На щеки падают капли дождя. Ноги шлепают по грязи велосипедной дорожки и брызги мутной воды оставляют следы на носках моих теннисных туфель. Мокрые ветки хлещут по лицу, но мне все равно. У меня осталось не так много времени. Я буду бежать так быстро, как только смогу, потому что, когда достигну железнодорожных путей, неровные линии путей и гравий заставят идти пешком. А Аарона там может и не быть.
Эта мысль отвлекает. Что я буду делать, если его там не будет? Он сказал, что живет рядом с мостом, но понятия не имею, где именно. Леса вокруг водопада слишком густые, чтобы их исследовать, особенно, если я не знаю, с чего начать. Если Аарона не будет на мосту к моему приходу, у меня не будет выбора, кроме как ждать его появления перед смертью, чтобы поговорить с ним о метке Кайла. Надеюсь, у меня будет время разузнать обо всем до того, как умру.
Велосипедная дорожка U-формы следует вокруг вяза, но вместо того, чтобы идти по ней обратно на стоянку к своей машине, я пробираюсь сквозь деревья и иду по другой дорожке. Кайл назвал её оленьей тропой, когда мы впервые её обнаружили. Это было до того, как узнали, что у неё уже есть имя: тропа «после вечеринки». Она утыкалась в крутой, гравийный уклон.
Натянутая, как параллельные серебряные змеи железная дорога, прорезает толщу блестящих и скользких от дождя деревьев в обе стороны. Я поднимаюсь по уклону и иду по рельсам, перепрыгивая с одной рельсовой связи на другую.
За спиной грохочет гром над Кэрролл Фоллс. Меня окружает влажный, минеральный запах. Я уже близко. Прямо за поворотом Мост Прыгунов — скелетный гигант, подвешенный над отвесным обрывом. Мышцы ног дергаются, готовые двигаться быстрее, но сдерживаюсь. Не хочу споткнуться, удариться головой или сломать шею. Лежать без сознания и истекать кровью у железнодорожных путей вряд ли так же хорошо, как подавиться мороженым. И я не смогу ни с кем попрощаться.
В поле зрения появляется извивающаяся задняя часть моста, и дождь резко останавливается, как будто Бог выключил дождевой кран и переключил на солнце.
Сверкающий солнечный свет пробивается сквозь облака, когда в последний раз прыгаю на рельсы. Без охлаждающего дождя воздух стал душным и гнетущим. Я снимаю промокшую толстовку, обвязываю её вокруг талии и выжимаю свой конский хвостик. Довольно привлекательно.
Промокнув до нитки, я стою у начала пустынного моста, как раз там, где стояли Хейли и Кайл, держась рука об руку в начале моего сна. Деревянные балки целые по всей длине моста, и ни одна черная фигура в капюшоне с окровавленными пальцами не прячется под металлическими тросами. Я поворачиваюсь и осматриваю лес и железнодорожные пути позади себя. Ничего. Я совершенно одна.
Я могла бы осмотреть еще одно место, прежде чем сдаться и поехать в лагерь Констанс, но не думаю, что Аарон будет там. Ему придется спрыгнуть с моста, чтобы спуститься к реке. Но в моих интересах, если я все тщательно проверю.
Я поднимаю ногу и думаю о том, что смогу пересечь мост и по опорам, стоя в том же месте, где мои лучшие друзья умерли во сне, останавливаюсь. Знаю, я суеверная и глупая, но все же отхожу от входа на мост и спускаюсь по гравию с рельсов.
В пятидесяти футах от моста стоит тощее дерево, которое цепляется за клочок грязи у края обрыва. Возможно, если использую это дерево как опору, то смогу оттуда увидеть русло реки.
Испугавшись, что грязь развалится под моим весом, я осторожно подхожу к дереву. Когда подхожу достаточно близко, хватаюсь за ствол и жду, пока сердце не перестанет бешено колотиться, наперебой с лёгкими.
Я наклоняюсь как можно дальше, не отпуская ствола, но все еще не вижу реки, пока обнимаю ствол дерева. Я тихо проговариваю молитву, взявшись обеими руками за ближайшую ветку и выгибаюсь навстречу бушующей реке.
Черт возьми, это завораживает. Ветер хлещет мой хвост по плечам, когда смотрю на острые валуны далеко внизу, которые разрезают своей мощью пенящуюся белую воду.
Единственное живое существо, которое можно увидеть — цаплю, которая взгромоздилась на упавшую ветку дерева, высматривая рыбу на поверхности воды.
Аарона там нет. Его здесь вообще нет. Я потратила минут двадцать из последних трёх часов моей жизни впустую.
Я крепко держусь за ветку дерева и спускаюсь обратно. Глотая воздух, пока пульс замедляется, я хватаюсь за ствол дерева и оглядываюсь на мост. С этого угла я могу видеть сквозь металлические опоры моста. И я вижу Аарона.
Он стоит у всех на виду, разутый и голый по пояс, его ноги балансируют на верхней части ограждения в середине моста. Его глаза закрыты, и он сжимает опоры моста по обе стороны от него. С такого расстояния трудно разглядеть, но его грудь и живот выглядят странно — они местами обесцвечены. Может, это туман, поднимающийся от водопада.
Но что, черт возьми, он там делает? Висит на мосту, окруженный только воздухом и четырьмя дюймами перил между ним, и валунами, усыпанными вдоль русла реки? У него есть предсмертное желание, или ещё что-то?
Когда он наклоняется и повисает над бездной, ветер треплет его темные волосы. Заманчивый ветер, который сдует его прямо вниз. Дерзкая Смерть. Его пальцы сжимаются вокруг перил, но это не удержит его от падения; он всё еще держится там только из-за своей стальной хватки.
— Боже мой, Аарон! — Я кричу. — Что ты делаешь?
Если он меня слышит, то этого не показывает. Он улыбается и поднимает свое умиротворенное лицо к небу. И отпускает перила…
Он летит вниз через туманный воздух под мостом, падая ниже хребта утеса, где я его не вижу.
— О, Боже мой!
Я отпустила дерево и помчалась по краю обрыва.
— Аарон! Аарон! — Я обязана добраться до него. Должен быть другой путь вниз. Я не умею плавать, но если бы могла туда спуститься, то нашла бы ветку и вытащила его. Возможно, он уже без сознания или мертв. С другой стороны моста виднеется крутая тропинка, усеянная пустыми пивными банками и бутылками из-под ликера, которая ведет вниз по утесу к плоскому валуну у самого дна.
Я смогу спуститься к нему, если перейду мост.
Я всегда немного боялась высоты, но сейчас меня сдерживает не этот страх. Это какой-то глупый сон. Я должна взять себя в руки и пересечь проклятый мост. Аарон может истечь кровью и умереть.
— Привет, Либби.
Я вскрикиваю и оборачиваюсь, когда Аарон отходит от входа на мост, с огромной усмешкой на лице. Его ботинки связаны шнурками между собой и перекинуты через плечо. Как и его рубашка, он совершенно сухой.
Добавим ещё две суперспособности в список: как смертоносный лебедь ныряет в наполненные валунами реки и телепортацию. Он скользит вниз по гравийной насыпи и неспешно направляется ко мне.
— Какого черта это было? — Я сжимаю кулак и бью его по руке. — Ты меня напугал!
— Что? Ты наблюдала за мной? — Его щеки покраснели, когда он потер место, где я ударила его.
— Я думала, ты пытаешься покончить с собой. Я побежала за тобой.
Его лицо на мгновение расслабляется, затем он качает головой и ухмыляется.
— Значит, ты собиралась спрыгнуть с обрыва и спасти меня?
— Может быть, могла бы… — ну, нет. — У меня горят щеки. Я смахиваю невидимую грязь со штанов и рубашки, пока не исчезнет огненное ощущение. — Что, черт возьми, ты вообще делал? Казалось, что ты этого хотел… — я протягиваю руку в сторону моста. — Даже не знаю, что это было.
— Я просто немного веселился, вот и все, — вмешивается он, прежде чем успеваю сказать что-то еще. Но, на самом деле, я не купилась на это. Эта спокойная улыбка прямо перед тем, как он прыгнул говорила мне, что это было больше, чем «просто немного повеселиться».
Он подталкивает мой локоть и посылает игривую улыбку, которая заставляет мои колени дрожать, и я на мгновение забываю, что он воплощение смерти.
— Так что ты здесь делаешь так рано? — говорит он.
— Рано? Ты знал, что я приду?
— Конечно. Ты приняла решение?
— Разве ты не знаешь? — Я скрещиваю руки на груди. — Телекинез не является одной из твоих суперспособностей?
— Нет. Знать, где будут люди, когда они умрут — моя работа, Либби. — Он не закатывает глаза, но говорит так, будто очень хочет. — Если ты продолжишь идти по этому пути, ты будешь на этом мосту, когда придет твое время.
— Правда? — говорю ему, а потом бормочу себе под нос: — но я хотела быть у Фостера, когда умру. Смерть от шоколада.
— Ну, кафе у Фостера — это то место, где ты должна была быть еще несколько минут назад. Что-то изменилось.
Он поднимает брови.
— Ты приняла решение?
— Если честно… — Я прикусываю нижнюю губу. — Сначала у меня есть пару вопросов.
— Хорошо, — говорит он. — Начинай.
— Вчера в школе ты сказал, что душа Миссис Лутц сломана. Что с ней?
Аарон не отвечает. Не двигается. Он просто смотрит на меня, уперев руки в бедра, как какой-то молчаливый пират.
— Ну?
— Это урок для другого дня, — наконец говорит он. — Если ты согласишься на эту работу.
— Ну, я не возьмусь за эту работу, если ты не ответишь.
— Почему ты хочешь знать? — Звучит мило, но он все еще не двигается. Если бы не его губы, могло бы показаться, что я беседую со статуей.
Делаю глубокий вдох. Моя первоначальная тактика не работает. Я должна прекратить обманывать его и сказать правду. Может, он пожалеет меня.
— Слушай, у моего лучшего друга трещина на лице, как у Миссис Лутц. Кроме того, она гораздо чернее и толще, но и вещество внутри неё выглядит так, будто оно, не знаю, — я вздрагиваю, — живое!
— О, — бормочет Аарон. — Я понял. — Его взгляд опускается на мои ноги.
— Вчера у него не было этой штуки. Что это значит, Аарон? Как Кайл и Миссис Лутц могут быть со сломанными душами?
Аарон, наконец, зашевелился. Он опускает руки с бедер и поворачивается к дереву, на котором я висела несколько минут назад, у обрыва.
— Марджи Лутц отмечена, потому что помогла кому-то, кому не должна была. Не знаю, что она тогда сделала, поэтому думаю, что ее метка слаба. Надеюсь, это не слишком сильно будет на нее влиять. — Он поворачивается ко мне, его глаза мерцают на солнце. — Что касается Кайла, то я… не знаю, почему он отмечен. Он еще ничего не сделал.
— Еще? Отметина Кайла показывает что-то, чего не было?
— Да. — Аарон смотрит на мост. — Если бы он уже это сделал, мы бы знали.
— Что? Мы бы знали, что именно? — Мои ногти впиваются в ладони, но я не обращаю внимания на боль.
— Если бы он изменил план.
— Аарон, ты ходишь вокруг да около и бесишь меня.
— Хорошо, я все объясню. — Он шагает ко мне, его челюсть решительно сжата. — Существует план смерти, что-то вроде расписания. Затемнение души говорит нам, что человек достигает его назначенного времени смерти.
— Я уже в курсе, — перебиваю я, и он закатывает глаза.
— Ты можешь просто послушать? — Прежде чем продолжить, он бросает на меня холодный взгляд. — Но у людей есть свобода воли. Эта свобода означает, что ты никогда не знаешь наверняка, какой выбор сделает человек. И иногда они решают изменить свой план.
— Подожди, что ты имеешь в виду? Убийство?
— Да. — Аарон коротко встречается со мной глазами и продолжает идти и говорить. — Но его смерть не случайна. К примеру, парень, который случайно переехал девушку на своем грузовике, не считается убийцей. Это запланированная смерть. Человек должен добровольно вызвать незапланированную смерть, чтобы получить отметку. Чем больше они ответственны за смерть, тем шире и чернее метка.
— Но ты сказал, отметина Кайла показывает то, чего еще не произошло. Как он может быть отмечен за то, чего даже не сделал?
— Я не знаю, как это работает, но иногда знак появляется раньше, чем человек что-то совершает. Иногда, она появляется до того, как они сами понимают, что должны что-то сделать. — Аарон пожимает плечами. — Это очень удобно. Я чувствую, когда появляется метка, и знаю, что мне нужно следить за этим человеком, так что я уже там, когда это происходит.
— Под словосочетанием «это происходит» ты подразумеваешь убийство?
Аарон кивает.
Я прокручиваю в голове наш вчерашний разговор с Кайлом; вспоминаю, как он стучал барабанной палочкой по своему бедру и как расколол её о знак стоп, но больше всего мне вспоминался черный пузырящийся ил в его душе. Это вещество олицетворяло само зло, но было ли этого зла достаточно, чтобы убить кого-то?
Это не может быть правдой. Кайл никому не причинит вреда. Конечно, он бьет вещи, он ведь ударник. Из нас троих он всегда был самым спокойным, полная противоположность вспыльчивой личности Хейли (огонь и лед, так сказать). Аарон не прав, Кайл должен жить!
— Думаешь, Кайл собирается убить кого-то? — Это звучит по-идиотски даже в качестве вопроса. Это никак не относиться к Кайлу.
Но Аарон снова кивает, и мой живот сжимается.
— Либо убьет кого-то другого, либо себя, — говорит он.
Самоубийство. Теперь в этом больше смысла. Я скорее увижу, как Кайл причинит боль самому себе, чем кому-то, хотя не могу представить, что заставило бы его сделать это.
— Так что значит, когда кого-то помечают? — я спрашиваю. — Что происходит дальше?
— Не знаю, что происходит, когда они покидают меня, но могу лишь догадываться, что не к чему хорошему. — Аарон дрожит.
Он качает головой, и, хотя солнце пробивается сквозь дождевые тучи, его глаза темнеют.
— Я знаю, что отмеченный человек не видит меня как потерянного родственника или друга, когда я прихожу за ним, как бы сильно я не старался. Они видят во мне традиционного Жнеца Смерти: черный капюшон, серп — сама знаешь, это моя работа.
Работа. Это вообще не хорошо.
Жнец-Смерти-Аарон из моего кошмара появляется на ум так красочно, что я почти вижу ужасающий образ, наложенный на его тело. Холодные, костлявые пальцы, покрытые капельками крови. Лицо, скрытое черным, изодранным капюшоном.
Человек, которому суждено было увидеть этого демона, никак не мог отправиться к жемчужным вратам.
— Значит, они направляются в ад? — С подола моей футболки стекают капельки дождевой воды, когда я нервно кручу ее в руке.
— Надеюсь, нет. — голос Аарона мягкий и низкий. — Но я не знаю. Не уверен в этом.
Может, он и не хочет этого признавать, но мне кажется именно так. И когда-нибудь, это будет ждать Кайла? За самоубийство? Это кажется неправильным.
— Ты же выступаешь в роли Жнеца и для самоубийц тоже? — Я проговариваю тихую молитву, надеясь, что он скажет «нет». Он должен сказать это. Это не может случиться с Кайлом. Мой лучший друг не должен иметь с этим дело.
— Да. — Аарон хмурится, глядя на землю у моих ног и на мой живот. — Самоубийство — это внеплановая смерть, которая осуществляется по доброй воле. У меня нет другого выбора.
— Но это несправедливо. — Я подхожу ближе к нему, мой голос поднимается с каждым шагом. — Самоубийство — это когда ты вредишь только самому себе, не причиняя ничего плохого другим. Это болезнь, а не то, что должно быть наказуемо.
— Можешь мне об этом не говорить. — Аарон отступает на шаг, руки скрещены на груди. — Ты права. Это несправедливо. Но так оно и есть. Как бы мне ни хотелось, я не могу ничего изменить, также, как и ты.
— Значит, это конец? — У меня опускаются руки. — Кайл попадет в ад, и я ничего не смогу сделать с этим…
— Я же сказал, что не знаю, что происходит, когда они уходят. — Аарон опускает руки в свои карманы. — Но он может избежать этого, если передумает.
Мое сердце подпрыгивает, когда я отчаянно хватаюсь за ниточку надежды, которую Аарон только что дал мне.
— Метка исчезнет, если он передумает?
— Да, это возможно. В этом прелесть свободы воли. — Он ухмыляется, и я резко выдыхаю.
Аарон, должно быть, видит облегчение на моем лице, потому что качает головой и говорит:
— Не хочу тебя расстраивать, но это случается не часто. За сорок лет я видел исцеление только дважды.
Мне все равно, что он видел это всего дважды. Дважды лучше, чем никогда. Дважды значит, у Кайла есть шанс. И у него есть я. Мне просто нужно убедиться, что он передумает. Но как могу это сделать, если решила умереть через несколько часов?
— Это всё? — Я вздрагиваю, когда Аарон это говорит. — У тебя есть еще вопросы?
— Вообще-то, да. — Я прохожу мимо него. Не хочу, чтобы он видел хитрость в моих глазах. — Ты сказал, я буду тренироваться с тобой неделю, не так ли? Для того, чтобы узнать, как использовать свои силы и прочее.
— Да.
— Что, если после семи дней, я решу, что не хочу эту работу. Я вынуждена буду её принять?
— Нет, но будут последствия.
Мой желудок делает сальто. Возможно, все получится. Если буду следовать плану и тренироваться с Аароном, я смогу сохранить себе семь дней, чтобы разобраться с отметкой Кайла и убедиться, что он передумает. Затем, когда обучение закончится, я скажу Аарону: «спасибо, но нет», и буду на пути к Великому Забвению. К черту последствия.
— Окей. — Я встаю перед ним. — Я дам тебе ответ после тренировки.
— Прости, Либби, — говорит он, хотя я не уверена, что он действительно сожалеет. — Так не получится. Мне нужно знать твой ответ сегодня.
— Почему? Если меня не заставляют соглашаться на эту работу, зачем тебе знать об этом сегодня?
— Потому что не смогу обучить тебя, если у тебя не будет сил.
— Но они есть. Я вижу души. У меня болела голова, помнишь?
— У тебя есть некоторые силы, но не все. — Он крутит кольцо на большом пальце. — И я не могу отдать их тебе без обязательств. Ты должна согласиться на эту работу, или ничего не получится.
— А если я скажу, что в деле, но не всерьез?
— Ты умрешь сегодня. Ровно в 15:12. Ты пытаешься обмануть не меня, Либби. Ты пытаешься обмануть себя. И если передумаешь после того, как согласишься на эту работу…
— Дай угадаю. — Я провожу большим пальцем по горлу.
— Да. В следующий раз в 15:12. Это произойдет автоматически. Нет ничего, что мы можем сделать с этим. Но есть еще кое-что. — Он чешет свою щеку. — Тебе придется встретиться с Абаддоном, чтобы отказаться от своего контракта.
— Зачем? Что может изменить мое решение не стать Жнецом? Я уже умираю, а ты по-прежнему Жнец. Ничего не изменится.
— Да, но это серьезная работа с долгосрочными обязательствами, которая включает в себя много тренировок. Вот почему я должен рассказать тебе, каково это быть Жнецом, прежде чем ты примешь эту работу. Поэтому ты не можешь сказать, что ничего не знала. Думаю, Абаддон хочет убедиться, что только серьезные люди согласны на это. Он не бывает добр к своим Жнецам, нарушающим обязательства. — Лицо Аарона на мгновение теряет цвет, затем он улыбается и пожимает плечами. — Но ты не обязана соглашаться на эту работу, Либби. У твоего друга останется метка, но ты сможешь умереть сегодня, если хочешь. Никаких последствий.
Мой простой, но блестящий план летит в мусорку.
Мне не нужна работа Аарона. Это ужасно. Бродить по улицам этого дурацкого города, год за годом, вечный подросток, который никуда не может уйти. Смотреть, как моя семья волнуется, когда я не прихожу домой, потом рыдает, когда понимает, что я мертва. А я не смогу их утешить или помочь.
Они могут подумать, что меня убили?
Конечно, я бы использовала семь дополнительных дней, чтобы убедиться, что Кайл поправится, но что, если это произойдет вновь? Что, если Хейли получит отметку? Или мама? Или Макс? Я бы знала обо всем этом, но не смогла бы вмешаться, только наблюдать.
Помимо этого, хуже всего то, что буду смотреть, как каждый из них умрет. Кто захочет такой жизни?
Аарон может сказать, что это здорово, но он сам пытается избавиться от этого.
Но, с другой стороны, я не хочу умирать. По крайней мере, у меня будет семь дней — я смогу исправить метку Кайла и как следует попрощаться с друзьями и семьей.
Аарон говорит, у меня есть выбор, но оба варианта — отстой. Почему я не могу просто жить? Почему нет такого варианта? Я хочу жить. Почему я не могу вырасти, поступить в колледж, иметь карьеру, семью и просто жить?
Мое тело сотрясают рыдания. Колени подгибаются, и я падаю к ногам Аарона. Я зарываюсь лицом в ладони и выпускаю все, что накопилось внутри. Весь страх, беспокойство и печаль, которые копились во мне с тех пор, как Аарон впервые спас мне жизнь.
Аарон садится в траву рядом со мной и кладет свою руку на мою. Я представляю себе след крови, который стекает по коже там, где он касается меня, но не отстраняюсь. Вместо этого наклоняюсь к нему и прижимаю щеку к его плечу. Он обнимает меня за талию и прижимает мою голову к груди.
Мой нос заполняет сладкий, землистый запах, и я глубоко вдыхаю. Мое дрожащее дыхание соответствует ударам его сердца.
— Тебе нужно больше времени на раздумья? — он шепчет мне в волосы. — У тебя еще есть два часа, если хочешь.
Я отрицательно качаю головой. Что бы он ни говорил, это решение — иллюзия. У меня нет выбора. У меня никогда его и не было, потому что я умираю.
Кайл нуждается во мне, и мне нужно время. Если становление четвертой всадницей апокалипсиса купит мне время, то дайте мне косу и зовите Жнецом Смерти.
— Ну, да.
Я поднимаю голову и нахожу его лицо. Его глаза успокаивают меня, но не думаю, что Аарон использует свою расслабляющую силу. Думаю, это потому, что мой разум готов. Я сделала выбор.
— Я сделаю это, — говорю я. — Даю слово, сто процентов.
— В самом деле? — Аарон сжимает мою руку и пытается скрыть улыбку, которую все еще вижу в его глазах.
— Да, — говорю я. — Удивлен?
— Не знаю. Со всеми этими слезами, я думал, ты скажешь, что хочешь умереть.
— Ну… — я вытираю слезы рукавом. — Наверное, я полна сюрпризов, не так ли?
Аарон хихикает и прижимает меня ближе. Приятно, когда он обнимает меня, даже если он — единственная причина моей боли.
— У меня есть еще один вопрос, Аарон. — Говорю я, немного успокоившись, чтобы у меня снова не нахлынули слезы.
— Да?
— Это правда? Ты действительно кого-то убил?
Проходит несколько мгновений, и я думаю, что он не ответит. Затем парень вздыхает, и его дыхание щекочет мой лоб.
— Мой ответ изменит твое решение? — Его голос напряжен и измучен.
— Нет. Я просто хочу знать.
Это правда.
Его руки сжимаются вокруг меня, и он глубоко вдыхает и также медленно выдыхает.
— Это правда, — шепчет он мне в волосы. — Я убил двух человек.
Я отстраняюсь от его груди и ищу в его чересчур светлой душе остатки черной трещины.
Но ее нет. Он такой же чистый, как Макс.
Как такое может быть? Он сказал, что убийц помечают. Как Кайл может быть отмечен за что-то, чего еще даже не сделал, тогда как Аарон признается в убийстве двух человек и на нем нет меток?
— Но ты не отмечен. — говорю я.
— Я Жнец. Мои метки прощены. — Он не хочет смотреть на меня. Вместо этого наблюдает за черной птицей, парящей в небе. — Теперь ты передумаешь, не так ли?
Конечно, поступки Аарона беспокоят меня, но это было сорок лет назад. По явной печали в его глазах и мрачной линии губ, могу сказать, что он сожалеет. Но это не имеет значения. Я делаю это не ради него. Я делаю это ради Кайла.
— Я не передумаю, — твердо говорю. — Я сказала, что сделаю это — не стану менять своего решения.