Искушение чародея

Сергей Удалин. Искушение чародея

Еще у двери Анна поняла, что в номере кто-то есть. Или только что был. Не то чтобы заметила, скорее почувствовала. По слишком напряженной, как сдерживаемое дыхание, тишине. По идеально заправленной, не успевшей хоть чуточку просесть, кровати. По стерильному, как в лаборатории, пахнущему озоном воздуху. Притом что дверь на балкон была приоткрыта, явно для того, чтобы выветрился запах. Недавно приоткрыта.

Ну что ж, Анна с самого начала ожидала от этой внезапной командировки какого-то подвоха. Слыханное ли дело, чтобы музей-заповедник оплатил дорогу из Питера в Нижний Новгород и обратно в спальном вагоне и забронировал в гостинице двухкомнатный номер люкс на неделю вперед. Откуда, спрашивается, у них такие деньги? И с какого перепуга им срочно понадобилась консультация рядового кандидата исторических наук? Дело ясное, что дело темное. Рано или поздно что-то должно было случиться.

Удивительно, но никакого страха она не испытывала. Только облегчение и спрятавшееся под усталостью любопытство. Даже от мелькнувшего в голове словечка «бандиты» повеяло чем-то забытым, но светлым. И грустным.

И все же она вздрогнула, услышав спокойный, будничный голос:

— Здравствуйте, Анна.

У балконной двери стоял невысокий черноволосый мужчина лет сорока, одетый в деловой костюм неброского темно-серого цвета. Его самого тоже можно было бы назвать неброским, если бы не глаза — синие, пронзительные и какие-то отчаянные. «Гусарские», — вспомнила Анна и одними губами беззвучно прошептала:

— Вы?

— Мы, — кивнул Жюль, заодно отвечая и на следующий, еще не заданный, но уже ставший ненужным вопрос.

Анна отступила на шаг и прислонилась спиной к спасительной стене. Голова кружилась, ноги норовили предательски подогнуться.

— Кин уехал на вокзал, встречать вас. Но, судя по всему, опоздал, — добил ее Жюль новым сообщением.

Нет, надо успокоиться, взять себя в руки. Нельзя, чтобы Кин ее увидел такой растерянной. В конце концов, она уже не та наивная, романтичная девочка. Столько времени прошло, дочка уже школу оканчивает. Хотя, что такое двадцать лет в сравнении с той пропастью, через которую они пролетели?

Значит, командировка — это их работа. Но тогда…

— Что-то случилось? — задала она еще один ненужный вопрос.

— Акиплеша сбежал, — все так же буднично и спокойно объяснил Жюль. — То есть теперь его зовут Акинфий.

— Как сбежал? Куда?

— К себе, в тринадцатый век.

— Та-а-ак, — протянула Анна и решила все-таки сесть в кресло. Каким бы мягким ни был вагон, подъем в пять утра все равно выматывает. Даже если тебя никто не собирается потом огорошить неожиданными известиями.

— Никто не ожидал, что все так по-дурацки получится, — продолжал Жюль, с каждой новой фразой утрачивая былую невозмутимость. — Он ведь уже адаптировался в нашем мире. Пока лежал в клинике, заочно получил высшее образование. Врачам пришлось с ним изрядно повозиться, но в конце концов и пальцы нарастили, и глаз восстановили. Даже рост чуточку подтянули. Он, конечно, и теперь невысок, но вы бы его не узнали при встрече… Не узнаете… — Жюль почему-то замялся и дальше заговорил еще эмоциональней. — Через два года он защитил кандидатскую по физике времени, еще через два — докторскую. Нашу лучшую лабораторию полностью передали в его распоряжение. Разумеется, поначалу за ним присматривали, но, сами понимаете, нельзя этим заниматься бесконечно и безнаказанно. Да и зачем? Акинфий выглядел счастливым человеком, увлеченным работой и довольным жизнью. Семью он, правда, так и не завел, но женским вниманием обижен не был. Никто же не знал, что это все неспроста.

— Он и в прежней жизни здорово умел притворяться, — с неожиданной для себя самой горечью заметила Анна. — Держать при себе свои мысли, свои мечты, свою боль. Может быть, вы его невзначай чем-то обидели и даже не заметили, как и когда.

— Проще простого найти ошибку, когда знаешь, чем все кончилось. Но как мы могли догадаться, если он не хотел ни с кем откровенничать?

— А вы пробовали его разговорить?

— Представьте себе, пробовали. И так пытались подойти, и этак.

— Значит, плохо пытались! Почему-то со мной он сразу…

Анна оборвала себя на полуслове, вдруг сообразив, зачем Кин и Жюль ее сюда вызвали. А впрочем, мало ли о чем она догадалась. Пусть объясняют сами, не стоит облегчать им задачу.

Она с притворно-виноватым видом прикрыла рукой рот, показывая, что не будет больше перебивать рассказчика. Жюль невольно улыбнулся, глядя на ее ребячество, и вернулся к рассказу:

— Лаборатория Акинфия расположена неподалеку от Нижнего Новгорода. Последнее время он заинтересовался барьером между нашим временным витком и следующим — Кин вам, кажется, об этом говорил.

Анна деловито кивнула.

— За каких-то пять лет Акинфий перевернул все наши представления о природе барьера. Но, судя по всему, он поделился с нами не всеми своими открытиями.

«Как прежде с боярином Романом», — подумала Анна, но благоразумно промолчала.

— Мы пока до конца не разобрались, но, похоже, он нашел принципиально новый способ путешествия во времени, не требующий такой колоссальной затраты энергии. Потом тайно разработал установку для перехода, проверил ее работу и при первой же возможности — три дня назад — сбежал.

— Зачем? — не выдержала молчания Анна.

— Мы не знаем, — признался Жюль. — Но даже если бы знали, все равно не можем его там оставить. Для истории Акиплеша умер в 1215 году. И теперь любое его активное действие изменит ход событий. А он знает и умеет очень многое, это вам не огненные колеса запускать! В общем, его нужно уговорить вернуться. И это придется сделать вам. Нас Акинфий и близко к себе не подпустит. А вас… вы же сами сказали, что быстро нашли с ним общий язык.

Анна устало откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Ну да, так и есть. А чего еще следовало ожидать? Не для того же, чтобы просто увидеться с ней, прибыли гости из будущего? Как всегда, производственная необходимость.

Все правильно, только почему-то очень обидно.

— А если я не… — начала она, но не успела произнести последнее слово.

Дверь с шумом распахнулась, и в номер ворвался Кин. Смуглокожий, словно какой-нибудь мавр, запыхавшийся, с недовольной гримасой на скуластом лице, но радостным блеском в небольших серых глазах. Анна обернулась, посмотрела на него и поняла, что согласна отправиться хоть в тринадцатый век, хоть к черту на рога, лишь бы Жюль на несколько минут оставил их наедине.

К счастью, физик-временщик оказался достаточно догадливым и деликатным, чтобы пробормотать нечто неразборчивое, выйти в другую комнату и там нарочито громко чем-то загреметь. Вероятно, содержимым своих чемоданов.

Они стояли на балконе и смотрели друг на друга. По набережной с захлебывающимся воем проносились иномарки, чуть дальше перекликались гудками плывущие по Волге буксиры, баржи и пассажирские теплоходы. Ни Анна, ни Кин, казалось, ничего этого не слышали. Но и сами молчали. Словно боялись все испортить неосторожным словом. А может быть, боялась только Анна.

Она ждала его возвращения много лет. Умом понимала, что этого никогда не случится, но все равно продолжала ждать. Когда умер дед Геннадий — единственный человек, с которым можно было поговорить о реставраторе Терентии Ивановиче из Ленинграда. Когда сама переехала в Питер и начала новую жизнь. Придумывала для него новые оправдания, назначала новые сроки. Вышла замуж, родила дочь, развелась, и все это время, уже ни на что не надеясь, продолжала ждать. Потом так же долго пыталась забыть, но ничего не получалось. Каждого знакомого мужчину она невольно сравнивала с Кином, и ни один не выдерживал сравнения. Как реальность всегда выглядит скучней и тусклей мечты, как живая песня берет за душу сильней, чем ее текст, напечатанный на бумаге. В конце концов она смирилась с неизбежным, успокоилась, загнала воспоминания в самый дальний уголок души, и если даже иногда натыкалась на них, то рассматривала с удивлением и легкой грустью, как фотографию одноклассника, в которого когда-то была по-девчоночьи влюблена. Она уже почти поверила, что никакого Кина на самом деле не было, что он просто приснился ей в одну из летних ночей больше двадцати лет назад.

И вот теперь, когда его перестали ждать, Кин вернулся. Почти не изменившийся, по-прежнему серьезный, деловитый, немного уставший. Анна боялась даже подумать о том, какой она видится ему. И, конечно же, не могла не думать об этом. Злилась на себя саму, а потом на него, и снова на себя.

Они стояли на балконе и смотрели друг на друга. Нет, они не молчали, а разговаривали без слов, одними глазами:

Почему ты тогда не взял меня с собой?

Ты же сама понимаешь, что это невозможно.

Понимаю. Но почему ты не попытался сделать невозможное? Почему не вернулся за мной? Почему забыл все, что между нами было?

Но ведь ничего такого и не было.

Было другое. Более важное. Почему ты не понял, что это важно?

Он не выдержал ее укоризненного взгляда и отвел глаза. Всего на одно мгновение. А затем снова попытался оправдаться:

Но ведь я же все-таки вернулся.

Потому что я вам понадобилась.

Не только поэтому. В конце концов, вы с Жюлем справились бы и без меня.

Но ты быстрее уговоришь меня помочь вам. Вы же всегда торопитесь.

Он обреченно вздохнул, признавая поражение:

Да, мы опять торопимся.

Анне вдруг стало жаль Кина, и она ухватилась за возможность переменить тему. И заговорить, наконец, вслух:

— А что будет, если Акиплеша откажется вернуться?

Кин покачал коротко стриженной головой.

— Не откажется. Он же прекрасно понимает, что мы не оставим его в покое.

— Почему?

— Он слишком многому у нас научился. И не сможет не применять новые знания. Тем более в такой момент, на сломе эпох?

— А что за момент? — удивилась Анна.

За всеми своими переживаниями она не успела об этом подумать.

— У них там сейчас 1237 год. Понимаешь, что это значит? Батый уже идет на Русь. Акинфий не сможет остаться в стороне. И что бы он ни сделал, это изменит ход истории.

— И что тогда?

— Ничего. Мы просто не дадим ему такой возможности.

— В каком смысле?

— Во всех. Мы готовы на любой шаг, если в нем возникнет необходимость.

— Даже на убийство?

— Даже на убийство.

Анна удивленно и недоверчиво взглянула на Кина, словно ожидая, что он заберет страшные слова назад.

— Нет, ты не сделаешь этого. Не сможешь переступить через себя.

— Смогу, — спокойно возразил Кин. — Ведь смог же я…

Он не договорил, но Анна прочитала окончание фразы в его глазах:

Ведь смог же я отказаться от тебя.

Она опустила голову. Возразить на это было нечего. Как не было теперь и возможности отказаться от уготованной ей роли.

Для «высадки» Жюль с Кином выбрали рощицу километрах в двух от города. Место укромное, неприметное, и далеко идти не нужно. Опыт двадцатилетней давности ничем не помог, Анна не устояла на ногах, ушибла колено и едва удержалась от выражений, не подобающих супруге почтенного варяжского купца.

Жюль настоял на том, чтобы она даже не пыталась выдать себя за местную жительницу. Первые же произнесенные слова выдадут ее с головой. А здесь, как ни крути, порубежье, край неспокойный. Того и гляди за лазутчицу примут. Лучше уж не скрывать, что ты иноземка.

Анна поднялась с травы, отряхнула широкую юбку. Разумеется, пришельцы из будущего не сомневались в ее согласии и все приготовили заранее — и белое, расшитое незамысловатым узором платье с непривычно длинными, спадающими почти до земли рукавами, и головной платок с серебряным обручем, и янтарное ожерелье. Даже сапоги на этот раз пришлись ей впору. Все-то у них продумано и просчитано, только вот Акиплешу они раскусить все равно не смогли.

Ну да ладно, не время сейчас злорадствовать. Анна огляделась по сторонам — вроде бы все тихо-спокойно — и, не выходя из рощицы, неспешно побрела к городу. Солнце пока припекало несильно, над головой шуршали листья, с берега Волги сквозь редкие стволы берез и осин пробивался приятный, освежающий ветерок. Где-то неподалеку отсчитывала века кукушка. Такая благодать, что хоть жить здесь оставайся. Если только не вспоминать о том, что здесь произойдет меньше чем через год.

Вскоре за деревьями показался бревенчатый детинец на вершине крутого холма. Где-то здесь семьсот лет спустя будет проходить знаменитая Чкаловская лестница, но сейчас вверх вела лишь узкая извилистая тропинка. Впрочем, в крепость Анна заходить не собиралась. Если Акиплеша еще не уплыл из города на какой-нибудь торговой ладье — а Кин с Жюлем не сомневались, что он поступит именно так, но надеялись перехватить его раньше, — то искать его следует на торгу возле пристани. У него попросту нет другого выбора, как прибиться к свите богатого купца. В одиночку путешествовать по здешним краям небезопасно. И без всяких татар хватает воинственных соседей — булгары, эрзя, черемисы. Да и свои ушкуйники немногим лучше. Так что без покровителя Акиплеше никак не обойтись. И еще раз прав Жюль: проще всего ему будет представиться знахарем, травником. И показать свое искусство труда не составит, и вопросов будут меньше задавать. Знахарь — он и есть знахарь, человек не от мира сего.

Анна обогнула холм и без труда отыскала торжище. Оно мало чем отличалось от привычных вещевых рынков — те же прилавки, палатки, навесы, та же праздно шатающаяся толпа. Сам городок был невелик, но на торг, как водится, собирались крестьяне со всей округи. Анна не без труда отыскала ряды, где торговали женскими украшениями и прочей необходимой каждой красавице мелочью, и на ломаном языке, больше всего похожем на то, как говорили фашисты в фильмах про войну, начала осторожно выспрашивать: «А у кого здесь лучшие румяна? Кто может вывести с лица бородавку? А нельзя ли где-нибудь раздобыть приворотное зелье?»

Получасовые поиски привели ее к белому матерчатому навесу, под которым сидел тучный, круглолицый, наголо обритый человек в пестром халате. Конечно, так сильно Акиплеша измениться не мог, но все, с кем Анна успела переговорить на торжище, упорно отправляли ее именно к этому торговцу. Если кто-то и пригрел недавно объявившегося в городе знахаря, то только он. И Анна твердо решила для себя, что не уйдет отсюда, пока не вытянет из толстяка всю правду.

При виде богатой клиентки торговец попытался вскочить на ноги, а вернее, сделал вид, что пытается. Угодливая улыбка чуть не расколола его потное лицо пополам, и торговец запричитал, немного растягивая слова:

— Ой, здравствуй, красавица, здравствуй, бела лебедушка! Зачем пожаловала? Что твоей душеньке угодно? У меня все есть: и румяна, и белила, и жемчуга, и камни самоцветные, и парча, и бархат, и кольца, и браслеты, и косы накладные, и сладости заморские…

Анна со снисходительной усмешкой слушала его излияния и вдруг поняла, что они с торговцем в чем-то похожи: он тоже притворяется иноземцем, хотя наверняка приехал из соседнего города. С таким пройдохой можно было бы поговорить и начистоту, если бы не зеваки, то и дело проходящие мимо и прислушивающиеся к разговору. Волей-неволей приходилось продолжать игру.

— Нет, не так, перестать, — заговорила она, старательно коверкая слова. — Я хотеть другой. Я хотеть… эликсир… зелье… для любовь.

Она стыдливо прикрыла лицо кончиком платка, продолжая внимательно наблюдать за физиономией толстого торговца. А тот заулыбался еще шире и все-таки соизволил подняться с разложенных прямо на земле подушек.

— Приворотное зелье, что ли? — переспросил он.

— О, так есть, — кивнула она.

— Так это мы мигом, красавица! — чуть не запрыгал от радости толстяк. — Сейчас прикажу слуге, он приготовит. Дорогое оно, это зелье, но тебе — так уж и быть — уступлю за полцены.

Он ухватился рукой за полог, закрывающий заднюю часть навеса, и уже готов был скрыться из вида. Такой поворот Анну не устраивал. Нужно было каким-то образом выманить этого слугу наружу. И она сказала первое, что пришло в голову:

— Подождать! Не ходить! Я хотеть видеть, как делать эликсир. Есть разный человек: один честный, другой обманывать. Третий говорить: никакой приворотный зелье не есть в природа. Я хотеть знать, кто говорить правда.

Из-за полога донеслось неясное бормотание, а затем торговец вернулся обратно. Вслед за ним вышел худой, сгорбленный старик с длинной седой бородой. Он поднял голову и, прищурившись, взглянул на гостью.

Анна невольно вздрогнула: глаза у слуги были разного цвета. Один — карий, другой — ярко-голубой, почти васильковый.

— Знавал я одну княжну, на которую мое зелье точно подействовало, — произнес старик неприятным, скрипучим голосом.

Вот, значит, как. Акиплеша и не думал прятаться — сам во всем признался. От неожиданности Анна растерялась. Что теперь делать? Продолжать играть роль — глупо. Но и раскрываться нельзя: народ вокруг так и шастает.

Анна скосила глаза на проход между рядами. К навесу как раз приближался усатый стражник в короткой кольчуге и с копьем в правой руке. За левую уцепилась невысокая молодая женщина в домотканом платье и лаптях. Разглядеть ее лицо никак не получалось: она ежесекундно поворачивала голову в сторону спутника и без умолку что-то ему тараторила. Тот слушал с недоверчивой улыбкой, но не перебивал и не пытался высвободиться.

Вдруг женщина остановилась, отпустила руку стражника и завопила, тыча пальцем в сторону Анны.

— Вот она, ведьма! Держите ее!

Анна еще не поняла, что происходит, но уже не сомневалась, что дело плохо. Она помнила про кнопку возвращения, укрепленную у нее за ухом. Но исчезать на виду у всех, так и не поговорив с Акиплешей!

— Что есть ведма? — произнесла она, поворачиваясь к стражнику. — Что говорить этот женщина?

Она рассчитывала потянуть время и все-таки придумать какой-нибудь выход. Но получилось только хуже.

— Она это, истинный крест, она! — еще громче завизжала женщина, а вокруг уже начал собираться народ. — Я как раз в лесу ягоды собирала, вдруг вижу: стоит. А только что никого поблизости не было. Не иначе — с метлы спрыгнула. Но я виду не подала, а потихоньку кралась за ней до самого торжища. И слышала все, что она говорила: все про зелья какие-то выпытывала. Отравить она нас хочет — вот в чем дело! И говорит не по-нашему, а во всем посаде нынче ни одного иноземного гостя не сыщется. Ведьма, как есть ведьма!

Тут нервы Анны не выдержали, она оглядела волнующуюся толпу, а затем метнулась за полог, едва не сбив по дороге толстого торговца. Проскочила заднюю часть навеса, оказавшуюся чем-то вроде склада. Мешки, свертки и корзины разлетались у нее из-под ног. Выскочив в соседний ряд, Анна поняла, что не успеет смешаться с толпой, и с ходу рванула в узкий просвет между двумя палатками. За ними торжище заканчивалось, но от этого было ничуть не легче. Ровная поляна тянулась чуть ли не до самой воды, и нигде не росло ни единого кустика. Только старый покосившийся сарай с болтающейся на одной петле дверью. Раздумывать было некогда, и Анна помчалась к нему, успев заскочить внутрь как раз в тот момент, когда из-за палаток показались преследователи.

Она добежала до конца сарая и уткнулась в глухую стену. Сарай оказался абсолютно пустым, спрятаться здесь было негде. Сквозь дырявую крышу пробивались солнечные лучи, освещая даже самые укромные углы. Оставалось одно — возвращаться назад.

Она сделала два быстрых шага и вдруг ударилась об какую-то не замеченную в полумраке преграду. Повернула в другую сторону и снова наткнулась на невидимое препятствие. В буквальном смысле невидимое. Хуже того — Анна перестала различать стены сарая, дырявую крышу и приоткрытую дверь. Вокруг был только непроглядный серый туман. Она вытянула вперед руку и коснулась чего-то мягкого, но прочного, напоминающего на ощупь хорошо надутый воздухом матрас для плавания. И, судя по всему, она находилась не снаружи, а внутри этого матраса.

Теряя голову от ужаса, Анна со всей силы надавила на кнопку за ухом. Потом еще раз, и еще. Ничего не изменилось.

Анна не знала, сколько времени провела в мучительной неизвестности и неподвижности. Скорее всего, немного, но теперь она начала понимать смысл нелепой фразы про минуту, показавшуюся вечностью. Потом серый туман справа от нее засверкал серебряными искрами, и через мгновение рядом с ней появился давешний бородатый старик.

— Ну, здрава буди, княжна! — произнес он тем же скрипучим голосом. — Вот уж не чаял снова свидеться.

— Аки… Акинфий, — выдавила она из себя.

— Да чего уж там, — хихикнул старик. — Прозывай меня как прежде — Акиплешей.

Но Анне сейчас было не до шуток.

— Значит, это ты поймал меня?

— Я сделал так, чтобы тебя не словили другие. Да и мне так сподручней будет с тобой словом перемолвиться.

— Но как ты это сделал?

Акиплеша покачал взъерошенной головой.

— Не гневайся, княжна, но ты не уразумеешь. Этого пока никто, опричь меня, не разумеет. Поведай-ка лучше, что они мне передать велели.

— Кто «они»? — притворно удивилась Анна и неожиданно поняла, что Акиплеша тоже притворяется, старается говорить, как раб боярина Романа, с которым она когда-то давно познакомилась. Двадцать один год назад. Или семьсот с лишним? Да какая разница?

— Полно, княжна! — махнул рукой Акиплеша, и по этому движению она поняла, что и стариком он тоже прикидывается. А на самом деле сил и здоровья в нем куда больше, чем прежде. А ведь и тогда он в одиночку сумел одолеть боярина. А сейчас, наверное, и от десятка стражников отбился бы. Но предпочел поступить иначе. — Не так уж трудно домыслить, кто тебя сюда послал. Что они хотят?

— Они хотят, чтобы ты вернулся.

— Нет, я не вернусь.

Акиплеша гордо выпрямился и теперь доставал макушкой до плеча Анны.

— Почему? Тебе у них не понравилось?

— Эх, кабы так! — вздохнул беглый чародей. — Нет, хорошо там у них, благостно. И глазу отрадно, и сердцу любо, и голове есть чем себя занять. Это такое сладкое искушение — позабыть обо всем минувшем и наслаждаться жизнью! Только совести все одно было неуютно. Я-то там блаженствовал, а здесь люди мучились. Живые люди, хотя для Кина твоего они уже умерли полторы тысячи лет назад. А для Жюля — и подавно. Но ты-то, княжна, должна понять, каково это — разрываться между мирами.

Анна не стала отвечать. Он ведь и не спрашивал на самом деле.

— Пока не было выбора, я еще как-то терпел, — продолжал исповедь Акиплеша. — А потом, когда уже понял, как вернуться, каждый день в адову муку превратился. Не выдержал я, княжна. И ни секунды об этом не жалею.

Он замолчал, задумчиво глядя в серый туман.

— И что ты теперь будешь делать?

— Жить буду, что ж мне еще остается, — невесело усмехнулся чародей. — И по мере сил помогать жить другим.

— Но ведь они же… — вырвалось у нее.

— Ну-ну, договаривай, раз уж начала, — жестко прищурился Акиплеша.

— Они сказали, что убьют тебя, если ты начнешь вмешиваться в ход истории, — не стала изворачиваться Анна.

— Вот оно как, — пробормотал чародей после долгого молчания. Потом вскинул голову и самодовольно усмехнулся. — Не беда, руки у них коротки. Не дотянутся.

Он обошел вокруг Анны раз, другой, развернулся и зашагал по тому же маршруту в другую сторону.

— Ну, добро, — заговорил он наконец. — Раз уж такое дело, раз уж история им дороже живых людей, то и быть по сему. Жалко мне их, неразумных, невдомек им, что один человек ничего изменить не в силах. Но пусть не тревожатся — я и пытаться не буду. Придумаю что-нибудь другое.

Улыбка у Акиплеши получилась грустной, но вовсе не такой безнадежной, как слова.

— Ой, лукавишь ты, чародей, — ответила на его улыбку Анна. — Ты ведь уже что-то придумал, да? Признавайся.

— Придумал, — кивнул он. — Только не выпытывай, что именно. Сама скоро догадаешься. Но это дело будущее, или прошлое — как посмотреть. А сейчас тебе возвращаться нужно. Заждались поди.

Акиплеша снова хихикнул, но теперь смех его уже не казался Анне неприятным.

— На вот, передай Жюлю, — чародей протянул ей крохотную сверкающую бусинку. — Он будет доволен. А теперь прощай, добрая душа! Пусть и тебе счастье в жизни улыбнется.

Анна хотела что-то ответить, о чем-то еще спросить, но Акиплеши рядом уже не было. А сама она стояла посреди убогого сарайчика с прогнившей крышей. И кнопка возвращения на этот раз сработала исправно.

— Ты уверена, что он не попытается ничего изменить? — еще раз переспросил Жюль.

Анна не удивилась, застав в номере его одного. И не стала ничего выяснять. И так понятно. Она сделала свое дело, и теперь мавр может уйти.

— Уверена. Да ты сам подумай. Хорошенько подумай. Акиплеша изучал временной барьер, так? И сам умеет выставлять барьер — извини, я не разобралась, какой природы. Но невидимый глазу барьер. Далеко уходить из Нижнего он явно не собирается. А меньше чем через год на Русь нападут монголы.

Она остановилась, подождала немного, безнадежно вздохнула.

— Ну, соображай же! Неподалеку от Нижнего Новгорода, монголы, невидимый барьер…

— Китеж! — потрясенно пробормотал Жюль. — Значит, он действительно не будет изменять реальность! Наоборот, превратит в реальность легенду. Ай да Акинфий! Ай да сукин сын!

Он еще что-то говорил, но Анна уже не слушала. Думала о своем.

Вот все и закончилось. Опять, и теперь уже навсегда. Все остались довольны. А она сама? Трудно ответить честно. И еще трудней согласиться с таким ответом. Но что еще можно сделать, кроме как согласиться? Лишь надеяться, что когда-нибудь ей действительно улыбнется счастье, как обещал Акиплеша.

Стоп! Не все довольны. Он еще просил передать Жюлю бусинку.

Анна подошла к физику, взяла его за руку и положила шарик в раскрытую ладонь.

— Это тебе, — объяснила она. — От него. На память.

И отошла. Не стоит омрачать человеку радость своим кислым видом. А она уж как-нибудь перетерпит. На балкончике. Том самом…

Пострадать в одиночестве Анне, однако, не дали. Через минуту на балкон ворвался сияющий Жюль, ухватил ее за плечи, затряс, словно грушу, и заорал так, что наверняка переполошил всю гостиницу:

— Знаешь, что ты мне принесла? Это же выкладки Акинфия по новому способу прыжков во времени! Я еще не проверял, но похоже, что для них потребуется на три, на четыре порядка меньше энергии. Понимаешь, что это значит?

Анне не хотелось ничего понимать, но из вежливости она все-таки задала ожидаемый вопрос. Как только Жюль перестал ее трясти.

— И что же это значит?

— Это значит, что скоро люди смогут путешествовать во времени, когда только ни захотят. На экскурсию, в командировку или просто в гости. Навестить родственников, например.

— Разве это кому-нибудь нужно? — не удержалась от горькой реплики Анна.

— А это уж вы с Кином сами решайте, нужно или нет, — ответил Жюль, на мгновение замер и вдруг захохотал. Сочно, неудержимо, взахлеб.

— Ну я и осел! — с трудом проговорил он, справившись с очередным приступом. — Забыл! Надо же — забыл! Мы так перепугались, когда ты исчезла с экрана. Кин вообще голову потерял. Хотел немедленно отправиться за тобой, спасать тебя. Я попробовал его отговорить, мол, мы даже не знаем, где ты, не знаем, куда его отправлять. Но Кин и слышать ничего не хотел, пытался меня оттолкнуть и сам сесть за приборы. А у меня тоже нервы не железные. В общем, пришлось легонечко приложить его по затылку, оттащить в ванную и там запереть от греха подальше. А потом ты вернулась, и я про него забыл, представляешь?

Анна даже если б очень хотела, все равно не смогла бы ничего ответить. А Жюль стремглав кинулся к ванной, протянул руку к щеколде, но в последний момент передумал:

— Слушай, может, ты сама его освободишь? А я, пожалуй, пойду пока прогуляюсь. А то мало ли что! Он же здоровенный, черт! Никогда бы не подумал, что в нем столько силы.

Он потер ушибленный в схватке с другом локоть и снова рассмеялся. На этот раз — беззвучно, одними лишь отчаянными, гусарскими глазами.