ГЛАВА 24 ЮЭ ШУ — «ТРАКТАТ О МУЗЫКЕ»[89]

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так.

Всякий раз, когда я читал «Книгу Юя»[90] и доходил до места, где говорилось, что когда правитель и чиновники сдерживают друг друга, то в стране достигается покой, а когда ноги и руки [государя] — его ближайшие помощники — не хороши, все дела приходят в упадок, я не мог сдержаться, чтобы не пролить слез. Чэн-ван составил оду, в которой предостерегал сам себя от ошибок и горевал о бедах, вызванных чужими[91]. Разве нельзя сказать, что [ван], встревоженный и напуганный опасностями[92], умело сохранил [власть] и прекрасно довел [начатое дело] до конца?

Совершенномудрый муж совершенствует свои добродетели, не будучи в этом ничем ограничен, самоудовлетворение же ведет к утрате норм поведения и обрядов. На досуге [совершенный муж] в состоянии раздумывать о началах [своего пути], в покое он в состоянии вернуться к истокам [своих свершений]. Он щедро одаривает [людей] милостями и благодеяниями, а с помощью песен и гимнов побуждает их ревностно трудиться. Кто же, как не человек с великой добродетелью, в состоянии быть таким?

В «Толкованиях» сказано: «Когда правление [государя] утвердилось и дела успешно завершены, обряды и музыка расцветают»[93]. Чем глубже истинный путь [поведения] проникает в народ, живущий среди морей, чем совершеннее становятся его добродетели, тем разнообразнее становится все то, что его радует. Когда что-то наполнено, а уменьшения [притока] нет, происходит переполнение; когда кто-то переполнен [чувствами] и ничем не сдерживается, происходит его падение. Всякий создающий музыку стремится вводить [людские] радости в определенные рамки.

Совершенный муж считает нормами поведения скромность и уступчивость, а музыкой — то, что служит уменьшению и сокращению [желаний]. Музыка именно такова. Поскольку области различаются и владения рознятся, а чувства и привычки [людей] неодинаковы, постольку [правители древности] отовсюду [71] собирали [песни] о нравах и обычаях, гармонично соединяли и сопоставляли их звуки и тоны, чтобы пополнить недостающее и изменить [людей] к лучшему и тем помочь в распространении [истинного] управления и учений [мудрецов].

Сын Неба лично прибывает в зал Минтан[94] и наблюдает [за службой], а вся масса народа стремится очиститься от скверны и пороков, соразмерить и взвесить [свои желания], чтобы [избежать] пресыщенности и самодовольства и тем облагородить свою натуру. Поэтому и говорят, что когда мелодии од и гимнов упорядочены, народ прямодушен; когда разносятся звуки призывов к духам о помощи[95], служилые воодушевлены; когда же раздаются песни княжеств Чжэн и Вэй, люди склоняются к разврату[96]. Если же звуки и напевы соразмерны и находятся в полной гармонии, то они даже птиц и животных трогают; что же говорить [о людях], движимых пятью основами поведения и таящих в себе чувства любви и ненависти! Это положение, [порожденное] природным естеством[97].

Когда путь управления стал страдать серьезными изъянами, повсюду распространились мелодии княжества Чжэн. [В это время] владетели пожалованных земель и наследственные правители старались прославить свои имена среди соседних областей и каждый боролся за то, чтобы стать выше других. С тех пор как Чжун-ни (Конфуций) из-за певичек княжества Ци не смог больше служить в княжестве Лу, он хотя и отошел от дел, но [продолжал] выправлять музыку, чтобы научить мир. Он составил пять строф стихов, чтобы обличить свое время, но, похоже, никаких изменений к лучшему не было[98]. Этот постепенный упадок продолжался до периода шести княжеств[99], когда кругом все погрязло в распущенности, [князья] продолжали идти своими путями бесповоротно и в конце концов погибли сами, погубили свои роды, а все княжества оказались объединенными в Цинь.

Циньский Эр-ши, второй император, особенно любил увеселения. Первый советник Ли Сы выступил тогда с увещеванием, говоря: «Отбросить Ши цзин и Шу цзин и все помыслы сосредоточить на музыке и сладострастии — это то, чего опасался Цзу-и; легкомысленно накапливать мелкие прегрешения, давать волю [страстям] и [гулять] ночи напролет — это то, что погубило Чжоу[-синя]»[100]. [На это] сказал Чжао Гао: «У каждого из пяти императоров и трех ванов древности[101] музыка отличалась по наименованию, и это указывает на то, что они не заимствовали ее один у другого. От царского двора наверху и до простого народа внизу — все с помощью музыки обретали радость и веселье, сообща проявляли усердие и старание. Не будь этого, гармония и радость не стали бы всеобщими, милости и благодеяния не распространялись бы, подобно потоку[102]. Кроме того, если на протяжении целого поколения [72] происходят изменения в нравах, то есть и музыка, ограниченная своим временем. К чему же тогда нужен скакун Луэр с гор Хуашань и далекие поездки на нем?[103]». Эр-ши одобрил это суждение.

[Ханьский] Гао-цзу, проезжая через город Пэй, сложил стихотворение из трех строф[104] и заставил мальчиков петь его. Когда Гао-цзу скончался, было приказано в его родовом храме в Пэй должным образом исполнять эту песню под танцы четырежды в год, по сезонам. Императоры Сяо-хуэй, Сяо-вэнь и Сяо-цзин ничего не добавили и не изменили в музыке, а в Музыкальной палате — Юэфу — изучали привычное и упражнялись в старом и этим ограничивались[105].

Когда нынешний наш государь вступил на престол, было составлено девятнадцать гимнов и приказано шичжуну Ли Янь-няню установить порядок их исполнения и музыку к ним, за что ему был пожалован титул се люй дувэй — «советник, гармонизирующий тоны звукоряда»[106]. Мужи, проникшие в суть лишь одной канонической книги, были не в состоянии в одиночку понять слова этих гимнов, тогда собрали вместе знатоков всех пяти канонических книг[107], и они стали совместно, помогая друг другу, упражняться в чтении гимнов и только тогда смогли досконально уразуметь их смысл. Стиль большей части гимнов был превосходным.

В Хань обычно в первой луне в первый день под знаком синь приносили жертвы духу Великого единого во дворце Ганьцюань[108], а с наступлением сумерек проходило ночное жертвоприношение, которое завершалось к рассвету. При этом нередко падающие звезды проносились над жертвенником[109]. [Во время жертвоприношений] семьдесят юных мальчиков и девочек пели хором гимны. Весной они исполняли гимн Цин-ян, летом — гимн Чжу-мин, осенью — гимн Си-хао, зимой — гимн Сюань-мин[110]. Большое число этих гимнов еще существует в обществе, поэтому я о них не толкую[111].

Кроме того, некогда в водах Вовашуй[112] поймали чудесного коня и по этому случаю вновь составили «Гимн Великому единому». В гимне-песне говорилось:

Великое единое нас одарило,

Лошадь с небес [к людям] сошла;

Потом кровавым была покрыта,

Пена, как кровь, изо рта текла

Мчится легко, забот не зная,

Тысячи ли стремглав проносясь,

Где же найти ей пару в мире?

Только дракон ей [в силе] ровня[113].

Впоследствии, во время похода на царство Давань, добыли скакуна, проходившего в день тысячу ли. Его прозвали Пу-шао и потом сложили по этому случаю песню[114]. В стихах-песне говорилось: [73]

Лошадь из-под самых небес добыли,

У западных крайних пределов земли,

Десятки тысяч ли она проскакала,

К добродетельному [монарху] домчав.

Благодаря могуществу чудотворных сил

Мы страны чужие себе подчинили,

Пройдя через гряды текущих песков,

Варваров с четырех сторон усмирили.

Столичный военачальник чжунвэй Цзи Ань, выступив вперед, сказал: «Всякий раз, когда правители создают музыку, наверху они стремятся преемствовать своим предкам и родоначальникам, а внизу стремятся изменить к лучшему всю тьму народа. Ныне вы, ваше величество, получили [чудесную] лошадь и стихами воспели ее в гимне, присоединив его [к церемонии] в храме предков. Разве ваши предки, императоры и байсины, в состоянии были бы понять его мелодии?» Государь хранил молчание, но был недоволен. Тогда первый советник Гунсунь Хун сказал: «Ань клевещет и поносит священные установления, нужно казнить его вместе с родом»[115].

* * *

Все мелодии возникают, рождаясь в сердце человека[116], а движения человеческого сердца порождаются внешними предметами [окружающего мира][117]. Тронутое внешним миром сердце приходит в движение, и это выражается в звуках. Звуки же, откликаясь друг на друга, порождают разные вариации, а вариации эти, будучи оформленными, называются инь — мелодиями. Когда эти мелодии исполняют на музыкальных инструментах, [сопровождая плясками] с применением щитов, боевых топоров, фазаньих перьев и бычьих хвостов, это и называется юэ — музыкой [с танцами][118].

Музыка — это то, что рождается из мелодий. А их основа — в чувствах человеческого сердца (души), пробужденных внешним миром. Вот почему, когда сердце человека потревожено печалью, звуки его музыки порывисты и резки; когда на сердце человека покойно, звуки его музыки широки и мягки; когда на сердце человека радостно, звуки его музыки раскатисты и слышны далеко; когда на сердце человека чувство гнева, звуки его музыки грубы и свирепы; когда на сердце человека чувство благоговения, звуки его музыки прямы и сдержанны; когда сердце человека исполнено любовных чувств, звуки его музыки гармоничны и нежны. Эти шесть чувств не заложены в человеческой природе, это — движения сердца человека, порожденные в нем внешним миром вещей. Поэтому прежние [мудрые] ваны были очень внимательны к тому, что возбуждало чувства людей, и поэтому с помощью обрядов и ритуала они направляли желания людей, с помощью музыки они [74] приводили в гармонию звуки их мелодий, с помощью управления они объединяли действия людей, наказаниями предупреждали их пороки. [Таким образом], обряды, музыка, наказания и управление становились едиными в своих целях, и этим [ваны] объединяли сердца народа и вели его по истинному пути управления.

Все мелодии рождаются в сердце человека. Чувства возникают внутри человека и воплощаются в звуках, когда же эти звуки образуют нечто целое и искусное, их называют инь — мелодиями. Вот почему в [хорошо] управляемом обществе мелодии спокойны и доставляют радость, а управление там гармонично. В неупорядоченном обществе мелодии злобны и вызывают гнев, а управление там извращенное; в гибнущем государстве мелодии печальны и вызывают тоску, а народ его в трудном положении. Путь развития музыки — ее звуков и мелодий — имеет общее с путем управления [страной].

Музыкальная нота гун символизирует правителя, музыкальная нота шан символизирует чиновников, музыкальная нота цзюэ символизирует народ, музыкальная нота чжи символизирует дела [государства], музыкальная нота юй символизирует [окружающие] предметы — внешний мир. Если эти пять нот [гаммы] не перепутаны, то нет и негармоничных мелодий. Если тон гун расстроен, то звуки беспорядочны — значит, правитель высокомерен; если тон шан расстроен, то звуки грубы — значит, чиновники испорчены; если тон цзюэ расстроен, то звуки тревожны — значит, народ недоволен; если тон чжи расстроен, то звуки печальны — значит, народ изнурен трудами; если тон юй расстроен, то звуки отрывисты — значит, богатства государства оскудели. Когда же все пять тонов гаммы расстроены, они постоянно мешают друг другу, и это называется мань — распущенность. При таком положении дни гибели государства близки[119].

Мелодии княжеств Чжэн и Вэй — это мелодии неупорядоченного общества, и там фактически царила распущенность. Мелодии Санцзянь с реки Пушуй[120] — это мелодии гибнущего царства, в котором управление в беспорядке, из которого бежит народ, [низшие] обманывают высших и действуют в своих корыстных интересах, и все это невозможно остановить.

Всякая мелодия рождается в сердце человека, и музыка имеет отношение к нравственным законам общества. Вот почему те, кто знает звуки, но не знает мелодий, — это птицы и дикие звери; те, кто знает мелодии, но не знает музыки, — это простой народ. Только совершенный муж в состоянии понимать музыку. Поэтому, вникнув в звуки, можно разобраться в мелодии; вникнув в мелодию, можно разобраться в музыке; вникнув в музыку, можно разобраться в управлении, и только тогда пути управления [государством] приобретают [75] завершенность. По этой причине с тем, кто не разбирается в звуках, нельзя толковать о мелодиях; с тем, кто не разбирается в мелодиях, нельзя толковать о музыке; тот, кто понимает музыку, близок к [соблюдению] обрядов и ритуала. Если в обрядах и музыке человек преуспел, тогда говорят, что он обладает добродетелью. Дэ — добродетель и означает овладение [обрядами и музыкой].

Потому-то великолепие музыки отнюдь не сводится к изобилию мелодий, а ритуал большой жертвы предкам отнюдь не сводится к изысканному вкусу [жертвенной пищи]. Когда лютня сэ использовалась для исполнения гимнов предкам в храме Цинмяо[121], то у нее были красные струны и [резонансное] отверстие в корпусе; один человек [в ходе церемоний] пел, а трое других вторили, оставались еще не исполненные мелодии. Когда во время большой жертвы прежним ванам выше всего ставили сосуд с небесным вином — водой, на жертвенный стол клали сырую рыбу, а жидкую мясную похлебку готовили без приправ, то при этом оставались еще [не съеденные] вкусные вещи. Вот почему прежние [мудрые] ваны, вырабатывая обряды и музыку, не основывали их только на удовлетворении желаний рта, желудка, ушей и глаз людей, а направляли все это на то, чтобы научить народ соразмерять любимое и ненавистное, с тем чтобы вернуть мораль людей на правильный путь.

Человек рождается, будучи чистым, в этом [дарованная ему] Небом натура. Сталкиваясь с окружающими предметами [внешнего мира] человек приходит в движение, и в его натуре рождаются желания[122]. Вступая в связь с [окружающими его] предметами, человек познает их, в результате формируются чувства любви или ненависти к ним. Когда любовь и ненависть не умеряются внутри — в человеке, а познание [мира] завлекает его вовне — в окружающий его вещный мир и он не в состоянии справиться с собою, тогда [дарованные ему Небом] основы гибнут. Когда вещный мир беспредельно воздействует на человека, а любовь и ненависть человека неограниченны, тогда предметы [внешнего мира] подступают [к человеку], и он изменяется под их воздействием. Когда же человек меняется под воздействием [окружающих его] вещей, в нем погибают [дарованные ему] Небом основы, и он истощает себя в желаниях. Тогда-то рождаются непокорство и [стремление к] бунту, притворство и обман, творятся непристойные дела и устраиваются беспорядки. В результате сильные угрожают слабым, многонаселенные царства насильничают над малонаселенными, знающие обманывают неразумных, дерзкие причиняют страдания робким, страдающие от эпидемий и болезней не получают ухода, старые и малые, сироты и вдовы не имеют пристанища, а это и есть путь, ведущий к большим беспорядкам. [76]

Именно поэтому прежние [мудрые] ваны, вырабатывая обряды и нормы музыки, устанавливали рамки поступков людей: траурные одежды полагалось делать из пеньки, при оплакивании [покойников] рыдали и лили слезы и таким путем регулировали порядок траурных церемоний; [действия] колоколов и барабанов, [упражнения с] щитами и боевыми топорами приводили в гармонию покой и радость людей; [порядком] женитьбы и замужества, обряда надевания шапки у юношей и ношения шпильки у девушек при совершеннолетии у тех и других устанавливали различия между женщинами и мужчинами; с помощью обрядов шэсян и шисян выправляли отношения людей [в обществе][123]. Обрядами и ритуалом вводили в твердые рамки чувства народа, музыкой устанавливали гармонию в звуках [песен] народа, управлением регулировали действия народа, наказаниями удерживали его от нарушений. Когда обряды, музыка, наказания и управление достигают всех сторон страны и не нарушаются, тогда путь [древних] ванов осуществляется полностью.

Музыка создает общность [чувств], обряды создают различия [в положении]. Общность [чувств] рождает взаимную близость; различие [в положении] рождает взаимное уважение. Когда преобладает одна музыка, то люди несдержанны; когда преобладают одни обряды, то люди отдаляются друг от друга. Объединить чувства людей и приукрасить их манеры — вот призвание обрядов и музыки. Если правила поведения и долг установлены, то благородные и низкие различаются; если музыка утонченна и согласна, то высшие и низшие в гармонии. Когда ясно, что необходимо любить и что — ненавидеть, тогда достойные и негодные люди разделяются; когда наказаниями преграждают путь насилиям и в соответствии с титулами выдвигают достойных, тогда в управлении все соразмерно. Когда человечность жэнь проявляется в любви к народу, а справедливость и — в выправлении его недостатков, в таком случае управление народом будет действенным.

Музыка идет изнутри [человека], обряды и ритуал создаются вне его. А раз музыка идет изнутри человека, она безмятежна; раз обряды создаются вне человека, они изысканны. Большая музыка должна быть легкой, а большие обряды должны быть простыми. Когда музыка совершенна, исчезает неприязнь [среди людей]; когда обряды совершенны, [среди людей] отсутствуют раздоры. Когда в управлении Поднебесной проявляются вежливость и уступчивость, в этом сказывается [роль] обрядов и музыки. Если худые люди не бесчинствуют, владетельные князья покоряются [Сыну Неба], оружие и войска не применяются, пять [тяжелых] наказаний не используются, байсины не испытывают бедствий, Сын Неба не проявляет свой гнев, если все это так, значит, музыка достигает своей цели. [77] Коли Сын Неба действует таким образом, что соединяются воедино любовь отцов и почтительность сыновей, делаются ясными отношения старших и младших, в пределах четырех морей царит взаимное уважение, значит, обряды надлежаще осуществляются.

Большая [торжественная] музыка рождает гармонию, подобно Небу и Земле; большие [торжественные] обряды и ритуал создают разграничения, подобно Небу и Земле. При гармонии все предметы [окружающего мира] не теряют [своего назначения]; при разграничениях подносятся должные жертвы Небу и Земле. В мире света существуют обряды и музыка; в мире тьмы существуют духи людей и небесные духи. При таком положении среди четырех морей воцаряются взаимное уважение и общая любовь. В обрядах служат по-разному, но сохраняют совместное уважение; в музыке хотя произведения и различные, но в них [выражена] общая любовь. Чувства, проявляемые в обрядах и музыке, одинаковы, поэтому мудрые правители ваны преемствуют их друг от друга. Все дела проводятся в соответствии с временами года, а названия [гимнов и песен] соответствуют славным деяниям[124].

Колокола и барабаны, дудки и каменные гонги, фазаньи перья, флейты, щиты и боевые топоры — это инструменты и вещи, употребляемые при музыке [и танцах]; сгибание и разгибание корпуса, опускание и поднимание головы, движения взад и вперед, медленные или быстрые шаги — это искусство музыки [и танцев]. Квадратные и круглые жертвенные сосуды для вареного зерна фу и гуй, жертвенные столы, сосуды для жертвенного мяса и овощей доу, искусные правила — это орудия проведения обрядов. Хождение вверх или вниз, вперед или обратно [в зале храма], кружение туда и обратно либо с обнаженной верхней частью тела, либо в верхнем платье [в танце] — это искусство совершения обрядов. Поэтому тот, кто понимает суть обрядов и музыки, может создавать [и то, и другое]; тот, кто вник в искусство обрядов и музыки, может наставлять в них. Тех, кто создает [обряды и музыку], называют премудрыми; тех, кто наставляет в них, называют разумными. Разумные и премудрые — так называют тех, кто создает и наставляет [в обрядах и музыке].

Музыка — это гармония, [дарованная нам] Небом и Землей; обряды и ритуал — это порядок, [установленный] Небом и Землей. Гармония приводит к изменению [и развитию] всего сущего; порядок позволяет различать всю массу существующего. Музыка создается, беря пример с Неба; обряды устанавливаются, опираясь на законы Земля. Если искажаются установления, то возникает смута; если ошибаются при создании [обрядов и музыки], возникают нарушения [порядка]. Ясно понимая [законы] Неба и Земли, можно добиться расцвета обрядов и [78] музыки. Суть музыки в том, чтобы законы поведения людей не страдали; роль музыки в том, чтобы царили радость и веселье, счастье и любовь. Сущность обрядов состоит в беспристрастности и прямоте [пути] без отклонений; система обрядов [покоится на] серьезности и почтительности, на послушании и покорности. Когда система обрядов и музыки сопровождается игрой на инструментах из металла и камня, распространяется вокруг в мелодиях и звуках, используется во время служб в храме предков и у алтаря духам Земли и злаков, служит во время жертв духам гор и рек, духам людей и небесным духам, значит, обряды и музыка для всего народа едины.

Правитель ван, совершив подвиги, слагает музыку; утвердив свою власть, создает обряды. Если его заслуги значительны, то и музыка совершенна; если его власть распространена, то и обряды законченны. Танцы с боевыми щитами и топорами не сопровождаются совершенной музыкой; жертвоприношения с подношением вареного мяса не относятся к лучшим обрядам. Пять императоров древности жили в разные времена, и они не продолжали музыку друг друга; три вана, [основатели прежних династий], относятся к разным поколениям, и они не преемствовали обрядов друг у друга. Музыка, доведенная до крайности, рождает печаль; обряды, выполняемые небрежно, ведут к отклонениям. Ведь только совершенномудрому под силу добиться того, чтобы звучала полноценная музыка и не рождалось печали, обряды были совершенны и не возникало отклонений.

Небо высоко, Земля низко, а вся тьма вещей рассеяна [по земле] в своем разнообразии, и [в этих условиях] осуществляется нужная система обрядов; [в мире, где] все течет, как поток, не останавливаясь, где [все существует] согласно и сообща и изменяется к лучшему, расцветает и музыка. Весной все зарождается, летом растет, и в этом [проявляется] жэнь — человечность; осенью все собирается, зимой закладывается на хранение, и в этом [проявляется] и — долг. Человечность [жэнь] близка к музыке, долг [и] близок к обрядам. Музыка щедра и гармонична, сообразуется с небесными духами и следует за Небом; обряды различают все должное, полагаются на духов людей и следуют Земле. Поэтому мудрецы создавали музыку, чтобы откликнуться [на предначертания] Неба, создавали обряды, чтобы быть достойными Земли. Когда обряды и музыка ясны и совершенны, то [воля] Неба и Земли исполняется.

Небо почитаемо, Земля низка, [таково же] и положение правителя и его подданных. Коль скоро высокое и низкое [в мире] уже расположено, благородные и подлые [тоже] занимают свое место [в обществе]. Движущееся и неподвижное [в природе] имеют свои законы, так же как малое и большое [в обществе] имеют свои отличия. Так как по своей сути все однородное [79] группируется, а все существа в мире различаются по видам, следовательно, сущности и судьбы их неодинаковы. На Небе формируются небесные тела, на Земле образуется рельеф, а коли так, то в обрядах [отражаются] различия Неба и Земли. Земные пары всегда поднимаются вверх, небесные пары всегда спускаются вниз, силы Темного и Светлого начал взаимодействуют друг с другом; Небо и Земля воздействуют друг на друга. Так, [Небо] стучит по Земле с помощью грома, будоражит ее с помощью ветра и дождя, продвигает ее через четыре времени, года, согревает [и освещает] ее с помощью Солнца и Луны, и, таким образом, все сущее в мире изменяется к лучшему и расцветает. Раз так, то и музыка [отражает] гармонию, существующую между Небом и Землей[125].

Когда же изменения происходят не вовремя, то [ничего] не рождается; когда между мужчинами и женщинами нет различий, то наступает беспорядок в отношениях, и в этом [проявляется] характер Неба и Земли. Когда обряды и музыка поднимаются к Небу или обвивают Землю, когда они действуют [в согласии] с Темным и Светлым началами и сносится с духами людей и небесными духами, когда они доходят до крайних высот и отдаленнейших далей или проникают в глубины и толщи, значит, музыка соответствует Великому началу [мира], а обряды соответствуют миру сотворенных вещей. Без устали творящее — это Небо, без движения создающая — это Земля. Так одно движение и один покой [создают все, что] находится между Небом и Землей. Поэтому мудрец и говорил: «Обряды говорят [о том-то], музыка толкует [о том-то]...»[126].

В древности Шунь создал пятиструнный цинь, чтобы исполнять южные песни — Нань-фэн[127]; Куй впервые создал музыку, которая [исполнялась] при награждении владетельных князей, поэтому Сын Неба прибегал к музыке при награждении тех владетельных князей чжухоу, которые обладали добродетелями. Если их добродетели были обильны, а их наставления уважались, если все пять злаков у них вовремя созревали, такие чжухоу награждались исполнением музыки [в их честь]. Неслучайно у тех, кто управлял народом, [чрезмерно] утруждая его, ряды танцоров растягивались далеко; у тех, кто управлял народом, давая ему покой, ряды танцоров были собранными и короткими. Поэтому, глядя на их танцы, можно было судить об их добродетелях; узнав их посмертные имена, можно были судить об их делах. Мелодия Да-чжан славила добродетели [Яо], мелодия Сянь-чи славила совершенства [Хуан-ди], мелодия Шао славила продолжение добродетелей [в Шуне], мелодия Ся славила величие [Юя], музыка династий Инь и Чжоу отличалась завершенностью[128].

Согласно пути Неба и Земли, если холод или жар приходят не вовремя, возникают болезни, если ветер и дождь [80] [обрушиваются] без меры, наступает голод. Наставления [правителей] словно холод или жар для народа, коли наставления даются не вовремя, этим наносится вред обществу. Действия [правителей] словно ветер или дождь для народа, если действия их не знают меры, успеха не будет. Исходя из этого, прежние [мудрые] ваны создавали музыку в качестве средства управления. Когда [правление] было хорошим, [народ] поступал, беря пример с добродетелей [правителя].

Ведь выкармливание свиней зерном или изготовление вина не считают бедой для себя, однако в условиях, когда споры и тяжбы все более умножаются, распространение вина доводит до беды. Именно поэтому прежние [мудрые] ваны, следуя в этом друг другу, создали обряды, связанные с вином: после обряда поднесения одной чарки вина гости и хозяин обмениваются множеством поклонов, и хотя пили вино целый день, но никто не напивался допьяна. Так прежние [мудрые] ваны приняли меры против бед, [приносимых] вином. Поэтому еда с питьем вина приводила лишь к всеобщему веселью.

Музыка — с ее помощью подражают добродетелям [совершенного мужа], обряды — с их помощью пресекают распутство. По этой причине прежние [мудрые] ваны при большом трауре по родителям требовали соблюдать обряд оплакивания их; при большом счастливом событии требовали соблюдения обряда, радостно отмечающего его; так и горе и радость хотя и различаются, но завершаются обрядами[129].

Музыка — это то, что одаряет; обряды — это то, что воздает должное. Музыка — это то, что самопроизвольно порождено радостью, а обряды — это то, что возвращает нас к исходному началу. Музыка прославляет добродетели, а обряды, вознаграждая за содеянное, возвращают нас к началам. То, что называется большой повозкой да-лу, — это колесница Сына Неба; вышитые драконы и девять каемок флага — это стяги Сына Неба; обшитые черной и синей каймой изображения — это драгоценные черепахи на знаменах Сына Неба; [кортеж государя] сопровождают стада быков и баранов, которыми одаривались владетельные князья.

Музыка отражает неизменность чувств человека; обряды отражают неизменяемость его устоев. Музыка объединяет [людей] в их общем; обряды выделяют их различия. Истины, заключенные в обрядах и музыке, обнимают все человеческие чувства. Проникновение в основы и понимание изменений [человеческой натуры] — в этом характерные черты музыки; прославление искренности и изгнание фальши [из отношений] — таковы основы обрядов. Обряды и музыка следуют намерениям Неба и Земли, они [помогают] проникнуться священными добродетелями, они [призывают] небесных духов снизойти, а земных духов подняться к людям, и в результате формируются [81] все тонкие и грубые тела [на земле] и определяются рамками отношений отца и сына, господина и слуги.

Именно поэтому великие люди возвышают обряды и музыку, тем самым делая ясными [предначертания] Неба и Земли. Когда же [животворные силы] Неба и Земли, ликуя, сливаются, Темное и Светлое начала — инь и ян — действуют во взаимной связи, тогда ласково пестуются и непрерывно вскармливаются десятки тысяч существ на земле. В результате этого расцветают травы и деревья, крошечные побеги превращаются в большие растения, крепнут крылья у птиц, вырастают рога у копытных, погруженные в спячку насекомые выползают на свет и пробуждаются, и вот уже все птицы высиживают и выкармливают детенышей, все животные, покрытые шерстью, зачинают и выращивают потомство, живородящиеся не погибают во чреве матери, а птенцы не гибнут в зародышевом состоянии. Так и пути [обрядов и] музыки принадлежат всему этому[130].

Музыка не сводится к звучанию тонов звукоряда хуан-чжун и да-люй, к игре на струнных инструментах и пению под нее, к танцам со щитами, все это для музыки второстепенное, поэтому под такую музыку и танцуют дети. [Точно так же] расстеливание длинных и коротких рогожек для сидения и укрывания, расстановка чарок для вина и размещение жертвенных столов, расстановка в должном порядке бамбуковых и деревянных ритуальных сосудов бянь и доу, ритуал поднимания и опускания [жертвоприношений] — все это в [системе] обрядов второстепенно, поэтому для надзора за этим имеются специальные управители[131].

Ведающий музыкой разбирается только в звуках и стихах, поэтому его сажают лицом к северу, и он играет на струнах [гуциня]; ведающий молениями разбирается лишь в обрядах в храме предков, поэтому он следует за лицом, представляющим духа; ведающий молениями по ритуалу дома Шан разбирается лишь в траурных обрядах, поэтому он следует позади главы семьи. В силу такого положения тот, кто совершенен в добродетелях, располагается наверху; тот, кто совершенен в искусстве [обрядов и музыки], располагается внизу; тот, кто совершенен в поведении, идет впереди; а тот, кто совершенен в делах, идет позади. Именно поэтому прежние [мудрые] ваны [различали] тех, кто должен был быть наверху и кто — внизу, кто должен был быть впереди, а кто — сзади [при церемониях], и только таким путем смогли создать систему [обрядов и музыки] для всей Поднебесной[132].

Что касается музыки, то у мудрецов она рождала радость, с ее помощью они могли облагораживать сердца народа. Музыка воздействовала на людей глубоко, изменяла их нравы и обычаи, поэтому прежние [мудрые] ваны проводили обучение народа музыке. Ведь человек врожденно обладает кровью, [82] жизненным духом, сердцем и разумом, но у него отсутствуют как постоянные [и врожденные] чувства горя и веселья, радости и гнева, они действуют, возникнув как отклик чувств человека на [окружающий его] мир вещей, и таким путем только и формируются способы [выражения] чувств. Вот почему, когда рождаются мелодии тонкие и низкие, порывистые и резкие, то народ задумчив и печален; когда рождаются мелодии непринужденные и свободные, спокойные и легкие, полные красок и в то же время простоты, то народ доволен и радостен; когда рождаются мелодии грубые и суровые, полные ярости в начале и воодушевления в конце, напевы широкие и большие, тогда народ тверд и решителен; когда рождаются мелодии умеренные и прямолинейные, постоянные и правильные, серьезные и искренние, тогда народ скромен и почтителен; когда рождаются мелодии щедрые и обильные, приятные для человека, ведущие к послушанию и гармонии его действий, тогда народ полон доброты и любви; когда же рождаются мелодии блуждающие и извращенные, испорченные и праздные, сходные с песнями варваров ди крайне распущенные напевы, тогда народ [погрязает] в разврате и смутах.

В силу этого прежние [мудрые] правители ваны [в музыке] опирались на природу человека и его чувства, рассматривали всегда соотношение мер и чисел[133], устанавливали то, что отвечало сути обрядов, сочетали все гармоничное в животных силах [Земли], руководствовались действиями пяти основных начал[134], делали так, чтобы Светлое начало ян не рассеивалось, чтобы Темное начало инь не таилось, чтобы твердость духа не переходила в гнев, а мягкость духа не превращалась в трусость. Тогда все четыре всепроникающих начала[135] соединятся внутри [человека] и, развиваясь, проявятся в деятельности вне его, они спокойно каждая займут свое место и не будут покушаться друг на друга. В результате устанавливались ступени обучения музыке, расширялось ее исполнение в разных ритмах, бережливо использовались ее оттенки и краски, и так поддерживалось с помощью музыки обилие добродетелей. Были классифицированы большие и малые инструменты [соответственно длине музыкальных трубок и тонам], установлен порядок тонов звукоряда, начинавших и кончавших [мелодию], чтобы отображать события и поступки. Таким образом, устои [отношений] между близкими и далекими, между знатными и низкими, между старшими и младшими, между мужчинами и женщинами образно выступали в музыке, поэтому и говорилось: «В музыке просматриваются все глубины [человеческих чувств]».

Когда земля истощена, то травы и деревья не растут; когда вода взбаламучена, то рыбы и съедобные черепахи не вырастают; когда животворные силы в упадке, то рожденные к жизни существа не развиваются; когда в обществе смута, то [83] обряды и ритуал заброшены, а музыка непристойна. Поэтому звуки музыки печальны и лишены силы, [казалось], радостны, но лишены спокойствия. Небрежность и легкомыслие в музыке ведут к нарушению ее ритмов; расплывчатость и погружение [в ненужное] ведут к забвению основ [музыки]. Тогда широкие ее звуки потворствуют искажениям, короткие ее звуки способствуют [росту] желаний, а когда [человек] откликается на необузданные чувства, исчезают [основы] правильного поведения, поэтому совершенный муж презирает подобную музыку.

Всякий раз, когда на человека воздействуют фальшивые звуки, на них отзываются мятежные чувства, а по мере того как чувства непокорности формируются, наступает разгул непристойной музыки. Когда же на человека воздействуют правильные звуки, на них откликаются чувства послушания, а по мере того как чувства покорности формируются, наступает подъем гармоничной музыки. Таким образом, согласное пение находит отклик [в сердцах людей], а возврат к искаженным [напевам] искривляет все прямое, следовательно, каждому явлению определено свое и законы [развития] всего сущего в мире взаимодействуют друг с другом в зависимости от их рода.

Именно поэтому совершенномудрый муж цзюнь-цзы, опираясь на чувства, умеряет свои желания, берет [хорошие] примеры, чтобы преуспеть в своих действиях. Фальшивые звуки и беспорядочные страсти не могут привлечь к себе его разум, непристойная музыка и губительные обряды не могут быть близкими выражению его чувств, дух лености, небрежности, коварства и зла не может гнездиться в его теле. Таким образом, уши, глаза, нос, рот, сердце и ум, как и все другие части тела [совершенномудрого], следуют верному и прямому, чтобы он [надлежаще] исполнял свой долг. После этого он приступает к выражению [себя] с помощью музыки, украшает ее игрой на гуслях цинь и сэ, придает ей выразительность [танцами с] щитами и боевыми топорами, придает красоту [танцам с] фазаньими хвостами и бунчуками, [заставляет танцующих] следовать игре свирелей сяо и флейт гуань[136]. Так разливается вширь сияние совершенной добродетели, достигается гармония природных сил четырех времен года и тем самым выявляются [вечные] устои всего существующего на земле.

Вот почему ясные и светлые [звуки] олицетворяют Небо, широкие и сильные [звуки] олицетворяют Землю, [музыкальное произведение] от начала и до конца олицетворяет четыре времени года, вариации в танцах олицетворяют [силы] ветра и Дождя. Пять цветов составляют прекрасный [спектр], в котором цвета не смешиваются; ветры восьми направлений рождают все тоны звукоряда и не допускают фальши; смена ста отрезков суточного времени идет своим чередом по нерушимому порядку[137]; слабые и сильные [тоны], взаимодействуя, образуют [гамму], [84] начало и конец [звукоряда] взаимно рождают друг друга, согласное, гармоничное пение, «чистые» и «мутные» звуки, сменяя друг друга, образуют основу [музыки][138].

Поэтому, когда музыка действенна, а принципы поведения [людей] чисты, когда слух и зрение людей ясны и остры, а кровь и дыхание людей находятся в гармонии и покое, тогда меняются нравы и изменяются обычаи и Поднебесная во всем умиротворена. Потому и говорят: «Музыка — это радость». Тогда совершенный муж с радостью выполняет свои принципы, маленькие люди с радостью исполняют свои желания. Когда истинные принципы командуют над желаниями, то царит радость и нет беспорядка; когда же желания ведут к забвению принципов [истинного пути], тогда [люди] заблуждаются и лишаются радости. Вот почему совершенный муж опирается на чувства, чтобы умерить свои желания, расширяет [применение] музыки, чтобы осуществить свои наставления; а когда музыка исполняется [по правилам], народ направляется по верному пути, и тогда можно лицезреть [истинную] добродетель.

Добродетель — это начало человеческой натуры, музыка — это цветение этой добродетели. Металл, камень, шелк и бамбук [служат для изготовления] музыкальных инструментов. Стихи говорят о стремлениях человека; в песнях эти устремления выражены в звуках, в танцах движениями [передана] суть его устремлений; эти три вида [ — стихи, песни и танцы — ] коренятся в сердце [человека], а животворная сила музыки следует движениям сердца[139]. Таким образом, когда чувства человека глубоки, искусство [их выражения] ясно, когда его жизненные силы в расцвете, меняется [к лучшему] и его дух, и тогда в человеке накапливаются гармония и послушание, а вне его проявляются блеск и сила. Ничто так не терпит фальши, как музыка.

Музыка — это движение сердца, звуки — это форма выражения музыки; блеском, цветистостью, чередованием тонов и ритмов украшают звуки [мелодии]. Совершенный муж тронут самой сутью музыки, радуется ее формам и стремится упорядочить ее красоту. В силу этого [при исполнении танцев] прежде всего бьют в барабаны, чтобы предупредить [о начале], затем [танцоры] делают три шага вперед, чтобы показать готовность, вновь бьют в барабаны, чтобы открыть движение вперед, после чего исполняют заключительные такты, возвращающие [танцоров] на прежнее место. [Танцоры] действуют с подъемом и быстро, но без порывистости, [певцы] остаются совершенно спокойными, но не равнодушными. [Так музыка] позволяет с радостью следовать воле совершенномудрого мужа, не пресыщаясь его поучениями, в полной мере исполнять его наставления, не сводя это к своекорыстным желаниям. В таком случае [истинные] чувства людей ясно проявляются и справедливость [85] утверждается, музыка доводится до конца и добродетель почитается, и тогда совершенные мужи творят добро, а маленькие люди прекращают делать худое. Поэтому и говорят: «В наставлении народа на истинный путь большая роль принадлежит музыке».

Совершенномудрый муж говорит, что обряды и музыка ни на мгновение не должны покидать человека. [Когда человек] отдает себя всего музыке, чтобы управлять своим сердцем, тогда свободно рождается сердце простое и прямодушное, любящее и честное. Когда же появилось такое простое и прямодушное, любящее и честное сердце, то [на душе возникает] радость, а где радость, там [наступает] покой, где [царит] покой, там существует постоянство. Постоянство подобно Небу, а Небо подобно духам. Ведь Небо — это то, что не говорит, а ему верят, а духи — они не гневаются, но внушают трепет. Тот, кто отдает себя музыке, с ее помощью управляет своим сердцем; тот, кто отдает себя обрядам и ритуалу, с их помощью управляет своим телом. Тот, у кого тело управляемо, держится серьезно и почтительно, а кто серьезен и почтителен, тот строг и величествен.

Если из сердца хотя бы на мгновение исчезают гармония и радость, в сердце человека вползают низкие и лукавые мысли; если во внешности человека хотя бы на мгновение теряются серьезность и почтительность, то в его сердце просачиваются нерадивость и легкомыслие. Таким образом, музыка — это то, что действует на внутреннее состояние человека, обряды и ритуал — это то, что воздействует на внешность [и поведение] человека. Музыка достигает пределов в гармонии, обряды достигают пределов в послушании. Когда у [правителя] на сердце гармония и внешне он действует сообразно [принципам], народ смотрит на выражение его лица и не смеет спорить с ним, взирает на его внешность и манеры и не смеет проявлять нерадивость и легкомыслие. Когда блеск добродетелей воздействует на сердце [правителя], то в народе нет такого, кто не воспринял бы его наставлений. Когда [истинные] принципы отражаются во внешности [и поведении правителя], то в народе нет такого, который не стал бы покорным. Поэтому и говорится: «Кто понял истинную суть обрядов и музыки, выдвинул и осуществил их, для того не существует более трудных дел в Поднебесной».

Музыка — это то, что воздействует на внутреннее состояние человека, обряды и ритуал — это то, что воздействует на внешность [и поведение] человека. В силу этого обряды и ритуал способствуют скромности человека, а музыка создает его [духовную] наполненность. Когда от обрядов и ритуала [появляется] скромность и [человек] продолжает стремиться вперед, то при движении его вперед рождается красота; когда музыка [внутренне] наполняет, человек умеряет свои желания, и в этой [86] умеренности рождается красота. Когда же от обрядов [появляется] скромность, но нет движения вперед, наступает упадок; когда музыка внутренне наполняет, но не порождает умеренности, царит необузданность. Вот почему обряды и ритуал воздают должное каждому, а музыка умеряет [желания]. Если обряды воздают должное каждому, то на душе [у всех] радостно, если музыка умеряет [страсти], то на душе у всех спокойно. Воздаяние каждому с помощью обрядов и умеренность, порождаемая музыкой, по значению своему едины.

Ведь музыка — это радость, без которой человек в выражении своих чувств не может обойтись. Радость сердца выражается в звуках и мелодиях, проявляется в движении и в покое, в ней нравственная суть человека. Звуки и мелодии, движение и покой полностью передают изменения, происходящие в натуре и характере человека, поэтому человек не может обойтись без музыки, а музыка не существует без своей формы. Но если эта форма [музыки] не следует истинному пути, невозможно избежать смут. Прежние [мудрые] ваны ненавидели такого рода смуты и поэтому вырабатывали музыку од и гимнов, чтобы вести за собой людей; они стремились к тому, чтобы звуки этих од и гимнов приносили радость, а не вели к распущенности, чтобы украшающие их [слова] могли вполне убедить людей, не оставляя их равнодушными, чтобы арии этих од и гимнов — простые или сложные, скупые и умеренные или богатые, ограниченные или широкие — могли бы пробуждать в людях лучшие их чувства, и этого будет вполне достаточно, чтобы не позволять необузданным страстям и злым силам завладевать [сердцами людей]. Таков был способ утверждения музыки у прежних [мудрых] правителей.

В силу этого правитель и чиновники, высшие и низшие все вместе слушают музыку в храме предков [правителя], и среди них не бывает таких, кто не был бы покорным и почтительным; среди односельчан в десятидворках и стодворках[140] все старшие и младшие совместно слушают музыку [в своих храмах предков], и среди них тогда не бывает таких, кто проявлял бы непокорность и непочтительность; отцы и сыновья, старшие и младшие братья в своих внутренних дворах совместно слушают [ритуальную] музыку, и среди них тогда не бывает таких, кто не был бы покорным и не был близок к своим родственникам. Поэтому музыка звучит едино и тем утверждает гармонию, использует разные инструменты, чтобы разнообразить ритмы, упорядочивает совместное исполнение и тем достигает законченности и совершенства. Тем самым достигаются объединение и согласие между отцами и сыновьями, между правителями и их слугами, устанавливаются отношения близости и доверия среди всей массы народа. Именно таков был метод установления музыки у прежних [мудрых] ванов. [87]

Поэтому, когда [человек] слушает звуки этих од и гимнов, его устремления и мысли приобретают широту; когда он держит в руках щиты и боевые топоры, упражняясь в наклонах головы взад и вперед, в изгибах и выпрямлении тела, то его наружность и внешний вид приобретают внушительность; когда [танцоры], идя рядами, показывают свое искусство, собираются в разных построениях, то ряды их прямы и стройны, движения вперед и назад четки. Таким образом, музыка связана в одно с Небом и Землей, она является основой соразмерности и гармонии, и человеческие чувства без нее обойтись не могут. Итак, с помощью музыки прежние [мудрые] правители выражали радость, с помощью боевых топоров и секир прежние [мудрые] правители выражали свой гнев. Поэтому радость и гнев прежних правителей надлежаще регулировались. Когда они радовались, Поднебесная была в согласии с ними; когда они гневались, насильники и смутьяны боялись их. Можно сказать, что, когда осуществляется истинный путь прежних [мудрых] ванов, обряды и музыка процветают[141].

Вэйский Вэнь-хоу спросил как-то у Цзы-ся[142]: «Когда я, надев парадную шапку, слушаю древнюю музыку, то боюсь только, как бы не заснуть; когда же я слушаю напевы княжеств Чжэн и Вэй, то не ведаю усталости. Осмелюсь спросить: почему древняя музыка такова и почему новая музыка иная?» Цзы-ся ответил: «Коснусь сначала древней музыки. [Под древнюю музыку] танцующие вместе двигаются вперед, вместе идут назад, движения гармоничны и правильны, и поэтому создается широта; струнные и деревянные инструменты, волынки и свирели — все молчат, пока не ударят в барабаны. Начало исполнения отмечается искусными ударами барабана, остановки и перестроения танцоров отмечаются воинственными [ударами] гонгов; управляют перестроениями с помощью ударов в барабан сян, ускоряют темп с помощью ударов в трубку-барабан я[143]. Вот тогда совершенный муж скажет, что это и есть следование пути древних, [согласно которому] надо совершенствовать сначала себя, потом семью и затем равномерно распространить все это на Поднебесную, — в этом и заключены начала древней музыки.

Теперь коснусь новой музыки. [Танцующие] двигаются под нее вперед и затем назад склонив головы; непристойные ее звуки приводят к сладострастию, погрузившись в него, невозможно остановиться. [Под эту музыку] выступают актеры и комедианты, у них, как у мартышек, смешаны мужчины и женщины, не отличаются отец от сына. Прослушав подобную музыку до конца, не найдешь, о чем и говорить, где уж там идти по пути древних, — вот каковы проявления новой музыки. Ныне то, о чем вы, правитель, меня спрашиваете, это [древняя] музыка, а то, что вы любите, это [новые] музыкальные мелодии. Хотя та [88] музыка и эти мелодии и близки друг к другу, но они неодинаковы».

Вэнь-хоу сказал: «Осмелюсь спросить: как же это так?» Цзы-ся, отвечая, сказал: «В древности Небо и Земля следовали [естеству], и все четыре сезона [наступали] в надлежащее время; народ обладал добродетелями, и все пять злаков процветали; болезни и бедствия не приключались, и не было добрых и дурных предзнаменований — все это и называлось великим соответствием. Вслед за тем [древние] мудрецы установили отношения между отцом и сыном, между правителем и его слугами, сделав их постоянными законами, а коль скоро эти постоянные законы и правила были справедливыми, Поднебесная прочно утвердилась. А после, того как Поднебесная прочно утвердилась, были выправлены шесть основных музыкальных тонов, приведены в гармоническое соответствие пять ладов, стали играть на струнных инструментах и петь гимны Ши цзина. Это были мелодии о добродетелях, а мелодии о добродетелях и называют [истинной] музыкой. В «Книге песен» говорится:

Нет выше мелодий о его добродетелях,

Его добродетелях, могущих все постичь.

Он мог постичь и различить все сущее,

Старшим мог стать и стать правителем.

Ван-[цзи], управляя огромной нашей страной,

Смог добиться послушания и покорности [народа],

Править за ним наступил тут черед Вэнь-вана,

Его совершенства во всем были безупречны,

Он принял Владыки верховного милости

И передал их детям и внукам своим[144].

Об этом я и говорю. Но разве это не испорченные мелодии и напевы, которые ныне вам, правитель, нравятся?»

Вэнь-хоу сказал: «Осмелюсь спросить: откуда же появились те испорченные напевы?» Цзы-ся сказал, отвечая: «Напевы княжества Чжэн поощряют пристрастия к излишествам и распутству, напевы княжества Сун влекут к женщинам и губят [хорошие] устремления, напевы княжества Вэй быстро докучают и создают беспокойные мысли, напевы княжества Ци порождают высокомерие, злость и честолюбивые намерения. Мелодии и напевы этих четырех княжеств полны сладострастия и вредят добродетелям людей, поэтому их и не используют во время молений и жертвоприношений[145]. В «Книге песен» сказано:

Благоговейно, стройно и в лад [звуки гимнов] звучат,

Наши славные предки [с радостью] слушали их[146].

Ведь слово су-су — это почтительность, слово юн-юн — это гармония. А когда почтительностью достигается гармония, какое дело не исполняется? Надо только, чтобы тот, кто управляет людьми, тщательно следил за проявлениями своей любви и [89] ненависти, и все. Тогда то, что правитель любит, чиновники осуществляют; то, что государь проводит в жизнь, народ этому следует. В «Книге песен» сказано: «Наставлять народ тогда легко»[147], что как раз и говорит об этом.

Вслед за тем мудрые [люди] создали тамбурин тао, барабан гу, ящик с билом цян и лежащего тигра с клавишами цзе, окарину сюань и флейту чи[148]. На всех этих шести видах инструментов звучали благородные мелодии. Затем появились колокол, каменное било, волынка юй, и гусли сэ, которые гармонически дополнили первые инструменты[149]. Щиты и боевые топоры, хвосты фазанов и яков использовались при плясках. Эта музыка и танцы сопровождали жертвы в храмах духам прежних [мудрых] правителей, они исполнялись также, когда глава дома угощал вином участников церемонии, когда подносили вино тому, кто представлял духа, когда поднимали тост за главу дома[150]. Когда расставляли чиновников по рангам, по их знатности и незнатности, каждый получал должное. Все это служило тому, чтобы показать будущим поколениям порядок отношений между благородными и низкими, между старшими и младшими.

Долгий звук колокола рождает призыв, а призыв рождает решимость, решимость же зовет к военным делам. Совершенный муж, заслышав звук колокола, думает о военных чиновниках-офицерах. У каменного била чистый звук, он рождает умение различать [добро и зло], а такое различение рождает самопожертвование. Совершенный муж, слыша звон каменного била, думает о чиновниках, погибших в борьбе за жалованные земли. Звуки от струн из шелка печальны, эта печаль рождает бескорыстие, а бескорыстие утверждает волю. Совершенный муж, слыша звуки гуслей цинь и сэ, думает о чиновниках, верных долгу. У инструментов из бамбука звуки растекаются, растекаясь, они рождают [стремление] собираться вместе, а собираясь, люди образуют сборище. Совершенный муж, слыша звуки волынок юй и шэн, большой свирели сяо и флейты гуань, думает о чиновниках, воспитывающих толпы людей[151]. Звуки барабанов гу и пи, [используемых в пешем и конном строю], шумливы, этот шум рождает движение, а движение бросает массы людей вперед. Совершенный муж, слыша звуки барабанов пехоты и конницы, думает о служивых, которые ведут войска и командуют ими[152]. Так совершенный муж, слушая [различные] звуки и мелодии, не просто слышит звон и стук, и только, но находит в них то, что связано с его мыслями и намерениями».

Как-то Биньмоу Цзя сидел рядом с Конфуцием, и Конфуций завел с ним разговор. Коснувшись музыки, философ сказал:

«Почему предостерегающие удары [барабана] к воинственному танцу [и сопровождающей его музыке] столь [90] продолжительны?»[153]. Ответ гласил: «[У-ван] опасался, что он еще не заполучил поддержки масс [своих войск]». — «Зачем же нужны длительные вздохи и протяжные звуки?» Ответ гласил: «[У-ван] боялся, что срок выступления еще не настал». — «А почему ранее всего [танцующие] двигают руками и ногами, вопят и прыгают с ожесточением?» Ответ гласил: «Значит, время сражения приспело». — «Почему в воинственном танце [танцующие] приседают, касаясь правым коленом земли, и поднимают левую ногу?» Ответ гласил: «Это уже не приседания воинственных [мужей]». — «Почему звуки музыки столь разнузданны, сближаясь [с напевами] дома Шан?» Ответ гласил: «Это уже не мелодии воинственного танца». Философ тогда сказал: «Если это не мелодии воинственного танца, то какие же это мелодии?» Ответ гласил: «Те, кто управлял [музыкой и танцами], утратили их традиции; если же допустить, что утратили традиции не управители церемоний, тогда [надо допустить], что устремления У-вана были необузданными». Конфуций сказал: «То, что я, Цю, слышал от Чан Хуна[154], также подтверждает правоту ваших слов».

Биньмоу Цзя встал, сошел с циновки и, в свою очередь, спросил [Конфуция]: «Что касается длительности приготовлений и предостерегающих ударов [в барабаны] к воинственному танцу у, то тут ясность есть. Осмелюсь спросить, почему и в дальнейшем долго тянутся замедления [в танце и построениях]?» Конфуций сказал: «Усаживайтесь, я расскажу вам об этом. Ведь музыка отображает то, что совершалось. [Когда танцующие], держа щиты, стоят недвижно, подобно скалам, это передает действия У-вана[155]; [когда танцующие] двигают руками и ногами, вопят и прыгают с ожесточением, это передает волю Тай-гуна[156]. Когда воинственный танец прерывается и все приседают, это передает [идею] управления Чжоу-гуна и Чжао-гуна[157]. Вместе с тем начало воинственного танца у отображало поход У-вана на север[158]; второй акт танца отображал уничтожение царства Шан; третий акт отображал поход на юг; четвертый акт отображал [покорение] южных царств на границах страны; пятый акт танца отображал разделение [власти], в области Шэнь, когда Чжоу-гун становился левым, а Чжао-гун правым [советником][159]; в шестом акте [танцующие] вновь соединялись, чтобы поклониться Сыну Неба. После этого [танцующие] смыкают ряды, двигаются с воодушевлением, делая четыре выпада вперед, чтобы прославить величие [Чжоу] среди срединных государств[160]. Затем [танцующие] вновь разделяются, как бы окружая [врага], и продвигаются, показывая, что дело уже подготовлено. Когда [танцующие] подолгу стоят в рядах, они [отображают] ожидание [У-ваном] прибытия владетельных князей [на поле боя][161]. Неужто вы еще не слышали рассказа о битве под Муе? Когда У-ван победил Инь и прибыл в [91] столицу Шан, он, не сходя с колесницы, пожаловал потомкам императора Хуан-ди земли в Цзи, пожаловал потомкам императора Яо земли в Чжу, пожаловал потомкам императора Шуня земли в Чэнь; затем, сойдя с колесницы, он пожаловал потомкам рода Ся-хоу земли в Ци, пожаловал потомкам иньского дома земли в Сун[162], велел насыпать холм на могиле княжича Би-ганя, освободил из заключения Цзи-цзы, послал найти Шан-жуна, с тем чтобы вернуть его на место. Простой народ получил облегчение от [жестокого] управления, множеству служилых увеличили содержание. [После этого У-ван] переправился через Хуанхэ и направился на запад, он пустил [боевых] коней пастись у южных склонов горы Хуашань, чтобы не впрягать их больше в колесницы; пустил быков пастись в полях близ Таолиня, чтобы больше не запрягать их в повозки; военные колесницы и доспехи были укрыты и спрятаны в склады, чтобы больше их не применять; щиты и копья были собраны, сложены остриями назад и завернуты в тигровые шкуры. Всех мужей, командовавших войсками, он сделал владетельными князьями, именуя их цзянь-гао — «зачехленными щитами и копьями»[163]. После этого Поднебесная поняла, что У-ван больше не намерен использовать оружие. Распустив войска, [У-ван] устраивал в окрестностях столицы стрельбы из лука, стрелявшие слева исполняли песню Ли шоу, стрелявшие справа исполняли песню Цзоу юй, когда же стрелы пробивали доспехи насквозь, стрельбы прекращались[164].

[Чиновники стали носить] парадное платье и шапку, затыкая за пояс табличку для записей, а храбрые мужи-удальцы снимали с себя мечи; жертвы приносились предкам в зале Минтан, и народ понимал, что такое сыновье послушание. Устраивались аудиенции при дворе, и владетельные князья знали свое место слуг государя; [ван] работал на поле цзе-тянь, и владетельные князья понимали, что надлежит почитать. Указанные пять свершений и составили великие наставления для Поднебесной[165]. Мудрые старцы из числа сань-лао и у-цзин кормились в пристанище для старых Тайсюэ, Сын Неба, обнажив левое плечо, сам закалывал жертвенных животных, затем подносил старцам блюдо с соусом и кубок с вином, давая им прополоскать рот [после еды][166]. Он надевал шапку и брал в руки щит, [присоединяясь к танцующим], таким путем [У-ван] учил владетельных князей уважать старших. Подобным образом истинные пути чжоуского управления достигали четырех пределов, обряды и музыка взаимно проникали во все, а коли так, то почему бы воинственному танцу у [и музыке] не тянуться долго?»[167].

Цзы-гун [Сы], встретив как-то Ши И, спросил у него: «Я, Сы, слышал, что каждому человеку подходят соответствующие звуки и песни, какая же песня должна подходить такому, как я, [92] Сы?»[168]. Ши И сказал: «Я, И, лишь ничтожный ремесленник, как же можно спрашивать меня о том, что подходит каждому? Лучше разрешите поведать о том, что я слышал, а вы, наш учитель, сами возьмете, [что нужно], из этого...[169].

Тому, кто великодушен и спокоен, мягок и прям, подходит петь гимны сун; тому, кто широк натурой и спокоен, проницателен и доверчив, подходит петь большие оды да-я; тому, кто почтителен и бережлив, любит обряды и ритуал, подходит петь малые оды сяо-я; тому, кто непреклонен и прямолинеен, чист и бескорыстен и к тому же уступчив, подходит петь песни царств [го-]фэн; тому, кто добр и любит людей, подходит петь [гимны] Шан; тому, кто самоволен и способен решать дела, подходит петь песни царства Ци. Ведь песня — это то, что [требует] выправления самого себя и проявления человеком добродетелей; когда же человек изменяет себя, тогда Небо и Земля откликаются на это, четыре сезона года находятся в гармонии, созвездия и звезды сохраняют свой порядок, а все живое на земле развивается как надо. Поэтому в гимнах Шан имеются звуки, оставшиеся от времен пяти императоров [древности], и, коль скоро шанцы испытывали склонность к ним, их и называют шанскими[170]. В песнях царства Ци имеются звуки, оставшиеся от трех эпох, и, коль скоро цисцы испытывали склонность к ним, их и называют песнями Ци. Тот, кто ясно разбирается в стихах Шан, тот в момент действия обычно решителен; тот, кто ясно разбирается в стихах Ци, тот, видя выгоду, уступчив. Если в момент действия проявляется решительность, это и есть смелость; если, видя выгоду, человек уступает, это — справедливость. А когда есть смелость и проявляется справедливость, что же, кроме песен, поможет сохранить эти качества? Таким образом, высокие [ноты] в песнях как бы поднимают [человека], низкие ноты как бы опускают его; перемежающиеся ноты как бы сгибают [человека], остановка [такта] как бы парализует его, стесненные [звуки] ограничивают, извивающиеся [звуки] завлекают, а непрестанные переливы [звуков] напоминают нанизанную связку жемчуга. Следовательно, песня состоит из слов, и в ней жизнь этих слов продлевается. Радуясь чему-то, выражают это в словах; когда слов недостаточно, то продлевают жизнь слов [в песне]; когда такое продление жизни слов недостаточно, прибегают к восклицаниям и вздохам; когда и восклицаний и вздохов недостаточно, то непроизвольно начинают двигать руками и ногами, прибегая к танцам». [Таков был ответ Ши И] на вопрос Цзы-гуна о музыке[171].

Всякая мелодия берет свое начало в человеческом сердце, Небо дарует музыку человеку, чтобы сноситься с ним, подобно [93] тому как тень отражает формы тела, как эхо отражает звуки. Тех, кто делает добро, Небо одаривает счастьем, а на тех, кто творит зло, Небо ниспосылает бедствия, и это естественный порядок.

В силу этого, когда Шунь играл на пятиструнных гуслях цинь и пел песни «О южных нравах», Поднебесная [хорошо] управлялась; когда Чжоу[-синь] исполнял мелодии поселений к северу от Чжаогэ, он погиб сам и погубил свое царство. Почему же путь правления Шуня так величествен, а путь правления Чжоу[-синя] столь ограничен? Ведь то, что появилось из стихов «О южных нравах» и выросло в мелодии, радовало Шуня и нравилось ему, эта музыка имела общие устремления с Небом и Землей, она приносила радость сердцам людей всех десяти тысяч владений, поэтому Поднебесная управлялась. А песни [поселений к северу] от Чжаогэ не отвечали времени, бэй по звучанию означало и «поражение», бы по звучанию означало также «захолустье». Коль скоро Чжоу[-синь] любил эти песни и радовался им, он расходился с чувствами людей десяти тысяч владений, чжухоу ему перестали подчиняться, байсины были от него далеки. [В результате] Поднебесная взбунтовалась против него, и он погиб сам и погубил свое царство[172].

Вэйский Лин-гун отправился как-то в княжество Цзинь[173] и, прибыв на берег реки Пушуй, заночевал там. В полночь послышались звуки играющих гуслей. [Князь] спросил об этом приближенных, но те ответили, что не слышат музыки. Тогда [князь] призвал Ши Цзюаня и сказал ему: «Я слышал звуки играющих гуслей, спросил об этом приближенных, но никто не слышал [музыки]. Похоже, что [явились] духи людей и небесные духи. Послушай [эту музыку] для меня и запиши ее мелодии». Ши Цзюань сказал: «Слушаюсь!»[174]. Затем он сел, выпрямившись, прижал к себе гусли, стал слушать и записывать мелодии. На следующий день он доложил: «Я заполучил их мелодии, но, так как я не наторел в них, прошу дать еще ночь, чтобы поупражняться в них». Лин-гун разрешил, и прошла еще ночь. На следующий день [Ши Цзюань] доложил: «[Я уже] имею навык в этих мелодиях». Тогда [Лин-гун] покинул это место и отправился в Цзинь, где встретился с цзиньским Пин-гуном[175].

Пин-гун устроил для гостя пир на террасе Шихуй («Оказание милостей»). Опьянев, Лин-гун сказал: «Ныне в поездке я слышал новые мелодии, прошу разрешения исполнить их». Пин-гун сказал: «Можно». Тотчас приказали Ши Цзюаню сесть рядом с Ши Куаном и, взяв в руки гусли, сыграть на них. [Ши Цзюань] еще не закончил игру, как Ши Куан схватил его за руку и остановил исполнение, сказав: «Это звуки [мелодий] гибнущего государства, их не следует продолжать». Пин-гун спросил: «Каким путем появилась [эта музыка]?» Ши Куан ответил: [94] «Сочинил ее Ши Янь и представил Чжоу[-синю] в качестве разгульной музыки; когда же У-ван покарал, наконец, Чжоу[-синя], Ши Янь бежал на восток и бросился в воды Пушуй, поэтому услышать звуки этих мелодий можно лишь на берегах Пушуй. Кто первым услышит эти звуки, царство того будет уничтожено». Но Пин-гун заявил: «Я люблю [разные] мелодии, хочу и дальше слушать эту музыку». Тогда Ши Цзюань ударил по струнам и доиграл до конца.

Пин-гун спросил после этого: «А есть ли мелодии не столь печальные?» Ши Куан ответил: «Имеются». Пин-гун спросил. «Можно ли их прослушать?» Ши Куан ответил: «Когда добродетели и справедливость правителя не сильны, слушать их не полагается». На что Пин-гун сказал: «Я люблю [разные] мелодии и желаю послушать и эти». Ши Куану ничего не оставалось делать, как взять гусли и ударить по струнам. Когда он сыграл в первый раз, две стаи по восемь черных журавлей прилетели и сели на крышу галереи дома; когда он сыграл повторно, птицы вытянули шеи и загоготали, затем, развернув крылья, затанцевали. Пин-гун очень обрадовался, встал и пожелал долгих лет Ши Куану. Вернувшись и сев на свое место, Пин-гун спросил: «А есть ли еще мелодии не столь скорбные?» Ши Куан ответил: «Имеются. В древности с помощью таких мелодий Хуан-ди собирал в большом числе духов людей и небесных духов. Но ныне ваши, правитель, добродетели и справедливость не сильны, вы не заслуживаете того, чтобы их слушать. Если же послушаете эти мелодии, то в будущем потерпите поражение». Пин-гун сказал: «Я уже стар и люблю слушать [разные] мелодии, желаю послушать и эти». Ши Куану ничего не оставалось делать, как взять гусли и ударить по струнам. Когда он сыграл эти мелодии первый раз, на северо-западе поднялось белое облако; когда он сыграл их повторно, налетел ураган с дождем, ветер сорвал черепицы с крыши галереи, и приближенные князя разбежались. Пин-гун испугался и упал ниц в простенке между галереей и княжескими покоями. В княжестве Цзинь наступила большая засуха, и три года земля оставалась голой и бесплодной[176].

Слушающему [музыка может принести] либо счастье, либо несчастье. Музыку нельзя безрассудно исполнять.

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так.

Всякий раз, когда мудрые правители далекой древности прибегали к музыке, они это делали не для удовольствия и собственной радости, не для услаждения чувств и велений страсти, а стремились применить ее в управлении [страной]. Все, кто [придерживался] правильного учения, начинали с мелодий, если же мелодии были правильными, то и действия были верными. Вот почему мелодии и музыка в целом так потрясают наши органы и воздействуют на нашу кровь, проникают в [95] глубины души и приводят в гармонию истинные чувства [человека].

Таким образом, тон гун воздействует на селезенку и приводит в гармоническое состояние истинную мудрость; тон шан воздействует на легкие и приводит в гармоническое состояние истинный долг [человека]; тон цзюэ воздействует на печень и приводит в гармоническое состояние истинное человеколюбие [в человеке]; тон чжи воздействует на сердце и приводит в гармонию истинные обряды и ритуал; тон юй воздействует на почки и приводит в гармоничное состояние истинный разум [человека]. Поэтому музыка помогает в самом человеке выправлять [и проявлять] истинные чувства, а вовне помогает различать знатных и простых; в верхах ее используют для служения в храме предков, в низах музыку используют для преобразования черни.

Гусли цинь имеют длину 8 чи и 1 цунь, и это правильный размер. Большая струна на них издает тон гун, и, поскольку она помещается в центре инструмента, она [подобна] господину [над остальными струнами]. Тон шан издается струной с правой стороны, остальные большие и малые струны идут друг за другом, не нарушая своего порядка и последовательности; в таком случае положение господина и слуги [главной и остальных струн] будет правильным. Таким образом, слушая мелодию в тоне гун, люди становятся кроткими, спокойными и более широкими [во взглядах]; слушая мелодию в тоне шан, люди становятся прямыми и строгих правил, любящими справедливость; слушая мелодию в тоне цзюэ, люди становятся чувствительными к страданиям других и человеколюбивыми; слушая мелодию в тоне чжи, люди начинают радоваться хорошему и любят оказывать благодеяния; слушая мелодию в тоне юй, люди становятся собранными, соблюдающими порядок и проявляют любовь к обрядам.

Ведь обряды и ритуал входят в нас извне, а музыка рождается внутри нас. Поэтому совершенный муж ни на мгновение не разлучается с обрядами, а если хоть на мгновение отстранится от них, то распущенные и дикие поступки истощат его извне; ему нельзя также ни на мгновение расстаться с музыкой, а если он хоть на мгновение отойдет от нее, то гнусные и непристойные поступки истощат его изнутри. Вот почему с помощью музыкальных мелодий совершенный муж и воспитывает справедливость.

В древности Сын Неба и владетельные князья чжухоу слушали звон колоколов чжун и каменных бил цин, не покидая дворцов; высшие сановники — цины и дафу — слушали мелодии, исполняемые на гуслях цинь и сэ, не покидая своих мест перед дворцом; благодаря этому они воспитывали в себе справедливость в действиях и защищали себя от излишеств и ошибок. Ведь излишества и ошибки рождаются из отсутствия обрядов и [96] ритуала, поэтому мудрые правители побуждали людей слушать своими собственными ушами мелодии од и гимнов, побуждали своими глазами наблюдать за обрядами с величественными церемониями; чтобы они вышагивали сами в торжественных шествиях, чтобы их уста говорили о путях человеколюбия и долга. Поэтому совершенный муж целыми днями толкует [об этом], и в результате никакие гнусности и извращения не исходят [из человека] и не проникают в [его сердце].

Загрузка...