Индиго

Глава 3

Когда на следующее утро Эстер вошла в подвал с подносом для завтрака, его там не было. Она предположила, что он пошел в уборную, поэтому поставила поднос на столик у койки и села в кресло-качалку, ожидая его возвращения. Она старалась не расстраиваться из-за его исчезновения. В конце концов, у каждого были свои потребности, особенно по утрам, но мысль о том, что его ищут ловцы рабов, заставляла ее нервничать. Ей казалось, что он намеренно подвергает опасности всю общину просто потому, что ему не нравилось пользоваться горшком, стоявшим в углу. Она успокоилась и решила, что не стоит расстраиваться. Меньше чем через неделю он поправится настолько, что сможет путешествовать, и, таким образом, исчезнет из ее жизни.

Через несколько мгновений он, прихрамывая, вошел в комнату, опираясь на трость, которую одолжила ему Би. Он бросил один взгляд на ее суровое лицо и сказал:

— Ты похожа на недовольную школьную учительницу, раскачивающуюся в кресле, мисс Уайатт.

Он опустился на койку, на его лице ясно читалось напряжение.

Эстер предпочла не отвечать на его нелестное замечание. Вместо этого она сказала:

— Вчера вечером на чай заходили ловцы рабов.

Он повернулся и уставился на нее. Она была рада видеть, что наконец-то завладела его вниманием. Он оценивающе посмотрел на нее, затем сказал:

— Начни с самого начала.

Эстер рассказала историю визита Шу. Единственной деталью, которую она не стала разглашать, было обещание Шу отправить ее на плаху. Когда она закончила, Эстер спросила:

— Теперь ты понимаешь, почему я раскачиваюсь, как разочарованная школьная учительница? Выходя на улицу, ты ставишь под угрозу все, над чем мы работали, чтобы сохранить этот маршрут безопасным. Я не возражаю против того, чтобы выносить горшок, я постоянно делаю это для пассажиров.

— Где я предпочитаю справлять нужду, тебя не касается, мисс Уайатт.

— Касается, когда на моем крыльце находятся ловцы рабов, мистер… — Она понятия не имела, как его называть. — Как ты предпочитаешь, чтобы к тебе обращались?

Он улыбнулся про себя. Только что она была мегерой, а в следующий момент — чопорно вежливой. От побоев, которые он получил от ловцов рабов, у него раскалывалась голова. Пульсация значительно уменьшилась со вчерашнего вечера, но то, что она отчитывала его, казалось, только усиливало боль. Если бы он был здоров, он смог бы справиться с Эстер Уайатт и ее властным характером, но сейчас он был в ее власти.

— Как долго я здесь нахожусь? — спросил он.

— Это уже четвертый день.

Эстер все еще ждала, когда он назовет ей свое имя.

— Меня зовут Гален.

Эстер была уверена, что он назвал просто какое-то имя. Вряд ли он открыл бы ей, незнакомке, свою истинную личность, но, пока он оставался здесь, она будет называть его Галеном.

Гален жалел, что у него нет двух здоровых глаз; ему было больно пытаться сфокусировать на ней взгляд. Из-за опухших глаз он имел лишь смутное представление о том, как она выглядит на самом деле: невысокая, темнокожая, с приятной внешностью, с копной густых черных волос, собранных на затылке, как у старой девы.

Его мысли прервало урчание в животе. Он взглянул на поднос, на котором, по-видимому, был его завтрак.

— Ты наказываешь меня за то, что я вышел на улицу, остывшей едой?

Эстер посмотрела на поднос и подумала, есть ли у него вообще какие-нибудь манеры. Она молча отнесла поднос к койке и поставила рядом с ним. Вблизи она увидела, что на его лице выступили капельки пота. Она положила ладонь ему на лоб и с неудовольствием обнаружила, что у него снова поднялась температура из-за того, что он вышел на улицу. Она ощупала его рубашку спереди. Голубая фланель была влажной от пота.

— Тебе, — сказала она ему, — нужен сторож.

Она подошла к старому сундуку и достала еще одну поношенную рубашку, которая показалась ей достаточно большой, чтобы вместить его мускулистое телосложение. Вернувшись, она протянула ее ему. Ровным голосом она обратилась к нему с просьбой.

— Надень ее, пожалуйста.

Ей показалось, что на мгновение он улыбнулся, но из-за изуродованного лица она не могла быть в этом уверена.

Он взял рубашку из ее рук, и она подождала, пока он снимет старую и наденет новую. В какой-то момент она попыталась помочь ему из-за его перевязанных ребер, но один взгляд угольно-черных глаз заставил ее держаться на расстоянии.

Когда он закончил, то спросил:

— Насколько остыла моя еда?

Эстер ответила:

— Не настолько, как бы мне хотелось.

Тогда он улыбнулся.

— Ты всегда такая воинственная, мисс Уайатт?

— Как правило, нет.

— Жаль. Воинственные женщины, как правило, страстные, — добавил он.

Что-то в его низком тоне коснулось ее, как легкое дуновение ветерка, а затем исчезло.

— Я думала, ты похищаешь рабов. Я и не подозревала, что ты еще и специалист по женщинам.

— Женщины — не самый лучший предмет для изучения. Они либо страстные, либо нет.

Эстер знала, что женщины немного сложнее, чем он предполагал. Она подумала про себя, как, должно быть, удобно быть мужчиной и достаточно уверенным в своей мужественности, чтобы так отзываться о предполагаемом слабом поле. Она просто покачала головой и сказала:

— Я бы с удовольствием обсудила достоинства твоих аргументов, но их нет, поэтому я удаляюсь.

— Я думал, ты настроена воинственно.

Его мягкий голос остановил ее. Она ответила:

— Только не с раненым противником. Победить в этом споре вряд ли будет честно, учитывая ваше состояние, сэр.

Эта мягко произнесенная колкость задела его. Гален взглянул на нее в новом свете.

— У тебя очень острые коготки, Индиго. Ты из тех женщин, которым не нравятся мужчины?

Эстер чуть не пропустила вопрос мимо ушей, потому что ее мозг зацепился за то, что он назвал ее Индиго.

— Нет. Некоторые из мужчин, с которыми я знакома, — выдающиеся личности.

Гален подумал, что имя Индиго ей очень подходит. Руки были единственной частью ее тела, которую он мог видеть без особого труда. Однако ему пришло в голову, что это может показаться ей оскорбительным, поэтому он сказал:

— Я не хотел обидеть тебя, назвав Индиго, мисс Уайатт. В моей работе кодовые имена — обязательное условие. Поскольку у тебя такие характерные руки… — Он пожал плечами. — Прошу прощения.

— Это прозвище меня не оскорбляет, — честно ответила она. Однако ее удивило его нежное отношение к ее чувствам. — Однажды мне сказали, что мои руки заклеймят меня как рабыню до конца моих дней.

— Они были правы, но до тех пор, пока это не определяет, кто ты на самом деле, цвет твоих рук, как и цвет твоей кожи, не имеет значения.

Она одарила его доброй улыбкой.

— Ты говоришь, как моя тетя Кэтрин. Она научила меня гордиться жизнью, которую я вела.

— Где она сейчас?

— Она скончалась несколько месяцев назад. Я все еще очень скучаю по ней.

Гален ждал, когда горе заставило ее замолчать. Затем она сказала:

— Это был ее дом. Они с моим отцом выросли под этой крышей.

Гален спросил:

— Твой отец где-то в Дороге?

— Нет. Он умер, не дожив до моего третьего дня рождения.

— А твоя мама?

— Понятия не имею. После моего рождения нас с ней продали в разные места. Моя тетя так и не смогла узнать, где она находится.

Гален подумал, насколько похожи их жизни. Несмотря на то, что он родился свободным, он тоже вырос, не зная своих родителей.

— У тебя наверняка есть муж. Ты ведь живешь здесь не одна, не так ли?

— Нет, я живу одна. У меня есть жених, но он в Англии до весны.

Гален на мгновение задумался, не был ли ее жених аболиционистом, затем спросил:

— Когда твоя семья сбежала и перебралась на север?

Эстер покачала головой в ответ на его ошибочное предположение.

— Сбежала только я. Моя тетя и остальные Уайатты были свободны с тех пор, как моему прадеду была предоставлена свобода в обмен на то, что он завербовался в армию во время войны за независимость.

У Галена начала раскалываться голова, когда он попытался осмыслить ее рассказ. Если ее тетя и отец были свободны, то как получилось, что Эстер и ее мать были проданы? По закону, дети, рожденные от свободных женщин, не могли быть отправлены на плаху. Он огляделся в поисках ответа на загадку.

— Значит, твоя мать была рабыней?

— Да. Мой отец продал себя в рабство, чтобы жениться на ней.

Гален в шоке уставился на нее. Он никогда о таком не слышал!

Эстер заметила его взгляд и ответила горьким смешком.

— Да. Он был свободным моряком торгового флота. По словам одного из помощников моего отца, однажды утром моя мать и ее хозяин пришли на корабль, чтобы просмотреть грузовую декларацию, и мой отец влюбился.

— Почему он не предложил купить ее?

Эстер пожала плечами.

— Помощник сказал, что мой отец пытался, но владелец не согласился. В письме, которое мой отец написал тете Кэтрин, он писал, что продать себя было единственным доступным решением в то время.

Помолчав, Эстер добавила:

— Любовь, должно быть, ужасная вещь.

Она стряхнула с себя меланхолию, грозившую охватить ее из-за трагической судьбы ее родителей, и взяла поднос с едой.

— Я разогрею тебе завтрак.

Гален кивнул и проводил ее взглядом.

Через несколько минут она вернулась с его завтраком и оставила его есть. Когда она вернулась, чтобы забрать его поднос, то обнаружила, что он съел все яйца всмятку и картофель, но настойка, которую он должен был выпить от боли в ребрах и лодыжке, осталась нетронутой в маленькой оловянной чашечке.

— Ты не выпил свое лекарство, — заявила она.

— Оно усыпляет меня. Я не могу думать, когда сплю.

— Ты вообще не сможешь думать, если не восстановишься полностью.

Он все еще был поразительно похож на гомеровского циклопа. Единственный глаз, который так притягивал внимание, смотрел с лица, менее опухшего, но с более отчетливыми фиолетовыми, желтыми и синими синяками.

— Ты должен выпить эту настойку.

В ответ он спросил:

— Как долго ты живешь в этом доме?

— С девяти лет, но сейчас речь не обо мне. Выпей это.

Она протянула ему чашку. Он посмотрел на нее, и, хотя она почувствовала, что ее начинает трясти, она не вздрогнула и не отступила.

Он спросил веселым голосом:

— Если я выпью это, ты уйдешь?

— Поспешно, — ответила она.

К ее удивлению, он взял чашку из ее рук, но пить не стал. Вместо этого он решительно поставил ее на маленький столик у кровати.

— Нам нужно поговорить о предателе.

Эстер уже не знала, что думать.

— Нам нечего обсуждать, пока ты не поправишься. Посмотри на себя, от простого приема пищи тебя бросает в пот.

Эстер наклонилась и взяла чашку. Спокойным голосом она сказала:

— Хорошо, не пей. Я просто добавлю настойку тебе в еду, как это делают с упрямым ребенком.

Когда она направилась к потайной двери, он проворчал:

— Ты не посмеешь.

Она обернулась.

— Ты плохо меня знаешь.

— Эстер Уайатт!

— Я вернусь позже.

Гален все еще выкрикивал ее имя, когда стена закрылась.

Позже, тем же вечером, Эстер принесла ему ужин. Он с подозрением посмотрел на тарелку с бататом и курицей.

— Лекарство где-то здесь?

Эстер не стала лгать.

— Да, если хочешь знать, оно в батате.

— По крайней мере, ты не врешь, — неохотно признал он. Он отставил тарелку в сторону.

Эстер хотелось выругать его, когда он отставил тарелку в сторону, но она придержала язык. Рано или поздно он поест — даже могучий Черный Дэниел не сможет выжить без пищи, а с таким количеством пищи, которое он поглощал в последнее время, она сомневалась, что он продержится долго. За последние полтора дня его аппетит заметно улучшился, что было поразительно для женщины, которой никогда не приходилось кормить взрослого мужчину его комплекции. Он съедал все, что она ставила перед ним, в большинстве случаев по две порции. Было очень жаль, что характер его лучше не стал.

— Тебе нужно что-нибудь еще? — спросила Эстер.

Сегодня вечером пассажиров не было, особенно с учетом того, что Шу все время что-то вынюхивал. Она планировала использовать свободный вечер, чтобы написать Фостеру, своему жениху.

— Ты можешь принести ножницы и убрать это рукоделие с моего бока.

С самого утра шов ужасно чесался.

— Нитки уберут, когда придет время, не раньше.

— Ножницы, Эстер Уайатт.

— Тебе когда-нибудь приходит в голову сказать "пожалуйста"?

— Да, приходит.

Эстер считала его самым несносным человеком из всех, кого она когда-либо имела несчастье встречать, и поэтому спокойно сказала ему:

— Я видела больных детей, которые, лежа в постели, вели себя лучше, чем ты. Тебе никогда не прописывали постельный режим?

— Нет.

— Даже когда ты был ребенком?

— Я ни разу в жизни не болел и не был ранен. До сих пор я вел вполне благополучную жизнь, но благодаря одному из твоих соседей, похоже, все изменилось.

Эстер все еще считала его обвинения оскорбительными.

— Вы клевещете на нас без причины, сэр.

— Близость смерти — достаточная причина.

У нее не было желания продолжать этот разговор.

— Я оставлю тебя наедине с едой.

— Бегство от правды ничего не изменит. Среди вас есть предатель, и чем дольше ты отрицаешь эту возможность, тем больше жизней подвергаешь опасности. Приятных снов, мисс Уайатт.

Эстер плохо спала. Она провела беспокойную ночь, ей снились ловцы рабов, собаки и одноглазый Черный Дэниел.