ГЛАВА СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Сюньли ле чжуань — Жизнеописания достойных чиновников[807]

Я, тайшигун, скажу так.

С помощью законов и указов управляют народом, наказаниями удерживают от безнравственности. Когда и законы, и наказания не действуют, то простой народ растерян, а чиновники не выполняют своих обязанностей. Если же [чиновники] достойно несут свою службу, то [страна] управляема, и к чему же тогда излишняя суровость?

Сунь Шу-ао был отставным чиновником в Чу. Сян Юй Цю представил [его] чускому Чжуан-вану[808] в качестве своего преемника. Через три месяца [Ао] стал сяном в Чу. Он так наставлял [вана] и руководил народом, что верхи и низы жили в добром согласии, нравы народа заметно улучшились, управление было мягким, запреты не требовались, среди чиновников не было стяжателей и подлецов, не появлялись разбойники. Осенью и зимой люди отправлялись в горы охотиться, весной и летом люди пребывали в речных долинах, добывая хлеб насущный. Все радовались такой жизни.

Чжуан-ван посчитал, что монеты [в его царстве] надо сделать тяжелее. Байсинам это не понравилось, и они стали бросать работу. Управляющий рынком обратился к сяну: «На рынке наступил хаос, никто не может спокойно заниматься делом и быть уверенным в своих действиях». Сян спросил: «Как долго это продолжается?» Управляющий рынком ответил: «Три месяца». Сян сказал: «Покончим с этим. Я сегодня же отдам приказ о возврате к прежнему положению». Через пять дней сян отправился во дворец на приём к вану и доложил: «Некоторое время назад вы решили сменить наши монеты, посчитав их слишком лёгкими. Ныне ко мне приходил управляющий рынком и доложил следующее: "На рынке наступил хаос, никто не может спокойно заниматься делом и быть [153] уверенным в своих действиях". Подданные просят издать указ о возврате к старому». Ван согласился с этим. Через три дня после издания указа на рынках восстановилась прежняя обстановка.

Чуское население привыкло пользоваться повозками с низкой посадкой. Ван посчитал, что такие повозки неудобны для лошадей, и хотел издать указ об использовании повозок с высокой посадкой. Сян сказал: «Ваши указы издаются часто, но народ не знает, как им следовать. Это неправильно. Ван намерен ввести повозки с высокой посадкой. Сначала я попрошу отдать указание чиновникам всех деревень поднять арки ворот, ведь на колесницах ездят благородные мужи, которые не в состоянии часто спускаться со своих повозок [у ворот]». Ван согласился, и по прошествии полугода люди сами подняли уровень посадки своих повозок.

Таким образом, даже без необходимых наставлений народ самостоятельно осуществляет изменения. Обычные люди воспринимают новое [только через свой опыт], а мудрые глядят широко и способны воспринять чужой опыт. [Сунь Шу-ао] трижды занимал пост сяна, но не выражал особой радости, так как понимал, что это лишь признание его способностей; трижды его снимали с поста сяна, но он этого не стыдился, понимая, что это происходило не по его вине[809].

Цзы Чань был одним из дафу в Чжэн. Когда в Чжэн правил Чжао[-гун][810], [он] поставил сяном своего любовника Сюй Чжи[811], и в княжестве наступил беспорядок — верхи и низы общества стали чужды друг другу, между отцами и сыновьями не было согласия. [Управитель] храма предков Цзы Ци сказал правителю, что сяном надо поставить Цзы Чаня. Через год после того как тот стал сяном[812], дети [в княжестве] перестали проводить время в пустых забавах, седовласые больше не должны были браться за рабочие инструменты, юноши не пренебрегали своими обязанностями. Через два года на рынках перестали завышать цены, через три года ворота перестали запирать на ночь, на дорогах не подбирали утерянного. Через четыре года орудия труда с полей не надо было тащить обратно по домам после работы. Через пять лет на любой клочок земли не требовались описи, срок траура соблюдался без каких-либо команд. Цзы Чань ведал делами Чжэн двадцать шесть лет и умер. Взрослое население оплакивало его, старики рыдали, как дети, говоря при этом: «Цзы Чань покинул нас! На кого же в дальнейшем опираться народу?»[813]. [154]

Гун И-сю был боши в Лу. За свои большие способности стал луским сяном, строго следовал законам, не допуская каких-либо нарушений и изменений. Все чиновники правильно вели свои дела. Он поставил дело так, что чиновники, получавшие жалованье, не вступали в борьбу за выгоду с нижестоящими, а те, кто получал большие доходы, не должен был гоняться за малыми выгодами. Однажды один из кэ принес сяну рыбу, но тот её не принял. Кэ спросил: «Я слышал, что вы, господин, любите рыбу, я и принес её вам. Почему же вы её не принимаете?» Сян ответил: «Как раз потому, что я действительно люблю рыбу, я не могу принять её от вас. Ныне я занимаю пост сяна и сам в состоянии приобрести рыбу, если же я начну принимать её в дар, то потеряю свой пост, а если останусь не у дел — кто тогда накормит меня рыбой? Вот почему я и не принимаю вашего дара»[814]. [В другой раз, когда сян] ел овощи, они ему очень понравились, но он тут же велел вырвать их с корнем в своём огороде и выбросить. Позднее он увидел на женщинах в своём доме очень красивое полотно и немедленно прогнал их из дома и сжёг их ткацкий станок, заявив при этом: «Поступая так, вы хотите, чтобы те, кто работает на земле, не имели возможности реализовать свои [простые] товары и продукты?!»

Ши Шэ был сяном у чуского Чжао-вана[815]. Он был честен и справедлив, никогда не приспосабливался и не уклонялся от ответственности. Как-то он объезжал уезды и в дороге обнаружил убийцу человека. Сян стал преследовать его, а это оказался его собственный отец. Он прекратил преследование, а вернувшись, сам себя заточил в тюрьму и послал человека доложить вану: «Убийца — мой отец. Так как наказать отца означает не соблюсти традицию почитания родителей, а нарушить закон и простить злодеяние означает нарушить преданность правителю, я виновен в преступлении и подлежу казни». Ван сказал: «Раз преследовал преступника, но не догнал, то за преступление отвечать не должен. Продолжай исполнять свои обязанности». Ши Шэ ответил: «Если не относишься к отцу с благоговением — ты недостойный сын; если не соблюдаешь законы правителя — ты не преданный слуга. Ван простил моё преступление — это милосердие правителя. Однако долг подданного — признать вину и умереть». И не дожидаясь приказа [о прощении], перерезал себе горло и умер[816]. [155]

Ли Ли служил судьёй у цзиньского Вэнь-гуна[817]. Слушая одно дело, он приговорил к казни [невиновного] человека, а затем понял, что ошибка произошла по его вине, и решил, что он сам должен умереть. Вэнь-гун сказал: «Чиновники бывают высокого и низкого ранга, наказания бывают лёгкие и тяжёлые. Ваш мелкий чиновник совершил ошибку, это не ваше преступление». Ли Ли ответил: «Я занимаю пост начальника и не собираюсь уступать свой пост кому-то из подчинённых; я получаю большое жалованье и не делюсь им с нижестоящими. Ныне в ходе дела по ошибке казнён невиновный. Но я ещё не слышал, чтобы перекладывали свою вину на нижестоящих чиновников». И он не принял повеление вана. [Тогда] Вэнь-гун спросил: «Раз вы себя считаете виновным в преступлении, то и я тоже виноват в этом?» Ли Ли ответил: «Судья действует согласно законам. Если он ошибся в наказании, то сам должен быть наказан, если он ошибочно кого-то казнил, то сам должен умереть. Вы, правитель, считали, что я по своим способностям могу улаживать судебные тяжбы и решать сложные, запутанные дела, поэтому и назначили меня на должность судьи. Сейчас в ходе судебного дела я ошибочно казнил человека, за это преступление я тоже должен умереть». И не дожидаясь приказа Вэнь-гуна, заколол себя мечом.

Я, тайитгун, скажу так.

Стоило Сунь Шу-ао сказать одно слово, и на рынке в Ин[818] восстановился порядок. Когда Цзы Чань умер от болезни, то население Чжэн громко оплакивало его. Когда Гун И-цзы обнаружил у своих женщин красивые ткани, он выгнал их из дома. Ши Шэ умер, освободив своего отца, и тем самым упрочилась известность чуского Чжао-вана. Ли Ли по ошибке казнил человека и поэтому заколол себя сам, а в результате цзиньский Вэнь[-гун] сумел выправить законы в своём княжестве.

Загрузка...