Искушение

Глава двадцать девятая НЕ БЫВАЕТ РАДУГИ БЕЗ ДОЖДЯ

Ты не хочешь разбить стакан, наполненный водой… Так почему же вы хотите разбить сердце, полное любви?

— Есть ли у меня шанс быть причиной твоей улыбки?

Анжелика вздрогнула, едва не выронив графин с апельсиновым соком из онемевших рук от озвученных слов. Она непонимающе взглянула на грустного Сандера, полулежащего на постели и внимательно разглядывающего девушку, словно ища положительные ответы на свои вопросы.

Она проглотила подступивший к горлу ком. Уже две недели она навещала Сандера, но никогда не замечала, чтобы в карих глазах горел неприкрытый интерес и что-то еще, направленный на нее. Первые пять дней Анжелика по ночам оставалась с Александером, рассказывая ему смешные истории, пытаясь отвлечь от невыносимых болей, и у нее получалось, по крайне мере, он делал вид, что он полностью увлечен ее рассказами.

Конечно, Анжелика прекрасно понимала, как ему неприятно от осознания того, что он теперь не в состоянии двигать рукой, становясь зависимым от других людей. Сандер не привык на кого-то полагаться, доверяя только самому себе, однако Лике он позволял ухаживать за собой, то есть кормить, расчесывать, даже брить, чем вызывала у него иногда смешки, ведь ей никогда не приходилось орудовать мужской бритвой.

Заботясь о нем, Анжелике казалось, что именно так она искупает перед ним вину, хотя Сандер не потерпел бы жалости с ее стороны, ведь он думает, что она уделяет ему столько внимание, потому что они друзья.

О жалости и разговора не может быть, да и Лика не хотелось лишний раз травмировать его, демонстрируя чрезмерное сочувствие. Он не должен пасть духом, и она будет помогать Сандеру бороться с трудностями, чем сумеет.

— Сегодня доктор Альмо сказал, что на следующую среду тебя выпишут, — пропуская мимо ушей его вопрос, Анжелика выдавила слабую улыбку, присев на ближайший стул и протянув ему стакан апельсинового сока. Осложнял ситуацию и тот факт, что Сандер — левша, и ему сложно выполнять обычные задания правой рукой, поэтому девушка придерживала стакан, пока майор пил, не сводя с нее любопытных глаз.

— Я хочу поговорить, Лика, — серьезно начал Александер, и девушка непринужденно пожала плечами, но внутри напряглась, как струнка. Если он скажет то, что она больше всего боялась и не желала слышать, то у нее не останется выхода.

Ей придется вернуться в Прагу вместе с матерью. Последняя, кстати, уже неплохо освоилась в Париже, заведя новые знакомства и найдя достаточно обеспеченных спонсоров. Ее мать загорелась идеей развить сеть пекарен и вступить в партнерство с одним кондитерским домом во Франции, которому пришлась по вкусу задумка Катерины Новик.

— Конечно, на какую тему? — скрывая волнение, поинтересовалась Анжелика.

— О любви, — ответил Сандер. — Любовь… Чего приносит она больше: счастья или боли?

Интересно, он специально выбрал эту тему? Она ненавидела это слова настолько сильно, как и чувство, до сих пор продолжающее сжирать ее изнутри.

— Давай о другом, — хмуро попросила Анжелика, однако Сандер непреклонно произнес:

— Анжелика, что такое любовь? Расскажи мне.

— Любовь ранит. Да, вместе с этим она приносит мгновения счастья, но они потом проходят. А боль остаётся. Боль, которая навсегда становится твоим спутником. Больше ничего не остается, кроме нее, — качает головой, погружаясь в свои мысли. — Нет сильнее той боли, что оставляет после себя любовь. Следовательно, ничего хорошего в этом чувстве нет.

— Неправильно, — не согласился с ней Александер, накрывая ее дрожащие пальцы ладонью, и Анжелика опустила взгляд, прикусив губу, чтобы не расплакаться. Почему слезы никак не высохнут? Когда закончится кошмар, преследовавший ее?

— Не надо, Сандер, — тихо прошептала Анжелика, вырывая руку из некрепкого захвата. — Если ты еще что-нибудь скажешь, то мы оба пожалеем об этом.

— Лика, любовь не обязательно может быть только одна. Её может быть намного больше. Просто одни мы запоминаем, а другие — нет. Одни уже закончились, а другие так и не успели начаться. Одни приносят только боль, другие же — счастливые воспоминания. И только нам решать, какую мы забудем и не вспомним, а какую будем беречь в воспоминаниях. То, что связывало тебя и Повелителя, совсем не называлось «любовью». Любовь — это доверять и не лгать.

Анжелика посмотрела на его лицо, и на мгновение ей показалось, что он чего-то недоговаривает, а верхняя губа дергается в нервном жесте, но она тряхнула головой, мысленно отругав себя за подозрительность. Сандер просто ее друг, и ничего не изменится, однако что-то принудило ее сидеть в ожидании дальнейших предложений.

— Зачем мы говорим об этом? — Она не узнала собственного осипшего голоса. А вдруг Сандер прав? Разум смеялся над ней, обвиняя в том, что она никак не желает признать очевидных вещей: любви не было, точнее со стороны Жиральда.

Каждое его действие было продиктовано ослепляющей похотью и вожделением, только внутренний голос предательски напоминал, что без ее одобрения он даже пальцем не касался девушки, хотя имел возможность взять силой, тем не менее Анжелика давно определилась.

Жиральд не любил ее. Он управлял ею, как послушной куклой, как преданным щенком, а после, если бы она обо всем не узнала, бросил на произвол судьбы, окончательно добив и морально уничтожив.

Жиральд не любил ее. Он просто играл ее неопытностью и наивностью, завлекая в сети соблазна, разжигая запретные желания, которые смели сложившиеся принципы.

— Каждый сам ответственен за свой выбор, — внезапно проговорила Анжелика. — Я сделала неправильный выбор, поэтому должна расплачиваться.

— Лика, пока я жив, у меня есть к тебе одна просьба: не делись со мной своим счастьем, а позволь разделить твою боль, — Сандер снова попытался взять ее за руку, но девушка отшатнулась, недоверчиво глядя на него.

«Я разделю с тобой твою боль, Анжелика, но никогда не оставляй меня».

Она уже слышала подобное… И сейчас эти слова зазвенели, как колокола, в ее ушах, бередя воспоминания, которые она четырнадцать дней тщетно хоронила в душе. Неужели Сандер не понимает, что делает с ней? Людям требуются года, чтобы забыть любовь, а она, кажется, до последнего вздоха будет помнить каждый проведенный момент с Жиральдом так ярко, будто это было вчера.

— Я же просила перестать говорить об этом, — Анжелика вскочила на ноги, схватив сумку, намереваясь бежать куда подальше от безжалостной правды, выплывающий постепенно наружу.

— Лика, не уходи, — воскликнул Сандер, но девушка уже открывала дверь, как вдруг протяжный стон остановил ее. Она резко обернулась и увидела привставшего на одном локте Сандера, тяжело дышащего и прижимающего ладонь к груди.

— Сандер! — вскрикнула Анжелика, подбежав к нему и опустившись возле него на колени, обхватив его голову руками, возвращая снова на подушку. — Тебе необходимо лежать и не двигаться, потому что швы могут разойтись от быстрых движений. А ты…

— Лика, прости меня, — прохрипел Сандер, попытавшись дотянуться до ее щеки пальцами, и девушка слегка наклонилась к нему, разрешая парню осторожно погладить кожу. Она не почувствовала отвращение, однако и приятно совсем не было. Безразлично.

— Сандер, я приду вечером…

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу, чтобы ты знала, Лика, я не верил в любовь до того дня, пока не увидел тебя около своей машины, — перебил ее Сандер, не замечая, как от каждого предложения девушка бледнеет. — Я люблю тебя, Лика. Я просто люблю тебя.

— Не надо было, — грустно бросила Анжелика и вылетела, как пуля, из палаты, оставив довольного Сандера. Все складывалось прекрасно, и фортуна вновь улыбнулась ему. Александер не сомневался в том, что ему удалось получить желаемое, пусть и пожертвовав немного здоровьем и кровью. В конце концов, он теперь уверен, что Жиральд Ларош не встанет у него на пути, ведь его ребята, наверняка, уже позаботились о нем.

Как же сладка, все-таки, месть, особенно, когда вдобавок к удовлетворению и триумфу получаешь долгожданную награду.

Оказавшись дома, запыхавшаяся Анжелика сползла по стене в спальне, зарываясь головой в колени. Слава Богу, что дома никого нет. Тетя, как всегда по будням, на работе. Мама на очередной встречи, а Моника восстанавливается после операции в другой части Франции, поэтому ей никто не помешает привести мысли в порядок.

Она ожидала нечто такого от Александера, но до конца продолжала верить в то, что он не решится после всего произошедшего признаться ей… Что за испытания посылает ей судьба?

Найдя друга, она также скоро потеряла его, ибо любовь и дружба несовместимые вещи. То, что принято в любви, недопустимо в других отношениях. Как глупы мужчины, считая, что женщины ничего не замечают. В тот день, когда Сандер без раздумий готов был пожертвовать ее жизнью, стал последней каплей в чаше ее сомнений, как и его последние слова перед тем, как потерять сознание.

Просто Анжелика до последнего отказывалась воспринимать действительно. За эти недели он не упускал возможности случайно дотронуться ее или обнять под предлогом того, что ему трудно приподняться, а она молчала, делая вид, что ничего необычного не происходит.

А сейчас… все изменилось.

Изменились их отношения, потому что теперь она не сможет продолжать закрывать глаза на его любовь, однако и боль причинять ему не станет.

Решительно встав, Анжелика приблизилась к зеркалу, вытирая хлынувшие поневоле слезы. Она обязана набраться силы и перестать совершать ошибки. Пришло время их исправлять.

Анжелика взяла телефон, набрала номер и замерла в ожидании ответа. Через несколько долгих секунд на другой линии защебетала мать:

— Доченька, я скоро приеду. Ты представляешь, мой новый партнер согласился оплатить…

— Мам, — прервала ее Анжелика, прекрасно догадываясь, что материнский монолог растянется на пару часов. — Закажи билеты в Прагу. Я хочу вернуться к прежнему образу жизни.

Повисло тягостное молчание, после чего Катерина Новик пробормотала:

— Ты оставишь Сандера? Как же так? Ваши отношения…

— Нет никаких отношений и не будет. Пожалуйста, мама, увези меня отсюда и дай забыть прошлое. Мне хочется начать все с чистого листа там, где я родилась и была по-настоящему счастливой.

— Хорошо. Я позвоню в туристическое бюро и узнаю о ближайших рейсах.

Швырнув телефон на кровать, Анжелика устало прижалась лбом к холодному стеклу. Правильное решение. Ее больше ничего не держит в городе, разбившем ей сердце. Она ненавидит Париж. Ненавидит каждую улочку, напоминавшую ей о мнимом счастье. Ненавидит даже снег, ставший свидетелем ее преданной любви.

В камере предварительного заключения стояла вязкая тишина, и, казалось, внутри никого нет. Никакого шороха и движения воздуха. Если бы Клайв Лесби не знал точно, подумал бы, что эта камера так же пуста, как и остальные.

Отперев дверь и войдя в приглушенно освященное помещение, он прошел за стол, внимательно смотря на сидящего напротив мужчину. Черная заросшая щетина, голубые глаза, утопленные в черных кругах и никаких признаков раскаяния.

До что же это такое? — пронеслось в голове у следователя, когда он достал из портфеля бумаги и разложил перед собой. Что он за удивительный человек, этот Жиральд Ларош или Повелитель? От адвоката добровольно отказался, вину за каждую совершенную сделку взял, к тому же еще и признает то, что убил нескольких человек, перешедших ему дорогу.

Только вот некоторые факты не совпадают, как и показания, которые давал Джастин Уорик. По словам последнего, большие поставки осуществлялись без надзора Жиральда, а потом парень нечаянно, из-за страха долгого срока, глупо полагая, что это уменьшит ему годы за решеткой, откровенно признался, что устранил собственноручно врагов. Когда он понял, что ляпнул, пытался оправдаться, увы, было поздно.

Так вот именно эта ситуация заставила Клайва задуматься. Получается, отчасти Жиральд Ларош не виновен, однако берет на себя чужие грехи. Почему? Этому человеку так приелась свобода, что он решил посидеть долгие годы?

— Месье Ларош, завтра к Вам придет адвокат, и я попрошу говорить правду, — оповестил его Клайв, и мужчина равнодушно обвел взглядом следователя.

— Зачем? — коротко бросил Жиральд.

— Для вашей защиты, конечно же, — ответил Клайв, ожидая что выдаст ему молчаливый заключенный.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы мои интересы представляли в суде, — жестко проговорил Жиральд. — Я отказываюсь от него. Я имею право.

— Имеете, — согласился Клайв. — Скажу вам честно, месье Ларош, больше прав имею здесь я, поэтому все будет происходить так, как решу я… Ну, и правосудие, в том числе.

— Для чего? — спросил Жиральд, безучастно и безразлично, будто речь шла не о нем. — Для чего вам это нужно? В ваших интересах заключить меня под решетку, а также избавить мир от Повелителя.

— У меня скоро родится сын, — неожиданно осведомил его Клайв. — Когда он вырастет и узнает о том, что его отец осудил невиновного человека, спасшего многих людей, то перестанет меня уважать. Я не отрицаю, что Вы есть Повелитель, но у правды две стороны, а вы, месье Ларош, вносите путаницу в расследование, не позволяя выяснить правду.

Жиральд Ларош молчал, и только сжатая челюсть показывала, что он взволнован, чему Клайв был немного рад. Хоть какая-то эмоция за последние две недели полной апатии.

Настало время достать козырь, и Клайв, откашлявшись, прямо и твердо задал давно беспокоящий его вопрос:

— Месье Ларош, что заставило Вас прийти ко мне? Оставим чувство долга перед страной… Кто послужил причиной того, чтобы вы сдались? Не скрывайте, бесполезно. Я все равно догадываюсь, что во всей истории замешана женщина. Женщина, которая вам очень дорога, если вы пошли на столь решительный поступок.

И Жиральд Ларош… не выдержал и горько рассмеялся. Это был холодный, недобрый звук. Слишком много боли было в его смехе, когда-то, почти наверняка, счастливом и наполненном любовью. Тайное становится явным.