдага, но там еще более жесткая позиция. Депутаты даже не стали собираться по такому делу, указывая, что у короля должна быть более полезная партия [Эбба Браге была в РИ любовницей короля, и он хотел на ней жениться, но девушку отдали в жены Якобу Делагарди, что не мешало ее продолжительному роману с Густавом Адольфом].

Ну а почему он прибыл в Россию? Так у нас чуть не состоялась война. Даже не так, у нас, по сути, война, потому что было одно столкновение на границе, где получилось дать отпор шведам и на этом все замерло. Никто более не проводил действий, но мы собирались драться всерьез, подтягивали свои силы, увеличивали гарнизоны крепостей. А еще шведы курсировали на своих кораблях у Невы. Они собирались основывать свою крепость в месте впадения реки Охты в Неву, но там уже были мы [в РИ крепость Ниеншанц основана шведами в 1611 году].

Я еще не решил с Петербургом, но отдавать остров Котлин, где в иной реальности был Кронштадт, не собирался. Насчет Питера, так считаю пока, что не слишком рационально иметь на том месте большой город. Может только торговую факторию. Главная причина — частые затопления, ну и сложная для строительства местность.

И сейчас ситуация такова, что шведы плавают вокруг Котлина, не высаживаются там, но и не дают нашим двум фрегатам и четырем галерам, которые туда прибыли, высадить десант на острове. Патовая ситуация, которую нужно было решать. И тут только война. От Выборга шведа погнали и они стали концентрировать свои силы, а мы готовились не только дать отпор, но и замахнуться на Финляндию. Воевать не хотелось, не сейчас. Но если уже это делать, так без сомнений и по-взрослому.

— У вас, мой… — Густав Адольф чуть замялся, но наполнился решимости и продолжил. — Мой венценосный брат, может возникнуть вопрос, почему я тут. Я удовлетворю ваше любопытство. Потому, что не желаю войны меж нами. Я не мой почивший отец, я вижу своих врагов в иной стороне. Торговля между нашими странами может помочь Швеции подготовить хорошее войско для важных дел в будущем.

Да, конечно, так я и поверил. Даже этот подросток, который, если доверять тем данным, что мне предоставляли, благосклонно относившийся и к России и ко мне, все равно воевал бы. Вот только и слепцу видно, что легкой победы, да и вообще победы, как таковой, шведам не добиться. А мы еще можем передислоцировать немалые силы и вообще обладаем сравнительно огромным потенциалом.

Какие силы были задействованы в последней войне Дании со Швецией, кстати, которая заморозилась, но не закончилась? Что-то в районе двадцати тысяч солдат. У нас нынче, если собрать все силы, да с кочевниками, так и более ста тысяч будет. И это не сброд, а опытная, проверенная в боях и взращенная победами армия.

Мало того, мы нарастили поставки Дании. Датчане расплатились серебром за наши и пушки и порох и даже старые пищали и белое оружие покупали. И пусть оформили сделку до того, как шведы попробовали наши пограничные силы на зуб, сейчас такие действия выглядят оправдано.

— Признаюсь, мой брат, вы несколько… м… озадачили своим визитом. Но я рад вашей решительности лично урегулировать все вопросы наших стран. Мне так кажется, что не столько много у нас противоречий, чтобы не попытаться их разрешить, — говорил я, пригласив до того шведского короля за стол.

Я посчитал, что можно провести переговоры и жуя. Если уж Густав Адольф склонен к авантюризму, по причине возраста, или характера, то и я несколько эпатирую коллегу. Да и сам мертвецки был голоден.

— Я тоже так считаю, — сказал молодой король, рассматривая блюда, которые приносили слуги и ставили на стол. — Вы решили меня удивить едой?

— Может только несколько, мой брат, — отвечал я. — Вот, обратите внимание на это блюдо. Оно называется «селедка под шубой». Так вот, если наши отношения потеплеют, то зачем шуба? Потому я намерен вкусить этого блюда, съесть шубу, в знак добрососедства.

Густав Адольф рассмеялся.

— Вы даже еду представляете образами. Впрочем, я так же испробую «сельотки пьед шуба», — сказал король и слуга, вышколенный для таких случаев, как только переводчик перевел слова короля, от души положил салата Густаву Адольфу.

После, когда король высказал должное еде, мы молча перекусили и я первым нарушил принцип: «Когда я ем, я глух и нем».

— Итак, мой брат. У меня интересуют в сущности только два вопроса: это остров Котлин, где до сих пор играют в «догонялки» наши корабли. Ну и вопрос торговли, которая так и не восстановилась, — сказал я, стараясь, как можно элегантнее вытереть свой рот салфеткой.

Зря старался, так как шведский король не продемонстрировал отменные манеры за столом. И кто тут северный варвар?

— По Ореховскому договору Котлин ничей. Но тот, кто занимает устье Невы, тот не может не владеть Котлином, — проявил знание вопроса король.

Действительно, по Ореховскому договору Котлин, как бы, и ничей. Но Генерал Эверт Горн, который проводил разведку-боем у Выборга, создал возможность, чтобы переписать древний, подписанный с Новгородом аж в 1323 году, договор. Пусть война официально не объявлялась, но военные действия имели место. Сорвало у шведов голову после победы над Данией. Теперь все договора в сторону.

— Вот мы, мой венценосный брат, и должны переписать договор, освежить все границы и все обсудить, — я улыбнулся королю, выражая свою расположенность и открытость.

— Уверен, мой русский венценосный брат, что Тявзинский мирный договор не устарел. Он подписан всего пятнадцать лет назад, — король попытался отзеркалить улыбку, но вышло скверно.

Тявзинский мирный договор я бы так же похерил. Более семи тысяч русских людей было вырезано в Нарве после взятия ее шведами. Да каких русских⁈ Это был корень формирующейся русской нации. Нарва уже становилась важными воротами России в Европу, туда прибывали голландцы, немцы, да и все другие. А встречали их лучшие русские купцы, ремесленники, корабелы, чиновники.

Так что месть была бы вполне в духе времени. Однако, я хочу пока пожить в мире со шведами. Они мне нужны для участия в будущей глобальной войне в Европе, на которую я делаю большую ставку. Если Россия удачно сработает в такой войне, то еще посмотрим кто кого будет догонять в техническом отношении.

— Выборг, мой друг, этот город уже русский и я готов заплатить за него сто тысяч рублей, но не готов отдавать. Так же Котлин… Я считаю, что Выборг и Крепость на Котлине могут стать местом беспошлинной торговли между нашими странами, — с улыбкой, но жестко говорил я.

— Мой друг, — обратился ко король, вторя мне. — Вы все-таки готовы воевать с нами?

И все-таки Густав Адольф пусть и подросток, в моем понимании, так то шестнадцать лет — совершеннолетний, но не дурак и подготовленный монарх. Держится хорошо, удар держит. Подрос и возмужал с последнего нашего общения. Тогда это был всего-то юноша с горящими глазами. Нынче начинающий, импульсивный, эмоциональный, но уже политик.

— Воевать, воевать… Россия постоянно воюет. Воинам некогда даже думать о потомстве. А от таких молодцов сильные дети могут быть. Признаться, после того, как мои войска разбили более чем восьмидесятитысячную османскую армию, я хотел дать воинам немного отдыха, обучить новых рекрутов. Так что нет, я не хочу войны. Но это не значит, что я ее избегаю, — отвечал я, акцентируя внимание короля, сколь огромную армию мои войска не так давно уничтожили.

А еще ко мне приходят сведения, что Швеция, несмотря на победы и полное освобождение юга Скандинавского полуострова от датчан изрядно потратилась на ту войну. Датчане же, пусть и испытывают сейчас некоторый кризис престолонаследия и никак не утвердят приемника погибшего Кристиана, смогли сориентироваться и пока на переговоры не идут, несмотря на то, что настаивают посредники — англичане.

Голландии, да и Англии обещано беспошлинное прохождение Датских проливов за кредиты. И пусть бритты и говорят о мире, заработать они не против.

Оружие стекается в порты Дании, рекруты набираются, как и наемники. У шведов просто нет столько денег, чтобы продолжать войну и воевать в долгую, они и так на кредитах. А нет у них денег в том числе из-за того, что не торгуют с нами.

Шведы, как посредники в торговле России с Европой сейчас неинтересны, не нужны. В Ригу приходят корабли для торговли, пока мало, но тенденция на увеличения объемов торгов налицо. Западная Двина становится все более оживленной торговой артерией. Если сейчас не возобновить торговые отношения между нашими Россией и Швецией, то уже завтра это может быть и вовсе неинтересным для нас, несмотря на качественное шведское железо. Три-четыре года и Россия, даже с учетом роста потребления, сможет обеспечить себя и медью и железом. Начинаем строить новый завод железоделательный на Урале.

— Мне все говорят, что война между нами неотвратима. Но вы говорите о мире. Это то самое византийство? Вы хитрите? — спросил король, когда нам принесли чай с лимоном.

— Нет, мой венценосный брат, не хитрю. Наши страны обязательно будут воевать. Это законы развития государств. Но война будет, когда она станет выгодной или мне, или вам. Нынче же я хочу заняться улучшением устройства своей державы, а у вас просто нет денег, — сказал я и был сейчас, действительно, откровенен.

— Сколько лет вы думаете продлиться наш мир? — спросил Густав Адольф.

Я задумался. Не говорить же ему, что через семь-восемь лет, а то и раньше, в Европе заполыхает так, что жарко будет даже тем, кто захочет постоять в стороне от всеобщего ужаса.

Я думаю, что для Европы не было в иной реальности более страшной войны, чем Тридцатилетняя. Наполеоновские войны? Нет, там сражались все больше армии, а не шло тотальное уничтожение людей иной веры. Да и перед Францией быстро лапки сложили европейские страны. Даже Вторая мировая война именно что для Европы не была столь ужасной, в статистических данных. Это Советский Союз большую часть ужаса потерь на себе испытал. Население Европы после Тридцатилетней войны уменьшилось более чем наполовину. Некоторые города просто обезлюдили.

И Швеция нужна этой войне, иначе протестанты, даже при поддержке Франции и Англии, проиграют. Именно Густав Адольф наворотил дел на одном из этапов той войны, выключая одного игрока за другим, особенно прошелся по Польше.

Мне нужна слабая Европа, чтобы России быть сильной и играть важную роль в мировых делах. Я не стремлюсь к мировому господству, но лишь к сильной России, участие которой в той или иной политической комбинации было бы решающим, а русского дипломата «облизовали» в любой европейской столице.

Именно тогда мы, русские будем более самобытными, чем в иной реальности. Не нужно будет резко менять менталитет, как это было при Петре и заставлять женщин носить платья, из которых выпадают груди. Пусть Россия остается чуть более целомудренной и не надо будет историкам искать оправдания распутному образу жизни некоторых венценосных особ.

— Скажите, мой венценосный брат, отчего вы сделали ярмарку в Москве? Почему не в Архангельске, куда и прибывают англичане и другие торговцы? Это из-за персов? — задал вопросы Густав Адольф после долгой беседы о сути мирного соглашения.

— Да, вашей стране было бы удобно, чтобы рядом торговали. Однако, вы же проехали с Севера до Москвы, видели, сколь много стало гостиных дворов и ямских станций по дороге. И все они сейчас существуют без денег из казны, а даже сами зарабатывают. Потому что именно в Москву стекаются многие товары. Хотя у нас есть ярмарки в Нижнем Новгороде и Ярославле. И на каждом гостином дворе работают люди, зарабатывая хорошие деньги, — отвечал я.

— И все же вы, уж простите, византиеец, — усмехнулся Густав Адольф.

— Если только чуть-чуть. Русские цари в родстве с византийскими императорами. Ну а я рад, мой друг, что мы решили договариваться. И хотел бы преподнести вам три подарка. Всего три, но вы сами их выберете. А согласование договора оставим на наших подданных, мы то уже все решили. Не зря же они поставлены нами на должности, — я сделал паузу, улыбнулся и продолжил. — А еще я сегодня же дам распоряжение, чтобы отпустили домой, в Швецию, всех солдат, что были под командованием генерала Якоба Делагарди.

— Я Делагарди я оставлю в России послом, — поспешил добавить король.

Мне стоило усилий, чтобы не рассмеяться. Я уже знал, что еще раньше, ребенком, Эбба Браге была обещана в жены генералу Делагарди. Потому-то король и спешил дать генералу назначение вдали от Швеции. Сам Якоб Пунтассон должен быть счастлив от того, что его не на казнь поведут, а оставят послом. Наверняка, Густав Адольф рассчитывает, что таким образом он сможет способствовать разрыву соглашения между родителями Эббы и генералом Делагарди. Думаю, зря он. Короля женят на какой-нибудь девушке, которая принесет, хоть малую толику пользы для государства.

— Пойдемте, мой венценосный брат! — сказал я и жестом указал на дверь.

Я вел короля в свою сокровищницу. Нет, не ту, где лежит серебро и золото, а туда, где я храню многие предметы, кажущиеся мне культурными ценностями. Тут и несколько картин Караваджева, которые не понравились патриарху Гермогену и я их выкупил у русского художника тут же, но в закрытом помещении, куда я не пускаю никого, иные ценности: купленные в Италии, или награбленные в Польше.

Хранятся у меня и особой выделки зеркала в шикарных оправах, малахитовые шкатулки и статуэтки, особо дорогое оружие, которому уготована судьба не рубить и колоть врага, а висеть на стене, отблескивая драгоценными камнями. Ну и многое иное.

Как только будет построено здание музея, все это, сейчас хранящееся в закрытом крыле третьего этажа моего дворца, будет передано на хранение и всеобщее обозрение в музей.

— Правду говорят, что русский император — это воплощение царя Мидаса, — говорил шведский король, рассматривая предметы роскоши, способные стать большими культурными ценностями. — Я возьму вот этот штуцер, а так же шпагу и… Вот этот тряпичный ковер. Это же ваша супруга так вышивает? Отдам ей должное почтение.

— Да, мой друг, это сделала Ксения Борисовна, — соврал я.

На самом деле сцену битвы при Эрзеруме вышивали три вышивальщицы, но, да, под присмотром Ксении.

После того, как слуги унесли выбранные королем подарки я искал повод, чтобы оставить Густава Адольфа, отправить его хоть куда, но подальше. Потому решил передать шведского короля в руки срочно вызванному Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому, чтобы тот показал нашу базу в Преображенском. Нельзя раскрывать свои козыри, но я хотел, чтобы шведский малолетний король проникся русскими возможностями по подготовке воинов и еще больше уверился в необходимости мира. Ну а что показывать, а что скрыть, решил умница Скопин-Шуйский.

— Что у меня дальше? — резко спросил я у Акинфия, как только передал короля в другие руки.

— Послы от грузинских княжеств, — отвечал мой секретарь, чуть успевая за мной, по пути в кабинет.

— Я уже им все сказал. Хотят у себя мира, значит там будут русские войска, и точка. С персидским шахом все согласовано. И пусть готовят людей и деньги, чтобы вместе с нами строить дорогу. Тогда более не будут гибнуть и жить в страхе. За это нужно платить. Если хотят говорить, то передай их Татищеву. Что еще? — на ходу говорил я.

— Захарий Петрович ожидает. Владыко хотел говорить. Кого наипервейшее? — уже немного задыхаясь сказал Акинфий.

— Ляпунова Захария! А тебе, чтобы потренировался с телохранителями, а то уже не поспеваешь за мной, задыхаешься! — сказал я, уже заходя в кабинет.

— Где время-то найти на это? — пробурчал Акинфий, исчезая, видимо, отправляясь за Ляпуновым.

Через десять минут я уже разговаривал со своим главой Приказа Тайных дел.

— Так сие можно сладить в любой день? — переспрашивал я у Ляпунова, не веря в то, что услышал.

— Да, государь-император. У нас нынче там пять человек на оплате. Да и прелестные письма готовы. Вся Прага будет их читать как только нужда придет. Еще три десятка наших людей готовы ко всему. Сами горожане не захотят бунтовать, бунт распочнем мы, — докладывал Захарий.

— Даже дефенестрацию устроишь? — усмехнулся я [Дефенестрация — акт выбрасывания кого-либо из окна. Так в Праге начиналась Тридцатилетняя война]

— Это что такое? — смутился Ляпунов.

Я объяснил.

— Так к тому и готовились! Токмо слово шибко мудреное, — сказал Захарий Петрович.

Я решил не ждать, пока протестанты в Праге сами созреют до того, чтобы начать бунт, а контролировать ситуацию. Нужно, чтобы мы были готовы к масштабному конфликту в Европе. Необходимо накопить оружие, создать отряды русских наемников, чтобы регулировать те или иные успехи разных сторон конфликта. Станут проигрывать протестанты, так подкинем им оружия и своих наемников, ну а католики потерпят поражение, так им поможем. Но больше я, все-таки за протестантов сыграю, как-никак мои основные торговые партнеры.

Я хочу обогатиться за счет европейской войны. И речь не только о серебре, или золоте. Люди — вот главный капитал, который приносит и серебро и безопасность, как и долгосрочную стабильность с развитием.

— Теперь рассказывай, как проходит Земский Собор, все ли хорошо! — повелел я.

Вопрос о развертывании религиозного конфликта в Европе важный, но это будет через года. А вот понять, как работает моя инициатива с постоянными Земскими Соборами, сейчас важнее.

— Все добре. Были только семь человек, что кричали о русском Сейме, кабы нынче было так, как в Польше. И царя выбирать и войну объявлять. Но их никто не послушал, не стали даже рассматривать такое, — докладывал Ляпунов.

— Где сейчас эти семь крикунов? Не люди ли это Сигизмунда? — спросил я.

— Нет, на дыбе говорили, что сами так удумали. Худородные они дворяне, с Новгорода, Пскова, Киева и Новгород-Северского, — отвечал Ляпунов.

Поспешил я, наверное, включать приобретенные недавно украинные земли в общественно-политическую систему России. В Киеве и рядом все еще витают мысли о безудержной шляхетской демократии. Но вот за Новгород и Псков обидно.

Это же получается, что люди выбрали именно этих делегатов, значит должны разделять мнение своих выдвиженцев на Земский Собор. Кстати, вот еще одна польза от созыва Собора — выявлять господствующее региональное мнение, чтобы не получить сепаратизма. И теперь нужно реагировать. Ляпунов должен справиться.

— Все, что есть на воевод Псковского и Новгородского завтра мне на стол положишь, как и свои предложения, что с этим делать. Придешь с Мининым, — давал я распоряжения Ляпунову. — Все на сегодня. Сопровождай меня на ярмарку! В дороге, если что вспомню, спрошу.

Меняется Россия. Если еще пять лет назад мне, вернее моему реципиенту, в укор ставилось то, то днем мог гулять по торговым рядам, то теперь это даже необходимость, которая играет мне на пользу. Я могу поговорить с людьми, некоторых знаю по именам. Таким панибратством я не злоупотребляю, но в народе бытует единственное мнение, что я, и есть природный, Богом даденый, царь, добрый к своему народу.

Слухи о том, что Димитрий Иоаннович все-таки умер некогда в Угличе то и дело появляются, но то досужие разговоры, за которыми пока не выявили ни одну политическую силу. Ну и в документах уже все в порядке и правдоподобно.

Легенда окончательная такова, что я был спрятан своими родичами Нагими от Бориса Годунова, который не хотел убивать меня, а желал взять в Москву на обучение, чтобы после, по совершеннолетию, передать власть. Не буду же я рассказывать дурное про своего тестя, причем, Борис, действительно, немало доброго для России сделал.

Перевезли меня в Литву, где я и получил образование в школе Виленского Православного братства. Была такая, вот только получилось некрасиво: при штурме Вильно все преподаватели погибли. Да и то я там обучался не под своим именем. А о том, что я и есть единственный сын Иоанна Васильевича, прозванного Грозным, узнал только в зрелом возрасте. Тогда и пошел забирать то, что мне принадлежит.

Ох, и тяжко же придется историкам будущего, чтобы раскопать сенсацию. Все документы, до которых я, или Ляпунов, могли добраться, где есть упоминание меня, как самозванца, уже сгорели.

Так что да — идет по улицам столицы природный царь, государь-император Димитрий Иоаннович.

Лица людей… Я считаю, что для того, чтобы понять, как живет народ, достаточно пройтись по оживленным улицам и посмотреть на лица людей. Может в будущем люди и научились скрывать свои эмоции, но в этом мире простые обыватели, словно дети. Если есть причина для радости, то человек будет улыбаться и радоваться. Горевать? Так не станет скрывать свое горе за улыбками, но станет плакать.

И на улицах люди радовались. Зрители белорусской батлейки искренне смеялись, хватаясь за животы. Там показывали, как русские воины били комично представленных османских янычар [Батлейка — белорусский, литвинский кукольный уличный театр].

Женщины разодеты так, что прямо пестрит в глазах. Много персидских шелковых цветастых платков. Сарафаны так же не блеклые, а яркие. И бабоньки такие… наливные все, как здесь любят. Точно не голодают.

Мужчины важные. Я только с десяток мужиков заприметил в лаптях. А так, все либо в сапогах, или же в новомодных полусапогах, на шнурках, по сути, ботинках. Главы семейств ходят с высокоподнятыми подбородками, как могут только вольные люди, чинно присматривают товар, торгуются.

А сзади таких мужчин и женщин снуют дети, в основном лет от семи до одиннадцати. Иные либо малые и их брать не стоит, либо невесты с женихами, тут не берут по иным причинам. У каждого из детей в руках либо калач, или же сладкий петушок. Мальчики подражают своим отцам и повторяют за родителем почти каждое движение. Девочки же смотрят на матерей и, чуть пряча глаза, покорно следуют за отцом. Вот только то и дело, но пробивается шаловливость и у мальчиков и у девочек, то отбегут куда, то проявят излишнее любопытство.

Мне было приятно все это видеть, понимать, что моими заслугами русские люди сейчас не режут друг друга, не смотрят, как умирают воины Первого народного ополчения. Именно в это время в иной истории князь Трубецкой где-то рядом воевал. Нынче они радуются солнечному дню, верят в день грядущий, гордятся своей Родиной.

Телохранители не давали близко подходить ко мне, но я, поправ все правила, воодушевленный эмоциями от увиденного, дал приказ телохранителям сузить пространство, которое они для меня образуют. Я хотел поговорить с людьми.

— Тыщь! — гоман большого базара на миг заглушил гром выстрела.

— Хух! — выбило дух из одного из моих телохранителей, православного татарина из Казани Аскера Муслимова.

Это он заметил пистоль и моментально, не задумываясь прикрыл меня своим телом. Буду наедятся, что он не помрет. На каждом телохранителе была специальная одежда с множеством слоев шелка. Такая не всегда пулю пистолетную остановит, но может не дать пуле войти глубоко.

— Царь! Ляпунов! — проорал Ермолай, перекрикивая поднимающийся гвалт и восклицание особо горластых баб.

Меня бесцеремонно уложили на деревянную мостовую, моментально сверху легли два телохранителя. Тоже самое сделали и с Захарием Ляпуновым.

— Убили! Царя-батюшку убили! Кормильца и надежу нашего! — вопили бабы.

Я спокойно лежал, принимая такое неудобство, как данность. В конце концов, это же я своих телохранителей так и учил поступать. Мало ли у кого еще оружие есть, как и намерения меня убить. Обидно только, что такое настроение испортили. А еще неприятно, что есть кто-то, кто жаждет моей смерти. Нет, я пойму, если это окажется кто из иностранцев, но если свой, русский… Лучше чужой.

А еще болит рука, кабы не перелом. Теряю сноровку, хотя и периодически, для поддержания формы, тренируюсь. Не смог нормально сгруппироваться и, наверное повредил руку. Сразу не почувствовал, может из-за шока, но сейчас ощущаю чувствительную боль.

— Расступись, православные! — слышал я, как кричит Ермолай. — То государево дело, расступись, не берите грех на душу! Да что ж вы творите, христиане?

Но начальник моей охраны не мог достучаться до разума людей. Того поляка, что стрелял в меня, как мне позже доложили, рвала на клочки толпа. И то, что осталось от убийцы после того, как удалось оттеснить, впавших в безумие людей, демонстрировало, что «рвать в клочья» в данном случае не образ, а реальность. Как могла толпа вырвать у человека ухо, да ладно, его можно, но руку? А ногу?

А после меня отвели в аптеку, что была недавно открыта тут рядом, на Варварке. Там был лекарь и он осмотрел меня. При этом я говорил, чтобы везли во дворец, но нет… По установленному мной же правилу, лицо охраняемое после покушения должно подчиняться всем требованиям начальника охраны. Ермолай же посчитал, что нужно проверить меня, ну и посмотреть руку.

— Где он? Говори, стервь, где он! — услышал я одновременно и знакомый голос и непривычный для моего слуха.

Никогда не слышал, чтобы Ксения вот так грубила людям и ее тон был настолько властным и требовательным.

— Хлясь, — звонкая пощечина обожгла мою кожу на левой щеке. — Ты? Я же говорила, что не нужно ходить среди людей! Ты царь, ты император! Всем добрым быть? Не бывает этого!

Я находился в аптеке, где мне ставили шину на левую руку. Все-таки перелом в локте, даже без рентгена видно, пришлось и кость вправлять. Того, кто сообщил моей беременной жене, которая была на четвертом месяце, о том, что случилось, может на кол и не посажу, но накажу точно. Это же риск выкидыша. И так беременность протекает плохо, с постоянными токсикозами и гормональными взрывами.

Я, несмотря на боль в руке обнял жену, которая резко изменилась, теряя решительность, начиная рыдать.

— Ну, дуреха, все же хорошо. Только что люди скажут, что жена мужа своего бьет? — усмехался я, но вот Ксения отринула, подошла к ближайшему телохранителю и затребовала у него плетку.

— Бей меня, что руку подняла! — потребовала заплаканная Ксения.

— Господи, дай мне сил дождаться рождения этого ребенка! — взмолился я.

В этот же день, когда стало понятно, что в меня стрелял поляк, Земский Собор, в разрез со своими полномочиями, потребовал, чтобы я незамедлительно объявил войну Речи Посполитой. Делегаты обещали, что соберут столько денег, чтобы хватило на год войны, минимум. Много же усилий мне пришлось затратить, чтобы чуть погасить воинственный огонь.

Успеется еще и с Польшей повоевать и со всеми остальными. С таким народом, что у меня, теперь горы сворачивать можно и замахиваться не на размеренное развитие, а на резкий взлет Российской империи.

Конец 5-й книги.

Впереди последняя книга, где события будут происходить уже через некоторое время. Большие войны, освоение Дальнего Востока, многие испытания еще впереди, но они позволят окончательно построить Великую Россию.

Напоминаю, что у вас есть возможность отблагодарить и простимулировать, а так же важны «сердечки» и комментарии.

Спасибо, что были со мной! Встретимся!