«И, наконец, мой юный или не очень претендент на звание Темного Властелина настал нам черед прощаться. Ты уже знаешь, как строить свою Крепость и как отбирать в неё помощников. Имеешь представление о каверзах Судьбы и готов отражать бесконечные нападки героев. Эти и многие другие знания пригодятся Тебе на щедро сдобренном злодействами пути. Но в самом конце позволь дать Тебе один совет — возможно он окажется бесполезен для Тебя. Или покажется бессмысленным. Пусть так.
Просто запомни раз и навсегда — никогда не связывайся с Богами.
Если даже посчитаешь себя обманутым, не связывайся. Поверь, Ты просто легко отделался…»
Свет дня иссяк. В отличие от человеческой ярости, сжигающей все до самого основания.
— Бееееееей!!!!! Колиииииии!!! Убиваааааай!!!
Первыми устремились вперед пешие мечники Наместника. Не признавая хитростей или маневров, им на встречу выдвинулись одетые в кожу, шкуры и боевые плащи варвары. Добровольцы за их спинами сплотили ряды и, слушая команды десятников, выстроили шеренги. Зеленое пламя в небе бликовало на доспехах сумрачных фигур, рвущихся друг к другу как бешеные псы.
Но быстрее бегущих людей как всегда оказалась конница. Сильные руки растягивали тетивы, жаля отряд вооруженных булавами пехотинцев стрелами. Кожаные доспехи лишь кое-где усиленные бронированными пластинками не выдерживали рвущего натиска гонцов смерти. Хуже всего приходилось тем, кого стрелы не убивали, а только ранили. Потому что как раз в тот момент, когда булавоносцы теряя своих группировались против неожиданной угрозы в их ряды с ревом вломились северяне, разнося ослабленные построения в пух и прах. Но отступить булавоносцы не могли, ибо их подпирали в спину мечники. Все смешалось в диком торжестве высвобожденной людской ненависти. Взбесившись, то один то другой, позабыв про всякую защиту, принимались булавоносцы крушить чужие черепа, не считаясь с собственной жизнью. Забывая про свою смерть. Люди вокруг падали, точно быки на бойне.
Наместник, предусмотрительно наблюдавший за боем издали, отвел глаза от высокой дозорной башни за линией поля боя. Лис наверняка отсиживался там. Эх, сюда бы парочку катапульт…
Вокруг у спешно разбитого шатра суетились десятки людей — гонцы с фронта, командиры подкреплений, помощники. Даже охранники выглядели беспокойными.
Эйстерлин перевел чуть рассеянный взгляд на поле брани. Из-за неудобной позиции и плохого света почти ничего не было видно. Клубящаяся пыль упорно покрывала место столкновения его конницы и пешего строя варваров при поддержке малого числа конницы неприятеля. Первое столкновение ничего не решило, лишь оставив на земле несколько дюжин тел и теперь отряды «бодались».
— Почему задерживаются гридни? — спросил у военного советника. — Они же должны уже пройти долину!
Советник суетливо дернул нагрудную цепь.
— Мы отправили к ним на встречу несколько вестовых. Но пока глухо. Нужно принять во внимание слабую из-за небесного явления видимость.
— И никаких следов Синетрийской помощи, — добавил второй советник. — Как в воду канули вместе с нашими наблюдателями.
«Предательство?» — от такого предположения бородача бросило в холодный пот. Могли ли узкоглазые за спиной договорится с Лисом и сейчас готовить удар в спину? Кто вообще поручится, что они пошли дальше Драблага?
Прискакал вестовой от Крейгана, чьи молодчики прикрывали ударный отряд наемников и готовились потеснить варваров к ручью.
— Мечникам нужно прикрытие от конных лучников. Крейган просит вас послать на помощь кавалерию, — звеня бронированными кольцами выпалил гонец. Наместник повернул лицо к командиру резервной сотни конницы:
— Хайа. Подмогни пешим.
Лысый степняк с бесстрастным лицом надел шлем и быстро побежал к своему коню, готовясь выехать на позицию.
Наместник же повернулся к первому советнику и сказал:
— Отдайте приказ Вардену ударить по копейному строю в центре. Пускай бьют, но не пытаются прорвать, нам нужно посеять панику.
— Но господин, — стал возражать советник. — Как же так? Это обернется непредвиденными потерями.
— Делать что говорю! — рявкнул Наместник. — Я сам вижу, чем оборачивается кутерьма на поле! Поганые Лисовы конники застопорили Крейгановских молодцев, а наемники хоть продвигаются, но все же медленно. Где же эти драные гридни, хотел бы я знать!
— Видимость…
— Видимость? Да они так весь бой пропустят! — кипятился Наместник. — А мне нужны результаты! Я хочу увидеть, как во-он те прохлаждающиеся сукины дети наложат в штаны и побегут прочь! Видимость это их боевитость — на самом деле копейный строй состоит из деревенских сосунков, половина из которых дезертирует при одном виде Варденовых молодцев! Исполнять!
Неся обильные потери под обстрелом лучников пешие мечники умудрялись не просто идти, они постепенно начинали теснить неистовствующих берсерков. Вид оскаленных морд кусающих собственные щиты и исторгающих из ртов пену не трогал опытных дерзких рубак, а щиты отлично защищали от секир. Отчасти на их стороне было умение держать строй, тогда как варвары, хоть и сильные хоть и быстрые — нападали беспорядочной толпой. Расплатой за это были размашистые часто смертельные тычки прямыми мечами. С конными лучниками противника дело было не в пример хуже, ведь щиты и облегченные латы далеко не всегда спасали от стрел; остатки булавоносцев оправившись от потрясения принимали активное участие в натиске на островитян. Булавы и топоры взмывали под темно-зеленое, уже набухающее фиолетовым небо с тем, чтобы обрушиться на головы или плечи имевших несчастье оказаться рядом. Некоторым раненным везло и их вытаскивали с поля боя товарищи. Другим не везло и их первыми находили враги.
За спинами меченосцев прогудел горн и земля начала подрагивать уже сзади. Это шла конная сотня Хайи, встречаемая радостными криками меченосцев. Конные лучники, мгновенно оценив угрозу тоже привнесли свой вклад во встречу конницы. Стрелами. Не дожидаясь каких-либо команд, всадники подняли рондаши[38] принявшие на себя большую часть подарка. Кое-что досталось самим ездокам. Кое-что взбесившимся коням.
А потом наступил черед расплаты — лучники Лиса спешно вешали луки обратно и вытаскивали кривые легкие сабли.
— Пикииии-ать! — резко крикнул, проехав перед пешим строем, командир. Вчерашние селяне мялись, но подгоняемые поставленными с ними в строй настоящими воинами, довольно быстро разобрались в форме исполнения. Первая линия добровольцев присела на землю, разворачивая острия копий под углом вверх, чтобы встретить ездоков. Вторая линия подалась вперед, выставляя длинные пики вперед прямо над плечами товарищей. Специально для коней.
Командир, осматривая качающиеся оголовья копий, громко выругался:
— У кого-то мать его, руки дрожат? Крепче держать! И помнить про сигнал! И не в небо пялиться, а перед собой! У вас, что в небе голые бабы скачут? Морды к земле, придурки!
Странное если не сказать страшное небесное явление сильно поубавило духу у трусоватых новобранцев, некоторые из которых пытались, бросив оружие помолиться на поле боя. Таких били и затыкали.
Вообще-то в подобном построении предполагалось, что дополнительную защиту обеспечат башенные щиты, но при должном размышлении эта статья расходов была вычеркнута. Тратить деньги еще и на защиту для этого мяса?
Из пылящегося облака мглы показался стремительно летящий на их позиции строй всадников, возглавляемый Золотым Мечом Армии Варденом. Правда в полутьме и всеобщем хаосе этого никто не знал.
Чем ближе они были, тем сильнее дрожала земля, и — командир знал это точно — поджилки людей.
— Стояяяяяять! — и вот уже они совсем близко. Копья в мокрых руках мелко подрагивали от страха.
— Я же говорил, — довольно хмыкнул Наместник, слушая очередное донесение. — Щенки не выдержат. Нет, я говорил?
Военный советник торопливо закивал, про себя задавая вопрос к чему было рисковать резервом, если добровольцы наверняка не последняя линия обороны их противника. Но Эйстерлин пребывал в повышенном настроение духа.
— Эх, сейчас бы туда! В сечу! — на мгновение замечтался Его Величие, сладко закатывая глаза. — Чтоб кишки мечом! Чтоб топтать этих бегущих в панике, бросающих казенное оружие босяков! Гуляет же сейчас там Варден! Лис-сучонок не ждал, небось!
Конный отряд под руководством Вардена имел все основания гордиться своей работой. Все было выполнено в лучшем виде — враг постыдно бежал с поля боя, теряя людей десятками, без всякой надежды на возвращение. Их командиру Варден лично распорол грудь. Башня, из которой наблюдал за ходом сражения узурпатор, была видна отсюда как на ладони. Победа близка!
— Мы сделали это! — не пытаясь сдерживать эмоций, крикнул один из всадников Вардену. — Что теперь, развернемся и ударим в тыл варварам?
Золотой Меч смерил такую близкую башню взглядом:
— Нет. Принесем победу нашему господину! Возьмем штурмом оплот неприятеля!
Но когда конница, построившись клином, по трупам направилась вглубь вражеского тыла — их ожидало потрясение. В лице приближающегося от башни огромного многосотенного отряда трясущих бородами варваров.
— Откуда они здесь?! — отчаянно закричал Варден. — Почему разведка ничего об этом не сказала?
Понятное дело, его вопрос остался без вразумительного ответа.
Одного только взгляда на воинство хватило, чтобы понять всю незавидность их собственной участи.
— Назад! — поспешно взревел Варден. — Отступаем! Это ловушка!
По странному стечению обстоятельств не он один кричал в тот момент эти судьбоносные слова. Но кто ж разберет пророческие возгласы в стоящем до небес бранном гвалте?
— Отступаем! — ревел, бешено рубя напирающих варваров Вилоус. — Засада! Здесь за…
Верный помощник Айлан, наугад отмахиваясь от чьих-то цепляющихся за стремя рук, внезапно захрипел и, перегнувшись через седло, повалился наземь. Прямо под топоры.
— Паскуда!!! — Вилоус при виде кончины боевого товарища озверел еще сильнее, заворачивая коня. Вокруг, повсюду были враги. Меч так и порхал, разрубая лица и головы. Под конские копыта люди валились как снопы спелой пшеницы под косой жнеца. В зеленоватой полумгле тяжело было разобрать, где свой, а где чужой. И наемник не разбирал. С неба сыпались стрелы — это отчаянно отстреливались от черного вала наседающих существ лучники. Передние ряды видели цель, зорко отличая людей от вытянутых когтистых тварей с угрожающе поблескивающими глазами. Все прочие высоко закинув луки стреляли навесом, лихорадочно опустошая колчаны. Твари рвущиеся плотной ордой из долины откуда наемники ждали подкрепления достигли отступающих людей и методично принялись истреблять людей.
— Да отступайте же! Где горн?! — но наемники уже сами сообразили, в чем дело. Они, сбиваясь в кучу огрызались короткими выпадами и отступали. Но сделать это находясь в клещах между впавшими в боевое безумие варварами и алхимическими чудовищами было не так просто. Хуже всего приходилось всадникам — прыгучие бестии свое внимание больше всего уделяли именно ездокам, сбивая их со спин скакунов.
Неразбериха и кровавое пиршество чудовищ моментально охватили весь левый фланг войска Наместника.
Вилоус размахнувшись, рубанул сплеча какого-то сгорбленного урода оказавшегося рядом со стременем, послал коня в галоп, заставляя скакать по людским телам и продолжал, не переставая кричать:
— Отступайте, курвины сыновья! Быстро! Быстро!
Вытянув шею, он попытался рассмотреть хоть какие-то признаки свободного пространства поблизости. Везде шла отчаянная борьба. Буквально на каждом клочке земли. Он инстинктивно почувствовал опасность, резко разворачиваясь в седле и вскидывая меч для защиты. Острие на несколько вершков вошло в грудь прыгнувшей на наемника твари. Но громадная туша продолжила движение и врезалась в тело Прайнорка, угодив ему в неприкрытое лицо своими длинными изогнутыми когтями. Прямо в глаза, раскраивая череп.
Вилоус умер, еще до того как его тело повалилось наземь под истеричные звуки трубящего к отступлению горна.
— Победа! — воодушевленно закричал Лис, неотрывно глядя на панораму сражения. Зеленое пламя, сжигающее небо интересовало его, захваченного битвой куда меньше разбегающихся под натиском не знающих удержу варваров наемников. С другой стороны, ворвавшись с фланга чудовища, тайком размещенные в лощине, рвали на куски отряды пехотинцев подчиняющихся Крейгану. Черные в мрачном свете зеленого пламени они походили на орду, вырвавшихся из неведомо какой Тьмы демонов. Подарок Саламата оказался очень кстати — одно выведенное в бестиарии вахрасагера чудовище стоило шести-семи обычных людей. Они действовали с такой жестокостью, что даже закаленные в битвах сердца не выдерживали и люди обращались в бегство. По центру, прикрытый с боков небольшими отрядами конных лучников наступал большой отряд оставленных в резерве островитян. Лис мог бы гордиться собой — ни в одной даже самой мало-мальски распространенной сплетни про число прибывших к Хёргэ островитян не прозвучала правда. Он сумел утаить её от всех соглядатаев. А меж тем северян в распоряжении повелителя Хёргэ было на одну тысячу больше, чем думал Наместник. На одну решающую тысячу.
— Это победа! — снова воскликнул он, потрясая воздетым к небу кулаком. — Клянусь башнями Хергэ! Я победил!
— О да, властолюбец. Ты совершенно прав, — проворковала Ива. — Победа принадлежит тебе. Также как и все остальное.
Резкий спазм в груди заставил правителя западного Триградья согнуться от рвущей нутро боли. Опершись о подоконник, он напрягся всем телом, пытаясь бороться с накатившей волной выворачивающей внутренности рези.
— Ты меня… — только и смог сказать он, прежде чем лицо свело судорогой.
— Отравила? Верно, седой дуралей. Мужчины так снисходительно относятся к женщинам, что позволяют себе делать непростительные ошибки, — приближающийся стук каблуков отозвался в голове. Лис хотел закричать, но в груди не хватало воздуха. Хотел повернуться, но ощутил, как дрожат покрывшиеся испариной руки, как ноги становятся тряпичными и понял, что, сделав хоть одно движение, просто упадет.
Не проявлявшийся до сих пор яд действовал быстро. Так быстро, как только может это делать сильная отрава.
— Ты тоже пила, — выдавил из себя Лис, обмерев, глядя перед собой. Губы и веки начало немилосердно печь. Дрожь все усиливалась. — Это ведь было в вине?
— Да, — ободряющим голосом подтвердила Ива. Миниатюрная рука легла на сведенное от напряжения плечо. — Вино и было ядом. Сильным, особенным ядом. Этот яд начинает действовать только когда в кровь выделяются разные присущие эмоциональным состояниям вещества. Когда радуешься, пугаешься, злишься или грустишь. Замечательная вещь. Для того чтобы он не действовал, годами накапливаясь в крови нужно просто перестать быть человеком. Или перестать чувствовать. На меня же он не подействовал, потому что на меня вообще не действуют яды.
Заметив его попытку разогнуться, девушка мягко обняла Лиса, прижимаясь к спине своим телом. Ладошка аккуратно легла сверху на дернувшуюся было руку и легко прижала её к подоконнику.
— Салам-мат…
— Если тебе будет легче, — сказала она, поднося алые полные губы к его уху, — я расскажу тебе одну интересную вещь. Нет, нет, не пытайся шевелиться, боли только усилятся. Вдобавок у тебя уже наверняка начался паралич конечностей. Этот яд хорош тем, что едва он начал действовать тебя уже ничего не спасет. А дерготня лишь усилит муку, но ничего не даст. Умрешь, сжавшись в комок.
— Гадина, ты подлая га… — он не договорил из-за усилившихся в животе колик. Только состояние полной недвижимости делало муку хоть немного терпимой.
— Саламат не смог бы отравить тебя. Даже если бы очень захотел, — Ива озаботилась обнаружившимся на бархатистом рукаве крохотным пятнышком, попытавшись осторожно оттереть его краем ногтя. — Моему любезному братцу ни до чего нет дела. И не было с самого начала. Он сидит сиднем в своем бестиарии и занимается исследованиями, — она хихикнула. — Его совершенно не заботят дела большого мира. Все эти хитросплетения политики… он никогда ею не интересовался. Так что Саламата как ты его себе представлял, не существует. Зато есть я.
Красное. Красное зарево слепило глаза, а в ушах слышался шум прибоя. Или это был победоносный рев его войск? Лиса били озноб и жар одновременно. Но он держался, хотя и не понимал зачем. Проиграть так глупо, так безнадежно. И кому? Девице играющей в повелителя Тьмы.
— Чего ты добиваешься? — слабеющим голосом прошептал он. — Я выполнил бы сделку… играешь заодно с Наместником? Хочешь его победы?
Ее, похоже, позабавило такое предположение.
— Это напрашивается само по себе. Нет. К Наместнику я равнодушна. Да и вообще… с чего ты взял, что я хочу хоть чьей-нибудь победы в этих ваших мужских играх?
Наконец руки не выдержали и с ноющей болью подломились, уронив Лиса грудью на подоконник, откуда он сполз на пол. Он погружался в алую бездну раскрывающуюся перед глазами все глубже, под безграничный в своей злой радости победный рев войска и сладкий голос своей отравительницы:
— Слабая женщина пытающаяся играть против злых мужчин на их поле для начала должна озаботиться уравнением сил. Кровь — не вода, ею нельзя умываться постоянно. Очень скоро люди захотят передышки, и сами её попросят, согласившись на условия того, кто сможет обеспечить спокойствие…
Разгром. Полный и бесповоротный. Степняки из Синетрии так и не прибыли на поле боя. Гридни Яромира, похоже, остались в долине тепло встреченные чудовищами, которые как оказалось, служили Лису. Его собственные воины постыдно бежали с поля боя, при виде страшной участи постигшей их товарищей. Ни варвары, ни чудовища, пленных не брали. Почерневшее небо исторгало молнии, точно Боги за что-то гневались на своенравных детей.
Никогда еще в жизни Эйстерлину не было так плохо. У него бесславно едущего впереди небольшого авангарда истрепанного воинства болело сердце. А рядом не было ни верного Вардена, ни Вилоуса… никого. Кроме лишившегося почти всех преданных ему людей Крейгана впавшего в какую-то черную прострацию.
— Но ведь это еще не конец? — шептал он сам себе, чувствуя, что вот-вот и сознание от огорчения помутится. — Я еще поборюсь. Еще достану глотку этого подлого сукина сына. Всех их. Или… или хотя бы сохраню своё.
У него из рук выбили меч, разом покончив со многими мечтами. Но оставалось еще одно оружие, к сожалению не такое безупречное — политика.
Наместник, погруженный в свои думы, не видел, с какой ненавистью смотрит на него Крейган. Между тем рука в темной латной перчатке сомкнулась на рукояти маленького отточенного лучше всякой бритвы кинжала.
— Боров. Безмозглый боров, уничтоживший все с таким трудом созданное некогда Драконом, — едва слышно шевельнулись губы Крейгана.
Наводненный готовыми к бою, нервными из-за непонятного небесного явления солдатами лагерь больше походил на осажденную крепость. Проверялись доспехи, острилось оружие, что-то мастерил кузнец, поились кони. Черные переговаривались, скупо делясь мыслями и обмениваясь мнениями. Тем не менее, внешне все выглядело очень естественно.
Но чем еще как не нервозностью объяснить отсутствие всяких разговоров о появлении Дракона? Да не одного, а с компанией под стать себе. Седой жилистый, но не старый мужчина, в котором сразу узнали Реваза — начальника Драконьих Призраков. Лысый здоровяк с порезанным лицом — никто иной как сам Гуно Весельчак, слухи о деяниях которого опережали друг друга.
Даже о них было сказано не больше пары слов. Что уж говорить о шедших с ними пленниках. Какие такие пленники? Баба да мужик. Кто такие? Да не все ли равно. Тем более после того как их отправили в яму, за мужиком явились тут же. С ним желал поговорить сам Биргер Риттрэнский. Ну, бабу оставили. Бабенка хоть и симпатичная, а выглядит как чокнутая.
Велари сидела в кромешной темноте в мокрой пахнущей нечистотами яме и, задрав голову смотрела как темно-фиолетовая туча рождает беззвучные золотые и мертвенно-серые стрелы молний. В этих озаряющих мир вспышках ей виднелись тени. Может это были тени ходящих поблизости солдат. А там кто знает, может еще чьи-то. Она сидела ничего не слыша и только лишь думая о том, кто захватил её в плен.
«Тольяр? Был ли это он, или в этом неверном свете, мне снова начали являться видения? Было темно, но даже так я хорошо видела его лицо. Он или нет. Нет, потому что если это был он, то он не мог меня не узнать. Это чушь. Если это был он, то… лучше не думать. Дракон — зря я согласилась на это дело. С самого начала оно плохо пахло. Что теперь, когда он обрел „крылья“? Правда, что теперь, когда я так глупо попалась этим извергам? Виселица. Смерть под темным небом в эту страшную неприродную грозу, как это глупо».
Сидеть в яме ей пришлось очень долго. Туча все висела, бросаясь россыпями перунов, а в воздухе витал слабо ощутимый запах дождя. Но дождь не шел. Так же как не шли к ней. Мысли скользили, не задерживаясь в голове, только две возвращались раз за разом с каким-то ехидным упорством.
Был ли тот парень Тольяром и если да, то почему он не узнал её. И еще Велари думала, как ей выбраться. Незаметно даже для себя она обшаривала взглядом землистые края ямы и высокую металлическую решетку (неужто с собой тащили из самой крепости?). Бессмысленно даже пытаться пробить железо голой рукой под силу единицам. Тем самым полумифическим героям, живущим в сказках о добром волшебстве и справедливых правителях.
Нет, решила она. Просто сидеть на месте и ждать своей участи глупость. Преступление вот так смириться из-за минутной слабости.
«Я еще посмеюсь над собственными мыслями», — твердо пообещала себе Велари. — «Сидя где-нибудь в теплом веселом месте за кружкой эля. Обязательно посмеюсь, а потом брошу монетку музыкантам, пускай сыграют „Дочку Пирата“, буду танцевать пока не упаду».
Ей связали руки, но ловкая и гибкая от природы девушка, повозившись, сумела вывернуть левую кисть, предварительно исцарапав её чуть не до крови. Дальше было легче. Разминая затекшие руки, Велари примеривалась, дивясь глубине своей вынужденной обители.
Глубоко вздохнула и на выдохе вцепилась пальцами в твердую почву. С усилием подтянулась, кое-как находя опору для ног. Вцепилась уже выше. Подтянулась. Еще раз. Небольшой выступ в земле показавшийся ей надежным на поверку оказался предательски коварным. Рука, вырвав камень, соскочила и Велари вместе с небольшой осыпью сорвалась вниз.
— Проклятье! — вырвалось у неё. Пальцы с непривычки болели. Девушка зло саданула в землю кулаком и, немного успокоившись, снова полезла вверх. Это было непросто, руки болели и начинали неметь. Ей даже стало казаться, что из-под ногтей начала сочиться кровь. Стиснув зубы и перечисляя про себя все известные ругательства, она упорно ползла вверх. До тех пор пока дрожащая от напряжения рука не коснулась кованой решетки. Ячейки были слишком узки, чтобы даже помыслить о забрасывании в них ног. Каблуками пришлось упираться в мягкую здесь наверху землю. Припав глазом к решетке, Велари сумела заметить, что поблизости вроде никого нет. Но выбраться наружу все равно было бы очень непросто — мешали металлические щеколды снаружи.
«Ну да, конечно, глупостью с моей стороны было бы поверить, что все так просто» — стараясь думать спокойно, чтобы разочарование не стало отчаяньем, рассудила Велари. Одна нога то и дело соскальзывала. — «Что же делать?!»
Вися, таким образом, на высоте нескольких человеческих ростов Велари могла ощутить всю тщетность своей попытки. Вдруг она расслышала приближающиеся шаги. К яме украдкой двигался какой-то человек. Запах! Он пах так…
Разжав руки, Велари приземлилась вниз, едва не вывихнув себе ногу при соприкосновении с землей. Зашипев как рассерженная кошка, она села, принявшись растирать голень.
Наверху загремели щеколды. Крышка откинулась и на черном фоне появился силуэт чьей-то головы. Вниз к самому носу Велари упала веревка.
— Вылезай скорее! — знакомым голосом поторопил её человек. В свете вспышки стал виден его нечеловеческий глаз.
Недоверчиво взглянув на веревку, Велари помедлила. И позабыв о боли, вскарабкалась наверх.
— Это ты, Яр! Все-таки ты! И ты пришел за мной, — почувствовав на плечах его руки, с придыханием сказала она.
— Разве я мог поступить иначе? — улыбнулся он. — Я сразу узнал тебя, Вел.
— Почему же не показал этого? — она впилась глазами в его лицо, все еще сомневаясь, что видит не призрака.
— Хех! На глазах у нескольких десятков солдат? Кто бы вытаскивал нас из ямы, Вел? — она уже могла стоять, но Тольяр не убрал своих рук, переместив с плеч на талию. Кажется, он тоже не совсем верил себе и украдкой пытался убедиться в материальности её тела.
Огнистая плеть хлестнула через все небо, осветив весь лагерь разом. Возле ямы не было видно ни одного человека.
— Где они? — принюхиваясь, спросила девушка. Сильный очень сильный запах человеческих тел. Запах стали. И запах чего-то такого, что, наверное, стоило бы назвать решимостью. — Почему так тихо?
— Все собрались на площади в центре лагеря. Слушают речь Дракона, — пояснил Тольяр, сбрасывая размотанную веревку вниз и прикрывая крышку. — Ты разве не слышишь голоса? Там сейчас все, а ты, Вел, по счастью не такая важная для них птица.
Прислушавшись, девушка поняла, что он прав — сюда доносился некоторый ропот.
— Все, — заканчивая с маскировкой побега, объявил Тольяр. — Пошли отсюда быстрее. Нам надо отсюда выбираться и поскорее.
По какому-то невероятному счастливому случаю все складывалось удачно. Настолько удачно, что ни один из гуляющих между шатрами и импровизированными казармами — продолговатыми деревянными строениями — стражей не заметил две ловкие тени пробирающиеся через темноту.
Все шло так просто, что в какой-то момент у девушки начало появляться сомнение уж не подстроен ли этот побег.
— Скажи, Яр, — потянула она парня за рукав, как раз когда они прятались за углом одной из казарм, глядя на сторожащих коней караульных. — Ты приехал сюда специально?
— Да. Но не ради тебя, — шепотом ответил он. — Если бы я знал, что ты жива, то обязательно разыскал раньше. Однако я не знал. И ехал сюда по другой причине.
Караульщики уходить даже не думали.
— По какой? — все допытывалась девушка. Парень обернулся, посылая ей спокойный уверенный взгляд:
— Поверь, когда я увидел тебя здесь, та причина утратила для меня всякое значение. Очень надолго.
С этими словами он, решившись, встал в полный рост и быстро пошел к дежурным.
— Здорово, служивые!
Воины переглянулись. Они видели Тольяра в компании Дракона, но знать его статуса не могли. Так же как не могли определить своего к нему отношения.
— Чего стоите здесь? — копируя походку выпившего человека приближался Тольяр. — Так всех…ик… всех собирают. Великий… и-ик… Дракон говорит, а вы здесь стоите.
— Мы в карауле, — снизошел до ответа один из воинов, щуря глаза в свете молнии. — Нам не положено.
Тольяра такой ответ изумил. Покачнувшись, он принялся оглядываться по сторонам. С преувеличенной внимательностью.
— Не-е, служивые. Никого здесь нет. Вра…ик…гов. Если хотите, я пока могу тут подремать, а вы сходите да послушаете что и как.
— Обойдемся, — отказался воин. — Да и вы, господин хороший, стояли бы, где поодаль. Все-таки мы здесь в карауле стоим.
— И-ех! Служивые да вы чего? Да я ж свой! — возмущенно заколотил себя в грудь Тольяр. Лицо у воина подернулось маской брезгливости. Он собрался высказать пьянчуге свое мнение о таких вот своих, подрывающих всякую дисциплину и заслуживающих наказания. С этой целью он даже подался вперед, придвигаясь вплотную к парню. Но прежде чем до воина дошло, что от пьяницы совсем не пахнет выпивкой Тольяр прекратил ломать комедию. Локтем заехал в лицо караульного и, оказываясь сбоку, вырубил воина следующим точным ударом, разворачиваясь для защиты от второго нападающего. Он не учел одного — второй караульный не собирался нападать. Напротив, он имел весьма четкие инструкции. Рожок уже был в его руках.
Но прилетевший из темноты булыжник угодил служивому прямо в лоб, отправив его в длительное забытье. Тольяр перевел дух и обернулся:
— Спасибо, Вел. Если бы не ты…
— А это и не она, — откликнулась темнота с другой стороны казармы. Гуно Весельчак вышел на свет, позволяя рассмотреть себя: — Я все гадал, когда ж ты пойдешь вытаскивать девчонку?
Рука Тольяра медленно легла на пояс. Велари покосившись на него, стала осторожно подходить к великану с другой стороны.
— Не будьте идиотами, — поморщился Гуно. — Вам вдвоем со мной не справиться при всем желании, а наша возня привлечет внимание. Мне и так пришлось потрудиться, чтобы вас не заметили. Пять караульных пока еще отдыхают, но скоро оклемаются. И учтите это все ваших рук дело.
Тольяр озадаченно смотрел в уродливое лицо. Он не мог понять, о чем толкует Весельчак. Велари оказалась сообразительней.
— Спасибо вам, — почтительно поклонилась она. — Я не знаю вашего…
— Меня зовут Гуно, — представился здоровяк. — А тебя Велари? Это не ты ли ворвалась в покои к моему старинному знакомцу и принялась там размахивать мечом?
— К знакомому?
— К Оплетале. Старину развеселить отнюдь не так легко, но тебе, отчаянная девушка это удалось в полной мере.
— А-а-а…
Великан махнул рукой и поторопил их:
— Двигайте отсюда побыстрее. И еще, — он нырнул в темноту и вышел с двумя тюками в руках. — Как и любой ослепленный романтикой ты Тольяр, совсем позабыл о насущном. Здесь еда, одежда и…
К ногам Велари полетела сабля с широкой закрывающей кисть гардой.
— Оружие, — закончил гигант, укладывая тюки на землю.
— Спасибо, — растерянно и даже ошарашено выдал Тольяр. Он не знал как себя вести в подобной ситуации. — Но… зачем ты нам помогаешь?
— Затем, парень, что ты сумел меня тогда удивить, — серьезно пояснил Гуно. — Тот твой поступок. Я никогда в своей жизни не видел людей способных хоть что-то сделать бескорыстно. Ты удивил меня. Можешь считать это отплатой.
— Я твой должник, — парень по прежнему не находил слов, но его захлестнула волна благодарности к этому мрачному человеку, так неожиданно пришедшему на помощь там, где ждать её не приходилось.
— И я тоже, — добавила девушка.
— Запомню это, — Гуно приблизился и крепко потиснул руку Тольяра. Уважительно кивнул Велари. — Скачите скорей. И подальше. Здесь скоро будет очень жарко, Дракон желает выступать к какому-то замку и хочет, чтобы отряд обезопасил его от стальной гадости.
… Они беспрепятственно выехали из лагеря, пользуясь тем, что караульные на воротах были оглушены Гуно и ринулись прямиком в разверзнувшуюся среди бела дня ночь. Туча, не изливаясь дождем, медленно редела и серела, но делала это так, словно впитывалась в небесный купол.
Молча ехали они через руины села, где кони копытами разгребали золу и пепел. Через неширокий ручей, пахнущий смертью. Через запустелую поросшую крапивой долину, где встретились. Кони шли рядом, так что едва не касались друг друга боками. А они ехали молча, так будто ожидая, кто же, наконец, скажет первое слово. И у каждого было много что сказать. Но они молчали, ценя даже не слова, но простую близость друг к другу.
Каждое мгновение их затянувшейся нечаянной встречи. Ничто и никто в этой опустевшей несчастной земле не нарушало странного гармоничного молчания, и даже одичавшие псы, чьи шайки несколько раз виднелись среди деревьев, не дерзали приближаться, точно подыгрывая им. Тольяр и Велари ехали рядом, словно заново переживая каждый миг своего некогда прерванного знакомства. Всю ту долгую историю связавшую их жизни прочнее нитей Судьбы. Слов было много, но в них не было нужды. Сейчас был черед тишины, в которой каждый из них будто бы говорил все несказанное раньше.
И только на очередной росстани, где разом сходилось шесть дорог, а кони замерли у придорожного камня, ожидая решения, тишине пришлось отступить. Велари смотрела на руны обозначающие какие-то направления, когда почувствовала как её руки касается его теплая ладонь. Просто и непринужденно. Услышала голос:
— Долгая дорога позади.
— Нет. Ты не прав. Долгая дорога впереди. И… Яр, мне надо многое тебе рассказать.
— Знаю, — помедлив, ответил он. — Я должен рассказать не меньше.
На дороге, по которой они приехали, раздался стук подков.
— Погоня? — оглянулась девушка.
— Нет. Это скачет кто-то один, — повязки на глазу Тольяра не было, но он не спешил скрывать свой глаз. — Один человек. Он торопится.
— Подождем? — предложила Велари.
— Разве нам нужны попутчики?
— Узнаем кто он. В этом краю не так много живых. Слишком силен запах злой смерти.
— Не знаю, — задумчиво изрек Тольяр. — Ждать на росстани какого-то путника… а впрочем, как пожелаешь.
Им не пришлось ждать очень долго, потому что всадник торопился. Очень торопился, нахлестывая бедного коня что было сил. И когда он, наконец, приблизился так, что стало можно различить лицо, Велари охнула и вцепилась в руку Тольяра, будто неосознанно ища защиты.
— Какая радующая мое сердце картина! — издевательски воскликнул всадник, привставая на стременах. — Воистину фортуна переменчива. Не так ли?
Корнелий Ассимур посол острова Харр немигающим тяжелым взглядом смотрел на похолодевшую от страха Велари.
Ну, Тольяр! Ну сволочь! Что за игры в этот раз? Когда мне сообщили, что несколько караульных были оглушены, а пленница исчезла, я был удивлен. Стоило же мне узнать, кто исчез вместе с ней… я только рукой махнул.
В самом деле, что мне за ними погоню отряжать? Зачем? Пусть бегут — главное пускай не путаются под ногами. Уж если парню так хочется выслужиться перед Наместником, то пусть не рассчитывает на снисхождение при следующей встрече.
Растянувшись где-то на полмили, три сотни всадников ехали широкой холмистой грядой, до замка Боллеран. Безрадостный пустынный край, прореженный неправильной формы озерцами и многочисленными норами всякого мелкого зверья. Живут здесь только отшельники и малые общины. Впрочем, на нашем пути люди не встречались вовсе. Причина выяснилась быстро. Дважды мы с вышины видели груды мертвых тел лежащих вперемешку с едва поблескивающими серыми гигантами. Дикиев было куда меньше чем мертвых людей. Воины переговаривались между собой, освежаясь водой или чуть разбавленным вином. На удачу здесь не так давно прошел дождь и земля не успела высохнуть окончательно, поэтому пыли не было. Временами из-под конских копыт стремительно вырывались серые комочки полевых мышей да в ковыле порскали змеи. Я ехал в окружении Реваза и Биргера, преимущественно помалкивая. Не то чтобы мне не о чем было говорить, просто иногда из нечаянных чужих разговоров можно узнать больше, чем из какого-нибудь доклада. Небо куда с опаской косились многие всадники, постепенно светлело, превращаясь из ночного в некое подобие утреннего. Из-за пасмурности было прохладно, и я кутался в выданный Биргером теплый подбитый куной плащ.
— Что-то дозоры долго не возвращаются, — услышал я досадливое замечание Биргера. — Окульты неподалеку, я даже могу примерно сказать где. Но вот, сколько их и в каком направлении двигаются…
— Если они идут к Боллерану, как и мы, то дело худо, — ответил Реваз. — Я вообще не понимаю, что могло согнать этих чуд в большой отряд. Они ж всегда были безмозглыми.
— Но они никогда не просыпались летом, — возразил Биргер. — А сейчас чем холоднее, тем их больше и тем они злее. Что ж будет зимой? Да и вообще, откуда они берутся? Сколько лет мои люди летом прочесывают овраги, пещеры, ямы, скиты, брошенные дома… десятка четыре за все лето сыщется. А как зима, они толпами появляются. Маги только руками разводят, а ничего вразумительного ответить не могут.
— Раньше они хоть были маги, — к нам приблизился услышавший разговор Гуно. — Плохие или хорошие, но они били эту гадость. Да и нечисть её не жаловала. А сейчас магов нет, да и нечисть почти вся как сквозь землю провалилась. Единицы остались.
— Неспроста, — согласился Биргер. — Ясно, что неспроста так же как и все, что сейчас творится… слыхали, Наместник на Лиса войной пошел?
Я встрепенулся и глянул на Риттрэнца с легкой укоризной:
— Ты мне не говорил об этом.
— Так и разговор у нас о том не шел, мой Дракон, — при упоминании титула Гуно украдкой ухмыльнулся, а мне сделалось неприятно. И почему-то стыдно, как если бы я присвоил что-то чужое. Присутствие Весельчака, не подчиняющегося мне, но следующего на равных с Биргером сбивало с толку. Я не мог приказывать или говорить свысока с человеком дважды спасавшем мою жизнь и ничего не спрашивающем взамен. Я терялся, не зная как с ним говорить.
— Наместник выставил больше пяти тысяч, да еще помощь из Синетрии и от Яромира. Ну, у Лиса-то поменьше… да и вряд ли он был готов к нападению. Так что по всему выходит, что Эйстерлин победит.
— Если ты знаешь о вторжении, то поверь, Лис знает о нем уже давно, — я не смог сдержать комментарий, потому что слишком хорошо знал умения своего бывшего советника. — Он в любом случае успеет подготовиться.
Биргер вместо ответа посмотрел мне за спину. То же сделали Гуно и Реваз. Четыре всадника появившись из расположенного на низине бора, скакали к нам.
— Вот и дозорные. Посмотрим, что нам скажут.
… Вести принесенные наездниками оказались скверными. Отвратительными, если честно говорить.
— Прут! — прополоскав рот водой, заверил главный дозорный, рыжий бутуз с косящим направо глазом. — Сами видели, своими глазами. Еле кони вынесли. Через лес идут, да так что просеки оставляют. А вонища от них! — он зажал нос, демонстративно разгоняя воздух. — Как раз от Вашенок прут, там-то, небось, уже закончили.
У меня данное соображение вызвало приступ бессильной злости. Вот ведь твари! Реваз скрипнул зубами. Биргер невозмутимо спросил:
— Сколько их?
— Больше шестисот. Огромная толпища.
Я почувствовал на себе взгляды всех, кто услышал эту страшную цифру. Больше шестисот дикиев. Действительно толпища. И против них вышли три сотни солдат? Здесь нужно не меньше полутора тысяч! А лучше две с лишком.
— Не станем задерживаться, — сказал я, указывая рукой на юг. — Вперед.
За очередным «позвонком» гряды нашим глазам открылось какое-то горное село. Дом пастухов и травниц. Обитель традиций. Оно выглядело заброшенным, но глазастый Реваз мигом заметил какое-то движение, указав на него пальцем.
— До замка уже рукой подать. А село раньше принадлежало к владениям его хозяина. Дорогу видите, — обратил мое внимание на тропу Биргер. — Прямо через него пролегает.
— Что ж, — решил я. — Заедем да посмотрим, раз пролегает.
Село, в самом деле, оказалось небольшим. Дворов двадцать. В глаза бросалась полнейшая бедность здешних жителей, которые не знали иного способа пропитания кроме рыбалки и скотоводства. Я даже и подумать не мог, что в Триградьи еще оставались такие забытые Тьмой места.
Но поражало не это. Поразила меня реакция жителей. Сперва не показывавшие никаких признаков жизни, они, заслышав конское ржание и людские голоса, высыпали из хат и лачуг, бросаясь к опешившим воинам. Все они были женщинами. Но рядом отиралась, цепляясь за подолы, чумазая перепуганная ребятня.
В суетливом шуме голосящих, заламывающих рук селянок я сумел разобрать, что они просят нас остаться. Не проезжать. Видя, как косят в сторону ревущих женщин едущие селом воины, я подумал, что у многих есть матери, жены. А у некоторых уже дочери. И останавливая гордо вышагивающего коня, приказал Биргеру:
— Узнайте в чем здесь дело.
— Сию минуту, — старый вояка остановил строй и выехав вперед, глядя на собравшуюся вдоль улочки толпу спросил:
— Где ваши мужчины?
Ответом ему стали безутешные рыдания и причитания старых баб:
— Побили… как есть всех побили!
— Кто? — твердо крикнул Биргер, перекрывая вой.
— Нечистые побили… защитите нас! Слуги Мракогляда всех-всех… помогите, оборонители! Защитники!
Биргер вопросительно оглянулся на меня. Я кивком разрешил продолжить, про себя уже понимая, что здесь случилось.
Дикии ходят по округе уже не первый день. Наверняка все мужчины села решили, что смогут справиться с чудовищами, как делали это каждую зиму. Но где ж им знать, что чудовищ не десять и не двадцать. Они ушли все от мала до велика — стариков здесь не водилось — забрав с собой все, что могло хоть как-то сойти за оружие. Ушли. И пропали. Не их ли мужчин мы видели с гряды?
Слушая сбивчивые объяснения, рев и истеричные завывания, я видел, как сжимаются кулаки Мертводелов. Как играют скулы на лицах, снявших свои шлемы. И как они переглядываются меж собой.
— Мой Дракон, — пряча глаза, сказал Реваз. — Дозвольте нам встретить их здесь. Дети.
— Вы не сможете защитить их всех, — сказал я. Сказал, только для того чтобы сказать хоть что-нибудь. Мой главный защитник и помощник. Тот кто не один раз спасал мою жизнь и без которого я давно был бы мертв. Он избегал сейчас смотреть на меня. И просил оставить их здесь. Я взглянул за его спину. Черные ряды были недвижимы. Но все они ждали моего ответа. И Мертводелы. И остатки Драконьих Призраков. И старик Биргер. И несчастные селянки, одетые не лучше нищенок промышляющих в городах. И их ревущие дети, большинство из которых проведет здесь всю свою жизнь. Только Гуно не ждал ответа. Он не подчинялся мне, но решил все для себя. Он оставался.
— Дикиев слишком много. Вы сами это знаете.
— Пусть даже так. Мой Дракон, позвольте нам остаться. Ведь мы воины, а не сброд разбойников. Может это и не правильно, но мы должны остаться.
Понятно. Вот оно что. Дело чести. Я сам поощрял в них честь. Гордость настоящих воинов, а не продажных бандитов с мечами. Сейчас в моих собственных руках было решение кем им себя считать. Кем остаться мне в их глазах — подлинным Темным Властелином или простым атаманом бандитов. Я не Наместник. И не Лис.
— Это просьба всех вас?! — чувствуя, как образовывается в душе сосущая пустота, громко выкрикнул я. Молчание. Стало быть, да. Что ж.
— Хорошо. Хорошо! Будь так, как вы просите. Оставайтесь здесь и дайте бой дикиям, защищая жительниц Триградья!
Это слова, которых от меня все ждали. Они взревели, потрясая кулаками. Над селом заметались перепуганные воробьи и скворцы.
— Но у вас почти нет шансов, — тихо сказал я одному лишь Ревазу. Воин кивнул:
— Я понимаю. Зато шансы появятся у этих женщин и их детей. Шансы выжить. Если мы поедем к замку то столкнемся с дикиями позже, а прежде они от села камня на камне не оставят, разыскивая живых. Если же их встретим мы… Вы ведь знаете, что дикии дуреют от запаха человеческой крови, — он виновато улыбнулся. — Мы им дадим бой. Здесь будет много крови и если бабы попрячутся в подполы, то железные болваны никого не сыщут. Не смогут почуять разницу между пролитой кровью и кровью струящейся в венах.
— Будь, по-вашему, — пустота в душе заполнилась предгрозовой тяжестью. Появилось предчувствие, что все эти ликующие великодушию Дракона воины и преданный Реваз, и даже Гуно… что всех их я вижу в последний раз.
— У меня будет только одна просьба к тебе.
— Все что пожелаете, — привычно отозвался воин, обозревая ряды конников заполонивших околицу. Воины все пребывали и пребывали, однако не было сомнения, что теперь уже никто из них не захочет уехать отсюда. Общая судьба.
— Дай мне свой меч.
Альбинос спрыгнул с коня и шутовски поклонился Тольяру:
— Новый избранник, этой прелестной особы?
— Кто ты такой? — твердо спросил парень, обращая внимание на содрогнувшуюся Велари. Не укрылось это и от харранца.
— Я? Прелесть, неужели ты не рассказывала этому доброму молодцу об увлечениях своей молодости? Пускай бы в полной мере оценил размах твоей фантазии — мы ведь немало пережили. Столько сладких моментовэ
Под весельем скрывалась ярость.
«Нельзя злить его еще больше, — до боли закусив губу, подумала Велари. — Он и так в бешенстве. Еще бы, после того, что с ним попытались сделать».
Несмотря на бодрый вид Корнелий щеголял повязкой на запястье и одеждой явно с чужого плеча. Волшебные доспехи стали добычей солдат, в свою очередь полегших от рук Мертводелов. Только меч на бедре Ассимура был прежним.
— Очень своевременная у нас выходит встреча, — продолжал изгаляться Корнелий, прогуливаясь из одного конца дороги в другой. — После твоего небольшого предательства, радость моя, я просто жаждал увидеться еще разок. Поболтать по душам.
— Прекрати это, — потребовала девушка. — Чего тебе надо?
Харранец застыл, не донеся ногу до земли. Развернулся и, прищурившись, спросил:
— Парень, не знаю, как тебя зовут, но прямо сейчас ты можешь развернуть коня и уехать. Езжай и никто не назовет тебя трусом, поверь мне, это будет правильное решение.
— Меня зовут Тольяр, — спрыгивая с коня, представился парень. Велари не оставалось ничего другого кроме как последовать за ним.
Ветер шуршал в высохшей траве и о чем-то шептался с роняющими красные листья кленами. Корнелий Ассимур потупив взор в муравейник, расположившийся прямо у дороги вздохнул с неподдельным сожалением:
— Вот оно значит как. Нашла, — его взгляд снова уперся в лицо парня, но теперь там уже не было ни ехидства, ни издевки. — Ты и есть Тольяр? Серьезно? Жаль, что не выпала удача познакомится раньше. Думаю, что ты не уедешь.
— Правильно думаешь, — обняв Велари, кивнул Тольяр. — Не знаю, кто ты и что вас связывало в прошлом, и не хочу этого знать. Мне все равно. Я не брошу её. Советую тебе, оставить нас в покое. Садись на коня и езжай прочь.
— Покой? А что вы в нем делать будете? Скоро наступит зима и ваш покой превратится в вечный сон. Недолго осталось этому дикому погрязшему в грязном варварстве мирку. Но если ты так хочешь… — волна воздуха ударила в их лица, за миг до того как мечи Тольяра и Ассимура соприкоснулись. Альбинос был вне себя от ярости. Тольяр — спокоен.
Зашелестели мечи, сталкиваясь на граничной для человеческих возможностей скорости, а их носители, вторя клинкам, закружились друг перед другом, как подхваченные ветром листочки.
Они выглядели одинаково ловкими этот жилистый парень получеловек с насыщенным гневом алебастрово-белым глазом и бледный, как снега северных островов, альбинос с горящими демоническим пламенем глазами. Один всю свою жизнь то сражался с довлеющим над его родом проклятьем, то бежал от него. Действовал то мечом, то хитростью. Другой был выращен в ненависти, как цепной пес. Он умел многое, ибо всю жизнь доказывал всем, что лучший, но все время был нужен лишь для двух вещей. Для политики и для насилия.
Такие разные в своих намереньях, в своем видении мира они сошлись в бою на перекрестке, из которого существовал путь только для одного. Тольяр отказался от того, что долго считал делом своей жизни, ради чего-то другого. Другой жизни, может быть. Ассимур впервые делал что-то, чего не требовали его добрые воспитанники. Он дрался с ожесточенным сердцем ради… ради чего? Из ненависти? Или вопреки ней?
Каждый что-то отстаивал и каждый почитал себя правым. Но как всегда в подобных случаях окончательной могла быть признана правота того, чей меч оказывался острее. Быстрота ударов и гибкость противников не могла не поражать — легкие с виду касания на самом деле были исполнены крушащей силы.
В какой-то момент могло показаться, что Тольяр поймал альбиноса, заставив его вложиться в рубящий удар сверху вниз, а сам, обернувшись против собственной оси и изворачиваясь дальше, ткнул в яремную вену снизу вверх. Взревев от бешенства или напряжения, Корнелий сам закружился, подставляя ладонь, чтобы не упасть на землю спиной и изменив, за счет инерции, траекторию удара, мазнул по груди и плечу Тольяра. Вольный разбег одного лезвия оказался преломлен другим. Парень, морщась от боли поворачивал кисть, отклоняя клинок Ассимура в сторону. Харранец не стал давить, а напротив отскочил и тут же вернулся назад, рассчитывая разрубить ключицу своего врага. Но вместо того сам едва-едва сумел остановить контратаку. Вновь они оказались лицом к лицу.
— Приятно видеть, что некоторые дикари все же работают над собой, — прохаживаясь на небольшом отдалении, сказал альбинос. — Ты второй кто хоть немного сумел развлечь меня своей техникой.
— Мой меч удивит тебя еще сильнее, когда вы встретитесь поближе, — пообещал Тольяр, перебрасывая оружие из одной руки в другую.
Харранец деликатно указал кончиком меча на правую руку парня. Вдоль запястья почти до локтя набухла красная полоса. Парень поморщился — теперь он чувствовал, как начинает печь глубокий порез. Он не обманывал сам себя — противник ему достался тяжелый. Почти непобедимый. А он слишком давно дрался всерьез.
Велари молча смотрела на бой со стороны, словно боясь даже пошевелиться. Впрочем, так оно и было. Она действительно боялась. Боялась дикого пламенного блеска в глазах прирожденного убийцы.
— В первый раз тебе повезло, Толь-яр! — насмешливо растягивая имя парня, проговорил альбинос. — Во второй я отрублю тебе руку. Уйди с моего пути, потому что ты мне не соперник. Ты заноза.
— Выкуси! — еще только выговаривая оскорбление, парень взмыл высоко вверх, кувыркаясь через голову и набирая силу для страшного удара. Красивый, очень зрелищный, а главное быстрый и опасный прием. Рассчитанный на медлительного врага или неумеху. Харранец не был ни тем, ни другим; альбинос не стал испытывать свой клинок на прочность. Вместо этого он, явно развлекаясь, отскочил в сторону и едва только ноги Тольяра коснулись земли, сделал ловкую подсечку. Парень покатился по земле, обдирая плечи, а Корнелий как ловящая лягушку цапля ринулся следом. Длинный «клюв» коснулся «лягушиного» живота. И чертя очередную царапину улетел далеко в сторону от сильного тычка сабли, с филигранной точностью врезавшейся острием в плоскую стальную поверхность. Сама же «цапля», запрокинув голову от удара кулака, отшатнулась в сторону.
Девушка попыталась добить обескураженного неожиданным нападением Корнелия, но тот, к сожалению уже оправился и легко отбил игольный выпад, отпихивая Велари. Пинок получился знатным, и охнувшая девушка едва удержалась на ногах, прижимая свободную руку к животу.
— Рано, прелесть моя, — прошипел, облизывая разбитую губу, альбинос. — Потерпи чуточку…
Обменявшись взглядами, Велари и Тольяр атаковали одновременно с разных сторон. Альбинос, переменившись в лице начал отступать, парируя удары уже без всякого шутовства или показной ленцы. Он все-таки не был так уж полон сил, как хотел показать.
Чтобы не быть зажатым, ему пришлось покрутиться, играя сразу на две стороны и напрягаясь куда сильнее прежнего. Все чаще кончики клинков задевали его одежду, лишь чуть-чуть не доставая до снежно-белого тела. Альбиносу полагалось уже десять раз оказаться с разорванными боками, пробитой грудью и перерезанным горлом.
Он был быстрее. Дрался с такой скоростью, что, наверное, и стрелы смог бы отбивать — упругие волны воздуха расходящиеся в разные стороны от его прыжков касались прохладными пальцами парня и девушки. Пружиня от земли, он нападал сам, заставляя их обоих уходить в глухую оборону, россыпью даря удары нанесенные из самых неожиданных позиций. Дважды ему удавалось расшвырять их в разные стороны; один раз Велари даже не сумела устоять на ногах, покатившись по земле через многострадальный муравейник прямиком в желто-серую сухую траву. Но альбиноса занимал, как казалось, только Тольяр. Его крови харранец хотел в первую очередь.
Девушка, тихо застонав от боли в мышцах, заставила себя подняться с жесткой земли, измазанная в пыль с налипшей на куртку и штаны травой. С ритмом этого бешеного выродка тяжело было сладить.
Все громче в её сознании подавал голос страх. Она не в первый раз бросала вызов альбиносу и помнила, что каждая такая выходка заканчивалась настоящим унижением. Он был одним из лучших Мастеров на острове Харр, давно превзойдя многих своих наставников. Не зря же Харр чаще всего использовал именно его в делах требующих «варварского» решения. Корнелий не умел проигрывать. Не потому ли он до сих пор так и не попал в число жителей своего вожделенного острова. Слишком хороший боец чтобы быть принятым в число тех, кто никогда не берет в руки меча.
Не давая страху стать ужасом и мешать движениям, она закричала, прыгнув на альбиноса в тот миг, когда он повернулся спиной. Предательски? Возможно.
Но правила чести не действуют с теми кто, будучи непобедимым использует свою силу для удовлетворения пороков.
Она летела, вытянувшись параллельно земле и вместе с ней летел клинок, опускаясь на беловолосую голову. Лезвие падало, падало, падало…
Слишком медленно, для него. Уже в воздухе девушка поняла, что не успеет. Но было поздно. Куда он делся из-под удара, она ослепленная болью не увидела. Вместо мягкого приземления её ждали твердые как гранит, объятия земли. И свист чужого меча приближающегося к шее. И отчаянный, но такой далекий крик Тольяра.
На бесконечно долгий миг их глаза встретились. Жизнь девушки была полностью в руках этого ненавидящего её человека. И жизни этой оставался ровно один миг; клинок, сжимаемый белой рукой, тянулся и тянулся к ней. Как в страшном сне. Как будто время остановилось, когда они взглянули в души друг друга.
Меч так и не коснулся её. В последнюю терцию мига, альбинос изменил направление удара. Смазал, превращая его в косой выпад, предназначенный Тольяру. Глупый удар, оставляющий самого харранца беззащитным. И показалось ли, девушке, но в это мгновение альбинос позволил себе скупую едва заметную улыбку, непохожую на его прежние гримасы. Настоящую.
Недооценил ли он своего противника, или напротив, ожидал именно такого окончания боя? Этому суждено стать загадкой, ибо клинок Тольяра с тошнотворным звуком вонзился прямо в солнечное сплетение, пробивая внутренние органы, рассекая позвонки и показался прямо из спины Ассимура. Но и его собственное оружие, превратившись в тонкую стальную нить, не узнало промаха. Размазавшись в воздухе, оно чиркнуло грудь парня наискосок и, выпав из ослабевшей руки, зазвенело по земле. Велари закричала.
Альбинос душераздирающе застонал и качнулся, прижимая ладони к обильно кровоточащей ране. Пальцы мгновенно окрасились алым. Мучительно закидывая голову назад, словно проигравший пес, подставляющий победителю горло, Ассимур повернулся к поднимающейся на ноги девушке.
— Моя Вел-л-ла… — он попытался протянуть к ней руку, но ноги неловко подвернулись и беловолосый харранец упал в пыль дороги рядом со своим мечом. Рядом со своим врагом. Перед вишневыми глазами стремительно промелькнули ноги девушки, она бросилась к болезненно скорчившемуся Тольяру.
— Хорошо… что я не сдохну к-как пес… Харр… — прошептал слабеющими губами Корнелий. И затих. Посол острова Харр Корнелий Ассимур, сын своих талантливых родителей, гениальный выродок, убийца, чудовище в облике человека, пес всю жизнь служивший своим хозяевам в ожидании подачки, умер. Умер свободным, отнюдь не в погоне за исполнением воли Харр, а потому что возможно сам захотел этого.
— Яр, Яр, все хорошо, Яр, — девушка упала на колени, в ужасе глядя на кровь текущую из раны дорогого ей человека. Даже прикоснуться к ней означало облечь его на дополнительные мучения.
— Вел… — негромко позвал парень. — Ты в порядке?
— Да в порядке я, в порядке! — в сердцах вскрикнула она. — Ты… ты же…
— Ничего, — слабо улыбнулся Тольяр. — Это того стоило.
Он как-то странно завозился на земле:
— Жестко. Ты… ты что плачешь? Глупая…
— Яр, — прошептала она, не замечая слез текущих по щекам. Осторожно, как величайшую ценность в мире взяла его голову и положила на свои колени. — Яр. Мы же только встретились…
— Но мы не расстаемся, — он говорил все тише, экономя силы. — Знаешь, что я подумал, Вел? Я больше никому не хочу мстить. Не хочу играть по чьим-то правилам. Это не важно. Значение имеешь только… ты.
Где-то в сером небе, будто по воле божества сквозь плотный покров туч пробился луч золотого света.
Небо было очень похоже на серо-синее стеклянное море, застывшее в момент шторма. Кручи и буруны вздымались к земле, походя на водные валы, а редкие белые облачка виделись барашками пены. Я был один.
Замок Боллеран висел прямо над моей головой, своим видом совершенно не претендуя на эпичность. Обычный старый замок с высохшим рвом, пришедшим в негодность подъемным мостом и порушенным от времени бергфридом. В темных арках окон царила непроглядная тьма. В глубокой арке входа я едва не наступил на чей-то потрепанный временем скелет. Выцветший плащ явно принадлежал магу.
— Тоже за чем-то своим приходил? — спросил я у сардонически скалящегося черепа. Тот таинственно промолчал.
Зайдя во внутренний двор, я нашел его запустелым и одичавшим. Сквозь плиты проросла крапива и бурьян, повсюду валялись какие-то деревянные обломки и разных размеров камни — остатки от частично рухнувшей стены приземистого строения. Почему-то пахло шалфеем и мятой. На лестницах ведущих к зубцам стен я заметил неподвижные фигуры. Одна, две, пять, восемь. Восемь женщин в зеленых плащах молчаливо взирали на меня из тени своих капюшонов. Палец едва ощутимо кольнуло и кольцо запульсировало белым светом. Отлично. Я победно оглядел их всех и вытащил меч.
— Ваша сила на меня не подействует. Вы можете сказать мне, где ваша госпожа Астис или…
Пальцы указали на гостеприимно распахнутые ворота, прежде чем я закончил свое предложение. Наполненные болезненно сыростью своды встретили меня темным холлом, едва-едва освещенным несколькими чадящими факелами на стенах. Выжженной черной дырой смотрелся холодный забитый золой камин с рухнувшей внутрь решеткой. Где-то на пол капала вода.
Винтовая лестница с разбитыми ступеньками уводила меня высоко на вершину главной башни замка. Все встреченные на пути двери были заколочены досками. Кое-где гвозди уже проржавели настолько, что едва-едва держали на себе заслон, но желания заглядывать туда у меня не было. Боллеран мертв, пусть и впредь остается таким.
И вот он последний этаж башни. Дверей нет вовсе, вместо них поеденный молью и еще Тьма знает чем, полог. А за ним комната с выходом наружу. Туда где тихо поет ветер и плачет небо.
Резкий серый свет заполняет пространство, безжизненно освещая каждый клочок комнаты, каждую валяющуюся щепку, каждую шерстинку на подгнившей медвежьей шкуре устилающей пол. На стенах ржавое оружие и морды лисов, волков, медведей. Единственный сохранившийся предмет округлое зеркало в витиеватой золотой раме. Странно, неужели хозяин жил здесь в холодной выси?
— Здравствуй, Грай, — говорит мне Астис, отрывая свой странный взгляд от скрытых снежным одеялом сонных верхушек гор. — Ты не задержался. Я как раз закончила.
Она внимательно осматривает меня с ног до головы и довольно кивает, задержав глаза на сияющем белым кольце. Я щурю глаза, потому что серый свет распространяется от самой Астис. Её тело, чьи очертания видны сквозь легкую серебристую накидку, источает сияние.
— Принес колечко.
— Да. И на меня не подействуют твои чары, богиня, — меч был в моей руке, но я все еще не торопился пускать его в ход. — Я свободен от твоей силы. И пришел за своим.
— И конечно отомстить?
— Конечно.
Мы стоим друг напротив друга. И я жду. Жду, когда же кольцо на пальце подскажет мне, что она напала. Жду, когда содрогнется комната и в меня ударит сноп зеленого пламени, или что-то вроде того. Но она не нападает. Она дарит мне свою безумную, завораживающую улыбку.
— Знаешь, за столько веков единственное чему можно научится по-настоящему, это терпение. Ожидание. Ты напряжен и все ждешь, где же начало. Когда начнется бой с древним монстром, — губы её скривились. — Легендарное сражение. Подвиг.
Кончик меча в моей руке осторожно касается медвежьей шкуры.
— Ты так сильно хочешь вот это? Могущество? — она вытянула вперед кулак и перстень на её руке исторг зеленые петли, протянувшиеся по стенам, сводам, полу, будто заключая нас в магическую клетку. Я и моргнуть не успел. — Ну, так забирай.
Сняв перстень с пальца, она бросила его мне. А я так растерялся, что даже не словил и бесценный артефакт заключающий в себе власть над магией мира, зазвенев, поскакал в угол. Зеленое мерцание в комнате угасло так же быстро как появилось.
— Что это? — недоумевая, спросил я.
— Твое кольцо. Ты же так его хотел. Забирай, оно мне больше не нужно. Бери-бери, — она несколько демонстративно скрестила руки на груди.
«Ловушка?!» — мелькнуло в мыслях, когда я, не спуская с неё глаз, отошел в угол и присев на корточки взял искрящий зеленым огнем перстень. Крепко сжал его в кулаке и почувствовал теплое живое покалывание.
— В чем дело? Почему ты вот так легко отдаешь его? — сказать честно, я даже и не знал, что спросить. В голове не укладывался этот странный поступок, наверняка содержащий в себе незаметный подвох. Но какой?
— Потому что оно мне больше не надо. Все что нужно уже свершилось, — она значительно закатила глаза. — Сверх этого не нужно ничего. Ни мне от мира, ни миру от меня.
— О чем это ты? — я вспомнил зеленое пламя. — Что ты сделала?
— Отомстила, малыш, — пояснила она. — Всего лишь отомстила.
Что-то страшное послышалось мне в этих простых речах. Месть богини свершилась. Я не знал, как выглядит эта месть, но сердце мое замерло. Что могла за сотни лет измыслить обиженная и оскорбленная богиня. Хитроумная женщина.
— Меня зовут Грай! И не смей называть меня иначе!
— А ведь имею право, — усмехнулась женщина. — Разве не имеет права творец считать своим сотворенное им детище? Ну, хоть самую чуточку?
Видя в моих глазах непонимание, она улыбнулась еще шире:
— Ты мое детище Грай. Точнее Темный Властелин, которым ты был. Сколько в тебе самом было взлелеяно мною? Сквозь болезненную гордыню, сквозь упрямство, сквозь твою злость. Ты как дерево был выращен мною, ради одного-единственного плода. Отданного мне в срок.
— Болтаешь? Ну болтай-болтай! Все это я уже слышал от молодящегося старичка Каллиграфа.
— Нет, малыш. Великий Дракон Триградья появился благодаря моей помощи. Все время пока ты создавал Цитадель и ковал мечи для своей армии я опекала тебя. Я всегда была ближе, чем ты думаешь. Я помогала тебе. Ты талантлив, малыш и многого достиг сам, но везде где ты видел счастливые случайности, на самом деле была моя тебе помощь. Ты не знаешь о десятках покушений на тебя. Ты не знаешь о сотнях предательств.
Она говорила и говорила спокойно, с легкой улыбкой рассказывала мне вещи, о которых знать не могла. Вещи, о которых не все знал даже я. Как без применения магии ломался разум тех, кто бросал мне вызов. Она знала все тонкости человеческой души и умела превратить храбреца в последнего труса и идиота. Без магии. Мои соперники, многие из них были уничтожены не без помощи стоящей сейчас передо мной женщины. Моего врага. Моего творца.
Она же и никто другой прикрыла меня силой кольца в разрушающейся Цитадели, когда я был обречен. Спасла мне жизнь, обрекая на долгий путь.
— Мой Замысел принадлежал лишь одному мне, что бы ты не говорила!
В её глазах мелькнули ироничные искры:
— Тебе. Но не тебе одному. Неужто ты думаешь, что талантливому парню в двадцать пять лет придет в голову то, что не может прийти в голову мне за весь срок жизни? Или забыл рукопись Магических Столпов, которая и натолкнула тебя на необходимые мысли?
— Скажешь, что подбросила её мне? — с растущим недоверием спросил я.
— Не совсем. Я её написала, — просто ответила она. — Слабые места в магическом насыщении мира давно интересовали меня.
После этих слов у меня все поплыло перед глазами. Это не была магия, ибо Белое Кольцо молчало. Это были сложившиеся за годы убеждения, разрушающиеся сейчас в прах. Темный Властелин… кукла?
— Я один такой?
Безнадежно. Все безнадежно. В другое время эти признания не тронули бы меня, но сейчас, когда я так долго был лишен всего, когда уже и сам поверил, что Дракон погиб в Цитадели. Эти слова похоронили остатки моих надежд на то, что я смогу сделать все как было.
— Нет. Есть еще один. Одна.
— Гвини, — догадался я.
— Можешь называть её так, но сама она привыкла к другому имени. Она и есть Саламат.
— Еще одна кукла?
— Она знала обо мне с самого начала, — качнула кудрями Астис. — Женщины легче, чем мужчины приспосабливаются. Она даже стала играть в свою игру. Плащ был её подарком тебе.
Это был удар. Хотя и не такой сильный как прежние. Напротив он даже вызвал в душе какое-то подобие ярости некогда бушевавшей во мне:
— Почему же ты не помогла мне в тот раз? А если бы меня убили, что было бы с твоей местью?
— Ничего, — просто ответила богиня. — Ты же не думаешь, что моя месть прямая как стрела? Все прошло бы чуть иначе. Но… тебе было бы полегче.
— Чего?! Умереть было бы…
— Тебе не пришлось бы пережить крушение последней иллюзии, — довольно жестко перебила меня Астис. — Тебе не пришлось бы меняться, а ведь меняться для людей всегда было тяжело. Кто ты сейчас, по-твоему? Ты уже не Темный Властелин, ты изменился, малыш. Сильно изменился.
— Зачем же ты всё это говоришь мне сейчас? — я не мог взять в толк, какую игру ведет Астис. Она хочет снисхождения?
Богиня торжествующе усмехнулась:
— Я хочу, чтобы ты целиком и полностью представил себе последствия своего выбора. Любого. Сейчас в этот самый миг ты оружие. Мое оружие возмездия.
— Месть. И кому же ты хочешь отомстить теперь, богиня? Не ты ли только что сказала, что месть твоя закончилась.
— Закончилась месть, — подтвердила богиня. — Но не возмездие. То, которое заслужила я сама, за все сделанное. Моя гибель от твоей руки может быть достойным возмездием.
Стало очень тихо. Тишина — итог любого разговора. Мне же начало казаться, что я слышу крики моих воинов вбивающих в окровавленную землю стальных чудовищ и валящихся туда же следом. Только казаться. Слишком далеко шло сражение.
… Дикий скрежеща, ударил кулаком, опрокидывая лошадь вместе с седоком. Обернулся, дребезжа броней — моргенштерн смял шлем и практически оторвал голову чудовища. Тело грузно осело на конский труп. Одно из чудовищ прыжком проломило кровлю сельской хаты — перекрытия не выдержали, завалившиеся стены по плечи завалили дикия. Заминкой монстра воспользовался один из оказавшихся поблизости Тощих Паяцев. «Волчья метла» пробила броню и застряла в голове, навек упокоив существо.
Поодаль рухнувшей хаты шло такое отчаянное сражение десятка конников и шестерых дикиев, что от поднявшейся пыли нельзя было рассмотреть ничего кроме отдельных деталей. То и дело в облаках пыли мелькали черные латы, конские морды, острия копий и части бронированных тел монстров. Дрожала, лопаясь трещинами, земля.
Весельчак, разгоняя скакуна наклонившись выдрал из недвижимого дикия чье-то копье и бросился на подмогу, боковым зрением замечая идущую на окраине села борьбу. Неожиданно перед самым носом коня рухнуло тело в смятых доспехах; вслед за ним приземлился эдаким кузнечиком дикий, с торчащим из-под наплечника изогнутым и отточенным как бритва скимниром, оставленным кем-то из прежних противников твари на память. К сожалению, короткое оружие против дикиев не годилось вне зависимости от мастерства его носителя. Приземлился, качнулся и грянулся оземь — Гуно, не теряя времени, пристроил копьё прямиком в смотровое отверстие шлема, слегка расширив его края. Повсюду царил хаос. Все рушилось и валилось, звенело, скрежетало, дребезжало. Булавы воинов опускались на бронированные лапы плюща их в лепешки, а сами воины вместе с конями падали под напором наваливающихся весом туш. Копья входили в сочленения между сегментов «шкур» дикиев, уменьшая подвижность тех. Взамен трещали ломаемые кости и кровь, как вода текла на землю.
Огромных размеров валун угодил прямо в спину коня и тот, завизжав, рванул вперед на подгибающихся задних лапах. А потом и вовсе рухнул, не выдержав веса наездника, и суча передними копытами, в то время как задние бессильно волочились по земле. Удар сломал скакуну хребет. Гуно встал на ноги и оказался лицом к лицу с обидчиком. Дикием уже где-то лишившемся одной конечности, но в другой решительно сжимающим еще один увесистый обломок стены. Он просвистел над самой головой Гуно врезавшись в другого дикия упавшего от удара на одно колено и тут же добитого Драконьим Призраком. Весельчак, взревев от душащей его ненависти, вмазал дикию по голове, но тот в последний момент подставил смявшуюся и странно хрустнувшую руку. А самого Гуно достал еще один подскочивший сбоку окульт измаранный в чьей-то крови. Оплеуха, которая стоила бы любому воину жизни, для Весельчака обернулась несколькими футами срытой спиною земли и кровавыми «зайчиками» в глазах. Прежде чем он, мотая головой, пришел в себя над ним уже вырос чудовищный силуэт, замахиваясь пятерней для добивающего удара. И тогда Гуно ударил сам. Ударил ногами напрягая все жилы, вливая в этот удар все отпущенные природой силы. И отшвырнул дикия назад на его однорукого дружка, вставая на ноги сам. Перед глазами все плыло и качалось. Дышать было тяжело, будто обруч стиснул грудь, а в боку немилосердно кололо. Значит, сломаны ребра.
В это время над дикиями вырос всадник по виду не менее могучий, чем сам Гуно и, орудуя двуручным альшписом, отрубил головы окультов.
— Живой? — крикнул он Гуно из-под шутовской личины. Весельчак харкнул смешанной со слюной кровью и слабо улыбнулся:
— Да что мне станется, Биргер! — оглянувшись по сторонам, он заметил, что дикиев почти не осталось. Под свирепым натиском защищающих свое людей они, нет, не отступили, ибо не умели этого, но были разбиты. Кулаки стальной и человечий сшиблись. И стальной разлетелся кусками покореженного метала. Жалкие остатки, утробно порыкивая, как раз добивались конниками.
— Дрянной враг, — снова сплюнул Гуно. — Совсем себя не бережет. С таким не очень-то просто.
— А то! — поднимая «шутовское» забрало ответил Биргер, поглаживая гриву своего скакуна и удерживая альшпис другой рукой. — Но ничего. Держимся пока.
Поле перед селом было устлано трупами людей и обломками чудовищ. Царящий над ним дух был вовсе неописуем.
Гуно тяжело ступая, подошел к своему скакуну. Животное уже не дергалось и не вздрагивало, слепо глядя своим глазом на хозяина. Весельчак осторожно коснулся морды и расстегнул уздечку:
— Прощай, дружище. Спасибо, что верно помогал мне все это время…
… Победители. Потрепанные и окровавленные, некоторые из них стали калеками, но все держались ровно. Все выглядели браво.
— Выживших девяносто три человека, — сказал Биргеру его второй помощник. Второй потому что первый помощник неудачно подвернулся под кулак дикия. — Монстров много. Около полутора сотен.
Биргер обвел глазами запыленных и уставших вояк, составляющих некое подобие ровного строя. Многие, лишившиеся коней стояли с трудом.
— Молодцы! Вы все сражались отлично и с честью! Никто не посрамил имени Великого Дракона!
— Замечательная речь, — хмыкнул в полголоса Гуно, умывая лицо из чьей-то фляги. Грудь не переставала болеть, а плечо слегка онемело. Он сидел на склоне за сельскими хатами и поглядывал в бесконечно серое небо. Здесь легче дышалось, ибо ветерок относил прочь запахи смерти.
Подошел седой воин, по имени Реваз и сел на землю, стаскивая кольчугу:
— Какая разница. Эта речь быть может и не самая великолепная, зато она искренняя. А что еще надо сейчас для воинов исполняющих долг?
— Лекарства. Вино. И приятную девицу для массажа, — перечислил Гуно, загибая пальцы. Потом подумал и сел на траву рядом с Ревазом, принявшись смотреть на горные склоны.
— На девицу у нас времени не станет, — пробормотал Реваз, вытирая щеки. — На подходе остальные живчики. Их с полтысячи наберется точно. Долг…
— Это долг для вас?
— А для тебя? Почему ты остался?
Гуно ничего не сказал, только коснулся шрамов на лице, что-то вспоминая. Да и что здесь говорить. Осталось совсем немного. Весельчак смотрел в высокое серое небо и видел как тянется на юг длинный клин гусей.
— Холодная в этом году осень.
На далеком-далеком холме гряды появилась темная устрашающая фигурка. Следом еще одна…
— Каллиграф тебе говорил? Говорил, как сам видел. Жестокие кукловоды. Кошки правящие миром. Да среди нас были и такие, я не отрицаю. Мы были неправы. Но подумай, раз уж он не взял на себя труд думать. Если люди были так ограничены, откуда же пошла пресловутая магия? Как могла зародиться речь, если мы контролировали все и вся? Нет, малыш. Каллиграф обманул тебя, потому что сам обманывался. Вся эта магия и все её школы родились под нашими началами. Мы почувствовали, что в мужчинах прорастает нечто… непостижимое. Некая компенсация нашей силы. И не стали её пресекать, думая, что так мы погубим то, что сами созидали. Весь свой мир. Мы лишь подрезали некоторые побеги, контролировали рождение речи, появление магии. Не все — только высшие из нас были вовлечены в процесс. Большинство не было еще развито до нужной степени. Были слишком примитивны. В идеале мы хотели сделать вас мужчин равными нам. Но, увы, вы тоже были чересчур примитивны. Видели только угрозу. И реагировали соответственно. Думали, что заполучили в свои руки оружие против нас. Что испугали нас. И стали вырываться из-под нашей власти. Власти, которая во многом так же была выдумана вами, ибо те из нас, что уже развились, не вмешивались в вашу жизнь. Манипулировали вами только слабые или глупые. Или безумные по натуре. Но когда новая сила нашла свои Истоки, тех, кто в последствии стал зваться богами… они не ведали пощады. А мы были слишком поражены жестокостью. Чем больше знаешь, тем тяжелее дается решение. Мы знали очень много. И не успели ответить. Были сметены. Сломлены и растоптаны. Потом, захватив многих в плен, честолюбивые маги требовали склониться перед ними. Некоторые… склонились. Им отвели место в нынешних пантеонах. Сделали добрыми волшебницами и богинями. А мы не склонились. И с нами поступили соответственно.
Я словно во сне видел все, о чем она говорила своими глазами. Видел, как выходящие из дикости люди ведут жестокую упорную борьбу друг с другом. Как сильные охотники падают ниц перед одним лишь взглядом тех, кого Астис назвала «слабыми или глупыми». Видел неодобрение в глазах богинь, которые ничего не предпринимали из своего милосердия.
Моим глазам представали картины как все чаще, мужчины-воины огрызаются власти ведьм. Исподтишка, исподволь пытаются оспаривать решение. Рвут на себе невидимые кандалы, большую часть которых придумали сами же. Видел как ведьмы злясь, наказывают непокорных. И как в подготовленную почву недовольства падает золотое зерно знаний. Речь. Новая сила, чье имя магия входит в мир встречаемая богинями.
Огонь в руках бородатого мужчины со злым вполне осмысленным взглядом так не похожим на сонные глаза вереницы таких же, идущих перед лицами женщины с надменным лицом повелевающей ими как скотом.
Одно зло породило другое зло. Богини мерили все чувства по себе. Они слишком высокого мнения были об уме мужчин и своих младших сестер. Они ошиблись. И я увидел страх в зеленых глазах женщины-повелительницы. Услышал первую речь больше похожую на рев хищника. Таким был самый первый бой. Сила мысли против ярости высвобожденного пламени. Повелительница, против новорожденного Бога Огня. Обугленное тонкое тело летит на песок и знаменует конец эпохи.
Начало нового порядка. Потом много чего было. Молнии рвущие на части надеющихся на свою мощь повелительниц. Прямые ряды мужчин с сонными глазами сражающихся против орды ведомых первыми магами и Богами дикарей. Кто ты — игрушка или дикое необузданное животное? Побеждали животные, ибо они знали ненависть. Самое сильное оружие. Молнии рвали плоть, огонь сжигал дочерна, вода титаническими валами накатывалась на каменные святилища богинь, снося их. Мир изменился и наполнился необузданной силой стихий.
Я видел лица богинь. Их было восемь. Они впервые за своё существование почувствовали беспокойство. Они не поняли что против ненависти и дикой жажды свободы, нет оружия. Храмы рушились, кровь лилась не реками, а океанами. Открывались ворота, тянущиеся из самих глубин земли — оттуда выходило нечто таящееся в мире от самого его основания. Дух Времени. Его тащили на своих плечах полные свирепой ярости Боги. Он парил над ними, расправив пернатые крылья во время их встречи с Богинями. И вот уже магия сталкивается с магией. Богини опомнились и без жалости вырывают знания речи и Силы из слабых диких умов. Огонь начинает биться с огнем. Страшная бойня, в которой горит все живое. Горит, корчится… и рождается заново. Видел, как младшие сестры богинь гибнут, а сами богини склоняют головы, вставая на колени. Становятся на сторону победителей, обеспечивая себе места в храмах и молитвах.
Я смотрел на все это, и сердце мое почему-то разрывалось от горечи.
— Ваши боги победили, — сказала Астис. — Они принесли магию, которой мы так и не успели овладеть в полной мере. Силу слов и жестов. Победили исконную силу этого мира. Нас. И поступили с нами так, как стали потом поступать все победители с побежденными. Я помню, как жгли в Ивняках[39] — Мудрость и Справедливость. Жгли прямо здесь. На том самом месте, где спустя тысячелетие воздвигнут этот покинутый замок. Я — Месть. И моя месть завершена там же где некогда и была начата.
Победившие люди воздвигали на местах упокоения богинь и ведьм курганы. Рушили остатки древней цивилизации, скатываясь в дикость. Начиная жить заново, отчитывая время по-новому.
— В чем она, твоя месть? — спросил я, все еще видя перед внутренним взором, как песок заметает пустые храмы и богини-ренегаты помогают воплощениям Магии составлять новый Пантеон. Как Астис оставшись одна, идет в сердце безлюдных гор, чтобы осесть там на века. Чтобы стать чудовищем, чьим именем станут пугать детей, а через века просто забудут. — Ты уничтожила всех магов? Лишила силы, моими руками и уничтожила?
Может это покажется странным. Я по-прежнему был зол на Астис. Я ненавидел её за все проделанное со мной. Но я стал её понимать.
— Это ни к чему, — пожала плечами она. — Я хотела это сделать в первые три сотни лет. Но потом поняла бессмысленность такого занятия. Нет, малыш. Моя месть это щелчок по носу тех Сил, что уже спят беспробудным сном. Теперь Дух Времени снова рвется из земли, потому что приходит конец эпохи. А значит конец всем старым Силам. Боги уйдут так же как ушли Богини. Останутся только люди. Зеленое пламя, жгущее небо, пробудило истоки силы сродни моим, в тысячах женщин по всему миру. Пока они разберутся, что к чему прольется немало крови, но это необходимо. Необходимо как те преступления, которые будут совершены, прежде чем люди усовершенствуют механизм наказания. Главное, чтобы они развивались, искали новые пути жизни в этом мире. Потом через десятки, а может и сотни лет мои дочери займут положенное место в мире. Так же как и маги. Их гибель была необходимостью. Те, что остались тоже начнут все сначала. И будут воспринимать моих дочерей не как вызов своей власти, а как своих сородичей. Со временем.
Так вот оно что. Теперь я понял, что названное богиней местью на самом деле было чем-то вроде попытки установить равновесие. Уравнять все силы в новом времени.
— Сила магов угасла, — напомнил я. Астис указала на перстень в моем кулаке:
— Ты вернешь им её. Может не сейчас. И не завтра. Но рано или поздно вернешь. Я сделала бы это сама, если б ты погиб где-то, но раз ты дошел… кольцо твое.
Нет, она не человек. И мышление у неё жестокое нечеловечески. Тут мне вспомнились люди. Наместник. Лис. Дукат. Другие. А какое мышление у них?
— А если бы я передумал идти к тебе? Совсем бросил это дело, как было бы с возмездием? — мне стало интересно действительно ли богиня настолько предусмотрительна.
— Ты не один питаешь ко мне ненависть. Вообще таких множество. Девочки, с которыми я поделилась своими знаниями, слишком буквально восприняли идею мести, принявшись мстить всем подряд. Месть всем.
— Хочешь сказать, что ты не руководишь этими ведьмами? — вскинул я брови.
— Нет. Да и зачем. Они считают, что исполняют мою волю, а на самом деле даже не удосужились её узнать. Думаю, все они рано или поздно погибнут. Но свою задачу выполнят. Люди уже будут знать о появлении среди магов женщин. И поймут, что Дар следует воспитывать. Со временем.
Она была безумна. Совершенно точно. Слишком многими жертвовала, слишком во многое беззаветно верила, уповая на всемогущее время. Верила, что когда-нибудь в будущем родится гармония между мужчинами-магами и магами-женщинами. Что они станут просто людьми.
— Вторым человеком хотевшим отомстить мне так же как ты был один твой знакомый. Тольяр.
— В этом я не сомневаюсь. Ты выковала для себя аж два меча? И чем же ты вдохновила его?
— Пусть это останется между мной и им. Скажу лишь, что хотя он и не знает этого, но между нами есть связи родства. Главное что он не пришел. Или погиб, или нашел для себя что-то важнее мести. Уже не важно. Важен только твой выбор.
— Ты уже во второй раз говоришь о выборе. И между чем же я должен выбирать?
— Теперь в этом мире две злых силы. Я. И та сила, что кажется доброй, прячась за идеалами. Харр. Для тебя ведь не станет шоком, если я скажу, что все окульты дело рук жителей Харр. Они тоже засуетились, чувствуя благоприятное время. Они тоже хотят переделать мир — обрушить цивилизацию в объятья вечной зимы, из которой только они сами выйдут целыми. То, что находится на острове Харр — страшная угроза всему живущему. Так или иначе, мы заслуживаем возмездия. А ты моё достойное дитя. Ты пришел ради этого мига. Мига всемогущества. Я предсказала многое. Почти все. Кроме твоего последнего выбора. Кто должен пасть? Сила в перстне велика, но она не бесконечна. Ты выбираешь меня, и я принимаю этот приговор. Разом рассчитаешься за все обиды и даже больше. Получишь часть моей силы, достойный дар. Власть, которую ты жаждал с самого начала. Но если выберешь Харр, то спасешь множество людей, в том числе и тех, кто сейчас умирает в стальных объятиях дикиев. Объявишь войну острову Харр или сокрушишь меня? Если это будет Харр, то твой приговор даст мне право на жизнь. Выбирай.
Она замолчала, позволяя мне подумать. Хитрая. Нет. Мудрая как само время. Выбор. Что же мне выбрать — личную месть и увеличение силы или дать отпор проклятой нежити, сломать стальную броню и добраться до сердца Харр. Что же это за сердце, исполненное такой ненависти к жизни, раз возвращает из смерти?
Астис. Я тебя ненавижу. Ты слишком многое отняла у меня. Но и дала не меньше. Я больше не Темный Властелин. Я могу стать большим, чем властолюбец.
Перстень оказался на пальце. И тут же в меня точно молнией ударило. Сила! Грандиозная мощь! Величие Бога! Совсем как в прошлый раз, но теперь мою волю охраняло кольцо, горящее белым пламенем.
Я почувствовал пьянящую легкость во всем теле и, взглянув вниз, обнаружил что парю. Вокруг тела сформировался зеленоватый ореол, и я понял, что стал почти всемогущим. Кто-то шептал на ухо, что я могу в одночасье сокрушить армию или разрушить город. А могу утопить целый остров. Или вырвать из груди божественное сердце. Я простер руку к сводам и лишь пожелал, как в тот же миг камни растворились в сером воздухе. Верхушка замка просто испарилась, осыпаясь на землю полупрозрачными осколками! Поднявшись высоко в небо, я посмотрел на землю далеко внизу и издал ликующий крик, захохотав от переполняющего счастья. Внизу крохотная Астис, сев на медвежью шкуру с любопытством следила за зеленой звездой, которой я сейчас казался.
Живые, мертвые и не рожденные! Сейчас я стал самым настоящим Пантократором! Повелителем мира!
Серые тучи расступились повинуясь власти кольца и на землю упали лучи солнца, лаская одевшиеся в золото деревья. Какое же это чувство! Нет нужды в заклятиях и призывах! Мои Слова стали Законом! Невероятно! Я могу все!
И я заслужил это. Пусть это всего лишь власть перстня, пусть я остался прежним, но я заслужил право выбирать. Чтобы я сейчас не выбрал, мир изменится. Я изменюсь. Получу больше силы, но стану ли владыкой мира. Защищу свою землю и прочие королевства, но что же это даст мне?
Посмотрев на запад, стократ обострившимся зрением я увидел, как стальная лавина несется, дробя черные доспехи и оставляя за собой ряды мертвых тел. А несется она туда, где спина к спине бьется небольшой отряд воинов, возглавляемый троицей героев. Я видел орудующего альшписом Биргера. И Гуно Весельчака плюющегося кровью. И Реваза, одна рука которого висела согнутая под неестественным углом, а лицо превратилось в оскал боли и ярости. Вокруг них валялись уже мертвые окончательно механизмы Смерти. Вокруг них из последних сил бились еще живые. А в подвалах сидели, трясясь от страха селянки со своими маленькими детьми.
Что же будет в конце пути, спросил меня Келоан не так давно.
Я видел его в том небольшом отряде. Окровавленного, но живого. Пока живого. Люди жертвовали ради меня жизнью, что они получили взамен? А что рассчитывали?
Просто они хотели сохранить свой мир, который олицетворял я. Так ли это?
В один миг я висящий в стремительно очищающемся от туч небе увидел всех, с кем пересекался мой путь. Многие из них уже были мертвы. Другие живы. А некоторые…
Моим глазам предстала картина — возле перекрестка дорог лежит тело того белого пытавшегося убить меня. Теперь он сам мертв. Рядом в пыли Тольяр. У него страшная рана и он умирает. Ему очень больно, но он улыбается. Счастливо, потому что его голову держит на своих коленях всхлипывающая девушка с раскрасневшимся лицом, бережно гладя дрожащими руками. Они о чем-то говорят. Я могу услышать о чем, но не хочу этого делать. А еще я понимаю, что в моих силах задержать парня на этом свете. Это не так-то просто сделать, но я чувствую, что смогу.
Бурлящее вокруг пространство казалось таким податливым, что так и хотелось сделать что-нибудь… невозможное. Просто так. Поиграть всем, что оказалось в моем распоряжении. Сначала выбор. Мой долг перед всеми и самим собой.
Солнце светило тепло и приветливо. Я взглянул еще раз. Сначала на крохотную фигурку, смиренно ждущую своей участи. Лицо Астис было полностью умиротворенным. Она научилась ожидать за свою долгую жизнь. Потом перевел взгляд на безликую армаду закованных в доспехи мертвецов.
Время словно бы замедлилось. И… показалось ли мне, но я услышал за своей спиной хлопанье пернатых крыльев. Все ждало моего решения.
Я протянул руку, сея над землей порывистый штормовой ветер. И сделал свой выбор. Принял, может быть, самое главное в своей жизни решение. Старая эпоха ушла окончательно.
Мир изменился.
КОНЕЦ