История одной судьбы

XIV

Ночью Анне не спалось. Спина у нее болела, точно это ее отстегали веревкой.

Но тревожили ее не только синяки и кровоподтеки. Ей, выросшей в деревне, тоже доставалось в детстве и от отца, и от матери, она допускала, что и сама способна ударить ребенка, лишь бы сделать нужную зарубку на его памяти. Но коверкать душу ребенка, отравлять ее подлостью, неверием в людей, этого она не могла позволить. Никому! Ни мужу, будь это даже родной отец ребенка. Ни его матери. Ни своей матери. Даже себе.

Рана была нанесена, и надо, чтобы она зажила. Поскорее. Безболезненно. Незаметно. Всех надо было лишить возможности сыпать на рану соль…

В Суроже знали Бахрушиных. Анна с дочерью жили у всех на глазах. Они не вызывали особого внимания, но ведь шила в мешке не утаишь. Сегодня свекровь вызвала у девочки интерес к тому, о чем ей не следует знать. Девочка начнет думать, допытываться, узнавать. Того и гляди кто-нибудь подтвердит ей истину.

Лучше всего уехать. Туда, где никто ничего не знает. Где никто ничего не может сказать. Где ссадина заживет, забудется…

Анна думала, что хочет уехать из города только ради Женечки, спастись от пересудов…

Но стремилась она в деревню не только из-за дочери, ее давно тянуло поближе к земле, нужен был лишь повод… Она и ухватилась за повод.

На следующий день Анна разбудила мужа раньше обычного.

— Алеша, я хочу уехать.

— Как уехать? Куда?

— Куда-нибудь, в деревню. В колхоз. Агрономом.

— С чего это вдруг?

— Я не вдруг.

Он сел на кровати, посмотрел на пол, словно что-то новое на нем увидел, принялся одеваться.

— Подумаем.

Анна разбудила старшую, накормила младшую, непрерывно думая о своем.

Свекровь вела себя тише воды ниже травы. Нажарила картошки. Принесла из погреба огурцов. Вскипятила чаю. Напекла даже пышек, хотя обычно пышки пекла только по воскресеньям.

Пододвинула пышки Женечке.

— Ты кушай, кушай…

Анна вышла из дома вместе с дочерью. Алексей нагнал их.

— Все думаю, — сказал он. — Может, ты и права.

Анна удивилась, что он не спорит. Алексей любил поставить на своем. Он был самолюбив, всегда старался дать понять, что все в доме решает он. Даже удивительно было, что он не пытается возражать.

Должно быть, Алексей просто испугался, что Анна может от него уйти. Понимал: обижать Женю она не позволит, дочерью ради мужа не пожертвует. Это он понимал, А потом ему казалось, что в деревне Анна будет более одинока, чем в городе, меньше будет проявлять свою волю…

На работе ни Анна, ни Алексей никому ничего не сказали. Думала Анна, думал Алексей, решение пришло к ней внезапно, но для каждого в нем содержался особый смысл.

В обед Анна побежала кормить маленькую. Свекровь стряпала, Ниночка спала, Женя делала уроки. Было тихо, мирно, точно вчера ничего не произошло. Сейчас было очень подходяще сказать о своем намерении свекрови.

— Мама, знаете, мы хотим переехать…

Свекровь не выразила особого удивления, а может быть, поборола в себе любопытство.

— Куда это? — деловито спросила она теми же словами, что и Алексей.

— В деревню, — сказала Анна. — Там спокойнее.

— Ну что ж! — ответила свекровь. — В деревню так в деревню. Корову купим, совсем будет хорошо. Здесь не так сподручно, а уж в деревне без сена не останемся.

Анна дивилась. Против ожидания, ни муж, ни свекровь не встретили ее предложения в штыки. Наоборот, она это заметила, чем-то это предложение пришлось им по душе. Анна даже насторожилась: не слишком ли опрометчив такой шаг, может, стоит повременить?…

Вечером Анна решила сходить к Ксенофонтовым. Тетя Дуся не умела кривить душой, только она одна и могла помочь Анне разобраться в ее переживаниях.

Анна рассказала обо всем, что произошло.

— Вот я и надумала, тетя Дуся. Подальше от греха. В деревне мы для всех чистое полотно.

— Корят, значит? — спросила тетя Дуся. — Не удержались?

— Да как сказать… — Анна задумалась. — Женщина необразованная, сорвалось с языка. Родную внучку, конечно, больше жалеет.

Тетя Дуся поджала губы.

— Смотри, девка, они и тебя укорят.

— Меня-то чем же?

— Найдется чем. В деревне они тебя вокруг руки обмотают, на то и расчет. А ты не поддавайся.

— Может, не ехать?

— Поезжай. Тесно тебе здесь. Думаешь дочь оберечь, а тебе и самой хочется. Вижу ведь я тебя, Анечка. Один все у бережка плещется, а другой норовит куда бы поглубже нырнуть…

Выражалась тетя Дуся иносказательно, но в Суроже не удерживала. Понимала, кажется, Анну лучше, чем она сама себя понимала.

Придя домой, Анна возобновила утренний разговор.

— Надумал, Алеша, или нет?

— Не возражаю. Надо к какому-то берегу прибиваться. — Он засмеялся. — Только мать ставит условие. Купите корову, говорит, поеду. Охота, говорит, своего молочка попить.

— Купим, конечно…

Анне было не до коровы. В глубине души она чувствовала, что этот пока еще предполагаемый переезд заново поворачивает всю их жизнь. Ей вспомнился почему-то Петухов, он ведь тоже говорил о деревне…

Вечером Анна, Алексей и даже мать то и дело принимались толковать о том, что ждет их в колхозе. Свекровь мечтала о корове, об огороде, ее прельщала возможность обзавестись хоть небольшим, но своим хозяйством. Расчеты Алексея были сложнее. Вероятно, он тешил свое самолюбие перспективами возвыситься и над женой и над окружающими. В отделе он все-таки был по отношению к Анне подчиненным, а в колхозе рассчитывал, по-видимому, обрести большую независимость. Анна тоже рассуждала о пользе переезда, но на самом деле — она ощутила это вдруг совершенно явственно — она нестерпимо соскучилась по земле.

Анна еще не знала, как ей заговорить с Богаткиным, но на следующий день он сам начал с ней разговор.

— В колхоз хотите, Анна Андреевна?

— Кто вам сказал?

— Алексей Ильич. Молодцы вы! Не хотелось бы отпускать, но… — Богаткин сочувственно развел руками. — Алексей Ильич коммунист, да и вы… Какая вы беспартийная! Вполне советский человек. Пятый год мы с вами…

Анна смутилась.

— Возникла у нас такая мысль, Александр Петрович…

Богаткин помешал ей высказаться.

— Я бы вас задержал, но в райкоме только и слышишь: давай да давай специалистов на производство! Агрономов, зоотехников, механизаторов. Укрепляй да укрепляй! А откуда я их возьму? Рад бы вас задержать, да неволя заставляет…

— Мы еще все думаем…

Но Богаткин опять не дал ей договорить.

— Принципиально правильно решили вы у себя на семейном совете. Партийный человек у вас муж. Он мне сегодня сразу с утра: переезжаем в колхоз. Раз такое дело — пошлем. Вас агрономом. Алексея Ильича тоже по специальности. А в дальнейшем может председателем стать или выберут секретарем парторганизации. Все зависит от вас самих…

Богаткин тут же пошел в райком. Вяловатый в делах и недостаточно принципиальный, он был восторженный человек. Порыв Бахрушина и его жены, патриотический порыв, как он понимал, понравился ему, он хотел похвастаться этими людьми и наконец показать, что и он выполняет указания…

Когда Богаткин вернулся, судьба Гончаровой была решена.

— Все отлично, — сообщил он Анне. — В райкоме приветствуют. Мы советовались. Как вы смотрите насчет того, чтобы поехать в «Рассвет»?

В «Рассвет» или не в «Рассвет» было уж не так важно. Важно было, что теперь уже нельзя не ехать. Впрочем, это неплохой колхоз, Анна с охотою ездила в «Рассвет». Уж очень веселые там девчата. Она как-то даже помогала им сажать кукурузу.

Анна с мужем вместе вышли после работы.

— Чего это ты наговорил Александру Петровичу? — спросила она.

— Что люди, то и я, — объяснил Алексей. — Все едут, вот и мы решили.

— А это честно? — упрекнула его Анна.

— Не на семейные же обстоятельства ссылаться! — Алексей насмешливо посмотрел на жену. — Зачем выглядеть хуже людей?

— Ладно, — согласилась Анна. — Не так уж важно, что скажут, важно, как сами будем работать. — Она замедлила шаг. — И вот еще что, Алеша, — предупредила она мужа. — Скажи матери. Если она хоть слово еще кому скажет о Жене, ноги ее в нашем доме не будет, понятно?