Искусство осады

В эпоху так называемой III Пунической войны, в 149 году до н.э., Карфаген и сам подвергся осаде за то, что отказался исполнить жестокое требование Рима разрушить город. Уже успев к тому времени капитулировать и разоружиться, сдав более двух тысяч катапульт, город начал отчаянно перевооружаться. Ежедневно делались сотни орудий, и говорят даже, что вновь построенные катапульты оснащались тросами из волос, которые жертвовали женщины Карфагена (Аппиан «Пун.» 93).

Римляне все еще придерживались своей излюбленной тактики брать города приступом, причем их войска проявляли при этом редкую жестокость. Тем не менее первоначальные атаки римлян на Карфаген и его союзников не дали результатов. Даже все более привычное использование артиллерии не приносило успеха. Кстати, это говорит о том, что артиллерия не играла в то время такой уж большой роли. Например, в 149 году до н.э. при Гиппагретах, городке около Карфагена, римский консул JI. Кальпурний Пизон, говорят, провел целое лето, пытаясь прорваться в город, но защитникам удалось сжечь его осадные машины (Аппиан «Пун.» 110). Деревянные механизмы всегда были уязвимы для огня, к этой теме неизменно обращаются все авторы, пишущие об осадах. Однако в более поздние века артиллерия и метательные войска расставлялись так, чтобы обеспечить непрерывный огонь, что сводило на нет усилия поджигателей. Так или иначе, Пизон потерпел при Гиппагретах неудачу, тогда как более умелый военачальник мог бы добиться успеха.

Можно сказать, что события при Карфагене как в зеркале отражают особенности римского осадного искусства того периода. Консулы 149 года до н.э., не зная, что разоруженный город вновь спешно вооружается, наивно решили, что его легко будет взять путем эскалады — штурма с помощью лестниц. И только когда несколько попыток провалились, римляне начали сооружать осадные машины. Аппиан сообщает о строительстве «двух огромных машин с таранами» (Аппиан «Пун.» 98), предположительно с командой из шести тысяч человек. Их доставка на место потребовала укрепления дороги вдоль края высохшего Тунисского озера, что показывает, что они были нацелены на южную стену города. Попытка не удалась, и не только потому, что защитники быстро заделывали бреши, которые удавалось пробить римлянам. Однажды ночью они устроили вылазку и подожгли обе машины.

Не добившись ничего за целый год осады, римляне перешли к нападениям на города — союзники Карфагена на побережье Северной Африки. На третий год, в 147 году до н.э., в результате неумело проведенной эскалады несколько тысяч римских воинов оказались окружены на маленьком пятачке внутри городских стен. Их спасло только своевременное прибытие П. Корнелия Сципиона Эмилиана, принявшего командование в 146 году до н.э.

Сципион восстановил пошатнувшийся боевой дух своих солдат, устроив рейд на Мегару — один из районов Карфагена. Затем, обратившись к опыту прежних поколений, он решил полностью изолировать город и начал блокаду. Эта стратегия не использовалась ни в одной из знаменитых осад предшествующих лет. Но, будучи приемным внуком великого Сципиона Африканского, Сципион Эмилиан должен был слышать историю Оронгия, осажденного братом Сципиона Африканского в 207 году до н.э. Там город был обнесен двойным рвом и валом, после чего со всех сторон начался приступ (Ливий 28.3.2–16). Нечто подобное Сципион готовил и для Карфагена.

Прежде всего, он отрезал все пути к городу по суше, построив мощное земляное укрепление, которое одновременно и перекрыло перешеек шириной 2³/₄ мили (4,5 км), и дало укрытие римским войскам; по типу это был линейный вариант Капуанских круговых укреплений. Затем Сципион блокировал огромную гавань, связывавшую Карфаген со Средиземным морем, соорудив поперек входа в нее мол. Когда город был изолирован, можно было начинать штурм, и Сципион подвел тараны, чтобы пробить причальную стену. В отчаянии некоторые карфагеняне пытались переплыть залив, чтобы поджечь римские осадные машины, другие же начали укреплять причальную стену, но были отброшены от нее, понеся бесчисленные жертвы. Аппиан (вероятно, пересказывая свидетельство очевидца — Полибия) говорит, что «это место было настолько скользким от крови, пролитой в большом количестве, что [римляне] вынуждены были отказаться от преследования убегавших» (Аппиан «Пун.» 125). Оставалось лишь начать приступ, который бывал роковым для столь многих противников Рима. После шести дней целенаправленного разрушения город лежал в развалинах.

Отношение к павшим городам

Если персы или карфагеняне давно были известны бесчеловечным отношением к побежденным городам, то римляне зачастую еще больше превосходили их в жестокости. Когда римляне вошли в Карфаген, одновременно с уличными боями началось планомерное разрушение города. Целые кварталы многоэтажных домов поджигались прямо с их обитателями, а выжившие тут же добивались отрядами, очищающими улицы. Аппиан говорит, что в течение шести дней и ночей солдаты постоянно сменялись, чтобы передохнуть от тяжелого труда, убийств и тягостных зрелищ (Аппиан «Пун.» 129–130).

По необычайному совпадению именно в тот год произошел разгром римлянами Ахейского союза. Вследствие усилий римского военачальника Луция Муммия богатый город Коринф лежал в руинах (Павсаний 2.1.2). Греки, перед этим разбитые в битве, даже не пытались удержать город, и римляне вошли в открытые ворота. Они перебили всех оставшихся мужчин, продали в рабство женщин, детей и рабов и унесли все, что представляло ценность (Павсаний 7.16.5).

Для римских армий была, видимо, естественна и жестокость, проявленная в 209 году до н.э. в отношении Нового Карфагена, с убийством всего живого, вплоть до собак и других животных, и разграблением города назначенными для этого отрядами, пока другие стояли на страже (Полибий 10.15.4–9).

Но разные полководцы все же по-разному вели себя в случае победы. После сдаче Фокеи недисциплинированные римские войска принялись грабить все без разбора вопреки приказам своего военачальника Эмилия Регилла, который считал, что добровольно сдавшийся город не должен подвергаться разграблению. Ему не удалось сдержать солдат, но он хотя бы смог защитить жителей города, собравшихся в форуме (Ливий 37.32.1–14). Видимо, именно для того, чтобы не потерять полностью контроль над ситуацией, Марцелл перед самым падением Сиракуз заявил, что в городе не должно быть убийств, только грабеж (Ливий 25.25.5). Правда, в конце концов, он был вынужден поставить караулы в наиболее важных местах, вроде королевской сокровищницы, чтобы защитить их от грабежа.

Писали, что после разграбления Вавилона в 539 году до н.э. Кир говорил своим войскам, что «таков обычай всех времен и всех народов, что если город захвачен в войне, то сами его жители и вся их собственность принадлежит победителям» (Ксенофонт «Образование Кира» 7.5.73). Точно такой же философии придерживался и Сципион. А в классической Греции награбленное принадлежало в первую очередь военачальнику. После выплаты жалованья и вознаграждения особо отличившимся воинам он, видимо, львиную долю приберегал для государственной казны; это был весомый вклад в возмещение издержек войны.

Хорошо известное заявление Филиппа V показывает, что он самолично контролировал всю добычу своей армии, во многом так же, как и современные ему римские военачальники: офицерам доверялось собрать добычу для последующего дележа по усмотрению полководца (Полибий 10.16.2–9).

Так, в Карфагене Сципион Эмилиан достойно наградил свои войска, сохранив при этом золото и содержимое храмов.

Начальник мог даже превысить свои полномочия, как, говорят, сделал Муммий, распространивший награбленное в Коринфе по всей Италии (Фронтин 4.3.15), но общий принцип ясен: решение зависело от действующего военачальника, по прецеденту, созданному за четыреста лет до этого Киром при Сардах (Геродот 1.89).

Восточное Средиземноморье, 163–133 годы до н.э.

Раз уж Рим начал вмешиваться в дела Македонии и Греции, то оставался небольшой шаг до государств Малой Азии, однако какое-то время римляне упорно избегали перенесения военных действий далее на Восток. Впрочем, война продолжилась и без них, особенно в Иудее, где Иуда Маккавей возглавил восстание Хасмонеев против господства Селевкидов. В 163 году до н.э. он осадил крепость в Иерусалиме, так называемую Акру, и изгнал гарнизон. Очевидно, что осадное дело иудеев было на высоком уровне историк Иосиф Флавий пишет, что иудеи «подготовили машины и возвели насыпи» (Иосиф «Иудейская война» 12.363), тогда как более ранние источники подчеркивают использование «артиллерии и машин» (Библия, И. Макк. 6.20). Когда в 140 году до н.э. конфликт разгорелся вновь, брат Иуды Ионафан «привел много осадных машин» под стены Акры (Библия, И. Макк. 11.20), тогда как Симон осадил Вефсуру, один из главных центров власти Селевкидов в Иудее. Быстрое строительство насыпей и машин привело гарнизон в состояние паники, и войска отошли, заключив перемирие (Иосиф 13.156). Позже, при осаде Газары, Симон «построил гелеполь и подогнал его к городу, разрушил башню и взял ее». Тот факт, что «люди из гелеполя прыгали прямо в город» (Библия, И. Макк. 13.43–4), говорит о том, что он был спроектирован как осадная башня, но при этом машина явно имела и таран.

Позднее Ионафан был убит Трифоном, селевкидским претендентом на престол. В свою очередь, в 138 году до н.э. законный царь Антиох VII осадил Трифона в прибрежном городе Дора (Тель-Дор в Израиле). Силы Селевкидов окружили город, чтобы не дать осажденным бежать, и начали атаковать стены с помощью машин. Но Трифон не стал дожидаться исхода дела, предпочтя бежать морем в Апамею, где и встретил свой конец. Раскопки в Тель-Доре в 1980-х годах обнаружили камни для пращ, наконечники стрел и круглые камни, использовавшиеся для катапульт, а также и более крупные, видимо, предназначавшиеся для скатывания сверху.

Борьба Антиоха за восстановление своей власти над Иудеей в конце концов привела его под стены Иерусалима, который он окружил двумя широкими и глубокими рвами, семью лагерями и сотней трехэтажных башен (Иосиф 13.238–9). Город, измученный голодом, был вынужден сдаться, несмотря на попытки осажденных изгнать всех, кто не мог помочь в обороне.

Римские войны в Испании в 153–134 годах до н.э.

Все это время римская армия вела военные действия в Испании, где поражение Карфагена оставило некий вакуум власти. Еще в 195 году до н.э. Марк Порций Катон достиг огромного успеха на юге, но когда он заявлял, что покорил 400 «городов» (Плутарх 10.3), он видимо, трактовал слово «город» весьма вольно. Точно так же в 181 году до н.э. Кв. Фульвий Флакк, как говорят, взял «много крепостей» (Ливий 40.33.9).

Так или иначе, римские кампании в горной местности на севере Испании вызвали среди местных кельтиберийских племен растущее недовольство против римлян, и это длилось не одно поколение. В 153 году до н.э. Кв. Фульвий Нобилиор, чей отец осаждал Амбракию в 189 году до н.э., попытался взять кельтиберийскую крепость Нуманцию, но потерпел неудачу, чем вынудил своего преемника заключить мирный договор.

В 142 году до н.э. пришел черед Кв. Цецилия Метелла, который за успешное подавление восстания в Северной Греции стал называться «Македонским». Его период пребывания в должности проконсула в Испании запомнился в основном событиями в двух кельтиберийских городах. Сначала поблизости от Контребии Метелл продемонстрировал новый способ обмануть противника. Его отряды начали маршировать взад-вперед безо всякой цели, пока горожане не привыкли к этому и не перестали обращать внимание. Тогда римляне внезапно напали на них и взяли город врасплох (Валерий Максим 7.4.5). В военных действиях Метелл настаивал на такой секретности, что даже ближайшие подчиненные не знали его планов. Говорят, когда Метелла спросили о приказаниях на завтра, он ответил: «Если бы моя туника могла это сказать, я бы сжег ее» (Фронтин «Стратагемы» 1.1.12).

Вторым городом была Кентобрига, и здесь Метелл использовал осадные машины. Писатель Валерий Максим, который собрал свои «Замечательные слова и дела» для императора Тиберия около 30 н.э., отмечает, что защитники схватили детей одного из предателей и «подставили их под удары машин» (Валерий Максим 5.1.5). Метелл немедленно прекратил штурм, чтобы спасти жизнь мальчикам, при этом соседние общины, потрясенные его благородством и милосердием, признали власть Рима. По тексту Валерия Максима можно понять, что римляне использовали стенобитный таран. Но в изложении Ливия этот эпизод звучит по-другому: «Жители Кентобриги подставили детей перебежчика Рефогена под выстрелы артиллерии» (Ливий «Периохи» 53). Конечно, Валерия Максима часто осуждают за неточности, но если использование римлянами тарана сопровождалось артиллерийской стрельбой, то правы оба историка.

Тем временем Нуманция так и не желала подчиниться Риму. Можно предположить, что положение города на вершине холма сильно затрудняло доступ к нему, но историк Веллей Патеркул, источник гораздо более надежный, чем его современник Валерий Максим, так и не мог решить, чем был вызван успех нумантинцев — их мужеством или же некомпетентностью римских стратегов (Веллей Патеркул 2.1.4).

Преемник Метелла, Квинт Помпей, решил отвести ручей, снабжающий город водой (Аппиан «Испанская война» 78), но его люди постоянно подвергались нападениям во время работы, а посылаемые им на смену скоро заболевали и умирали от дизентерии. Чтобы скрыть неудачу кампании, закончившуюся унизительным поражением, Помпей заключил договор с жителями города, но почти сразу же был смещен с поста консула в Испании.

Его преемнику, М. Попилию Ленату, довелось продолжать войну в 138 году до н.э. На этот раз нумантинцы твердо решили оставаться внутри своих укреплений, так что Ленат попытался преодолеть стены с помощью лестниц. Однако похоже на то, что, боясь ловушки, он отменил штурм в последний момент, тем самым подставив свои отступающие войска под удары сзади и подвергнув Рим еще одному унизительному поражению (Фронтин 3.17.9).

Год правления его преемника, 137 год до н.э., также был отмечен невезением и рядом поражений. В самом деле, дела шли так плохо, что Г. Гостилий Манцин покинул лагерь и ночью готовился скрытно отойти. Но нумантинцы стали преследовать его отходящую армию, римляне были окружены, и он вынужден был просить мира (Плутарх «Тиб. Гракх» 5.1–4). Сенат Рима отказался ратифицировать столь позорный пакт и даже выслал Манцина обратно в Нуманцию, давая понять, что не признает договор.

Тем временем преемник Манцина, М. Эмилий Лепид, обратил свое внимание на город Палланция. Однако, несмотря на использование осадных машин, действия тянулись столь долго, что римляне опять стали страдать от голода и болезней — бича любой армии, вынужденной долго стоять на одном месте. Лепиду пришлось самому прибегнуть к порочной тактике Манцина и тайно уйти под покровом ночи, оставив больных и раненых. В результате он был отозван в Рим и наказан (Аппиан «Исп.» 82–3). Заменивший его Кв. Кальпурний Пизон вообще держался подальше от Нуманции, предпочитая брать малое количество добычи с истощенной Палланции.

Осада Нуманции, 133 год до н.э.

Таков был перечень неудач римлян, когда под Нуманцию прибыл Сципион Эмилиан, разрушитель Карфагена. Возможно, среди сопровождавших его друзей и свиты был и Полибий. Хотя работа этого историка заканчивается событиями 146 года до н.э., он сопровождал Сципиона, и распространено мнение, что именно он стал главным источником для описания Аппианом Нуманцийской кампании.

Что весьма характерно для римского военного искусства, действия начались со строительства лагеря невдалеке от города, прежде чем войска перешли к атакам (Аппиан «Исп.» 87). Это мог быть один из пяти лагерей, которые археолог Адольф Шультен нашел в 7 км к востоку от Нуманции на холме Рениеблас, хотя хронология раскопанных строений вызывает сомнения. Проведя издалека рекогносцировку, Сципион установил два лагеря вне города, один под своей командой, другой под командованием своего брата Квинта Фабия Максима (Аппиан «Исп.» 90). Шультен, проводивший раскопки с 1905 по 1912 год и прекрасно знавший эти места, считал, что Сципион располагался на холме Кастильехо к северу от города, а Максим — на юге, на горе Пенья-Редонда. Предположения Шультена основаны частью на особенностях топографии, и нельзя отрицать, что Кастильехо занимает главную стратегическую позицию, отделенную от города холмистой местностью протяженностью около километра. Но нет никакой особой причины относить лагерь Максима к Пенья-Редонда. Просто местоположение, делающее ее труднодоступной, привело к тому, что археологические останки сохранились почти нетронутыми, и эта хорошая сохранность сбила Шультена с толку. Лучшим местом для Максима кажется большой лагерь у Деэсильи. Господствуя над более легким путем в Нуманцию и предоставляя отличный вид на ее западную сторону, он дополнял Кастильехо, господствующий над севером и востоком.

Поскольку его предшественники перепробовали все известные им способы покорить город, Сципион направил свои усилия на сооружение многочисленных осадных укреплений. Аппиан описывает их последовательность, начиная с первых двух лагерей. За ними последовало строительство семи фортов вокруг города. Затем пришел черед реки Дуэро. Так как через нее нельзя было построить мост, «он поставил два форта по ее сторонам» как опорные точки для плавучего перекрытия (Аппиан «Исп.» 91). Помимо Кастильехо, Пенья-Редонда и Деэсилльи, Шультен определил еще четыре лагеря, гораздо хуже сохранившиеся, чтобы получилось нужные семь, и указал еще два «форта на реке», и с этой схемой в общих чертах можно согласиться.

Трудно сомневаться, что осадный лагерь площадью 17 акров (7 га) располагался на холме Кастильехо; помимо отдельных остатков фундаментов известняковых строений (возможно, это казармы и здание штаба), там находили римскую глиняную посуду, монеты и оружие. Точно так же в Пенья-Редонда очертания 27-акрового (11 га) лагеря четко очерчены фундаментами каменной стены-вала толщиной 13 футов (4 м). Многочисленные остатки казарм и других строений можно видеть до сих пор. На этом месте находки были такими же, как и в Кастильехо. К югу от Кастильехо и примерно в полукилометре к востоку от Нуманции Шультен наметил лагерь на низком холме Вальдеворрон. Хотя окружавший его вал так не смогли обнаружить, там находили керамику и мелкие предметы, в том числе и римские монеты. Это место позволяет размесить лагерь площадью до 22 акра (9 га). Большой просвет к северу был закрыт лагерем у Травесадаса, расположенным на десятиакровом (4 га) невысоком плато. Здесь были раскопаны остатки зданий и беспорядочные следы укреплений, а также остатки глиняной посуды и различная мелочь. Шультен нашел керамику и следы каменной кладки также и на холме Вальделило, но посчитал положение этого холма опасно близким к Нуманции, так что не включил в свой план.

Шультен считал, что Сципион расположил свой гарнизон к югу от Нуманции, но все, что он нашел на холме Раса, была часть стены длиной 330 ярдов (300 м) с двумя воротами, защищенными «титулусом» (так называют отрезок вала и рва, расположенных на некотором расстоянии от проема в укреплениях, это обычный римский способ защищать открытые ворота). Более поздние раскопки вообще не обнаружили там археологического материала, но испанские исследователи докладывали об осколках керамики и возможных следах укреплений на соседнем холме Каньял, который господствует над всем осадным комплексом. Более ясные археологические свидетельства были найдены на берегу реки у Молино, где раскопали фундамент одной или двух казарм, а также осколки керамики и мелкие предметы, включающие римский кинжал. Шультен считает это доказательством существования здесь маленького форта и определяет второй дальше к северу у Веги, где остатки менее ясны, но особенности керамики указывают на римское присутствие. Любопытно, что Шультен видит эти два «форта на реке» стоящими отдельно от главной цепи из семи лагерей. Вега, расположенная у слияния рек Дуэро и Теры, была бы, конечно, идеальным местом для Сципиона, чтобы перекрыть водный путь — поставленное здесь заграждение задержало бы любые припасы, направляемые в город. (Более того, Шультен предполагал наличие двух барьеров по реке, у Веги и у Молино, но описание Аппиана не четко. Он мог иметь в виду два форта напротив друг друга, создающих один барьер.)

Шультен был уверен, что лагерь стоял на Алто-Реал, низком холме, смотрящем на Вегу, но нашел там только разрушенную стену, и, несмотря на небольшое количество керамики, очень сомнительно, чтобы тут был один из фортов Сципиона. (Интересно, что Шультен даже высказался в том смысле, что эти находки недостойны римского уровня ремесла и могут принадлежать лишь иберийским отрядам, входящим в римскую армию!) Напротив, нет никакого сомнения насчет остатков на Деэсилье; хотя вспашка и повредила 35-акровое внутреннее пространство (14 га) лагеря, Шультен смог проследить весь его периметр. Между этими двумя на холме Пенья-дель-Худио, по его предположению, стояла башня, но найденный фундамент стены, огибающий холм, не дает четкого ответа, а соответствующие находки керамики рассыпаны на площади 10 акров (4 га).

Осадные сооружения Сципиона состояли не только из лагерей и фортов. Аппиан пишет: «Здесь Сципион сначала, я думаю, окружил город, который не отказывался от открытой битвы» (Аппиан «Исп.» 91). Как мы видим, это была та же самая тактика, которой он придерживался при Карфагене, и опять к ней прибегли как к последнему средству. (Отмечая новизну этого шага в Нуманции, Аппиан, вероятно, имеет в виду, что Карфаген был не окружен в строгом смысле слова, а просто отрезан от материка; кроме того, в отличие от нумантинцев, его защитники не спешили встретиться с римлянами в открытом бою.) Аппиан пишет, что Сципион огородил Нуманцию рвом и частоколом, затем еще одним рвом немного дальше и, наконец, стеной шириной 8 футов и высотой 10 (2,4 и 3,0 м), с башнями через промежуток в 1 плефрон (100 футов, или 31 м). Хотя Шультену не удалось обнаружить никаких рвов, он нашел следы «перитейхизма», о котором говорил Аппиан, или круговой стены, в разных местах вокруг Нуманции. Короткий отрезок между Кастельехо и Травесадасом был страшно разрушен, сохранилась только известняковая наружная кладка и метр бутового наполнения за ней. Однако по обеим сторонам от Деэсильи были раскрыты достаточно протяженные участки стены с внешним и внутренним слоями каменной кладки, пространство между которыми было заполнено необработанными камнями; общая ширина было примерно 12 футов (3,5 м). А на участке, идущем к Пенья-Редонда, к двум слоям кладки был добавлен еще один, так что ширина достигала уже 15¹/₂ фута (4,7 м). Судя по ширине этого фундамента Шультен решил, что по внутренней стороне стены шли ступеньки, чтобы солдаты могли подниматься на верх стены, где ее толщина была 2,4 м (соответственно 8 футов у Аппиана). Он подсчитал, что полная протяженность стены приближалась к 9 км; но поскольку раскопать удалось только 1680 м, то напрашивался вывод, что остальные участки стены были построены не из камня. Отсутствие рвов он объяснил расположением в отношении рек, предположив, что ров был только на восточной стороне, где не было реки, служащей естественной границей.

Были найдены лишь немногие следы сторожевых башен, о которых говорил Аппиан. Сначала Шультену показалось, что к югу от Деэсильи можно определить три помещения для стражи шириной 10 футов (3 м), прилегающие к внутренней стороне осадной стены и отстоящие друг от друга на промежуток примерно 80 футов (25 м). Однако археологические находки были слишком скудными. Другая пара таких же пристроек, дальше к югу около Молино, сохранилась лучше. Но более впечатляющими были массивные, облицованные камнем щели для часовых, найденные Шультеном сразу же за осадной стеной, на том же ее участке около Деэсильи. Он посчитал их укрытиями для угловых постов сторожевых башен, о которых говорил Аппиан, хотя так и не удалось найти все четыре из них. Тем не менее он решил, что на участке Молино — Деэсилья башни имели внутреннюю площадь примерно 17 на 17 футов (5 на 5 м) и были расположены через промежутки около 26 футов (8 м). По мнению Шультена, они имели два этажа и были построены из балок, причем передние стойки опирались прямо на стену. Но специалист по артиллерии генерал Эрвин Шрамм предпочел представить их расположенными внутри стен, что более безопасно. В его варианте это стоящие отдельно трехэтажные башни с одной или двумя легкими катапультами на уровне верхнего края стен и с сигнальной вышкой на верхнем этаже.

Шультен считал, что Сципион построил полную замкнутую окружность, соединив семь лагерей (Кастильехо, Травесадас, Вальдеворрон, Пенья-Редонда. Раса, Деэсилья и Альто-Реал) и два «речных форта» (Вега и Молино). Точное прочтение Аппиана говорит о двух лагерях, семи фортах и еще двух речных охранных фортах. Мы уже видели, что из точек, предполагаемых Шультеном, Расу, видимо, нужно заменить Каньялом, а Альто-Реал — Пенья-дель-Худио, тогда как статус Молино нужно поднять до форта; менее значительные находки Веги могли относиться к речному барьеру Сципиона. Если мы назовем Кастильехо и (что спорно) Деэсилью лагерями, то получается только шесть фортов, и возможно, что Вальделило и есть оставшийся седьмой. Но в любом случае приходится признать, что результаты археологических раскопок плохо сочетаются с описанием Аппиана.