Несколько часов я исследовал туннели, заглядывая в каждый укромный уголок и в каждую щель, куда никто, кроме грызунов, не совал свой нос десятки лет. Проходы вели к подвалам жилых зданий, фундаментам офисных помещений, гаражам, канализационным люкам и тупикам. Я тщательно запоминал все эти закоулки, полагая, что они могут пригодиться мне в будущем. Никогда не знаешь заранее, в какой момент понадобится быстро убраться с глаз долой. Неизвестно, когда тебя застигнет врасплох рассвет или другая тварь ночи, с которой ты в данный момент не желаешь иметь дела. Вроде этого хорька Верма… Да, туннели иной раз могут оказаться очень кстати. Если я проживу достаточно долго, чтобы ими воспользоваться.
В лабиринте встречались интересные запахи. Я видел, что подземелья были пристанищем многих бездомных бродяг, по нигде не мог уловить присутствия Уильяма или Рид-река. Когда последний солнечный луч угас, я вернулся в дом своего босса и поднялся наверх, в кухню. Мелафия и Оливия пили чай.
Мелафия обеспокоенно взглянула на меня.
– Нашел его?
– Нет. Нигде нет ни следа. Я так понимаю, тебе он тоже не присылал весточки?
– Нет. – Мелафия откинулась на спинку стула и потерла лоб.
К моему облегчению, Оливия выглядела вполне нормально – не слишком бледная и вполне бодрая. Казалось, в данный момент Ридрек не воздействовал на нее: глаза вампирши были ясными и серьезными.
– Как самочувствие, Оливия? – спросил я. – Надеюсь, получше?
– Да, намного, – мрачно сказала она. «Но не благодаря тебе» – повисла в воздухе недосказанная фраза.
Очевидно, девушки нашли общий язык. Мне стало малость неуютно, когда взгляды обеих красавиц одновременно остановились на мне. Я не знал, рассказала ли Оливия Мелафии о том, что произошло между нами. Как мы безудержно трахались и как я лишил ее сил, доведя до состояния безвольной лапши. Не знал и не хотел знать, потому что, взглянув на меня, Мелафия чуть вздернула бровь, как делала всегда, когда была мною недовольна. Этот был тот самый пронизывающий до печенок взгляд, которым обладали ее мать и мать ее матери – и так всегда, насколько я помнил. Впрочем, существовали и другие, более опасные взгляды, предназначавшиеся для самых страшных прегрешений.
Смущенный этим женским союзом, я отвернулся и открыл холодильник, притворившись, что поглощен изучением его содержимого. Я разыскал пинтовый сосуд с кровью, который выглядел весьма многообещающе (кровь выцежена на этой неделе, не ранее), и закрыл дверцу.
– Отлично. Рад, что у тебя все в порядке…
Только не наседайте на меня вдвоем разом, подумал я и начал пить. Бродя по туннелям, я прикидывал, рассказать ли жрице вуду о том, что видела Кони. Мне не хотелось волновать ее лишний раз, но я решил, что она должна знать. В конце концов, я понятия не имел, что теперь делать и нуждался в помощи.
– Мелафия, мы виделись с Конни. Она рассказала кое-что странное. – Я передал им слова моей женщины. – Уильям с Ридреком охотились. Другого объяснения я не вижу. Но почему? Какого хрена он делает? Как ты думаешь, не мог ли Ридрек околдовать Уильяма, как и Оливию?
– Черт побери, – пробормотала вампирша. Казалось, известие, что Уильям охотится на людей – пусть даже это были отбросы общества – потрясло ее даже больше, чем Мелафию. Странное дело.
Жрица вуду порывисто поднялась на ноги и принялась мерить шагами кухню, нервно теребя в руках ткань своей пестрой юбки.
– Ладно, давайте для начала взглянем на положительную сторону дела. Уильям жив. Возможно, он просто ублажает Ридрека, пытается обхитрить его и втереться в доверие к этому старому дьяволу.
– Это было бы лучше всего, – кивнула Оливия. – А отрицательная сторона?
Мелафия резко остановилась.
– Не ходите туда.
Я допил кровь и поставил стакан на стол. Что-то подсказывало мне, что Мелафия и Оливия по-разному представляли себе худший вариант развития событий. В последнее время вдобавок к своим прочим способностям я, кажется, приобрел недурственную интуицию, поэтому решил вставить словечко:
– Если Уильям не вернется в ближайшее время, мы больше не будем сидеть и гадать, что с ним. Ридрек придет за мной. И за тобой, Оливия. И никто не предскажет, что может случиться. Мелафия, вам с Рени лучше на время уехать из города. Я опасаюсь…
– Я уже отправила Рени к ее тете в Брансвик. А сама никуда не поеду. Я могу понадобиться вам с Уильямом. – Мелафия расправила складки на юбке и выпятила челюсть.
Я вскинул руки… но тут же опустил их.
– Если с нами что-то случится, у Рени никого не останется, кроме тебя.
Я видел, какого труда стоит Мелафии сохранять самообладание. Уильям заменил родного отца сперва ей самой, а теперь и ее дочери…
– Я мамбо Саванны, забыл? Верь мне, когда я говорю, что могу постоять за себя и свою дочь.
Я знал, что спорить бесполезно. К тому же Мелафия, скорее всего, права. Никто из нас не знал истинной ее силы. Да, она помогала Уильяму и мне в разных сложных ситуациях, и некоторые из ее действий требовали значительных умений. Но до сих пор нам не приходилось сталкиваться со злом такого масштаба, которое являл собой Ридрек.
– Ладно, допустим. И что ты предлагаешь?
– Я думаю, мы должны делать дело и верить, что Уильям вернется, как только отделается от Ридрека, – сказала Мелафия.
– Что значит «делать дело»?
– У нас банкет на носу.
Ах, да! Эта проклятая вечеринка совсем вылетела у меня из головы. Изучая туннели, я думал совсем о другом. Может быть, потому, что прием и моя грядущая роль на нем внушали мне страх.
– Слушай, какой смысл заниматься банкетом? Ведь основной целью было представить обществу Элджера, а его больше нет.
– Я – почетный гость, – заявила Оливия и встала между мной и Мелафией, скрестив руки на груди.
– Не спорю, но что с того? У нас тут наметился кризис, если ты не заметила.
Мелафия потерла переносицу, словно у нее внезапно разболелась голова.
– Джек, ты кое о чем забываешь. Прием нужен не только затем, чтобы представить Элджера Саванне. Уильям собирался познакомить Элджера, а теперь Оливию, с некоторыми вампирами Западного побережья, которых он перевез сюда раньше.
– Да-да, я знаю. Ну и что?
– Это не просто визит вежливости, – сказала Оливия. – Прежде чем уехать в Америку, Элджер говорил мне, что им с Уильямом нужно встретиться с некоторыми вампирами, которые являются лидерами уже существующих общин или создают на Западе новые. Они собирались обсудить некоторые важные… вопросы.
Если что-то и могло выбить меня из колеи еще больше, то это как раз какие-то новые загадочные «вопросы». У меня и своих вопросов имелось предостаточно, и чем дальше, тем больше их становилось.
– Какого рода вопросы?
– О взаимопомощи и защите. О возможности перемещения сюда мирных европейских вампиров вроде меня или Элджера.
– О помощи и защите?.. Но от чего?
– От демонов вроде Ридрека.
– И сколько же таких, как он? – Дрожь прошла по моему позвоночнику. Сходное чувство я испытал однажды, когда проходил мимо дробилки для щепы и едва избежал встречи с острым колом, некогда бывшим стволом рождественской елки, которую кто-то перерабатывал себе на мульчу.
– Чертовски много, – ответила Оливия и потерла ладони, словно ей внезапно сделалось холодно.
– Я думал, что у Ридрека и Уильяма просто какая-то личная вражда. А ты говоришь, есть и другие вампиры вроде Ридрека, и они приезжают сюда для… Для чего?
– Пока неизвестно. Именно эти вопросы и предполагалось решать на встрече.
– И как я узнаю этих самых «мирных вампиров», когда они явятся сюда?
Оливия пожала плечами.
– Затрудняюсь ответить.
– Нет, ну ты просто долбаный дельфийский оракул, а? – Я был уверен, что Оливия многого недоговаривает. Интуиция опять разбушевалась. Мне хотелось схватить вампиршу за плечи и трясти, пока она не расскажет все до последнего слова, но вместе с тем я недоумевал: неужели меня действительно это колышет? Уильям недвусмысленно дал понять, что со всем разберется сам, а мне не стоит лезть не в свое дело. Ну, так и черт с ним!.. И тут я заметил виноватое выражение на лице Мелафии. Она теребила одну из своих косичек-дредов и смотрела в пол.
– Полагаю, лучше не спрашивать, знала ли ты обо всем, – сказал я ей.
– Прости. Он должен был сам тебе рассказать. – Мелафия подняла глаза. – Когда вернется. И поэтому обязательно нужно идти на прием.
– «Поэтому» – это почему?
– Пять вампиров в одном месте будут большим искушением для Ридрека. Я думаю, он придет. Тайно.
– А до того времени, – сказала Оливия, – я, ты и Джек должны заняться приемом. Вампиры уже прибыли, а раз Уильям выпал из игры, мы должны их встретить.
– Вот как? Мы должны?.. – Я взял пустой сосуд из-под крови, борясь с искушением швырнуть его в стену, но вместо этого лишь подкинул его и поймал одной рукой. – Ну, и кто записал тебя во встречающую делегацию, солнышко? У меня есть идея получше. Может, ты сама пойдешь туда и сыграешь роль радушной хозяюшки?
– Я просто хочу помочь, – ровным голосом произнесла Оливия. – Мы должны объяснить, что случилось с Элджером.
– Только не говорите им, что Уильям пропал, – предостерегла Мелафия.
– А что сказать? Что он катается на лыжах в Аспене? Занимается дайвингом на Таити?
– Правду, – ответила Мелафия. – Скажем, что он ушел искать убийцу Элджера.
Отвернувшись, я кинул стакан в раковину. Я еще не научился управляться со своей возросшей силой: стакан разлетелся, окатив сияющую сталь осколками и кровавыми каплями.
– Я вообще не представляю, какова моя роль в этой истории. А вы не можете или не хотите мне объяснить. Ну-ка, скажите: почему я не могу просто выйти в дверь и никогда не возвращаться?
Темные глаза Мелафии подозрительно заблестели.
– Потому что Уильям рассчитывает на тебя, Джек. И потому что он… он – твоя семья.
Вот ведь какое дерьмо.
Мелафия знала, что я не вынесу ее слез. Она поняла это еще прежде, чем научилась говорить. Оливия выжидающе смотрела на меня. Черт и черт. Назвался груздем – полезай в кузов. Да и куда я пойду в любом случае? Я подозревал, что и Калифорния расположена недостаточно далеко, чтобы спрятаться от грозы, бушующей в Саванне.
Я кивнул вампирше.
– Надевай свое моднявое пальтишко. Пошли.
По дороге на плантацию Оливия рассказывала, что они с Мелафией отыскали возможность переправить дух Шейри в лучшее место, где девушке будет хорошо, и похоронили тело В подземельях. Я был рад за бедную Шейри, но, сказать правду, большая часть рассказа в одно ухо влетела, а из другого вылетела. Я не мог толком врубиться во все эти хитрости и особенности вампирского существования, когда меня ожидали пять настоящих кровопийц.
Я мечтал познакомиться с другими вампирами. Будьте осторожнее со своими желаниями…
Ах, как же мне хотелось вернуться в нормальный мир образца недельной давности, когда мы с Уильямом спокойно жили в городе, занимались своими делами и были единственными кровососами Саванны, не считая «транзитных» вампиров, которых Уильям привозил из Европы, представлял обществу и отправлял восвояси. Да, мистер Макшейн, добро пожаловать в большой мир вампиров, где ты не сможешь отличить хорошего парня от плохого без подробной инструкции.
Плантация Уильяма располагалась в трех четвертях часа езды от Саванны, между болотом и островом Надежды. Ну, сорок пять минут для большинства людей и полчаса – для меня. Оливия ахнула, когда мы вывернули на подъездную дорожку, или аллею, как любил называть ее Уильям. Она походила на рисунок из книжки с картинками – длинные ряды дубов по обеим сторонам дороги. Мне хотелось бы увидеть их при дневном свете. Разумеется, существует масса вещей, на которые я с удовольствием посмотрел бы днем, но нет смысла плакать над пролитой кровью.[35]
В конце аллеи возвышался дотошно реконструированный особняк, который Уильям использовал в основном для приемов. Он называл его своим загородным домом. Здесь и правда до сих пор находилась плантация, хотя ручной труд людей давно, заменили сельскохозяйственные машины. Уильям нанял профессионального фермера, следившего за обработкой земли и сбором урожая. Помимо того, мой босс держал штат вышколенных слуг, которые содержали особняк в порядке и обслуживали гостей. Дом был полон антикварных вещиц – серебро, фарфор и другие бесценные безделушки. В каретном сарае стояло несколько старых машин. Сизый «Тандерберд»[36] был моим любимцем в этой коллекции.
Едва мы с Оливией подъехали к дому, как навстречу вышел местный садовник, он же шофер, чьей обязанностью было припарковать вашу машину, когда вы проехали под porte cochere.[37] Оказавшись во дворе, я поздоровался с Чандлером, здешним дворецким, и представил его вампирше.
– Я проводил гостей мистера Торна в гостиную. Развел огонь и принес напитки. Нужно ли еще что-нибудь, мистер Макшейн? – Чандлер взял кожаное пальто Оливии и вопросительно посмотрел на меня.
– Пока нет. Может быть, позже. Я позвоню, если вы понадобитесь. – Чандлер кивнул, повесил пальто в шкаф и удалился. Подобно Мелафии, он принадлежал к семье, которая издавна верно служила Уильяму и получала за свою работу недурственное жалованье. Я иногда раздумывал, какую именно наследственную сделку этот род заключил с Уильямом, но не отваживался спросить. Мне это представлялось невежливым. Чандлер был образцом корректности. Он подавал теплую кровь в чистом хрустале так же невозмутимо, как дорогое бордо из винного погреба. Истинный джентльмен.
Мы с Оливией остановились перед закрытыми двойными дверьми гостиной, и я сделал глубокий вдох.
– Ничего не хочешь мне сказать, прежде чем я встречусь с этими ребятами? – Не исключено, что мне случалось мимолетно видеть их раньше, когда Уильям контрабандой протаскивал в Америку очередных вампиров. Впрочем, он не позволял мне общаться и вообще контактировать с европейскими гостями, посему я полагал, что не опознаю их. И уж наверняка эти богатые баловни судьбы меня не вспомнят.
– Просто будь собой, Джек, – сказала Оливия и, встав на цыпочки, поцеловала меня в щеку. Ишь ты! Что за бес в нее вселился? С тех пор, как мы покинули дом Уильяма, ее настроение разительно изменилось. Может, вампирша поняла, что я на полном серьезе готов все бросить и уйти?
Я открыл двери. Мы вошли. Двое парней моего биологического возраста сидели перед камином, о чем-то беседуя. Увидев нас, они поднялись на ноги.
Один из вампиров протянул руку.
– Я – Ибан. А вы, должно быть, Джек и Оливия. Мы с Мелафией недавно говорили по телефону, и она сказала, что вы скоро будете.
Парень был среднего роста и хорошо сложен. Одет в просторный (Мелафия сказала бы «бесформенный») темный костюм и дорогие кожаные туфли. Лицом вампир немного походил на Антонио Бандераса: темные, чуть волнистые волосы падали ему на плечи. Да и говорил он с легким испанским акцентом. Представьте себе Риккардо Монтальбана[38] и дорогую коринфскую кожу.
Его рукопожатие было твердым, улыбка – искренней, несмотря на мое предубеждение, этот Ибан мне сразу понравился. Он поцеловал руку Оливии, а та присела в шутливом реверансе.
– А это Тобиас, – сказал Ибан, кивнув на блондина в хлопчатобумажных брюках и гавайской рубашке.
– Для друзей просто Тоби, – сказал светловолосый вампир, улыбаясь и пожимая нам руки. – Приятно познакомиться. – Он показался мне столь же приятным, как и Ибан.
Я почесал в затылке.
– Тоби, по-моему, я тебя где-то видел. Ты не проезжал через Саванну, когда Уильям переправил тебя из Европы?
Казалось, Тоби на секунду смутился, а потом покачал головой.
– О, нет. Я не из числа «контрабандных товаров» Уильяма, а местный уроженец. Мой создатель принадлежит к одному из древних вампирских кланов Запада.
Честно признаться, я впервые услышал о существовании на Западе (и вообще в Северной Америке) каких-то древних кланов, но почел за лучшее не показывать свое невежество. Боже, мне еще многое предстоит узнать о вампирах…
– Ты мог видеть его по телевизору, – сказал Ибан. – Смотрел гонки в пустыне? Калифорния и Невада, верно? Тоби у них там бессменный чемпион.
Тоби скромно развел руками.
– На Восточном побережье не показывают прямую трансляцию, потому что это происходило бы очень поздно ночью. Но ты мог видеть записи на канале ESPN4[39] по понедельникам. Ничего особенного.
У меня перехватило дыхание. Ничего особенного? Ничего особенного?! Стать гонщиком – мечта всей моей жизни. Настоящая большая мечта. А этот Тоби воплотил ее. Почему меня не сделали вампиром на Западе, где все это происходило? Так нет же! Я оказался на Востоке. Почему, ну почему некоторым кровососам достается все, а другим – пшик?!
– Как тебе это удается? Ты… ты ведь не можешь тренироваться днем? – спросил я.
– Не могу. Но все схвачено. Я давно уже заработал репутацию отшельника. И меня называют…
– Ночная Молния, – потрясенно сказал я. – Знаю. Я твой большой поклонник.
Тоби улыбнулся.
– Спасибо. Да, мы тренируемся только по ночам, якобы из-за жары, так что нет проблем. Спасибо Уильяму, это он придумал этот вариант. Мы познакомились как раз перед тем, как он инициировал тебя. Сперва я пропадал на железных дорогах, потому что поезда в то время были самым быстрым средством передвижения. Потом ездил на всем, что движется. Например… э… в шестидесятые я занимался подлунным серфингом и немного увлекался драг-рейсингом.[40]
– Не там ли, случайно, ты познакомился с ребятами из «Бич бойз»?[41] – спросил Ибан.
– Ну да. Жаркие были деньки. Помню эти их легендарные вечеринки, которые продолжались целыми днями… я хочу сказать, ночами. Я даже был у них на подпевках в некоторых композициях. Мы с Уильямом поддерживали связь по телефону, потом по Сети. Знаешь, он никогда не теряет контактов, у него отличная база – что тогда, что сейчас. Лига гонок в пустыне – его придумка. Как и Ночная Молния. Он очень изобретательный, наш Уильям. Просто кладезь всяких идей.
Я вздохнул. Боже ты мой, я многое отдал бы, чтобы поучаствовать в знаменитых гонках. Пока Тоби добывал себе отличную гоночную машину, опытный экипаж, деньги и славу, я трюхал по грязным дорожкам под дешевыми тусклыми мигающими фонарями стадиона. К вопросу о нечестной сделке… Увы, дурацкие гонки на разрушение[42] были моим единственным путем к славе…
Задумавшись, я не сразу заметил, что Оливия тычет меня локтем под ребро.
– Джек, Ибан задал тебе вопрос, – мягко сказала она. – А?..
– До вашего прихода мы говорили об этом портрете. Старую школу сразу видать. Должно быть, кто-то из фламандцев? Какой реализм! Только гляньте на отсвет огня на лице! Я годами пытался найти для своих фильмов таких же харизматичных людей, как Уильям. Держу пари: он всем говорит, что это портрет его предка. Верно?
– Верно. – Я посмотрел на висящий над мраморным камином портрет Уильяма, словно никогда не видел его прежде. Да, нет смысла плакать над пролитой кровью. Уильям не виноват в том, что я упустил в своей жизни какие-то возможности. Он не мог изменить правила вампирского сообщества, каковы бы они ни были. Не везет тебе, Джеки. Знаки объезда и дорожные шлагбаумы судьбы убивали мою мечту. Я застрял в этом городе, прикован к Саванне, обречен прозябать здесь в компании своего дражайшего папочки.
Верм застонал, когда Ридрек надевал ему на запястья цепи. Ридрек оказал Верму любезность, приковав его: ведь здесь не было гроба, чтобы держать мальчика в неподвижности. Сдается мне, кричащий и бьющийся о стены Верм будет изрядно раздражать Ридрека. А раздражать старого вампира небезопасно для вашего здоровья. Уж что-что, а это я знал наверняка.
– Итак, проведем маленький научный эксперимент. Посмотрим, что может сделать твоя ублюдочная кровь. – Ридрек отряхнул руки. – Теперь давай-ка вернемся к нашему делу.
Я все еще пытался высвободить руку из держащей ее веревочной петли.
– Не назвал бы это делом…
Ридрек одарил меня печальным взглядом.
– Возможно, нет. Но я наводил справки о твоем маленьком контрабандном бизнесе.
Вот теперь он привлек мое внимание. Я-то думал, что Ридрек снова собирается говорить о крови вуду. Мой создатель был знаменит своей дотошностью, и если уж что-то интересовало его, он не успокаивался, не выяснив все досконально. Старый хрыч обожал чужие секреты и не стеснялся убивать и мучить людей ради получения необходимых ему сведений. Однако на сей раз я не мог позволить Ридреку раздобыть желаемое. Это обозначало бы конец всего, ради чего я жил, и гибель моих союзников и друзей, которые шли за мной и верили мне. В том числе и тех, кто приехал сейчас в Саванну, чтобы встретиться с Элджером (а теперь Оливией) на банкете. И, разумеется, это также означало бы, что все человеческое население превратится в кормовую базу для вампиров. В первую очередь – женщины и дети…
Я отказался от попыток скинуть с груди плиту или разорвать веревки, предпочитая поберечь силы. Они мне понадобятся, когда Ридрек приступит к допросу.
– Все операции свернуты, – сказал я, и это было отчасти правдой. – Ты убил Элджера и…
– Нет! – Ридрек отпихнул горку костей подальше к стене и сел на выступ возле моей головы. Он наклонился так низко, что меня обдало его зловонным дыханием. – За дурака меня держишь? Даже и не пытайся. Ответь на вопросы, и я оставлю тебя в покое.
Он лгал. Мы оба это знали.
Громкие стоны Верма, нашего будущего вампира, нагнетали ужас, лишний раз напоминая мне о том, чего стоит Ридрек и его пустые обещания. Потом раздался жалобный голос:
– Помоги-иите-еее!
Мне впору было сказать то же самое.
– Почему я должен тебе верить?
– А разве не этого ты хочешь? Всю свою жизнь ты желал не того, что тебе предлагали. Я дал тебе бессмертие и собственную кровь, а ты только ныл – вместо того, чтобы занять принадлежащее тебе по праву место властелина мира. Две сотни лет я показывал тебе достопримечательности и удовольствия Европы, но ты возжелал этого занюханного «нового света». Я предлагал тебе женщин, готовых на все, а ты только и знал, что страдать по своей мертвой жене. Воистину печальная картина. А теперь отвечай на вопросы или страдай. Сколько вампиров ты переправил? Где они сейчас?
Я собрал волю в кулак, готовясь к боли, к смерти или к тому и другому одновременно, и ничего не ответил. Ридрек был прав относительно моих желаний, он только позабыл кое о чем. О том, что я хотел умереть. Создатель не дал мне свободы, а держал возле себя более двухсот лет. До тех пор, пока я не сбежал за океан. Но даже расстояние не разорвало узы крови. Если бы я вынудил Ридрека убить меня, то унес бы свои секреты за грань бытия. Единственное мое спасение.
– Держу пари, что твой юный мастер Джек мог бы рассказать мне все, – сказал Ридрек, ударив в самое больное место.
Я выдавил улыбку.
– Джек не посвящен в мои тайны. Можешь пытать его сколько угодно, он ничего не знает.
Ридрек улыбнулся в ответ. Обрывки моей кожи все еще висели у него на клыках.
– Кто сказал хоть слово о пытках? Я предложу Джеку его, так сказать, собственный ключ от королевства. Он займет твое место и станет правой рукой самого могущественного вампира на земле. То есть меня.
– Джеку ты не нравишься.
– Возможно. Но ему понравится моя наука.
Что ж, все верно. Джек будет в восторге. Он добр к людям и потому будет держаться подальше от темных уроков убийств и пыток, но со временем Ридрек преодолеет его человечность. Мой создатель был не просто гнилым яблоком в бочке, а истинным червем разрушения.
– А как же твои старые приятели на континенте? Они уже дали добро на владение миром? Большинством голосов избрали тебя властелином вселенной?
– Большинством голосов? – На лице Ридрека появилась брезгливая гримаса. – Ты вконец отравлен этим дерьмом демократии. Жизнью и смертью управляет сильнейший, а не какая-то там амеба, толкующая о гражданских правах.
– Рано или поздно они узнают, что ты творишь. И тогда тебе придется очень худо.
– Все может быть, все может статься. Но тебе станет худо гораздо раньше, чем подойдет моя очередь. Так вот, насчет Джека…
– Джека ты не получишь. Я лучше сам его убью.
Верм дико заорал, корчась от боли и уже предчувствуя свою смерть. Потом он обвис на цепях и затих.
Ридрек расхохотался. Представление явно забавляло его.
– Вот на это хотелось бы взглянуть. С удовольствием полюбуюсь, как ты, мистер Самообман, убиваешь своего единственного отпрыска. – Он вздохнул. – Только не верится, что тебе хватит мужества. Жаль, что не могу предоставить возможность помучиться выбором. Но я с упоением понаблюдаю, как ты будешь идти против своих желаний и против собственной крови. Ладно, Джек и так уже наполовину мой, а остальная его часть в скором времени будет принадлежать Оливии.
– Он умнее, чем ты думаешь, – сказал я, убеждая скорее себя, чем Ридрека.
Верм снова очнулся. Теперь он кричал почти не умолкая, так что нормально разговаривать стало невозможно. Если, конечно, этот разговор вообще можно было назвать нормальным.
– Ничего, – усмехнулся Ридрек, – Оливия знает, как с ним управиться. Думаю, уже пора позвать ее сюда. Ее и Джека. Но сперва…
Старый мерзавец исчез из моего поля зрения, и я услышал, как он возится с фонарем. По комнате поплыл маслянистый запах керосина. Ридрек старательно обрызгал им мои ступни и лодыжки, а потом зажег факел.
– Ну а пока мы ждем, не желаешь ли немного помучиться?