Глава 12

«Истинно грандиозный замысел по устранению противников отличает одна особенно раздражающая черта. В его исполнении не принимает участия сам создатель. Правильное распределение мотивов позволяет издеваться и насмехаться над врагами в то самое время как они, усердно вытаращив языки пробиваются через непробиваемые заслоны, за которыми их ждет… ничего их там не ждет. Там-то и должна находиться приманка. Она должна быть абсолютно бесполезной, но окутанной ореолом тайны, для привлечения вашего врага. Можете даже распустить слухи, что там есть вещь, в которой таится ваша жизнь…»

Темный Властелин Грай «Дракон» Триградский

«Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом» (рукопись)


— Времени мало, но ты еще успеешь мне сказать, где Дракон.

— Разговор не складывается, — по-своему истолковал настороженность и напряжение Велари нелюдь. — Ворвалась в мой дом, отдубасила слугу и теперь не желает даже говорить. Сразу за меч? Как это глупо. По геройски.

Девушка была не настроена, спорить с Оплеталой. Любезности она восприняла как отступление и решила, что темных дел мастер просто испугался натиска. И ждет подмоги. Действовать следовало как можно быстрее.

— Слушай сюда, — жестко рявкнула она, вплотную подходя к столу и вытаскивая меч. — Я сюда не глинтвейн пить пришла. Ты сейчас же скажешь мне, где Дракон и все что сказал ему. Тогда я прощу убийство одного моего агента и сохраню твою шкуру в целости.

— Иначе что? — все так же мягко спросил, блистая из тени глазами Оплетала.

— Предлагаю два исхода. В первом я порежу тебя этой вот острой штукой. Во втором просто развернусь и уйду. Но мой наниматель узнает о тебе много интересного. Можешь поверить, бежать тебе придется далеко.

— Есть еще один исход, нетерпеливая моя…

По дому пронесся звон бьющихся окон.

— Поймать меня вздумал? — она угрожающе подняла меч.

Существо понимающе промычало. И прыгнуло, через стол, в полете вытягиваясь словно змея. Под стул с шорохом осела пустая черная одежда. Велари, предвидя движение, ушла в сторону, попутно рубанув Оплеталу мечом. Острие встретило упругое, живое тело и в руке отдало болью, а меч, лязгнув, отлетел назад, давая дополнительную силу для быстрого оборота вокруг собственной оси и следующего удара. Снова достигшего цели и бессильно звякнувшего о живую броню.

Оплетала, не стал отбивать и последующего удара, давая девушке возможность оценить всю глубину своего опрометчивого нападения. Покрытая с ног до головы похожими на панцири жуков пластинками фигура не слишком походила на человеческую. Разве только двумя руками и ногами. Велари попятилась к стене, опуская меч и окидывая взглядом чуть покачивающуюся на широко расставленных ногах сущность. Согнутая спина антрацитово блестела ребрами бронированных пластинок в лучах садящегося за горизонт солнца. Руки низко свисали.

— Внушает уважение? — глумливо поинтересовался. Оплетала. И конечностью поймал следующий, направленный в раскрытое лицо выпад. Когтистые пальцы сжали сталь и легко потянули на себя, подтягивая не только меч, но и упершуюся изо всех сил девушку. В последний миг Велари выпустила клинок и от души ударила кулаком в лицо, метя в большой округлый, очень похожий на совиный, глаз. Глаз закрылся молниеносно сдвинувшейся со лба пластинкой, и девушка вскрикнула от боли, едва не выбив руку.

С топотом, выбив дверь, в кабинет ворвались какие-то незнакомые люди. Секунду они оторопело таращились на прижатую к стене девушку и худое длинное пластинчатое нечто.

— Это надо думать очередные визитеры собирающиеся меня прикончить, — проскрипел Оплетала. — Не мешай, девочка, с тобой мы договорим после.

Легко и даже деликатно сдвинув Велари в сторону, существо повернулось к вошедшим в ступор людям и сообщило:

— Вы тоже думали, что идете убивать человека?

Слова и послужили сигналом к нападению. То были бывалые и опытные мясники. Никаких воплей или подбадривающих криков. Никаких попыток взять наскоком и самостоятельно. Отточенная командная работа, сразу выдавала профессионалов не первый год промышляющих убийствами на заказ. Высококлассных специалистов по истреблению указанной живности — форма живности значения не имела. Шансов у неё не было.

Легко одетый в просторную красную рубаху с белым узором на воротнике, мужчина с черной кисточкой волос на затылке метнул топор в Оплеталу, одновременно хватаясь за рукоять броарда. Топор, ловко подкорректированный существом, отправился во второго нападающего. Но тонкоусый степняк с удивительными для крови его народа светлыми волосами, гибко изогнувшись, избегнул печальной участи. Татуированный с ног до головы круглощекий триградец лихо закрутил над головой луноподобные лезвия секиры.

Степняк, изгибаясь как плеть, закружился у самого носа Оплеталы, частя парными изогнутыми мечами. Несмотря на близость, он был неуловим как парящий у горизонта мираж.

Оплетала, парировал удары руками — как видно броня его была почти идеальна. Татуированный подскочив сбоку изо всей силы, рубанул существо в плечо. То лишь пошатнулось, пропустив бесполезный удар в грудь. Попробовало сграбастать степняка, но белобрысый выскользнул, давая возможность попытать счастья их предводителю. Броард выстрелил вперед, проносясь над кружащимся у пола степняком, и угодил в Оплеталу. Но не отскочил — угодил точно меж пластинками брони, словно в щель доспехов, жаля беззащитное нутро. Оплетала зашипел разъяренной коброй, отпрянув назад, соскальзывая с кончика броарда. И ударил сам, не размениваясь на дешевые фехтовальные ухватки. Когти с успехом пропахали по лицу триградца, высекая кровавые частицы, а мертвое тело грохнулось под окно.

Степняк с предводителем, не сговариваясь, отскочили в разные стороны и взяли Оплеталу в клещи, теперь уже метя исключительно в тонкие зазоры между не успевающими перемещаться по телу пластинами. На смерть собрата они не отреагировали. В отличие от еще одного забежавшего в кабинет убийцы. Кто бы не желал смерти темных дел мастера, он подготовился на отлично. Человек, обмотанный кожаными ремнями на голый торс, передвигался стремительными рывками оставляя позади в соревновании на скорость даже белобрысого. А еще у него была серая кожа и зеркальные глаза.

Ему принадлежало право смертельного удара — пока Оплетала был занят борьбой с пляшущими вокруг убийцами. Так привиделось Велари, за мгновение до того как она приняла окончательное решение и атаковала степняка изломанным ударом, проходящим под небрежно поставленный блок. Удар был отбит вторым искривленным клинком. Секундной задержки впрочем, более чем хватило Оплетале для того чтобы разорвать человеку грудную клетку и закрыться импровизированным щитом в виде обмякшего тела от подобного смерчу налета зеркальноглазого.

Затем кровавящее во многих местах тело отправилось в дальний угол комнаты, врезавшись в шкаф и оказавшись погребенным посыпавшимися с полок книгами. Оплетала сошелся с серым, а Велари привлекла внимание предводителя. Красная рубашка скользила перед глазами девушки серебрящимися пятнами выпадов. Броард используемый во всевозможных комбинациях парирований и попеременных атак к сводил на нет все усилия Велари, достать убийцу. В один момент ей показалось, что она победила — сбив шаг, он прижался к столу — но тут же окружив себя завесой махов, предводитель просто запрыгнул на стол, продолжая кажущийся таким длинным бой.

Наконец изловчившись, она вроде зацепила край рубахи и бок. И тут же преболезненно получила по кисти ударившим плашмя броардом. Развивая успех, предводитель сделал скачок на пол, со страшной силой ударяя по клинку, и просто-напросто выбил его из рук Велари.

Замер, в полушаге тяжело дыша и, осклабившись самолюбиво, спросил:

— Что ж ты теперь будешь делать без оружия, куколка?

Самолюбие и гордыня его погубили.

— С чего ты взял, что мне нужен меч для убийства? — она цепко перехватила руку с мечом и подобным змеиному укусу ударом ребром ладони перебила незащищенное горло, попутно ловким нырком под руку врага выкручивая тому кисть и перенимая меч в свою руку. Движение завершилось секущим ударом по шее павшего на колено и безудержно кашляющего предводителя.

Тем временем Оплетала методично свежевал своего врага. Очевидно, несколько болезненных уколов сквозь броню всерьез его рассердили — теперь нелюдь менялся, буквально на ходу перестраивая не только пластинки, но, словно бы перетекая в разные формы, точно под необычайным доспехом было не тело, а жидкость. Зеркальноглазый не выказывая ни боли, ни страха, ни усталости бился до последнего. Пока внезапно противоестественно удлинившаяся рука Оплеталы не вонзилась когтями в глаза, пробивая голову насквозь.

— Саламатово отродье, — осматривая бьющееся в конвульсиях тело заметил Оплетала. И добавил с нескрываемой досадой: — Значит, я все же был прав.

Велари смотрела ему в спину, устало сидя на письменном столе и упираясь кончиком броарда в пол. Её мутило от сильнейшего запаха крови и смерти. Кроме того, сейчас она великолепно видела уязвимое место в броне существа, но напасть не решалась. После увиденного она вообще не была уверена, что у неё есть шансы. Потому ограничилась вопросом:

— В чем?

— Зря я взялся искать людей, которые вроде бы бесследно исчезли. Которых вроде и не существовало никогда. Теперь ниточки ведут к… к сильному мира сего. И все очень пахнет большой политикой, в которую я не вмешиваюсь принципиально. Теперь вмешался, проявив недальновидность. Вот последствия.

Велари вдруг вспомнила об оставшемся внизу Зебарии. Уже спрыгнула со стола, думая спустится вниз, но была остановлена Оплеталой:

— Живы. Оба живы и твой, и мой, — проницательно подсказал он. — Убийцам заплатили только за меня. Прочих они просто оглушили. Ну, кроме тебя — ты слишком много увидела. Да и вела себя опрометчиво. Будь ты чуть более неуклюжей, пощады ждать бы не пришлось.

Он подчеркнуто медленно повернулся к окну и зашторил то, окончательно погружая комнату в темноту. Велари напряглась. Оплетала не напал — прошел мимо. С удивительной легкостью и грацией крупного хищника. Впрочем, комплекция как она успела убедиться, была лишь видимостью. Уселся на своё место, бережно хранимый темнотой он вежливо спросил:

— Начнем сначала? Как твое имя?

— Велари, — ответила девушка, снимая шляпу. — И я бы хотела поговорить.

— Не имею ничего против разговора двух цивилизованных… гм, почти людей.


— Господин. Обоз с хлебом сегодня подвергся нападению, — быстро докладывал растрепанный слуга. — Охрана отбилась, но несколько повозок осталось нападавшим. Сейчас подсчитываем убытки.

Наместник выглядел невозмутимым. Он кормил с руки любимого бойцовского пса. Свирепая мускулистая тварь, к которой боялись приближаться почти все псари, признавая старшинство двуногого вожака, осторожно брала мясо, щелкая крепкими клыками. И раздраженно ворчала, стоило слуге хоть одним движением привлечь её внимание.

— Кто напал? — гладя пышный мех на собачьей шее размеренно спросил Эй стерлин. Слуга задрожал. Он служил у Наместника не первый день и был в курсе насколько опасен этот вкрадчивый голос. Особенно когда рядом с Эйстерлином неуравновешенная и лютая бестия, ждущая одного только сигнала, набросится на сыть. Или хотя бы того, что пес захочет считать таковым сигналом.

— Ватага Дубаря. Бандиты из крестьянского сброда, — смиренно разъяснил слуга, боясь взглянуть в желто-зеленые глаза упрямо пялящегося на него пса. — Называют себя «отколовшимися». Не подчиняются никому — как сами говорят. Смею добавить, что нападают уже в третий раз. Наглые скоты. Особенно их предводитель.

— Где они?

— В Алом Взгорье.

Собака просяще тявкнула, припадая на передние лапы. У слуги похолодело внизу живота.

— Спокойно Коготь, — утихомирил зверя Наместник своим подозрительно спокойным голосом. — Ни к чему тебе его рвать. У тебя сейчас появилась возможность полакомиться куда более бесполезным мясом.

Чувствующий как рубаха подмышками становится влажной, слуга был полностью согласен со словами Наместника. Он считал себя полезным мясом.

— Передашь начальнику городского гарнизона, чтобы готовил своих солдат. Беломордому харранцу скажешь, что я приглашаю его на увеселительный досуг. Посмотрим, что скажет утонченный паршивец, глядя на местный колорит.


Пользуясь занятостью всех потенциальных врагов Тольяр и Ольмарк, практически без проблем выбрались из превратившегося в место кровавого столкновения стойла — благо двери были распахнуты и, слыша позади хрипы и крики умирающих дружинников покойного Грейнора, бросились прочь.

Тольяр очень боялся, что его старый знакомец начнет нести всякую чушь про необходимость поджечь сарай, собрать многолюдство или утвердиться на месте убиенного Ладравальда.

Ольмарк однако, умел соображать очень быстро в чрезвычайных условиях. И не разочаровал товарища.

— Эх, Эйн-Эйн! Барды, певцы и менестрели уже воспевали его деяния. Он стоял в самом начале великого пути и подавал огромные надежды. Мог стать со временем очень и очень известной личностью. Личностью, а не жабьим пузырем! Я так надеялся на него… но во Тьму сожаления. Цел, здоров и на том спасибо. Найду другого желающего попасть в летописи, сегодня это не проблема, — вслух раздумывал он, когда позаимствованные из-за разгильдяйства сбежавшего подальше сторожа лошади уже несли их прочь от бурга.

— Нужно отъехать куда подальше, пока еще не стемнело окончательно и лошади не плутают. Здесь оставаться небезопасно. Если кто выживет нам несдобровать. Если никто не выживет, то здесь будет царить хаос и паника. За ножи схватятся все кому не лень.

Ольмарк был вполне согласен, сожалея только о некоторой доле своих закопанных сбережений.

— Впрочем, — рассудил он, ежеминутно оглядываясь на уже исчезнувший из виду частокол. — Если что вернусь позже, когда тут снова станет спокойно. В крайнем случае, если здесь все будет, так цивилизовано как я думаю — вернусь на оставшееся пожарище.

Ночевали они в поле, не рискуя жечь костра, хотя где-то вдали явно выли волки. Тронулись в путь вместе с рассветом.

Проехав заросшим лугом между оранжевыми россыпями ноготков, растущими вперемешку с дягилем и зеленоватыми клубочками приворотня, они выбрались на дорогу, уводящую на северо-восток. Ехали, преимущественно молча, перебрасываясь короткими ничего не значащими фразами. Больше думая. Первое время тракт был пуст, но вот показались встречные — ехали, громыхая повозками с бочками, сеном, тюками, мешками дельцы. За ними конный, по виду гонец. Еще двое с мечами, в кожаной одежде — бандиты или наемники, что, в сущности, не слишком отлично. Еще одна телега везла вилы, топоры, серпы и трех веселых молодых девушек в компании одного парня на борту. Парень, судя по внешнему виду и лютне в руках, был жуликом или менестрелем. Скорее всего, и то и другое. Следом тащился потрепанный и выцветший фургон, явно принадлежавший цирковым актерам. Все проезжавшие ехали на небольшом расстоянии друг от друга и выглядели в разной степени возбужденными. По обрывкам разговоров стало понятно, что люди были свидетелями чего-то необыкновенного. За конными двигались с узелками и суммами пешие. Бродяги, гадалки, идущие поступать на службу в Хёргэ молодые селяне…

Сами же они никого не догоняли. За все время пути их самих обогнал только один одетый, несмотря на духоту, в черное лысый громила с запасным конем. Он явно торопился, горяча своего массивного скакуна. Второй конь покорно жался следом, везя в сумках припасы.

— Ну и морда, — с отвращением констатировал Ольмарк. Тольяр проводил удаляющуюся фигуру задумчивым взглядом. Где-то он уже видел этого здоровяка с ужасными шрамами на лице.

Мало-помалу они доехали до развилки с обязательным, окруженным подорожниками и поросшим мхом, придорожным камнем. Рядом высился, подтверждая своим присутствием ревностное исполнение некогда отданного Драконом Триградья указа об обязательном присутствии указателей направлений столбик. Все таблички с названиями важных ближайших пунктов были любовно сбиты чьей-то заботливой рукой.

— Гм. Ты ездил этой дорогой? — поинтересовался, обозревая пустынные окрестности Ольмарк. — Я-то ей-богу не ездил. Трезвый, по меньшей мере. Ибо в пьяном виде я успел побывать в таких дальних далях, что иной раз сам диву даюсь, откуда меня могут знать там, где я вроде и не был-то. А оказывается я у них на прошлый праздник, с мельником подрался. Или чегой похуже выкинул.

— Страшно живешь.

— А то. Бывает очень неприятные коллизии случаются. Приезжаешь к понравившейся женщине, а она тебе горшки на голову, — закручинился Ольмарк. — Думаешь-гадаешь с чего такая любовь, а потом узнаешь… всякое.

— Это когда ты пьяный голышом приехал в любви признаваться, да только дом перепутал?

— Знаешь уже? — неприятно удивился плут. Поправил пояс с кинжалом и безнадежно узнал: — Я что ль сболтнул по пьяному делу?

— Об этом твоем подвиге все слуги Грейноровы только и трепались. Но это все ерунда. Я точно ездил этой дорогой. Правда, лет пять назад. По-моему налево, — Тольяр указал рукой в сторону треугольников гор, — должно быть через пару часов ущелье, а за ним городок… запамятовал название. Там сможем если что…

— Городок называется Виденс, — кусты за камнем стали трястись, и из них с кряхтением выбрался прятавшийся там все время разговора бродяга. Ольмарк хмыкнул. Тольяр внимательно присмотрелся к неожиданно проявившему себя собеседнику.

Одетый в простую испачканную смолой дерюгу обросший многодневной щетиной бродяга выглядел вполне типично. Даже дорожный посох, походящий на обыкновенную дубину, был вполне обыденной деталью образа.

— Только не встретите вы больше того городка, молодой господин. Подчистую его сожгли недалече как три седмицы назад, — вздохнул бродяга. — Только пепелище найдете вы. Руины и человеческое горе.

— Кто сжег, — машинально спросил Тольяр. — Разбойники?

— Да кто ж их разберет, — пожал плечами бродяга. — Может разбойники. Может солдаты. А может и нечистые эти. Окульты.

При последнем слове Ольмарк недоуменно нахмурился и бродяга, заметив это, пояснил:

— Дикии с ифритами. Они сейчас как с цепи сорвались. Чем дальше, тем их больше. Как магов не стало, а в Триградьи смута началась так и прут. Где-то люди отбиваются, а где-то и нет.

— Раз так то куда ж нам теперь? — удерживая коня на месте, растерянно почесал затылок Ольмарк. Бродяга выразительно поднял глаза к синему небу. Настолько выразительно, что Тольяр понял, кто посшибал таблички-указатели.

Волхв-недоучка, мигом смекнув откуда ветер дует, полезши в кошель, бросил мелкую монетку. Сверкнув, та окончила свой путь в грязной ладони с обломанными ногтями, перед самым носом бродяги.

— Прямо молодые государи ехать не стоит. Там сейчас многолюдно и шумно. Солдаты, присягнувшие Хёргэ, изволят отдыхать. Заодно проводят среди честных триградцев разъяснительную работу.

— Под разъяснительной работой надо думать имеются в виду грабеж и убийства всех сомнительных?

— Есть маленько. Они ж нас от врага защищают, значит, имеют право. У вас господа по виду, какие-никакие сбережения есть. Да и лошадки, — взглядом профессионального оценщика окинул их бродяга. — Не самый дешевый товар. Стало быть, в глазах честных воинов вы легко можете попасть в категорию сомнительных.

— Ясно, — кивнул Тольяр. — А что у нас на правой дороге?

— Там должно быть спокойнее всего. Часа два назад в нескольких верстах западнее солдаты истребили малое количество Окультов. Дорогу освободили и обезопасили. Часа за три как раз к закату доберетесь до лимана, если сворачивать не будете. Там же и жильё есть. И питье сыщется. Ежели свернете — а поворот там только один то выедете у горняцкого поселка Черномыс. Там тоже накормят и напоят неплохо, были б деньги. Только погрязнее будет.

— Что накормят это хорошо, — повеселел Ольмарк. — Спасибо тебе, добрый человек, за прояснение.

— Завсегда, пожалуйста, особенно если без куска хлеба не оставите, — вторая монета оказалась в руке бродяги, и он степенно кивнув, с удобством устроился на камне, явно не настроенный больше разговаривать.

И все же уже отъезжая Тольяр сказал помедлив:

— Не думал, что встречу здесь человека, не имеющего лишней пары башмаков, но говорящего так складно и знающего, судя по всему тоже немало.

— Не думал, что когда-нибудь я останусь без лишней пары башмаков. А со мной будет только лишь одно умение складно говорить и бесполезные уже знания, — глядя на свои грязные руки, тихо ответил нищий.


Наместник уверенно вошел в огромное помещение поселкового совета, больше похожее сейчас на разбойничье логово. И пользуясь воцарившейся тишиной, бухнулся на первый попавшийся пустующий табурет. На него во все глаза пялились отвратительные хари, не переставая жевать, глотать, чавкать и рыгать.

У новых господ Алого Взгорья как раз была трапеза.

— Кто из вас Дубарь? — достаточно спокойно спросил Эйстерлин.

— Ты кто такой?! — не удосужившись утереть вымазанный в жир подбородок над ним встал большущего роста широкоплечий мужлан. Залихватская одежда украшенная десятками металлических колец выглядела грязной и явно забрызганной кровью. — А?

Он почитал себя невыразимо свирепым и уже привык к покорности в чужих глазах. Наместник брезгливо скривился. Не из-за внешности лба. Отнюдь не из-за манер.

— Ты Дубарь?

— Я Било! — громко проговорил мужчина, явно желая произвести какое-то впечатление.

— Значит не Дубарь. Пригласи-ка его на пару слов, — видя выражение Билового лица, Наместник добавил: — Скажи, пришел Наместник Грейбриса.

Лица сидящих вокруг резко вытянулись. Некоторые побледнели. У иных сошло с лиц выражение сытой вседозволенности, так злящее краснобородого. Било оглянулся на сидящего возле закрытой двери в другую комнату громилу, с дубиной на руках. Громила постучал и, просунув голову в приоткрывшуюся дверь, что-то сказал.

Когда Дубарь с высокомерно поднятой головой вошел в зал, разбойники почтительно встали. Одет он был, как и подобает разбойничьему вожаку — с дикой непонятно откуда взятой роскошью. Вышитая бисером алая рубаха необычного фасона достойная Балбарашских модников имела вид давно нестиранной и небрежно носимой, неоднократно загрязненной пищей и пылью. Дорогущий пояс с золотыми застежками и золотое кольцо в носу, золотые перстни наверняка снятые с купцов украшали почти все пальцы.

Символом власти ему служила необычайно дорогая сабля с безвкусной золотой рукоятью и вставленными в гарду рубинами.

— Так-так! Кто же это пришел? — громко осведомился он, работая на своих порядком перетрухнувших бандитов. — Неужто сам знаменитый, Эстерл из Грейбриса?! Красная борода?

Чувствуя уверенность вожака, остальная шайка одобрительно заворчала, стукая кулаками по замусоленным столам, явно некогда предназначавшимся для ведения за ними советов. Эйстерлин с видимым спокойствием стерпел коверканье собственного имени. Он молчал, дожидаясь пока Дубарь присядет напротив. Дебиловатый Било тихо отошел. Разбойники деланно увлеклись трапезой. В помещении повисла неестественно спокойная атмосфера.

— Я слушаю, — с царским великодушием бросил, ставя саблю между широко расставленными ногами Дубарь.

— Нет, любезный мой, это я тебя слушаю. Внимательно слушаю, — прошипел, хмурясь Эйстерлин. — Твои оправдания и твои извинения.

— Какие такие извинения? — насмешливо выгнул бровь Дубарь. Они смотрели друг другу в глаза как два хищника перед боем. Наместник казался мощным ястребом способным клювом сломать хребет. Дубарь выглядел молодым черным волком.

— Что ты себе позволяешь, гаденыш? Ты три раза нападал на мои обозы, ты убивал моих людей, ты грабил моих селян! И живешь ты за мой счет, за мои деньги, — негромко, но разъяренно рычал Эйстерлин.

— Твоих? Ха-ха, папаша, проснись! Эти крестьяне теперь будут платить мне! И села подчиняются мне! — дерзко ответил Дубарь. — Не кому-нибудь, а мне. За защиту и покровительство.

— Да ты кто такой?! — повысил голос Эйстерлин. — Откуда ты выкопался, щенок! Я правитель Грейбриса, а скоро и всего Триградья! Как ты смеешь мне дерзить!

— Смею, папаша, смею, — хихикнул, чувствуя бешенство Эйстерлина Дубарь. — Ты правитель Грейбриса? Вот и отлично, занимайся своим Грейбрисом. Я на него не претендую. Но села мои. И грабить я буду, кого посчитаю нужным, папаша.

— Я тебе не папаша, щенок!

— Как сказать, как сказать, — хитро ухмыльнулся Дубарь и Эйстерлин с видимым удивлением отметил, что у парня красные волосы. Да и черты лица явно имеют какое-то сходство. Молодой вожак разбойников ухмыльнулся, видя понимание в глазах Наместника.

Вот оно что. Теперь понятно как обычный выходец из крестьян сумел сколотить из молодняка такую большую ватагу. Понятно и то, почему его так слушают, и так бояться. Кровь говорит.

— Даже если я двадцать лет назад облагодетельствовал какую-то бабу, это не делает тебя моим сыном. Ясно? Сын у меня только тот, кого я признаю. Моим словом! Поэтому ты никто! Дерзкий щенок, претендующий на…

— На власть, папаша? — понимающе подхватил разбойник. — Нет-нет. Власть мне не нужна. Это ваши забавы. Я хочу только денег. Не гнуть же мне спину при таком отце?

А ведь он все просчитал. Даже эту встречу. Нападал явно специально. Жалил, рассчитывая привлечь внимание. Вызвать на встречу. Прилюдно. И не важно, что это все видят только его собственные битюги. Эйстерлин уже жалел, что пришел сам.

— Я, папаша, хочу тебе заметить еще одну маленькую несущественную по твоему мнению деталь. Ты не просто пришел сюда ко мне. Ты сделал это сам. Один. Тогда как у меня есть четыре десятка дюжих молодцев. Смекаешь?

— То есть ты не собираешься убираться из моих владений?

— Конечно же, нет, папаша. Более того, я хочу прямо сейчас раз уж выпала такая возможность обсудить наши семейные дела. Мое положение в роду.

И тут Эйстерлин вдруг сделал то, чего от него меньше всего приходилось ждать. Расхохотался. Громко, словно услыхав отличную шутку. Разбойники, прекратив жрать, смотрели на своего главаря. А тот недоуменно взирал на человека, которого считал своим отцом.


Следуя совету нищего бродяги, они после некоторых колебаний, все же свернули на той единственной развилке, не решившись ехать к лиману. Лошади порядком утомились, да и у путников не было желания встречать закат на лоне природы.

Поселок горняков встретил их черной пылью и ядреным запахом выпивки. Последнее мигом повысило настроение Ольмарка.

— Кабак есть, значит, можем выпить. Помянем сиятельного, павшего в сражении с коварными ведьмами. Что это, кстати, за ведьмы ты мне так и не рассказал. А ведь знаешь, наверняка знаешь.

— Не обязательно знаю. Просто слышал о них, — уклонился от ответа Тольяр. Любое напоминание об этих ученицах, тут же заставляло его холодеть при мысли об их наставнице.

Пройдясь по поселку и покрасовавшись перед местными они вошли в переполненное заведение под названием «Острая кирка», оставив лошадей на заднем дворе. Где к их удивлению уже встретилось несколько скакунов, среди которых был и знакомый жеребец, принадлежавший лысому здоровяку, обогнавшему их на большаке.

Свободное место в постройке найти оказалось не так просто. Чистое — невозможно. Обретавшиеся здесь люди суровой внешности приходили в себя после нешуточно тяжелой работы, пропивая кровно заработанное.

— Ты посмотри кто сидит, — многозначительно кивнул, топя в густой пивной пене подбородок Ольмарк. Тольяр уже и сам заметил обладателя незабываемой усмешки, в одиночку занимающего целый столик. В окружении здоровых горняков он не казался таким уж великаном, хотя некоторое преимущество в росте и плечах по-прежнему имел. Ну и конечно, он явственно выглядел воином, в отличие от неряшливых, брюхастых шумящих мужиков, во всю рассказывающих друг другу о выработках, хитростях ремесла и качествах выпиваемого пойла.

— Одними тропами ездим, — подметил Тольяр. — Я его где-то видел раньше.

— Угу, — наспех жуя только что принесенную яичницу, пробурчал Ольмарк. — Байку слыхал про то, что в Триградьи все не привязанные к родовым гнездам бродяги друг друга через кого-то знают? Сплетни они по дорогам разносятся быстро — мог ты его и не видеть, а просто слышать где-то про такого запоминающегося типа. Ты лучше расскажи про ведьм. Кто это такие и что они там трепались про месть?

— Да, что ты привязался ко мне с этими ведьмами. Не знаю я, только слышал кое-что. Сплетни.

— Слышал, — возбужденно взмахнул рукой с зажатой в ней краюхой хлеба Ольмарк. — Я тоже хочу послушать! Это ж диво дивное! Маги потеряли силу, а тут бабы-ведьмы р-раз!

— Желаете послушать про женщин с магической силой? — раздалось над самым ухом. Повернув головы, приятели обнаружили мужчину среднего возраста в аккуратной, хотя и явно поношенной одежде. Обвисшая на подбородке кожа и мешки под глазами говорили, что он переживает не лучшие свои времена.

— Меня зовут Гел и за миску похлебки с кружкой кваса я расскажу вам про женщин владеющих необычайным даром магии.

Тольяр хотел прогнать неожиданного знакомца, но Ольмарк явно заинтересовался. Сделав знак оказавшейся рядом разносчице, он пригласил мужчину за свой стол и в ожидании исполнения заказа занял себя беседой с ним. Тольяр молчал, поглядывая туда, где сидел в гордом одиночестве лысый. Воин, не обращая на окружающих никакого внимания, молча надирался. Он пил почти без перерыва, отвлекаясь на бессмысленное разглядывание ближайших соседей. Задиристые горняки в непосредственной близости от ужасной улыбки делались удивительно тихими вне зависимости от настроения и количества выпитого. Ну, просто образцами добропорядочности.

«Где же я его видел?»

К своему собственному изумлению Тольяр заметил, что не ему одному интересна монументальная фигура. Опытный путник, он безошибочно заметил через какой-то промежуток времени, что за несколькими столами сидят личности, исподволь косящие на здоровяка. Не скрывая своей заинтересованности. Все они выглядели неместными, хотя умели не бросаться в глаза. Выпивший воин их не замечал.

— … но давай уже развлеки нас своей байкой, — миска с похлебкой опустела наполовину, и Ольмарк счел задаток выплаченным в полной мере. — Только знай, что если мне сказка не понравится эта баланда живо отправится тебе за шиворот. Не обессудь.

— Как я могу разочаровать, господин Ольмарк? Самую правдивую правду вам расскажу как на духу.

— Начинай уже.

Гел оглядел соседей по столу с видом человека готового доверить проверенным людям страшную тайну и принялся сказывать:

— Давным-давно в некотором царстве жила-была красавица. С белым лицом, вишневыми губами, гордыми бровями и пышными черными волосами. С гибким станом и крутыми бедрами. Говорят, что не было ей равных в красоте среди всех жен того царства.

— Ооо, начало-то мне уже нравится, — осклабился, подмигнув Гелу Ольмарк. — Поди, не первый раз рассказываешь? Токмо не сильно со смакованием подробностей затягивай, ибо я красавиц видел больше, чем ты за свою жизнь кружек пива выпил. А некоторых не только видел хе-хе. К сути переходи.

— Была та красавица, как и положено заносчивой. Очень своенравной и гордой была девушка. Сущее наказание для пылающих от любви молодых людей. Многих женихов отвергла она, и сердце её было свободно от привязанностей. Знатные предлагали ей положение и всевозможные блага в обмен на одно лишь согласие стать их женой. Богатые предлагали золото и драгоценности.

— Дикари, одно слово, — пожал плечами Ольмарк. — Нынешние знатные в последнюю очередь бы интересовались каким-то формальным согласием. Бабы они завсегда согласные, хе-хе.

— Сколько было сражений за её сердце, сколько молодых людей сложили буйные головушки не счесть. Все было в угоду бессердечной красавице. Смеясь, она говорила, что станет женой тому, кто сможет исполнить три её желания. Убить злое чудовище и принести ей старинную книгу монстра. И еще найти таящее загадочную силу кольцо.

— Ага. Типичный набор капризной бабенки, которая использует мужиков, чтобы злоумышлять. Небось, кольцо и в самом деле было непростым?

— Она жаждала только силы — силы, которую женщины отроду не имели, — сделал таинственное лицо Гел. — Силы, которой владели только маги. Глупая затея — пытаться обмануть богов. Но все же однажды нашелся молодой герой, достаточно сильный, чтобы исполнить эти подвиги ради красивых глаз. Он одолел страшную тварь и принес книгу, в которой содержалось много рецептов таинств по призыву сил страшных. Он же нашел кольцо. Только это кольцо принадлежало вовсе не обыкновенной смертной. Его хозяйкой была хитрая и коварная ведьма, обманувшая в свое время саму Смерть. Герой сумел договориться с ведьмой, подменив кольцо. И отдал его своей возлюбленной.

— Зря, — решил Ольмарк, кивая Тольяру. — Зуб даю, что зря. Кстати, любезный, а чего это ты говоришь без названия имен? Они-то, поди, отзывались, ну хотя бы на прозвища — Дубок там или Зяблик? Иль придумать, пока не успел?

Гел не дал себя поймать и задумался вспоминая.

— Героя звали Ратибор, а красавицу Ясена…

— Ясмина, — неожиданно поправил Тольяр. — Правильно Ясмина.

Гел и Ольмарк поглядели на него с одинаковым удивлением:

— Да ты уже слышал эту историю?

— Нет. Просто так звали мою мать, — недрогнувшим голосом пояснил парень. — Это имя расхожее среди женщин в Царстве.

— Ааа… — неопределенно протянул Ольмарк. — Ну и что там дальше было то? Или может они поженились, и жили долго и счастливо. Народили дочек, а дочки уже при стервозной мамаше постигли магию?

— О нет, господин Ольмарк, конечно же, нет. Девица Ясмина оказалась куда более сведуща в тайных науках. Не имея силы, она, тем не менее, имела живой ум. И придумала один секрет. Как обмануть законы богов. Придумала, как с помощью кольца стать сильной магичкой. Наравне с сильнейшими магами мужчинами. Молодой герой, взявший её в жены, всегда был для неё всего лишь щитом, прикрывающим от невзгод, он даже не догадывался, чем занимается его любимая. Даже скорое рождение ребенка нисколько не занимало честолюбивую гордячку — напротив она как никогда была близка к обретению могущества. И возможно обрела бы его, если бы старая ведьма не раскусила подделку. Разгневавшись, она явилась в дом Ратибора и потребовала вернуть кольцо. Но Ясмина потребовала от мужа выгнать старую дуру из дома. Вышвырнуть прочь. Или снова обмануть.

— Зря, — догадался Ольмарк. — Лучше б сразу отрубил ей башку.

— Зря, — согласно сказал Гел, прикладываясь к посудине уже не с квасом, а с пивом. — Потому что ведьма была хитра и прекрасно поняла, на что надеялась Ясмина.

«Зря, — угрюмо думал Тольяр, не в силах поднять глаз от столешницы, чувствуя, как сильно бьется сердце и, надеясь, что волнение никто не видит. — Ведь то была вовсе не старая ведьма. Ту гадину звали Астис. И она, живо разгадав, на что надеялась Ясмина, решила использовать обстоятельства. Обернуть все с пользой для себя. Равнодушно порушив человеческие жизни…»

— В ярости она прокляла Ясмину и не рожденного ребенка, сказав…

«Забирайте себе кольцо. Если оно вам важнее человечности, то в уплату сейчас я возьму за него именно то, что вам не нужно. Пользуйтесь до поры, но знайте, что вместо счастья оно принесет вам горе. Вместо могущества слабость. Вместо жизни — смерть. Таково моё обещание…»

— … и ушла сама, оставив в испуганного Ратибора с супругой…

«Если бы ушла. Она сделала вид. Затаилась, как змея в камнях, точно зная теперь, как ей использовать чужую жадность».

— … в назначенный срок у Ратибора родился сын, — понизил голос Гел. — Но он не был человеком. Проклятье превратило его в ужасное чудовище. Отвратительное страшилище. Ратибор обезумел от горя, поседев за несколько часов. Ясмина, чье сердце при взгляде на родившегося мальчика стало каменным, в ту же ночь ушла из дому. Так исполнялось проклятье старой ведьмы. В ту самую ночь она получила от кольца могущество, но оставила его по уговору в колыбели. И исчезла. Вот с тех пор-то и появляются слухи, да сплетни про женщин с каменными сердцами, в чьей власти останавливать сердца человеческие. Эти женщины ученицы бессердечной Ясмины и мстят они всему живому, ибо меняют свою человечность на знания. Только лишь ненависть к живому движет ими. Потому много зла приносят они, но главное зло еще только впереди.

— И что ж то за зло?

— Не спрашивайте меня, господин Ольмарк. Откуда могу я знать, что придет в голову злой Ясмине, если только жива она, по сей день?

— Гм, добрая сказка, — покрутил головой Ольмарк. — Пожалуй, ты заработал свою похлебку. Что скажешь, Яр?

— Брехня, — с видимым равнодушием пожал плечами парень. Лицо его горело, но в скудном освещении трактира это было плохо заметно. — Обыкновенная байка, которыми кормятся бродяги.

Гел оторвался от похлебки и неодобрительно посмотрел на одноглазого. Видно было, что мужчине не нравится слово «бродяга». Тольяр отвернулся. Рассказа вызывал желание спорить и доказывать, что там полным-полно вранья. Ну не использовала Ясмина своего мужа! Любила она его. И ребенка любила. Любила бы, если б не хитрая Астис.

Тольяра жгла несправедливость этой вульгарной байки, которую вот так рассказывают в придорожных корчмах. Даже не подозревая…

Он увидел, как пьяно покачивающийся лысый выходит во двор. Его знакомое лицо вызывало сильнейшее желание хлопнуть себя по лбу, чтобы все стало на свои места.

«Где же я все-таки его видел до этого?»

Неожиданно от одной из горняцких компаний отделился чумазый с залысиной мужик и подошел к их столу, встав за спиной Гела.

— Что, колдунчик, только байки теперь и можешь рассказывать? Ушла твоя сила?

Ольмарк непонимающе глянул на горняка. Гел поджал губы и тихо ответил:

— Какое тебе дело до этого, Сарринг? Чего ты никак не успокоишься?

— Забыл, как наслал тот ураган? — горняк был не совсем трезв и поэтому казался отчаянно решительным. У Тольяра засосало под ложечкой в предчувствии драки. — Раньше ты был куда жестче на слова и дела, — подавшись вперед, он, положил руку на плечо замершего Гела, насмешливо обещая: — Я тебе башку еще сворочу, падла.

— Шел бы ты старичок, пока есть куда идти, — посоветовал Ольмарк. — Разумеешь?

Горняк впервые посмотрел на остальных сидящих за столом и заиграл скулами:

— Угрожаешь?! Мне угрожаешь, ты…

— Осторожно, — предупредил плут. — Одно грубое слово и я отправлю тебя туда, откуда ты появился. На этой земле.

Гел, неожиданно резко развернулся и, встав, притянул опешившего горняка поближе. Шепнул с угрозой:

— А я, если не уймешься сию минуту, использую те крохи сил, что у меня остались на ураган, в котором тебя и твою халупу сметет в пропасть!

Врал, ясное дело. Не было больше сил ни у одного мага. Но ведь простой горный рабочий этого знать не мог. Потому и подался назад, бормоча что-то невразумительное. Его выпившие дружки взирали на происходящее без особого любопытства. Обычное дело — мужик захотел выпустить немного пару, но в последний момент передумал.

— Так ты маг? — спросил Ольмарк, когда задира вернулся за свой столик, опасливо поглядывая на них.

— Извините, — попросил Гел. — В прошлом я здесь немало дров наломал. Совсем не сладко им приходилось. Теперь расплачиваюсь.

— Тебе повезло, что были мы и, что твой друг был недостаточно пьян. Иначе просто озверел бы от угроз.

— Он бы не бросился, — убежденно махнул рукой Гел. — Может я и пал, но они ведь не поднялись. Так и остались злобным забитым сбродом. Потому хоть и злобствуют, но втихую. Бояться по привычке.

— Это пока нет вожака. И ненависть не стала сильнее страха.

— А плевать.

— Ну-ну. Яр ты куда?

— До ветру схожу, — объяснил, подхватывая с лавки меч Тольяр. Он заметил, как несколько человек из-за разных столов встали и одновременно пошли на выход. Те самые, что поглядывали на лысого, пока он был в заведении. Их было слишком много чтобы то, что сейчас назревало, выглядело справедливым соотношением сил.


Раскинувшийся возле самой дамбы поселок выглядел абсолютно непримечательным на фоне сотен таких же поселков. Те же беленные (у тех, кто побогаче) или деревянные (у большинства), мазанные во множестве здесь доступной глиной стены с растущими во дворах вербами, яблонями и грушами. Те же крутобокие крыши. Даже старенький весь укрытый выросшей до колен буквицей и бледно-лиловыми цветами вербены погост ничем не отличался. Качественно.

У воды возились со снастью перемазанные илом и тиной рыбаки в подкаченных до колен штанах. Где-то на пастбище мычали, лениво отмахиваясь хвостами от зло гудящих оводов и слепней коровы.

Все как везде. Кроме одного — на улице в дневную пору почти не было людей. Летом такого быть просто не могло. Нигде не стучали молотки, не звенели цепи, не ругались косари. Ставни домов были закрыты наглухо. Рыбаки у воды казались подавленными и отчаянно тихими. Причиной тому были, время от времени прохаживающиеся с хозяйским видом молодцы. Вооруженные. В центре поселка перед домом совета стояли нагруженные разной утварью и добром две повозки, охраняемые пятком разбойников. Откуп.

Алое Взгорье притихло, точно кошка в высокой траве, завидев злую собаку. Авось пронесет.

— Слыхал, что к Дубарю гость знатный пожаловал? — жуя травинку, спросил у своего товарища сидящий под раскидистой вербой Хмырь.

— Кто таков? — лениво зевнул, нагоняя сон Соловей. — От купцов, небось? Договариваться?

Соловей был в ватаге Дубаря с самого начала и считался старожилом. Знал многое из хитрого промысла лихих людей и был образцом для подражания многих пришедших позже. Его слово значило многое. И прозвище у него было замечательное. Гордое.

— Говорят от самого Грейбриса, — спешно выложил Хмырь. — Очень знатный человек. Сам. Один приехал. А конь у него…

Бандит мечтательно закрыл глаза. Он, увидев скакуна посланца, теперь страстно желал заполучить такого замечательного жеребца.

— Золотом мер пятнадцать стоит. Как три таких вот Взгорья! И главное грива у него, как тот огонь. Едва ли не пышет. А глаз, какой! Эх, конь! Всем коням конь!

За спиной хрустнула веточка. Должно быть, пошевелившийся с другой стороны вербы Соловей задел локтем.

— А посланец сам человек тоже не бедный. Я не видал, как он зашел, но Плуг говорит, что спина прямая, взгляд господский. Платье на нем золотом вышитое. Богатый. Вот ты Соловей можешь себе позволить кафтан золотом вышитый? Э?

Соловей смолчал, должно быть все-таки задремав. Мозолистая крепкая ладонь зажала Хмырю рот, прижимая к дереву и резко, но очень аккуратно провела кинжалом по тощей глотке.

Высокую озаренную солнцем траву пригнули подошвы высоких сапог. Один за одним почти незаметные в игре света и тени шли через село несколько вооруженных человек. Почти беззвучно. Они ловко прятались, завидев или услышав расслабленно гуляющих бандитов. И били в спины. Били. Резали. Тихо, придерживая падающие тела. В воздухе уже давно пролетели стрелы, пригвоздившие стоящую на околице охрану к заборам и сараям. Беспечных разбойников могли бы предупредить сельские собаки, но все они были убиты, когда поселок только-только заняли. Постоянное гавканье раздражало. Теперь его отсутствие стало для мздоимцев смертельным.

Когда заметивший торчащие из-за плетени ноги разбойник успел перед смертью в виде фатально блеснувшего перед лицом кинжала вскрикнуть, разбойники все равно были обречены.

На краях селений маячили черные стяги с алой каймой одежды почетной свиты самого Наместника. Почетной свитой считали самых отчаянных рубак Грейбриса. Матерясь и брызжа слюной, разбойники выступили против себе подобных, но куда более опытных, и отлично защищенных врагов. Стенка на стенку. Столкнулись мечи, взрываясь агрессией отчаянного боя.

Самые невезучие спотыкались, толкая под локти товарищей и получая короткие, но беспощадные удары. Натолкнувшись на плотный строй, разбойники откатились, назад оставляя на земле раненных и убитых. Фронт столкновения тут же сместился вперед, отжимая бандитов.

Их товарищей точно так же теснили с противоположного края села к центру. Там строем рубак предводительствовал нагоняющий своей невозмутимостью жуть белоликий. Узнав о приглашении Наместника, он не только не отказался, но и вызвался идти во главе строя.

С ног до шеи закованный в необычайные, никогда не виданные в этих землях, хитро подогнанные, гибкие в сочленениях доспехи Харр. Альбинос пренебрег шлемом и шел, возвышаясь среди коренастых воинов, подобно демону гибели. Его невозмутимое источающее кремниевое спокойствие лицо на фоне бранящихся и азартно покрикивающих воинов внушали суеверным разбойникам мистический ужас. Особенно страшными казались светящиеся в солнечном свете вишневые глаза.

Шагая в строю, он не сцеплялся с разбойниками, медленно тесня их назад, а ловкими почти незаметными взмахами убивал горе-воителей, переступая дергающиеся тела и очередным неуловимо смертоносным движением полосуя следующего врага. Пожалуй, если бы не необходимость держать строй он, наверное, смог бы вот так спокойно гулять среди мрущих как мухи разбойников, пробивая их защитные порядки, как игла прошивает тонкую материю…


Он стоял, глядя в окрашенное розовым небо и насвистывая какой-то фальшивый мотивчик, на поросшем чахлой растительностью краю пустого карьера, на дне которого виднелись в глине многочисленные камни. Карьер распологался прямо на задворках здешнего кабака. Кроме камней внизу виднелся всякий мусор и отходы. Туда же хозяева выливали помои. И мочились при надобности. Воин был пьяный и беспечный до безобразия. Должно быть, именно поэтому первый нападавший — бивший в спину — уже коротко крикнув, ударился хрустнувшим позвоночником о камни, а остальные только-только разобрались, в чем дело.

— Коли! — противно гаркнул измазанный в угольной пыли типчик. И первым захлебнулся кровью — лысый легко отнял шило, прикрываясь напавшим от ударов остальных, и всадил то прямиком в глаз убийцы, да так, что окровавленный конец показался из затылка.

Перехватив руку следующего напавшего, громила, взял чужой подбородок и с нечеловеческой силой рванул в сторону. Хруст позвонков возвестил прочих, что их осталось трое.

Именно в эту секунду сзади на них напал Тольяр. Налетел, как весенний вихрь, убивая вооруженных ножами и стилетами дилетантов. Только один из всей компании оказался способен держать удар. Странные глаза зеркального цвета. И отвратительно быстрая реакция. Длинные ножи со сдвоенными лезвиями так и мелькали перед глазами, с чудовищной точностью подставляемые под удары меча.

Клац! Тольяру показалось, что у него вылетела половина зубов. Голову запрокинуло назад — в солнечное сплетение последовал тычок костяшками пальцев, уронивший его на спину. Но добивающего удара не последовало — лысый, воспользовавшись шансом, обхватил врага сзади за шею. Сила у него была просто поразительная — зеркальноглазый просто затрещал. Лысый, рыча давил медвежьей хваткой и тряся врага, как соломенную куклу. Зеркальноглазый, точно и не испытывая боли, методично старался выкрутиться, отчаянно дергая руками с оружием. Недолго.

— Не любят тебя, приятель, — откашливаясь, подметил Тольяр, не без труда поднимаясь на ноги. Массируя ушибленный участок. Лысый взял чуть дышащего зеркальноглазого и, подтащив за воротник к краю, просто скинул в карьер. Следом отправились его сообщники.

— Наверно есть за что… Гуно. Тебя ведь зовут Гуно?

— Наверно, — Весельчак глядел на неожиданного помощника без особенной приязни. — Это был простой привет.

— В таком случае у тебя не слишком хорошие друзья.

— Какие есть, — здоровяк, не поблагодарив, прошел мимо Тольяра и направился к кабаку. Не очень-то вежлив он был.

— Эй, хоть спасибо скажешь?

— Я не просил помогать. Спасибо тебе скажут другие их подельники, идущие за мной следом.


Начавшаяся суматоха и шум застали разбойников врасплох. Они, сжимая оружие и напряженно вслушиваясь в шум, ожидающе глядели на вожака. Как и Наместник, имеющий необычайно довольный вид.

Дубарь надо отдать ему должное не растерялся. Грянул кулаком и рявкнул:

— На улицу бегом! Живо!

Когда зал опустел, вожак разбойников молчал, слушая звуки боя.

— Быдло, — тихо сказал, подпирая подбородок кулаком Наместник. — Крестьянский скот. Вы что себе возомнили? Вчера втихаря дергали овощи с чужих огородов, а сегодня решили, что можете грабить моих людей? Допустили в свои дырявые чурбаны мысли о господском столе?

— Неожиданно, — признал Дубарь. — Хотя если задуматься то вполне закономерно.

— Все же вряд ли ты мой сын. Много думаешь, — говоря это, Наместник ловко откинулся назад, переворачивая табурет и уходя за пределы досягаемости сабли. Дубарь разъяренно крича, прыгнул на стол и, оттолкнувшись башмаком от края, напал. Наместник встретил его подхваченным с другого стола тесаком для резки мяса. Блокировал, подходя так близко, чтобы не дать возможности сделать второй замах.

Рука Дубаря скользнула за пояс, вынимая из раззолоченных ножен инкрустированных рубинами кинжал с листовидным лезвием. Рукоятью сабли он двинул Наместника в плечо, рассчитывая отбросить — тот лишь крякнул и ответил кулаком в грудь. Клинок полетел на пол, на него наступила нога Эйстерлина. Согнув руки с ножами в локтях, они бились в отмашку короткими экономными движениями. Более опытный Наместник почти тут же подловил Дубаря и глубоко прорезал ему кисть. Главарь разбойников с криком отпрянул, чтобы, потеряв рассудок от ярости, метнуться прямо, завертевшись волчком в попытке вернуть себе саблю. Роняя на пол кровь. Молодости свойственна самонадеянность. Удар, сцепка, удар, удар, блок, сцепка. Неожиданно пол дрогнул и прянул вверх, властно притягивая к себе отяжелевшее тело разбойника с вбитым повыше колена ножом.

Сабля ультимативно уперлась в незащищенную шею.

— Щенок, — сплевывая на пол, выругался Эйстерлин. — Наглый самоуверенный гаденыш! Мало держать в руках нож, им еще надо уметь пользоваться. А не только хлеб резать.

В дверь вошел незнакомый Дубарю человек в забрызганной кровью кольчуге. Он прижимал к потному лицу тряпку, обмакивая кровь из пореза на лбу.

— Алое Взгорье наше, — доложил он, преданно глядя на Наместника.

— Как посол? — небрежно поинтересовался, не сводя с лежащего на полу человека глаз, Наместник. — Блюет поди?

— Никак нет. С вашего позволения… он вел один из атакующих отрядов. И убил человек двенадцать сам, даже не поранившись. Толковый вояка. Да и доспех у него, охранительским усопшего Дракона не уступит. Редкая штучная работа.

— Кто бы мог подумать. Альбинос, надо думать тоже штучная работа.

— Папаша, может, встать позволишь, раз уж все, по-твоему? Мне неудобно, эта железяка в ноге мешает. Больно.

— Заткнись, щенок.

— У нас там семь человек пленных. Недобитки. Что делать прикажете? В колодки и на рудник? Или показательная казнь?

Наместник заговорщицки подмигнул Дубарю:

— Как мне поступить с крестьянами, вышедшими на большак грабить? Э, щенок? Как бы ты поступил?

— Папаша, поцелуй меня в… — острие вжалось в кадык, прерывая очередную дерзкую фразу. Наместник же склонив голову на бок, с видимым удовольствием обозревал, как бравада оставляет Дубаря.

— Взявши оружие, щенок, эти крестьяне посягнули на мой лен. Голозадые решили, что могут оспорить мое право. Бросили мне вызов. Стали, стало быть, преступниками. А с преступниками закон повелевает поступать жестоко — чтоб другим крестьянам было неповадно.

— Я так и понял, папаша, что на людишек тебе плевать, — выдавил из себя Дубарь, боясь пошевелить головой. Наместник засмеялся:

— Причем здесь людишки? Их место у сохи, ибо такими рождены. Травоядная сыть. Но вы… Варден, что с моими псами?

— Как вы и требовали. Доставлены. Не кормлены.

— Пленные мне ни к чему. Я обещал Когтю славную поживу. Захваченная чернь подойдет в самый раз. Исполняйте и позвольте нам с обнаружившимся бастардом договорить.

— Все ясно, — служивый удалился, а Наместник снова обратил внимание на Дубаря:

— Собственно я мог бы дождаться пока мои любимые песики начнут рвать это быдло, чтобы ты послушал, но думаю это напрасная блажь.

— Неужели… ты убьешь собственного сына?! Я ведь просто хотел обратить твое внимание… не прозябать в гнилом селе, отец.

— Обратил, — хмыкнул Наместник. — Доволен? Не хотел прозябать, говоришь? Тогда какого же блазеня, ты щенок, бросил мне вызов?! Сам выбрал свою судьбу и нечего теперь пенять!

— Отец! — отчаянно воскликнул красноволосый разбойник. — Я же хотел только…

— Повторяю, щенок. Мой сын это тот, кого я признаю, а не всякий плод моего семени. Кроме того, я не люблю, когда моё имя треплют чужие языки, всячески к нему подмазываясь и рассказывая каждому встречному поперечному о своём родстве. Запомни это на будущее… которого у тебя нет.

Не слушая испуганных оправданий, Наместник рубанул Дубаря по шее, отделив голову от тела одним ударом. Довольно осмотрелся, выискивая, нет ли где на одежде кровавых пятен. Улицу огласил собачий лай и нетерпеливое ворчание зверей.

— Обойдусь без очередного наследника. Пущай солдаты полюбуются, — с этими словами Наместник поднял за волосы голову, мельком заглянув в оскаленное лицо и бросив саблю рядом с трупом, пошел наружу.

… Уже слушая восторженные вопли своих воинов, высоко вздымая трофей, Наместник вдруг заметил странный взгляд, брошенный на него молча стоящим в стороне альбиносом. Посланец острова Харр глядел с недоверием, точно до последнего не верил, что Эйстерлин решиться на… он будто знал. Недоверие мешалось с появившейся на бледных губах змеиной улыбкой.

После всего, когда пленников уже отдали на растерзание псам на глазах у согнанных со всего поселенья жителей, к Наместнику подошел Варден. Воин был не на шутку встревожен.

— Господин. У нас огромная неприятность. Опасность.

— Что такое?

— Возле поселка дозорные заметили огромный отряд чудовищ. Тех, что зовутся слугами Мракогляда.


Величие акведуков и белых фонтанов, исполненных в форме сказочных существ и полулюдей, притягивало восторженный взгляд не меньше величественных храмовых портиков, колоннад и периптеров воздвигнутых в честь грозных богов Эрца. Белый цвет фасадов зданий и сооружений, стесненных полуколоннами, эркерами и кариатидами, только подчеркивался яркими цветастыми накидками местных жителей.

Здешняя мода предлагала носить особого пошива тоги — впрочем, достопочтенные граждане Эрца позволяли себе и самые обычные рубахи или просто оголенные торсы. Начало осени здесь было очень жарким. Здешние мужчины с бронзовой от загара кожей, преимущественно коротко стриженные носили на головах обручи и обувались в сандалии. В общем, нисколько не походили на бородатых крепышей Царства или мало опрятных островитян.

Напротив, удивительной для меня оказалась щепетильность местных в области личной чистоты и внешности. Каждый достойный гражданин Эрца готовился к хлопотному дню так, как у нас к парадам не все готовятся. Омовения, втирание масел, сияющая чистотой одежда. Мужчины следили за собой не меньше женщин, а в чем-то даже и больше.

Реваз при виде прохаживающихся по мостовым атлетов скрежетал зубами и искал, куда бы плюнуть. Следящая за порядком стража содержала город в полнейшей чистоте.

— Подумать только, а ведь Каллигрум не входит даже в пятерку крупнейших городов Эрца. Что же там? — дивился я.

— С вашего позволения я выскажу, что думаю. Там, небось, уже мужика от бабы не отличишь, — вмешался мой охранник. — Вы поглядите только на этих вот… как они себя ведут. Мужчина, а тем более воин не должен так собой заниматься.

— Зато здесь почти все мужчины воины.

— А еще умеют читать, писать, умно говорить и выглядят как придворные куртизанки. Э нет Великий Дракон, они могут себя считать воинами, но только сдается мне, и тренируются они только затем, чтоб мышцами друг перед другом хвастать.

— К твоему сведенью эрцовы пехотинцы мечники и копейщики считаются лучшими знатоками группового боя. Они знают десятки построений и вымуштрованы, так как не снилось даже империи Ван. А эта их внешность является залогом того, что чужаки сразу становятся видны.

Наша четверка, в самом деле, бросалась в глаза. И не только своей грубой льняной и кожаной одеждой (я не соглашусь примерить их тоги даже за половину сокровищ Эрца). Не вписывались мы в плеяду здешних культурных гениев, обрывки чьих разговоров достигавшие моего слуха повергали в дикую тоску.

— Позавчера Агрий выиграл соревнования лучников, его удостоили…

— … лиловые побеги редчайшее произведение искусства, чья прелесть недоступна…

— … отбили его лик в мраморе на Плитах Величия…

— … с Треножной улицы, добавил в городскую коллекцию новую скульптуру, весьма…

Каждое слово звучало с достоинством. Каждый жест они старались делать показательно, на публику. Здешняя норма поведения меня ужасала. Наверное, они даже своих шлюх чем-нибудь награждают, чего-то там удостаивают и где-то там вылепливают из глины. О войнах они говорили, чуть ли не как об искусстве.

— Я не представляю себе этих красоток в хитонах с оружием на поле брани, — кисло добавлял Реваз. — У них, наверное, есть площадки для битв? Эдакие обнесенные стенами мраморные поля, куда собираются армии, чтоб не дай их боги не запачкаться. Зато теперь ясно отчего эти вояки никогда не ходят в завоевательные походы — везде кроме их Эрца все слишком грязно и вонюче. Бояться запачкаться или задохнуться. Или стать похожими на нас.

По счастью вся эта странная манера жизни в основном относилась к старшему поколению Эрца. Молодежь, как и везде, позволяла себе привносить в скучно-напыщенный уклад жизни толику вздора. Дети шумели, кидаясь в прохожих камешками, молодежь веселилась.

— Кто у них убирает на улицах? Кто метет? — продолжал глумиться Реваз. — Метла ведь вредна для их тонких нежных пальчиков!

— У них, между прочим, узаконена работорговля. К рабам все эти прелести культуры не относятся. Да и чужаки, которых здесь живет достаточно, с удовольствием работают на их благо. Иногда они, кстати, воюют — как правило, между своими городами. Победившая сторона забирает пленников проигравшей и заставляет платить выкуп или отрабатывать.

Реваз загоготал, привлекая недоуменные взгляды местных жителей.

— Ага, стало быть, воюют только чтоб найти тех, кто будет убирать их отходы?!

Плетущиеся позади Драконьи Призраки Мален и Келоан довольно ухмыльнулись. Мозолили местным глаза мы уже четвертый день. Каллигрум принял нас с помпезным великодушием, солидно облегчив кошели. Каллиграф нашелся в первый же день — его не пришлось долго искать, и уже третий спрошенный обладатель белого хитона с удовольствием объяснил, где найти «академию». Так называлась школа, где Каллиграф учил своих последователей магии и философии.

Кажется, мой маленький просчет, лишивший весь мир магии, никак не сказался на распорядке занятий в этом странном заведении. Не факт, что они заметили за своими длинными умными беседами, что не могут больше практически ничего. Должно быть сильно влияла философия.

Узнав о моем приходе, Каллиграф сразу согласился меня принять. Но сперва, прислал ученика, который сообщил, что его наставник освободиться только через три дня. Конечно, я был недоволен. Конечно, я начал прикидывать смогут ли три Драконьих призрака взять академию штурмом или хотя бы под покровом ночи приволочь мне этого великого мага с мешком на голове. Да только вовремя одумался.

Теперь вот гулял по городу, любуясь видами, и втайне весь дрожал от нетерпения. К счастью всему когда-то приходит конец. С минуты на минуту нас должен был встретить посланник Каллиграфа.

— Тоска у них здесь зеленая, — разглядывая мраморные дворцы, пробормотал я. — Как они живут? Взять им, что ли поджечь что-нибудь.

Последнее я сказал в шутку, но по лицам Призраков понял, что они были готовы сию секунду исполнить указанное. Им ведь тоже скучно.

— Взять штурмом городские бани и поставить город на колени в два дня, — предложил Реваз. — Я готов рискнуть, Великий Дракон.

На счастье к нам вдруг подошел молодой парень лет пятнадцати с необычайно серьезным лицом:

— Ваше имя Грай?

— Иногда, — почти беззлобно отреагировал я на принижение своего достоинства. Хотя какое это принижение, если я сам с каждым днем все сильнее утверждался в мысли, что Дракон Триградья все-таки погиб. Чем еще объяснить весь происходящий в Триградье бардак.

— Наставник просил меня сопроводить вас. Он освободился и теперь ждет.

— Замечательно, — вздохнул я. — Мален, Келоан. Возвращайтесь к дому. Там и ждите пока, а мы с Ревазом пройдемся в гости к мастеру Каллиграфу.

От меня не укрылось, как дернулся уголок рта мальчишки, когда я назвал его наставника «Каллиграфом». Запомним на всякий случай, что ученики этого прозвания не любят. Хоть я и не понимаю, что в нем такого.

Драконьи Призраки молча отошли. Мы с Ревазом проследовали за прытким проводником. Улицы Каллигрума меня почти пугали — никто не толкает, не орет, не браниться. Некому плюнуть в рожу. Люди не смотрят с раздражением, как будто обвиняют во всех своих неприятностях одного тебя. Жуть. И как они здесь живут? Схожего мнения придерживался и Реваз, чья решимость наступить на длинный подол чьей-нибудь тоги витала в воздухе перед нами так густо, что граждане невзначай обходили нас стороной. Или им просто не нравился исходящий от нас запах. Ученик великого мага привел нас к одноэтажному домику с тонкой оградой и зеленым садиком.

Туда где возле входа стоял истуканом тощий привратник в черном хитоне, а в саду сидели полукругом молодые люди, живо обсуждая непонятные для меня вещи. Перед домом вьюнош остановился и попросил Реваза ждать, мне же указал на вход:

— Наставник готов говорить с вами, но помните, что этот разговор опасен. В первую очередь для вас, ибо, чем бы он ни окончился, вы уже не станете прежним. Вы не станете смотреть на свою беду как прежде.

Ха! Что ты знаешь о моих бедах, пацаненок, пытающийся выглядеть мудрым не по годам. Философия видимо тлетворно влияет на неокрепшие умы.

Что ж. Шагнем в неведомое.

— Добрый день, — сказал я, входя в пустую комнату, где на плетеной циновке меня ждал в расслабленной позе молодой мужчина. По виду лет семнадцати. Ну-у чего-то такого я и ожидал.

— Каллиграф?

Мужчина нервно улыбнулся и сделал приглашающий садиться жест. Напротив него располагалась такая же циновка. Ох, ты ж мать моя Тьма! К чему весь этот официоз, прикрытый аскетической простотой?

Принимая правила игры, я разулся и умостился на циновку в точности, хотя и не без труда копируя позу собеседника. Тяжелее всего было сложить ноги.

— Великий Дракон Триградья? — спросил он загадочным чуть дрогнувшим баритоном.

— О, можешь называть меня просто, Грай, — тоном долженствующим означать «не вздумай» разрешил я.

— Ты пришел, чтобы узнать мучающий тебя ответ. Узнать с чем ты столкнулся. Что за сила в одночасье перевернула твои представления о мире и заставила скитаться в поисках ответа. Так?

— Давай прекратим это занудство. Я пришел, потому что кое-кто подставил меня кое-кому, благодаря чему мне едва не оторвала голову одна милая дамочка, которой теперь хочу оторвать голову я. Свои сакраментальные ответы оставь для пацанов.

— Ладно. Как скажешь, Грай. В таком случае ты ведь не откажешься узнать, что за «милая дамочка» тебя проведывала?

— С удовольствием.

— Это будет долгая история, — интригующе пообещал великий маг, выглядящий как обычный отрок. Я настроился на худшее.


Загрузка...