История Темного Властелина

Глава 14

— Пришел в себя, — констатировал низкий с хрипотцой голос, подтверждая свою догадку сильными хлопками по щекам. Ясное дело не по своим. Тольяр мысленно досчитал до пяти и открыл глаза, чувствуя как ломит в затылке, а к горлу подступает дурнота. Картина, открывшаяся взгляду была настолько паскудной, что парень предпочел тут же зажмуриться. Небритая рожа, щерящая свои желтые зубы в чем-то напоминающем приветственный оскал. Стягивающая соломенные волосы на лбу зеленая повязка была откровенно замусоленной. Но хуже всего выглядели глаза. Зеркальные омуты, отражающие сбитое в кровь лицо. Особенно гадко они выглядели для второго Тольярова глаза. Пустые впадины, покрытые серой коркой коросты.

— Что голубь, плохо? — участливо поинтересовался зеркальноглазый. — Качает? Тошнит? Руки затекли? Терпи. Уже не долго осталось.

— Мы куда-то едем? — теперь Тольяр сообразил, что укачивает его не только из-за падения с лошади. Они были в повозке.

— Едем-едем, — зеркальноглазый сел и с удовольствием вытянул ноги. — Приехали почти. Ты глаза-то закрытыми не держи. Не поможет.

— Помогает, — возразил Тольяр, украдкой пытаясь нащупать пальцами стянувшие запястья узлы.

— На совесть вязали, можешь не волноваться, — беззлобно заверил его собеседник. — Ты приятель, не нервничай. Самое большее, что мы с тобой сделаем, так это шкуру спустим. Если придется.

— Вот спасибо, — тошнота от качки вызывала нездоровое томление в груди. То самое что бывает перед спазмами рвоты.

— Дыши, — посоветовал зеркальноглазый и обратился к кому-то кого Тольяр пока не видел: — Крыс, ты б подал нашему другу водички. Вишь как ему плохо.

Тольяр осторожно открыл один глаз.

— Плохо? — с нескрываемой ненавистью переспросил, сидящий на краю повозки силуэт. — Да он Палю и Сивого пришил! А ты с ним панькаешься, может еще фазанов ему подать?

— Скажу — подашь, — усмехнулся зеркальноглазый. — Ты б, Крыс, поменьше задавался вопросами тебя не касающимися. Оно ведь вредно для пищеварения. В том смысле, что пищеварение твое может запросто прекратиться. Пресечься вместе с дыханием.

Крыс неохотно встал и, сняв с пояса бурдюк, придвинулся к лежащему на животе Тольяру. Ткнул горлышко под самый нос и не удержался от зубовного скрежета пока парень пил.

— Как тебя зовут? — спросил, напившись Тольяр, глубоко вздохнув ртом. Зеркальноглазый кажется, немного удивился:

— Баллардо.

— Спасибо, Баллардо. Что дальше?

— А дальше… — телега, конвульсивно дернувшись, встала. Крыс, словив взгляд старшего перемахнув бортик куда-то помчался. — Мы приехали. Сейчас тебя будут спрашивать, а ты станешь отвечать. Перед тем как врать или злить того, кто будет спрашивать помни, пожалуйста, что тебя охраняют четыре человека. Эта четверка в простонародье именуется Крысами. Знаешь кто они?

— Грабители, мародеры, убийцы, разбойники.

— И еще насильники время от времени, — подхватил Баллардо. — То есть личности очень проблемные и весьма неуравновешенные. По своему даже сентиментальные. Так вот — ты, не подумавши, убил до смерти двух их товарищей. Наверное, любимых все той же сентиментальною братскою любовью. Как только ты начнешь крутить носом и строить из себя девочку, ты сразу перестанешь быть интересен нам. Мы просто развернемся и уедем. А Крысы останутся. Разумеешь?

— Еще бы, — невыразительно булькнул Тольяр.

В этот момент ему в голову пришло, что весь этот его потасканный неопрятный облик бывалого грабителя совершенно не вяжется с грамотной речью интеллектуала. Из чего выходило, что тип еще опасней, чем кажется — рубака с мозгами всегда опасней.

— Что-то ты не весел, голубь. Зря. Надо жизненные трудности с радостной улыбочкой воспринимать, — зеркальноглазый подал пример. Заметил состояние парня и встревожено спросил: — Совсем худо?

— Ага… — ответил Тольяр и скорчился в сильнейшем рвотном спазме. Баллардо едва успел отскочить, почти не запачкав башмаков. Помолчал, глядя на содрогающегося парня, извергающего на дно телеги свой обед.

— Телега тоже принадлежит Крысам. Имей это в виду.

— Я понял. Уже не впервой.

Тут их разговор прервался — подскочил взъерошенный Крыс, вцепившийся пальцами в доски:

— Едет!

— Ну, раз так то выгружайте хлопца.

— Подаааааайте на пропитание! Подаааайте на пропитание!

В моей жизни за последнее время произошло множество перемен. Нежеланных и негаданных. Меня предавали и унижали. Меня били и игнорировали. Подумать только. Меня! Носившего имя Великого Дракона Триградья.

Сегодня я уже почти привык к обращению «мастер Грай». Даже сопровождающие меня Драконьи Призраки — люди верные до последнего вздоха — на людях все чаще обращаются ко мне так. Пафосное «Великий Дракон» кануло в лету.

Вместе с ним исчезли моя сытая уверенность в себе и вера в безукоризненное исполнение всех замыслов. Каждый день бросает вызовы — мне приходится думать не только о себе, но и обо все тех же Призраках.

А еще… нет, это положительно невозможно! С одной стороны надрывается этот грязный нищий оборванец, с другой…

Жуууух. Жууууууух.

— Что это ты делаешь? — спросил я у неброско одетого паренька, который с остервенелым упорством пытался нанести орнамент на деревянный брус. Вернее это он так считал. — Не говори. Я уже и сам понял. Ты издеваешься.

— Вы о чем?!

— Кто так делает?

Моё сердце тонкого ценителя древесных дел обливалась кровью, глядя на корявое безобразие выходящее из рук пацана. Он же, не ожидавший обращения от совершенно незнакомого человека, сперва оторопел. Потом в ответ попытался огрызнуться:

— Если такой умный сам попробуй!

— Легко, — ответил я, определившись, что если не дождусь посыльного от Оплеталы то хоть потешу сердце своей излюбленной забавой. — Дай сюда, неумеха!

Отняв инструмент у вконец опустившего руки парня, я оглядел результат возни и пренебрежительно хмыкнул. Ну да, ну еще бы. Заготовка испорчена. С одной стороны точно. Ладно, есть ведь и другая. Перевернув неудачливым изображением полевых цветов вниз, я с удовольствием примерился к бруску.

— Смотри сюда. Вот так надо, — руки привычно начали стесывать, срезая тонкие дужки стружки. — Не прямыми, а косыми. И нежнее.

Давно не бравшись за это развлечение, я с удивлением понял, что долгий перерыв где-то даже пошел мне на пользу. По крайней мере, в руках неожиданно появилась зудящая легкость, ускоряющая движения.

— Подааааайте на пропитание! — снова подал голос нищий. Эта прохиндейская скотина уселась возле городской стены почти час назад и теперь дерет горло. Судя по равнодушно гуляющей мимо страже, положенную мзду замарашка уже успел сунуть. Ох уж это взяточничество. Казалось бы, город, который находится на границе между Эрцом и Триградьем и должен впитывать в себя больше культуры Эрца.

— Э-э, я понял, мастер. Можно я продолжу? — уже с куда большим почтением попросил пацан. Ага, сейчас!

— Подожди. Если уж взялся делать что-то сам, делай до конца. Или не берись совсем, — увлеченно обтесывая, отмахнулся я, поделившись житейской мудростью.

На глазах у подмастерья столяра или кем там был этот парень, в моих руках рождался не просто узор. Я создавал вытканное на гладкой древесине полотно. Барельеф. Достойное занятие покуда Призраки заняты поиском средств к дальнейшему существованию.

— Вот так вот, — пробормотал я, подув на вышедшее из рук изделие. — Учись, простенько конечно, но на скорую руку сойдет.

— Эт-то что еще такое?! — из лавки рядом вышел сухопарый загорелый резчик. Отдавший нерадивому ученику простенькое задание он появился, чтобы посмотреть на исполнение. И что же он увидел? Незнакомого мужика с мрачновато-небритым лицом и испещренной резьбой дощечкой.

Я молча протянул ту резчику, демонстрируя свой скромный труд. Резчик рефлекторно взял. Быстро глянул. И у него при одном лишь взгляде на изображение удивленно вытянулось лицо. Ну да, многого я сделать, просто не успел. Так очертания.

Резчик недоверчиво прощупал узор пальцами. Оглядел со всех сторон, неопределенно цокнув языком. Его ученик, уже изготовившись к брани, обиженно вякнул:

— Мастер Энкель, я как раз делал эдельвейс, когда этот господин…

— У кого вы учились? — вертя в руках брусок, с уважением спросил резчик, не обращая на парня никакого внимания. — Оч-чень интересная манера. Дайте-ка подумать Бварвин из Грейбриса? Похоже. Или Достамар из местечка Квирр? Нет? Странно, глядя на исполнение, я мог бы… та же привычка быстрого «набора», ну вы понимаете. Пожалуй, это Лесосвет из Полумьяного. Чувствуется мастерство. Что нет?

Он взглянул мне в глаза, усиленно вспоминая. Никогда не думал, что похвала обычного ремесленника будет приятна мне, Властелину! Не от того ли, что она была искренней.

— Вы ошибаетесь, мастер Энкель. Меня никто не учил. Это следствие детских увлечений.

— Самоучка? — еще сильнее удивился резчик. — Невероятно, — он бросил еще один взгляд на узор. — У вас талант! Кстати как вас зовут?

— Эээ, Грай. Мастер Грай.

— Замечательные способности, мастер Грай. Вам бы немного отшлифовать кое-какие моменты и… ну и характер резьбы сделать другой.

Он улыбнулся, добавив:

— Уж чересчур все… гротескно.

Я недоуменно посмотрел на очертания огромного дракона сжигающего в пламени несколько человеческих фигурок. У одной — чья голова по замыслу еще не была поглощена огнем — была пышная борода и впечатляющий ястребиный нос.

— Нормально, по-моему.

— Паааааадааааааайте на прааааапиииитаааааниииие! — на новый лад завел свою отвратительную песенку попрошайка, прицепившись к какому-то умудренному жизнью старцу с лицом мудреца. Мудрец ответил вздорной бранью, продемонстрировав окружающим замечательную мудрость житейского характера.

— О, этот стиль чересчур помпезный, — с видом взрослого что-то втолковывающего малышу принялся пояснять мне резчик. — Ну, где вы сейчас встретите горожанина, который пожелает украшать свой дом такими вот мрачными поделками? А этот глупый дракон!

Я тупо уставился на драконью морду.

— Нормальная драконья физиономия.

— Вы видели драконов? — с веселой подначкой установил резчик, помахивая брусом.

— Сам был, — скромно признался я.

— Ха-а-ха-ха! Шутите? Ну так вот — дракон сейчас уже не интересен. Тогда уж лучше под заказ голых баб резать на шкафах. Некоторые платят за такое вот искусство более чем достаточно. Сами ведь понимаете особенности времени — женскую задницу многим видеть интереснее, чем драконью морду.

— Да вы что? — неприятно поразился я известной истине.

— А то, как же. Вы, судя по неопытности в области гм… репертуара, не ремесленник в полном смысле слова. Чем-то занимаетесь?

— Охочусь за всемогуществом, знаете ли, — я решил, что врать такому милому человеку не стоит. Тем более что подслушивать здесь вроде некому. Да и кто станет подслушивать в этом раздолбайском приграничном городке, где даже шпионы наверняка не знают, кому служат.

— Маги есть зло и скверна! То, что они лишились сил кара небесная! — неподалеку от нас, видимо на соседней улице шумел, надрываясь, проповедник какой-то новой религии. — Велика их гордыня! Не хотят они смириться с уготованной участью и строят козни простым людям! Слушайте все! В городах и весях, в деревнях и на погостах маги сеют лихо! Они приносят в жертву детей и пьют кровь, надеясь вернуть себе могущество!

— Что там такое? — удивился я, обратив внимание, что некоторые горожане, услышав патетические возгласы, сворачивают на звуки голоса. Резчик зевнул:

— Какая-то из новых религий. Будоражат народ, поднимают против магов. Говорят, маги тайком убивают людей, приносят в жертву. Вроде бы уже в нескольких городах случались стычки.

— Ясно, — ничего удивительного для себя я не услышал. — Люди-то как реагируют?

— По-разному, — резчик посерьезнел. — У нас на прошлой седмице двоих ребятишек лет пяти в колодце утопили. Кто это мог сделать?

— Да кто угодно.

Мастер многозначительно хмыкнул:

— Вот именно. А маги… ну да ладно, — он почему-то не захотел продолжать и вернулся к старой теме. — Стало быть, вы мастер Грай, наверное, поэт или менестрель. Сказки, песни?

— Где-то так.

Энкель щелкнул пальцами и взял меня за руку:

— Вы ведь, поди, утомились здесь стоять на мои вопросы отвечать. Как бы вы отнеслись к приглашению скромного ремесленника разделить трапезу? Поговорить о тонкостях вашего увлечения?

Согласиться? Послушать про особенности резьбы, полюбоваться работами этого Энкеля, заодно расширить познания в области репертуара. Предложение неплохое.

И тут я увидел, как в начале улицы мелькнули знакомые лица. Взял ремесленника за плечо и с самой большой благодарностью в голосе, на которую только был способен, принялся объяснить:

— С огромным удовольствием, мастер Энкель, я бы принял ваше предложение. Вы хороший человек. Мне, в самом деле, интересно узнать побольше о ремесле, которым я занимаюсь скорее из любопытства. Особенно меня занимают вопросы канонического изображения гротескных персонажей — здесь как вы, верно, заметили, есть отпечаток моей профессии. Дело в том, что как раз в эту минуту сюда направляются мои спутники. Они где-то полчаса назад наведались к местному барахольщику по прозвищу Дукат — за страсть к этой денежной единице. Однажды я проявил неслыханную щедрость и занял Дукату и еще трем десяткам подобных ему ловкачей большую сумму денег на аферу. Смысл этой аферы пусть останется между ними и мной, но так уж вышло, что долг у Дуката я в свое время забирать не стал. Деньги должны работать. Сейчас мне деньги нужны. Но в связи с тем, что Дукат жадный сквалыга и всегда норовил уйти от кредиторов я могу предсказать, что моим спутникам пришлось разгромить его лавку лицами его охранников. Возможно, даже сломать ему пальцы на левой руке. Он левша. А еще у него по слухам половина этого городка с ладошки ест. И он вполне может в духе собственного подлого характера натравить на нас своих прихлебателей. Начиная от стражи и заканчивая старьевщиками. А это значит, что я вынужден отклонить ваше щедрое предложение. Но замечу, что если мы встретимся в более спокойной обстановке я с удовольствием с вами выпью.

— Подаааайте на пропитание! — исчезнувший с глаз долой попрошайка снова напомнил о своем присутствии где-то поблизости.

Оставив позади растерявшихся мастера и ученика я с независимым видом пошел прочь, не оглядываясь. Быстро. Драконьи Призраки, тем временем лавируя в людском потоке и обходя лужи помоев, приближались. Вперед, как диктовала нескончаемая толпа прущего в поисках удовлетворения инстинктов народу, я не пошел. Проигнорировал манящую в душной атмосфере прохладу проулка — свернул направо. Возле утлой деревянной будки с заколоченными дверьми при стене, за которой сейчас, сжавшись в грязный комок, прятался нищий, я остановился. Городская стена в этом месте удивительно сильно воняла мочой. Поискал мелочь, но к своему удивлению нашел только полновесный золотой за подкладкой. Забыл про него.

При виде вожделенного блеска глаза нищего увеличились раза в два, а рот открылся готовый породить оглушительный рев борющегося за добычу леопарда.

— Не разменяешь? — спросил я. — Подкопил мелочишки за день?

Глаза нищего превратились в две щелочки, и он дрожащим фальцетом выдал:

— Подааайте бедному калеке.

— Знаешь, что тебя выдало? Переигрываешь больно. И глаза чистые. Нет в них вселенской скорби. Дальше будешь притворяться или поговорим?

— Я ждал пока вы изволите обратить на меня внимание, — с достоинством которое было бы сложно заподозрить в пропойце и кабацкой голи пояснил нищий. — Не я один, между прочим. С утра за вами таскаюсь, и успел кое-кого заприметить.

— Хм. Очень интересно. Кого?

— Это не входит в стоимость моих услуг, — хитро улыбнулся нищий.

— Золотого хватит?

— Разве только на пару предположений.

Я без сожалений «скормил» последний золотой бродяге, предварительно оглянувшись. Призраки прошли в пяти шагах под аркой превращающей улицу в длинную извилистую змею. Меня они, как и положено «не заметили». Я тоже «не заметил» увесистой сумки на плече Малена.

— Пасут вас, Великий Дракон. Пасут, как я понял давно. Скользкие типы. И много, что достаточно тревожно. Из тех, что чаще всего вокруг вас ошивается, могу вам смело назвать сапожника, с которым вы сегодня лбами столкнулись. Сейчас вас тоже ждут. Но ждут, думая, что вы отошли отлить, — бродяга рассказывал это, занимаясь самым естественным для себя занятием. Ловлей блох на грязной одежде.

Я вспомнил самого обычного неуклюжего выпившего мужика наступившего мне на ногу и получившего заслуженный пинок, но нисколько не обидевшегося. Как назло вспомнилось все — манеры, голос, одежда. Но не лицо.

— Ладно. Что-то еще?

— Золото ваше, — бродяга взял монету на ладонь и сделал хитрый жест, окончившийся исчезновением дуката. — Кончилось, золотишко. Еще подкинете?

— Извини.

— Извините и вы. Теперь о деле, — попрошайка украдкой огляделся по сторонам. Единственными подозреваемыми в этом закутке, находящемся в пяти шагах от оживленного скопления людей были воробьи. — Оплетала передает привет. И тоже просит извинения. За вами уже приходила одна молодая особа, по имени Велари. Она намекала на покровительство Эйстерлина. Ему пришлось вас выдать.

— Вот как? — я постарался не давать воли эмоциям. — Просит извинения, подставив под нож?

— На сей счет Оплетала просил передать, что вы первый нарушили уговор. Он предупреждал — никакой большой политики. Вы не послушали — теперь у него хватает своих проблем.

— Большая политика? — я скривился. — Что за манеры. Я просил найти двух женщин, причем здесь политика?

Нищий ухмыльнулся.

— Там где женщина всегда есть политика. По поводу женщины по имени Гвини ничего не известно.

— Отлично. Даже и не сомневался.

— Зато, — не смутившись, продолжил проходимец, засучив по грязи босыми ногами. — Нашлась другая женщина. Красивая и опасная. Обольстительная и таинственная. Очень разная. В самых разных местах встречалась она самым разным людям. Разная настолько, что можно было бы подумать — речь идет о разных женщинах. Но у неё всегда два одинаковых атрибута. Предметы гордости надо полагать. Золотые глаза, — я скрыл дрожь, давя в себе эмоции, просыпающиеся при одном лишь упоминании о таких знакомых глазах необычайного цвета. Нищий, видно почувствовав что-то, немного помолчал, давая мне прийти в себя. — И имя. Её имя…

— … Ива Блаженова, — надменно представилась приятная девушка, окидывая наметанным взглядом пошатывающегося Тольяра. Парню взгляд не понравился совершенно. Уж больно часто он видел такое выражение глаз у поистине гнусных созданий. Так оценивающе смотрят только опытные работорговцы, прикидывая, сколько можно выручить за эту добычу. Или того хуже — сколько добыча протянет на… скажем, каменоломне. Отвратительно. Особенно когда твои руки находятся за спиной связанные крепкой веревкой.

А в затылок смрадно дышит ненавидящий тебя лично бандит, любовно тискающий свой буздыган. А сбоку маячит, сочувственно улыбаясь некий Баллардо. Тип, про которого, как подсказывает не ко времени острая память, уже доводилось слышать. И слышать только плохое. Бандит, проходимец, сущий висельник. Эпитеты вполне подходящие, хотя и не такие уж редкие. Но к Баллардо были применимы еще два слова, выделяющие его из безликой, но вполне омерзительной армии ему подобных. Меч Саламата. Выдающийся слуга не менее выдающегося хозяина.

И присутствие здесь на поляне хвойного леса этой особы свидетельствовало о том, что сам того не ведая, Тольяр недавно расставшийся с одним Темным Властелином перебежал дорогу другому. Во многих смыслах другому. У Саламата было куда меньше пафоса и пиетета перед людьми — казнил он пореже того же Дракона. Люди для него были обычным расходным материалом.

— Ты, стало быть, и есть, добрый молодец, что так не вовремя полез удаль показывать?

— Ага… добрый…я, — согласился щурясь от огня факелов Тольяр. Девица с сомнением крутила локон черных волос на пальце.

— Зовут тебя, Тольяр.

— Да… госпожа, — он сделал усилие над собой и одними губами прошептал имя: — Гвини.

Баллардо насмешливо поглядел на девушку, выразительно выгнув бровь. Впрочем, стоило ей мельком оглянуться, как на лице зеркальноглазого снова было выражение невозмутимости.

— Знаешь меня? — голос которым это было сказано не оставил у Тольяра сомнений. Он в очередной раз сделал большую глупость. — Откуда ты знаешь это имя?

— Вы изменились. Но у меня хорошая память на голоса. И глаза.

— Постой-ка, — она потерла лоб, вспоминая. — Это… это ведь ты принес кольцо Граю? Ведь ты, да?

Он подтвердил кивком век.

— Неожиданная встреча, — признала девушка, совершенно по-новому взглянув на связанного парня. — Но я все больше утверждаюсь в мысли, что не случайная. Итак, ты намеренно помешал этим милым господам побеседовать с Гуно Весельчаком. После чего пытался удрать, чинил всяческие препоны и даже убил пару не причинивших тебе никакого ущерба. На редкость непродуманное поведение.

— Полностью согласен. Знал бы, трижды подумал, прежде чем связываться…

— Ах, оставь это лживое раскаянье. Знал бы, не знал бы. Меня сейчас интересуют не твои душевные терзания, отнюдь, — Ива-Гвини подступилась к нему, вплотную опаляя блеском своих нечеловеческих глаз. — Только одна вещь способна сейчас сохранить тебе жизнь, добрый молодец. Один правдивый и честный ответ.

Баллардо достал из-за пояса нож и, отломав у молодой елки лапу, принялся состругивать зеленые иголки. Ему очевидно совсем не интересно было, что же ответит Тольяр. Крыс за спиной, напротив аж подобрался — парню показалось, что он слышит, как разбойник мысленно просит дать хоть один повод для вмешательства.

По вечернему небу пролетела стайка соек. Наверное, поблизости было болото, ибо во всю квакали лягушки. Слышался стрекот цикад и сверчков.

— Где сейчас Гуно Весельчак. Куда он подевался? — Ива шарила глазами по распухшему от синяков лицу Тольяра, то и дело норовящему опустится на грудь. Рука с тонкими ухоженными пальцами взяла его за волосы и откинула голову назад. — Скажи где Гуно и я отпущу тебя. Поверь, мой дорогой собрат, только так у тебя есть шанс спастись. Я вообще убиваю очень неохотно. Особенно почти родственников. Ты ведь тоже не совсем человек?

Баллардо методично превращал ветку в колышек. Крытая телега с запряженной тройкой лошадей перегораживала большую часть обзора. На козлах сидел мужчина с расчесанной в две косы рудой бородой и мясистым носом. Он с аппетитом жевал добытую из-за пазухи грушу.

— Думаю, ты не отпустишь меня, почти родственница. И дело вовсе не в твоем ко мне отношении. Все ты врешь. Да я не совсем человек, но рожден таким… а ты и твой дружок с серебристыми плошками вместо глаз… вы из другого теста. Сами перестали быть людьми. Потому что в душе никогда ими не были.

Говоря, он ждал, что сейчас получит пощечину или удар, но Ива даже не смутилась от такой откровенной речи. Баллардо хохотнул, качнув головой. Гвини только улыбнулась, оценив попытку:

— Какой ты беспечный, добрый молодец. Тебе обязательно нужно попытаться достать, спровоцировать, вынудить? Это твое любимое занятие? Развлекаешься, проверяя, убьют тебя в этот раз или только поколотят? Но глазастый, этого не отнять — интересно узнать, какой ты видишь меня этим своим чудесным глазиком? Что тебе открывается?

— Достаточно много… мерзкого, — глаза закрывались, но Тольяр упорно держал их открытыми, хотя все расплывалось перед взором. — И в тебе и в нем. Вы сами пошли… под нож мясника. Не хотелось быть людьми? Слишком высокого мнения о себе? Смертоносности хотелось? Безупречности? Поздравляю… вы смертоносные и безупречные. Нелюди.

— Восхитительно, — проворковала Ива, потрепав его второй рукой по щеке и не забыв вытереть ладонь о запятнанную кровью рубаху. — Такая необычайная шутка этого мира. Нечеловеческий ублюдок рассуждающий о человечности. Причем вот так сразу вдруг. В ситуации, которая подобных разговоров не предусматривает в принципе! Я в восхищении. Но поверь, сейчас ты своей догадливостью себе нисколько не помогаешь. Напротив. Можешь представить себе со всей изворотливостью фантазии, что тебя ожидает в скором времени?

— Догадываюсь. Но, к сожалению, не знаю, где Гуно. Я бы сказал, что вмешался совершенно случайно, но вы не поверите.

— Почему не поверю? — она поддернула плечиком. — Ты только что разразился короткой, но трогающей мою романтичную душу речью о человечности. Надо думать тебе просто не хотелось видеть, как десяток нападает на одного. Ты ведь так благороден в своих порывах — прямо-таки герой легенд. Просто душка, я млею.

— Да хоть блей, я ничего не знаю про Весельчака.

— Хамишь? — подведенные тенями глаза многообещающе изогнулись. — Вот так запросто хамишь бедной девушке? Видно все же у тебя есть определенные проблемы с воображением. Неудивительно — мужчины вообще народ немного тупой. Какие-то общие родовые корни с баранами просматриваются.

— Будете резать?

— Не мели ерунды, — она пренебрежительно отмахнулась, к явному сожалению Крыса. — Такого как ты? Возможно единственного в своем роде? Я лучше отдам тебя одному близкому мне человеку. И вы с ним побеседуете о человечности.

— Это ты о нем? — в затылок впились две раскаленные иглы, но Тольяр все же кивнул на Баллардо.

— Из глупостей ты бросаешься в банальности. Нет, конечно. Если тебе интересно то человек, которому я тебя отдам…

… Итак, Саламат оказался намного дальновиднее меня. Это ж надо было исхитриться подсунуть мне в постель собственную сестру!

Это ж надо было мне быть таким идиотом! Почему я ничего не проверил? Почему мне никто ничего не сказал! Тот же Саламандра со своими магами — эта Гвини ведь не человек. Тогда кто она? Оборотень? Женщина способная к изменению внешности. Игрушка Саламата? Скорее всего, да. Творение вышедшее из его рук — он еще более безумная сволочь, чем я даже предполагал.

Я, кивнув, прошел мимо стойки, за которой сидел, с удовольствием уплетающий квашеную капусту, мужик с торчащими из-за ушей островками волос на лысой голове. Содержатель постоялого двора «У Кота-обжоры» был занят проверкой кулинарных возможностей своего кухаря. Хотя вечер был в самом разгаре, в зале сидело не больше восьми человек.

В голове медленно с жалобным и явно неохотным скрипом вставали на свои места детальки чужого замысла. Подумать не мог, что вокруг меня крутится столько чужих интересов. Саламат, очумевшая за века жизни баба-богиня, своих предателей хоть лопатой выметай. Ну что за сволочи! Почему стоило мне согласиться с общественной молвой, называвшей меня Темным Властелином под моим крылом тут же собралась разношерстая компашка живодеров-предателей норовящих перегрызть глотку друг другу или подсидеть меня! Мне следовало тщательнее проводить набор помощников — хоть турнир объявляй!

Как ни странно, но мысль о турнире на лучшую куртизанку Темного Властелина, или лучшего планировщика гадостей немного подняла мне настроение.

Похоже, что Саламат с самого начала был связан с Астис. Подсунув мне Гвини, они ждали… Тьма ничего не получается! Все вопросы упираются в то, почему именно я? Да и откуда она могла знать о моем замысле с кольцом — мало ли зачем оно мне понадобилось. Может на полочку положить. Что-то не так. Не сходиться. Как и с подброшенным мне плащом. Или плащ это все же был подарочком от острова Харр?

Почти поднявшись на третий этаж по изогнутым, местами прогнившим ступенькам я вдруг услышал внизу какой-то шум. Хлопнула входная дверь, послышались голоса. Деловые голоса. Что-то сказал трактирщик. Шаги на лестнице внизу, перемешались с испуганным возгласом и гулким шумом переворачиваемого стола. Эхом отозвались взволнованные голоса.

Дальше я ждать не стал. Бросился наверх, оттолкнул с дороги зазевавшегося служку, взлетел на этаж. В коридоре расположились трое стражников с ног до головы увешанных оружием. Вечерняя проверка? У меня ёкнуло сердце. Но в следующий миг, поймав бдительный взгляд из-под козырька шлема и поняв, что если побегу, то за мной погоняться в силу привычки — я ринулся прямо к стражам порядка. Не раздумывая и не давая им этого делать.

— Там… там бандиты! Напали на трактирщика! — без лишнего труда изображая на лице испуг, завопил я, панически тыкая рукой в сторону лестниц. — Скорее! С оружием!

Уж не знаю, было ли у них оружие, но сыграть обычного горожанина у меня получилось на ура.

— Скорее, господа, они поднимаются сюда!

— Фальк, посмотри, что там еще такое, — резко приказал стоящий посередине прохода стражник. Напарник быстро направился в указанном направлении. Смерив меня взглядом, стражник спросил:

— Вы кто такой?

— Здешний постоялец. Глава союза процентщиков, — я ляпнул первое, что на ум пришло. Стражник немного нахмурился и положил руку в кольчужной перчатке на оголовье меча.

— Как ваше имя?

Похоже, я ошибся, и Дукат разобрался со своими переломами намного быстрее, чем ожидалось.

— Гацборн Иеремейскай, — презрительно процедил я. — В свою очередь хочу знать с кем имею честь?

Спина прямая, осанка гордая, взгляд в глаза. Большой палец оттягивает пояс, одна нога чуть вперед. Голос уверенный, исполненный солидности.

Разительная перемена в манере держаться слегка сбила простых парней с толку. Но оба, как выяснилось, сами были тертыми сухарями и не единожды вступали в перепалку с начальственными особами.

— Облан. Начальствующий звена. Где вы живете, господин Гацборн?

— Здесь остановился, — легкомысленно бросил я. — На пару дней, а что я разве не имею таких прав?

Стражники переглянулись. Облан вежливо заверил:

— Обо что вы, что вы. Конечно, господин Гайборн Иеремайскай имеет такое право. Господин, вне всякого сомнения, может останавливаться где угодно.

Еще пара таких двусмысленностей и мне не останется ничего кроме как двинуть стражника в морду и бросится к комнате, молясь Тьме, чтобы охранники уже там находились. По-моему этот паршивец меня раскусил. Или этот хитрый взгляд обычный итог многолетней работы? Главное не выказывать своего мандража. Вон как стали — аккурат чтобы в случае чего…

— Но может, вы все-таки соизволите назвать нам в какой комнате вы остановились?

Тьма! Точно по мою душу. Я добродушно улыбнулся, про себя прикидывая, смогу ли сбить грузное тело с ног и открыл рот:

— Конечно, что здесь та… — на лестнице зазвучали громкие голоса. Потом их перекрыл короткий вопль стражника Фалька. Облан сразу потерял ко мне интерес, и едва не сбив меня самого своим широким плечом, ринулся вперед. За ним бросился уже выхвативший оружие напарник. Я же на негнущихся ногах прошел по коридору, поминая про себя Тьму, и стукнул в дверь. О том, что моя охрана, быть может, задержалась в городе, думать не хотелось.

Но сегодня Тьма вопреки всем моим потайным ожиданиям все же прислушалась. Дверь открыл Келоан, человек с вечно унылым и каким-то рыбьим лицом. Сейчас я был готов простить ему это выражение.

Мален восседал за столом, аккуратно отрезая от головки сыра тонкие пластинки и отправляя их в рот. Полное расслабленное умиротворение. Под столом я разглядел ту самую сумку.

Реваз вполне естественно дремал на лежаке. До той поры пока я не вошел в комнату. Глава Драконьих Призраков, уже щегольнув воинской выправкой, ждал указаний.

— Внизу какие-то хамы, настроенные недружелюбно. Дукатовы стражники уже с ними общаются. И еще за нами следят люди Наместника.

Меньше десяти секунд понадобилось Призраку, чтобы выдать мне ответ. Неожиданный.

— Выходить обратно бессмысленно. В любом случае придется прорубаться через общий зал, — он бросил взгляд на окно. Я тоже. И не преминул удивиться. Грязная и тягучая городская ночь отступила перед рыжим заревом.

— Что там такое? — мы с Ревазом одновременно бросились к окну, выглядывая наружу. Тьма побери! Нам в глаза ударило пламя многочисленных факелов. По похожей на канаву улице решительно двигалась толпа горожан.

— Крооовь! На их руках кроооовь! — кликушествовал кто-то. — Убийцыыы!

Среди освещенных факелами лиц во главе потока я разглядел кричащего. Знакомый голос — проповедник, что еще несколько часов назад раззадоривал людей на борьбу с магами.

Мы с Ревазом переглянулись. И тут в дверь комнаты с размаху ударили.

— Быстро в окно! — скомандовал Реваз, пихая меня в плечо. Третий этаж. Высоковато! Нацелившись, я выбрался наружу, цепко держась за раму и ощупывая ногой карниз. Неширокий — ладони полторы, но и на том спасибо. В дверь ударили снова, теперь уже намного сильнее, сопровождая удар отборным сквернословием. Келоан с сумкой уже был в оконном проеме. За ним маячил Реваз, что-то быстро втолковывая меланхолично жующему сыр Малену. Какого… они телятся?

Я хотел, было озвучить свой вопрос, но ненароком глянул вниз на проплывающие под ногами головы и сглотнул слюну. Прыгать вниз? Как? На людей? Есть выход получше — на счастье карниз трактира шел до самого угла здания, заворачивая чуть повыше соединяющей кабак с соседним зданием арки. За аркой начинался темный переулок. Пластаясь руками по стене, я пополз в сторону арки. Сделав шага три обнаружив, как на карниз ловко впрыгивает Келоан, с сумкой за спиной. Подозреваю, что вес у неё был очень не маленький, но рыболицый Призрак двигался с поразительной легкостью.

— Уже четвертое дитя отправлено в бездну, колдунами! Мы честные граждане, больше не можем терпеть! — голос главного заводилы подхватывался другими, и речь лилась над головами, которые ни один из честных граждан поднять не удосужился.

Дверь сорвалась с одной петли, впуская внутрь плечистого молодца с шипастой дубиной в руке. Мален отправил в рот еще одну желтую соленую пластинку и молниеносно сменив, хват на ноже, отправил тот в полет, усиливая движение за счет кисти. Острие порвало вену на шее здоровяка и чуть покосившись, вошло в стену. Мален ловко подавшись назад, швырнул в панически зажимающего кровоточащую рану молодчика табурет и, крутнувшись, выпрыгнул в окно…

… Спускаясь по кирпичам на дрожащих руках, обдирая пальцы, я достаточно ловко спрыгнул на землю — пролетев почти два этажа и ничего себе не сломав, оказался в тени арки. Рядом со мной обиженно зазвенев монетами, приземлилась сумка. Следом по-звериному грациозно Келоан.

«Дукат сквалыга не мог расписку написать. Таскайся теперь с этим добром» — успел подумать я, поднимая глаза вверх. Реваз уже изготовился к прыжку, и в этот самый миг из окна нашей комнаты вылетело тело. Мален прыгнул, разворачиваясь спиной вперед и цепляясь пальцами за подоконник. Красиво, словно акробат. Прыжок наверняка отработанный не один раз. Отработанный до автоматизма. Получающийся даже на легком подпитии или с закрытыми глазами. Но только не с торчащим из загривка топором. Движение сломалось, и дернувшиеся руки безнадежно схватили воздух, а Призрак, извиваясь, рухнул с третьего этажа. Прямо в толпу.

Упал, повалив людей и вызвав подобие волны — натыкаясь друг на друга люди падали, наступали на ноги, барахтались на земле. Несколько факелов упали на мостовую и оказались придавлены грузом тел своих носителей. Пара человек завизжала, подхватывая крик друг друга. Человеческая змея, сделав еще сколько-то шагов, остановилась, подрагивая в некоем подобии мышечных спазмов.

Притаившись у канализационной решетки, мы тихо смотрели как пляшет, извиваясь в пламени факелов дух страха. Толкая друг друга и выпрыгивая на плечи впереди стоящих люди пытались получше рассмотреть мертвое тело Малена. Те же, кто видел его вблизи, молчали.

— Колдуныыыы! Человека убилиииии! — под звук этих воплей люди стали задирать головы наверх. На свою беду из окна выглянул кто-то из наших преследователей. И его заметили.

— Убийцыыыыы!

Сориентировавшись пылающий гневом народ, стал бросать камни в окна постоялого двора.

— Уходим, — тихо сказал Реваз, кладя руку мне на плечо. — Что бы здесь не случилось, это уже началось. Незачем смотреть. Сегодня ночью люди утопят свою человечность в крови тех, кому не повезет. Так же как не повезло Малену. Полная золота сумка в обмен на жизнь преданного слуги. Равноценный обмен?

— Везение это очень переменчивая штука. Как думаешь, детка? — посол острова Харр выглядел довольным. От него восседающего на черном как ночь коне с серебряной гривой просто веяло каким-то противоестественным сытым довольством. Как от уже вцепившегося в мышь кота, чуть приспустившего когти, чтобы дать жертве надежду вырваться.

Они стояли на высоком пригорке, наблюдая за извилистой дорогой ныряющей меж лесистых островков. Тракт соединял форт Драблаг и город Эктобар. Сам Эктобар был приграничным городом с более чем мирным Эрцом и нисколько не походил на аванпосты Царства. Именно от него сейчас по направлению к Драблагу двигался крупный отряд солдат. Определить кому на помощь спешили бойцы — Лису из Хёргэ или Эйстерлину из Грейбриса было весьма проблематично. Поэтому крохотный отряд из пяти человек, возглавляемый самим господином Корнелием Ассимуром, дальновидно не спешил показываться браво марширующим пехотинцам, с заброшенными за спины округлыми (по моде Эрца!) щитами, на глаза.

— Везение очень любит притворяться. Изменчивый идол, которому поклоняются слабые и больные умом.

Велари неоднозначно взглянула на беловолосого философа.

— Что-то ты стал больно разговорчив. Стареешь?

— К сожалению, нет, — ровно ответил альбинос, подставляя лицо набежавшему ветерку. — Просто вышло так, что из всей этой отряженной со мной шайки ты являешься наиболее приятной собеседницей. И пока они шарят по округе, выискивая нам обходной путь, было бы глупо молчать.

— Врешь, — убежденно заявила Велари, поглаживая мощную шею своего скакуна. — Врешь… белый ворон. Ты говоришь только когда хочешь сказать. Когда что-то преследуешь или выполняешь волю своего драгоценного Харр. Так как Харр вряд ли может интересоваться мной… слишком я хорошо знаю, какие желания ты можешь преследовать в моем отношении.

Ветру надоело играть с их волосами, и он поднялся выше, тревожа кроны деревьев. И хорошо. Слишком ощутим, был запах мужского пота рассеянный в нем. Во всяком случае, для девушки. Альбинос внезапно оглянулся и холодно поглядел на Велари:

— Слабо представляешь. Очень слабо. Ты очень мне дорога и поверь, наше предыдущее спонтанное расставание доставило мне немало неприятных переживаний. Некоторое время я даже думал, что ты так и не оправилась. Что течение тебя не вынесло, и река приняла твое прекрасное тело. Мне было очень больно. И сейчас видя тебя, я просто невообразимо рад. Наши отношения…

— Оставь себе, — Велари спустилась с коня, не желая продолжать разговор, и пошла прочь с пригорка. Но язвительно-сочувственный вопрос, ударил в спину не хуже молота:

— Вспомнила своего старого дружка? Удивительная верность для девушки так часто и пылко изменявшей его памяти. Несчастный…

— Заткни свою пасть, — Велари развернулась, будто ужаленная. От ярости в её голосе конь под альбиносом нервно затоптался. Седок напротив. Любезно улыбался, принимая все ярость как комплимент. — Не смей вспоминать его! Слышишь, ты! Ублюдок! Хозяйский пес, вся радость которого только в исполнении приказов. Ну как, разрешили тебе после стольких лет лизания пяток поставить свою убогую конуру на острове? Может, какая другая подачка досталась от тех чудовищ, что заправляют Харр? Ты же все с благодарностью примешь!

Общение двух старых знакомых проходило по каким-то одним им известным правилам. После этой тирады нарочито расслабленная поза Ассимура показалась бы неестественной даже для стороннего человека. А уж любезная улыбка и вовсе превратилась в гипсовый слепок.

«Достала. Я его достала. Как и он меня» — подумала, испытывая к собеседнику вспыхнувшую с новой силой ненависть Велари.

— Я всегда знал, что рано нам ставить точку. И думаю, наше путешествие…

— Когда мы прикончим Дракона оно окончиться. А если будешь распускать свой поганый язык оно закончиться еще раньше! — свирепо пообещала Велари.

— Не думаю, — мышцы лица, сведенные судорогой, постепенно отпускало и Корнелий малость повеселел. — Неужели бросишь все из-за одного меня? И сбежишь как в прошлый раз? Эйстерлин не поймет.

— С ним я как-нибудь договорюсь, — огрызнулась Велари, убирая лезущие в глаза пряди волос. Альбинос пожал плечами и снова вернулся к созерцанию уже порядочно отдалившегося по дороге воинства. За пехотой шли обозные, катились телеги. Сегодня нечего было даже и думать, чтобы пользоваться трактом. Все кто пренебрег данным правилом, уже кормили ворон. Глаз альбиноса отметил висящие на краях некоторых лесных скоплений тела.

— Не думаю, что получится. Наместник великолепен. Убийца. Двуногий зверь. Видела бы ты его лицо, когда тот парень бросился с ножом, — альбинос восхищенно цокнул языком, не обращая на девушку никакого внимания. — Спокойствие. Полное спокойствие. Он ведь был готов к смерти. Взаправду. Хищник. Но все это перестанет иметь значение очень скоро.

Он замолчал, любуясь природой. Надолго. Будто вообще забыв про существование Велари. Как делал всегда.

Солнце клонилось к закату, рождая удлиняющиеся тени.

— Почему? — не выдержала Велари, чувствуя, что идет на поводу. Альбинос молча улыбался, щуря глаза на свет. Нагло игнорируя вопрос.

— Зима скоро, — наконец сказал он.

— И что? — окончательно теряя терпение, спросила девушка. — Осень, зима, весна, лето.

— Нет, детка. Ты, кажется, не поняла. Определенно пребывание среди этих варваров не пошло тебе на пользу. А ведь все вокруг только и шепчет об этом. Весь окружающий мир. Близится зима. Последняя зима.

Сказанные простым будничным голосом слова поразили девушку как гром.

— Так вот почему… все эти твари. Дикии, баньши, ифриты. Вот почему они лезут…

— Главное впереди, детка. Я расскажу тебе, что произойдет дальше. Те, что проснуться с наступлением холодов уже не будут иметь ничего общего с безмозглыми бронированными чушками. Настоящие духи Смерти. Так назовут их закованные в лед рати защитники этой земли. Когда у этой земли еще будут защитники. А их останется не так много, учитывая запал этих самозваных князьков. Месяц. Самое большее два. И все кончится. Триградье. Острова. Царство. Их судьба уже предрешена. Метель. Смертная метель заметет города, и кровавый снег ляжет под железные ноги. Духи Смерти выметут эту глупую бессмысленную жизнь и укроют землю морозом на годы. Пока не наступит черед Обновления. Пора избранному народу разжечь новую жизнь в бесконечных белых полях. Маги очень вовремя лишились своих сил. Я не знаю, кого благодарить за этот подарок, но все случилось очень кстати.

Велари слушала его вдохновленную речь, видела, как высоко в небо поднимается белая рука, точно вестник описываемого ужаса. И не могла поверить своим ушам.

— Последняя зима. Пробуждение всей дремлющей мощи острова. Снятие всех печатей и запретов с вашего собственного оружия. Оживление десятков тысяч Окультов. Значит, правящие острова Харр действительно сошли с ума, — покачала она головой. — Вот зачем прислали тебя, белый ворон. Проконтролировать процесс?

— Не совсем. Я должен помочь самым талантливым покинуть заведомо гибельные места. Даже если они того сделать не захотят. На острове им все объяснят. Кроме того, я помогу Эйстерлину. Его царствие продержится столько, сколько он сумеет сам удержать. Они не падут от атак духов Смерти. Продержаться до самой кульминации — когда на острове Харр наконец откроет свои ворота Сад Пустоты. Смерть и Обновление.

— Смерть и Обновление, говоришь? — девушку начало трясти. Не от страха. От бешенства. — Вот зачем ты затеял этот разговор. Нравится мучить меня? Какой же ты… пес. Я уже слышала все эти ваши сказки. Избранная раса? Народ достойный вершить судьбу целого мира? Да вы все чокнутые — прикрываете своими зелеными полями и красотами гниль. Черную гниль порожденную собственными мозгами. Сад Пустоты… сердце острова Харр. Ледяное, мертвое сердце, которому вы в откуп приносите жертвы. Собственных мертвецов. Все недостойное. Если бы люди во всем мире узнали, чего стоит легендарный остров Харр они бы смели ваш порядок с лица земли. Особенно сейчас, когда ваш купол наверняка пал. Смерть и Обновление…

— Это естественный порядок вещей, — мягко подтвердил альбинос. — Не понимаю, что здесь такого необычайно отвратительного. Куда более природный порядок, чем тот, в котором детей продают магам на опыты. Чем тот, когда слабые гнут спины перед сильными, а сами готовы грызть еще более слабых. Это ли люди? Ничтожества, черные и черствые. Они сами готовы топтать все непонятное. Готовы сжигать талантливых себе в угоду, пируя на костях. Ты считаешь меня псом? Отлично. Меня часто так называют. Но многие из тех, кого я вывез против воли из этого кошмара, сами благодарят потом. Позже. Я не обижаюсь на ненависть, привык к ней. Потому что знаю, ради чего совершаю свои поступки. Кстати старшие волхвы культов Царства, несколько алхимиков в Балбараше, еще кое-кто знают о Саде Пустоты. Вот только те же волхвы его панически бояться, считая обителью Мракогляда. Почти как ты. Но он не жертвенник…

— Я прекрасно знаю, что это за место! — звенящим голосом перебила Велари. — Я все видела своими глазами. Я прекрасно знаю цену мощи Харр, его открытий… и его народа. Трупоеды и труподелы. А ваши бестии шляющиеся почти по всему миру?

— Велари, ну, сколько можно, — поморщился альбинос. — Ты споришь о несущественных вещах. Наш порядок веками доказывал свою эффективность. Мы не кланяемся богам. Мы не жертвуем людьми. Да и сама ты своими поступками поддерживаешь порядок. Убийство Великого Дракона это последний шажок к окончательному изменению мира. Кроме того, у него есть должок перед островом — жизнь одного нашего гражданина. Видишь? Ты помогаешь правосудию Харр и…

— Прежде чем продолжишь, — сказала, снова взбираясь в седло Велари. — Вспомни судьбу собственных покойных родителей, отправленных в Сад. Вспомни, как они пытались заботиться о тебе, но ведь закон Харр ясно гласит, что гениальные родители не обеспечат гениальных детей. Вспомни, что тебе пришлось пережить, прежде чем ты, повзрослев, приполз на коленях к куполу и просил взять тебя. Ты всю свою жизнь доказываешь собственную лучшесть, ощущая неполноценность. Всю жизнь показываешь Харр, которые для тебя мерило идеала, чего ты достоин. Пес. И ты ненавидишь. Ненавидишь всех и вся, скрываясь за умными словами. Ненавидишь своих умерших родителей за их гениальность, послужившую возможно причиной того, что ты таким родился. Ненавидишь их за свою собачью долю. Наверное, ты даже желал им участи стать нежитью. Ты ненавидишь меня за все пережитое. Ненавидишь за мои нынешние слова. Ненавидишь за то, что столько времени потратив, не сумел сломать меня и превратить в такую же, как сам. Мы с тобой оба нелюди. И ты, думая, что ненависть качество нелюдей охотно научил меня ненавидеть. Но ненавижу я только одного тебя. И твой людоедский порядок.

С этими словами девушка пришпорила коня и сорвавшись с места поскакала вниз по пригорку, туда где было назначено место для встречи их отряда. Не желая ничего слушать и вступать в споры.

Альбинос на нетерпеливо танцующем воронке слепо смотрел ей в след. Если бы Велари обернулась, то она обязательно сумела бы рассмотреть странный блеск в его глазах. Блеск, который с равным успехом можно было бы принять за безумие. И за слезы.

Прайнорк Лем известный среди знающего его люда под ёмким прозвищем Вилоус был занят созерцанием собственного сапога. Казалось, грязные пятна глины на носках заботят его куда больше чем торчащие из земли в полушаге оперенья стрел. Он единственный из своего окружения не дрогнул и не отступил назад, когда пять лучников, поприветствовали появившихся в поле зрения врагов.

— Хреново стреляют, — заявил он, покончив с осмотром громким сморканием прямо в оставшуюся после короткого дождя лужу. — Не иначе как пьяные.

Подняв глаза к небу и найдя глазами стоящее в зените солнце, он крутанул свой знаменитый ус и глубокомысленно пожаловался:

— Парит к дождю. Снова дождь. Осень только недавно началась, а уже трава желтеть стала. Дурацкая погода. По такой духоте да после пива уссаться можно.

Восседающий на коне рядом первый помощник Айлан Джаррамарви только согласно выругался. Выходец из какой-то маленькой южной страны лежащей далеко за Балбарашем смуглый чернявый Айлан общался исключительно бранно. Но удивительно доходчиво, за что и был, ценим предводителем наемников. Так же как и за свое выдающееся бесстрашие — он даже шлема в бою не надевал, уповая на волю какого-то своего воинственного божка.

Оглянувшись на стоящих поблизости воинов, явно не разделяющих его простого отношения к жизни Вилоус ободряюще крякнул:

— Но это ведь ерунда. Главное сейчас терпите, хоть на узел завязывайте. А в бою нормально все будет. Обещаю мужики, многие из вас просто не успеют. Ну, а тем, кому не повезет сильнее всех, будет уже нечем! Ах-ха-ха-ха! — он загоготал, подняв лицо к небу и не замечая как воины помоложе бледнеют от его слов.

Зазвучал горн, командующий наступление. Длинные темные ряды зашевелились. Начали приближаться. Обманчиво медленно, двигаться по равнине.

— Готоовсь! — взбираясь на коня, тут же прокричал Вилоус. Надел шлем, поправив ременную петлю. Легендарный наемник не признавал глухих «ведер», его любимым типом шлема была простая солдатская ерихонка.

Команда предводителя была подхвачена сотниками. Особенно надрывались двое сотников лучников, чьи правильные группки стояли по флангам наемницкой рати. Под вой рога варвары, ведомые большой группой всадников в серых туниках поверх доспехов, медленно приближались. До Вилоуса и строя наемников за его спиной начали доноситься жутковатый яростный рев, исторгаемый потрясающими оружием варварами:

— Баррааааа! Баааарррррааааа!!!

— Вот же засранцы, — покрутил ус Прайнорк. — Совсем за детей нас держат, раз вздумали пугать.

Айлан сообщил примерно тоже самое, но куда более бранным образом.

Постепенно всадники в сером начали ускоряться, уходя в отрыв от основной массы идущих желто-зеленым полем варваров и формируя единый ударный кулак, направленный в сердце строя неприятеля. Окутанная пыльным ореолом конница стремительно рвалась вперед. И в этот момент, обернувшийся назад Вилоус страшным голосом прокричал:

— Держать строй! Кто побежит — смерть! Лучникииии! — засунув в рот два пальца он лихо свистнул. Айлан приставив к губам небольшой рог, подал сигнал. И две сотни опытных закаленных сражениями лучников спустили тетивы. Две или три секунды варвары продолжали бодро двигаться по равнине. Потом начали падать, получив смертельное жало в грудь или лицо. Одновременно с этим лучники сделали второй залп. Косой ливень стрел рухнул, сверху встречая подставленные на ходу щиты. Кое-кто из варваров замешкался и оказался убит или ранен. Упавших немилосердно топтали. Варвары не переставали издавать свой вселяющий в сердца страх клич. Строй наемников сомкнулся, блеснув башенными щитами. Зашелестели, выдвигаясь копья, удерживаемые сразу несколькими пехотинцами.

У молодняка при виде приближающейся конницы начинали трястись губы, и кровь отливала от лиц. Ветераны затянули песню. Поставленные в парах с молодыми, они удерживали неопытных воинов от дезертирства или других роковых ошибок.

— Стоять! Стоять, сукины дети! Вспоминайте золото, которое нам щедро отсыплет за эту победу Наместник!

— Мама… — простонал новобранец с редкой щеткой усиков под носом. — Мамочки.

Лучники дали третий залп, засыпав стрелами уже порядочно приблизившихся варваров. Те ответили демоническим ревом и, держа щиты над головой, перешли на бег, разделяясь на две большие группы, атакующие фланги. В этот самый миг конница, наконец, поравнялась со строем копейщиков. Миг, когда борьба воль переросла в борьбу тел. Миг, когда злобная удаль водопадом обрушилась на холодный расчет. Безумный миг.

Кони столкнулись с остриями пик и стали падать. Заваливаться вместе с всадниками прямиком на щиты, давя людей и агонически ударяя копытами. Некоторые, загнанные болью от вонзенных шпор прямо нанизывали себя на копья и проминали строй, создавая прорехи. Конница также преимущественно пользовалась копьями, нещадно жаля ими раскрывшихся наемников в головы. Крик. Страшный, безумный человеческий крик, провисая, потянулся вдоль передней шеренги. Копейщики, в общем порыве став единым целым, поднимали свои пики вверх, вышибая из седел конников, вздымая пробитые тела в воздух, падая на землю от разящих ударов.

Прорехи в строю моментально заполнялись свежими силами, воздвигающими за баррикадой тел, новую баррикаду щитов. Сказывался опыт неумолкающих командиров. Впрочем, некоторые из них уже не могли кричать — только тихо хрипеть, стискивая руками пробитые горла.

Снова заиграл ненавистный сигнал. Снова просунулись копья в проёмы между щитами. Варвары уже были близко от строя сдерживающего ставший бессмысленным рывок своей конницы. И в этот момент по краям шеренг пикейщики начали спешно сдвигаться в стороны, образуя живые коридоры. По ним уже спешили заготовленные именно для этой минуты всадники на конях.

— Вперед, смертничкииии! Сечааааа!!! — орал, встав на стременах Вилоус, увлекая за собой массы. Взбешенные болью и запахом крови кони ворвались в ряды варваров, снося пехоту с ног. Заработали мечи. Ответно заблестели топоры и секиры. Лучники, повинуясь очередному сигналу, дали новый залп, поражая и своих, и чужих. Тела без счета сыпались на землю как спелые ягоды. Варвары отчаянно противились попыткам рассеять их, сбиваясь спинами и рубя без разбору людей-коней. На глазах самого Вилоуса расписанный синевой татуировок громила сбил всадника, а потом одним ударом секиры не просто прорезал шлем, но снес вместе с железной «плошкой» верхнюю часть черепа несчастного.

— Здоров бродяга. Туп, но здоров. Среди наших тех, кто так сможет я на пальцах одной руки пересчитаю, — пробормотал наемник, рубанув татуированного по затылку. Все люди и животные вокруг смешались в единое живое существо убивающее самое себя. В общей мешанине тел как в калейдоскопе мелькали разрубленные головы, получившие увечья с воем катающиеся по земле, зубрящиеся острия секир и мечей, упрямые оскалы на полных решимости лицах варваров.

Сам Вилоус стал плотью от плоти этого небывалого чудовища, подобно мифическому змею пожирающего свой хвост. Он рубил и колол, бил и сбивал с ног, парировал и нападал. Рядом так же бился, бранясь за десятерых Айлан. И еще несколько сотен человек убивающих и умирающих, не замечая своих собственных кончин. Над зелено-желтой равниной в прозрачной выси плясала, кривляясь, Смерть. Играючи она тыкала худым пальцем в людей и те тотчас валились с ног. От её хохота рождаемого предсмертными воплями многие глохли, а торжественное сияние бездонных глаз, слепило сильнее солнца. От жара, что исходил от её тела, казалось, начинала испаряться сама кровь.

— Сюда бы магов! — проорал в пылу боя Вилоус Айлану. Но тот, прижимая к голове окровавленную руку, не услышал, потому что скользнувший впритирку топор отрезал ему ухо.

— Говорю сюда бы магов! Поджарить этих засранцев! — Вилоус заметил рану своего первого советника и дико захохотал, попутно нанизывая кого-то на свой меч. — Говорил тебе идиоту, носи шлем! Будешь теперь, что головешка!

И тут же без перехода заорал, перекрикивая шум схватки:

— Жми их, смертнички!!! Даваааай!

Смерть улыбалась ему из вышины, щеря свои поразительно белые зубы. Она видела, что наемники сполна отработали свой заработок. Они победили. Отсекли подкрепление идущее к основному войску Лиса. Впереди их ждало другое сражение. Решающий бой.

— Эх, зря ты меня не послушал, — посочувствовал Баллардо, воровато взглянув по сторонам, когда оседлавшая коня Ива вместе с двумя закутанными в темно-синие балахоны телохранителями скрылась в вечернем лесу. Ни единому слову Тольяра разочарованная дамочка не поверила.

Оставила его связанного наедине с Баллардо и Крысами. Тольяру при виде лиц разбойников стало страшно. Так страшно, что захотелось кричать и просить кого-нибудь о снисхождении. Но пересохли губы. Парень молчал.

— Помнишь, что я тебе пообещал? — Баллардо сокрушенно покачал головой. — Вот почему ты и тебе подобные живчики всегда такие упертые?

— Наверное это… у нас в крови, — предположил Тольяр, которому уже смертельно надоела угрожающая ситуация.

Смерклось и поляну начал затапливать по-осеннему промозглый туман. Проступающие сквозь пелену ели казались сказочными моховыми троллями, не без плотоядного любопытства разглядывающих людей. Теплое живое мясо.

— В крови? — переспросил, упирая себе в лоб кончик ножа Баллардо. — Ты знаешь приятель, может даже ты и прав. Все дело в крови. Вернее в её количестве. Когда её много ты несешь всякий абсурд, но!

Кончик ножа направился к самому глазу Тольяра.

— Если нам выпустить тебе чуть-чуть этой самой крови? Сделать её количество меньшим, чтоб тебе проще дышалось? Э?

Крысы, прислушивающиеся к разговору, заржали. Этот звук в вечернем лесу, прозвучал неубедительно. Откровенно натянуто.

— Не боитесь призраков? — тяжело дыша, спросил парень, безуспешно осматривая лес своим нечеловеческим глазом. Несмотря на то, что никакой нечисти и близко не показывалось чувства внушаемые ельником были откровенно гнетущими.

— Призраков? — Баллардо насмешливо выгнул бровь. — Нечистых духов, шиликунов, умрунов? В последние годы эти создания занимают последние места в моем личном списке опасностей. Голубь, люди намного опасней любого шиликуна. Шиликун в жизни из своих гор носа не покажет, а человек снует всюду. Такая он тварь. Ты вот тут удивлялся, что я, мол, перестал быть человеком? Да и слава всем Силам! Я лучше буду погонщиком человеков — их ночным кошмаром! Как та же Ива!

— Так же как и эта женщина? Нет, Баллардо. Таким тебе не быть, — парень попробовал дернуть руками, но ничего не вышло. — Она единственная в своем роде. Слепленная с любовью. Коловерша[36], как назвали бы её волхвы. Ты же… просто урод. Даже не представляю, каким тебе видится этот мир, через эти твои гляделки.

— Знаток, — похвалил Баллардо. И без замаха врезал Тольяру под дых. Парень закашлялся едва, не выплюнув собственные легкие. — Начнем, пожалуй, наше маленькое представление.

— Господин Баллардо, — вдруг позвал стоящий возле повозки Крыс. — Гляньте.

Зеркальноглазый обернулся и проследил взглядом в направлении указанном тощагой. Лицо его приобрело задумчивое выражение:

— Возвращаются? Какого ляда они возвращаются.

— Быстро-то как, — удивленно подхватил Крыс, щурясь в темноте. — Случилось что?

— Постой-ка, — сказал другой бандит, осторожно выходя навстречу ездокам. — А разве…

Черное копье, брошенное с нечеловеческой силой, пробило тело насквозь и перевернуло человека на бок.

— К оружию! — заверещал тощий Крыс, суматошно бросаясь к козлам. Баллардо стрельнув глазами по сторонам схватил положенные на землю ножны. Тольяр борясь со слабостью, смотрел, как на поляну сливаясь с мрачным пейзажем, вылетел огромный черный конь, тащащий на своей спине не меньшего великана-всадника. Крыс ухвативший чекан вместо того чтобы нападать, завидев гигантский силуэт, завизжал от страха и сломя голову бросился бежать. Конь был быстрее. А моргенштерн в руке всадника превратил череп тощего Крыса в кашу.

Гигант спрыгнул со своего скакуна и столкнулся с ободряющим себя криком разбойником. Баллардо выругавшись на непонятном языке, присоединился к своему товарищу, рассчитывая взять гиганта в клешни. Не вышло. Тот не собирался защищаться и вовсе не был медлителен, как можно было предполагать, глядя на его комплекцию. У Тольяра очень кружилась голова, да и сумерки делали свое дело. Весь бой он воспринимал в основном по звукам и возгласам. Движения расплывались перед глазами. Он мог понять только, что основной бой течет между здоровяком и Баллардо, которые вроде бы примерно равны по силам. Так ему казалось.

Парень просто не видел, какого труда стоит зеркальноглазому увертываться от вроде бы неуклюжего моргенштерна. Как он крутится волчком и прыгает, на доли пространства разминаясь со свистящим шаром.

Зато крики Тольяр слышал прекрасно. Сначала Крыс-разбойник взвизгнул, точно клейменный раскаленным железом. Спустя какое-то время Баллардо охнул и странно захрипел, почему-то перебирая ногами в траве.

Секунду или две, а может чуть дольше, стояла тишина. Потом прозвучал знакомый голос:

— Мы квиты, парень. Вот теперь мы квиты, хотя ты и не помог мне достать эту кошку.

У Тольяра не было сил даже удивиться тому, что голос принадлежал человеку, на помощь которого он не надеялся вовсе. Это был Гуно Весельчак.

Вершина черной как смоль горы не самое лучшее место для ночного времяпрепровождения. Роскошные виды, поддернутые белесой дымкой далеко внизу не способны меня вдохновить. Особенно когда я не могу вспомнить, чтобы забирался на эту блазеневу гору.

Сделав несколько шагов по ровной не избалованной лунным светом площадке, я сделал еще один неприятный вывод. Спуска с горы попросту не существовало. Как если бы меня занесло сюда ветром. Который кстати здесь должен быть мощным.

— Растерялся, малыш? — голос, раздавшийся позади меня, был неожиданным. Настолько неожиданным, что я едва не совершил попытку оценить силу здешних воздушных потоков отпрыгнув к самому краю площадки.

На противоположном краю стоял… нет стояла женщина. Высокая и красивая, что было заметно даже в темноте. Исполненная царственного достоинства и в тоже время озаренная таинственным светом какой-то загадочной простоты. Кудрявые волосы, восторженно глядящие на мир черные глаза. Астис!

Я опустил глаза на её руки. Кольца не было. Сам я не преминул ощупать подарок Каллиграфа.

— Это ты меня сюда забросила? — хрипло спросил я. — Твоих рук дело?

— Нет, с чего бы, — удивилась Астис. — Это ты очень хотел меня увидеть. Вот и видишь.

— Сон, — озарило меня. — Я сплю.

— Спишь, — подтвердила она. — Вдобавок порядочно закрыт от моего взгляда своей безделицей.

Взгляд, которым было удостоено кольцо, убедил меня, что оно является чем угодно только не безделицей. Ночное видение сделало легкий шажок назад и зависнув над бездонной пропастью предположило:

— Наверное, ты не знаешь, что это за гора?

— Понятия не имею, — подтвердил я, не спуская глаз с изящного силуэта.

— Присмотрись, пожалуйста, к камням под ногами, — попросила Астис. Странно. Это ведь сон? Наверное поэтому я практически не испытывал ожидаемой лютой злости. И может, поэтому безропотно исполнил просьбу. Не без удивления отметив, что камни покрыты липкой грязью, чуть блестящей в темноте. Осторожно прикоснувшись, я поднес испачканный палец к глазам.

— Кровь?! — вся верхушка башни была покрыта кровавым налетом. — Что за Тьма! Почему здесь все в крови?

— Потому что гора кровоточит, — задумчиво кутаясь в шаль, ответила Астис, взглянув на меня. — Что это такое как ты думаешь, малыш?

— Слушай, старуха, у меня нет ни малейшего желания играть в загадки! Верни мне мое кольцо, и будем считать, что я о тебе забыл!

— Боюсь это не возможно, мальчик мой. Кольца у меня нет. Здесь, — поправилась она, чувствуя на себе мой давящий взгляд. — Это ведь не место.

— А что же? — язвительно уточнил я, притопнув для наглядности по камню.

— Это венец современности, — обескураживающе объяснила женщина. — Вершина всего, что создано человеком. Всего, что должно быть создано. Эта гора — Вершина Мечтаний.

— И с чего бы ей кровоточить? — мне все происходящее казалось жутко подозрительным. Подозрительным и жутким одновременно.

— С того, мальчик, что она начала расти в озере крови. Невинной крови, — загадочно пояснила Астис. — И теперь вся насквозь пропитана кровью. Весь мир пропитан ею. Несправедливостью. Лживостью. Злобой. Теми чувствами, что лежат в самом начале. В нашем далеком прошлом.

Неожиданно она обернулась и протянула свои руки над необъятными просторами, что были далеко внизу. А я, осторожно приблизившись, и глянув вниз, вздрогнул. Над миром у подножия горы простирались две темные исполинские длани.

— Смотри, малыш. Скоро может пригодиться, — серебристо засмеялся мой главный враг, наверно наслаждаясь собственной неуязвимостью. — Гармония удивительно неприятная штука. Если в неё не вписываешься. Ты это уже прочувствовал, верно?

Я встал за её плечом, чувствуя живое тепло, и стал смотреть. В самом деле, какой смысл в моей агрессии? Сомневаюсь, что если я её вытолкну, то ей станет от этого хоть чуточку хуже. Она играет, показывая на что способна. Что ж оценим.

Тем временем мой обретший орлиную остроту взор стал проникать вниз, сквозь рассеивающуюся дымку. Туда к подножию горы. Туда где располагались зеленеющие травой и блестящие росой в свете дня земли. Города и деревеньки казались мне игрушечными. Я видел десятки поселений, вместе с наводняющими улицы крохотными людьми. Самыми обычными людьми живущими повседневной жизнью. Не замечающими как огромная тень от призрачной ладони ложиться на землю и крыши зданий. Накрывает башни и купола.

А потом из этой серой ладони от самого здешнего безоблачного неба начали тянуться к земле серебристые нити. Тончайшая пряжа. Заметный только моему взору блеск сотен и тысяч нитей. Разветвляющихся и напротив переплетающихся. Все они коснулись земли разом. Одновременно начали тянуться, как змеи, к ничего не подозревающим людям. Миг за мигом эти нити незримо опутывали руки и ноги человечков. Подстраиваясь к движениям, накидывались, опутывая. Впивались в поджилки, прорастали в головы.

Во мне проснулось отвращение. Я уже понял, что вижу, но все еще не мог поверить в такую возможность. Нити меж тем уже оплели всех, втягиваясь даже в колыбели. И вот моему всевидящему, почти божественному взору открылась картина притягательная и омерзительная одновременно. Целый мир марионеток. Живые куклы, расхаживающие и со смешной важностью занимающиеся своими делами, на самом деле были уже полностью под контролем серебряных нитей из ладони. Стоило кому-нибудь сделать что-то нечестное — обмануть, украсть, убить — как нити на нем натягивались, и человечек пища повисал в воздухе. Больше он не владел своим телом. Продолжая двигаться, он теперь полностью принадлежал двигающим его нитям. Более того. На крохотном лице больше не значились эмоции. Оно деревенело. На шеях некоторых особо ретивых нити вовсе затягивали петлю, и кукла безвольно обмякала. Вертеп величиной в целый мир.

— Что это за гадость? — услышал я собственный голос.

— Идеальный мир, — в тон мне ответила Астис. Почему-то мне показалось, что в её собственном голосе отвращения было не меньше чем в моем. А потом я обнаружил себя стоящим рядом с женщиной. Она уже убрала свои руки от края и теперь смотрела на меня. Молча.

— Что же ты хочешь мне сказать? — независимо спросил я.

— Уже скоро, мальчик мой, — пообещала она. — Идеальный мир наступит уже скоро. Кто-нибудь обязательно его построит. Желающих много. Ты тоже хочешь попробовать свои силы?

— Для начала я хочу вернуть свое кольцо! — зарычал я, протягивая вперед руку… и проснулся. Чуть курился в предрассветной тиши наш костерок.

Реваз спал, положив руку на меч. Похрипывали наши чудом сохраненные продажной стражей лошади, звякая в темноте уздечками. Келоан привалившись к дереву спиной прищурившись, смотрел в даль. Мы были неподалеку от городской черты. Среди волков и медведей. В месте куда более безопасном, чем город Эктобар. Сегодня ночью там будет не до сна. Сегодня там погром и головы лишившихся сил магов нещадно раскалывают о брусчатку. По крайней мере, тех, кого люди считают магами. Я потерял еще одного помощника на пути к своей цели, разменяв на деньги. Никто не скажет мне упрека, но почему я чувствую себя так гнусно? Меня же никогда не интересовали чужие судьбы.

Чего добивается Астис? Если бы мне еще разок поговорить с Тольяром, ведь ясно же, что в первый раз он мне соврал, даже не испугавшись пыток. Он много знает об Астис, их связывает что-то очень важное…

Я перевернулся на спину. И вздрогнул, задышав часто-часто. В темно-сером небе блеснула серебряная нить, протянувшаяся через все небо к невидимому мне сейчас Эктобару. Лишь через несколько мгновений, услышав громовой раскат, я понял, что это была обыкновенная молния.

Пергамент, небрежно комкаемый в волосатом кулаке, неохотно превратился в мятый комок и отправился в пыхающий дымом очаг.

— Эге-эге, — довольно потёр руки Эйстерлин, подсев поближе к похожей на жерло вулкана утробе очага. Ястребиный нос наморщился, ловя вкусный запах поджаривающегося на огне мяса.

— Вина, — придав мальчишке-поваренку бодрящую оплеуху, Наместник Грейбриса жестом повелел накрывать на стол. Подобострастные в своей невозмутимости слуги запрудили окружающее пространство, расставляя миски, блюда, плошки над которыми распространялся ароматный, радующий желудок усталого путника дух. Утка с яблоками, фаршированные куропатки, каплун в вине, лосось, суп со шкварками, нарезанные аппетитными ломтями овощи. Все мясо было щедро приправлено редкими южными специями, которые в последнее время очень подорожали из-за перебоев в торговле. Купцы не хотели неприятностей и после того как летучие разбойничьи шайки разграбили несколько караванов торговые пути медленно, но верно стали сужаться.

По хорошему, всю эту мразь следовало прижать к ногтю, но у Эйстерлина не было ни времени, ни лишних воинов. Приходилось терпеть подорожания. Куда хуже было то, что обеспокоенные постоянными набегами всех подряд молодые хуторяне начали сниматься с насиженных мест и потихоньку перебираться в сторону границы. Даже солдатские кордоны не пугали цепочки беженцев. Люди хотели жить в спокойствии. Война была неприятна, привыкшему к мирному существованию под защитой сильного крыла, Триградью.

— Угощайтесь, — бросил через плечо, грея руки Наместник. Мальчишка, прибежавший с бутылью, был награжден одобрительным ворчанием.

Сидящие за столом мужчины не заставили себя долго упрашивать, налегши на роскошные яства, так словно голодали дня два. Впрочем, они могли себе это позволить. Вернувшиеся из одного боя и готовящиеся к другому командиры доказали свою полезность делами.

Эйстерлин взболтнул вино и сделал шикарный глоток. Зажмурился, обсасывая во рту остатки красного, неосознанно пытаясь подражать снобам, наслаждающимся оттенками вкуса. Ничего не вышло, ибо вкус Наместника возводил в одну категорию и дешевую сивуху, и белое балбарашское, и красное клановое, и все остальные напитки.

Подумав, Эйстерлин откинул голову, опрокинув в себя за один присест полбутыли. В голове роились мысли.

«Девчонка молодец. Знать бы еще какой ей со всего этого прок. Но зато теперь ясно, что нужно в моих владениях острову Харр. Они меня сохранят до той поры, пока взбесившиеся от колдовства, люди сами не перегрызут друг другу глотки. Ну-ну. Выходит не вся магия пропала — Харр свою сохранил и теперь спешит пользоваться, пока можно. Хотят устроить нам всем вечную зиму?»

Он обернулся, подставляя жару широкую спину, и обозрел всех сидящих за столом. А они в свою очередь, почувствовав на себе взгляд бородача, прекратили жрать, распрямляя плечи и кося друг на друга.

«Варден, Вилоус, Хайа, Биснет. Это не хитрозадые чиновники. С этими проще!»

— Ну, вояки, — прислушавшись к повисшей в комнате тишине заговорил Эйстерлин. — Я поздравляю нас с первой победой!

И под дружный рев луженых глоток поднял вверх бутыль с перехлестнувшим через горлышко прямо на руку вином.

— Пьем!!! — в чары полилось вино и, поднимаясь над головами, они опрокинулись в раскрытые рты.

— За Наместника! — медвежьи проревел Хайа.

— За Грейбрис! — басисто поддержал Биснет.

— За Триградье! — добавил Варден.

Сделав пару глотков, Эйстерлин заговорил снова:

— Но вы не мальцы. Должны понимать, что эта драчка была простой разминкой. Так, чтобы кровь не застаивалась. Настоящее дело впереди. Дело славное и внушительное, чтобы о нем слагали песни! — глаза бородача хищно сузились. — Лис с его шайкой вонючих варваров!

— Разорвем их, как кутят! — грянул Биснет. Его поддержали практически все, выдав громогласный клич, встряхнувший крышу. Снова застучали чары, затопали ноги под столами. Прайнорк Вилоус с сомнением посмотрел на кряжистого яйцеголового с проседью в волосах. Наемник был несколько иного мнения о схожести кутят и северных островитян, но оставил свои мысли при себе.

— Без сомнения! Сокрушим! — согласился Наместник. — Но вам мои приближенные воины и командиры я могу открыть больше чем остальным! После победы над Лисом нас ждет еще одно дело. Куда большее, чем драчка с северянами и поджоги собственных земель!

— Дело? — удивился Вилоус. — Еще одно дело? Чем же оно славно?

— В первую очередь добычей, — совершенно по-разбойничьи оскалился Наместник. — Я решил, что нам следует немного пересмотреть наш мирный договор с островом Харр.

Все как один умолкли, потрясенно взирая на рыжебородого вождя.

— Мы получим такую добычу, что не снилась еще ни одному конунгу, князю, барону, дюку, королю или кому другому из нашей братии!

«Но для начала я получу белобрысого паршивца и вволю наслушаюсь лживых обещаний».