Искушай меня в сумерках (ЛП)

Глава 13 (перевод – KattyK, бета-ридинг – Москвичка, вычитка – Фройляйн)

Поппи запретила Лео сообщать семье о инциденте с Майклом Бэйнингом перед свадьбой.

– Ты можешь рассказать им все, что хочешь после завтрака, – сказала она. – Но ради меня, прошу, не говори ничего раньше. Я не смогу выдержать завтрак, свадьбу, тосты, – если глядя в их глаза буду знать, что они все знают.

Лео гневно бросил:

– Ты думаешь, что я проведу тебя по этой церкви и отдам Ратледжу по причинам, которых не понимаю?

– Тебе и не нужно их понимать. Просто помоги мне пройти через это.

– Я не хочу тебе помогать, если в результате ты станешь миссис Гарри Ратледж.

Но потому, что она попросила его об этом, Лео с мрачным достоинством разыграл свою роль в развертывающейся церемонии. Качая головой, он протянул ей руку, и они последовали за Беатрис к главному входу в церковь, где ожидал Гарри Ратледж.

К счастью, служба оказалась короткой и неэмоциональной. Только на минуту Поппи испытала острый приступ неловкости, когда священник сказал:

– ... Если кому-то известна причина, почему эти двое не могут законно сочетаться браком, пусть говорит сейчас или хранит молчание вечно.

Казалось, весь мир застыл на две-три секунды, последовавшие за его обращением. Пульс Поппи участился. Она поняла, что ожидала, надеялась услышать, как жаркий протест Майкла прозвучит в затихшей церкви.

Но вокруг стояла тишина. Майкл ушел.

Церемония продолжалась.

Теплая ладонь Гарри сомкнулась на ее холодной руке. Они произнесли клятвы, а священник подал Гарри кольцо, которое тот решительно надел Поппи на палец.

Гарри произнес тихо и твердо:

– Этим кольцом я венчаюсь с тобой, своим телом поклоняюсь тебе и всем своим имуществом одаряю тебя.

Поппи не посмотрела ему в глаза, вместо этого она уставилась на сияющий ободок на своем пальце. К ее облегчению поцелуя не последовало. Традиция целовать невесту считалась дурным тоном, плебейской привычкой, которая никогда не практиковалась в соборе Святого Георга.

Наконец, заставив себя посмотреть на Гарри, Поппи вздрогнула, заметив удовлетворение в его глазах. Она приняла его руку, и они вместе прошли назад по проходу, к будущему и судьбе, которая вовсе не представлялась благоприятной.

Гарри знал, что Поппи считает его монстром. Он признавал, что его методы были нечестными и эгоистичными, но никакого другого способа сделать Поппи своей женой он не видел. И у него даже на мгновение не возникло сожаления из-за того, что он забрал ее у Бэйнинга. Возможно, он был аморален, но только так, единственно известным ему способом, он смог пробиться в жизни.

Теперь Поппи принадлежит ему, и он уверен, что она не пожалеет о том, что вышла за него. Он будет настолько добрым, насколько она ему позволит. И по его опыту, женщины простят, что угодно, если им предложить щедрую компенсацию.

Гарри расслабился и в хорошем расположении духа провел остаток дня. Свадебный кортеж, состоящий из "стекляных карет", представляющих собой золоченые, с обилием окон, кареты в стиле ампир, проследовал к отелю "Ратледж", где в банкетном зале был накрыт обильный торжественный завтрак. За окнами столпились зеваки, желая хоть мельком взглянуть на блистательное празднование.

Греческие колонны и арки, располагавшиеся по периметру всего зала, были задрапированы тюлью и украшены множеством цветов.

Целый полк слуг внес серебряные блюда и подносы с шампанским, и гости устроились в креслах, наслаждаясь трапезой. Им подали порции гуся со сливками и травами, покрытого горячей золотой корочкой... блюда с дынями и виноградом, вареные перепелиные яйца, щедро разбросанные на хрустящем зеленом салате, корзины горячих маффинов, тосты и пшеничные лепешки, жареный копченый бекон... тарелки тонко нарезанного бифштекса, розовые полоски, посыпанные ароматной стружкой, трюфелей. Вынесли три свадебных торта, обильно облитые сахарной глазурью и начиненные фруктами.

По традиции Поппи обслужили первой, и Гарри мог только догадываться, каких усилий ей стоило есть и улыбаться. Если бы кто-то и заметил, что невеста подавлена, то решил бы, что сегодняшнее событие слишком взволновало ее или, вероятно, как все невесты, она нервничала в преддверии брачной ночи.

Семья Поппи посматривала на нее с заботливым участием, особенно Амелия, которая, казалось, чувствовала что-то неладное. Гарри же был очарован Хатауэями, странной связью между ними, как будто они обладали общей тайной. Можно было почти физически ощутить молчаливое понимание между ними.

Хотя Гарри знал многое о людях, он не знал ничего о том, что значит быть частью семьи.

После того, как мать Гарри сбежала с одним из своих любовников, его отец постарался избавиться ото всех следов ее существования. И он сделал все, чтобы забыть даже, что у него есть сын, оставив Гарри на попечении гостиничного персонала и непрерывной череды учителей.

У Гарри сохранилось всего несколько воспоминаний о матери, он помнил только, что она была красивой и что у нее были золотые волосы. Казалось, она всегда уходила, покидая его, всегда неуловимая. Он помнил, как когда-то плакал, цепляясь за ее бархатные юбки, а она высвобождала их из его рук, мягко смеясь над его настойчивостью.

После того, как родители его покинули, Гарри стал питаться со служащими отеля. Когда он болел, какая-нибудь из горничных заботилась о нем. Он видел, как семьи приходили и уходили, и научился относиться к ним с той же отстраненностью, как и персонал отеля. Глубоко внутри у Гарри возникло подозрение, что причина, по которой его мать ушла, а отец не хотел иметь с ним ничего общего, заключалась в том, что он был отталкивающим. И поэтому он никогда не хотел быть частью семьи. Даже если или когда Поппи родит ему детей, Гарри не позволит никому приблизиться к нему настолько, чтобы возникла привязанность. Он никогда не позволит себе стать зависимым. И все же иногда он испытывал мимолетное чувство зависти к тем, кто был на такое способен, как Хатауэи.

Завтрак продолжался, бесконечные тосты сменяли друг друга. Когда Гарри увидел предательски поникшие плечи Поппи, то решил, что с нее хватит. Он поднялся и произнес краткую, изящную речь, поблагодарив гостей за оказанную им честь, в столь знаменательный день.

Это было знаком, что невесте с подружками пора удалиться. А за ними вскоре и остальные разбредутся, развлекаясь весь остаток дня. Поппи остановилась перед дверью спальни. Как будто почувствовав на себе взгляд Гарри, она повернулась, чтобы посмотреть через плечо.

В ее глазах мелькнуло предупреждение, и это моментально возбудило Ратледжа. Поппи не станет кроткой невестой, но он этого от нее и не ожидал. Она потребует определенную компенсацию за то, что он совершил, и он станет потакать ей... До определенного момента. Гарри думал о том, как она отреагирует, когда он придет к ней сегодня вечером.

Гарри отвел взгляд от своей невесты, когда к нему подошел Кев Меррипен, зять Поппи, человек, умеющий казаться относительно незаметным, принимая во внимание его размеры и необыкновенную внешность. Он был настоящим цыганом, высоким и черноволосым. Под его строгой внешностью прятались упрямый характер и скрытая сила.

– Меррипен, – весело сказал Гарри. – Вам понравился завтрак?

Цыган не был настроен на светскую беседу. Он вперился в Гарри взглядом, сулящим смерть.

– Что произошло? – спросил Меррипен. – Если я узнаю что ты сделал что-то, что причинило вред Поппи, я найду тебя и сорву голову с твоих...

– Меррипен! – раздался радостный голос, и рядом с ними неожиданно появился Лео. Гарри отметил, что Лео предупреждающе ткнул Кева локтем в ребра. – Как всегда, само очарование и свет! Тебе бы следовало поздравить жениха, phral. А не угрожать ему расчленением.

– Это не угроза, – пробормотал тот в ответ. – Это предупреждение.

Гарри устремил на Меррипена прямой взгляд:

– Я ценю вашу обеспокоенность за Поппи. И уверяю вас, что приложу все силы, чтобы сделать ее счастливой. У нее будет все, что она пожелает.

– Я полагаю, что развод будет во главе этого списка, – высказал вслух свою мысль Лео.

Гарри холодно посмотрел на виконта:

– Позволю себе заметить, что ваша сестра добровольно вышла за меня замуж. А у Бэйнинга должно было хватить решимости, придя в церковь, при необходимости, собственноручно вынести ее оттуда. Но он этого не сделал. И если он не захотел бороться за Поппи, он ее не заслужил, – заметив, как подмигнул Меррипен, Ратледж понял, что заработал очко в свою пользу. – Более того, приложив столько усилий, чтобы жениться на Поппи, я не стану с ней плохо обращаться.

– Какие усилия? – подозрительно спросил цыган, и Гарри понял, что тому еще не рассказали всей истории.

– Не обращай внимания, – заметил Лео Меррипену. – Если я расскажу тебе сейчас, ты устроишь ужасную сцену на свадьбе Поппи. А этим предположительно занимаюсь я.

Они переглянулись, и Кев что-то пробормотал по-цыгански.

Лео слегка улыбнулся:

– Понятия не имею, что ты только что сказал. Но подозреваю, что-то насчет того, чтобы искрошить новоиспеченного мужа Поппи в лесную мульчу, – и, немного помолчав, добавил, – Позже, старина, – при этом они обменялись мрачными понимающими взглядами.

Меррипен коротко кивнул Лео и отошел, не сказав Гарри ни слова.

– И это он в хорошем настроении, – отметил Лео, глядя вслед зятю с печальной привязанностью. Он снова повернулся к Гарри. Глаза его наполнились вселенской усталостью, которую невозможно было накопить и за несколько жизней. – Боюсь, что беспокойство Меррипена не унять разговорами. Он жил в семье с мальчишеского возраста, и благополучие моих сестер -для него все.

– Я позабочусь о ней, – повторил Гарри.

– Я уверен, что вы попытаетесь. И верите вы мне или нет, я надеюсь, что у вас получится.

– Благодарю.

Лео сосредоточил на нем проницательный взгляд, от которого совестливый человек почувствовал бы себя неуютно.

– Между прочим, я не уезжаю с семьей в Гемпшир завтра утром.

– Дела в Лондоне? – вежливо поинтересовался Гарри.

– Да, обязательства в парламенте. И немного архитектурного баловства – моего хобби. Но, в основном, я остаюсь из-за Поппи. Видите ли, я думаю, что она очень скоро захочет уйти от вас, и намереваюсь сопровождать ее домой.

Гарри презрительно улыбнулся, удивляясь нахальству своего зятя. Да знает ли Лео, сколькими способами Гарри мог бы уничтожить его, и как легко это можно было бы устроить?

– Берегите себя, – мягко предупредил Гарри.

И то, что Лео не дрогнул, было признаком либо наивности, либо смелости. Он даже улыбнулся, хотя веселья в этой улыбке не было.

– Есть кое-что, чего вы, кажется, не понимаете, Ратледж. Вам удалось заполучить Поппи, но у вас нет того, что удержит ее. К тому же, я буду неподалеку. Я буду здесь, когда ей понадоблюсь. И если вы причините сестре боль, ваша жизнь не будет стоить и чертова фартинга. Ни один человек не является неприкосновенным – даже вы.

Служанка помогла Поппи сменить свадебный наряд на простой пеньюар, принесла ей бокал ледяного шампанского и тактично удалилась.

Благодарная тишине личных апартаментов, Поппи села за туалетный столик и медленно распустила волосы. Ее губы болели от улыбок, а лоб стянуло от напряжения. Она выпила шампанское и принялась медленно расчесывать длинные волосы, позволяя им свободно ниспадать волнами цвета красного дерева. Щетина щетки приносила облегчение коже головы.

Гарри еще не пришел. Поппи думала о том, что скажет ему, когда он появится, но ничего не приходило на ум. Словно призрак, она медленно бродила по комнатам. В отличие от холодной формальности прихожей, остальные комнаты были декорированы роскошными плюшевыми тканями в теплых тонах, и здесь имелось множество местечек, где можно было посидеть, почитать, отдохнуть. Все – в безукоризненном порядке: оконные стекла отмыты до изумительной чистоты, вычищенные турецкие ковры пахли чайными листьями. Здесь были камины с мраморными или резными деревянными панелями и крытыми огнеупорным кирпичем очагами, и множество ламп и канделябров, чтобы комнаты хорошо освещались по вечерам.

Для Поппи подготовили отдельную, дополнительную спальню. Гарри сказал ей, что она может иметь столько комнат в своем личном распоряжении, сколько пожелает, – апартаменты были устроены таким образом, чтобы легко можно было попасть в смежные комнаты. Из-под лежащего на кровати стеганого покрывала нежного бледно-голубого оттенка выглядывали тонкие льняные простыни с вышитыми на них крохотными голубыми цветочками. Бледно-голубые шелковые и бархатные шторы окутывали окна. Это была прекрасная женская комната, и Поппи наслаждалась бы ею безмерно, если бы обстоятельства оказались иными.

Поппи попыталась решить, на кого она была больше всего зла: на Гарри, Майкла или на саму себя. Вероятно, на всех в одинаковой мере. И она ужасно нервничала, ожидая прихода Гарри. Ее взгляд упал на кровать. Она успокаивала себя мыслью, что Гарри не станет силой заставлять ее покориться. Его злодейство не перейдет к грубому насилию.

Сердце Поппи упало, когда она услышала, как кто-то входит в апартаменты. Девушка глубоко вздохнула раз, и еще раз, пока широкоплечая фигура Гарри не показалась в дверном проеме.

Он остановился, глядя на нее, черты его лица казались бесстрастными. Ратледж был без галстука, в открытой рубашке видна сильная линия шеи. Поппи заставила себя не шевелиться, пока Гарри шел к ней. Он потянулся, чтобы коснуться ее блестящих волос, позволяя им скользить между пальцами, будто жидкому огню.

– Я никогда прежде не видел их распущенными, – сказал Гарри. Он стоял достаточно близко, чтобы Поппи смогла почувствовать отголосок аромата крема для бритья и сильный запах шампанского в его дыхании. Его пальцы коснулись ее щеки, почувствовав дрожь ее застывшего в неподвижности тела.

– Боишься? – тихо спросил он.

Поппи заставила себя встретиться ним глазами:

– Нет.

– Может, тебе бы стоило. Я лучше отношусь к людям, которые меня боятся.

– Я в этом сомневаюсь, – возразила девушка. – И полагаю, что на самом деле все наоборот.

На его губах появилась улыбка.

Поппи смущало сложное сочетание эмоций, которые он в ней вызывал: враждебность, влечение, любопытство и возмущение. Отпрянув от Гарри, она подошла к туалетному столику и стала изучать маленькую фарфоровую шкатулку с позолоченной крышкой.

– Почему вы пошли на это? – услышала она тихий вопрос.

– Я подумала, что так будет лучше для Майкла, – девушка почувствовала удовлетворение, заметив его раздражение.

Гарри сел на кровать, приняв непринужденную позу. Он не отводил от нее взгляда.

– Если бы был выбор, я бы все сделал обычным образом. Я бы открыто ухаживал за вами, чтобы честно завоевать. Но вы уже остановили свой выбор на Бэйнинге. У меня оставался только один путь.

– Нет, это не так. Вы могли позволить мне быть с Майклом.

– Маловероятно, что он когда-нибудь сделал бы вам предложение. Он обманывал вас и себя, предполагая, что смог бы убедить отца одобрить свой выбор. Если бы вы видели лицо старика, когда я показал ему письмо, – он был смертельно оскорблен тем фактом, что его сын выбрал себе жену, стоящую настолько ниже его по положению.

Это было больно, но вероятно, Гарри именно этого и хотел. Поппи застыла.

– Тогда почему вы не дали всему этому случиться? Почему было бы не подождать, пока Майкл бросит меня, а потом выйти вперед и собрать осколки?

– Потому что существовала возможность того, что Майкл осмелился бы бежать с вами. Я не мог рисковать. И я знал, что рано или поздно вы поймете: то, что у вас было с Бэйнингом, лишь слепое увлечение.

Поппи взглянула на него с совершеннейшим презрением:

– Да что вы знаете о любви?

– Я видел, как ведут себя влюбленные люди. И то, чему я стал свидетелем в ризнице сегодня утром, даже близко не было похожим на это. Если бы вы действительно хотели друг друга, ни одна сила в мире не смогла бы помешать вам выйти из этой церкви вместе.

– Вы бы этого не допустили! – с возмущением выкрикнула Поппи в ответ.

– Правда. Но я уважил бы попытку.

– Никому из нас не нужно ваше чертово уважение.

То, что она говорила за Майкла, также как за себя... "нас"... заставило лицо Гарри окаменеть.

– Какими бы не были ваши чувства к Майклу, теперь вы – моя жена. А он женится на какой-нибудь наследнице с голубой кровью, как ему и следовало поступить с самого начала. Нам же осталось только решить как вы и я начнем нашу семейную жизнь.

– Я бы предпочла фиктивный брак.

– Я вас не виню, – спокойно сказал Гарри. – Однако, брак не станет законным пока я не пересплю с вами. И, к вашему несчастью, я никогда не оставляю лазеек.

Значит, он намеревался настоять на своих правах. Ничто не удержит его от получения того, чего он хотел. Глаза и нос Поппи защипало. Но она бы скорее умерла, чем заплакала перед ним. Девушка бросила на Гарри полный отвращения взгляд, а между тем ее сердце забилось так, что она почувствовала пульсацию от его ударов в собственных висках, запястьях и лодыжках.

– Я поражена столь поэтическим заявлением. Пожалуйста, давайте завершим сделку, – и девушка, судорожно дыша, начала расстегивать позолоченные пуговицы своего пеньюара непослушными дрожащими пальцами. – Все, о чем я прошу, сделайте это быстро.

Гарри отошел от кровати и с легким изяществом подошел к ней. Своею теплой ладонью он накрыл обе ее руки, пальцы девушки сжались.

– Поппи, – он подождал, пока она сможет собраться и посмотреть на него. Его глаза весело заблестели. – Вы заставляете меня чувствовать себя подлым насильником, – заметил Гарри. – Честно говоря, я никогда не навязывался женщине. Простого отказа, вероятно, хватило бы, чтобы удержать меня.

Инстинкт Поппи подсказывал ей что он лжет. Но... возможно, он не лгал. Черт бы его побрал за то, что играл с нею, как кот с мышью.

– Это правда? – спросила девушка с оскорбленным достоинством.

Гарри простодушно посмотрел на нее:

– Откажите мне, и мы узнаем.

Факт, что такой презренный человек может быть таким красивым, является доказательством того, что мир устроен крайне несправедливо, или, по крайней мере, очень плохо организован.

– Я не собираюсь отказывать вам, – ответила Поппи, отталкивая от себя его руки. – Я не стану развлекать вас, разыгрывая представление девственницы, – она продолжила расстегивать пуговицы пеньюра. – И я бы с удовольствием покончила с этим, чтобы потом мне нечего было бояться.

Гарри отошел, снял сюртук и бросил его на спинку стула. Поппи уронила пеньюар на пол, и скинула комнатные туфли. Прохладный воздух забрался под край ее тонкой батистовой ночной сорочки и овеял ледяными завитушками ее лодыжки. Она едва могла думать, ее снедали страх и беспокойство. Будущее, на которое она когда-то расчитывала, невозможно, а новое создавалось с бесконечными трудностями. Гарри познает ее так, как никто прежде, и как никому более не предстоит. Ее брак не будет похож на браки ее сестер... Они с Гарри создадут отношения, построенные на чем-то далеком от любви и доверия.

Рассказ Уин о супружеской близости изобиловал цветами и лунным светом, почти без описания физического акта. Уин посоветовала доверять мужу, и понять, что сексуальная близость являлась частью любви. Ничто из этого не относилось к той ситуации, в которой сейчас находилась Поппи.

В комнате наступило полное молчание. "Это ничего не значит для меня", – думала девушка, пытаясь заставить себя поверить в это. Она чувствовала себя так, как будто находилась в чужом теле, расстегивая ночную сорочку и стягивая ее через голову, а затем бросив на ковер мягкой лужицей. По всему телу побежали мурашки, кончики ее грудей затвердели от холода.

Она прошла к кровати и, отдернув покрывала, скользнула под них. Натянув простыни на груди, она устроилась на подушках. Только тогда она посмотрела на Гарри.

Ее муж застыл, развязывая ботинок, поставив ногу на стул. Он уже снял жилет и рубашку, и взгляду Поппи открылись напряженные мышцы его широкой спины. Он смотрел на нее через плечо, его пушистые ресницы опустились. Гарри был загорелым, как будто обожженный солнцем, его губы приоткрылись, словно он забыл то, о чем собирался сказать. Порывисто выдохнув, он вернулся обратно к ботинку.

Ратледж был прекрасно сложен, но Поппи не получала от этого ни малейшего удовольствия. В общем-то она была возмущена этим фактом. Девушка предпочла бы увидеть хоть какой-то признак уязвимости, намек на мягкость, узкие плечи, хоть что-то, что поставило бы его в невыгодное положение. Но муж был стройным, сильным и крепко сбитым. Все еще одетый в брюки, Гарри подошел к кровати. Несмотря на усилия Поппи казаться равнодушной, ее пальцы самопроизвольно сжали вышитые простыни.

Его рука потянулась к обнаженному плечу девушки, кончиками пальцев он провел по ее горлу раз, а потом еще. Гарри задержался, обнаружив крохотный, почти невидимый шрам на плече, – место, которого коснулась шальная пуля.

– Это след того несчастного случая? – хрипло спросил он.

Поппи кивнула, не в состоянии говорить. Она поняла, что он близко узнает каждую крохотную и потайную частичку ее тела... Она дала ему это право. Муж нашел еще три шрама на ее руке, лаская каждый из них, как будто мог утешить, облегчить боль тех давних ран. Медленно его рука двинулась вдоль пряди ее волос, струящейся по груди потоком цвета дивного красного дерева, и проскользнула вдоль него под простыни и покрывала.

Поппи задохнулась, почувствовав, как его большой палец задел вершину ее соска, очертив круг, посылая потоки жара вниз ее живота. Его рука оставила ее на мгновение, и когда он снова потянулся к ее груди, его большой палец был влажным, побывав в его рту. Снова поддразнивание, острое кружение, влажность, усиливающая ласку... Ее колени немного приподнялись, а бедра шевельнулись, как если бы все ее тело превратилось в сосуд чувственности. Другой рукой он мягко скользнул под подбородок, подняв ее лицо к своему.

Гарри наклонился, чтобы поцеловать ее, но Поппи отвернулась.

– Я тот же человек, который целовал вас на террасе, – услышала она его голос. – Тогда вам это очень понравилось.

Поппи едва могла говорить, когда его рука охватила ее грудь:

– Больше нет, – поцелуй значил для нее больше, чем физический акт. Это был дар любви, привязанности, или, по крайней мере, симпатии, а она ничего подобного к нему не испытывала. Может, у него и было право на ее тело, но не на ее сердце.

Его руки оставили ее, и она почувствовала, как он нежно прижался к ее боку.

Поппи подчинилась, ее пульс учащенно забился, когда Гарри присоединился к ней в постели. Он лег на бок, его ноги были длиннее ее ног на матрасе. Когда он потянул с нее одеяло, она с усилием заставила себя отпустить его.

Взгляд Гарри жадно скользил по ее стройному обнаженному телу, округлостям ее грудей, сжатым бедрам. Поппи окатило жаром, а румянец стал еще гуще, когда он притянул ее к себе. Его грудь была теплой и твердой, покрытой темными волосами, которые щекотали ее груди.

Поппи задрожала, когда его рука скользнула по ее позвоночнику, прижимая ее тело крепче к нему. Находиться в объятиях полураздетого мужчины, вдыхать запах его кожи – это было почти невообразимо для ее ошеломленного разума. Он раздвинул ее обнаженные бедра и прижал к себе, ткань его брюк оказалась холодной и гладкой. Одной рукой Гарри удерживал ее в этой позе, а другой медленно поглаживал спину девушки, пока не унял ее холодную, заставляющую стучать зубы, дрожь.

Его рот прочертил линию вдоль ее напряженно вытянутой шеи. Он долго целовал ее там, исследуя впадину за ушком, край волос, горло. Язык Гарри нашел лихорадочное биение ее пульса, задержавшись там, пока она не задохнулась и не попыталась его оттолкнуть. Его руки напряглись, одна потянулась к изгибу ее голой попки, прижимая ее еще плотнее к себе.

– Разве тебе это не нравится? – спросил он у ее горла.

– Нет, – ответила Поппи, пытаясь просунуть руки между их телами.

Гарри прижал ее спиной к матрасу, его глаза горели дьявольским весельем:

– Конечно же ты не признаешься, что что-то из происходящего тебе нравится, ведь так?

Поппи покачала головой.

Гарри нежно обхватил ладонью ее лицо, большим пальцем коснувшись сжатых губ.

– Поппи, даже если во мне нет ничего, что тебе нравится, то, по крайней мере, дай мне шанс.

– Я не могу. Нет, когда я думаю, что должна была бы делать это... с ним, – несмотря на гнев и возмущение, Поппи не осмеливалась назвать Майкла по имени.

И все равно реакция Гарри оказалась более сильной, чем она ожидала. Он стиснул ее челюсть, рука сжимала ее крепко, но почти не больно, его глаза загорелись яростью. Она дерзко посмотрела на него, почти желая, чтобы он сделал что-то ужасное, тем самым доказав, что был именно таким ничтожеством, как она и думала.

Но голос Гарри, когда он, наконец, заговорил, оказался совершенно спокойным.

– Ну что ж, посмотрим, смогу ли я вычеркнуть его из ваших мыслей, – он решительно скинул одеяла с кровати, лишив ее любой возможности прикрыться. Поппи приподнялась, но он снова толкнул ее на спину. Его рука обхватила ее грудь, набухшую и приподнявшуюся вверх, Гарри наклонился над ней, и его горячее дыхание обдало вершинку легкими, повторяющимися дуновениями.

Он обвел сосок языком, нежно поймал его зубами, играя с чувствительным бутоном. Удовольствие скапливалось в ее венах с каждым кружением, касанием, мягким потягиванием. Руки Поппи, вытянутые вдоль тела, сжались в кулаки. Главное, не коснуться его самой, по своему желанию. Но Гарри обладал умением и настойчивостью, пробуждая в ней глубокие, волнообразные импульсы, а ее тело явно решило выбрать удовольствие, а не принципы.

Она потянулась к голове мужа, темные волосы были густыми и мягкими под ее пальцами. Задохнувшись, Поппи притянула его голову ко второй груди. Он повиновался с хриплым урчанием, его губы открылись над ее жаркой, напряженной вершинкой. Пальцы Гарри скользили по ее телу, касаясь изгибов талии и бедер. Кончиком среднего пальца он закружил по краю ее пупка и проложил дразнящую дорожку по поверхности ее живота, вниз по долине, где ее ноги были сжаты вместе... от колен до верха бедер... и обратно.

Мягко лаская ее, Гарри прошептал:

– Откройся мне.

Поппи сопротивлялась, тяжело дыша, каждый вздох буквально вырывался из ее горла. Закрытые глаза обжигали слезы. Ей казалось предательством то, что она вообще испытывала наслаждение в объятиях Гарри.

И он знал это. Он тихо прошептал ей в ухо:

– То, что происходит в этой кровати – строго между нами. Нет греха в том, что ты отдаешься своему мужу, и ты ничего не добьешься отрицанием ощущения удовольствия, которое я мог бы тебе дать. Позволь этому случиться, Поппи. Тебе не стоит быть добродетельной со мной.

– Я и не пытаюсь такой быть, – нерешительно сказала она.

– Тогда позволь мне прикоснуться к тебе.

Она промолчала и Гарри раздвинул ее несопротивляющиеся ноги. Его ладонь скользила вдоль внутренней стороны ее бедра, пока его большой палец не задел мягкие сокровенные кудряшки. Неровное дыхание нарушало тишину комнаты. Его большой палец проник под кудряшки и коснулся местечка настолько чувствительного, что она резко дернулась с невнятным протестом.

Снова потянувшись вниз, он поддразнил ее нежную плоть. Поппи охватило непреодолимое желание вжаться в его руку. Но она заставила себя лежать неподвижно, пусть даже это стоило ей неимоверных усилий.

Найдя вход в ее лоно, Гарри ласкал его мягкость, пока не вызвал истечение горячей влаги. Он продолжал нежно ласкать ее, один из его пальцев скользнул внутрь. Испугавшись, она замерла и всхлипнула.

Гарри поцеловал ее горло.

– Тссс... я не сделаю тебе больно. Спокойно, – Гарри ласкал ее внутри, его палец нежно изогнулся, будто желая, чтобы она выгнулась вперед. Снова и снова, очень терпеливо. Удовольствие еще более обострилось, ее ноги отяжелели от нараставших ощущений. Его палец отступил, и снова начал лениво играть с ней.

Звуки вырывались из ее горла, но она сглатывала их. Ей хотелось двигаться, изгибаться. Ее руки закололо от желания вцепиться в его мускулистые плечи. Вместо этого она лежала с неподвижностью мученицы.

Но Гарри знал, как пробудить ее тело, заставив отвечать, как вызвать восторг у ее нежелающей плоти. Она не могла заставить себя остановиться и прекратить движение своих бедер вверх-вниз, упираясь пятками в холодную поверхность матраса. Он скользил вдоль ее тела, его рот покрывал нежные расстояния на ее коже, целуя все ниже и ниже. Когда он провел носом по ее мягким кудряшкам, она застыла, пытаясь отодвинуться. Голова закружилась. Никто не рассказывал ей об этом. Это не могло быть правильным.

Как только она изогнулась, его руки скользнули под ее попку, крепко обхватив ее, и его язык нашел ее влажность, быстро проникая в нее. Он осторожно вел и направлял ее в неспешном покачивающемся ритме, снова и снова ласкал ее, заставляя выгибаться в чувственном противодействии. Порочный рот, беспощадный язык. Горячее дыхание опалило ее. Чувства росли и накалялись, пока не достигли потрясающей вершины и не заполыхали, ослепляя своим блеском все вокруг. Крик вырвался из ее горла, затем другой, и частые судороги охватили ее. И некуда было ни убежать, ни спрятаться. Муж оставался с ней, продлевая спуск мягкими касаниями языка, вызывая последние спазмы удовольствия, пока она, дрожа, лежала под ним.

А потом случилось самое худшее, когда Гарри обнял ее, чтобы успокоить... и она ему позволила.

Поппи не могла не почувствовать, как возбуждено его напряженное, сильное тело, слыша его частое сердцебиение над своим ухом.

Гарри пробежал рукой по гибкой линии ее позвоночника. С дрожью неохотного возбуждения она подумала, возьмет ли он ее сейчас.

Но Гарри изумил ее, сказав:

– Я не стану сегодня принуждать тебя к большему.

Ее голос звучал странно и невнятно для ее собственных ушей:

– Тебе... тебе не нужно останавливаться. Как я уже сказала...

– Да, ты желаешь покончить с этим, – сардонически ответил Гарри. – Так, чтобы тебе больше нечего было опасаться.

Отпустив ее, Гарри отодвинулся и встал, поправив брюки с обычным спокойствием. Лицо Поппи запылало.

– Но я решил позволить тебе поопасаться еще немного. Только помни, что если у тебя возникнет мысль об аннулировании брака, я уложу тебя на спину и лишу девственности прежде, чем ты успеешь моргнуть, – он натянул на нее покрывала и застыл. – Скажи мне, Поппи... Ты думаешь о нем прямо сейчас? Его лицо, его имя были у тебя на уме, когда я касался тебя?

Поппи отрицательно покачала головой, отказываясь смотреть на мужа.

– Это начало, – мягко заметил он. Погасив лампу, ее супруг вышел.

Она лежала одна в темноте, испытывая стыд, пресыщение, и смущение.

____________________

* Мульча – нарезная солома, защищающая почву от испарения, замерзания

* В Средние века камины складывались из тесаного камня, позже – из кирпича. Во времена Ренессанса они впервые стали предметом серьезного интереса художников-оформителей. Порталы камина делались из гранита и мрамора, украшались флорентийской мозаикой. Каминные аксессуары также стали объектами художественного интереса. С начала XV столетия для защиты стены от интенсивного нагревания и в качестве украшения в задней части топки появилась отлитая из чугуна декоративная доска. В XIX веке для художественной отделки топки стал применяться тогда же созданный огнеупорный кирпич.