История изумрудной страны

Глава IV ВЕЛИКАЯ КОЛУМБИЯ

Восстание комунерос, в конце XVIII в. всколыхнувшее Новую Гранаду, не решило, однако, ни одной из проблем ее общественного развития. Напротив, они продолжали обостряться. Колониальный режим все более становился препятствием на пути укрепления капиталистических отношений, тормозил процесс формирования колумбийской нации. «Нарождающаяся экономика молодых национальных образований Америки, — писал перуанский исследователь-марксист X. К. Мариатеги, — в интересах своего развития настоятельно требовала освобождения от жестокой власти и средневекового образа мыслей короля Испании»^{51}.

В колонии продолжало зреть недовольство. Немалую роль в усилении настроений протеста и формировании освободительных идей сыграли такие внешние факторы, как война английских колоний за независимость (в Северной Америке), Великая французская революция, революция на Гаити (1791 г.), закончившаяся образованием самостоятельного государства Сан-Доминго. К тому же революция 1808 г. и освободительная воина в самой Испании против французских поработителей, в значительной степени изолировавшие метрополию от ее американских колоний, создали благоприятные условия для выступления патриотов в Испанской Америке. В Южной Америке началась война за независимость (1810–1826 гг.).

Первым восстал Каракас (апрель 1810 г.). Здесь власть взяла в свои руки патриотическая хунта. 25 мая того же года вспыхнула «майская революция» на Ла-Плате (Аргентина). Затем пламя борьбы заполыхало в Санта-фе-де-Богота.

Среди наиболее видных представителей новогранадского общества, выступавших с антиколониальных позиций, ведущую роль играли Антонио Нариньо, Франсиско Кальдас и Камило Торрес.

Антонио Нариньо родился в 1765 г. в богатой креольской семье[5]. Он был широко образованным человеком, своими учителями считал Руссо, Вольтера, Монтескьё. В доме Нариньо в Боготе собиралась патриотически настроенная молодежь, здесь обсуждались наболевшие проблемы политики и культуры. А. Нариньо перевел на испанский язык и нелегально издал принятую в ходе Великой французской революции «Декларацию прав человека и гражданина», за что был выслан в 1796 г. в Испанию. Оттуда ему удалось бежать во Францию, а затем в Англию, где он предпринимал безуспешные попытки добиться помощи делу освобождения родины.

В свое время Нариньо представил вице-королю Новой Гранады обширный проект преобразований. В нем он, в частности, писал: «Колумбийцы — самые бедные жители Америки. Средняя семья живет крайне бедно, в жалкой хижине, без денег, одевается в лохмотья… А кругом богатства: бескрайние поля хлопка, плантации какао и других культур, золото, изумруды»^{52}.

Франсиско Хосе де Кальдас родился в 1771 г.[6] Как ученый-натуралист он принимал участие в экспедициях А. Гумбольдта и X. Мутиса, написал ряд исследований по географии, экономике и ботанике.

Камило Торрес родился в 1766 г. в аристократической семье. Получил юридическое образование. Занимался адвокатской практикой. В послании, адресованном вицекоролю, он требовал отмены рабства, соблюдений властями законов, учреждения парламента; ратовал за развитие наряду с горнодобывающей промышленностью торговли и сельского хозяйства.

Идеи А. Нариньо, Ф. Кальдаса, К. Торреса и других новогранадских патриотов, при всем различии, отражали главное — стремление большинства населения колонии к независимости.

…20 июля 1810 г. в Боготе был базарный день. В город съехались сотни крестьян из окрестных селений.

В 10 часов утра кабильдо, состоявший в основном из богатых креолов, собрался на заседание, на котором был подписан «Акт независимости» Новой Гранады. Затем депутация от городского органа власти направилась в резиденцию вице-короля, который, как и следовало ожидать, отказался ее принять. Тогда по заранее условленному сигналу группа заговорщиков появилась на базарной площади и стала выкрикивать лозунги: «Долой правительство!», «Да здравствует кабильдо!». Призывы были подхвачены толпой. Однако вечерело, и большинство крестьян собиралось домой. Воспользовавшись этим обстоятельством, один из руководителей креольской олигархии Хосе Асеведо отправился в кабильдо, где зачитал в присутствии лишь нескольких членов муниципального совета заранее составленный список членов правительственной хунты. В нее вошли в основном люди, не выступавшие с требованием независимости колонии.

Понимая, что предательство богачей может загубить начатое дело, 25-летний ученый Хосе Мария Карбонель делает решительный шаг — он ударяет в набат, и к зданию муниципалитета начинают стекаться вооруженные жители с факелами. Сюда приходит около 10 тыс. горожан, почти половина населения города.

Напуганный вице-король передает гарнизон в распоряжение кабильдо: ему проще договориться с креольской знатью, чем с восставшим народом. Кабильдо формирует Верховную хунту Новой Гранады под председательством… вице-короля.

На следующий день Боготу потрясла мощная народная демонстрация, потребовавшая смещения вице-короля и других чиновников испанской администрации. Дома последних были разгромлены, из тюрьмы выпущены заключенные.

22 июля Карбонель образовал народную хунту из представителей местной бедноты, что определило еще более четкое социальное размежевание в «июльском движении» 1810 г. Колеблющейся креольской знати противостоял решительно настроенный народ. Креольская верхушка создала из преданных ей людей подразделения «национальной гвардии».

Правда, опасаясь народного гнева, Верховная хунта посадила вице-короля под домашний арест. Эта мера позволила сбить революционную волну, обмануть народ, однако обстановка продолжала оставаться накаленной, и достаточно было малейшего повода, чтобы последовал новый взрыв. Таким поводом послужил военный парад по случаю очередной годовщины создания испанцами Новой Гранады. Народ усмотрел в этой акции хунты своеобразный вызов и вновь вышел на улицы. По его требованию вице-король на сей раз был заключен в тюрьму.

Восстание 20 июля в Санта-фе-де-Богота послужило сигналом для образования правительственных хунт из представителей креольской знати в других городах колонии. Новая Гранада распалась на 22 самоуправляющиеся провинции, часть которых отказалась признать власть Мадрида.

В это время ловким политиканам из столичной хунты удается усыпить бдительность бедноты: вице-короля тайно вывозят из Боготы, а народного предводителя Карбонеля заключают в тюрьму. Действуя в интересах помещиков, столичная хунта отменяет коллективную форму владения землей индейцами — «ресгуардос», по существу лишая аборигенов земли. Им оставляют лишь небольшие наделы (не более 0,5 га на семью), а лучшие земли, принадлежавшие общине, передают помещикам-креолам. (Эта акция позволяет ответить на вопрос, почему повстанцам первоначально в Новой Гранаде не удалось привлечь на свою сторону аборигенов.)

В ноябре 1811 г. была создана конфедерация Соединенные провинции Новой Гранады, главным органом которой стал Верховный конгресс, наделенный функциями исполнительной, законодательной и судебной власти. В качестве самостоятельных государств в нее вошли провинции Антиокия и Памплона, города Тунха и Картахена. Государство Кундинамарка со столицей в Боготе в конфедерацию вступить отказалось, хотя позднее провозгласило полную независимость от Испании (июль 1813 г.). Соперничество между унитариями и федералистами было столь активным, что в 1812 г. вылилось в вооруженную борьбу. По существу была развязана первая и одна из многих гражданских войн, которыми изобилует колумбийская история.

В конфронтацию были втянуты и такие видные политические деятели, о которых говорилось выше, как А. Нариньо и К. Торрес.

А. Нариньо, избранный президентом Кундинамарки, принадлежал к унитариям и выступал за создание централизованной республики. К. Торрес принадлежал к федералистам — именно им в пику Нариньо был разработан «Акт федерации» о создании Соединенных провинций Новой Гранады. Чтобы подорвать власть Нариньо, Торрес установил местопребывание Верховного конгресса не в Боготе, а в городе Ибаге.

Противоречия между А. Нариньо и К. Торресом усугублялись различиями в области социально-политических взглядов. А. Нариньо, придя к власти, издал ряд постановлений, которые облегчали положение городской бедноты, на монетах приказал чеканить изображение молодой индианки как олицетворение колумбийской нации. К. Торрес являлся выразителем взглядов креольской верхушки, стремившейся, свергнув господство Испании, установить свою власть. «Простой народ» К. Торрес вообще исключал из сферы общественной жизни.

Когда отношения между Соединенными провинциями Новой Гранады и Кундинамаркой резко обострились, А. Нариньо обратился к народу с призывом о помощи. И народ его поддержал: была сформирована добровольческая армия, которая выступила против сил конфедерации. В городе Сокорро (где когда-то начиналось восстание комунерос), в провинции Тунха и в ряде других мест восставший народ, сбросив власть местных хунт, присоединился к войскам Нариньо. Несмотря на успех проведенных операций, Нариньо вступил в переговоры с Верховным конгрессом, считая, что в момент надвигавшейся серьезной угрозы — возможной реставрации королевской власти — патриоты не должны проливать кровь в междоусобной войне. Однако Торрес объявил правительство Кундинамарки вне закона, и военные действия возобновились.

Трудно представить, какие негативные последствия могла бы иметь эта междоусобица для Соединенных провинций Новой Гранады, не появись на ее политической арене Симон Боливар^{53}.

Вынужденный покинуть родную Венесуэлу, когда там была восстановлена власть Испании, он прибыл в декабpe 1812 г. в Картахену и активно включился в Ьорьбу против роялистов. Войска под его руководством вскоре очистили весь прибрежный район, и Боливар обратился к патриотам повогранадской конфедерации с призывом помочь освободить Венесуэлу. Заручившись их поддержкой, он во главе отряда венесуэльских эмигрантов и новогранадских добровольцев двинулся в направлении Каракаса. В августе 1813 г. Каракас был освобожден. Была создана Вторая венесуэльская республика во главе с Симоном Боливаром^{54}.

Республика просуществовала недолго, верх снова взяли роялисты. Вынужденный вновь искать убежища за рубежом, Боливар в сентябре 1814 г. приехал в Картахену.

Незадолго до этого войска Кундинамарки под командованием Нариньо потерпели серьезное поражение от роялистов. Сам Нариньо попал в плен. Воспользовавшись этим, Верховный конгресс направил армию во главе с Боливаром в Кундипамарку. Вскоре она вступила в Боготу, и Кундинамарка присоединилась к новогранадской конфедерации. Продвижение войск Боливара на север было приостановлено из-за предательства картахенских властей. С тяжелым сердцем в мае 1815 г. венесуэлец уехал на Ямайку.

На первом этапе войны за независимость в Южной Америке патриоты потерпели поражение. Оно объясняется целым рядом причин. Прежде всего, к тому времени существенно изменилась обстановка в самой Испании, куда в марте 1814 г. после изгнания французских оккупантов вернулся Фердинанд VII, приступивший к реставрации абсолютистских порядков. В апреле следующего года он направит в свои американские колонии крупные силы под командованием маршала Морильо. Надо сказать, что в Венесуэле роялистам удалось восстановить свое господство еще до прибытия туда экспедиционного корпуса. И это позволило быстро перебросить его морским путем в новогранадскую конфедерацию.

Другой причиной была недооценка или боязнь проведения патриотами серьезных социальных реформ. Например, как уже говорилось, ликвидация «ресгуардос» оттолкнула от движения за независимость индейское население колоний.

В-третьих, сказывалось отсутствие единства в антииспанском лагере. В частности, Верховная хунта в Боготе выступала за объединение всех провинций Новой Гранады на унитарной основе, большинство же провинциальных хунт отстаивало федеративную систему устройства государства с широкой автономией входящих в него единиц (провинций).

Прибывший из Испании экспедиционный корпус маршала Морильо восстановил на территории Соединенных провинций Новой Гранады власть испанского монарха. Жертвами роялистского террора пали многие видные политические деятели, в том числе Ф. Кальдас, К. Торрес и др. А. Нариньо был выслан в Испанию.

Колумбия в период войны за независимость испанских колоний

1 — границы государств, образовавшихся в результате освободительной борьбы;

2 — направление освободительного похода армии Боливара

Но жестокие расправы испанцев, как отмечал К. Маркс в своей статье о Симоне Боливаре, повсюду играли роль вербовщика рекрутов для армии борцов за независимость. К тому же до прибытия корпуса Морильо армия роялистов «на три четверти состояла из местных жителей, которые в каждой стычке перебегали на сторону противника…»^{55}.

Находясь на Ямайке, Боливар разрабатывает план дальнейшей борьбы. Он понимает, что национальное освобождение немыслимо без глубоких социальных реформ, и высказывается в пользу отмены рабства и наделения землей всех участников антиколониальной войны. Не случайно под его знамена встали крестьяне, ремесленники, когда он высадился на родном берегу.

Это произошло в конце 1816 г. В феврале 1819 г. Боливар созвал в венесуэльском городке Ангостуре национальный конгресс, на котором выдвинул идею объединения Венесуэлы и Соединенных провинций Новой Гранады в единое государство. Летом того же года он отправился в поход против испанских поработителей, укрепившихся в новогранадской конфедерации.

На этот раз полководец сформировал многочисленную армию, в состав которой входил и «легион добровольцев» из Франции, Германии, России и других стран. Его армия совершила свой знаменитый марш через болота в долине Ориноко, а затем через Анды.

Это был нелегкий переход, горы казались неприступными, дул ледяной ветер. Каждая сотня метров подъема означала понижение температуры воздуха и заметное уменьшение содержания в нем кислорода. Солдаты и лошади срывались в пропасть. Через четыре дня пути все повозки вышли из строя, пала последняя лошадь. Людей изнуряла дезинтерия, а на высоте еще и горная болезнь «сороче», вызывающая глухоту, головокружение, а у некоторых — потерю рассудка. Переход осуществлялся через самый труднодоступный перевал, но был выбран не случайно: на других, согласно донесениям разведки, находились засады неприятеля.

Через месяц после начала похода армия Боливара, потерявшая во время подъема на перевал половину солдат, наконец начала спуск в долину. Окрестные крестьяне с радостью встречали патриотов.

Первый бой — у Пантано-де-Варгас. И первая в этом походе победа. Следующее сражение в долине реки Вояка (7 августа 1819 г.)^{56}. Несмотря на перевес в силах, солдаты роялистов понесли поражение от измученных тяжелым переходом и плохо вооруженных людей. Только в плен сдалось более 1600 королевских воинов во главе с командующим — генералом Баррейро. Войска Боливара были настолько утомлены, что сражались на последнем дыхании, безмолвно, как свидетельствуют очевидцы.

Узнав о поражении, вице-король Самано, переодевшись в крестьянское платье, бежал из Боготы. Королевская армия, оставив Боготу, начала отступление к границам Перу, последней цитадели испанского колониального режима в Южной Америке^{57}.

Сражение у реки Бояка имело как политическое, так и военно-стратегическое значение. Первое состояло в дальнейшем укреплении авторитета Боливара, второе — в становлении Соединенных провинций Новой Гранады как оплота для подготовки к последующим битвам — при Карабобо (1821 г.), Пичинче (1822 г.), Хунине и Айякучо (1824 г.).

75 дней потребовалось Боливару для полного освобождения территории конфедерации. Уставшие войска рассчитывали на отдых, но полководец убеждал их, что одержанные победы будут сведены на нет, если не освободить соседние территории. Для этого требовалась основательная материальная подготовка предстоявших походов. Боливар провел мобилизацию, конфисковал имущество испанцев, поддерживавших колонизаторов, и бежавших креолов, обязал церковь уплачивать в казну десятую часть всех доходов.

Победы, одержанные полководцем, явились поворотным пунктом в борьбе за независимость в северной части Южной Америки. В результате в 1819 г. было создано новое государство — Великая Колумбия^{58}, в которую, помимо Новой Гранады, вошли на правах департаментов генерал-капитанство Венесуэла и аудиенсиа Кито (ныне Эквадор). Первым президентом нового государства был избран Симон Боливар (он считал справедливым назвать страну Колумбией в знак признания заслуг первооткрывателя континента).

Во главе каждого из департаментов стоял вице-президент, назначаемый конгрессом. Новую конституцию должен был принять конгресс в расположенном на границе между Новой Гранадой и Венесуэлой городе Кукута, куда из Боготы в начале 1821 г. была перенесена столица.

Итак, освободительная война на территории Колумбии окончилась. Но войска испанского монарха ждал еще окончательный и позорный разгром боливаром и его соратником Сукре в вице-королевстве Перу. Надо сказать, что наиболее дальновидные деятели в Мадриде предупреждали короля о неминуемой победе патриотов. Одним из таких людей был маршал Морильо, которому из Испании, где восстал народ, пришло указание приступить к переговорам с Боливаром о заключении перемирия.

Предложенные испанской стороной условия не предусматривали предоставления колониям независимости, поэтому они были отвергнуты Освободителем (такое звание имел теперь Боливар). Морильо тоже понимал, что подлинный мир без предоставления независимости невозможен. В донесении Мадриду он с глубоким уважением писал о Боливаре: «Ничто не сравнимо с неустанной деятельностью этого вождя. Смелость и талант — вот те титулы, которые позволяют ему возглавлять революцию и командовать ее войсками… Боливар — это сама революция»^{59}.

Образование Великой Колумбии явилось важным результатом войны за независимость испанских колоний. По существу эта война представляла собой буржуазную революцию, создавшую более благоприятные условия для формирования капиталистического уклада, вызревавшего в недрах колониального общества^{60}. Она имела огромное значение для судеб Американского континента, в том числе для Колумбии. Война за независимость в значительной мере способствовала формированию наций Латинской Америки, становлению суверенитета отдельных государств^{61}. Это нашло отражение и в тексте колумбийской конституции 1821 г. Основной закон страны провозглашал полную независимость от иностранных держав, предусматривал упразднение трибунала инквизиции, предоставлял свободу печати и т. п. Вместе с тем некоторые принципиальные идеи Боливара — полная отмена рабства, возвращение индейцам изъятых у них земель — не получили в ней отражения. Главной движущей силой войны за независимость были крестьяне-индейцы и негры-рабы, но плоды ее достались крупным землевладельцам-латифундистам, которые, как и католическая церковь, еще больше укрепили свои позиции.

Конституцией остались недовольны многие жители Великой Колумбии, ибо ее положения существенно ограничивали права составных частей молодого государства.

Боливар и сам отрицательно относился к окончательной редакции конституции. Когда в честь ее принятия зазвонили колокола, он пророчески заметил: «Это похоронный звон по Колумбии (имея в виду Великую Колумбию. — Ю. Г.)»^{62}.

В октябре 1821 г. Освободитель направил в конгресс послание с просьбой оставить его на посту главнокомандующего и не избирать вновь президентом страны. Но он был все же избран 50 голосами из 59. Вице-президентом после ожесточенных дебатов стал Франсиско де Паула Сантандер (1792–1840 гг.) — один из руководителей патриотических сил в войне за независимость, который во время походов Боливара исполнял обязанности президента Великой Колумбии[7].

На первых порах Боливар и Сантандер действовали дружно. Однако постепенно существовавшие между ними противоречия все более давали о себе знать. Государственные деятели не сходились в главном: если «узкий националист» Сантандер, заботившийся лишь о Великой Колумбии, был противником объединения латиноамериканских республик, то Боливар считал, что такое объединение не только укрепило бы независимость молодых государств, но и способствовало быстрому решению многих проблем, оставленных в наследство колониальным режимом. Планы Боливара распространялись и за пределы Америки. Он утверждал, что ее патриоты должны добиваться нового политического равновесия в мире, которое лишит абсолютистскую Европу возможности покорять другие части света. Были между Боливаром и Сантандером и другие разногласия.

В 1826 г. в Панаме состоялся созванный по предложению Боливара континентальный конгресс с целью создания конфедерации государств Латинской Америки. В нем приняли участие Великая Колумбия, Перу, Мексика и Гватемала. Вопреки указаниям Освободителя, Сантандер пригласил на этот форум и представителя США.

Конгресс выработал договор «О постоянном союзе, лиге и конфедерации», который, поскольку был ратифицирован лишь Великой Колумбией, в силу не вступил. Первый опыт установления тесного латиноамериканского сотрудничества окончился неудачей не только в результате острых противоречий между государствами континента, но и серьезного противодействия их единству со стороны правительств Соединенных Штатов и Великобритании.

Не способствовала укреплению взаимоотношений Боливара и Сантандера поддержка последним решения о смещении с поста главнокомандующего департамента Венесуэла генерала Паэса, которому Боливар очень доверял.

В мае 1827 г. Боливар и Сантандер вновь были избраны соответственно президентом и вице-президентом. Но Сантандер по существу был отстранен Освободителем от власти, ибо на время своего отсутствия Боливар разрешил министрам самостоятельно, не консультируясь с ним, решать все вопросы.

Окончательный и открытый разрыв между правителями произошел в 1828 г. в городе Оканье, где проходили заседания так называемой Национальной конвенции, созванной для пересмотра конституции. В жарких дебатах там скрестили шпаги сторонники унитарной республики (боливаристы) и федерального государства (сантандеристы). Однако двухмесячные дискуссии не решили спора.

В этой связи сторонники Боливара провели в июне того же года собрание влиятельных горожан Боготы, которые затем обратились к Освободителю с предложением установить диктатуру. Президент прибыл в столицу и взял всю полноту власти в свои руки. Должность вице-президента упразднялась.

Вместе с тем оба государственных мужа отдавали себе отчет в том, что разрыв между ними не отвечал интересам укрепления независимости молодой республики. В поисках компромисса они встретились в городке Токайма, что на полпути от Боготы до Кито. Бывший вице-президент согласился поддержать новую конституцию, разработанную Освободителем. Тот, в свою очередь, отказался от личной диктатуры и обещал наказать своего бывшего друга генерала Паэса, поднявшего мятеж.

Однако политические страсти охладить было уже трудно. Против президента готовился заговор.

Ночью 25 сентября 1829 г. заговорщики ворвались во дворец Сан-Карлос. Боливару едва удалось спастись.

После подавления мятежа, вопреки своему первоначальному намерению уехать в Европу, Боливар дал себя уговорить группе генералов во главе с военным министром Урданетой и не только сохранил власть, но и сурово покарал заговорщиков. Среди других руководителей мятежа был заподозрен Сантандер, приговоренный в этой связи к расстрелу. Формально его участие в заговоре доказано не было. Косвенной уликой служил лишь клич «Да здравствует Сантандер!», с которым заговорщики ворвались во дворец Сан-Карлос. Поэтому смертный приговор был заменен высылкой из страны.

Не успел Освободитель справиться с мятежом в столице, как его ждали новые неприятности — заговоры в Попайяне и Антиокии. В Антиокии мятежниками руководил бывший соратник Боливара и герой многих сражений с роялистами генерал Кордоба.

Спустя несколько месяцев Паэс созвал в Каракасе ассамблею, потребовавшую выхода Венесуэлы из состава Великой Колумбии. В ответ Боливар созвал в январе 1830 г. конгресс в Боготе. Но большинство участников оказались его противниками и выступили с различными обвинениями в адрес президента. Тяжело переживая обрушившиеся на его голову неудачи, Боливар обратился к конгрессу с посланием. В нем он, в частности, писал: «Меня подозревают в том, что я стремлюсь к установлению тирании… Если вы примите мою отставку и назначите президентом человека, любимого народом, вы сделаете счастливой нашу республику… Я навсегда ухожу от государственных дел»^{63}.

Несмотря на то что конгресс отклонил его просьбу об отставке, в марте того же года Боливар подал заявление об уходе и удалился в загородную резиденцию.

4 мая конгресс избрал президентом Великой Колумбии Хоакина Москеру. Освободителю была назначена пожизненная пенсия в 30 тыс. песо в год, которую, кстати сказать, ему так и не выплатили. Освободитель мог спокойно удалиться на заслуженный отдых, однако не зря называл он себя «человеком трудностей». Конституционный конгресс Венесуэлы принял решение об отделении от Великой Колумбии и выдвинул против Боливара целый ряд необоснованных обвинений. Вскоре его постиг еще один тяжелый удар: известие о гибели верного друга, генерала Сукре^{64}.

Следовавшие одна за другой неприятности сломили силы Боливара. Тяжело больной чахоткой, он вынужден был окончательно отказаться от поездки в Европу. Забытый многими, Боливар провел последние дни жизни в поместье Сан-Педро-де-Алесандрино, принадлежавшем богатому испанскому негоцианту, близ города Санта-Марта, где и умер 17 декабря 1830 г.

За несколько дней до смерти он писал кузине: «Я умираю от нестерпимой боли и бесконечных страданий. На мою долю выпало стать молнией, на мгновение осветившей мрак, едва блеснувшей над пропастью и снова исчезнувшей в темноте»^{65}. Свою деятельность Боливар сравнивал со строительством на зыбких песках и говорил, что «пахал море»^{66}.

В своем последнем обращении к населению Великой Колумбии Освободитель писал: «Колумбийцы! Вы являетесь свидетелями моих усилий обеспечить свободу там, где господствовал ранее деспотизм. Я трудился с самопожертвованием, не щадя своего имущества, ни спокойствия. Я оставил власть, когда убедился, что вы сомневаетесь в моем бескорыстии. Мои враги использовали вашу доверчивость и растоптали все самое для меня святое — мою репутацию и любовь к свободе… В час прощания любовь к вам обязывает меня высказать последнее пожелание. У меня нет другой славы, кроме как укрепление Колумбии. Все должны трудиться на благо единства. Колумбийцы! В предсмертный час я думаю о благе родины. Если моя смерть будет способствовать прекращению раздоров и укреплению единства, я без ропота сойду в могилу»^{67}.

Всю свою жизнь великий патриот вел упорную и трудную борьбу за свободу латиноамериканских народов, за полную независимость молодых латиноамериканских государств. Много препятствий встречал он на этом пути и самым серьезным из них была политика, проводившаяся в отношении латиноамериканских республик Соединенными Штатами Америки.

В начале войны за независимость США провозгласили «строгий нейтралитет». Официальное же признание ими молодых государств последовало лишь в 1822 г.^{68} Но и этот формальный шаг не помешал Соединенным Штатам поставлять своим союзникам-испанцам оружие до конца войны. Не случайно Боливар писал Сантандеру: «Я рекомендую вам усилить бдительность в отношении североамериканцев, зачастивших к нашим берегам. Они способны продать Колумбию за один реал»^{69}.

Полководец понимал, что американцы, даже когда они оказывают ту или иную услугу своим южным соседям, руководствуются корыстными интересами, прежде всего стремлением заполучить обширный рынок. Поэтому он с обоснованным недоверием относился к политике Вашингтона, опасаясь, что, сбросив колониальный гнет Испании, республики Латинской Америки в дальнейшем попадут под «опеку» своих новых «друзей».

Проискам и намерениям США Боливар старался противопоставить единство государств континента. Он мечтал заключить такой пакт между ними, который, «объединив их в единый политический организм, позволил бы Америке предстать перед миром в ореоле величия, какого не знали народы древности»^{70}.

Но именно формированию такого союза и противились всеми силами Соединенные Штаты (так же, как и Англия). Освободитель поэтому имел все основания воскликнуть: «Соединенные Штаты кажутся предназначенными провидением, чтобы приносить Америке несчастья от имени свободы!»^{71}

Еще задолго до изгнания испанцев из Южной Америки США не только начали пристально следить за происходившими там событиями, но и пытались направлять их развитие в выгодное для себя русло. Соответствующую политику проводили они и после обретения большинством латиноамериканских стран независимости. Всякий, кто вставал на пути проникновения Соединенных Штатов в страны к югу от Рио-Гранде, превращался для них в «персону нон грата».

3 февраля 1827 г. консул США в Лиме Вильям Тудор сообщает в секретном донесении госдепартаменту: «Наиболее обнадеживающей является возможность действительного срыва планов Боливара»^{72}. И консул не бросает слов на ветер. Он восстанавливает против Освободителя руководителей Перу, в частности генерала Ла Мара^{73}, а затем намекает на возможное в возникшем по его вине конфликте посредничество Соединенных Штатов.

В результате Лима обращается к Вашингтону с просьбой предпринять такой шаг и, заручившись поддержкой американцев, направляет войска против своего естественного союзника — Боливара.

В аналогичном духе действует посланник США в Великой Колумбии генерал Гаррисон. Он организует широкую шпионскую сеть, что позволяет располагать достоверной информацией, включая переписку президента Боливара с различными лицами. Шифрованное донесение Гаррисона в Вашингтон от 22 июня 1829 г. начинается такими словами: «Имею честь переправить копию письма генерала Боливара одному из его близких друзей…»^{74}. 7 сентября того же года он сообщает в госдепартамент о готовящемся генералом Кордоба мятеже против Освободителя^{75}. То, чего не мог предвидеть Боливар, с достоверностью знал американский дипломат!

Гаррисон пытается даже поучать главу суверенного государства, в котором аккредитован. В письме Боливару от 27 сентября 1829 г. американский посланник спрашивает: «Хотелось бы Вам войти в историю вместе с теми, кто бессмысленно проливал кровь людей или соединить свое имя с именем Вашингтона, став основателем и отцом великой и счастливой нации? Выбор в Ваших руках!»^{76}

Посланник США в Мадриде А. Эверетт в донесении от 7 января 1827 г. цинично пишет: «Если Боливар осуществит свой проект (дальнейшего расширения Великой Колумбии. — Ю. Г.), он это сделает в основном с помощью цветной части населения, которое при этом, естественно, станет господствующей прослойкой в стране. Талантливый и опытный военный деспот во главе армии негров и в самом деле не тот сосед, какого мы хотели бы иметь у наших южных границ…»^{77}.

Стремясь заполнить политический «вакуум» после ухода Испании из Латинской Америки, Соединенные Штаты не останавливались ни перед чем для упрочения своего влияния.