Фанерон. Начальники

Ботинки со скрипучим чавканьем месили грязь — глазурь чернокаменских дорог. С каждым шагом креп диковатый парадокс теплеющего воздуха и холоднеющего ветра. Меж рублёных рёбер улиц проглядывались очертания портовых кранов. Евгений вспомнил, с какой настойчивостью убеждал ребят, что эти жирафоподобные страйдеры — военнопленные времён уэлссовской войны миров, и не сдержал улыбки. Тугой узел, возникший в груди после встречи с «сектантами», дал слабину, как если бы в душной комнате открыли вдруг форточку.

Город как на полуслове обрывала посадка из молодых сосенок, которые пришли на смену берёзам — мумифицированным жертвам позапрошлого лета. Летом же прошлым трупики щедро полили и, когда чуда не случилось, принялись выкорчёвывать, едва не организовав оползень. Глуховатая шумиха в блогосфере и наспех выданные СММщиками мемы с голливудскими актёрами не переубедили Канцелярию бросить свой крестовый поход, или хотя бы укрепить склон старыми добрыми тополями.

Так или иначе, сквозь подрастающий лесок мчалась на удивление опрятная дорожка. Разойтись на ней даже двоим было невозможно. Или обоим ступать одной ногой в мягкую, как тесто, почву, или кому-то одному жертвовать собою целиком. Бесчисленные вариации этой истории виднелись по обе стороны каменного каната, который, весело подпрыгивая на кочках, гнал путника к речному вокзалу.

Недавняя провинциальность и как снег на голову свалившаяся на город столичность наглядней некуда сплелись в этом архитектурном подкидыше позднего СССР. Основой его, плотью и костями была строгая параллелепипедная конструкция, подозрительно смахивающая на теплицу-переростка с плоской белой крышей. На крыше синели огромные пластиковые буквы, сложенные в предсказуемый «Чернокаменск». Элемент столичности присовокупил вокзалу одиозный архитектор Павел Фо́мич, петербуржец, который в своё время изрядно наследил по всему городу. Не мудрствуя лукаво, Фомич нахлобучил на вокзал башню, выполненную из непроглядно-чёрного камня с костяной окантовкой. Всей своей сдержанно-вычурной стреловидностью башня воспевала готику — дремучую, как германские леса тех далёких веков, и словно этого мало, маэстро вбил по четырём верхним углам огромные кольца, от которых вниз, до саркофагообразных бетонных блоков на земле, тянулись тугие цепи из прокопчённой стали. Злые и как всегда очень профессиональные языки поговаривали, что это безумное решение не даёт башне обвалиться. Остальные предпочитали удивляться тому, что в каждое звено можно было не без опаски просунуть детскую голову. Чем обладатели этих голов с неугасающим упорством и занимались, пока сторож отсиживался в уборной. Зато — достопримечательность, повторяли горожане за местным краеведом и профессиональным комиком Сергеем Лопатиным.

Изнутри вокзал оказался почти обыденным. Паркет блистал, напомаженный воском, ряды бетонных колонн хвастались идеологическими барельефами о светлом будущем, кассы, скамейки и ларьки с едой да сувенирами играли в странную чехарду, отъедая значительный кусок свободного места. Огромные окна в пол давали столько света, что даже этим сумрачным днём вокзал смотрелся открытым и дружелюбным, хоть и как на старой фотографии блекловатым. Верхние этажи покрывали своё законное пространство не целиком, а вихрились кольцами, оставляя по центру внушительный глаз бури. На самом верху, в тёмных недрах этого глаза, пыхтело и лязгало механическое сердце башенных часов.

Евгений отыскал будку, на которой облупленно-красным значилось ИНФОРМАЦИЯ, и узнал у женщины, что ему надо в «офис» охраны. После того, как наслушаешься о чернокаменских «офисах» сталеваров, грузчиков и даже сторожевых псов, хочешь не хочешь, но выработается определённый иммунитет. Женщина тем временем поправила славянофильский шарф на плечах и повторила с нажимом: «офис начальника охраны».

Аспект же радовался и недоумевал. С одной стороны, носитель и без его вмешательства делает первые шаги на пути Искателя. С другой — не верится, что такая махина как главный порт Чернокаменска не обзавелась столом находок. Было в этом что-то… надуманное.

Офис начальника охраны располагался на втором этаже, поглядывая одной, полностью зеркальной, стенкой на бренность первого этажа. Дверь, обшитая одним-единственным жестяным листом, выходила прямо на широкую каменную лестницу с перилами, трогательно притворяющуюся дореволюционной.

Евгения впустили тотчас. Начальник сидел за гудящим компьютером и безо всякого интереса, но с твёрдо вбитой необходимостью поглядывал в подвешенные над входом мониторы. Выправка и какая-то особенная седина заставляли подозревать в нем отставного офицера. Та самая зеркальная стена почти целиком укрывалась за широкими, как у пугала, плечами. Изнутри стена была прозрачной, обеспечивая хорошо просматриваемую панораму вокзала.

Евгений кратко рассказал о цели визита и начал описывать телефон вплоть до установленных на нём игр. По дёрнувшемуся на миллисекунду взгляду он понял, что начальник успел погонять парочку.

— Я вам, конечно, верю, — сказал тот тоном человека, который час назад открыл для себя приевшуюся фразу Станиславского, — но не положено. Понимаете?

Евгений кивнул, понимая, что это может означать что угодно.

Начальник указал ему на аляповатый диванчик возле входа и начал рыться в нижнем ящике стола. Носитель присел, ощущая каждый свой килограмм в возрастающем скрежете проржавелых пружин. Даже дышать на этом адском инструменте было опасно — впору не расслышать вынужденно мягкий говорок начальника.

— Вот оно! — хлопнул начальник незаполненным бланком по столу. Евгений ощутил, как стягиваются в нём невидимые нити, что с одинаковым успехом оживляют марионеток и верховодят солдатами на плацу. Начальник понял его оцепенение по-своему: — Ручка есть у меня.

— Д-да…

Евгений взял ручку, бланк, от которого ещё веяло жаром принтера, и не без внутреннего протеста возвратился на адский диван. Деревянный подлокотник послужил издевательской заменой нормальному столу. Край глаза вдруг заприметил в углу второй, незанятый стул. Но судя по причудливо изогнутым болтам, сидение не то выдрали, не то проломили чем-то увесистым. Оставалось только принять страшно неудобную позу и заполнить, наконец, стандартное для Чернокаменска «Заявление о возврате движимого имущества».

От заявления в нём было только «Я, (ФИО дд. мм. гг рождения), проживающий по адресу прошу…». Далее шли подходящие больше для почты подробности — название потерянной вещи, её специфика (чего?), габариты, вес, год изготовления с припиской «если помните»…

— Сколько он весит? — пробормотал Евгений.

— Граммов сто, — ответил начальник, взвесив в руке невесть откуда взявшийся телефон. Судя по тому, что он не вставал и не копался в ящиках, в деле был замешан один из его карманов. — Пишите сто тридцать три.

Евгений пожал плечами и записал.

— Вы поймите… — проговорил начальник, и носитель с удивлением расслышал извиняющиеся нотки. — В любое другое время я выдал бы вам без вопросов. Но обстоятельства…

Чем дальше Евгений продирался через этот бланк, тем меньше понимал, чего добиваются от него безымянные авторы. «При каких обстоятельствах Вы обнаружили пропажу», «Спустя сколько часов вы обнаружили пропажу (примерно)», «По пятибалльной шкале оцените важность потерянной вещи, где 1 это самая незначительная важность, а 5 — максимальная важность»…

Всё это походило на безумный психологический тест. Евгений и не заметил, как растворился в том фруктово-овощном состоянии, когда не осознаёшь, что́ читаешь и записываешь, но тем не менее адекватно справляешься с поставленной задачей. Или не справляешься?

Настало время последней подписи. С глубоким чувством, что он понаделал ошибок и придётся заполнять новый бланк, Евгений приблизился к начальнику. Тот принял бумажку и не глядя расписался на обороте. Телефон перешёл из рук в руки — тёплый и обильно инкрустированный жемчужинками пота.

— Всего доброго, — пожелал начальник, натянув на лицо служебную улыбку.

— Взаимно, — отозвался Евгений и, ощущая странную неловкость, направился к выходу. Было что-то разочаровывающее в столь лёгком завершении этой истории. Словно бюрократии на пути к заветному телефону оказалось… недостаточно.

Он вздрогнул за секунду до того, как дверь нешироко, но гневно отворилась. В кабинет, оттеснив Евгения к дивану, влетела багровая ракета в полицейской форме, с порога швырнула фуражку начальнику на стол и, ничуть не смущаясь, продолжила с середины:

— …здец! Сколько ждать! А это ещё… Посторонний?!

Голос мужской, запоздало понял Евгений, увязнув глазами в кумачовой физиономии. Обязательные для полицейских физические упражнения нисколько не сказались на её упитанности.

— Телефон потерял… — почти затравленно, хотя на самом деле устало отозвался начальник охраны.

— Нет! — возразил человек-ракета, для категоричности взмахнув пухлой рукой. Евгений в попытке увернуться от неё плюхнулся на диван. — Только не говори, что у вас нет стола находок! Я сам знаю…

Начальник, поймав взгляд Евгения, едва заметно пожал плечами. Было в этом что-то сетующее на полуденную жару, надоедливых комаров, или переходный возраст сына. Их кратенький контакт прервался решительными мерами человека-ракеты, который взял и наклонился к отпрянувшему носителю. В такой близи поры на багровом лице казались марсианскими кратерами.

— Майор Прухин! — заявил он о себе без обиняков. — А что вы можете сказать о себе? А, подозрительный гражданин?!

От варева из вчерашнего алкоголя и сегодняшней «Примы» даже Искателю стало дурно.

— Он просто… — попробовал было начальник.

— Не просто! — Человек-ракета покинул орбиту Евгения и взял курс на столкновение с главой охраны. — С такими никогда не бывает просто! Патлы распустил как гомик, отъелся, пока население штурмует прожиточный минимум!

Майор опустил взгляд на себя и, немного поразмыслив, втянул живот.

— Зуб даю, журналист. Из тех, кто гадости в интернете, про президента. А может, кто мо́зги напрягает каннибалами из Промзоны? Плохо окрашенными скамейками? ЖЭК то, ЖЭК сё… Проблем у нас в стр-ране нет, что ли?!

Евгений заподозрил, что первый вопрос майора давно потерял актуальность.

— Ты хоть понимаешь, дебил, — грохотал Прухин, — что проник в кабинет начальника охраны, когда идёт важное расследование?! Ну, как идёт… Собирается. Ждёт кое-кого.

Не успел Евгений даже подумать, как человек-ракета вновь взорвался — на сей раз от бешеной догадки напополам с нехорошим торжеством.

— О-о-о-о! Так ты понимаешь! Какой же я дурачок…

Евгений чуть не прыснул от такой самокритики. Прухин это заметил.

— Вам есть что сказать?

— У меня… нет слов, — из последних сил подавил смешинку носитель, но глядя на то, как лицо майора не может определиться с оттенком красного, Евгений зашёлся разрушительным хохотом. Неожиданно крепкие конвульсии в животе перекрыли кислород и он, дико гогоча, откинулся на спину.

Носитель смеялся, пока сил стало хватать лишь на беспомощные всхлипы. Рот судорожно хватал воздух. Слёзы ели глаза и ручейками катились по щекам. Он вытер их ладонью, приподнялся на локте и увидел, что начальник разделил его веселье, пусть и немного сдержанней — улыбкой.

Прухин мял в руках фуражку и явно не знал, как реагировать. Аспект тоже не понимал, к чему всё это, и тоже ощущал себя немного… дурачком.

— Я… — пробормотал Прухин, смущённо покосившись на Евгения. Затем встрепенулся, поглядел на него как бы во второй раз — то, что Аспекты называют по-настоящему, и хлопнул себя по лбу. — Ну конечно! Ты «внештатный специалист», о котором говорил… хм, наниматель. Как там его, подскажешь?

— Азилев, — ответил Искатель, не веря своей удаче. Как обычный человек смог увидеть Аспекта?..

— Я спрашиваю, — раздельно, с ударениями повторил майор. — Как. Зовут. Твоего. Нанимателя.

— Приехали… Азилев!

— Говори. Гнида, — вспухшие глаза майора выворачивали душу наизнанку. — Кто…

— Так, — поднялся начальник, — я попрошу!

Ростом он был тоже с доброе пугало.

— Как вы не понимаете, — процедил майор, не оборачиваясь: куда важней удерживать зрительный контакт с «гнидой».

— Азилев! Ты чем слушаешь, тюфяк?! — орал в отчаянье Искатель.

— Наш журналистик не просто так оставил телефон. — Прухин как ни в чем не бывало перестал сверлить Евгения глазами и натянул фуражку. — Он знал, что в вашей помойке нет стола находок… А если на эту адскую штуку записаны все наши разговоры? Я вынужден её конфисковать.

— Азилев!

Майор протянул Евгению обветренную ладонь. Носитель подавил желание дать «пять» и демонстративно положил телефон в нагрудный карман куртки.

— У вас нет оснований…

— А у вас, — торжествующе обернулся на начальника майор. — Нет оснований возвращать находку. Бумаги ведь оформлены через пятое место? Ну-ка, предъявите!

— Это внутреннее дело порта…

— Пока расследование не в архиве, каждый пердёж в этих стенах — дело полиции. Документы!

Начальник, изобразив каменное лицо, протянул изрядно помятую Евгением бумажку. Майор пробежался по ней глазами.

— Ну конечно. Ни печатей, ни подписей. Прошу вернуть устройство, пока я вас обоих не отправил обезьянничать.

Ладонь вновь организовалась перед носителем.

— Азилев, — глухо проговорил Евгений.

Искателя, нервно обдумывающего, что делать, как по виску зарядило.

— Ты не…

— Прошу повторить? — прищурил глаз человек-ракета.

— Азилев. Мой наниматель.

— Надо же… Можно взглянуть на ваши руки, товарищ внештатный специалист?

— Это ещё зачем?

— Насрать в них хочу. Просто покажите.

Евгений без задней мысли последовал его как бы просьбе. Осознание, какую он глупость совершил, вспыхнуло уже после того, как на запястьях клацнули наручники. Майор Прухин: полицейский, волшебник, гипнотизёр вынул телефон из нагрудного кармана подозреваемого, пихнул куда-то себе за пояс и бесцеремонно рванул его на ноги.

— В чем вы меня обвиняете? — выдавил «журналистик», проглотивший собственное сердце.

— На месте узнаешь.

И Прухин направил Евгения к выходу, пиная по ботинкам. «Козёл», читалось в провожающем взгляде начальника. Он уже крутил чей-то номер на старомодном колёсном телефоне.

Загрузка...