Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

ГЛАВА СТО ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Жулинь ле чжуань — Жизнеописания конфуцианцев[851]

Я, тайшигун, скажу так.

Я изучал Гунлин[852] и, когда доходил до того места, где говорилось о всесторонней подготовке чиновников, откладывал книгу и был не в силах сдержать восхищения. Скажу так: когда дом Чжоу пришёл, увы, в упадок, создали [песню] Гуаньцзюй[853]. При правлении [чжоуских] Ю[-вана] и Ли[-вана][854] власть [Чжоу] ослабела, а обряды и музыка захирели, чжухоу своевольничали, и командовать всем стали сильные княжества. Поэтому Конфуций, опечаленный тем, что путь мудрых ванов древности отброшен и распространяются ложные учения, занялся приведением в порядок Ши[цзина] и Шу[цзи-на], стал совершенствовать ритуал и музыку. Когда он прибыл в [княжество] Ци и услышал [мелодию] Шао[855], то на три месяца забыл о вкусе мяса[856]. Когда же из [Малого] Вэй вернулся в Лу, [то] занялся упорядочиванием музыки, а оды и гимны [Шицзина] заняли положенные им места[857]. Поскольку в обществе царил хаос, [Конфуций] повсюду оказался не ко двору; Чжун-ни посетил более семидесяти правителей[858], но никто из них его не востребовал. [Конфуций] заявлял: «Если бы использовали мои [советы], то за год можно было добиться порядка»[859]. На западе во время зимней охоты поймали [ци]линя. [Конфуций] воскликнул: «Моё учение напрасно!»[860]. И тогда он занялся историческими записями и составил Чунь-цю[861], чтобы показать, какими должны быть законы управления. Текст его книги глубок и даёт всеобъемлющую картину, учёные последующих поколений часто обращались к ней.

После кончины Конфуция семьдесят его учеников разъехались по [владениям] чжухоу. Самые выдающиеся из них стали наставниками наследников престола, цинами и сянами; менее значительные — друзьями и наставниками сановников; а некоторые исчезли, и их больше не видели. Так, Цзы Лу поселился в [княжестве [167] Малое] Вэй, Цзы Чжан — в [княжестве] Чэнь, Таньтай Цзы-юй — в Чу, Цзы Ся — в Сихэ, Цзы Гун скончался в Ци[862]. Тянь-цзы Фан, Дуань Гань-му, У Ци, Цинь Хуа-ли, получив наставления от Цзы Ся[863], стали наставниками государей. В это время [среди чжухоу] только вэйский Вэнь-хоу питал пристрастие к познанию наук. Этот упадок продолжался до Ши-хуана включительно. Когда в Поднебесной развернулась война между княжествами, конфуцианское учение изгонялось, однако в Ци и Лу оно сохранилось. Во время правления [циских] Вэй[-вана] и Сюань[-вана] такие как Мэн-цзы и Сюнь Цин (Сюнь-цзы)[864], идя по стопам Учителя, придали его учению дополнительный блеск, так что оно процветает и теперь.

В последние годы правления Цинь сжигали Ши[цзин] и Шу[цзин], закапывали живьём ученых-конфуцианцев, Шестикнижие стало редкостью[865]. Когда же Чэнь Шэ стал ваном[866], луские конфуцианцы собрали ритуальные сосуды рода Кун и передали их Чэнь-вану; тогда же Кун Цзя[867] стал боши у Чэнь Шэ, и погибли они вместе. Чэнь Шэ поднялся из простолюдинов, собрал вокруг себя группу солдат, сосланных в пограничные гарнизоны, и вскоре стал ваном в Чу, но через полгода погиб. Хотя его заслуги не были значительными, однако чиновники с пурпурными поясами поднесли ему ритуальные сосуды Конфуция, став его слугами. Почему же? Потому что при Цинь их книги были сожжены и они лишились своих занятий, они негодовали и с воодушевлением перешли на сторону Чэнь-вана.

Когда же Гао-хуанди расправился с Сян Цзи (Сян Юем) и, подняв войска, осадил [столицу] Лу, то все конфуцианцы, находившиеся там, не прекратили своих занятий: они упражнялись в исполнении ритуалов, у них не умолкала музыка и пение под аккомпанемент струнных инструментов. Разве это не было княжеством, где сохранили традиции учения Совершенномудрого, где любили ритуал и музыку? В прошлом Конфуций, находясь в Чэнь, сказал: «Надо возвращаться, надо возвращаться! Мои мальчики [там, в Лу] безрассудны и небрежны. Хотя они и создают искусные сочинения, но не знают, как их применить»[868]. Ведь [княжества] Ци и Лу с древних времён славились природными талантами на поприще литературы. Когда же возвысился ханьский дом, все конфуцианские учёные получили возможность изучать каноническую литературу, совершенствовать церемонии, связанные с состязаниями по стрельбе из лука и с организацией общих приёмов. Шусунь Тун составил [кодекс] ханьских ритуалов и церемоний[869] и поэтому был назначен тайчаном, а все учёные мужи, помогавшие ему, и его ученики [168] утвердились на важных постах. С того времени стали ценить и восхищаться знаниями. Поскольку ещё происходили вооружённые столкновения и шло умиротворение всей страны, не было возможностей для поддержки учёных занятий. Во времена Сяо Хуя и Люй-хоу гунами и цинами становились те, кто имел воинские заслуги. При Сяо Вэне [учёных-конфуцианцев] мало-помалу стали использовать, однако Сяо Вэнь-ди в основном увлекался учением [Шэнь Бу-хая] синмин[870]. Когда пришло время царствования Сяо Цзина (156 — 141), то к услугам конфуцианцев не прибегали, так как [императрица-мать] Доу-тайхоу увлекалась учением Хуан[-ди] и Лао[-цзы]. Поэтому все боши, хотя и занимали чиновничьи посты и привлекались к обсуждению вопросов, по службе не продвигались.

Когда на престол взошёл нынешний государь (У-ди), такие как Чжао Вань и Ван Цзан смогли разъяснить конфуцианское учение, государь им проникся, и тогда стали призывать мудрых, честных и образованных мужей. С этого времени толкованием Ши[цзина] в Лу занимался Шэнь Пэй-гун; в Ци-Юань Гу-шэн, в Янь — тайфу Хань [Ин]. Толкованием Шаншу занимался Фу-шэн из Цзинани. Толкованием Ли [цзи] — луский Гао Тан-шэн. Толкованием И[цзина] — Тянь-шэн из Цзычуани[871]. Толкованием Чунь-цю в Ци и Лу занимался Ху У-шэн, а в Чжао-Дун Чжун-шу. Когда умерла Доу-тайхоу и чэнсяном стал Уань-хоу Тянь Фэнь, он начал искоренять учения Хуан[-ди] и Лао[-цзы], синмин и многие другие; призвал несколько сотен учёных конфуцианцев на службу, среди них был и знаток Чунь-цю Гунсунь Хун, который из простолюдинов поднялся до поста одного из трёх гунов и получил титул Пинцзинь-хоу. Учёные мужи всей Поднебесной были воодушевлены новой политикой [двора].

Гунсунь Хун был высокообразованным чиновником. Он печалился о том, что [конфуцианское] учение в застое, поэтому подал документ, в котором писал.

«Чэнсян и юйши[дафу] заявляют, что эдикт [императора] гласит: "Известно, что народ управляется с помощью ритуалов, воспитывают его музыкой, семейная жизнь способствует формированию высоких нравственных принципов. Ныне ритуалы забыты, музыка заброшена. Мы очень опечалены этим. Поэтому я привлёк честных и прямодушных учёных мужей со всей Поднебесной, чтобы все они послужили трону. Они помогут ведающим ритуалами чиновникам улучшить обучение, проведут нужные обсуждения и выслушают [мнения] людей о том, как поднять значение ритуалов и [169] сделать их исполнение важным для Поднебесной. [Пусть] тайчан обсудит с учёными мужами и учениками, как возвысить образование, ускорить перемены на местах и открыть широкий путь талантам".

Следуя этому указанию, тайчан [Кун] Цзан, боши Пин и другие обсудили и предложили: "Мы слышали, что при Трёх древних династиях в волостях существовали сельские школы: при Ся они назывались сяо, при Инь — сюй, при Чжоу — сян[872]. В них учили добру, и это поощрялось правящим домом, в них боролись со злом, пресекая его наказаниями. Таким образом осуществлялось перевоспитание [народа], во главу всего ставились добрые дела, и всё это, начинаясь в столице, распространялось вовне, на окраины. Ныне Вы, Ваше Величество, прославляете добродетель, открываете путь к Великому Светлому, добиваетесь гармонии Неба и Земли, закладываете основы отношений между людьми, поощряете обучение во имя совершенствования ритуала, возвышаете мудрых, чтобы выправить нравы во всех четырёх сторонах света, — всё это основа Великого благоденствия. В прошлом управление и воспитание не гармонировали между собой и не было соответствующих ритуалов. Поэтому просим, используя прежнюю чиновничью структуру, при чиновнике в ранге боши создать [группу] учеников в пятьдесят человек, освободив их от любых повинностей. Тайчан должен отобрать для боши людей в возрасте восемнадцати лет и старше, причём воспитанных и справедливых. По всей стране есть образованные люди, почитающие старших, уважающие государевы установления и поучения, пользующиеся уважением земляков и не нарушающие общепринятого. Нужно обязать сянов, глав местных управлений и их помощников под контролем тех, кто получает по две тысячи даней [зерна], присылать тайчану достойных учеников в качестве кандидатов на испытание. По прошествии, года все они должны пройти экзамены. Тот, кто сможет сдать один экзамен и более, получит вакантное место вэньсюэ или чжангу. Лучшие ученики могут стать ланчжунами, и их список тайчан должен представить [трону]. Имена тех, кто проявит необыкновенные таланты, должны тут же стать известными, тех же, кто бесталанен и не может сдать даже один экзамен, тут же надо отправить назад, а неспособных к ведению каких-либо дел наказать. Мы тщательно изучили все Ваши указы и распоряжения, спущенные нам, и нашли, что в них чётко разграничены воля Неба и человеческий долг, сочетаются лучшие принципы древности и современности, их слог изыскан, их наставления глубоки, дарованные в них милости [170] превосходны. Мелкие чиновники малообразованны, не в состоянии проникнуть в суть Ваших эдиктов и не могут прояснить их смысл нижестоящим[873]. Отладить процедуру проведения ритуалов, навести порядок среди чжангу, производить в чиновники за образованность, следование нормам ритуалов и исполнение долга — так можно избавиться от застоя. Просим из чиновников с жалованьем свыше двухсот даней [зерна], а также из чиновников с жалованьем свыше ста даней [зерна], прошедших экзамен по одному из канонов и более, отбирать помощников для левого и правого нэйши и для дасина. А тех, кто получает меньше ста даней, поставить помощниками тайшоу: по два человека на область, а в пограничные области — по одному. В первую очередь надо использовать тех, кто более начитан, если же их не хватает, то тогда пусть чжангу замещают в ведомствах должности чиновников с жалованьем в две тысячи даней, а вэньсюэ чжангу — должности, подведомственные областному начальству. Просим утвердить правила отбора должностных лиц по заслугам. Чтобы всё узаконить, [просим] издать соответствующий эдикт"»[874]. Император повелел: «Быть по сему!» И с этого времени среди гунов, цинов, дафу и простых чиновников появилось много образованных в классической литературе мужей, обладающих лучшими внешними и внутренними качествами.

Шэнь-гун был лусцем. Когда Гао-цзу проезжал через Лу, Шэнь-гун, сопровождая [своего] учителя[875], попал на аудиенцию к Гао-цзу в Южном дворце луского [князя]. Во времена Люй-тайхоу Шэнь-гун отправился [продолжать] обучение в Чанъань. [Там] он [учился] вместе с Лю Ином у прежнего наставника[876]. Через какое-то время Ин стал чуским ваном (178 г.) и пригласил Шэнь-гуна стать наставником своего наследника [Лю] У. Но У не любил учиться и возненавидел Шэнь-гуна. Когда ван Ин скончался и У стал чуским ваном (174 г.), он полностью уничтожил Шэнь-гуна[877]. Шэнь-гун считал себя опозоренным и вернулся в Лу. Он отказывался от службы и, живя в своём доме, учил людей. До конца жизни он так и не покидал своего жилища и отказывался принимать бинькэ, а выезжал из дома только когда [луский] ван лично призывал его к себе. Желавшие стать его учениками приезжали даже из отдалённых мест, и таких было более ста человек. Шэнь-гун наставлял и обучал только по Шицзину, но он не комментировал сомнительные места.

Ван Цзан из Ланьлина[878] был начитан в Ши[цзине] и служил императору Сяо Цзину в качестве шаофу наследника престола, но был [171] уволен. Когда же нынешний государь взошёл на трон, [Ван] Цзан подал государю прошение и был назначен в состав его дворцовой охраны, несколько раз подряд получал повышение по службе и через год занял пост ланчжунлина. Позднее дайский Чжао Вань, который также изучал Шицзин у Шэнь-гуна, занял пост юйшидафу. Вань и Цзан обратились с предложением к Сыну Неба построить дворец Минтан для приёма чжухоу. Но их предложение не было принято, и тогда они рассказали [государю] об учителе Шэнь-гуне. После этого Сын Неба отправил посланцев с [дарами в виде] шёлка[879], а также [диска] би[880]. [Направлен был] и удобный экипаж с сиденьями, запряжённый четвёркой лошадей, чтобы встретить Шэнь-гуна. Оба его ученика (Ван Цзан и Чжао Вань) сели в лёгкие повозки, чтобы сопровождать [своего учителя]. Когда [Шэнь-гун] прибыл, он встретился с Сыном Неба. Сын Неба стал его спрашивать о делах управления. Старец Шэнь-гун, которому в то время было более восьмидесяти лет, ответил: «Управление не нуждается в многословии. Надо только энергично вести дела. Вот и всё». К тому времени Сын Неба привык к длинным и витиеватым речам, [поэтому,] выслушав ответ Шэнь-гуна, [недовольно] промолчал. Но поскольку тот уже был приглашён, его назначили на пост тайчжундафу, поселив на луском подворье в столице, чтобы обсуждать вопросы [строительства] Минтана.

Вдовствующая императрица Доу увлекалась учением Лао-цзы и не жаловала конфуцианство. Узнав о [каких-то] проступках Чжао Ваня и Ван Цзана, доложила государю, и тот отказался от намерения построить Минтаи и снял с постов Чжао Ваня и Ван Цзана, которые вскоре покончили с собой. Вынужденный уйти со службы, Шэнь-гун вернулся [в Лу] и через несколько лет умер.

Из его учеников стали боши более десяти человек: Кун Ань-го дослужился до [поста] тайшоу [области] Линьхуай[881]; Чжоу Ба достиг [поста] нэйши в [области] Цзяоси; Ся Куань стал нэйши в Чэнъяне[882]; данский Лу Сы[883] стал тайшоу [области] Дунхай; ланьлинский Му-шэн достиг [поста] нэйши в Чанша; Сюй Янь занял пост чжунвэя в Цзяоси; цзоуский[884] Цюэмэнь Цин-цзи стал нэйши в Цзяодуне. Все эти чиновники управляли подчинёнными и народом честно и славились своей образованностью. Хотя деяния учеников [Шэнь-гуна], ставших чиновниками, не всегда были совершенны, но несколько сот из них[885] достигли постов дафу, ланчжунов и чжангу. Пусть их толкования Ши[цзина] и различались, но большей частью основывались на школе Шэнь-гуна. [172]

Юань Гу-шэн, тайфу Цинхэ-вана, был уроженцем [княжества] Ци. За свои толкования Ши[цзина] был при Сяо Цзине назначен боши. Как-то он в присутствии Цзин-ди вёл спор с Хуан-шэном[886]. Хуан-шэн заявил: «[Чэн] Тан и У[-ван] не получали Небесного повеления, чтобы совершать цареубийство»[887]. Юань Гу-шэн ответил: «Это не так. Ведь и [сяский] Цзе и [иньский] Чжоу [Синь] бесчинствовали, поэтому все сердца Поднебесной обратились к [Чэн] Тану и У[-вану]. Тогда Тан и У, повинуясь желанию Поднебесной, казнили Цзе и Чжоу [Синя]. Подданные Цзе и Чжоу не желали больше им служить и обратились к Тану и У. Тану и У ничего не оставалось, как взойти на престол. Разве [всё] это не означает получения Небесного мандата?» Хуан-шэн возразил: «Пусть шапка истрепалась, но её место на голове; пусть обувь и новая, но её место на ногах. Почему? Потому что существует разница между верхом и низом. В данном случае и Цзе, и Чжоу утратили Путь, однако они были государями; [Чэн] Тан и У[-ван] хотя и были совершенномудрыми, но всего лишь подданными. Ведь когда правитель совершает ошибочные действия, а подданный не в состоянии честными словами выправить эти промахи и тем выразить истинную преданность Сыну Неба, но вместо этого совершает зло и казнит государя и, заняв трон, поворачивается лицом к югу — что же это, если не цареубийство?» Юань Гу-шэн отвечал: «Если рассуждать подобным образом, то разве действия Гао-ди, занявшего трон Сына Неба вместо циньского правителя, не преступление?» И тут в спор вмешался Цзин-ди: «[Когда] едят конину, то конскую печень не едят[888], потому о её вкусе не имеют понятия. Чтобы не выглядеть глупцами, учёным мужам не следует касаться темы Небесного мандата, полученного [Чэн] Таном и У[-ваном]», — и прекратил [дискуссию][889]. С тех пор никто из учёных мужей не осмеливался толковать о получении мандата Неба и праве на свержение [прежних правителей].

Доу-тайхоу любила читать Лао-цзы, она призвала к себе Юань Гу-шэна, чтобы тот ответил на её вопросы по книге. Гу сказал: «Это — рассуждения простонародья». Императрица разгневалась и воскликнула: «Где уж [нам] до [конфуцианских] книг об общественных работах каторжников [под руководством] сыкуна?!»[890] И она отправила Гу на скотный двор забивать свиней. Цзин-ди знал, что императрица потеряла самообладание, хотя Гу лишь говорил откровенно и вины за ним нет. [Император] тогда пожаловал Гу острый тесак, а сам спустился на скотный двор, чтобы [173] посмотреть на забой свиней. [Гу] одним ударом в самое сердце замертво валил свиней на землю. Императрица не сказала ни слова, но [Юань Гу] от наказания освободили. Через какое-то время Цзин-ди, видя честность и прямоту Гу, назначил его тайфу при Цинхэ-ване[891]. Он долго занимал эту должность и ушёл в отставку по болезни.

Когда нынешний государь (У-ди) взошёл на трон, он, учитывая мудрость и добродетели [Юань] Гу, вновь призвал его на службу. Многие из чиновников, которые заискивали перед конфуцианцами, но ненавидели Гу, стали говорить: «Гу слишком стар». Его назначение на должность приостановили, а его самого отослали домой. В это время Гу было уже девяносто с лишним лет. Когда Гу призывали на службу, одновременно призвали Гунсунь Хуна, уроженца Се[892]. Он тайком приглядывался к Гу, подражал ему. Гу сказал: «Гунсунь-цзы, нужно толковать, опираясь на истинное учение, не прибегай к ложным учениям, чтобы польстить современникам!» После этого все толкователи Ши[цзина] в [землях] Ци основывались на поучениях Юань Гу-шэна. Те цисцы, кто высоко ценил Ши[цзин], считали себя учениками Гу.

Хань-шэн был яньцем. При Сяо Вэнь-ди служил боши, при Цзин-ди стал тайфу Чаншань-вана[893]. Хань-шэн толковал смысл и значение песен и гимнов Ши[цзина] и сам написал Нэй вай чжуань[894] в несколько десятков тысяч знаков. Его толкования в некоторой степени отличались от толкований циских и луских учёных, хотя в целом они сходились в своих оценках. Фэй-шэн[895] из Хуайнани принимал [толкования Хань-шэна]. Именно с этого времени все комментаторы Ши[цзина], жившие в [княжествах] Янь и Чжао, следовали Хань-шэну. Внук Хань-шэна по имени Шан тоже стал боши при нынешнем императоре.

Фу-шэн был выходцем из Цзинани[896]. Он стал боши ещё при Цинь. Во времена [ханьского] Сяо Вэнь-ди стали искать мужей, знающих Шаншу, но в Поднебесной таковых не нашлось; прослышав, что [боши] Фу-шэн в состоянии толковать [эту книгу], хотели призвать его ко двору. К этому времени Фу-шэну исполнилось более девяноста лет, по старости он был не в состоянии передвигаться. Тогда приказали тайчану отправить чжангу Чао Цо [к Фу-шэну], чтобы получить от него нужные знания. При Цинь сжигали книги и истребляли учёных-конфуцианцев[897]. Фу-шэн спрятал [Шаншу] в стене дома. Через какое-то время из-за военных [174] действий он был вынужден бежать. Когда же установилась власть Хань, Фу-шэн [вернулся] и стал искать спрятанную книгу, [но] несколько десятков пяней [Шаншу] исчезли, сохранилось только двадцать девять пяней[898]. Именно по ним и шло обучение в Ци и Лу. Учёные, опираясь на них, могли рассуждать о Шаншу, а среди наставников к востоку от гор не было таких, кто при обучении не касался бы Шаншу.

Фу-шэн наставлял Чжан-шэна и Оуян-шэна из Цзинани. Учитель Оуян, в свою очередь, наставлял Ни Куаня родом из Цяньчэна[899]. Ни Куань проник в суть канона Шаншу и благодаря литературным дарованиям был рекомендован на службу от своей области. Так он попал на обучение к боши Кун Ань-го. Ни Куань был беден и не имел достаточно средств на жизнь [в столице], поэтому нередко питался у своих учеников и часто подрабатывал, чтобы обеспечить себя одеждой и пищей. Обычно он носил с собой канонические книги и при всяком удобном случае читал их вслух. Успешно пройдя экзамены, он был назначен секретарем к тинвэю. В это время Чжан Тан[900] выдвинулся при дворе благодаря своим большим познаниям и учёности и стал чиновником, докладывающим государю о решении крупных уголовных дел на основе законов древности. [Чжан Тан] приблизил к себе Куаня и доверял ему. Как человек Куань был мягким в обращении с людьми, честным и умным, умел вести себя в обществе. Кроме того, он преуспел в написании различных документов и донесений на высочайшее имя, обладал хорошим литературным слогом, но в речах был косноязычен. Когда [Чжан] Тан стал выдвигать его, то не раз хвалил. Когда же Тан был назначен юйшидафу, он сделал Ни Куаня своим помощником и представил его Сыну Неба. Между ними состоялся разговор, и [Куань] понравился государю. Через шесть лет после смерти Чжан Тана Ни Куань поднялся до должности юйшидафу. Через девять лет он умер на этом посту. Куань, став одним из трёх гунов, понимал государя с полуслова, твёрдо следовал его указаниям и потому так долго занимал свой пост. Однако он не навязывал [правителю] своих советов. Его подчинённые относились к нему не очень почтительно и не особенно усердствовали в работе.

Чжан-шэн тоже был боши. Внук Фу-шэна был привлечён для работы над Шаншу, однако оказался неспособным.

Позднее Чжоу Ба и Кун Ань-го из [княжества] Лу, Цзя Цзя из Лояна прославились умением толковать события, описанные в [175] Шаншу. В роду Конфуция хранился экземпляр Шаншу, написанный иероглифами гувэнь, а [Кун] Ань-го переписал его знаками цзиньвэнь — отсюда и пошла его школа. [В результате] в неканоническом тексте Шаншу число глав увеличилось более чем на десять.

Все учёные мужи много рассуждали о [каноне] Ли[901]. Но наиболее основательно [знал этот канон] луский Гао Тан-шэн. Ли стали заниматься со времён Конфуция, [однако] канонические книги сохранились не полностью. Когда же при Цинь стали сжигать книги и преследовать учёных-конфуцианцев, книги стали гибнуть и пропадать во множестве, и к настоящему времени сохранилось лишь Ши ли[902]. Гао Тан-шэн умел толковать [этот канон].

Луский Сюй-шэн прекрасно разбирался в обрядах; при Сяо Вэнь-ди благодаря этому был назначен лигуаньдафу. [Свои знания он] передал сыну, а тот своим сыновьям — Сюй Яню и Сюй Сяну. Сян имел природные способности к исполнению обрядов, но проникнуть в суть Лицзина («Канона об обрядах») был не в состоянии. Янь [также] обладал способностями, но не выдающимися. Сян за свои знания обрядов был назначен ханьским лигуаньдафу и дошёл до [поста] нэйши в Гуанлине. И [Сюй] Янь, и воспитанники семьи Сюй — Гунху Мань-и, Хуань-шэн и Дань Цы — все они в своё время занимали при Хань [пост] лигуаньдафу. А Сяо Фэнь из Сяцю благодаря знанию Ли был назначен тайшоу области Хуайян[903]. Впоследствии знатоки Ли в проведении обрядов исходили из [знаний и опыта] рода Сюй.

Свои познания в И[цзине][904] луский Шан Цюй обрёл у Конфуция. После кончины Конфуция познания Шан Цюя в И[цзине] передавались далее и в шестом поколении были получены цисцем Тянь Хэ, другое его имя было Цзы Чжуан. Наступило время возвышения дома Хань. Тянь Хэ передал [всё, что он понимал в Ицзине,][905] выходцу из Дунъу[906] — Ван Туну, второе его имя было Цзы Чжун. Цзы Чжун, [в свою очередь,] передал эти знания выходцу из Цзычуани Ян Хэ. Благодаря познаниям в И[цзине Ян] Хэ был призван ко двору на начальном году [правления У-ди под девизом] юань-гуан (134 г.) и дослужился до поста чжундафу. Благодаря познаниям в И[цзине] цисец Цзимо Чэн занял пост чэнъянского сяна, а выходец из Гуанчуани[907] Мэн Дань — стал тащзымэнъдафу. Лусец Чжоу Ба, уроженец Цзюй[908] Хэн Ху, [а также] уроженец Линьцзы[909] Чжуфу Янь благодаря познаниям в И[цзине] заняли посты чиновников, [176] получающих две тысячи даней [зерна в год]. Однако все толкователи И[цзина] стали опираться на школу Ян Хэ.

Дун Чжун-шу[910] был уроженцем Гуанчуани. За исследование Чунь-цю при Сяо Цзине стал боши. Занимался обучением с полной самоотдачей. Более опытные ученики передавали знания новичкам, учились друг у друга. Некоторые никогда не видели его лица. Дун Чжун-шу [был так погружён в работу], что в течение трёх лет не ухаживал за своим садиком [при доме]. Таким был его характер. Двигался он с достоинством, ничего не делал без [соблюдения] ритуала, и все ученые мужи почитали [его] как учителя. Когда нынешний император (У-ди) взошёл на престол, он назначил [Дун Чжун-шу] сяном в Цзянду[911]. [Чжун-шу] изучал стихийные бедствия, описанные в Чунь-цю, и пришёл к выводу, что они являются негативными последствиями взаимодействия инь и ян. Чтобы вызвать дождь, необходимо перекрыть [каналы] ян, полностью освободив [каналы] инь, а чтобы дождь прекратился — наоборот. Если [эти принципы] станут государственной политикой, то результаты будут ощутимыми.

[Впоследствии] он был понижен в должности и стал чжундафу, жил у себя дома и занимался составлением записей о стихийных бедствиях. Как раз в это время в ляодунском Гаомяо[912] произошло стихийное бедствие. Чжуфу Янь, ненавидевший [Дун Чжун-шу], завладел его записями и представил Сыну Неба. Сын Неба призвал учёных и показал записи, которые они раскритиковали и высмеяли. [Даже] ученик Дун Чжун-шу — Люй Бу-шу, не зная, что это записи его учителя, назвал [автора] глупцом. Дун Чжун-шу предали суду, ему грозила смерть, [но всё же] по высочайшему повелению его помиловали. После этого Дун Чжун-шу уже никогда не осмеливался вести разговоры о стихийных бедствиях.

Дун Чжун-шу как человек был честен и прямодушен. В это время [дом Хань] был занят покорением варваров, окружавших его с четырёх сторон. Гунсунь Хун разбирался в Чунь-цю хуже Дун Чжун-шу, но, руководствуясь личными интересами в духе времени, смог достичь высших должностей. Дун Чжун-шу считал Хуна обычным льстецом. Хун ненавидел [Дуна] и предложил государю: «Только Дун Чжун-шу можно послать сяном к Цзяоси-вану»[913]. Цзяоси-ван был наслышан об учёности Дун Чжун-шу и хорошо принял его. Однако Дун Чжун-шу опасался, что, если он пробудет [там] долгое время, его обвинят в каком-либо преступлении. [177] Поэтому, сославшись на болезнь, он ушёл в отставку и поселился у себя в доме, где и прожил до самой кончины. Не занимаясь государственными делами, [он] сосредоточил усилия на толковании канонических книг. С начала возвышения дома Хань и вплоть до правления пятого поколения императоров знатоком Чунь-цю считали только Дун Чжун-шу, который в своих трактовках примыкал к школе Гунъян [Гао][914].

Ху У-шэн был цисцем. При [императоре] Сяо Цзине он получил звание боши, к старости вернулся домой и стал учить людей. В [землях] Ци многие из толкователей Чунь-цю получили знания от Ху У-шэна, среди них был и Гунсунь Хун.

Цзян-шэн из Сяцю занимался [комментарием] Гуляна к Чунь-цю[915]. Когда Гунсунь Хун стал использоваться в качестве знатока [Чунь-цю, Цзян-шэн] проводил сличение текстов и толкований [всех трёх чжуаней], но в конце концов отдал предпочтение версии, принятой Дун Чжун-шу[916].

Среди учеников [Дун] Чжун-шу выделялись Чу Да из Ланьлина, Инь Чжун из Гуанчуаня, Люй Бу-шу из Вэня. Чу Да достиг поста сяна во [владении] Лян, Бу Шу стал чжанши. Получив предписание и верительный знак императора, он был отправлен в Хуайнань, чтобы разрешить возникший там конфликт. [Выяснил,] что чжухоу самоуправствуют, вынося приговоры и не докладывая [о них императору]. Опираясь на Чунь-цю, справедливо решил [конфликт]. Сын Неба посчитал все его действия правильными. Ученики [Дун Чжун-шу] были эрудитами, дошли до постов дафу, а ланов, ечжэ и чжангу среди них было несколько сотен. Сыновья же Дун Чжун-шу и внуки все были учёными и занимали высокие чиновничьи посты.