История одной судьбы

XIII

До чего ж заунывна бывает иная дорога! Тянется, тянется, без конца, без края, без вешки, без следа, да и не нужны ни следы, ни вехи. Бегут две темные колеи, бегут себе да бегут куда-то. Попади в колею колесом и катись по дороге. Заунывно как-то, да ничего, и до тебя так жили, и после тебя будут жить…

Так и потекла жизнь в семействе Бахрушиных. И обижаться нет как будто причин, и радоваться нечему. С утра на работу, к вечеру домой. В общем хозяйстве с деньгами стало посвободнее, появилась возможность и лишние вещички купить, и лишнюю бутылочку выпить. Кому что!

Зина, глядя со стороны на Бахрушина, не раз говорила Анне:

— Счастливая вы, Анна Андреевна! Такой мужик, как Алексей Ильич, ни на кого больше не поглядит. Приобрел что надо и успокоился.

Но сама Анна не была уверена, годится ли ей порядок, установленный в доме Бахрушиных.

Жили вместе, а дышали врозь. Алексей таился от матери, мать таилась от Алексея. Деньги тоже каждый придерживал при себе. Алексей с неохотой давал матери на хозяйство, но, давши, не мог добиться от нее при нужде ни копейки.

Такие же отношения пытались они установить с Анной. Но ее щедрость, свобода, с какой она жила, обезоруживали их, она по природе не была мелочной, и, общаясь с ней, трудно было размениваться на мелочи.

Днем Женя оставалась с новой бабушкой. Девочка не жаловалась на нее, стала только менее разговорчивой, притихла. У Ксенофонтовых ее голосок по всему дому звенел, а теперь она чаще говорила шепотом.

Анна не замечала, чтобы свекровь обижала Женю. Та не останавливала девочку, не бранила, но людская черствость связывает ребенка больше, чем любые замечания.

Свекровь не выражала особой любви к неродной внучке — Анна была подходящей женой, с хорошим окладом и без излишних прихотей, ребенок при ней был будто и ни к чему, но с этим приходилось мириться.

Сам Алексей на первых порах оказывал Жене какое-то внимание, но, привыкнув, поостыл к падчерице, она ему не мешала, и он просто ее не замечал. Скорее какое-то недовольство собой ощущала с его стороны Анна.

У него оказалось немало привычек, которым он не собирался изменять ради жены. В субботу после бани обязательно выпить пол-литра. В воскресенье встретиться с дружками, работавшими в райпотребсоюзе. Летом он ехал на рыбалку, а зимой просто шел с ними в столовую. Рыбы не привозил, но всегда возвращался навеселе. Любил разбрасывать по комнате окурки. Ссориться с матерью…

Анна пыталась отучить мужа от этих привычек.

Он отвечал одно:

— Ты не умней меня.

Как-то Алексей пришел пьяней обычного. Анна оттолкнула его от себя.

— Не подходи.

Он замахнулся на нее.

— Тебе дорога от печи до порога!

Утром она сказала:

— Еще раз замахнешься — уйду…

Так прошел год. Целый год. Тянулся долго, а минул незаметно.

Вскоре после замужества Анна забеременела. Она не сразу призналась мужу. Лишь в июне, когда пошел пятый месяц и уже невозможно было скрывать, сказала ему.

Алексей как будто обрадовался, стал внимательнее, целый месяц не ездил на рыбалку, во всем уступал жене, строже принялся покрикивать на мать.

— Кого ты хочешь, Алеша? — как-то спросила Анна.

— Парня, — определенно сказал он. — Баб в доме достаточно.

В декретный отпуск Анна ушла с опозданием, жалела оставить Богаткина одного, осенью в отделе работы хватало.

Стояла середина октября. Наступил вечер. Анна только-только уложила Женю, как почувствовала, что начинается.

— Алеша! — позвала она мужа. — Беги за подводой.

— Где ее сейчас достанешь? — сказал он. — Давай как-нибудь так…

Пришла из кухни свекровь, помогла собраться.

Женя испуганно смотрела на мать.

Анна подошла к дочери, поцеловала.

— Скоро вернусь. Слушайся бабушку.

Вышла с Алексеем на улицу. Моросил мелкий осенний дождь. Было темно, скользко.

— Погоди…

Он побежал обратно, принес свое кожаное пальто, закутал Анну, повел.

Анна была терпелива, раза два лишь охнула по дороге.

Дошли до больницы.

— Ты не обижайся на меня, — сказал Алексей, прощаясь с женой. — Как узнаю, что все кончилось, что все благополучно, сердись не сердись, напьюсь с радости.

Но напиться ему пришлось с горя: Анна родила девочку.

Дочь назвали Ниной. Девочка была крупная, сильная, горластая. Не успели ее принести в дом, как Надежда Никоновна взялась укачивать внучку. «Ты мой серенький бычок, повернися на бочок, ай-ю-ю, ай-ю-ю…»

— Не надо, — сказала Анна. — Не надо качать.

Перед родами она прочла не одну книжку об уходе за грудными детьми.

— Мы своих не по книжкам растили, а вон какой бугай вырос… — Свекровь кивнула на Алексея.

Она потребовала, чтобы достали люльку. Алексей достал. Анна вынесла люльку в сени. Слова, которые хотелось свекрови высказать в адрес невестки, застыли у нее на губах. Но Анна поняла ее.

— Не будет у нас люльки, — сказала она.

Свекровь опять пошевелила губами.

— Нет, — повторила Анна.

Алексей считал, что мать и жена спорят попусту.

Переупрямить, однако, свекровь Анна была просто не в силах. Она вышла на работу раньше времени. Богаткин дождаться не мог ее возвращения. Дети оставались на попечении бабушки. При Анне свекровь не осмеливалась качать Ниночку, но в ее отсутствие не только сама укачивала внучку, но и Женечку заставляла баюкать сестру на руках.

Женя уже училась в школе. Вместе с матерью она выходила утром из дома и возвращалась перед тем, как Анна прибегала в перерыв покормить Ниночку.

Ниночка была счастливее Жени, с первых дней появления на свет ей хватало и материнской ласки, и материнского молока. Хватало нянек. Мать. Бабушка. Старшая сестра. Надежда Никоновна любила напоминать о том, что девчонки в деревне в пять лет уже нянчат младших сестер и братьев.

— Завистная ты, Женька, — нет-нет да и слышала Анна, как точит иногда Женю Надежда Никоновна. — Нет чтобы помочь бабке, все норовишь на улицу, даром только хлеб ешь…

Ссора возникла по другому, более серьезному поводу.

Анна прибежала покормить ребенка. Не успела открыть дверь, как к ней бросилась Женя. Обхватила ее ноги, уткнулась лицом в юбку, бормотала что-то невнятное. Анна не сразу разобрала ее слова.

— Уедем… Уедем отсюда. Куда хочешь. К тете Дусе…

Анна наклонилась к Жене.

— Что с тобой, доченька? Что с тобой?

— Он мне не папа, не папа, — твердила девочка. — Уедем, уедем…

Анна подняла Женю на руки.

— А где бабушка? — спросила она.

Женя всхлипывала и не отвечала.

Свекровь с внучкой на руках вошла в комнату.

— Что тут произошло? — спросила Анна.

— Собака она, а не девка, — зло сказала свекровь. — Боюсь даже говорить. Убьешь ты ее.

— Что она сделала?

— Нинку ошпарила, вот что! — торжественно сказала свекровь. — Убить ее, суку, мало.

— Как ошпарила?

— Очень просто как! Девка запачкалась, я велела ей вымыть девку. А она принесла таз, да и бултыхнула ее в кипяток. Хорошо, я вошла да увидела. Не успела она девку сварить…

Анна опустила Женю, схватила Ниночку. Развернула. Ножки у нее вправду покраснели, особенно правая, та вовсе побагровела.

— Как же так? — спросила Анна, ни к кому в общем не обращаясь. — Как же это…

— Нарочно она это, нарочно! — визгливо прокричала свекровь. — Нарочно хотела сварить девку!

— А как же вы-то недоглядели? — спросила Анна, не обращая внимания на слова свекрови. — Разве ребенок понимает, какая вода?

— Я тебе говорю, нарочно хотела девку сварить! — закричала свекровь. — Тут доглядывай не доглядывай, если человек задумает кого изничтожить, все равно нипочем не углядишь!

— Да вы что? — медленно произнесла Анна. — Вы думаете, что говорите?

— От зависти! — закричала свекровь. — Видит, родная дочь дороже, вот она и решилась…

— Замолчите! — крикнула Анна. — Думайте, прежде чем говорить!

— А чего думать? — вскричала свекровь. — Не родная и есть не родная! Отец-то ей не родной, ему на Женьку плевать, вот она и возревновала…

— Да замолчите же! — с отчаянием крикнула Анна. — Вам говорят!

Женя стояла у кровати, глядя на мать широко раскрытыми глазами, и столько было в этих глазах ужаса и непонимания, что Анна даже растерялась, не зная — какой из дочерей надо сейчас заняться.

Она села, расстегнула кофточку, обмыла грудь, накормила младшую — та сразу успокоилась, припав к материнской груди. И опять Анна с тревогой, с волнением, с жалостью посмотрела на Женю.

— Что случилось-то, ты мне скажи, доченька? Не бойся. Мне можно сказать…

Потом Анна уложила Ниночку в кровать, взяла на колени Женю, долго ласкала ее, успокаивала, и из несвязного детского рассказа кое-как поняла, что произошло.

Нина заплакала. Зашла бабушка, велела принести из кухни воды, сменить пеленки и помыть Ниночку. Таз стоял на плите. Женя сняла его, принесла в комнату и хотела мыть. Но вода, должно быть, была слишком горячей. Ниночка закричала. Вбежала бабушка и отняла Ниночку.

Она сказала, что Женя завидует Ниночке, что Ниночку все любят, а Женя ревнует Ниночку и хочет ее смерти. И еще сказала, что папа — это вовсе не ее папа, что Ниночке он папа, а Женя…

Тут Женя повторила такое отвратительное слово, что у Анны на секунду остановилось сердце.

— Это правда, что папа мне не родной? — спросила Женя.

— Глупости, — ответила Анна. — Может ли это быть? Если отец, значит, родной…

Она не вернулась в этот день на работу, дождалась возвращения мужа и, не дав ему пообедать, рассказала о происшествии.

— Ты что-нибудь говорил матери? — спросила Анна.

— Да ты что? — рассердился Бахрушин. — Много я с ней говорю?

Это была правда.

— Ты Женечке отец или не отец?

Бахрушин ответил не сразу.

— Я ведь брал тебя с дочкой…

Должно быть, в глазах Анны было что-то страшное и решительное, потому что ответил он определенно и ясно, вероятно, почувствовал: веди себя по-другому, тут же потеряет жену.

Весь вечер он играл с Женей, рассказывал сказки, пытался даже что-то рисовать. Играл и посматривал исподтишка на жену.

Свекровь весь вечер не показывалась из-за печки, у Анны появилось ощущение, что свекровь боится выйти, и только когда Анна стала укладывать дочь, она поняла, чем вызван был этот страх.

Сняв с девочки платье, Анна увидела на ее плече багровую полосу.

— Это что? — спросила она.

Подняла рубашонку. Вся спина у девочки была в таких полосах.

— Что это?

Женя потупилась.

— Это бабушка. Настегала.

Девочка не жаловалась, она чувствовала себя виноватой, она стыдилась этих побоев.

— Алексей! — крикнула Анна. — Ты видишь?

Он пожал плечами.

— Ну… бывает.

Анна подошла к печке, заглядывать за нее не стала, ей не хотелось видеть свекровь.

— Слушайте меня, мама, — сказала она громко и четко. — Если вы еще хоть раз, хоть пальцем тронете Женю, я не знаю, что сделаю с вами…

У нее опять замерло сердце… Спать она легла вместе с Женей. После всего происшедшего Алексей тоже стал чем-то ей неприятен.