Innominatum. Неназываемое

Эпизод-4. Особенности новогвинейской охоты

…Железная клетка, стоявшая в кузове маленького грузовика, открылась, и сидевший в клетке, темнокожий голый молодой мужчина с крупными грубыми чертами лица и жесткими прямыми волосами, похожими на воронье гнездо, теперь мог выбраться на каменистый грунт площадки, окруженной оранжевыми охристыми скалами. Но он не торопился, поскольку видел, что произошло с двоими предыдущими людьми. Их тела, продырявленные и измазанные кровью, лежали сейчас около края площадки. Шестеро всадников, вооруженные копьями, и одетые в блестящие латы и шлемы, закрывающие большую часть лица, негромко переговаривались, и ждали следующую жертву.

В отличие от тех двоих, чьи трупы валялись в пыли, этот темнокожий мужчина был не рабом-авалонцем, а охотником-папуасом, схваченным вчера охранниками Авалона за нарушение границы, о которой даже не догадывался. Итак, его схватили вооруженные белые люди-солдаты, а теперь хотят заколоть копьями. Это единственное, что понятно. Охотник-папуас был, конечно, испуган, но, в отличие от рабов, умел сохранять ясность мысли, волю к жизни, и контроль над телом, невзирая на страх. Он искал возможность спасения, но пока не видел, и потому не спешил выходить из клетки…

С небольшого плато на вершине одного из крутых обрывистых холмов, сложенных из охристого песчаника, за развитием событий наблюдали два персонажа, одетые в серо-желтый с болотно-бежевым узором камуфляж. Эти двое были вооружены короткими десантными автоматами, мощными артиллерийскими биноклями, и видеокамерами, и наблюдали эту запредельную конную корриду с людьми вместо быков, и фальшивыми рыцарями вместо матадора… Когда авалонские охранники, используя свои штурмовые винтовки M-16 с примкнутыми штыками, принудили охотника-папуаса выпрыгнуть из клетку на площадку, один из наблюдателей на холме буркнул:

— Уроды…

— Я думаю, — заметил другой, — настоящие рыцари Круглого стола были такими же.

— Здесь ты не прав, Снорк, — возразил первый, — Рыцари Круглого стола не могли быть такими неуклюжими слабосильными трусливыми уродами.

— Да, Регги, — ответил тот, — те рыцари были просто уроды, без эпитетов.

— Тогда верно, — согласился Регги, — элита в обществе, это всегда уроды.

— А почему, кстати? — спросил Снорк.

— Я что, философ, по-твоему? — удивился этому вопросу Регги.

— Ты, наверное, нет, но твой босс — философ, а вы ведь иногда болтаете о жизни.

— Откуда ты знаешь, что мы с Большим Бонго болтаем о жизни?

— Логика, — пояснил Снорк, — твой босс нормальный дядька, и ему 75 лет. Нормальные дядьки в этом возрасте обычно болтают о жизни с молодыми ребятами из команды.

— Ты не ошибся, — подтвердил Регги, и добавил, — сейчас этого парня убьют.

Охотник-папуас отчаянно боролся за свою жизнь. Примерно полчаса ему удавалось уклоняться от «рыцарей», которые не очень уверенно держались в седлах, и были явно неспособны попасть копьем в мишень, активно движущуюся из стороны в сторону. Но, вырваться с площадки не удавалось из-за оцепления охраны, а усталость и жара делали свое дело. Движения папуаса замедлились, координация его движения ослабла. Вот он оступился раз, другой, потом упал, но успел вскочить раньше, чем копье ближайшего рыцаря достало его. Еще примерно четверть часа безнадежная борьба продолжалась, но после очередного падения, он не успел подняться достаточно быстро и получил первую серьезную рану. А еще через несколько минут, при очередном падении, копье самого удачливого рыцаря пригвоздило «добычу» к грунту. Подоспели остальные, и истыкали умирающего копьями, видимо в отместку за долгое сопротивление…

Регги отложил в сторону видеокамеру, выругался сквозь зубы и произнес.

— Если ТАМ что-то есть, то мы порадуем тень этого парня, когда сделаем наш бизнес.

— Да, — лаконично отозвался Снорк.

— Слушай, — продолжил Регги, — зачем ты привел меня сюда и показал это дерьмо?

— Я сделал это на всякий случай. Вдруг у тебя оставались какие-нибудь иллюзии.

— Иллюзии о чем, Снорк? Об этих лордах-плантаторах?

— Да. И о рабах тоже. Ты заметил, как они умирали?

— Я заметил. Они еле двигались. Это понятно. Они были оглушены страхом, они ведь фермеры, а не бойцы, в отличие от последнего парня… Черт! Жаль, что он погиб.

— Не фермеры, а рабы, — поправил Снорк, — они родились, выросли и умерли, как скот.

— Нет! — Регги качнул головой, — Я не идеалист, но уверен: люди не рождаются скотами. Аргумент про то, как они умирали, не стоит и цента. Многие люди, которых я очень уважаю, растерялись бы в такой ситуации, и позволили бы заколоть себя, как свиней. Понимаешь, этот чертов гениальный Вольфганг Гете, был ни хрена не прав!

— Ты все-таки философ, — слегка насмешливо отреагировал Снорк, — но тут неудачная позиция для философствования. Идем в Абобем. Ты помнишь правила движения?

— Я не первый раз на войне, — проворчал Регги.

— Это ясно, — сказал Снорк, — но ты редко воюешь, и на всякий случай, я спрашиваю.

Абобем представлял собой поселок-призрак, прячущийся в узкой полоске джунглей между южными склонами гор Абоб и мангровыми зарослями соленых болот южного берега Долака. Здесь была опорная точка «Натуралистического фото-клуба», а еще две точки располагались в Кекоро, в семидесяти километрах отсюда, на северо-западном берегу, и в Моа-Моа в ста километрах, на южном берегу. На самых подробных картах официального класса, из этих трех населенных пунктов существовал лишь Моа-Моа, а Кекоро и Абобем были известны лишь туземцам и «натуралистическим фотографам».

Тони Тамере, он же — Регги проходил здесь по разряду «ассоциированных участников натуралистического фото-клуба», а значит, мог пользоваться местом у общего котла и спальным углом в одном из туземных домиков на бамбуковых ножках-сваях. Сейчас актуален был первый параграф: место у общего котла. Когда по-своему симпатичная туземная девушка по имени Хэп плюхнула порции каши из батата с мясом и особыми специями в миски Снорка и Регги, Снорк поблагодарил ее на местном наречии, а затем напомнил компаньону:

— Регги, ты собирался рассказать что-то про философию Гете.

— Верно, — гаваец кивнул, — У Гете в «Фаусте» есть бредовая тема: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!». Понимаешь, Снорк, если так рассуждать, то никогда не вылезешь из каменного века. Каждый человек каждый день идет на бой, хозяйственными делами занимается по остаточному принципу, о науке и технике вообще не успевает задуматься. Какое будущее у племени поклонников Гете? Похоже, они будут бегать с каменными топорами, пока их всех не перестреляют.

— Логично, — согласился Снорк, — а к чему ты это?

— К твоему аргументу про покорно умирающих рабов. Не все должны быть бойцами.

— Тоже логично. Можно не быть бойцом, но, нужно быть человеком, а человек всегда откажется быть чьим-то рабом, это и отличает человека от скота.

— Если человек родился рабом, — возразил Регги, — то как можно предъявлять к нему требование, чтобы он отказался? Он ведь не имеет понятия ни о какой свободе.

Снорк принял очень серьезный вид, поднял вверх ладонь и стал вдруг похож не на филиппинского боевика (каковым являлся), а на китайского даоса.

— Оставим тех, кто родился уже в Авалоне, на Долаке. Но, те рабы, которым сейчас примерно 40 лет, родились в деревнях Бенгалии, и выросли лично свободными.

— Слушай, Снорк, где ты видел в Бенгалии свободу? — снова возразил гаваец.

— Но, — ответил тот, — ты же не будешь спорить, что любой бенгальский фермер может уехать из своей деревни, и из страны. Никто его не станет держать силой. Так вот: эти бенгальцы едут в самые дерьмовые места, на самую черную работу, к работодателям, которые не считают их за людей. Они унтерменши, вроде зверьков-леммингов, сначала плодятся в несметном количестве, а потом толпой бегут искать еду по такому пути, на котором не надо думать. Эти побежали в Авалон, попали в рабство, получают корм и плодятся на радость лордам-плантаторам. После заката мы поедем в деревню рабов на рекогносцировку, и ты сам сможешь оценить скорость бридинга по доле беременных и кормящих женщин в этом стаде. Они получили то, к чему стремились.

— По-моему, — сказал Регги, — Ты их за что-то очень не любишь.

— Да, — лаконично подтвердил Снорк.

— Ясно. Тогда я не буду с тобой спорить на эту тему, а просто спрошу: что твоя команда планирует делать с этими бенгальцами в ходе продвижения нашего общего бизнеса?

— Ничего не планирует. Пусть индонезийская полиция депортирует это стадо обратно в Бенгалию. Так будет удобнее и туземцам, и нам, и полиции, которая, сделав это, сможет отрапортовать своему правительству, что закрыла хотя бы один вопрос.

Гаваец прожевал еще ложку бататов с мясом и равнодушно пожал плечами.

— ОК. Будем исходить из этого. А как планируются отношения с племенами туземцев?

— Очень просто. Они хозяева этой земли. Мы их друзья. Есть еще индонезийцы, но это проблема, которую мы будем решать не сегодня и не завтра.

— ОК, — повторил Регги, — мы друзья туземцев. Но мы собираемся втянуть их в войну с лордами-плантаторами, а войны не бывает без материальных и людских потерь.

— Мы не будем втягивать туземцев в войну, — отозвался Снорк, — мы им поможем, когда нападет Авалон. Рыцарские завоевательные походы неизбежны, как учит история. Мы знаем даже, когда и против кого будет поход, и что является формальным поводом.

— И что же?

— Выпас свиней из поселка Наэне на маковых плантациях в поместье Эссом, на западе Авалона. Сейчас лорд-плантатор готовится наказать туземцев Наэне в рыцарском стиле: поселок сжечь, а туземцев частично перебить, а частично обратить в рабство. Конечно, рыцарь не упустит и возможность поохотиться на туземцев, разбегающихся по лесу.

— Ясно, — Регги кивнул, — а ваша команда будет участвовать, я правильно понял?

— Да, — подтвердил Снорк.

— Мы тоже будем участвовать, — добавила Хэп, разливая в кружки ароматный чай.

— Вы, это кто? — спросил Регги, глядя на молодую туземку.

— Мы, дони, люди Долака, — спокойно ответила она, — Конг Ксет, который слышит, как разговаривают звезды, узнал, что пришло время.

— Конг Ксет, это холо, шаман, — пояснил филиппинец.

— Холо-арэ, — педантично поправила туземка, — шаман и вождь.

— Да, Хэп, ты права. У политиков это называется «национальный лидер».

— Мы не политики, — туземка чуть заметно улыбнулась, — мы дони, и у нас свои слова.

— А когда произойдет налет на Наэне? — поинтересовался Регги.

— Чуть меньше, чем через декаду, — сказал Снорк, и тут же спросил, — ты с нами?

— Ну… Если вам нужен еще один парень, умеющий держать пушку, то почему нет?

— Нам нужен, — подтвердила Хэп, — мы тебя приглашаем на охоту.

— ОК, мы договорились. Я присоединяюсь.

— Тогда, давай подберем тебе оружие, — сказал Снорк, повернулся и крикнул, — Кйер, подойди к оружейному блоку! У тебя лучше получается инструктировать по технике!

Кйер оказалась темнокожей девушкой, изящной и миниатюрной. Сначала Регги даже принял ее за девочку-малолетку, а она заметила его удивление.

— Не делай большие глаза, амиго. Просто, я этническая аэта.

— Аэта? Филиппинская… Э…

— …Негритоска, — договорила она, и обаятельно оскалилась, — в Америке слово «негр» неполиткорректно, и «негритос», видимо, тоже. Но, что делать, если политики еще не придумали, как нас называть в соответствии с… Мм…

— …С Всеобщей Декларацией Прав Человека! — торжественно подсказал подошедший молодой мужчина, похожий на скандинава: загорелый, но совершенно беловолосый.

— Это капитан Йовик, — пояснила Кйер, — он почти философ.

— Привет, — сказал капитан-скандинав, протягивая Регги мощную лапу, — Хороший тут интернационал получается. Ты гаваец или ямаец?

— Гаваец, — ответил Регги, пожимая ему руку, — Три мои растаманские косички, это для красоты. В смысле, мне так нравится. И вообще, я балдею от музыки Боба Марли.

— Это понятно по твоему прозвищу, — откликнулся еще один молодой мужчина, на вид, уроженец южной Англии, валлиец с пшеничными волосами, — а я вот люблю Биттлз. Я пришел к религии Кришны через музыку Джона Леннона, представляешь?

— Это лейтенант-инженер Вейдар, — пояснил капитан Йовик.

— Вейдар, ты реально кришнаит? — с сомнением в голосе уточнил Регги.

— Э, приблизительно, — проворчал тот, и сдвинул левую руку так, чтобы была не очень заметна рукоятка пистолет-пулемета, торчащая из кобуры подмышкой.

Кйер сделала строгое лицо и похлопала в ладоши.

— Так, алло! У нас не музыкальная вечеринка, а инструктаж по оружию!

— Регги, — понизив голос, произнес Йовик, — прикинь, Кйер год после колледжа работала механиком в мастерской тракторного ремонта на Лусоне, в глубинке, и…

— Блин! — взорвалась миниатюрная девушка-аэта, — Какого хрена!..

— Я уже молчу… — прошептал капитан.

— Так… — сказала Кйер, — подойдя к длинному столу, на котором уже были разложены образцы оружия, — поскольку в данный момент жизни мы изображаем просто дикарей, защищающих свои традиционные земли, оружие у нас в рейде будет холодное, слегка стилизованное под охотничьи луки и духовые трубки.

— По-моему, — заметил Регги, — это больше похоже на боевую пневматику и арбалеты коммандос. А вот такую конфигурацию я вообще впервые вижу.

— Это, — сказала Кйер, и взяла со стола агрегат, напоминающий гротескно увеличенный ковбойский револьвер с аномально толстым стволом, — арбалет, полуавтомат, двадцать стреловидных снарядов в барабане, взвод пружины электрический, а мощность…

Девушка прервала фразу и, плавно поднимая арбалет, красивым, почти танцевальным движением, развернулась к стандартной мишени на деревянном щите. Послышались несколько глухих щелчков. В мишень вонзились четыре стрелки длиной примерно с ладонь. Регги хмыкнул и, прогулявшись до щита, попробовал выдернуть стрелку. Это удалось со значительным трудом, и гаваец тут же высказал свое мнение:

— Как-то я сомневаюсь, что результат можно принять за действие охотничьего лука.

— Во времена столетней войны, — заметил Вейдар, — были арбалеты и помощнее.

— Да, — гаваец кивнул, — я видел это в кино. Но там арбалет ростом с человека и стрела примерно полкило весом. А здесь… Гм… И стрела тоже не очень-то дикарская.

— Что не так? — возразила Кйер, — В этой стреле ни капли металла!

— Да, но и ни капли дерева. Это какой-то твердый пластик вроде эбонита, верно?

— Ну, знаешь… — проворчала она, — у нас тут не исторический музей. На вид дерево, а присматриваться вряд ли кто будет. Ты-то заранее знал.

— Если ты такой капризный, — ехидно добавил Йовик, — то вот тебе пневматика малой мощности. Мини-стрелочки из бамбука, как для папуасской духовой трубки.

— Хм… — Регги посмотрел на «пневматику малой мощности», очень похожую на копию пулемета «Льюис-1910» с горизонтальным дисковым магазином над стволом, только уменьшенную вдвое и по габаритам и по калибру, — дизайн какой-то не папуасский.

— Машинка, конечно, не папуасская, — согласился капитан, — но в боеприпасах никакой синтетики. Даже яд натуральный: слизь древесной жабы. В диске двести стрелочек.

— Хэп специально держит маленькое стадо древесных жаб, — сообщил Вейдер, — жабы красивые, яркие, как елочные игрушки. Но когда они злятся, то потеют ядом.

— Жабы, надо же… — произнес Регги, — нет, я лучше возьму что-нибудь модерновое.

— Вот, — Кйер, хлопнула ладонью по агрегату, похожему на помповое ружье, — отличная машинка. Перезарядка скользящей передней рукояткой. Взведение электрическое.

— Можно попробовать? — спросил он.

— Валяй, — девушка кивнула, — надо дослать стрелу в боевой канал, и все.

— Хм… — гаваец взял агрегат, привычно (как в помповом ружье) передернул рукоятку, вскинул оружие… Дзинь… Стрела застряла в деревянном щите, пробив его насквозь.